Текст книги "Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского"
Автор книги: Алексей Щербаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
«Апостол анархии» признавал, что в среде крестьян очень сильна вера в царя, и это ему, разумеется, сильно не нравилось. Не нравилась ему и «патриархальность» общины, то есть её консерватизм. Выводы Бакунин делал интересные.
«Мы увидим, что кроме царя, его чиновников и дворян, стоящих, собственно, вне мира или, вернее, над ним, есть в самом русском народе лицо, смеющее идти против мира: это разбойник. Вот почему разбой составляет важное историческое явление в России – первые бунтовщики, первые революционеры в России, Пугачев и Стенька Разин, были разбойники».
То есть Бакунин призывал к опоре на уголовные элементы. Ничего удивительного в этом нет – ведь глубже всего он народ изучал в Сибири, которая являлась тогда «каторжным краем». Закон там был – тайга, а прокурор – медведь… Об этом стоит задуматься. Бакунин, как и впоследствии другой видный анархист, князь Кропоткин, были отнюдь не «книжными интеллигентами». Они очень хорошо помотались по Сибири – и сделали те выводы, которые сделали.
И, наконец, главный вопрос: что делать? «Соберите всю нашу революционно мечтающую и резонирующую дворянско-буржуазную молодежь; но, во-первых, как связать ее в одно живое, единомыслящее и единостремящееся тело? Она может соединиться, только погрузившись в народ; вне же народа она всегда будет составлять бессмысленную, безвольную, пусто-болтающую и совершенно бессильную толпу.
Лучшие люди буржуазного мира, буржуа по происхождению, а не по убеждениям и стремлениям, могут быть полезны только под тем условием, что они потонут в народе, в чисто народном деле; если же они будут продолжать существовать вне народа, то они будут не только ему бесполезны, но положительно вредны…
Скажем только одно: русский народ только тогда признает нашу образованную молодежь своею молодежью, когда он встретится с нею в своей жизни, в своей беде, в своем деле, в своем отчаянном бунте. Надо, чтобы она присутствовала отныне не как свидетельница, но как деятельная и передовая, себя на гибель обрекшая соучастница, повсюду и всегда, во всех народных волнениях и бунтах, как крупных, так и самых мелких. Надо, чтобы, действуя сама по строго обдуманному и положительному плану и подвергая в этом отношении все свои действия самой строгой дисциплине, для того чтобы создать то единодушие, без которого не может быть победы, она сама воспиталась и воспитала народ не только к отчаянному сопротивлению, но также и к смелому нападению».
Интересно, что в этой книге Бакунин даже не предвидел, а, скорее, предчувствовал некоторые особенности «реального социализма» – к примеру, то, что в итоге власть захватит бюрократия, образовав фактически новый паразитический класс. Именно поэтому «Государственность и анархию» с интересом читали несогласные люди в СССР – и потому она при Советской власти не переиздавалась.
Что же касается радикальной российской молодежи 70-х годов XIX века, то идеи Бакунина произвели на них огромное впечатление. Хотя чисто анархистских организаций создано не было. Но влияние изложенных там идей на народников – в том числе и на тех, кто «пошел в народ», – несомненно. Да и на террористов-народовольцев – тоже. Ведь главной целью последних было как раз раскачать народ, дабы он поднял революцию. Причем, она понималась именно как бунт, который главное начать – а там, дескать, поглядим.
«…До конца 1876 года русская революционная партия разделялась на две большие ветви: пропагандистов и бунтарей. Первые преобладали на севере, вторые – на юге. В то время как одни придерживались в большей или меньшей степени взглядов журнала «Вперед»[30]30
Журнал Петра Лаврова, издававшийся в 1873–1875 годах в Лондоне, позже (1875–1877) одноименная газета, выходившая в Цюрихе. Последняя, в отличие от подавляющего большинства революционных изданий, выходила регулярно, раз в две недели.
[Закрыть], другие исповедывали революционный катехизис Бакунина. И те, и другие сходились в одном: в признании единственной деятельностью – деятельность в народе. Но характер этой деятельности понимался обеими фракциями различно. Пропагандисты смотрели на народ как на белый лист бумаги, на котором они должны начертать социалистические письмена; они хотели поднять массу нравственно и умственно до уровня своих собственных понятий и образовать из среды народа такое сплоченное и сознательное меньшинство, которое вполне обеспечивало бы, в случае стихийного или подготовленного организацией движения, проведение в жизнь социалистических принципов и идеалов. Для этого требовалось, конечно, немало труда и усилий, а также и собственной подготовки. Бунтари, напротив, не только не думали учить народ, но находили, что нам самим у него надо поучиться; они утверждали, что народ – социалист по своему положению и вполне готов к социальной революции; он ненавидит существующий строй, и, собственно говоря, никогда не перестает протестовать против него; сопротивляясь то пассивно, то активно, он постоянно бунтует. Объединить и слить в один общий поток все эти отдельные протесты и мелкие возмущения – вот задача интеллигенции. Агитация, всевозможные тенденциозные слухи, разбойничество и самозванщина – вот средства, пригодные для революционера. Никому не известен час народного возмездия, но когда в народе скопилось много горючего материала, маленькая искра легко превращается в пламя, а это последнее – в необъятный пожар. Современное положение крестьянина таково, что недостает только искры; этой искрой будет интеллигенция. Когда народ восстанет, движение будет беспорядочно и хаотично, но народный разум выведет народ из хаоса, и он сумеет устроиться на новых и справедливых началах».(В. Н. Фигнер)
Самой последовательной попыткой реализации идей Бакунина было создание в 1877 году в Чигиринском уезде Киевской губернии крестьянской организации, готовившей восстание. Агитировать за социализм революционеры сочли малоперспективным делом. В ход пошла легенда – дескать, царь-батюшка не в состоянии справиться с дворянами и чиновниками. А потому составили «Высочайшую тайную грамоту», в которой призывали крестьян создавать тайные общества («Тайную дружину») – с целью последующего восстания и отъема всей земли у помещиков.
Вот такая постановка вопроса была крестьянам очень даже понятна. В принципе это развитие идей Пугачева. Разве что без самозванства. Так или иначе, «Тайная дружина» насчитывала 2000 членов!
Это вполне в духе Бакунина. Неважно, каким образом удастся поднять крестьян на выступление. Главное – поднять.
Впоследствии интерес к идеям Бакунина ослаб, возродившись уже в начале ХХ века, перед первой русской революцией, когда поднялось массовое анархистское движение.
Что же касается самого Михаила Александровича, то он отошел от активной политической деятельности, поскольку уже был тяжело болен. Умер он 1 июля 1876 года в Берне, в Швейцарии, в больнице для бедных – он сам настоял, чтобы его переместили умирать именно туда.
Взлет и провал
В 60–начале 70-х годов XIX века общественное движение в России испытывало подъем. Далеко не все были удовлетворены реформами Александра II. Хотелось большего. В этом брожении умов наметились и радикальные тенденции. Упомянутый Нечаев не сыграл особой роли, он несколько опередил время. Позже появился Бакунин…
Собственно революционного движения пока ещё не было, но шумели много. Кое-кто попадал в поле зрения III отделения и оправлялся в ссылку.
Соответственно начал расти и отток людей за границу. Речь не всегда шла об эмиграции. Многие молодые люди уезжали за границу для учебы. Но были и эмигранты.
Идеолог народников
Что же касается заграницы, то в аморфной среде эмигрантов стали появляться персонажи совершенно нового типа. Такие как Герман Александрович Лопатин. Энергии и мужества у него было не меньше, чем у Нечаева. Но если последний пытался создать революционное движение исключительно вокруг себя, то Лопатин пошел иным путем. Он начал попытки объединения всех революционных сил – как в России, так и за границей.
Путь этот был весьма тернистым. Лопатин два раза сидел в Петропавловской крепости. Уже в ссылке его привлекли по «нечаевскому делу». Хотя к нечаевской «Народной расправе» Лопатин не имел никакого отношения, но тогда шерстили всех. Герман Александрович бежал из-под ареста и перешел на нелегальное положение. Главной задачей Лопатин считал вытаскивание из ссылки русских радикалов. Самой его удачной операцией была организация побега одного из самых известных деятелей того периода – Петра Лавровича Лаврова.
Этот человек до некоторого времени делал весьма успешную карьеру. Он являлся профессором Санкт-Петербургского артиллерийского училища и имел чин полковника. Потомственный дворянин, кстати. Как и Лопатин. Как мы видим, буревестниками в России являлись, в основном, именно представители потомственного дворянства.
Вот и Лавров, несмотря на свое происхождение и неплохое положение, придерживался оппозиционных взглядов. Он издавал в разных изданиях разные статьи с «крамольным» душком, печатался под псевдонимом и в «Колоколе». Дружил с людьми из первого состава «Земли и Воли», в частности, с Н. Г. Чернышевским. В итоге доигрался. В 1867 году Лавров был арестован. При обыске жандармы нашли у него уже откровенно антигосударственные сочинения – и Лавров поехал в ссылку в Вологодскую область.
Там он времени даром не терял – писал и публиковал в знаменитом легальном журнале «Отечественные записки» статьи, вошедшие впоследствии в сборник «Исторические письма». Это произведение не являлось революционным в строгом смысле слова, но эзопов язык и тогда понимали. Автор высказывался за объединение всех «передовых» русских людей и за просвещение народа. Эти статьи сделали имя Лаврова весьма известным в кругах радикальной молодежи. В 1870 году в ссылку к Лаврову прибыл неистовый Лопатин, который организовал побег. Проделать это оказалось нетрудно. Лопатин дал Лаврову заграничный паспорт одного своего знакомого, по которому тот благополучно выехал. Примечательно, что этот документ беглец выслал обратно – и по нему же выехал и Лопатин. Да уж, порядочки были в Российской империи…
Лавров первоначально осел в Париже. Правда, во время Парижской коммуны он предпочел откочевать в Брюссель. Большинство «духовных лидеров» эмиграции себя берегли. За границей Лавров познакомился и с Карлом Марксом, куда ж без этого. С ним он поддерживал отношения до самой смерти последнего, хотя взглядов основоположника марксизма не разделял. Лавров был вообще против резких действий, главной целью он видел именно «просвещение» народа. Но, разумеется, просвещение в совершенно определенном духе.
В 1872 году к Лаврову явилась группа петербургских студентов, представлявших очередной оппозиционный кружок, которых было тогда в России множество. Они предложили ему издавать журнал, пообещав, что деньги будут. Так родилась идея журнала «Вперед!».
Идейная позиция издания была следующей: «Мы не призываем русский народ к мщению за тысячелетнюю эксплуатацию, не желаем новой удачной пугачевщины; напротив, мы первые готовы проповедовать примирение с прошедшим, если это прошедшее готово уступить лучшему будущему. Но мы считаем крайне невероятным, чтобы подобные уступки совершились добровольно в достаточно широких размерах; история не представляет никогда ничего подобного, и потому, желая мирного разрешения вопросов, мы все-таки говорим читателю: если оно невозможно, то готовьтесь к борьбе, как бы тяжела она ни была, скольких бы жертв ни стоила; готовьте к ней народ русский, так как может случиться, что ему предстоит лишь силою завоевать свое будущее, а оно должно быть завоевано».
Однако с изданием возникли проблемы. Главной был, как это не покажется странным… недостаток авторов. И в самом деле. Писать про немедленную революцию – особенного ума не надо. Но для лавровского направления требовалась определенная квалификация. Нужно было хотя бы знать то, о чем пишешь, то есть о народе.
В России имелись известные пишущие люди, в общем и целом сочувствовавшие взглядам Лаврова, но они, как правило, принадлежали к группе либералов. Речь не идет о более позднем понимании этого термина – то есть о сторонниках установления в России демократического государства западного образца. Хотя имелись и такие. «Либералами» тогда называли тех, кто фрондировал в рамках закона. Эти люди опасались связываться с эмигрантами, полагая, что жандармы их «вычислят». Интересна и позиция великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева. Автор предпочитал жить за границей, хотя время от времени наведывался в Россию, где пожинал плоды своей известности – в виде восторженных встреч читателей. Революционным идеям он не сочувствовал. Однако… Заигрывал с радикалами-эмигрантами. (Достоевский в романе «Бесы» вывел Тургенева под именем писателя Кармазинова. Все современники узнавали. Это очень жесткая сатира – но сатира такой и должна быть.) Тургенев по мере сил принимал участие в финансировании журнала «Вперед!». Хотя сам туда никогда не писал. Так пойдет и дальше – как в России, так и в эмиграции. Люди достаточно умеренных взглядов поддерживали радикалов, а потом и экстремистов[31]31
Эти термины часто путают. Радикал – это человек, являющийся сторонником решительных перемен. Экстремист – тот, кто ради своих целей готов применять насильственные методы, прежде всего террористические. Цели и методы могут не совпадать. Тот же Лавров был радикалом, но не экстремистом. А некоторые группировки черносотенцев начала ХХ века являлись экстремистами, но они-то как раз были против любых перемен.
[Закрыть].
…В поисках авторов Лавров направился в Цюрих. Там обитало множество русских студентов. Их привлекало то, что нравы в швейцарском университете были посвободнее, чем в российских высших учебных заведениях. Да и, честно говоря, бездельничать, делая вид, что учишься за границей, было легче. Особую статью составляли девушки. Проблема была в том, что с высшим женским образованием в Российской империи дело обстояло плохо. Смольный институт благородных девиц, о котором сейчас модно сюсюкать, не имел к профессиональному образованию никакого отношения. Там готовили светских дам и состоятельных домохозяек.
Первые Высшие женские курсы были открыты во Владимире в 1870 году, но в 1873-м они прекратили свое существование. Знаменитые Бестужевские курсы в Санкт-Петербурге начали работать лишь в 1878 году. К тому же долгое время учеба на курсах считалась неприличной для добропорядочной девушки. Так что желающим учиться было куда проще выбить у родителей деньги на поездку за границу.
Русские студенты в Цюрихе жили весело.
«На улицах Цюриха русские студенты обращали на себя внимание: ходили с папиросами в зубах, одетые нарочито небрежно, в косоворотках и тужурках, в высоких сапогах, в каких, без сомнения, никто из швейцарцев не стал бы ходить по улицам. Девушки были коротко подстрижены[32]32
Коротко стриженая девушка и в России, и в Европе выглядела тогда куда более экстравагантно, чем сегодня девушка, бритая «под ноль».
[Закрыть], юбки на них – короче, нежели принято, – это был вызов консервативным нравам…На Платтенштрассе русские студенты общими усилиями устроили свою кухмистерскую с дешевыми обедами, где обслуживали всех по очереди. Сложились и купили в рассрочку (благо потребовался очень небольшой вступительный взнос) деревянный, сильно запущенный дом. В верхнем этаже разместились жилые комнаты, в нижнем – библиотека, читальня, столовая и зал для собраний, где было поставлено пианино.
В этом „русском доме“ студенты могли жить по пять-шесть человек в одной комнате и вести шумные споры до глубокой ночи (строгие швейцарские хозяйки в своих домах такого не допускали).
Возле дома был сад с ветвистыми старыми деревьями. Для русских студентов сад сразу стал постоянным местом встреч, особенно по вечерам, когда сходились тут любители хорового пения».
(С. Тхоржевский, историк)
Разумеется, собирались они не только для хорового пения. Выпить и подебоширить студенты любили всегда и всюду. В такой среде революционные идеи являлись признаком «крутизны».
В это время Лавров начал действовать.
«Для всех желающих Лавров вызвался читать лекции – о роли славян в истории мысли, о роли христианства в истории мысли, об истории мысли вообще. Слушатели собирались заблаговременно в зале для собраний и пели „Марсельезу“ под аккомпанемент пианино. Когда он приходил, пение прекращалось, молодые люди рассаживались, и он вслух излагал свои мысли, говорил час или два. Предложил и начал было читать курс высшей математики, которую в свое время преподавал в Артиллерийской академии. Он убежден был, что математика нужна всем: она приучает логически мыслить, а тот, кто умеет мыслить логически, не станет поступать очертя голову… Но оказалось, что молодежь, захваченную проблемами социальными, увлечь математикой трудно. Тут число его слушателей с каждым разом таяло, и, когда их осталось трое, огорченный лектор сам предложил занятия прекратить.
(С. Тхоржевский)
Очень характерно, кстати. Рассуждать о социальных проблемах – пожалуйста! А вот точным наукам ребята учиться не
хотели. Интересно, когда несколько позже марксисты в России начали организовывать рабочие кружки, то рабочие как раз с огромным интересом изучали физику, математику и даже астрономию.
В Швейцарии у Лаврова стали появляться сторонники. Не обходилось и без проблем. Дело в том, что там же уже существовал кружок сторонников Бакунина. Попытка сотрудничества с ними ни к чему не привела. Те хотели взять издание по свой контроль. Противостояние иногда перерастало в мордобой. Впрочем, у революционеров это было делом обычным.
Революционеры и контрабандисты
Тем не менее, дело Лаврова двигалось. Первым делом он стал распространять, в том числе и в России, программу будущего журнала.
«Будущий строй русского общества, осуществлению которого мы решили содействовать, должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые. При малой грамотности и при неподготовленности большинства мы не можем обратиться прямо к нему с нашим словом. Мы обращаемся с ним к той доле цивилизованного русского меньшинства, которая понимает, что будущее принадлежит народу.
…Лишь уясняя народу его потребности и подготовляя его к самостоятельной и сознательной деятельности для достижения ясно понятых целей, можно считать себя действительно полезным участником в современной подготовке лучшей будущности России.
Лишь тогда, когда течение исторических событий укажет само минуту переворота и готовность к нему народа русского, можно считать себя вправе призвать народ к осуществлению этого переворота.
…И теперь призываем всех сочувствующих нашей программе с нами – ВПЕРЕД!»
Журнал стал выходить в 1873 году. В нем проповедовалась знаменитая идея «походов в народ» для того, чтобы, так сказать, раскрыть глаза крестьянам и привить им революционные идеи. К этому времени уже были отлажены способы доставки нелегальной литературы в Россию. Главную роль здесь играли контрабандисты. Этим делом на западной границе занимались евреи. Им было несложно. Они жили по обеим сторонам границы и имели множество родственных и деловых связей. Схема была проста. Вот как действовал один из «впередовцев», Николай Кулябко-Корецкий.
«По приезде из Цюриха на австрийскую пограничную станцию Подволочиск он отправился на постоялый двор, а по-местному – в корчму, и откровенно сказал корчмарю, что ему нужно переправить через границу чемодан с книгами, за это он готов дать вперед двадцать пять рублей. Корчмарь отнесся к предложению как к делу обычному и через полчаса прислал дюжего молодого еврея, который без лишних слов забрал чемодан и двадцать пять рублей, пообещав завтра вернуть чемодан по другую сторону границы, но не в пограничном Волочиске, а немного дальше, на станции Проскуров. Все так и вышло. В Волочиске таможенники напрасно рылись в багаже Кулябко-Корецкого, а в Проскурове на перроне он получил от контрабандиста свой чемодан с книгами».
(С. Тхоржевский)
И все дела. Контрабандисты отличались исключительной честностью, то есть всегда выполняли свою «работу». При этом их совершенно не интересовало содержимое груза. И уж в любом случае они помалкивали. III отделение не имело в этой среде своих агентов, а в полиции и в пограничной страже всё было схвачено.
Иногда случались забавные истории. Как-то революционеры переправляли мешки с литературой общим весом в восемь пудов (примерно 131 килограмм). Границу пересекли благополучно – и культурно сдали товар в багажный вагон. Однако получив груз в Петербурге, революционеры обнаружили в мешках какие-то тряпки. Как оказалось впоследствии, на линии действовала банда поездных воров. Они, видимо, имели сведения о деятельности контрабандистов. Так что воры с удовольствием стырили подобный груз. Ведь переправляли-то нелегальным образом, в основном, изделия из шелка, сигары, элитный французский алкоголь. Эти товары при легальном ввозе облагались высокой пошлиной, так что контрабанда обходилась покупателям куда дешевле – и с реализацией проблем не возникало. Тем более люди, занимающиеся подобными делами, не склонны обращаться в полицию.
Однако тут жуликов ждал облом. Чтобы хоть что-то заработать, они стали продавать издания на рынке в Белостоке. О содержании никто и понятия не имел, литературу продавали в качестве оберточной и курительной бумаги. Представьте, что в СССР на провинциальном колхозном рынке стали бы торговать журналом «Посев»[33]33
«Посев» – издание эмигрантской организации, Народно-трудового союза, занимавшего радикально антисоветские позиции. В СССР его распространение было запрещено, за чтение этого издания можно было сесть.
[Закрыть], который среди советских людей был так же неизвестен, как и журнал «Вперед!» среди русских мужиков…
Довольно быстро местные гимназисты просекли тему и стали бодро раскупать неожиданный товар. И вот тут до гешефтмахеров дошло, чем именно они торгуют… Я уже упоминал, что полиция была куплена, а вот жандармы – это иное дело. А за распространение подобных изданий светила Сибирь… Так что жулики в панике сожгли весь груз. О чем потом очень жалели – вскоре на них вышли революционеры, которые были готовы выкупить товар…
Но вообще-то «Вперед!» и сопутствующие брошюры попадали в Россию в достаточно большом количестве и расходились в среде радикальной молодежи. Эффект был сильным. Именно издание Лаврова во многом подтолкнуло представителей этой среды на походы в народ. Точнее, дело обстояло сложнее. Это в эмиграции имелись противоречия между сторонниками Лаврова и Бакунина. В России обе концепции мирно уживались не только в одних кружках, но и в одних головах. То есть первоначальный импульс к противоправным действиям давала именно яростная «Государственность и анархия». А вот конкретные цели брали у Лаврова. Хотя и не всегда.
Дело в том, что первоначально хождение в народ было стихийным явлением. Никто им не руководил. Самое большее, что делали члены кружков, – это снабжали народников литературой. По официальным данным, хождением в народ было охвачено 17 губерний, всего полиция привлекла за эти развлечения более 2500 человек, хотя поймали, разумеется, далеко не всех.
Каша в головах у этих ребят была капитальная. По большому счету, они сами не очень понимали, чего хотели. Не говоря уже о том, что не знали народа и понятия не имели, как с ним говорить.
Имелись среди них и горячие парни, пытавшиеся мутить народ по Бакунину. Это очень не нравилось Лаврову и его ребятам. Тем более что всё это хождение закончилось полным провалом. Народников очень быстро переловили – не без помощи крестьян, не желавших – тогда – слушать речей против царя. Мужики ненавидели помещиков и чиновников, а вот к царю относились хорошо.
Журнал «Вперед!» писал: «Раздавать брошюры незнакомым или малознакомым людям из простонародья, идти с проповедью революции или реформы, социализма или простой ассоциации к людям, которые вам не доверяют и не могут доверять, это – безумие, это – игра в пропаганду, игра в то дело, которое вы считаете своею святынею. Те, которые вам говорят, что народ готов для революции, для вашей пропаганды, – бессовестно лгут вам. Страдание и притеснение не есть еще готовность восстать. Но если бы народ и был уже теперь готов восстать, то он готов был бы восстать по зову своего брата, мужика, но для вашей пропаганды, для пропаганды незнакомого человека „из бар“ он никогда не был бы готов; вас он выдал бы становому и жандарму накануне собственного восстания… За своего человека они постоят, своего человека они не выдадут. Для прочной пропаганды надо осмотрительно и обдуманно подготовлять себе почву в народе…»
Именно под влиянием этих идей началось второе хождение в народ. На этот раз в России существовало второе издание организации «Земля и воля», в которой была дисциплина и всё такое прочее. Землевольцы пытались вести себя серьезнее – ассимилироваться в деревне, начать там работать учителями, фельдшерами, кузнецами – и потихоньку вести пропаганду.
С нового, 1875 года, Лавров со товарищи решили преобразовать нерегулярно издававшийся журнал в газету. Она должна была выходить 1 и 15 числа каждого месяца. Первый номер газеты смогли выпустить 15 января. В общем и целом, ребята выдерживали график. Денег вечно не хватало, но они выкручивались.
А в эмиграции появились новые веяния…
«За несколько дней до 1874 года в Форстхаузе, где уже поставлена была рождественская елка, появился Петр Никитич Ткачев.
Этот молодой, но уже известный публицист отсидел около четырех лет в тюрьме, затем был выслан в свой родной город Великие Луки – и оттуда бежал за границу. Ныне Ткачев готов был отправиться в Лондон и там присоединиться к редакции „Вперед!“. Если учесть, что авторов журнала можно было счесть на пальцах одной руки, участие известного публициста представлялось чрезвычайно желательным».
(С. Тхоржевский)
Однако ничего из сотрудничества не вышло. Ткачев являлся экстремистом чистейшей пробы. Свои взгляды он называл «якобинством».
Он писал: «Насильственная революция тогда только и может иметь место, когда меньшинство не хочет ждать, чтобы большинство само сознало свои потребности, но когда оно решается, так сказать, навязать ему это сознание».
То есть это была идея захвата власти революционным меньшинством, которое остальным укажет, как жить. Произойти это должно в результате заговора. До такого до 1918 года не доходил даже Ленин[34]34
Вопреки распространенному заблуждению, большевики, придя к власти, пытались создать власть Советов, во многом напоминающую теории Бакунина. Недаром за ними пошло большинство анархистов. Другое дело, что этот проект оказался совершенно нежизнеспособным – и они перешли к диктатуре.
[Закрыть].
В 1975 году Ткачев начал издавать в Женеве газету «Набат». Идеи Ткачева оказали очень большое влияние на русских революционеров. По большому счету, именно они явились идеологическим обоснованием для террористической организации «Народная воля».
«Для нас, революционеров, не желающих доле сносить несчастий народа, не могущих долее терпеть своего позорного рабского состояния, для нас, не затуманенных метафизическими бреднями и глубоко убеждённых, что русская революция, как и всякая другая революция, не может обойтись без вешания и расстрела жандармов, прокуроров, министров, купцов, попов – словом, не может обойтись без „насильственного переворота“, для нас, материалистов-революционеров, весь вопрос сводится к приобретению силы власти, которая теперь направлена против нас».
(П. Н. Ткачев)
Правда, в головах народовольцев идеи Ткачева тоже сочетались с идеями Бакунина. Тем более что основа-то общая – уверенность, что народ очень легко поднять на революцию.
«Два три военных поражения, одновременное восстание крестьян во многих губерниях, открытое восстание в резиденции в мирное время – и её влияние мгновенно рассеется, и правительство увидит себя одиноким и всеми покинутым», – полагал Ткачев.
Террористы весь период своей деятельности метались между «бунтарством» и «якобинством». Так в 1880 году, после ряда неудачных попыток покушения на Александра II, народовольцы на некоторое время снова решили заняться подготовкой народного выступления. К идее цареубийства они вернулись после ряда серьезных провалов – осознав, что ни на что иное сил у них не хватит.
Что же касается Ткачева, то он кончил плохо. Как известно, убийство Александра II ничего не изменило. Скорее, наоборот – в России от революционеров отвернулись многие из тех, кто им раньше сочувствовал. Через некоторое время последовал и разгром «Народной воли», связанной с гнусной историей члена Исполнительного комитета организации и одновременно жандармского агента Сергея Дегаева.
Разочарование было серьезным. Ткачев стал сильно пить. Причем не как Огарев – тихо и дома, теоретик «якобинства» стал шататься по низкопробным кабакам и дебоширить. Кончил он тем, что сошел с ума и умер в 1886 году в психиатрической больнице.
С 1880 года ряды эмигрантов получили очередное пополнение. Так, за границей оказались многие члены организации «Черный передел». Эта структура образовалась в 1879 году после раскола «Земли и Воли». Тогда те, кто выбрал своим путем терроризм, ушли в «Народную волю», в «Черный передел» – противники экстремистских методов. Последние продолжали стоять за пропаганду. Однако очень быстро они поняли: это дохлое дело – и подались за бугор. Самым знаменитым в этом потоке был Георгий Валентинович Плеханов, сыгравший огромную роль как в истории русской эмиграции, так и в русской истории вообще. Но это случится позже.
Между тем дела в эмиграции становились хуже и хуже. В России революционное движение явно выдыхалось. Сторонников идей Лаврова уже не осталось. Те, кто не сел и не удрал за границу, перешли к теории «малых дел» – то есть рассчитывали легально по мере сил приносить какую-то пользу народу. От горя Лавров подался издавать «Вестник Народной воли». Но это был мертворожденный проект. За три года вышло шесть номеров, но до России издание практически не доходило.
В стране предпринимались попытки возродить «Народную волю». Большую роль в этом сыграл неугомонный Герман Лопатин. Но в 1884 году его всё-таки повязали и дали 18 лет каторги. Вышел он только в 1905 году и больше участия в революционной деятельности не принимал.
Из всех попыток реанимации организации более всего известна «Террористическая фракция Народной воли» – благодаря тому, что одним из её лидеров был старший брат будущего «вождя мирового пролетариата» Александр Ульянов. Организация готовила убийство Александра III, но полиция её вычислила и всех повязала. Все остальные попытки возрождения не дошли до каких-то практических шагов.
В эмиграции начались разброд и шатание. Появились отступники. Но прежде имеет смысл рассказать ещё об одной стороне эмигрантской жизни…
Противодействие
Обстановка, в которой жили эмигранты 60–80-х годов, очень сильно отличалось от более поздней. Как известно, террористы-эсеры действовали в Европе практически свободно. Не говоря уже о социал-демократах, в том числе и большевиках, которым вообще никто не мешал. Такое отношение властей европейских стран было связано с тем, что к началу ХХ века местное революционное движение сошло на нет. Многочисленные социалисты в большинстве своем склонялись к парламентской борьбе. Русские эмигранты представляли опасность лишь для России, что всех устраивало.
А вот в 60–80-х годах дело обстояло совсем не так. В Европе было полно собственных бунтарей. Кроме двух Интернационалов, марксистского и анархистского, имелись куда более веселые ребята. Существовали и различные анархисты, которые устраивали взрывы. Так что на русских революционеров смотрели очень косо. Особенно во Франции с её богатым революционным опытом. Русских эмигрантов регулярно арестовывали, высылали и так далее.
