Текст книги "Интервенция"

Автор книги: Алексей Щербаков

…Увидев, что в кабинете горит свет, журналист подумал, что просто забыл его вырубить, но, войдя, увидел зрелище, от которого застыл на пороге с разинутым ртом. На стуле сидела, как у себя дома, та самая девица – и с интересом изучала содержание его ноутбука. На ней была драная майка с символикой какой-то «металлической» группы, куртку она бросила на пол. Ничего себе! Джекоб, вместо того чтобы задать ряд вопросов: как она сюда попала, миновав все посты, и, что самое главное, как ей удалось взломать компьютерный пароль, который, как уверяли представители фирмы-продавца, абсолютно хакероустройчив… Так вот, он вместо всех этих закономерных вопросов сказал самое глупое, что только можно было сказать:

– Жрать хочешь?

Та кивнула – Джекоб полез в рюкзак и извлек оттуда какие-то консервы. А заодно, поколебавшись, все-таки достал и разлил по стаканам виски. Пила девица по-русски, даром что маленького роста и юного возраста. Спокойно влила в себя стакан. Ела она тоже будь здоров – не отвлекаясь и не останавливаясь, как хищный зверь. То ли у них там в этом доме со снабжением было не ахти, то ли просто аппетит был такой. Джекоб не успевал ей подкладывать. Она слопала столько, что хватило бы на трех спецназовцев. Потом встала и деловито стянула с себя майку, неторопливо расшнуровала ботинки, вылезла, как змея из кожи, из своих штанов… Потом выпрямилась во весь свой хлипкий рост и улыбнулась волчьей улыбкой.

Зрелище она представляла то еще. Девчонка была худая – торчали все ребра, но на руках виднелись маленькие, но твердые бицепсы, и фигурой она больше походила на мальчишку, занимающегося, скажем, бегом на длинные дистанции. Впрочем, особо разглядеть ее Джекоб не успел. Девица подошла к нему, твердо взяла за руку и повела к дивану. Все это она проделала с таким видом, будто другого развития событий и предположить невозможно. И Джекоб, сам не понимая почему, не стал возражать, хоть девка была совсем не в его вкусе. Джекоб с кем попало не спал и умел отказывать женщинам. Одна сокурсница забралась было к нему в кровать, но он не только сумел ее отвадить, но – что почти нереально – сохранил с ней хорошие отношения. А вот сейчас сбросил одежду и повалился рядом с девицей на диван.

Что-либо осознавать Джекоб стал только под утро. Он лежал на спине, и ощущение было такое, будто все это время грузил уголь. Голова девицы мирно покоилась у него на животе. Что тут можно сказать? Джекоб к своим тридцати двум годам много где побывал, со многими женщинами успел переспать. Но то, что вытворяла эта девица, было чем-то совершенно запредельным. А весело жили эти анархо-фашисты, если у них все девчонки были такими, подумал журналист. Тут он запоздало спохватился. Вот дела – завалился спать с кем попало, с девкой черт знает откуда. Но почему-то он был уверен, что никаких неприятностей у него не будет.

– Слушай, а как тебя зовут-то хоть? – спросил Джекоб, когда девица зашевелилась.

– Василиса.

До журналиста дошло, что он впервые слышит ее голос. Он был низкий и хрипловатый, но в общем-то красивый – просто мечта продюсера, ищущего вокалистку для группы, играющей блюз-рок.

– Василиса, – повторила она. – А для друзей просто Васька.

В голове у Джекоба вертелось много вопросов, но он не знал, с чего начать и как их сформулировать. Как-то все получалось глупо. Ну в самом деле, не начинать же волынку: а откуда ты, кто твои родители и как ты попала в банду отморозков? Он решил начать с простого:

– Васька, а как тебя сюда пропустили?

– Никто меня не пропускал. Делать мне нечего всяких придурков спрашивать! Я сама прошла.

Все было понятно. То есть ничего непонятно. Джекоб подошел с другой стороны:

– А как тебе удалось взломать пароль на компе? Ты что, училась программированию?

Хотя, честно говоря, чтобы сломать этот пароль, надо было не просто учиться программированию. Надо было его очень хорошо знать. Эту защиту не смог на спор сломать профессиональный программист, выпускник Массачусетского технологического [16]16
  Массачусетский технологический институт считается лучшим техническим вузом США.


[Закрыть]. А в этом учебном заведении дураков не держат.

– Какой пароль? – искренне удивилась девица.

Джекоб вскочил в кровати и метнулся к компьютеру, перезагрузил машину. Вместо того чтобы сказать «enter password», ноутбук с наглым видом тут же выдал картинку рабочего стола. Пароль исчез!

Видя ошарашенное лицо Джекоба, Васька сочувственно сказала:

– Да ты не парься. И нас тут и не такое бывает.

В дверь просунулся Риккардо. Смотрелся он как кот, который поутру возвращается с мартовской гулянки. Да, впрочем, так оно и было. Джекоб, не особо нуждаясь в услугах «ординарца», отпускал его в свободное плавание. Чем тот пользовался на всю катушку. Дело в том, что чуть ли не с первого дня пребывания сил НАТО к расположению их частей стали приходить многочисленные девицы и женщины. Непонятно было даже – откуда их так много взялось. Причем не какие-нибудь замухрышки, а красивые, иногда даже очень красивые. Возможно, подтянулись из деревень и окрестных городов. Денег с пришельцев девицы, можно сказать, и не брали. У них были иные цели – каждая хотела подцепить солдатика в качестве транспортного средства для перемещения в Европу или за океан. И, судя по энтузиазму интернациональных миротворцев, шансы имелись у многих. Впрочем, ничего нового в этом не было. Термин «трофейная жена» появился после войны во Вьетнаме. В мусульманских странах с этим было сложнее, хотя тоже случалось. Ну а тут все вернулось на круги своя.

Первыми навели порядок французы, которые стояли на Петроградской стороне. Их начальство, сообразив, что сколько ни запрещай, а до девиц военнослужащие все равно доберутся, привело это дело в норму. Девиц поселили в отдельном доме, провели туда электричество и даже оборудовали души. Примеру французов последовали все. Риккардо, видимо, пропадал именно в подобном доме, который был расположен недалеко от Смольного.

Теперь он с некоторым ужасом глядел на Ваську, которая, лежа на животе, беззаботно смолила сигарету.

– Что глаза таращишь? – наконец обернулась она к нему. – Девок голых не видел?

– Простите, синьорина, – взял Риккардо светский тон и обратился к Джекобу: – Ох, слава богу, шеф, а то я уж испугался, что вы из этих козлов… Тех, которые иной ориентации. Только есть в этом городе девушки и получше…

Риккардо, как истый латинос, полагал, что мужики не собаки, им кости ни к чему. Поэтому Васька его не вдохновляла. И по причине же своего латиноамериканского происхождения он люто ненавидел гомосеков – таким парням, как он, сколько ни прививай политкорректность и прочую толерантность к пидорам – не в коня корм.

– Шеф, тут дела-то какие творятся… Все на ушах стоят. С компьютерами чудеса происходят. Я в этом ничего не понимаю, но все бегают, будто конец света наступил.

– У них тоже!

Джекоб торопливо оделся и выскочил в коридор, в котором располагались комнаты аккредитованных журналистов. Там царила обстановка, более всего напоминающая растревоженный курятник. Журналисты носились туда-сюда с квадратными глазами. Постепенно обстановка стала проясняться. Оказалось, что Джекоб, у которого с машины всего лишь исчезла защита, отделался легким испугом. Взбесились все армейские компьютеры. Они глючили – и глючили как-то очень странно. Что же касается журналистских ноутбуков, то машина Джекоба осталась единственной, которая работала. У остальных все было куда хуже. Самое же удивительное было то, что машины пострадали по-разному. У одних, к примеру, вылетел BIOS [17]17
  Загрузочный модуль. Без него компьютер – просто груда микросхем.


[Закрыть]. У других же винчестеры переформатировались сами собой. Вот так вот просто – ни с того ни с сего жесткие диски стали жрать самих себя. И сожрали ведь у тех, кто не успел вовремя прекратить это безобразие.

Самое интересное было у Речел. На все команды ее машина реагировала односложно – сообщением во весь экран на русском: «Дайте водки, суки!», сопровождавшимся музыкой – началом песни группы Deep Purple «Smoke on the water», после чего безнадежно висла. После перезагрузки все повторялось по новой.

– Слушай, а может, дать компу водки, если он так просит? – предположил Джекоб.

– Ты все остришь! Это теракт! Нас атаковали русские хакеры! – завопила Речел.

Журналист только покачал головой. В отличие от Речел, которая разбиралась в компьютерах на уровне домохозяйки из глубинки, он кое-что знал о хакерах. И понимал, что такая хакерская атака очень маловероятна. Точнее, невероятна вообще. Ведь что получалось? Какие-то неведомые взломщики разом выпустили чуть ли не табун разных вирусов – уж больно разнообразны были повреждения. Причем вирусы тоже должны быть неведомыми – защита у армейских машин что надо – и при этом обладать силой атомной бомбы. Да и то сказать – русские, конечно, считались лучшими хакерами в мире, но проделать такое… Нет, поверить в это трудно.

Тем более накрылись и такие армейские компьютеры, которые были вообще ни с чем не связаны. У них не имелось ни CD-ромов, ни даже даже USB-портов!

Все это Джекоб узнал уже в пресс-центре, где царила не меньшая паника, чем среди журналистов. Впрочем, так было всюду. Как оказалось, армия без компьютеров чувствовала себя очень неуютно. Полетела связь, еще много чего полетело. Не говоря уже о такой мелочи, как Интернет. Как оказалось, без компьютеров воевать трудно.

– И что вы об этом думаете? – спросил кто-то из разъяренных журналистов инженера, спешно доставленного в пресс-центр и топтавшегося вокруг погасшей аппаратуры.

– Вскрытие покажет! – огрызнулся он.

– Но вы можете хотя бы предположительно назвать причины?

– Могу. Даже две. Атака инопланетян или черная магия. Выбирайте по вкусу.

– Это дьявол! Это происки дьявола! – заорал вдруг один солдат. Это был просто рядовой боец из взвода охраны, для порядка направленного в пресс-центр ошалевшим начальством. Хотя ну кого или что здесь можно было ловить и от кого что охранять? Даже если дело все-таки было в вирусах – их с помощью войск не поймаешь.

– Что он там вопит? – обратился Джекоб к сержанту.

– Сэр, не обращайте внимания. Он у нас такой… Адвентист. Религиозный шибко. Он, как прибыли в Россию, всюду видит происки дьявола.

– А были причины?

– Да никаких. Ну да, десять человек провалились в подвал с горячей водой. Правда, откуда там взялась горячая вода? Но мало ли. В таком-то городе. А он орал о том, что во всем дьявол виноват.

Джекоб посмотрел на солдата. Это был худой чернявый парень, на котором обмундирование смотрелось как-то нелепо.

– Что, брат, ты думаешь, все тут от нечистого?

Парень посмотрел на Джекоба – и глаза его стали совсем дикими.

– И ты знаешься с нечистым!

Джекоб махнул рукой и пошел прочь.

Вернувшись в свою комнату, он обнаружил там Риккардо и Ваську, сидевшую в одной майке, с мокрыми волосами. Латинос что-то ей увлеченно рассказывал. Излагал он на испанском, энергично размахивая руками. Девица ухмылялась.

– Я ее в душ проводил, – доложил латинос.

– Ты что, знаешь испанский? – спросил Джекоб девицу.

– Откуда? Но анекдот про мужика, который голый спрятался от мужа в шкафу и вылез с криком «Я моль!» я и на русском слышала. А этот… Риккардо душевно рассказывает.

…До конца неосознанная мысль, всплывшая в голове Джекоба, пропала. Нет, в самом деле, ну не могла эта девица сотворить подобную диверсию! Уж скорее можно было бы поверить, что анархо-фашисты имели в своем доме крылатые ракеты с ядерными боеголовками. Но даже если такое предположить – трудно представить столь крутого террориста, который после выполнения ТАКОГО задания будет сидеть в расхристанном виде и слушать болтовню разгильдяя-солдата. Чушь. Собственно, такая нелепая мысль мелькнула у Джекоба лишь потому, что девица снова лениво тыкала пальцем в клавиши ноутбука.

– Что ты там смотришь?

– Ваську. Красивая картинка у тебя. Прямо хеви-метал.

– Не понял.

– Ну, Васильевский остров.

Журналист глянул в монитор. Да, этот снимок подарил ему кто-то из русскоязычных знакомых, узнав, что он собирается в Питер. Вроде как талисман. На фотографии был изображен сфинкс – египетское чудовище, занесенное на набережную Невы. Снимок и в самом деле смотрелся сильно – каменное изваяние сидело, упираясь головой в красное закатное небо, по которому неслись клочья черно-синих облаков. От фотографии веяло непонятной угрозой.

– Красиво. Но как-то мрачновато… – оценил Риккардо, глянув в свою очередь на фотку.

– А вы думали! А уж если они разозлятся…

Как это ни странно, невиданное ЧП с компьютерами не произвело какого-то особого шума. Паника улеглась, технику кое-как восстановили. Не всю, правда, да и работала электроника теперь весьма своеобразно… Но военные инженеры все-таки обнаружили причину – какой-то технический сбой. Никто из их туманных пояснений на наукобезобразном языке, напичканном разными техническими терминами, ничего не понял. Поняли только, что вероятность такого сбоя была одна на миллион. Уникальное сочетание разных обстоятельств. Но ведь десять в минус шестой – это все-таки не ноль. Шансов выиграть главный приз в лотерее только чуть больше. Но кто-то ведь выигрывает! Ну, а тут не выиграли, а проиграли. Вот и все дела.

Что же касается журналистских ноутбуков, то от этого просто отмахнулись. Мол, армия не отвечает за то, что творится в ваших компьютерах. Особенно все потешались над Речел, которую откровенно недолюбливали. Водки машине пожалела! Как это часто бывает, за смехом все и проехали.

Что касается Васьки, то неожиданно для себя Джекоб не захотел с ней расставаться. Понравилась ему эта странная девица. Поэтому журналист пристроил ее в качестве консультанта – поскольку сотрудничество с местными жителями всячески приветствовалось, вопросов никто не задавал. Тем более что подружки из местных, тоже как-либо оформленные на службе, имелись у многих. Начальство против этого не возражало. Риккардо переворошил вещевой склад и отыскал маленький комплект формы, в которой девица смотрелась вполне пристойно.

Добро пожаловать в резервацию!

Без особой цели Тони брел по улицам Петербурга. Он находился в увольнении. Впрочем, дисциплина в корпусе разболталась – и четкой разницы между увольнением и самоходом не было. Почему-то вместо того, чтобы квасить пиво с сослуживцами, Тони потянуло пошататься по улицам. Благо район Владимирского проспекта, где располагалась его часть, считался практически безопасным.

Его завораживал этот город, где улицы были похожи на горные ущелья. Казалось бы, большинство домов стояли пустыми. Но Тони не зря вырос на природе – он чувствовал, что там, за этими стенами, что-то происходит. Там была какая-то своя жизнь, которой он не понимал. И недоброй была эта жизнь. Тони чувствовал исходившую от города скрытую враждебность. Пока скрытую.

На площади, носившей невыговариваемое название «Владимирская», возле огромной красивой церкви шло торжище. Стояло несколько телег, запряженных лошадьми, с них торговали сельскохозяйственными продуктами. Точнее, не совсем торговали. С приходом американцев пришли и доллары. Но целый год в Петербурге господствовал натуральный обмен. Люди к нему привыкли и не спешили возвращаться к обычным товарно-денежным отношениям.

Тут же толпились люди, предлагавшие пластиковые бутылки с самогоном, а также консервы и прочую армейскую еду – из той, которые раздавали представители миротворческих сил. Множество людей держали в руках разнообразные побрякушки – большие и малые. Какие-то подсвечники, украшения и прочее. При виде американского солдата именно эти, последние, толпой бросились к нему и стали наперебой предлагать свой товар. Русского Тони, понятное дело, не понимал, но иногда проскакивали и безбожно исковерканные слова «absolutely cheaply [18]18
  Совсем дешево.


[Закрыть]». Но вот чем не страдал Тони, так это страстью к сбору трофеев. Он вообще был равнодушен к вещам. Тем более что к нему уже пару раз приближались какие-то деятели и шепотом на неплохом английском предлагали продать патроны. Судя по уверенности, с которой они действовали, многие солдаты промышляли этим бизнесом. Скоро винтовки начнем продавать, мелькнуло в голове у Тони.

Все эти дела его не интересовали. Поэтому он протиснулся сквозь толпу и двинулся вдаль по улице, в начале которой восседал на постаменте какой-то бородатый тип.

Улица была вымощена камнем, кое-где торчали обломки скамеек. Видимо, раньше ее делали с некоторой претензией. Теперь вся эта претензия смотрелась весьма ободранно. Но район был людным. Окрестные дома носили признаки обитания, из многих окон торчали трубы самодельных печек. Да и люди то и дело сновали туда-сюда.

Тони наугад свернул в переулок и обнаружил там непорядок. Человек пять парней лет по четырнадцать-пятнадцать напали на прижавшегося к стенке пожилого человека. Тот, даром что на вид был типичный ботаник, да еще и в очках, – все же довольно удачно не давал им приблизиться. Но, конечно же, участь его была решена, если бы Тони не ринулся на помощь.

Солдата чуть ли не с первого дня, когда он подписал контракт на службу в Петербурге, навязчиво воспитывали в том ключе, что он должен поддерживать порядок и защищать мирных жителей от хулиганов и прочих панков [19]19
  В английском языке слово «панк» имеет значение «шпана». Представители движения панков сознательно взяли себе такое название.


[Закрыть]. Но главное, честно говоря, было в другом. Парни были одеты пусть и в видевшее виды старье, но все-таки в их прикидах угадывался стиль американских рэпперов. Тони терпеть не мог эту категорию двуногих. Хотя бы потому, что, как и большинство белых жителей Техаса, он в душе не мог согласиться, что чернокожий равен белому, – и это его убеждение не могла вытравить никакая проповедь политкорректности. Но если негров он просто недолюбливал и первым их никогда не трогал, то белых, которые подражали приколам черномазых, просто ненавидел. Рэпперов он бил всюду, где встречал. Поэтому и не стал, как следовало бы по инструкции, стрелять в воздух и кричать, чтобы разошлись, а молча бросился в атаку. Одного вырубил ударом приклада, второго, успевшего обернуться, достал ногой ботинка в живот. Остальные, увидев атакующего амбала, да еще одетого в военную форму и вооруженного, кинулись бежать – но Тони успел залепить прикладом еще одному меж лопаток. Тот заорал и впечатался мордой в асфальт. Потом, правда, встал на четвереньки да так и двинулся прочь, хныча и вытирая кровавые сопли.

– Ох, благодарю вас, – сказал человек на правильном английском языке. Таком, который у себя в Техасе Тони слышал только из телевизора – да и то по центральным каналам. У южан была собственная гордость, они принципиально говорили по-своему.

– Не стоит благодарности, сэр. Это наша работа. Мы получили приказ расправиться с бандитами и хулиганами.

Незнакомец огляделся вокруг себя и поднял с земли довольно-таки тощую курицу:

– Вот, купил на рынке… Из-за нее они и напали.

– Простите, сэр, за любопытство: а на что вы покупаете?

– Меняем. Я сегодня отнес свои занавески. В деревне есть продукты, но товаров никаких нет. А они ведь нужны, что бы ни происходило… Так у нас было и в Гражданскую войну. Тоже меняли вещи на продукты. Да, позвольте представиться: Анатолий Степанович Гурьев. В прошлом – преподаватель истории в университете.

– Рядовой Тони Снайдер.

– Не хотите зайти ко мне? У меня, правда, особо ничего нет…

Тони стало любопытно, как живут люди в этом городе. Пока что ему не доводилось бывать в квартирах местных жителей. И он согласился.

Дом оказался поблизости – громадный, грязно-желтый. Окна были безжизненны, но из некоторых торчали кривые печные трубы, свидетельствующие, что здесь тоже кучкуются люди. Надо сказать, Тони никак не мог понять принципа, по которому люди сбивались в одни дома и игнорировали другие. Вот, к примеру, этот дом был далеко от речки, то есть от источника воды. И вообще ничего особенного в нем не было. А дом был обитаем. А на Фонтанке многие дома стояли пустыми. Наверное, в городе, как и в прерии, есть места, где хорошо себя чувствуешь, а есть не очень. В первых люди селятся, вторых те, кто не дураки, избегают. Просто-напросто в современных больших городах у жителей особого выбора нет. А в Петербурге выбор имелся…

На пересечении двух узких улиц Тони заметил разгромленный магазин, судя по зеленому кресту на уцелевшем осколке вывески, это была аптека.

– Наркоманы разгромили. Еще прошлой осенью. Они и раньше тут собирались, – пояснил новый знакомый.

Тони, направляемый профессором, поднялся по узкой обшарпанной лестнице, возле которой находилась страшноватого вида клетка непонятного назначения. Только почти дойдя до конца, Тони сообразил, что это был лифт, застывший как раз на последнем этаже.

За облезлой дверью квартиры тянулся длинный коридор. Пройдя по нему, они вошли в просторное помещение… И тут Тони замер. Перед ним было окно – совсем небольшое, размером с картину. Там, за окном, заваливался за горизонт огромный кроваво-красный шар солнца. А до него длинными неровными волнами шли сплошные крыши, из которых торчали бетонные трубы и палки бесполезных телевизионных антенн.

– Красиво… – пробормотал солдат.

Он оглядел комнату, освещенную закатным светом. Впрочем, никакая это была не комната. Судя по допотопной газовой плите, когда-то это помещение являлось кухней. Но теперь здесь находилась кровать, покрытая одеялами и ворохом одежды. Тут же присутствовало и круглое сооружение, в котором узнавалась печка с трубой, выведенной в окно. Подобную солдат видел в музее Остина, еще когда учился в школе. Как говорил экскурсовод, на таких печках готовили пищу его предки-ковбои. Это как-то сразу расположило Тони к хозяину.

– Погодите, я сейчас разведу огонь, что-нибудь приготовим… – сказал новый знакомый.

– Не стоит, проф [20]20
  В США любой преподаватель в вузе называется профессором.


[Закрыть].

Тони снял с плеча свой рюкзак. На всякий случай, уходя в увольнительную, он захватил бутылку виски и кое-какую еду. Ребята говорили, что в этом городе на все это можно выменять много ценного. Но Тони нравилось знакомиться с людьми. А выменять… От нас не убудет. Он разложил еду на столе возле окна.

– Выпьете, проф?

– Можно.

Профессор полез куда-то и достал старинные серебряные стаканчики. Кивнув на них, он сказал нечто, что Тони не очень понял:

– Эти стаканы третье лихое время переживают. Восемнадцатый год, блокаду и теперь…

– Проф, а почему бы вам не пойти к нам работать? Нам нужны люди, знающие английский язык. Вы человек образованный, к тому же вроде бы приличный. А то из русских к нам набежала такая сволочь… – спросил Тони, когда выпили.

Гурьев как-то заколебался – будто солдат предложил ему что-то очень заманчивое, но стыдное.

– Наверное, и пойду. Просто иного выхода нет. Не все же менять вещи на еду. Когда-нибудь они закончатся. У меня их не слишком много. А вот вы скажите, что тут планирует сделать новая власть?

Тони был простым солдатом и в таких делах не особо разбирался. Но опять же – люди из отдела пропаганды требовали при контактах с местным населением разъяснять цели и задачи миротворческой миссии. Да и профессора было жалко. Хотелось сказать ему что-нибудь хорошее.

– Проф, как я понимаю, тут хотят сделать нечто вроде города-музея. Как эта… А, Венеция.

Гурьев погрустнел:

– Что ж, был город – и не стало. Лучше б его немцы в сорок первом с землей сровняли. Погиб бы город с честью, как и жил.

Тони искренне удивился:

– Но послушайте, проф, ведь если сюда станут ездить туристы, у вас будет хорошая работа, вы будете нормально жить. Как все в Европе живут. Они там вроде бы совсем не бедствуют.

– Оно, конечно, так… Но вот… Вы не были в Венеции? А я был. Один наш популярный музыкант написал такую песню.

Гурьев полез куда-то в угол и извлек гитару. Подстроил и забренчал, напевая что-то. Музыка была приятная, нечто в рок-стиле.

– Я вам переведу.

 
На берегу так оживленно, людно.
Но из воды высится, как мираж,
Старый корабль, грозное чье-то судно.
Тешит зевак и украшает пляж.
Как ни крути, годы, увы, сильнее.
Как ни крути, время свое возьмет.
Сбиты борта, нет парусов на реях.
И никогда полный не дать вперед.
Зато любой войдет сюда за пятачок,
Чтоб в пушку затолкать бычок
И в трюме посетить кафе и винный зал.
А также сняться на фоне морской волны
С подругой, если нет жены,
Одной рукой обняв ее, другой обняв штурвал.
Был там и я, и, на толпу глазея,
С горечью в сердце понял я вещь одну:
Чтобы не стать эдаким вот музеем,
В нужный момент лучше пойти ко дну [21]21
  Слова А. Макаревича.


[Закрыть].
 

Тони был из тех парней, которые соображают долго, но если уж понимают – то навсегда. Он долго скрипел мозгами и вдруг понял. Ему помог пример из истории родного края.

…В Техасе очень уважали индейцев. Было время – с ними воевали, да так, что небу становилось жарко. Но каждому новичку впоследствии долго и обстоятельно рассказывали истории о смелости, ловкости и коварстве краснокожих. Каждый мальчишка знал наизусть имена великих индейских вождей. Это были настоящие ребята – сильные и внушающие к себе почтение. В Техасе умеют ценить мужество – пусть это даже мужество тех, кто содрал когда-то скальп с твоего прадедушки. И те, кто с ними сражался, – тоже были ребятами не промах. Это теперь они стали скучными толстыми дядьками, сидящими с пивом у телевизора, у которых от былой ковбойской лихости остались только стетсоны [22]22
  Стетсон – знаменитая ковбойская шляпа.


[Закрыть].

А когда Тони было двенадцать, его отец отправился по каким-то делам в индейскую резервацию и взял парня с собой. И там Тони увидел этих… Кучка жалких людей, живущих на пособие и вопросительно глядящих на каждого белого: не привез ли он виски? [23]23
  В резервациях запрещена продажа спиртного, поскольку индейцы склонны к алкоголизму и спиваются со скоростью света.


[Закрыть]За пять долларов они надевали свои наряды и исполняли военные танцы, которые давно потеряли смысл, ведь, отплясав, они не отправлялись на войну, а начинали высматривать: с кого бы сшибить еще пятерку? Индейцев больше не было. Но не было больше и ковбоев. Остались машины, магазины и скучные люди. Не зря ведь Тони, до того как ушел в армию, два года работал дальнобоем. На трассе, по крайней мере, было весело.

– Резервация. Я знаю, бывал, – сказал он.

– Вот именно. Резервация. Но – что делать…

Тони захотелось продолжить разговор. Только он не знал, про что говорить. И он спросил наугад:

– Проф, я мало знаю о вашем городе. Тут вроде были сильные бои во время Второй мировой?

– Да уж, – грустно усмехнулся Гурьев. – Бои были что надо…

Из дома Тони вышел только через два часа. Он с детства слыхал много рассказов о войне. Его прадед воевал с японцами, а кто-то из предков сложил голову, сражаясь на Гражданской войне на стороне Конфедерации. Но Тони никогда не думал, что можно ТАК воевать. На этот город он смотрел теперь другими глазами. Все-таки хорошо, что русские стали иными, подумалось ему, а то нам бы туговато тут пришлось. Но было чего-то жалко. В Техасе ковбои перевелись давным-давно. А тут – совсем недавно.

Он сам не заметил, как вышел на какую-то площадь, где над одним из угловых домов высилась башня, до слез похожая… Да, именно на это. С детства, проведенного среди прерий, у Тони сохранилась привычка примечать заметные места и давать им имена. Сам того не зная, он про себя окрестил ее так, как звали местные, – love tower [24]24
  Эта башня находится на Пяти углах, дом на углу Загородного проспекта и улицы Рубинштейна. В народе ее называют «башней любви».


[Закрыть].

Внезапно перед ним возник сержант армейской полиции:

– Солдат! А ну-ка помогите!

Вместе с сержантом они подошли к санитарной машине, возле которой суетились двое парней в белых халатах. Тони помог запихнуть в машину носилки, на которых отчаянно орал парень, рожа у которого была в глубоких, до мяса, царапинах. Но не только рожа – вся форма была изодрана в клочья. Потом санитары погрузили еще одни носилки – там наблюдалась та же картина.

– Сэр, что их, кошки подрали? – спросил Тони сержанта, когда санитарная машина отбыла.

– Парень, ты будешь смеяться, но так оно и было! Именно кошки и именно подрали. Придурки сунулись мародерствовать вон в тот дом. Открыли на первом этаже какую-то то ли квартиру, то офис. И тут на них как набросятся… А ты не смейся! У нас в Дакоте водятся дикие кошки. Если с такой на узкой тропке встретишься… А если у нее еще и котята где-нибудь рядом – пожалеешь, что на свет родился. Без глаз останешься как пить дать. Только тут вышло еще хуже, чем в Дакоте. Дикие кошки – они ведь одиночки. А тут они, выходит, в стаи сбились. Такого быть не должно, но так оно есть в этом городе. Так что эти парни, как мне санитары шепнули, вряд ли выживут…

Сержант двинулся в одну сторону, Тони в другую – и очутился один на узкой темной улице. Он двинулся туда, где, по его расчетам, был Невский. И тут из подворотни вышел кот… Вздрогнув от неожиданности, Тони вскинул винтовку, но тут же выругал себя за трусость. В самом деле, кот и не думал на него бросаться. Это был крупный черный зверюга со светящимися зелеными глазами. На солдата он смотрел дружелюбно, но с чувством собственного достоинства. Тони вырос в деревне, а потому любил всяких животных. Гораздо больше, чем людей.

– Ну, привет, парень, – сказал он коту.

Зверь наклонил голову и коротко мявкнул.

– Жрать хочешь?

Кот мявкнул.

Солдат порылся в кармане, вытащил завалявшееся там печенье, присел и протянул коту. Тот степенно подошел, понюхал и стал есть. Потом снова коротко мявкнул и потрусил в глубь подворотни. И только тогда Тони разглядел, что там, в темном колодце двора, сидит еще пара десятков таких же, черных как ночь, здоровенных зверей.

– А ведь это те же самые… – дошло до Тони. Он сообразил, что кинься вся эта кампания на него – не спасут ни винтовка, ни его мускулы, которые чуть поменьше, чем у Шварценеггера. С дикими котами он не встречался, но, что такое разъяренная домашняя кошка, имел представление.

«Сытые они теперь, что ли? Да нет, наверное, те ребята были городские, с живностью договариваться не умели», – решил Тони, но все-таки ускорил шаг, спеша добраться до Невского, где светили прожекторы, стояли патрули и было спокойнее.