Текст книги "Поиск Анны (СИ)"

Автор книги: Алексей Зорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Лена заметила Смолину и замерла от удивления. Анна примиряюще подняла руки.

– Лен, я не буду уговаривать насильно. Не захочешь возвращаться – хорошо. Мне будет тяжело, но я приму твое решение.

Лена окинула ее недоверчивым взглядом и промолчала. Смолина осторожно подошла к краю в паре метров от девочки, и села также – свесив ноги.

– Тогда зачем ты здесь? – спросила девочка.

– А ты?

– Ты думала, я собралась прыгать? – усмехнулась Лена. – Я пришла смотреть сияние. И хочу делать это в одиночестве.

Под ними раскинулся город, в котором уже загорались вечерние они. Анна никогда не была на такой высоте, и сейчас у нее захватывало дух и слегка кружилась голова. Лена же выглядела совершенно спокойно, как будто это место было ей больше домом, нежели квартира Смолиной.

– Все детство мне впаривали, что нужно быть хорошей, что бог тебя любит, – сказала Лена, глядя на огни города под ногами. – И знаешь, что я поняла? Богу насрать.

– А мне нет.

Лена недоверчиво хмыкнула. Анна посмотрела на девочку, затем перевела взгляд на вечерний город.

– Я впервые порезала себя, когда мне было семь. Долго выбирала место на теле. Выбрала запястье, – Анна обнажила рукав и показала Лене изрезанную руку. Лена внимательно рассматривала сеть бледных шрамов. Смолина провела пальцем по тонким, длиной не более сантиметра белым линиям. – Эти наносила просто от нечего делать. Но когда случалось что-то серьезное, например, в школе или ссора с родителями – тогда на руке появлялись длинные, глубокие порезы, – она задрала рукав выше и прошлась по широкой полосе длиной в палец. – Этот появился после того, как не стало бабушки.

– Зачем ты делала это? – спросила Лена.

– Я не знаю, – ответила Анна, глядя на ночной город. – Наверное, не могла справиться с эмоциями. Понимаешь, родители всегда любили меня, заботились. Мы жили в деревне. Я любила гулять по лесу, собирать грибы, рыбачить с отцом. Он много шутил, мы смеялись... А потом мы переехали в город.

Анна замолчала.

– И что было дальше? – нетерпеливо спросила Лена.

– Дальше... дальше все изменилось. В городе все стало по-другому. Я как будто попала во тьму. И отец... он больше не смеялся и не шутил. Он... он... – Анна пыталась что-то сказать, словно силясь вспомнить, но память с грохотом обрушивала тяжеленный занавес, за которым невозможно было ничего разглядеть. Лена притихла и терпеливо ждала продолжения. Анна вздохнула и сказала: – А в какой-то момент я подумала: если завтра я не проснусь, в мире ничего не изменится. Никому от этого плохо не станет.

Город переливался цветными огнями под их ногами. Миллионы людей жили и умирали в нем, и никому ни до кого не было дела. Казалось, что они с Леной попали в параллельную реальность или на сказочный остров, и сейчас весь этот мир их никак не касался – они были выше всего людского. Сейчас здесь были только они вдвоем. И Тим.

– Но ты знаешь – я была не права. Всегда есть тот, кому будет плохо. Всегда.

Лена недоверчиво посмотрела на нее.

– У меня никогда не было родителей, – сказала она. – И я не знаю даже как это – когда с ними плохо.

– Мы могли бы... – Анна запнулась.

– Могли бы что? – жестко спросила Лена. – Стать семьей?

Смолина кивнула.

– Хотя бы попытаться.

Лена изучающе смотрела на нее.

– Похоже, тебе это надо больше чем мне.

– Возможно, – ответила Анна. – У меня никого нет. Только ты, да еще Пинин с Тимом.

– Это тот отвратительный заяц? – поморщилась Лена.

– Он самый. Только он не отвратительный. Он спас мне жизнь.

Лена вопросительно посмотрела на Анну. Смолина достала из-за пазухи истерзанного Тима. Его плюшевое тело было аккуратно зашито во множестве мест.

– Я была очень маленькая, и чем-то отравилась. Помню, лежала на кровати и не могла ни пить, не есть. Рядом с кроватью стоял тазик... Была зима, и с работы пришел отец. Он открыл дверь, и в комнату ворвался свежий морозный воздух, как будто наступил Новый Год, и все сейчас переменится. Сбудутся желания, мечты, а от старой жизни не останется и следа. Отец вошел ко мне в комнату, и я помню его глаза – наполненные любовью и заботой. Тогда он и подарил мне Тима.

Анна замолчала. Лена смотрела на нее, ожидая продолжения, но не торопя – видно было, что говорить об этом Смолиной не просто. Она начала, медленно проговаривая слова.

– Спустя годы, когда я поняла, что могу лишить себя жизни – я стала резать Тима вместо себя.

Слова, казалось, повисли в густом воздухе. Ленка рассматривала плюшевого зайца, и теперь за каждым швом на его теле стояла не просто история – история спасенной жизни.

Анна повернула зайца к девочке.

– Тим, знакомься, это Лена, – Смолина помахала лапой плюшевой игрушки.

– Привет, Тим, – грустно сказала Лена и помахала в ответ. – Мы все здесь немного похожи, да? Всё немного того...

Ночной город под ними плыл в дымке, словно звездный океан. Тут и там вспыхивали и гасли огни, размытые висящим над ними туманом. Казалось, под этой пеленой, как под толщей воды, живут своей жизнью сказочные существа. Одинокие киты, так и не нашедшие свою гавань.

– Почему киты выбрасываются на берег? – внезапно спросила Лена.

– Почему? – удивленно переспросила Анна.

– Киты общаются с помощью песен. Ты не знала? Они поют друг другу на определённых частотах. Но есть киты, которые фальшивят. И никто их не слышит. Представляешь? Никто... Так в полном одиночестве они скитаются всю жизнь по бескрайнему океану и поют песню, которую никто никогда не услышит...

– И поэтому они выбрасываются на берег?

Ленка пожала плечами.

– Не знаю. Может, им надоедает жить в одиночестве?

Лена посмотрела Анне в глаза, и Смолина увидела в них свое отражение.

– Поехали домой.

– А как же сияние?

– Это большая удача застать его, тем более в городе... – начала было Анна, но, увидев как вытянулось лицо Лены, остановилась. Смолина подсела ближе и накинула плед на тонкие плечи девочки. Та по инерции хотела было скинуть, но быстро поняла что так теплее.

– Только не жди, что стану называть тебя мамой, ок?

Анна потрепала ее по голове, но Ленка отстранилась.

– Как скажешь, – с грустной улыбкой сказала Анна, и потом добавила: – Ок.

Смолина понимала, что заводить разговор об игре или порезах нельзя ни в коем случае. Видимо, отныне эти темы будут табу, если она не хочет вновь потерять Лену. Как с этим быть и что делать – она подумает потом, и обязательно найдет решение. Но сейчас ей хотелось просто сидеть на краю башенного края рядом с Леной, и чувствовать, что в этом ледяном мире она больше не одна.

Они сидели на остове невиданного исполина над кажущимся пустым городом под пустым небом, словно два пятнышка тепла в огромном холодном мире. Ночь раскинула над головами бескрайний купол, словно плед, наброшенный могучими Северными богами на город. Только в этом пледе не было тепла – с неба лился холод и одиночество. И только здесь, на самом краю крана, похожего на скелет кита, теплилась жизнь.

Внезапно зелёный огонь пролился откуда-то сверху. Серое небо вдруг расцвело красками и стало похожим на движущуюся голограмму. Где-то там, высоко, уже зажигались россыпи первых звезд, а ближе к земле разливалось живое пламя.

– Смотри, оно наступило! – восторженно зашептала Лена.

Анна никогда не видела ничего подробного. Над городом, словно покрывало, переливалось тысячами огней Северное сияние. Небо стало похоже на безбрежный океан. И, если приглядеться, в его волнах действительно можно было увидеть китов. Смолина почувствовал, как Ленка в немом восторге прижалась к ней, и обняла девочку рукой.

Зеленый свет внезапно сменился на алый, словно там, наверху, произошло что-то нехорошее, и кровь залила небосвод. Он окрасил город в красный, накрыв, словно пеленой тумана.

Тишину разрезал звук смс. Анна взглянула на экран – оно было от Гуру.

«Я узнал, кто создал игру.»

Аркан 2. Светорожденный.

«Только слепой может определить, что такое свет.»

Ошо

Руна 1.

«В море Похъёлы девица

Свой большой платок стирала,

Платья в море полоскала,

Там на камне их сушила,

На краю большого мыса.

Увидала щепку в море;

Забрала себе в кошелку,

Принесла домой в кошелке,

Перевязанной ремнями,

Чтоб колдун оружье сделал,

Заколдованные стрелы.»

Калевала

Тайми откинула с мокрого лба копну соломенных волос и, издав томный вздох, откинулась на сено. Волосы тут же разметались по сухой траве, открыв красивую полную грудь с острыми сосками. Ей в плечо, тяжело дыша, уткнулся Никита. Девушка нежно обняла его расцарапанные плечи. Жаркие тела еще не остыли, два молодых сердца бешено стучали в едином ритме.

– Загонял меня совсем, – горячо шепнула на ухо парню Тайми.

– Ты сама кого хочешь загоняешь, – хрипло ответил тот, и, подняв опьяненные любовью глаза, уставился на обнаженные девичьи груди. – Кровь с молоком!

Руки Никиты словно сами собой потянулись к груди Тайми, но та остановила его руку – правда, нехотя.

– Ты чего? – удивился парень.

– Остынь, жеребец! Дай отдышаться.

Она хитро смотрела в янтарные глаза любовника, которые уже загорались огнем новой страсти. Что-то в его милых глазах было такое, отчего кровь приливала к груди и к низу живота. По молодому девичьему телу с кожей цвета молока прошла легкая дрожь, не укрывшаяся от парня. Рука Никиты, которой преградили путь к грудям, попыталась скользнуть ниже, к самому заветному, но и там наткнулась на решительный отпор.

– Ну ты чего? – нетерпеливо заерзал он.

– Тормози говорю! – девушка постаралась напустить на себя строгий вид. С ним по-другому нельзя. А не то насытится юным телом, выпьет досуха, и побежит на другой двор, соседским девкам под юбки заглядывать.

Они лежали на крытом грубыми досками сеновале на краю деревни Лумиваара. Сеновал принадлежал дядьке Тайми – Ивану, и сейчас он отсыпался после заботливо поднесенной любимой племянницей бутылки ядреного карельского самогона. Бабушка Окку настаивала его на травах, и в деревне говорили, что он лечебный. Насчет полезных свойств Тайми сказать не могла, но то, что дядька предпочтет заготовке дров употребление колдовского зелья, и что после бутылки на ногах не устоит – знала. А значит, никто не помешает им с Никитой насладиться объятиями на сеновале...

Осень выдалась на редкость теплой для северных широт, и ребята ловили последние солнечные деньки. Сухая трава впивалась в кожу, но они этого не замечали. Завтра все будет чесаться от колкого сена, но это будет завтра, которое так далеко, словно несуществующая заморская страна. А сейчас есть только эта теплая осень, лучи солнца на лице и крепкие мозолистые руки Никиты.

Еще в детстве Тайми спрашивала маму – почему у нее такое имя? Мама объясняла малютке, что здесь, в Карелии, смешались две крови – русская и финская. Перемешались быт, имена, традиции. Так и жили рядом Иваны, Лены, Никиты, Хилкки, Сияны, Хелви. И Тайми. В тайне она гордилась своим именем, считая его вкупе с полной грудью неоспоримым преимуществом перед другими деревенскими девчонками.

Их поселок назывался «Лумиваара», что означало «снежная сопка». Соседняя деревня и вовсе называлась «Рассвет». Тайми не знала, кому пришло в голову его так назвать в этом холодном северном краю. Она любила тайгу, любила деревню, но последнее время что-то отчаянно звало ее уехать отсюда. Словно нельзя было здесь оставаться, вот только Тайми никак не могла понять – почему?

Сеновал был старый, отовсюду доносились скрипы, и почему-то именно сейчас они показались Тайми тревожными.

– Слышишь?

– Что?

– Скрипит.

Никита прислушался и сделал страшные глаза:

– Это Тонтту.

– Да ну тебя!

Парень засмеялся, а Тайми отмахнулась от него охапкой сена.

Считалось, что Тонтту рождался из обрядового последнего снопа, который хранили в овине. Гадая об урожае, подходили к овину и прислушивались: если слышен скрип – урожай в следующем году будет хорошим. И вроде пугаться нечего, но все же Тонтту – дух, кто знает, что его может обидеть?

Свежий ветер ворвался на сеновал и растрепал волосы Тайми. В небе стремительно пронеслась пара летучих мышей. Из недалекой тайги донеслось глухое уханье филина. Несмотря на разгоряченную кровь и объятия парня, девушка поежилась.

– Знаешь к чему филин кричит? – загадочно ухмыльнулся Никита и сделал большие глаза: – К смерти!

– Да ну тебя, дурак! – обиженно сказала Тайми и прикрыла валяющимся рядом сарафаном грудь. – Только сказки рассказывать и можешь!

– Я еще кое-что могу, – придвигаясь ближе к телу девушки заговорщически произнес Никита.

– И что же? – фыркнула девушка. – Пока я от тебя кроме слов ничего не видала.

– Ты про подарки что ли? – сконфузился Никита.

– Сам догадайся! – отвернулась девушка.

– Тайми, ну я же говорил – поеду в город на заработки и куплю тебе новое платье! – жарко зашептал Никита, придвигаясь еще ближе, сжимая тонкую талию в крепких руках. Тайми вновь ощутила горячий ток крови и мурашки по телу от жаркого дыхания парня, но заставила себя сбросить его руки. – Но без платья ты еще краше!

– Да не нужны мне твои платья!

– А что же тебе нужно? – растерялся Никита. Тайми повернулась к нему, все также прикрывая грудь, и заглянула ему в глаза.

– Ты меня любишь?

От неожиданности Никита даже слегка подался назад.

– Ну чего ты так сразу-то...

– Сразу? – вспылила девушка. – Ты меня который раз на сеновал тащишь? Я тебе что, девка продажная что ли? Да им хоть платят! А я хочу чтобы меня любили, замуж хочу, детей рожать! Мне уже девятнадцать, а я все в девках хожу! Любка вон в прошлом году замуж выскочила!

Она отвернулась и уткнулась лицом в острые коленки.

– Ну Тайми... – неуверенно начала Никита. – Ну чего ты...

– Да ничего! – всхлипнула девушка. – Ленку тоже небось на сеновал водил?

– Ленку-то? Да она ж косая! Нафига мне Ленка эта?

– Да, а я слышала девки говорили как вы за ручку ходили! – всхлипнула Тайми.

– Кто говорил? – напрягся Никита.

– Любка говорила!

– Да брешет твоя Любка! – горячо сказал Никита. – Она назло тебе... ревнует, потому что знает, что я...

– Что – ты?

Никита замолчал. Тайми повернулась к нему и уставилась заплаканными глазами, пытаясь поймать смущенный взгляд парня.

– Что ты? – спросила она с нажимом. Никита теребил сухую травинку, не решаясь поднять глаза.

– Ну! – Тайми вцепилась в его руку. – Скажи мне!

Никита поднял глаза, вдруг ставшие очень нежными.

– Люблю я тебя, дуреха...

Тайми кинулась в объятия парня, повалив его на сено.

Спустя полчаса они вновь лежали рядом, остывая, и Тайми водила сухой травинкой по волосатой груди Никиты. Тот достал смятую пачку сигарет и закурил.

– Смотри сеновал не спали! – ткнула она его в бок. – А то нам ох влетит от дядьки Ивана!

– Угу, – буркнула парень, перевернулся на спину и выпустил кольцо дыма в потолок. Сквозь неплотно пригнанные доски просвечивало солнце, и в его лучах сизый дым выглядел как облака.

– Увезешь меня отсюда? – тихо спросила Тайми. Никита тяжело вздохнул.

– А ты хочешь уехать?

Тайми как-то грустно кивнула.

– Как только работу в городе найду – увезу.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Тайми улыбнулась. Вновь подул ветер, и принес с собой новые запахи. Тайми потянула воздух.

– Чуешь? Запах странный. Как будто сено спрело!

– Ну, может и спрело. Дядька Иван-то поленился, видать, вилами поворошить.

Запах становился все сильнее и Тайми поморщилась. Точно спрело. Странно, подумала Тайми. Дядька Иван хоть и любил выпить, но мужик хозяйственный. У него всегда и сено вовремя убрано, и дырки в заборе заделаны. Однако ж не уследил в этот раз! Нужно будет сказать дядьке, а то раз сено начало преть, так все сгнить может. А без сена коровы зиму не протянут, и тогда... Только надо будет придумать историю о том, что Тайми делала на сеновале.

Никита затянулся сигаретой, но тут же с отвращением выкинул ее далеко в сторону и сплюнул.

– Ты чего? – удивилась Тайми.

– Гадость какая? – скривился парень. – Как будто не табак, а коты нассали!

Он хотел сказать еще что-то, но не успел, потому что увидел, как Тайми вдруг схватилась за горло. Ее глаза выпучились, в груди стало нестерпимо горячо, словно весь воздух разом выкачали из легких. Девушка открыла рот, хватая воздух вдруг пересохшими губами.

Никита хотел спросить что случилось, но его скрутил приступ сильнейшего кашля. Парень упал на сено, схватясь за горло, сквозь которое, казалось, пытались выскочить обожженные легкие. Два разгоряченных голых тела вновь извивались рядом на сене, но теперь это не было танцем любви. А солнце все также освещало их сквозь щели в деревянных досках.

Через несколько минут оба были мертвы.

***

2006 год, 25 сентября.

Петрозаводск.

Еще подходя к квартире, Анна услышала за дверью смех Лены. Это было удивительно – девочка редко улыбалась, а уж смех Смолина и вовсе от нее не слышала. Может это потому, что Лена ей не доверяет, спросила Анна саму себя, и тут же ощутила укол ревности. Что, она такая злюка, что с ней даже улыбнуться нельзя?

Смолина открыла дверь ключом и вошла в прихожую. Городской телефон стоял на тумбочке у двери, и Лена только что беззаботно по нему болтала. Но при виде Анны она тут же посерьезнела, бросила невидимому собеседнику «я перезвоню» и повесила трубку.

– Привет!

– Привет.

– Как дела?

– Нормально.

Ленка тут же напустила на себя скучающий вид и скрылась в своей комнате. Смолина через силу проглотила это. Нужно было держать себя в руках и хотя бы внешне делать вид что они нормальная семья.

Анна не стала долго задерживаться в квартире – они договорились попить кофе со Светой и обсудить ситуацию. Через полчаса Смолина уже была в кафе. Конечно, Света опаздывала – как всегда. Когда она приехала, Анна заказывала уже второй латте.

– Она с кем-то говорила по телефону, смеялась, такая счастливая, – сходу начала Смолина. – Но как только я вошла – сразу посерьезнела и бросила трубку. Как будто маску надела.

– Ань, она подросток, у нее свои дела, – развела руками Света. – Она вернулась домой, это уже знак того, что она тебе доверяет.

– Или что просто не хочет возвращаться в детский дом, – хмуро парировала Анна. – В квартире-то все жить приятнее, даже с такой чокнутой бабой, как я.

– Ты не чокнутая, – улыбнулась Света. – Ты просто особенная.

– Ты всегда сглаживаешь углы.

– А ты всегда их срезаешь по максимально крутой траектории, – парировала Света. – Ты такая? Ок. Прими себя.

– Как можно принять себя такой? – не поняла Анна.

– Так ты уже такая есть! Остается только признаться себе в этом. Что мешает тебе быть собой?

– Уголовный кодекс, – хмуро ответила Смолина.

– Надеюсь, ты никого не собралась убивать? – пошутила Света, но Анна только вздохнула в ответ.

– С удовольствием бы убила того, кто создал эту дьявольскую игру! Она не идет у меня из головы! Как думаешь, что диск с игрой делал у Лисинцевой?

– Хороший вопрос.

– Знаешь, что самое интересное? Я подробно осмотрела её квартиру. У нее нет компьютера.

– Тогда зачем ей диск?

– Может, это не её? В квартире бывал еще кто-то. Мужчина. Я нашла одеколон, шампунь, одежду. Все дорогое, качественное, явно кто-то не бедный. «Северное сияние» обычно бандиты и бизнесмены покупают.

Света присвистнула.

– Завидный жених! И кто это мог быть?

Раздался звук смс. На экране телефона Анны высветилось короткое сообщение:

«Встретимся?»

– Кто там? – вытянула голову Света. Смолина отмахнулась и написала в ответ:

«А как же твоя хваленая конфиденциальность?»

Гуру ответил быстро:

«Это прозвучит странно, но я тебе доверяю.»

А я тебе нет – подумала Анна и взглянула на Свету.

– Что там? – спросила та, поймав взгляд.

– Хакер этот... хочет встретиться.

Света повела бровями и понимающе улыбнулась. В ответ Смолина закатила глаза.

«Где и во сколько?»

«Дом культуры в Голиковке знаешь?»

«Ага, там еще следственное управление МВД – отличное место для встречи.»

«Рад, что тебе нравится. Там кинотеатр. После обеда обычно показывают старье, на которое никто не ходит. Купи билет на задний ряд, место 59.»

Света смотрела, как Смолина печатает ответ.

– В кино пригласил, – ответила Анна на ее немой вопрос. – То ли шпионская встреча, то ли свидание. Как в дешевых фильмах.

– Съездить с тобой?

Смолина отрицательно покачала головой.

– Свет, ты забыла? Ты – штаб, я – поле. Не переживай за меня.

Света вздохнула.

– Ладно, Мотылек, лети! Только будь осторожна!

– Буду, – буркнула Анна. Она терпеть не могла этой излишней заботы, которой ее пытались обволакивать, особенно после того случая с Машенькой – как будто воспринимали Смолину как инвалида, прошедшего горячую точку. – Встретимся здесь же через два часа. Набери Резнову.

Смолина накинула куртку и выскочила в холодную осень.

***

Дом культуры находился почти в центре города, и Анна быстро добралась до места. Взяла билет на бородатый китайский боевик под названием «Клан Белого лотоса» родом из восьмидесятых и прошла внутрь.

Небольшой зал действительно был практически пуст. Фильм уже начался, и в полутьме Смолина видела, что заняты от силы мест двадцать. Красные стулья, характерный не выветривающийся запах попкорна, полутьма. Она прошла к своему месту на последнем ряду для поцелуев и села. Вокруг было пусто, видимо влюбленные парочки предпочитали целоваться под что-то более романтичное. Только в конце ряда сидел прыщавый подросток, искоса на нее косящийся. Анна оглядела зал, но никто не привлек ее внимание.

Гуру не приходил. Смолина от нечего делать принялась смотреть фильм, но он был до жути скучный. На экране хрупкая девушка – видимо, мастер кунг-фу – с мечом в руках раскидывала толпы врагов.

Анна терпеть не могла боевики. Они все были на одно лицо – картонный главный герой одной левой раскидывал бандитов, а на второй его руке в это время висли красотки с обложки. Да уж, в жизни все не так, подумала Анна. Красотки обычно выбирают подонков, которые ломают им жизнь, а герой валяется в подворотне с ножевым. Ну или тихо спивается где-нибудь в драных носках перед телевизором. А не вот так вот прет в одиночку на толпу, побеждая в конце злодея, грозящегося уничтожить мир.

– Анна?

Смолина обернулась на голос и увидела того самого сутулого прыщавого подростка в потасканных джинсах.

– Допустим. А ты кто?

Парень обошел ряд и сел рядом на свободное место.

– Я гугу, – ответил парень.

– Что еще за гугу? – не поняла Анна и подумала: «псих какой-то».

Парень покраснел.

– Я букву «эг» не выговагиваю... – смущенно сказал он.

– Так ты Гуру? Хакер? – удивилась Анна.

– Нетсталкег, – недовольно поправил ее парень.

– Сколько тебе лет?

– Какая газница? – насупился Гуру.

Анна ждала чего угодно, но только не этого. Да уж, интернет обезличивал. Судя по манере общения на том конце всемирной сети был брутальный альфа-самец, но никак не хилый подросток с проблемами с дикцией.

– Восемнадцать хоть есть?

– Давно уже есть, – еще больше насупился парень. – Мне двадцать пять вообще-то.

– Не похоже что-то.

– Тебе военник показать?

– Купил? – догадалась Анна.

Парень недовольно промолчал.

– Зовут-то тебя как?

– Виталик.

– А фамилия у тебя есть?

– А это важно? – насупился парень и нехотя промолвил: – Гытиков я. Пегвая буква эг...

– Понятно, Рытиков... Ну да, Гуру звучит поинтереснее.

– Слушай, ты за этим пгишла? – вспылил Виталик. – Или тебе нужна инфогмация?

– Ладно, выкладывай, что у тебя есть?

Виталик протянул руку и раскрыл пустую ладонь.

– За все надо платить.

Анна хмыкнула и принялась отсчитывать деньги.

– Про альтруизм не слышал?

– Это те дугачки, что делают что-то бесплатно? Ганьше это называлось габство.

Виталик пересчитал деньги и спрятал в карман поношенных джинс, потом поднял глаза, но его взгляд застыл на груди Анны.

– И? – Смолина подняла брови. – Я заплатила тебе, чтобы ты мной любовался?

Виталик смущенно отвел взгляд.

– В общем, инфогмация следующая, – он говорил вполголоса, чтобы не нарушить покой любителей боевиков, и Анне пришлось немного придвинуться ближе, отчего Виталик запнулся. – В общем, это... Фигма называется... я такое не выговогю, вот, на бумажке записал.

Он протянул Смолиной диск и вместе с ним измятый клочок бумаги, на котором было написано: «Kuolenda muailmu».

– И что это означает?

– Я похож на лингвиста? Понятия не имею. Ты пгосила узнать название – я узнал.

– Да что мне толку с названия! Мне нужно знать, кто они такие.

– Так ты слушай! – вытаращил глаза Виталик. – Я же говогю... Фигма загегистгигована как гелигиозная, но на нее офогмлено много всего, вот, смотги, я выписал ниже.

Он ткнул пальцем с нестриженными ногтями в бумажку, исписанную каракулями. Видно было, что Гуру-Виталик привык печатать на клавиатуре – Смолина с трудом разбирала подчерк. Анна пробежала глазами по списку.

– Ничего не понимаю. Как религиозная организация может быть связаны с сетью заправок? На кого зарегистрирована фирма?

– Читай ниже, – Виталик указал пальцем.

Ловиатар Ремшу.

– Ты что-нибудь нашел на этого человека?

Виталик покачал головой.

– Или он очень хорошо пгячется, или...

– Или что?

– Или такого человека не существует.

Смолина беспомощно смотрела на список. Она поняла, что запуталась. Чуть ли не впервые в жизни Анна была готова попросить о помощи.

На огромном экране появился бородатый старик в длинных одеждах – видимо главный злодей. Он с легкостью одолел главную героиню, и сейчас она лежала вся в крови, корчась от боли. Старик победоносно поглаживал длинную бороду.

Смолина попрощалась с Виталиком и в задумчивости направилась к выходу из зала.

Анна уже забирала куртку в гардеробе у древней старушки с морщинистыми руками, когда обоняния коснулся едва заметный запах ладана. Смолина резко повернулась к гардеробщице.

– Здесь рядом магазин благовоний?

– С чего вдруг? – удивилась та.

Анна обвела взглядом толпу. Праздношатающиеся прохожие, влюблённые парочки, подростки. Ничего подозрительного, но она отметила, что с этой точки отлично просматривается весь вестибюль, входная группа и даже стоянка за большими панорамными окнами. Если бы кто-то решил проследить за ней – он выбрал идеальное место с прекрасным обзором и возможностью мгновенно затеряться в толпе.

– Здесь был кто-то странный? – спросила Смолина у наблюдавшей за ней старушкой.

– Вроде вас? – едко спросила гардеробщица.

Анна поплотнее запахнула куртку и вышла на улицу. Быстро смеркалось. Темнота города вдруг стала зловещей, а холод, словно тысячи кинжалов, пытался проникнуть сквозь одежду. Смолина вновь осознала, как же она одинока в этом огромном, чужом городе. Но если раньше это одиночество было просто тоскливым, то сейчас оно стало опасным.

Руна 2.

«Удержать его мать хочет,

Остеречь его, старушка:

Не ходи ты, мой сыночек,

В села Похъёлы далекой,

Не ходи без чародейства,

Без премудрости могучей

К избам Похъёлы суровой,

На поля детей лапландских.

Запоет тебя лапландец,

Заклянет тебя турьянец,

По уста положит в угли,

В пламя голову и плечи,

В жаркую золу всю руку,

На каменьях раскаленных».

Калевала

1997 год, Париж

В библиотеке было тихо. Шелестели пожелтевшие страницы древних фолиантов, которые переворачивали тонкие пальцы. С каждой новой страницей оживало то, что давно почило в бездне времен.

И в то же время нечто должно было воскреснуть.

В катрене Х-72 Вера наконец-то нашла то, что искала.

«L’an mil neuf cens nonante neuf sept mois...»

Вера водила пальцем по строкам, шевеля губами.

«Тысяча девятьсот девяносто девятый год и семь месяцев...»

Меньше, чем через два года. Все эти люди, беспечно живущие во грехе, предающиеся страстям – никто из них даже не подозревает о том, что их ждет. Нострадамус знал это 450 лет назад.

«Du ciel viendra vn grand Roy d’effrayeur...»

Некоторые переводчики утверждали, что крылатое выражение «Venir du ciel» – поэтическая метафора, означающая возвышенное состояние духа. Другие говорили о идиоме, о том, что пророк имел в виду «спуститься с небес на землю» – увидеть реальное положение вещей. Но в сочетании со следующей частью строки невинная фраза приобретала угрожающий оттенок.

«Grand Roy d’effrayeur» многие переводили как «король-искупитель». Но Вера знала истинный перевод.

«С небес придет великий король устрашающий...»

Король устрашающий был не кем иным, как Королем Ужаса. Вечным Турсосом. Сотни лет он спал во мраке глубин, и теперь должен был пробудиться. Он придет для того, чтобы...

«Resusciter le grand Roy d’Angolmois...»

...воскресить великого тоскующего короля – короля Ангулемского. Речь шла о Франциске I, противоречивом короле Франции, правящем во времена Нострадамуса. Как бывало со многими правителями – кто-то его боялся, кто-то боготворил. Но было бы ошибкой считать его просто человеком. На личном гербе Франциска была изображена саламандра, объятая пламенем – существо, возрожденное из огня. На гербе правителя было сказано: «Nutrisco et extinguo», что означало «Я питаю огонь, и я гашу его». Ходили слухи, что Франциск был алхимиком. Что имел в виду пророк, предсказывая воскрешение того, кто вел опустошительные и бессмысленные войны?

«Auant apres Mars regner par bonheur.»

«...а после счастливо возродиться. » Слово «Mars» могло с равной долей вероятности означать как «Марс», так и «март». Только это было непонятно Вере – произойдет возрождение после Марса или после марта?

Вера слышала версию, что речь идет всего лишь о солнечном затмении, и опасаться нечего. Но те, кто так думал, упускали важную вещь: древние почитали солнце как живое существо, как истину. И затмение еще никогда не предзнаменовало что-то хорошее.

Вера отложила отсканированные листы и взглянула на круглые окна в потолке, сквозь которые пробивались лучи солнца. Были те, кто утверждал, что Нострадамус не мог предсказать затмение на 450 лет вперед. Глупцы, подумала Вера с пренебрежением. В пределах драконического периода или сароса, в который солнце восемнадцать раз проходит цикл смены времён года, затмения повторялись с математической точностью, известной еще со времен Древнего Вавилона. Неужели за эти века люди настолько отошли от истинной природы вещей, что не понимают таких простых законов мира?

Большинство считает, что человечество неуклонно прогрессирует, но Вера знала правду: мир катится в регресс уже тысячи лет. Как иначе можно объяснить то, что религия, которую большинство считает истинной – всего лишь калька с более древних верований? Вере доводилось читать египетскую «Книгу Мертвых», и она была удивлена и возмущена, осознав, что заповеди Моисея вчистую списаны из «Сказания о восхождении во свет», которому больше трех с половиной тысяч лет. А Иисус подозрительно похож на Митру – не только историей и деяниями, но даже внешне.

Человечество не хочет развиваться, люди не хотят думать. Они хотят слепо идти туда, куда их ведут.

Что ж, это их право.

Вера встала из-за стола – все, что нужно было сделать во Франции, она сделала. Пора было возвращаться. Пусть точный смысл фраз ускользал от ее понимания, но главное было ясно – Король Ужаса придет, и не так важно в каком обличии.