Текст книги "Завтра все наладится"
Автор книги: Алессандра Аппиано
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Глава тринадцатая
С кризисами мы начинаем бороться, когда они разрастаются до непомерных размеров, когда мы уже испили до дна чашу страдания, достигли предельного уровня несчастья и начали понимать, что сами же и культивируем свою боль из упрямства и эгоизма. Тоскливые дни нужно переживать точно так же, как мы переживаем счастливые дни; из этого чередования и состоит наша жизнь. Андреа ей не перезвонил. Наступил июль – самый неподходящий месяц для страданий от несчастной любви, для депрессий и одиночества. Гая, ее лучшая подруга, упала с лестницы и лежала в гипсе; она не могла составить ей компанию поехать в Монте-Альто. Топо в ярости из-за отложенной поездки: ночью во сне он гоняет кошек на побережье, а днем грызет ковры и диваны в ненавистной городской квартире. Журналистика ее больше не увлекает: нет больше сил врать себе и другим. Откровенно говоря, Лауре хотелось принять смертельную дозу снотворного и заснуть вечным сном. Даже общение с Гаей не приносило облегчения: ей казалось, что они ходят по кругу, обсуждают все время одно и то же. Как это скучно – быть в кризисе! Одно дело – кризис из-за настоящей трагедии, например внезапной смерти любимого человека, и совсем другое – просто из-за разбитого сердца! А все эти кандидаты на вакантное место возлюбленного! Господи, от них только хуже, из-за них все время вспоминаешь о нем, вместо того чтобы забыть и перестать страдать! Как им удается создать волнение на море в такой зной? Надо отказаться от утопичной идеи заменить Андреа кем-нибудь другим. Надо изменить свою жизнь, а не просто сменить любовника. А может, это странное начало отпуска и есть начало нового года – новой жизни?
В то утро в метро она увидела несколько любопытных рекламных объявлений. Теперь она знала, что делать: кризис нужно не подавлять, а оптимизировать, как совершенно справедливо выразилась Гая, когда хотела взбодрить ее.
Вперед, Лаура, включи свой благословенный компьютер и сделай это! Может, ты совершишь сейчас невероятную глупость, но ты произведешь хоть какое-то действие!
Глава четырнадцатая
Уважаемый господин мэр,
возможно, вы меня помните, меня зовут Лаура Серени, несколько месяцев назад, вскоре после Вашего вступления в должность, я брала у Вас интервью для «Мондо Глобале». Несмотря на то что я придерживаюсь других политических взглядов, я считаю, что вы – достойный мэр и сделали много полезного для нашего города, что не может не вызывать уважения и доверия. Но вернемся к цели моего письма. Я прочла, что Милан выделил пятьдесят тысяч евро на развитие периферийных районов города. Я бы хотела принять участие в этом проекте, разумеется безвозмездно. Уже давно я вынашиваю мысль приложить те силы, которые сейчас я отдаю работе, в той области, где от них будет больше пользы. С настоящего времени (июль 2002 года) жизнь, которую я веду, кажется мне бессмысленной, поверхностной, целиком сосредоточенной на карьере. Мне бы не хотелось показаться истеричкой, переживающей кризис среднего возраста, но я хочу изменить свою жизнь. Как говорится, сейчас или никогда. Я прошу Вас помочь мне проломить стену непробиваемого эгоизма молодых карьеристов, которые делают невыносимой жизнь простых людей. Обращаюсь к Вам со всей искренностью. Простите за излишнюю откровенность, но мне кажется, что обратиться к Вам – это значит сделать шаг в верном направлении. Доброволец – это цветок в петлице у Милана, возможность, которую необходимо использовать.
Я уже подумала о том, что я могу сделать. У меня семьдесят пар обуви, много ненужной одежды, пальто всех возможных цветов и моделей, сотни сумок и сумочек, я уж не говорю об украшениях, книгах, дисках и просто красивых вещах, которые мне постоянно дарят, и я уже не знаю, куда их девать. Я бы с радостью разгрузила свою слишком большую для нас с собакой квартиру. Мне кажется, мы могли бы организовать что-то вроде барахолки (кто знает, сколько еще людей моего социального положения заваливают свою квартиру вещами, чтобы не чувствовать себя одиноко). Вы могли бы выделить нам место на окраине? Я знаю многих в богемной среде, и я уверена, что организовать благотворительный сбор вещей не составит никакого труда. Мы могли бы организовывать небольшие культурные мероприятия, развлекательные программы (добро можно творить различными способами). Милан – щедрый город, с большой позитивной потенцией, нужно использовать ее. На выручку, полученную от продажи старых вещей, мы могли бы организовать детский сад, или приют для обездоленных детей, или даже целую сеть таких приютов.
На этом я пока остановлюсь. Этот проект нужно будет обсуждать всем вместе. Пожалуйста, позвоните мне, мы договоримся о встрече; я оставляю Вам свои телефоны: домашний, мобильный и номер в Монте-Альто, куда я еду отдыхать.
В любом случае, большое спасибо,
Лаура Серени.
P. S. Я уверена, что можно быть амбициозным и одновременно добрым, интеллигентным и романтичным, полезным себе и другим. Вы со мной согласны? Надеюсь, что да.
Письмо получилось ужасным, хуже: бредовым, безнадежно дилетантским. Как всегда, ее бурная фантазия выдала нечто невероятное. Как всегда, желание избавиться от страдания принесло ей полное поражение. Как всегда, ее панический страх потратить свое драгоценное время впустую спровоцировал приступ острой меланхолии, и она впала в состояние глубокой тоски. Пока еще не было никакой надежды на получение места под барахолку, а она уже видела, как организует благотворительный сбор одежды. Пока еще не было никакой уверенности в собственных силах (а вдруг это обычный кризис после разрыва с любимым человеком, и он скоро пройдет?), а она уже представляла себя в образе сверхчеловека: за плечами огромный мешок денег для раздачи бедным всего мира. Пока у нее не было никакой уверенности в жизнеспособности своего оптимизма, но она уже чувствовала себя настоящим Робин Гудом постмодернизма. Кстати, на ней бы отлично смотрелось обтягивающее трико! Положительно, она сошла с ума. Над чем она смеется? Это же бред пятилетнего ребенка! Она безостановочно порождает бред пятилетнего ребенка – и получает от этого удовольствие! И все же она была абсолютно уверена: либо ты действуешь, вот так, спонтанно, как в детстве, либо застываешь навеки в своем глобальном разочаровании, считая, что от тебя все равно ничего не зависит, в жизни все несправедливо и глупо, и бороться бесполезно, потому что все равно ничего не изменишь. Многолетний опыт разочарований парализует мозг; окажись она в пустыне, провалилась бы в зыбучие пески как огромная каменная глыба.
Она написала совершенно абсурдное письмо. Но это все равно лучше, чем ничего. Теперь она будет втайне надеяться, что письмо не дойдет. Почему Андреа больше нравилась роль злодея, чем доброго принца? Почему Андреа не любил ее? Почему наши мечты так часто разбиваются, превращаются в ничто? Теперь придется придумывать себе новую сказку; заново выстраивать мечту, пока ее кто-нибудь не разрушит. Какой в этом смысл, если все рано или поздно закончится? Почему граница между словом и делом такая четкая, а между реальностью и фантазией такая зыбкая?
Глава пятнадцатая
– А почему Лаура до сих пор не приехала, Мария-Роза? Она же всегда снимает на два месяца виллу у баронессы Тоеска. Может, в этом году для нее это слишком дорогое удовольствие? Все-таки нелегко рассчитывать только на свои силы, хотя журналистам платят неплохо. По-моему, снимать одной целую виллу – это дурной тон… Странно, что у нее нет мужчины, который бы содержал ее… у нее вообще нет официального любовника… Не понимаю почему. Она такая… яркая женщина.
– Да нет, она сняла ее, как всегда, у нее многолетняя договоренность с баронессой. Тоеска ее очень любит. Лаура задерживается из-за Гаи, ее лучшая подруга больна. Лаура, добрейшей души человек, всегда была такой: если кто-то в беде, она спешит на помощь. Хоть это и не вяжется с ее имиджем femme fatale…
– Я знаю… ты забыла, мы же с ней вместе учились. Правда, в разных классах. А вот с Гаей в одном. Мне Лаура Серени никогда не казалась такой уж роковой женщиной. Самая обыкновенная, и все эти ее насмешки…
Ты что, с ума сошла, Рита? Если уж на то пошло, с такой фигурой, как у Лауры, можно позволить себе все что угодно… И потом, в этом мире, где каждая потаскушка из кожи вон лезет, чтобы стать дамой, такие, как Лаура, иронизирующие над собой и над своей стильностью, – большая редкость.
– Тебе видней, ты с ней чаще общаешься. Я давно потеряла ее из виду. Извини, я не хочу лезть не в свое дело, но мне кажется, что этот цвет волос тебе не идет, слишком ненатурально выглядит. Мне кажется, что седые волосы – это настоящий шик… Я сама жду не дождусь, когда начну седеть…
– Да? У меня уже начали появляться, но я не хочу их показывать, боюсь, что стану выглядеть старше… Лаура считает, что надо краситься до самой смерти.
– Но у тебя же нет ни одного седого волоса! И потом, ты прекрасно знаешь, что выглядишь лет на пять моложе Серени, у нее такое искусственное лицо под толстым слоем косметики… кстати, ты заметила, что она сделала себе грудь?
– Не может быть! Зачем Лауре это делать? У нее прекрасное молодое тело… И потом, секрет Лауры прост: она следит за собой и у нее железная воля. Спортзал, массаж, я думаю, она еще и бегает по утрам.
– Зачем так напрягаться? Тебе не кажутся смешными все эти женщины, которые не хотят стареть?
– Знаешь, стареть никто не хочет.
В итоге, она все равно выглядит на свои годы, даже больше, она выглядит на все сорок! Кроме того, ты прекрасно знаешь, что ты выше ее по культурному и социальному уровню. Спорим, Карло тоже так считает?
– Не уверена, хотя он говорил, что Лаура слишком яркая, ему было бы неловко рядом с ней.
– Вот видишь, я права. Карло настоящий джентльмен, он знает, что вы подруги, и не хочет показаться бестактным. На самом деле он не одобряет вашу дружбу. Что у вас общего? Что может быть общего у интеллектуалки с состарившимся тинэйджером?
– «Состарившийся тинэйджер» – это выражение Лауры, она сама над собой так смеется… и над всеми нами тоже, особенно над высокодуховными интеллектуалками. Ее острый язычок не щадит никого.
– А я нахожу это ее иронизирование утомительным. Под видом шутки можно любую глупость сморозить. Насмешка – это способ показать окружающим свое превосходство.
Последнюю фразу она позаимствовала у гениального Кело, не зря она столько лет в рот ему смотрит.
– А мне бы хотелось быть такой, как Лаура, даже если Карло говорит, что у нее агрессивное чувство юмора. Может, это от неуверенности в себе, от страха быть покинутой?
– Или от желания показаться интереснее, чем ты есть на самом деле?.. И все же, как вы стали подругами? Вы же такие разные!
– Я была близкой подругой Стефано, ее мужа.
– Ее мужа? Я не знала, что Лаура была замужем, после школы мы потеряли друг друга из виду, поступили в разные университеты: она в Урбино, я в Милане.
– Мы в Урбино и познакомились, там у нее начался роман со Стефано.
– Мы недавно виделись, но она ничего не говорила ни о каком Стефано.
– Не сомневаюсь в этом, и я ее понимаю, она старается не говорить об этой трагедии.
– Трагедии?
– Многие не знают, что она вдова, и думают, что одиночество – ее сознательный выбор.
– По-моему, ей нравится, что все так думают.
– Да, но на самом деле она совсем другая. Это был страшный удар. Он не выплыл на поверхность после глубоководного погружения. Шесть лет совместной жизни. Сначала никто не верил в возможность их счастливого брака: он скрытный и застенчивый, она – сногсшибательная примадонна. А они, наоборот, были очень близки. Когда Стефано умер, Лаура страшно переживала. Казалось, она помешалась. Закрылась в их флорентийской квартире, которую она постоянно пыталась переделать, а он старался сохранить в первозданном виде. А потом в один прекрасный день она заперла дверь (может, даже продала квартиру) и вернулась в Милан, набросилась на работу, сделала карьеру, с помощью которой ей удалось отвлечься и вернуться к жизни.
– Я бы сказала, что перерождение ей более чем удалось.
Ей повезло, она нашла правильного человека – некую Гуиди, очень хорошего, продвинутого психотерапевта. Возможно, сеньора Гуиди и сама пережила нечто подобное или, наоборот, стала психотерапевтом, чтобы выработать иммунитет против таких ситуаций.
– Извини, что настаиваю, но по Лауре не скажешь, что она много выстрадала.
– Почти семь лет прошло с тех пор. Откуда нам знать, что она чувствует на самом деле, забыла ли она? Судьба жестоко обошлась с ней, полностью перевернув ее жизнь. Со Стефано она, наверное, осталась бы во Флоренции, преподавала бы или писала романы, не была бы так категорически против материнства. Я не перестаю удивляться, как ей удалось построить свою жизнь заново. Чисто интуитивно я чувствую, что у нее есть мужчина… должен быть, но счастлива ли она с ним?
– Да, и не один! Просто так тебе не доверят такую рубрику… Говорят, она была любовницей Риги…
– Не может быть, она бы мне сказала, да и потом, Лаура, конечно, не ханжа и прекрасно понимает, какую пользу можно извлечь из определенного рода связей… Но в то же время она щепетильнее, чем кажется.
– Какая ты добрая. Ты мне сразу понравилась, и теперь я понимаю почему! Карло очень повезло, что он встретил тебя!
– Он мне все время это повторяет. Смотри, вот он идет со своей женой. Кстати, как тебе эта Аделе?
Похожа на экономку, говорит только о кухне и прислуге. «Светская женщина никогда не должна упоминать об обслуживающем персонале» – так говорила вторая жена старого Герардески, еще большая карьеристка, чем Рита, с таким же туманным происхождением и более чем скромным социальным статусом. Рита всегда запоминала эффектные фразы.
Глава шестнадцатая
Двадцать дней он думает о Лауре и оплакивает ее. У него есть миллион достойных причин, чтобы не делать этого: она подняла ставку, он удвоил ее, увеличивая пропасть между ожиданиями и реальностью, потому что реальность – жестокая штука, он это прекрасно знал, и беда тому, кто начинает играть с ней в игры. Сколько раз он говорил Лауре, что не любит ее, а она предала его, поступила с ним, как с влюбленным школьником. Что у нее в голове? Упряма, как мул. Неужели жизнь ничему не научила ее? О муже они говорили мало, но понятно было, что ей очень не хватает этих отношений: продолжительных, нежных и глубоких. Вряд ли их отношения были построены на страсти: она со смехом рассказывала, что на время ее месячных он убегал из дома (привычка Лауры дистанцироваться от переживаний путем вышучивания: чем острее боль, тем громче она смеялась). Но с ума он ее не сводил: она любила его нежно, искренне и на удивление трезво. Как же она, наверное, страдала… Хватит, он всегда был с ней честен, всегда говорил правду, что их отношения никогда не перейдут определенную грань, не превратятся в нечто серьезное, он женат и разводиться не собирается. Рано или поздно все закончилось бы… и лучше рано, лучше сейчас, в отпуске есть возможность отвлечься и думать о другом, а может быть, и найти себе новую любовницу. И потом, есть еще одна причина придерживаться этой линии поведения: он никогда никому не позволял командовать собой, не позволит и сейчас, даже такой умной женщине, с таким роскошным задом. Надо заменить этот зад другим – и все, остальное пройдет само по себе. Море – жестокое испытание для старых супругов. Его жена в купальнике выглядела ужасающе: дряблые бедра и руки, про задницу страшно и подумать, Андреа старался не смотреть на нее, чтобы не сравнивать с другими. Молодец, Лаура, бросила его именно тогда, когда больше всего нужна ему. Теперь он будет скучать весь отпуск. Мерзавка, повела себя как капризная невеста, которая скандалит и топает ногами, чтобы доказать свою правоту и добиться желаемого. И в этот раз она не уступит. Будь она проклята, их гордость, ведь они оба упертые, как ослы, ни один не уступит! Может, и правда, они созданы друг для друга? Черт, только не вспоминать о том, как они занимались любовью… Ну, чего ей еще нужно? Все разумные люди знают, что лучше мало, чем ничего, но женщины не идут на компромисс. Потом раскаиваются, плачут в подушку и хотят вернуть все назад, когда уже слишком поздно. Вернется ли Лаура? Его самолюбие говорило «да», а сердце – «нет». Разумом он понимал, что лучше оставить все так, как есть.
Глава семнадцатая
Она не смогла бы взять это интервью у священника, если бы, как обычно, уехала в Монте-Альто. Вот уже несколько лет она арендовала небольшую виллу на июль и август и на два месяца уезжала из Милана – такую роскошь могли позволить себе только очень обеспеченные люди. В своем домике она могла писать, читать, принимать подруг, а теперь и забывать Андреа.
Она добралась до прихода в самую жару, но это не разозлило ее. Напротив, ей очень хотелось поскорей начать разговор с доном Джузеппе. Его книга, где он отчасти рассказывает про свою жизнь, только что вышла и изменила представление Лауры о священниках с телевидения. Кроме ярко выраженных недостатков в этом маленьком человеке содержалась сильная воля и непоколебимая решимость всю жизнь провести рядом с бродягами. Он устроил для них теплый дом в Примавалле, поселил там искалеченных жизнью бывших заключенных, наркоманов, умалишенных и шлюх. Он не делил их на плохих и хороших, но разделял с ними их одиночество и боль, стараясь помогать им по мере сил лекарствами и проповедями. Интересно, почему его так активно критикуют? Может, находить недостатки в других – это лучший способ не замечать своих? Понося других, мы подтверждаем поговорку: «Не делай добра, не получишь зла». Новейшая форма эгоизма: живешь среди собак, веди себя, как собака. Как можно продолжать жить в самом средоточии боли и тоски, балансируя между виновными и невинно осужденными? Журналисты уверены в инфантилизме дона Джузеппе: мы люди, а не святые; чтобы вынести все это дерьмо, необходима ангельская легкость.
Это был жаркий солнечный июльский день. В такие дни хочется сбежать из города и никогда больше туда не возвращаться. За пыльной дорогой виднелись горы рядом с Бергамо: до райской свежести рукой подать. Но даже этот душный парк на периферии Милана, где воняло загрязненной до предела рекой, показался ей вполне подходящим местом для начала. Возле утопающего в зелени старого коровника ее вежливо поприветствовали дети и объяснили, как пройти в кабинет к святому отцу. Никакой спешки, суеты, никаких лишних движений. Никто не навязывает тебе сразу же свою любовь; тебя полюбят, если ты сам того захочешь. Этому оазису действительно не страшно опасное соседство с меркантильным городом (где любят, только если это выгодно, и прячут злобные лица за фальшивыми улыбками), само его возникновение невероятно. Она попала в него совершенно бесплатно, не пересекая пустыню, не выезжая даже за пределы своего округа. Это была просто сказка, которую сочинила сама Лаура, потому что не могла иначе. Иначе она умерла бы от жажды.
Она вошла в кабинет, на который указал ей мальчик с косичкой. Святой отец уже ждал ее: слащавое, но при этом злое лицо, резкие движения, ничего общего с ангелом. Он церемонно ее поприветствовал. Кабинет подкупал своей скромностью: на полках всего несколько книг. Лаура сразу поняла, что перед ней не обычный промыватель мозгов. Сколько раз ей приходилось брать интервью у псевдоучителей жизни и липовых гуру? После таких интервью она всегда чувствовала себя обманутой: эти шарлатаны гарантировали персональный успех (или внутреннюю гармонию) без потрясений и страданий. (Типа тренинга «Открой свой талант».) В целом их метод сводился к следующему: 1. Пойди на работу другой дорогой. 2. Надень свое лучшее платье. 3. Надушись любимыми духами.
Бред собачий, но к ним стояли очереди.
Нет, святой отец ничего такого не предлагал, никаких дешевых уловок за огромные деньги. Взгляд живой и рассерженный. Казалось, он говорил тебе: «Может, лучшего места и не существует, но надо бороться, чтобы не попасть в худшее. Почему? Хотя бы потому, что лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Жизнь – это не увеселительная прогулка, надо протискиваться между скалами, грести изо всех сил; пейзаж загажен отходами. Имеет смысл накачать мускулы, если хочешь вскарабкаться на определенную высоту, вооружиться терпением и ожесточить свое сердце, если хочешь найти хоть кроху смысла во всем этом бардаке. Тебе никто не поднесет на блюдечке готовое решение, но также тебя никто не осудит за макияж, короткую юбку и цвет волос». Это был необычный человек, он знал, что легкомыслие помогает жить, и зло тут ни при чем. Чтобы делать дело, грусть не нужна.
Не имело смысла выяснять его политические пристрастия: совершенно очевидно, он был с теми, с кем и должен, – подальше от махинаторов и спекулянтов. Он не злоупотребляет своим положением и не позволит другим. Лаура рядом с ним стала чувствовать себя как-то особенно, принимая во внимание то, что она написала недавно мэру, и помня о том, как отозвалась об этом человеке идиотка Питалуга, которая вечно несет всякую чушь.
– Начнем с вашего детства. Каким оно было?
– Нищим. Мои родители эмигрировали из Руэльо, вскоре мать овдовела, и мы остались без гроша. Она хотела выжить сама, своими силами, из-за гордыни не попросила помощи у богатых родственников. Она давала нам на ночь по стакану молока, мне и моему брату.
– Как же вам удалось выжить и вырасти?
– Мы избрали верный способ: ничего не говоря матери, мы ходили по родственникам, я, например, шел к дедушке, а мой брат – к дяде. Кто-то давал нам бутерброд с колбасой, кто-то – фрукты или кусочек шоколадки. Так и выжили. А со стаканом молока умерли бы с голода.
– Вы не завидовали своим богатым родственникам?
– Не помню, но думаю, что нет, я восхищался ими, потому что им удалось неплохо устроиться на новом месте. Ау нас всего и было, что три курицы и две коровы. Для меня счастье было синонимом теплого дома с туалетом и несколькими комнатами. В детстве мы с братом спали в одной кровати, и иногда, чтобы не выходить на улицу в мороз, я писал прямо в кровать. Брат просыпался оттого, что промок, и начинал кричать на меня как ненормальный. Тогда я мечтал о том, что, когда я вырасту, у меня будет большой дом с туалетом, с отдельной постелью, и я буду счастлив.
– А на самом деле?
– А на самом деле можно быть отчаянно несчастным с тремя ваннами и десятком гостиных. Жизнь теряет всякий смысл без любви и надежды. О вере в Бога я не говорю, это слишком деликатный вопрос. Иногда даже я срываюсь, и мне все кажется несправедливым и неправильным. А потом говорю Ему: «Господи, если Тебе так нравится, я постараюсь, чтобы мне тоже это понравилось, хотя я не уверен…»
Лаура слушала дона Джузеппе и думала с грустью о своей потерянной любви (сначала Стефано, потом Андреа) и утраченной надежде (ее жизнь ей надоела, и она не знала, что с ней дальше делать). Она до смерти скучала по Андреа. Годы в рубрике «Разбитые сердца» не научили ее ничему, она даже не представляла себе, что может быть так больно. Она чувствовала себя вдовой чужого мужа, по которому она тосковала больше, чем по своему. Ей вдвойне грустно: от разлуки с любимым и от облегчения, что она испытала, расставшись с ним. Полный провал любви и надежды. Эти слова, когда-то такие простые и понятные, сейчас казались ей далекими и непостижимыми.
– Что надо делать, если уходит любовь и надежда? Где их заново отыскать? Это не так просто, ведь нельзя прийти в магазин и отвесить себе по килограмму того и другого? Никто не хочет быть отвергнутым, никто не ищет отчаяния. Это случается само собой.
– Вы правы. Но то, что нам кажется ужасным, непереносимым и неприемлемым, всего лишь подводит нас к вопросу: «Какой смысл у моей жизни?» Что на самом деле имеет значение? Действительно ли очередная карьерная ступенька и лишняя сумма на банковском счете принесут мне счастье, решат все мои проблемы?
– В действительности так никто не думает. Но просто просыпается однажды утром и понимает, что несчастлив.
– У меня так мало веры в себя, что достаточно одного «нет», чтобы разбить меня? Почему я должен приспосабливаться к бесчувственности окружающих? Мучиться и оттягивать решение своих проблем, а в результате неудовлетворенность нарастает. Нужно остановиться, чтобы остались силы начать все заново: сесть в машину и поехать в другую сторону. Святой Франциск был тщеславным, Магдалена – шлюхой, они просто сменили направление движения.
– Да, но…
– Как вы думаете, кто счастливее: дорогая проститутка, накачанная кокаином, разодетая в дизайнерскую одежду, или Кьяра, девушка, которая приехала сюда из Палермо, потому что почувствовала, что должна изменить свою жизнь?
– А чем она занималась до этого?
– Она работала продавщицей в магазине модной одежды. На каком-то этапе она поняла, что не может больше находиться в мире моды, пустом и жестком. У нас она зарабатывает в три, а то и в четыре раза меньше. Иногда у меня нет денег на тринадцатые зарплаты. Когда она приехала, у нее были потухшие глаза, а сейчас они горят, она влюблена в одного нашего воспитателя, скоро я поженю их, если будет на то воля Господа.
– Похоже на сказку.
– Это не сказка, а реальность: она просто не могла так больше жить. Решение далось ей нелегко, семья была против. Все родственники и друзья думали тогда, что она сошла с ума, что ее зомбировал фанатичный священник и его банда наркоманов.
– Честно говоря, ни одна мать не желает такого для своего ребенка, кто знает почему…
– Потому что за это не дают премий и наград, за это не платят больших денег, чаще всего это только усложняет жизнь…
– Но здесь нет одиночества.
Вы умная женщина, но я вынужден вас поправить: здесь меньше одиночества. Я видел самых обездоленных, самых падших, самых безнадежных негодяев. Те, кто поднялся сам, теперь помогают другим. Вы знаете лучше меня, что нет ничего более опустошающего, чем чувство бесполезности. Прошу прощения, я потерял нить: о чем мы должны были говорить?
– Нет, это вы меня простите, это моя вина: я использую интервью, чтобы помочь себе. Я брожу во тьме, мне кажется, я разваливаюсь на части и не решаюсь собрать их заново, не решаюсь начать новую жизнь.
– Я здесь, Лаура, когда захочешь поговорить, когда захочешь поднять глаза, увидишь меня.
– Спасибо.
– И ты увидишь других, некоторые из них смогли избавиться от наркотической зависимости. Если им удалось выбраться, неужели ты думаешь, тебе не удастся? Тебе, такой молодой и красивой?..
– Извините меня еще раз, дон Джузеппе, это было не очень профессионально, я постараюсь не отвлекаться. Итак, вернемся к нашему разговору. Когда вы почувствовали призвание? Еще в детстве?
– Какое там в детстве! Я был ужасным ребенком, мать из сил выбивалась, чтобы дать нам с братом хоть что-то, мы всегда жили в нищете и нужде. Мне так не хватало материнской ласки и нежности… и я боролся за них, как мог, я хотел быть центром жизни для моей матери… Как будто у нее было время для этих глупостей! Я всегда был один, размышлял над своими бедами, в школе я учился плохо, друзей у меня не было, в общем, хуже не придумаешь.
– Поэтому вы решили помогать изгоям?
– Да, я очень хорошо знаю, что значит быть отверженным. Но тогда у меня не было таких мыслей. Я думаю, меня спасла страсть к музыке. Если бы не музыка, я стал бы еще более отчаянным, чем все эти ребята, которые с утра до вечера не дают мне покоя. Если я не умер от горя, никто не умрет. Но часто бывает так, что, спасая одного, ты теряешь двоих…
– Вы говорили…
– Я говорил, что если бы я не начал играть на пианино, я стал бы наркоманом или алкоголиком. Я часами упражнялся как одержимый; разучивая гаммы, я как будто сражался с сотнями вымышленных врагов.
– А почему вы не стали профессиональным музыкантом?
– Мне не удалось достичь больших высот на этом поприще, может, мне не хватило смелости или таланта. Мне нужно было зарабатывать деньги, чтобы помогать матери и платить за университет. Я начал работать с психически нездоровыми людьми в социальной службе. Там я познакомился с мальчиком, который рос в неблагополучной семье.
– Как он вел себя?
– Ни с кем не разговаривал, сидел все время в углу и, если кто-то приближался, брал нож. Этот ребенок изменил мою жизнь. Я понял, что не могу больше сидеть там и ничего не делать. Этот ребенок стал моим ангелом.
– Вашим ангелом?
– Да, я верю в живых ангелов, без крыльев… Он был послан мне свыше. Тогда я решил стать священником.
– Но вы не обычный священник, вы не слишком-то ладите с начальством.
– Это правда, я не могу мириться с бюрократией, с коррумпированной властью. Мне нравится быть вожаком, мне хочется решать самому, как поступать, как рисковать. Иногда я принимаю неверные решения, но это мои решения, и я не могу жить по-другому. Священник свободен: он не женат, у него нет детей, ему не нужно обеспечивать семью, он может быть героем (или сумасшедшим, что одно и то же), потому что ответ держит только перед собой.
– Разве это не эгоизм?
– Разумеется, но каждый должен найти себе занятие по душе. Тогда он сможет быть чуть меньшим эгоистом. Я знаю, что быть отцом и мужем очень трудно. У меня бывают страшные минуты, когда я теряю веру, волю к жизни, но это ни на ком не отражается. Я поворчу немного на Бога, вот и все.
– Наверное, у вас были тяжелые периоды в жизни, когда вы чувствовали нехватку женщины… ее присутствия…
– Конечно, иногда ночью, не в силах заснуть, я думал: «Черт возьми, как бы я хотел, чтобы кто-нибудь был рядом!» Но потом я понял, что никогда не смог бы жить в семье, в нормальной семье. Мне хорошо с этими отчаявшимися людьми. Отчаяние – это предмет, в котором я отлично разбираюсь.
– Вы не думаете, что люди могут плохо отзываться о вас? Говорить, что вы занимаетесь этим, потому что не способны ни на что другое?
– Пусть говорят что хотят. Мне никогда не было интересно, что говорят другие. С этой точки зрения я достаточно равнодушный человек.
– Кто-то сказал: «Свобода – это мужество».
– Да, я согласен с этим, мы никогда не бываем настолько свободны, насколько себя считаем; то же самое можно сказать о мужестве. Но уже поздно, Лаура, все остальное вы напишете сами, мне нужно еще кое-что сделать. До скорой встречи. Я жду вас, приходите, поговорим о вас.
