Текст книги "О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)"

Автор книги: Альфия Умарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Гроза

Электричество отключилось как всегда не вовремя, хотя чего-то такого Анна и ее муж Василий все-таки ожидали. Гроза – с сильнейшим ветром, ливнем, сверканьем и грохотом – буйствовала уже минут двадцать. Потоки воды низвергались сплошной стеной, как в каком-нибудь водопаде. Бешеные порывы ломали ветви деревьев, крутили их в воздушных водоворотах и швыряли оземь. В печной трубе завывало и стонало. По крыше стучало, барабанило, грозясь унести легкий дачный домик, ходивший ходуном, как в «Волшебнике Изумрудного города». И вряд ли в страну Оз…

Замершей у окна Анне казалось, что очередная молния, спустившись с черного гремящего медными тазами небосвода, ударит прямо в стекло, разобьет его, пронзит ее насквозь или застрянет во плоти. И останется от нее на теле дымящаяся точка…

Аминь…

Женщина тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Отголоски страха перед грозой, первобытного, заставлявшего когда-то в детстве прятаться под одеяло, вызывавшего дрожь и оцепенение, жили в ней и теперь. Ей, давно уже взрослой, бояться было неловко и даже нелепо. Она сердилась на себя за такую слабость, но перед мощью и диким своенравием этой природной стихии все равно робела как маленькая.

Василий, наблюдая за реакцией жены на безобидную, по его мнению, грозу, тихо похихикивал в усы. Он знал об этой смешной, как ему казалось, странности супруги, и не отказывал себе в удовольствии подначить ее порой. Вася не раз с серьезным видом рассказывал о якобы реальных случаях, когда шаровая молния залетала в дом в открытую форточку, убивала всё живое, включая кошек, котов и мышей, и вылетала обратно… Аня округляла в ужасе глаза и наивно верила, напрочь забывая, глупая, как любит иногда подшутить ее муж.

Анна, уставившаяся как завороженная на творящееся за окном, не услышала шагов мужа, который подкрался сзади и молча коснулся ее плеча. От неожиданности она вскрикнула, резко обернулась, и в этот момент темноту комнаты осветил белый слепящий высверк. Он исказил лицо Василия, придав ему дьявольское выражение, а его хохот только усилил жуткое сходство.

Нежные нервы трусихи не выдержали, и Анна лишилась чувств и сползла бы на пол, не подхвати ее вовремя муж.

– Глупенькая, ну чего ты испугалась? – говорил Вася, когда она пришла в себя. – Ты же в безопасности. Успокойся, поспи.

Под ласковый шепот мужа женщина незаметно для себя задремала.

Когда Анна проснулась, вдруг, словно, кто-то толкнул ее в бок, то долго не могла понять, где она и что с ней случилось. В комнате было по-прежнему темно, но за окном уже все стихло. Только по водосточной трубе бежала вода и капало с крыши. Гроза прошла. Затихающий вдали шум дождя напомнил женщине о жажде. В горле пересохло, шершавый язык тяжело ворочался во рту. Во всем теле ощущалась непривычная слабость. Подташнивало.

– Вася, – окликнула она мужа тихим, чуть хриплым голосом. – Вася, ты где?

В ответ – тишина.

Анна пересиливая дурноту и головокружение, поднялась с кровати. Вязкий мрак, окутавший комнату, казалось, проникал в поры ее светлой кожи, выкрашивая ее в чернильность ночи. Держась за стену и покачиваясь на потерявших твердость ногах, женщина дошла до входной двери, распахнула ее и ступила на крыльцо. Свежий и влажный воздух ударил в ноздри, разом ее отрезвив, придал сил. Она вздохнула полной грудью. Огляделась. Глаза, постепенно привыкшие к отсутствию света, начали различать очертания, кустов, деревьев, соседских домиков.

– Вася, – снова позвала Анна мужа уже громче, – Вася, ну где же ты? Мне страшно.

И снова никто не отозвался, лишь хрипло и басовито забрехала собака сторожа у въезда в дачный поселок.

В просвет туч на несколько мгновений проскользнула луна и осветила ближние к дому окрестности. Этих мгновений хватило, чтобы Анна успела разглядеть странную дорожку из выгоревшей травы, принятую ею сперва за лунную. Начиналась она в десятке метров от домика и обрывалась у сетки, разделявшей участки, будто споткнувшись – обо что-то большое и темное, валяющееся на земле. Осторожно спустившись по ступенькам, женщина подошла к заборчику из рабицы и тут только поняла, что это «большое и темное» – ее муж Василий. Он лежал ничком, в неудобной позе, и, казалось, крепко спал. Вася не шевелился. Его волосы были опалены. Пахло жженой тканью и еще чем-то, знакомым, но с тошнотворным оттенком. Это был запах горелого мяса.

Анна отшатнулась. Ее короткие волосы встали дыбом. Сознание помутилось, и она упала без чувств тут же, рядом с телом мужа.

Лай сторожевой собаки, сменив тональность, перешел в вой, наводящий жуть и тоску.

…Гроза, теперь совсем не страшная, громыхала уже где-то далеко…

Дело № …

Вовка сидел у окна и пялился на улицу. Скукотища! Никто из ровесников в этом году в деревню не приехал, одна пузатая мелюзга. «Вот ведь просился у родителей в лагерь, – сердился он, – так нет, отправили к деду с бабкой: они уже старенькие, им помогать надо. Ага, как же. Они вон сами со всем справляются, прямо как пионеры. И воды всегда полные фляги, и траву бабушка Нина непонятно когда успевает повыдергать. И всё свое твердят: «Отдыхай, внучек, наработаешься еще, успеешь». Короче, полный абзац! Ну что, скажите, здесь делать? Коровам хвосты крутить? Так и коров-то на всю Ивановку осталась одна, у бабы Юли».

К дому подъехал на велосипеде мальчишка лет семи. Он с лихим разворотом, подняв клубы пыли, затормозил напротив окна и позвал:

– Вовка, айда купаться!

– Не-а, не хочу, – Вовка поленился даже из окна высунуться, чтобы ответить.

Велосипедист так же лихо развернулся и укатил в сторону речки.

В комнату заглянула бабушка Нина.

– Вовчик, ты бы пошел погулял, что ли! Смотри, день какой славный!

– Бабуль, да скучно мне с этими малявками.

– Ой, Вовка, а давно ли сам был таким же? – улыбнулась бабушка, а сама подумала: а и правда, неинтересно ему уже с малышней, совсем большой вырос. Десять уже.

– Нынче и грибы припозднились как на грех. Да и то, какие тут грибы – жара вон какая стоит, и дождей нет давно, – посетовала бабушка Нина. – А так бы хоть с дедом за сыроежками сходили в лес за дальним покосом. Грибы немудрящие, простые, а в жарехе лучше их нету. Может, и я с вами пошла бы. Хотя нет, ноги мои так далеко уже отказываются гулять.

Бабушка отправилась на кухню. Чуть погодя крикнула оттуда:

– Ну, тогда телевизор посмотри, что ли, кино какое-нибудь.

– Ба, ну какое кино…

Настроение у Вовчика совсем испортилось. Телевизор смотреть ему не хотелось – в это время никаких детективных сериалов. Книги читать – тоже. «Черт, еще целый месяц тут торчать», – совсем сник Вовка и сонно зевнул.

Мимо дома с косой на плече снова, как и накануне, прошагала соседка, тетя Оля. «Интересно, куда это она? – тут же проснулся Вовка. – Коровы у них нет, куры перед домом пасутся. Зачем же им еще травы-то?» Не успел он проводить ее взглядом, как увидел другую соседку, тетю Наташу. Она тоже была с косой и шла в том же направлении, что и первая «косилка», как он обозвал тетю Олю.

Тут уж любопытство не дало усидеть на месте и выгнало Вовку на улицу. Бабушка только и успела проговорить в спину: – И правильно, Вовка, проветрись, чего сиднем-то сидеть.

Мальчик выскочил из дома, даже не переобувшись, в шлепанцах, и двинулся за «косилками». К тому времени вторая из женщин нагнала первую, и они, смеясь и переговариваясь, пошли вместе. Вовка следовал за «двойным объектом», делая вид, будто ему абсолютно нет до них дела и он просто прогуливается, причем совершенно случайно в ту же сторону, что и тетеньки. Но те не обращали никакого внимания на юного «шпиона». И лишь раз оглянулись и помахали рукой: привет, мол, пацан! Вовка, застуканный «преследуемыми», остановился, наклонился, вроде как занозил ногу, и буквально на несколько мгновений потерял их виду. А когда выпрямился, женщин уже не было видно.

Мальчишка, теперь уже не прячась, резво побежал по улице, рискуя потерять тапки, и вертя головой по сторонам. Странно, но тети Оли с тетей Наташей нигде не было. Они как сквозь землю провалились. Он заглядывал во все дворы, но «косилок» так нигде и не нашел. Спустился к речке. Там была одна детвора, плескавшаяся у берега, да незнакомая городская женщина в широкополой шляпе, сидящая в тенечке от кустов ивняка. Видимо, приглядывала за купающимися детьми или внуками.

Пацаненок, приезжавший за ним на велике, увидев Вовку, закричал: «Вовчик, иди к нам! Мы тут в подводников играем». Но мальчик лишь отмахнулся: не до вас.

Вернувшись домой, взял чистую тетрадку, ручку и на первой странице вывел: «Дело № 1. Люди с косами».

Название ему понравилось.

Почесал в затылке. Что писать дальше, юный сыщик не знал. Потом подумал и добавил: «Подозреваемые: тетя Оля и тетя Наташа». В чем именно подозреваемы две добропорядочные деревенские жительницы, по такой лаконичной записи было непонятно. Не знал пока об этом и сам детектив. Его фантазия иссякла, и он отложил составление отчета до тех пор, пока информации не станет больше, чем на две строчки.

На следующий день история с «косилками» имела продолжение, к которому наш следопыт был уже готов. Когда тетя Оля и тетя Наташа, опять с косами, прошли мимо дома, Вовка, сидевший у ворот, чуть погодя отправился вслед за ними. На нем были темные очки, дедова серая фетровая шляпа и старый бабушкин болоньевый черный плащ, бывший ему почти по щиколотку, а потому перевязанный в поясе бельевой веревкой. Получился этакий «человечек в черном» – незаметный и бесстрашный. Вовке было ужасно жарко, он вспотел, однако стойко терпел неудобства маскирующего наряда, продуманного им, кажется, до мелочей. Одного не учел наш герой: «люди в черном» из фильма в общей толпе были действительно незаметны, словно тень. Они уж точно не выделялись как Вовка – в этом нелепом наряде посреди пустынной деревенской «стрит» он был похож на вороненка, важно шагающего по своим неотложным делам.

В конце улицы женщины свернули во двор учительницы Клавдии Ивановны. Вовка, миновав калитку, спрятался за старой березой у плетня. Место наблюдения было выбрано им идеально: отсюда был хороший обзор и отличная слышимость.

Учительница, одинокая старенькая женщина, стояла на крылечке, держась за перильца, и кого-то благодарила: – Девочки мои, какие вы молодцы! Спасибо вам! Вы ведь всю травищу выкосили, мне-то самой уже не под силу. Теперь вон какая красота. Дай бог вам здоровья, девчонки!

Вовка огляделся вокруг: никаких девчонок рядом и в помине не было, только тетя Наташа и тетя Оля. Но какие же они девчонки, они тетеньки взрослые. Но именно их так смешно называла Клавдия Ивановна, а они и не спорили. Ответили только:

– Клавдия Ивановна, ну что вы! Мы рады вам помочь. Вы же наша классная, самая лучшая учительница.

– Да будет вам, девочки, когда это было…

– Нам немножко осталось, за баней докосить, и всё, готово, – сказала тетя Наташа.

– Хорошо, вы заканчивайте, а я пока самовар поставлю. Чай будем пить, – хозяйка вошла в дом, а ее взрослые ученицы, обогнув его, пошли к бане.

«Так вот они куда ходили, – стукнул себя по лбу Вовка. – Тут я их и потерял. А они, значит, сразу за дом в сад пошли, вот я их и не увидел. Теперь понятно».

Вовка, взмокший до невозможности, снял с себя ненужный теперь сыщицкий плащ со шляпой и побрел домой. Там он в отчете о «преступлении» добавил еще одну запись: «Дело закрыто, потому что жертвов нет», забросил тетрадь на этажерку и пошел на речку.

Однако спустя несколько дней в той тетради суждено-таки было появиться записи с новым делом, которое именовалось страшным словом «убийство». А подозреваемым в нем был не кто иной, как… родной Вовкин дедушка Степан. Впрочем, обо всем по порядку.

В один из дней Вовчик, вернувшийся с речки как всегда голодный, в поисках бабушки забрел в полутемный дедов сарай, где и застал самого деда Степана: тот непонятно зачем пытался спрятать под верстак рубашку, которая была в чем-то испачкана. Увидев внука, дед стушевался.

– А, это ты, Вовка, – сказал он с облегчением, словно боялся увидеть кого-то другого. – Накупался?

– Ага. Есть хочу. Не знаешь, где бабуля?

– Да к соседке, наверное, пошла да заболталась. Знаешь же этих женщин, те еще трещотки, – пошутил он, однако глаза у него бегали. – А я, пожалуй, пока бабуля твоя на обед не накрыла, в душ схожу, что-то сопрел в этой жаре, – заторопился дед Степан в садовый душ.

«Так, интересно, зачем это дед рубашку свою прятал? Здесь что-то нечисто, – заподозрил неладное Вовка и, как только дедушка зафыркал под струями воды, достал рубашку из-под верстака. Она оказалась забрызгана… кровью. В бурых пятнах были правый рукав, передняя часть и сзади. Когда Вовка понял, чем замарана рубашка, он с ужасом и отвращением бросил ее на пол, а потом запихнул ногой обратно туда, где она лежала. Ему вдруг стало страшно оставаться одному в сарае, и Вовка выскочил оттуда шустро, как молодой сайгак.

Проходя мимо душа, Вовчик услышал сквозь шум льющейся воды бормотание деда: «Только бы Нина не узнала… Она мне не простит… Она убьет меня за это…»

Что не простит? О чем она не должна узнать? За что убьет? Эти вопросы совсем запутали Вовку, который не знал, что думать об этих пятнах. Если на рубашке дедова кровь, то где раны? Ведь Вовка видел его только что в одних брюках, и на теле ничего не было, никаких порезов. Если это чья-то кровь, то чья?

И тут мальчишку словно осенило: он не раз слышал, как дед Степан грозился когда-нибудь убить соседа дядю Федора, любившего пьяным жечь прямо у дома костер, искры от которого разносил ветер. Тогда даже мальчику бывало страшно, что загорится не только его дом, но и другие тоже.

Вовчик вспомнил: как раз накануне дядя Федя, опять сильно пьяный, снова развел огонь почти у стены их дома, и дедушка из-за этого ругался, а бабушка успокаивала его: – Ну что с дурака возьмешь, Степа? Он же на всю голову больной.

Потом дед куда-то ушел и вернулся часа через два и попросил бабушку накапать ему сердечных капель. Он был не похож на себя обычного: весь взъерошенный, нервный. Неужели он… убил дядю Федора? Вовке стало страшно от этой мысли: дедушка, его добрый и мирный дедушка Степан – и убийца? «Нет, такого не может быть, – не верилось мальчику. – Тогда откуда на рубашке кровь? И дяди Феди сегодня не было видно… Точно, убил. Убил и закопал…»

Вовчик аж вспотел от представившихся картин – одна страшнее другой. Вот дед идет к соседу поговорить, чтобы тот больше не жег костры. А дядя Федя, который пьяный очень вредный и злой, не хочет слушать деда и говорит ему всякие нехорошие слова… Потом неожиданно нападает… Дедушка, защищаясь, тюкает его кулаком – а кулак у деда большущий. Тот падает и напарывается виском на что-нибудь острое… И умирает… А дедушка, испугавшись, что его обвинят в задуманном убийстве, прячет труп, закапывая его в овраге…

Что-то похожее в своих любимых детективных фильмах мальчишка видел не раз. Но одно дело, когда смотришь фильмы про преступления чужих людей, придуманных, где играют актеры, и совсем другое, когда это твой родной дедушка.

Дед Степа все еще плескался в душе, бабушка еще не вернулась от соседки, и у Вовки было время обдумать то, что случилось. Он достал с этажерки тетрадь, и на следующей после первого дела странице появилась запись: «Дело № 2. Незадуманное убийство дяди Федора. Подозреваемый – мой дедушка Степан». И чуть ниже: «Адвокат подозреваемого: его внук Вова Синицын». Он уже решил, что будет защищать деда, потому что верил: дед не мог просто так, ни за что, убить человека. Он вообще никого не может убить. Вовка стал думать, какие слова скажет полицейским, чтобы те поняли, какой у него хороший дедушка, какой он добрый, что «застрадавший» сам виноват, а еще…

В этот момент он глянул в окно и увидел… плетущегося по улице как всегда пьяного соседа. Вовка, не веря тому, что видит, таращился на него во все глаза. Даже протер их, думая, что «оживший покойник» ему привиделся. Однако более чем живой дядя Федор никуда не испарился, более того, заорал песню: «Виновата ли я, виновата ли я…»

Теперь уже сомнений не было: дядя Федор жив-живехонек.

Вовка аж подпрыгнул от радости: его дедушка никого не убивал.

«Так, тогда откуда кровь на рубашке деда и чего он боится? И за что баба Нина его не простит?» – эти вопросы требовали немедленного разрешения. Мальчик уже хотел идти к деду, чтобы расспросить его, но тот, в чистой сорочке, с мокрыми после душа волосами, сам вошел в комнату.

– Ну и болтушка наша бабушка Нина, да, внучок? – подмигнул он Вовке. – А ты чего такой? Случилось что?

Вовка заерзал на стуле: говорить или нет?

– Деда, а ты зачем рубашку спрятал в сарае? И чья на ней кровь?

Дед Степан удивленно посмотрел на внука:

– Какая кровь? А-а, вон ты о чем. Да нет, Вовчик, там не кровь. Это сок черемуховый. Я спиливал сук на дереве, и, когда он падал, зацепил меня. Вот рубашку и вымазал всю в ягодах. А пятна от них, ты точно подметил, как от крови… И не отстирываются, – виновато сказал он.

Потом, оглянувшись на дверь, попросил:

– Ты только бабушке не говори про рубашку, ладно?

Вовка машинально кивнул, раз дед просит, значит, так надо.

– Она мне ее давно подарила, на день рождения. Тогда в магазинах шаром покати было.

Увидев непонимание в глаза внука, пояснил:

– Это теперь, Вовка, в магазинах полно всяких товаров и продуктов. А было время, это когда твои родители были чуть постарше тебя, когда за многим приходилось стоять часами. А могло еще и не хватить. Вот тогда-то твоя бабуля и купила мне эту рубашку, отстояв большущую очередь. Хотела сделать мне приятное. Я ее носил сначала только по праздникам – так берег. Ну а потом… Она пообтрепалась, стала старенькой, как и я, вот Нина и разрешила мне ее носить дома. А я вона что…

– Нашел о чем переживать, – это вернувшаяся бабушка Нина, видимо, услышала часть их разговора. – Всему свой срок приходит. Значит, и рубашкин век закончился. Ты ее и так уж, почитай, лет пятнадцать носил. Ладно, идите обедать, на столе всё.

Так завершилось очередное «дело» юного Пинкертона, который записал в своей тетрадке о благополучном его исходе совсем не по форме, с тремя восклицательными знаками в конце: «Ура! Мой дедушка ни в чем не виноват, он самый лучший на свете!!!»

…

На следующее утро деревня проснулась от истошного крика почтальонши тети Маши: «Убили, Федьку убили…» По ее словам, она обнаружила в овраге «труп» Федора. «Он весь в кровище и не шевелится», – в страхе твердила она. Но, пока Мария бегала за помощью, «труп» проспался и, сожалея о разбитой при падении бутылке красного вина, что была у него с собой, отправился искать, чем бы разбавить свое огорчение.

Но это уже совсем другая история…

За стеклом О том, как надо держать удар…

Она стояла чуть в стороне от других. Голая. Беззащитная. Одинокая. Ранимая в своей обнаженности. К тому же лысая.

Другие девушки смотрели на нее свысока. Презрение было написано на их надменных, деланно равнодушных лицах. Они еле заметно улыбались друг другу и показывали на эту чудачку – кто глазами, кто рукой. Мол, откуда взялось это тонконогое чудо?

А она… Она так мечтала очаровать всех своей грацией, красотой, тонким вкусом. Но все произошло совсем не так, как она ожидала.

Она растерялась. Никак не думала, что ее первый выход в свет произойдет вот так. Что ее, голую, будут бесстыдно рассматривать. Показывать на нее пальцем. Смеяться.

Она хотела прикрыться руками. Отвернуться. Спрятаться. Убежать. Но от волнения ноги не слушались.

«Ну почему, почему они так жестоки? Они даже не попытались узнать меня. Заглянуть в мою душу. Узнать, о чем я думаю, мечтаю… И эти, за окном, тоже пялятся, смеются…» Слезы готовы были брызнуть из ее глаз, но она сдержалась. Нет, не станет она плакать на виду у всех. Не дождутся!

Она почувствовала на себе еще один взгляд, внимательный, оценивающий. Заставила себя поднять глаза и… о боже, какой стыд! Симпатичный парень, в джинсах и свитере, смотрел на нее и улыбался. Нет, не смеялся, а именно улыбался: не робей, мол, девочка, покажи всем, чего ты стоишь!

Успокоилась. Расправила плечи. Выпрямила спинку – как учили. Оказалось, что она не такая уж и худая, скорее тоненькая и хрупкая. Что фигурка ее прелестна своей стройностью. Что ноги длинные и ровные, с тонкими щиколотками и изящной ступней. Что…

– Ну, что раскудахтались, красотки, тоже мне – джулии робертс! Напугали новенькую. Сами-то не помните, какими пришли? Цыц мне! – и, с одобрением, – а ты молодец, малышка, держишь удар. Сейчас будем одеваться!

Через полчаса девушка, уже одетая в брючки-дудочки и вязаный блузон, с симпатичным париком в виде короткой мальчишеской стрижки, которая шла ей необыкновенно, стояла в витрине прямо напротив магазина мужской одежды. Она улыбалась. Тому обаятельному парню напротив. Прохожим. Своим недавним страхам и смущению. Теперь ей ничего не было страшно. Она победила!