Текст книги "Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского"
Автор книги: Алексей Щербаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
На гребне новой волны
Как я уже упоминал, к середине 80-х годов XIX века русская политическая эмиграция представляла собой весьма жалкое зрелище. В России революционное движение было разгромлено. Но что ещё хуже, у сидевших за границей деятелей проявился идейный кризис. Все их теории оказались несостоятельными. Народ не рвался поднимать бунт и слушать пропагандистов, работавших «по Лаврову». Но тут в недрах движения стали появляться новые идеи…
Казалось бы – буря в стакане воды…
Речь идет о марксизме. Собственно, особенной новостью учение Карла Маркса для русских оппозиционеров не стало. Как мы уже видели, марксистские идеи были хорошо известны, а большинство лидеров эмиграции были даже лично знакомы с отцом-основателем. Но знать ту или иную теорию – это не значит её принимать. Марксизм не принимали. Народники носились с идеей «особого пути России», надеясь, что она сумеет избежать капитализма. Тот же Бакунин весьма остроумно критиковал Маркса. Но что самое главное, согласно «классической» марксистской теории, социалистическая революция может случиться лишь в странах, в которых «пролетариат», то есть промышленные рабочие, составляет большинство населения. России до такого положения дел было как до Луны. Так, в 1884 году рабочих было около 800 тысяч человек – из стомиллионного населения Российской империи. А народникам не терпелось… К тому же марксизм раздражал своей наукообразностью. Его и расценивали как «бухгалтерию», противостоящую романтике революции.
Однако в результате полного разгрома народников некоторые деятели стали поглядывать и на учение Маркса. Главную роль здесь сыграл Георгий Валентинович Плеханов.
Он вышел из народовольческой среды и являлся одним из руководителей «Земли и Воли» второго «созыва».
Плеханов даже внешне отличался от других тогдашних революционеров. В большинстве это были ребята широкие. Они подчеркнуто небрежно одевались, и даже те, кто впоследствии стал террористом, выглядели весьма экстравагантно. Так, один из лидеров «Народной воли» Андрей Желябов, обладавший высоким ростом и атлетическим сложением, носил ещё и черную бороду. Не запомнить такого персонажа сложно. Вели себя революционеры соответственно – любили покричать, поспорить, а иногда и широко погулять.
Плеханов же всегда одевался подчеркнуто прилично, вел себя очень корректно и вообще избегал всякой показухи. Возможно, поэтому он так и не побывал ни в тюрьме, ни в ссылке.
Политические взгляды Плеханова также были весьма умеренными. Он категорически отвергал терроризм. По поводу планов убийства Александра II Плеханов сказал знаменитую фразу: «Единственное, чего вы добьетесь, что после слова „Александр“ будет три палочки вместо двух». Как оказалось, Георгий Валентинович был полностью прав.
После раскола «Земли и Воли» Плеханов вступил в группу «Черный передел», но быстро понял, что ничего из этого не выйдет, и в 1880 году от греха подальше отбыл за границу вместе с рядом единомышленников. Очень вовремя, кстати. Тех, кто остался, в основном пересажали.
В эмиграции Плеханов участвовал в издании «Вестника Народной воли», но эта возня ему не понравилась. В 1883 году он создает марксистскую группу «Освобождение труда». В советской историографии о ней упоминали как о начале нового этапа революционного движения. Хотя до нового этапа было еще очень далеко. Ну, образовался еще один кружок интеллигентов-эмигрантов. Делов-то. Хотя, с другой стороны, и Суворов, и Наполеон были когда-то одними из многих младших офицеров…
Интересно, что в группу вошла Вера Ивановна Засулич, прославившаяся своим покушением на градоначальника Санкт-Петербурга генерала Ф. Ф. Трепова. Точнее, более всего эта история известна тем, что суд присяжных её оправдал. Менее известно, что Засулич была первой в России женщиной-террористкой, до этого непосредственно убивали лишь мужчины[35]35
Да и в Европе на тот момент единственной женщиной-террористкой являлась Шарлотта Корде, убившая 13 июля 1793 года кинжалом одного из вождей французской революции Жана-Поля Марата.
[Закрыть].
Уже на следующий день после вынесения приговора тот был опротестован, был отдан приказ об аресте Засулич, но та, не будь дура, тут же исчезла за границу. Потом, правда, ненадолго нелегально возвратилась, но убыла снова.
Засулич по своим взглядам являлась убежденной сторонницей Бакунина, но в эмиграции перешла на сторону его противников. Ещё одним весьма известным человеком, входившим в эту группу, был Павел Борисович Аксельрод, впоследствии один из лидеров меньшевиков.
В программе группы были таковы слова: «Не вдаваясь в утопические фантазии относительно общественной и международной организации будущего, можно теперь уже предсказать уничтожение важнейшего из органов хронической борьбы внутри обществ – именно государства, как политической организации, противостоящей обществу и охраняющей главным образом интересы его господствующей части. Точно так же и теперь уже можно предвидеть международный характер предстоящей экономической революции. Современное развитие международного обмена продуктов делает необходимым участие в этой революции всех цивилизованных обществ. Поэтому социалистические партии всех стран признают международный характер современного рабочего движения и провозглашают принципы международной солидарности производителей…
Трудящееся население России непосредственно несет на себе всю тяжесть огромной машины полицейско-деспотического государства и в то же время переживает все бедствия, свойственные эпохе капиталистического накопления, а местами – в наших промышленных центрах – оно испытывает уже гнет капиталистического производства, не ограниченный еще ни сколько-нибудь решительным государственным вмешательством, ни организованным противодействием самих рабочих. Современная Россия страдает, – как говорил когда-то Маркс о западе европейского континента, – не только от развития капиталистического производства, но и от недостатка этого развития.
Одним из вреднейших следствий этого отсталого состояния производства было и есть до сих пор неразвитое состояние среднего класса, который не способен у нас взять на себя инициативу борьбы с абсолютизмом…
Социалистической интеллигенции пришлось поэтому стать во главе современного освободительного движения, прямой задачей которого должно быть создание свободных политических учреждении в нашем отечестве, причем социалисты с своей стороны должны стараться доставить рабочему классу возможность активного и плодотворного участия в будущей политической жизни России».
Свою деятельность группа начала с публикации работы Плеханова «Социализм и политическая борьба», вызвавшую большой шум в узких кругах эмигрантов. Но это была буря в стакане воды. А вот со второй книгой, «Наши разногласия», вышедшей два года спустя, получилось серьезнее. Хотя, казалось бы, это тоже была буря в той же столовой посуде – только размером немного покрупнее.
Читали её, помимо эмигрантов, представители российской оппозиционной интеллигенции. Таких было относительно много, разумеется, по отношению к «образованной» публике. Они группировались по различным кружкам. О подготовке революции речь уже не шла. Самое большее, что делали эти кружки, – пытались просвещать рабочих. Именно рабочих. Правда, их рассматривали не как отдельную социальную группу, а как крестьян, временно отъехавших в город подзаработать. Правда, агитация особых успехов не приносила. Народники говорили о революции, рабочих волновало повышение зарплаты…
Но чаще члены этих эти кружков занимались «малыми делами», почитывали запрещенную литературу и бесконечно дискутировали. Хотя именно из этой среды впоследствии вышли эсеры. При этом народники продолжали свято верить в «миссию интеллигенции» – то есть что именно они поведут к свету русский народ.
Так вот, в этой среде свято чтили основной постулат народничества – веру в то, что русская крестьянская община – это готовая ячейка социализма. А также ненавидели капитализм и всё с ним связанное, включая крупное промышленное производство. Народники надеялись, что России удастся избежать разных веселых моментов, связанных с капитализмом, – и она сразу перескочит в социалистическое общество.
«Одни прямо, другие косвенно, намёками и полунамёками, избегая наносить нам „прямые удары»“, не называя наших имён, но употребляя наши выражения и истолковывая вкривь и вкось наши мысли, изображали нас сухими книжниками, доктринёрами, готовыми пожертвовать счастьем и благосостоянием народа в интересах стройности и гармоничности своих высиженных в кабинете теорий. Сами теории эти объявлялись каким-то заморским товаром, распространение которого в России было бы так же вредно для неё, как ввоз английского опия вреден для Китая[36]36
Имеются в виду так называемые «Опиумные войны» 1840–1842 и 1856–1860 годов. В результате их Великобритания силой оружия заставила Китай разрешить английским купцам ввоз и продажу опиума на китайской территории. В описываемое время это был яркий пример экспансии Запада.
[Закрыть]».(Г. В. Плеханов)
Самое смешное в работе Плеханова – в том, что в ней основная полемика ведется с знакомым нам Л. Н. Тихомировым, который в момент выхода брошюры являлся ещё вполне твердокаменным революционером. Но и впоследствии, когда Тихомиров переменил свои убеждения, вокруг работы продолжали яростно спорить.
Плеханов прошелся как по всем священным коровам «передовой интеллигенции», так и по самим данным деятелям, утверждая, что они занимаются мартышкиным трудом.
«Интеллигенция играла в наших революционных расчётах роль благодетельного провидения русского народа, провидения, от воли которого зависит повернуть историческое колесо в ту или иную сторону. Как бы кто из революционеров ни объяснял современное порабощение русского народа – недостатком ли в нём понимания, отсутствием ли сплочённости и революционной энергии или, наконец, полною неспособностью его к политической инициативе, – каждый думал, однако, что вмешательство интеллигенции устранит указываемую им причину народного порабощения. Пропагандисты были уверены, что они без большого труда научат крестьянство истинам научного социализма. Бунтари требовали немедленного создания „боевых“ организаций в народе, не воображая, что оно может встретить какие-либо существенные препятствия. Наконец, сторонники „Набата“ полагали, что нашим революционерам стоит только „захватить власть“ – и народ немедленно усвоит социалистические формы общежития. Эта самоуверенность интеллигенции уживалась рядом с самой беззаветной идеализацией народа и с убеждением – по крайней мере, большинства наших революционеров – в том, что освобождение трудящихся должно быть делом самих трудящихся…
Он (революционер-народник. – А. Щ.) верит в свою, полуба-кунистскую, полуткачёвскую, революцию лишь потому, что его разум вполне удовлетворяется ткачёвско-бакунистской философией. Но едва только возрастёт требовательность его разума – от этой его веры не останется и следа. Он поймёт тогда, что он жестоко заблуждался, считая позволительным толковать об экономической революции без малейшего знакомства с азбукой экономической науки, т. е. с понятием о деньгах, товаре и обмене».
А что делать? Создавать рабочие организации – и для начала бороться именно за конкретные рабочие интересы. Хотя бы для того, чтобы завоевать у рабочих авторитет. Эту идею, как видим, придумал не Ленин, он просто начал ее реализовывать.
Работа Плеханова стала активно читаться и обсуждаться. Зарубежные издания довольно легко проникали в Россию, к тому же уже на месте они размножались на гектографе. А этот вид множительной техники элементарно изготавливается из подручных материалов.
Плеханова стали резко критиковать, но в основном эта критика носила эмоциональный характер. К примеру, что он плюет на могилы героев. Что он хочет погубить русский народ и русское революционное движение, протаскивая чуждые западные идеи. И так далее. Однако нашлось и множество сторонников. Прежде всего – среди молодежи. Многим как раз нравилась претензия марксизма на научность. А еще больше – то, что данное учение утверждало неизбежность победы социализма. И ещё одно обстоятельство. К середине 90-х годов марксизм стал моден среди интеллектуалов.
Это учение в России (точнее, в столицах) развивалось по двум направлениям. Одни и в самом деле пытались создавать рабочие кружки. Причем в первое время они занимались именно образованием. И в среде квалифицированных рабочих имели определенный успех. Российская промышленность начала расти с невероятной скоростью. Если в 1864 году в стране было 800 тысяч рабочих, в 1890-м – полтора миллиона! А с ростом рабочего класса начались и забастовки. Причем власти рассматривали их не как конфликт интересов, который, в общем, можно решить, а как «подрыв устоев». На забастовки отвечали репрессиями[37]37
Подробно о предреволюционном положении в России можно прочесть в моей книге. Алексей Щербаков. 1905 год. Прелюдия катастрофы. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2011.
[Закрыть]. Так что интерес к разным нелегальным кружкам понятен. Ведь квалифицированные рабочие были грамотными людьми, они хотели понять, почему так происходит: одни вкалывают, другие богатеют и держат нас за рабочую скотину? А марксистское учение построено как раз на экономике!
Другое направление – это «легальный марксизм». В Санкт-Петербурге существовал «марксистский салон» Александры Михайловны Калмыковой, где, как и положено в салонах, благовоспитанные дамы и господа обменивались мнениями. …Одним из самых известных представителей «легального марксизма» был Петр Бернгардович Струве. Ровесник Ленина, кстати. Его совершенно не интересовал «марксизм как руководство к действию».
«Не столько искание правды и справедливости привели к марксизму, сколько его увлекла теоретическая стройность и схематическая логичность этого учения… Человеческая толпа и ее поклонение никогда не увлекали Струве, что не мешало ему быть в известной мере честолюбивым человеком. Но честолюбие его было особенным. Оно влекло его к отталкиванию от трафаретно мыслящей толпы, к оригинальности и парадоксальности… Идя против господствующих течений с нарочитой резкостью, он возвышал себя над толпой, находя в этом удовлетворение своему честолюбию».
(Князь В. А. Оболенский, друживший со Струве более сорока лет)
Между прочим, марксизм в Российской империи не преследовался. Преследовались лишь конкретные дела вроде организации нелегальных кружков. А вот Струве совершенно легально читал лекции и имел большой успех.
Оно и понятно. Марксистское учение представителям властей казалось не слишком опасным бредом. Даже в чем-то полезным – отвлекало рабочих от более радикальных учений. То, что это мина замедленного действия, никто тогда не понимал.
Разбег
Что же касается группы «Освобождение труда», то они продолжали заниматься, в основном, теорией и изданием разной литературы. Примечательно, что русские марксисты-эмигранты жили за счет… производства кефира. А. П. Аксельрод создал в Цюрихе фирму по производству этого кисломолочного продукта, которая стала приносить стабильный доход. Вот так делалась революция.
14–21 июля 1889 года в Париже состоялся первый конгресс Социалистического интернационала, известного больше как II Интернационал. На нем Плеханов сказал:
«Силы и самоотвержение наших революционных идеологов могут быть достаточны для борьбы против царей как личностей, но их слишком мало для победы над царизмом как политической системой…
Задача нашей революционной интеллигенции сводится… по мнению русских социал-демократов, к следующему: она должна усвоить взгляды современного научного социализма, распространить их в рабочей среде и с помощью рабочих приступом взять твердыню самодержавия. Революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может».
И всё бы хорошо, но во II Интернационале могли состоять только партии. Причем не эмигрантские тусовки, а те, кто работал в той или иной стране. Так что Плеханову, дабы участвовать в деятельности Интернационала, приходилось пристраиваться к кому попало. Что, конечно же, было унизительно. Тем более что Георгий Валентинович никогда не страдал заниженной самооценкой.
«Каждый раз, когда собирались международные конгрессы Интернационала, Плеханов и его коллеги получали мандаты от достаточно случайных групп. С эмигрантским „Союзом русских социал-демократов за границей“, созданным в 1893 году, дело явно не заладилось».
(В. Логинов, историк)
И тут из среды петербургских салонов и кружков в 1895 году в Швейцарию к Плеханову приехал никому тогда неизвестный Владимир Ильич Ульянов…
К этому времени Ульянов ничем особо не прославился. В 1887 году он принял участие в студенческих беспорядках в Казанском университете. Но играл там не самую главную роль. Из университета его вышибли. Однако впоследствии он сдал экзамены экстерном.
Некоторое время Ульянов работал в Саратовской губернии помощником присяжного поверенного, то есть адвоката, имеющего право вести уголовные дела. Довольно успешно, кстати. В 1893 году он перебрался в Санкт-Петербург, где продолжил работу по специальности.
Одновременно Ульянов увлекался марксизмом. По его собственным словам, увлечение это началось в 1889 году. До этого революционными идеями он всерьез не интересовался, если не считать обычную в среде провинциальной интеллигенции фронду. Так что обывательское мнение, дескать, Ульянов хотел отомстить за казненного брата – полная чушь.
В Питере Ульянов знакомится с марксистами – как с «кружковцами», так и с «салонными». И имеет успех. Что свидетельствует: в марксизме он разбирался хорошо – в среде «легальных марксистов» полузнание не проходило. Таким 25-летний молодой человек прибыл к Плеханову.
Плеханов молодого человека оценил. Так, Георгий Валентинович написал в письме жене:
«Приехал сюда молодой товарищ, очень умный, образованный, даром слова одаренный. Какое счастье, что в нашем революционном движении имеются такие молодые люди».
Более конкретно разговаривал с Ульяновым Аксельрод.
«Летом 1896 года предстоял 4-й конгресс Интернационала.
И Аксельрод полагал, что если связи питерцев с рабочими, как это следовало из рассказов Ульянова, достаточно прочны, то необходимо оформлять организацию. А назвать ее можно, к примеру, – „Союз освобождения труда“.
Убеждать Владимира Ильича в необходимости создания партии не приходилось. За год до встреч в Швейцарии, в работе „Что такое «друзья народа»…“ он выдвинул эту задачу в качестве первоочередной. Поэтому дискуссий не возникало. Договорились о регулярной переписке, о том, что в Питере надо попытаться поставить нелегальную газету для рабочих, а в Швейцарии, под редакцией Аксельрода, начать издание непериодических сборников „Работник“, материалы к которым будут присылать из России».
(В. Логинов)
Обе стороны остались довольны друг другом. Эмигранты получили «базу» на родной земле, а Ульянов и его сторонники – поддержку авторитетного человека. Впрочем, для Владимира Ильича эта поездка не была эмиграцией. Он вернулся назад, притащив чемодан с двойным дном, в котором находилась нелегальная литература. Процесс пошел.
Раньше российская оппозиция и эмигранты жили, по большому счету, каждый в своем мире. А вот теперь связь стала налаживаться.
Однако дело шло заковыристо. Уже в 1885 году был создан в Петербурге «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», члены которого широко «пропиарились» в следующем году во время так называемой «промышленной войны» – грандиозной забастовки ткачей. Подобные же «Союзы» появились и в ряде других городов. Однако довольно быстро всех активистов арестовали. В марте
1898 года в Минске прошел первый съезд Российской социал-демократической рабочей партии. Однако это оказалось холостым выстрелом – реальной организации так и не возникло.
В эмиграции же дела шли тоже не слишком весело. Тут распространились так называемые «экономисты».
«Нападки „молодых“ на группу „Освобождение труда“ начались еще в 1894 году в период основания „Союза русских социал-демократов за границей“. Но авторитет Плеханова и его коллег был слишком велик, и борьба против них в значительной мере носила скрытый характер. Лишь к 1897 году, когда эмиграция значительно расширилась за счет более молодого пополнения, а главное, когда стало очевидным, что у „экономистов“ появилась опора в самой России, противостояние стало принимать все более жесткие формы».
(В. Логинов)
Экономисты стали издавать газету «Рабочая мысль». Так в чем же заключались их взгляды? Экономисты опирались на теорию немецкого социалиста Эдуарда Бернштейна. Он полагал, что марксистская революционность устарела. Да и вообще – рабочим политическая борьба ни к чему. Необходимо бороться за свои конкретные экономические интересы – и вырывать у буржуев уступку за уступкой. Так, глядишь, потихонечку социализм и построим…
«Наблюдая только-только нарождавшуюся в среде либеральной европейской буржуазии тенденцию к поиску социального компромисса в самой метрополии, Бернштейн делал вывод о возможности замены „грубого“ капитализма более цивилизованными отношениями и без революционной ломки. А посему, заключал он, социалистическую революцию, чреватую кровавыми потрясениями, можно снять с повестки дня, а вести борьбу за реформы, за улучшение экономического положения рабочих: „движение – все, конечная цель – ничто“».
(В. Логинов)
По большому счету, «экономисты» хотели, как и их западные коллеги, получить возможность бороться за рабочее дело в парламенте или чем-то подобном.
Популярности этих идей способствовал как раз успех забастовок второй половины девяностых годов – в большинстве случаев рабочие добивались уступок от предпринимателей. Так и на фига в этом случае социалистическая революция? И без неё можно обойтись. Членов группы Плеханова называли «ортодоксами».
Самым грустным для плехановцев было то, что большинство «экономистов» не являлись эмигрантами. Российские власти не имели к ним никаких претензий. Поэтому они мало того могли беспрепятственно ездить туда-сюда, так и их «Рабочую мысль» и иные издания можно было свободно провозить в Россию.
«Экономизм» очень сильно повлиял на настроение эмигрантских умов. Только вот совсем не в ту сторону, на которую рассчитывали «экономисты». Многие из тех, кто первоначально увлекался марксизмом, быстро разочаровывались в экономистской нудятине – и выбирали более радикальное направление – тогда уже начала подниматься новая волна народников, которые позже составили партию социалистов-революционеров. К примеру, среди разочаровавшихся в марксизме были идеолог партии эсеров Виктор Чернов и знаменитые террористы Григорий Гершуни, Борис Савинков и Иван Каляев.
Казалось бы, русский марксизм стремительно выруливал на совершенно безобидное для русских властей направление. Самые умные из высших чиновников это прекрасно понимали – «экономистам» не то чтобы помогали, но уж точно – не мешали. Однако «экономистам» подгадила… экономика. Дело в том, что успех забастовок второй половины 90-х годов был обусловлен в том числе и промышленным подъемом. Предпринимателям было проще договориться с рабочими, нежели допускать простой предприятия в результате забастовки – это ведь не только упущенная прибыль, но и подрыв деловой репутации. Но в 1900 году начался кризис. Теперь предпринимателям было проще отправить недовольных за ворота, нежели вести с ними переговоры. В довершение всего в 1902 году жандармский полковник Сергей Зубатов начал создавать легальные рабочие организации, целью которых была борьба рабочих за свои права при поддержке полиции. Эти попытки в итоге тоже провалились, но успели вогнать в гроб движение «экономистов».
На передний план снова вышли революционеры. В 1900 году в Женеве появляется освободившийся из сибирской ссылки Владимир Ульянов. Теперь он уже убыл в эмиграцию. Символично, что при себе Владимир Ильич имел иностранный паспорт на имя С. Н. Ленина.
О знаменитом на весь мир псевдониме существует множество мифов. На самом-то деле всё было просто.
«Когда возникло опасение, что власти могут отказать Владимиру Ильичу в выдаче заграничного паспорта, Н. К. Крупская обратилась за помощью к своей хорошей знакомой Ольге Николаевне Лениной, выпускнице историко-филологического факультета Высших женских (Бестужевских) курсов, которая работала в Смоленской вечерней рабочей школе в Петербурге. Чтобы помочь В. И. Ульянову, О. Н. Ленина передала эту просьбу брату – видному чиновнику министерства земледелия, агроному Сергею Николаевичу Ленину. С аналогичной просьбой к нему, видимо, обратился и его друг – статистик А. Д. Цюрупа, познакомившийся с Ульяновыми в Уфе. Сам С. Н. Ленин и его брат Николай были знакомы с В. И. Ульяновым – в 1895 г. они встречались в Вольном экономическом обществе. К тому же Ульянов трижды ссылался на статьи С. Н. Ленина в „Развитии капитализма в России“. Посоветовавшись, брат и сестра Ленины решили передать Ульянову паспорт отца – Николая Егоровича Ленина, статского советника в отставке (он умер 6 апреля 1902 года). Как пишет М. Г. Штейн, „в одной из псковских гостиниц С. Н. Ленин и передал паспорт своего отца с переделанной датой рождения Владимиру Ильичу, проживавшему тогда в Пскове. Но в тот момент паспорт на имя Н. Е. Ленина В. И. Ульянову не понадобился“».
(В. Измозик, Б. Старков, Б. Павлов, С. Рудник)
Опыт Герцена, расширенный и дополненный
До 1899 года Ульянов находился в ссылке в сибирском селе Шушенское. Где, кстати, написал одну из самых своих знаменитых работ – «Развитие капитализма в России». Это произведение было направлено против возрождающегося народничества, в ней Ульянов весьма аргументировано обосновывал, что капитализма России избежать не удастся. Кстати, книга под псевдонимом Н. Ильин была легально издана в России – и Ульянов получил за неё роялти (процент с продаж) 1500 рублей. Очень неплохой гонорар. Подчеркиваю – этот был не какой-нибудь «грант», сунутый теми или иными «спонсорами», а именно отчисления с проданных книг.
Однако, оказавшись на свободе, Ульянов обнаружил полный развал и запустение в марксистской среде. Партии фактически не существовало. Марксистские кружки в значительной степени находились под влиянием «экономистов». Надо было начинать всё сначала.
Однако быстро выяснилось: попытка создать какую-либо серьезную нелегальную структуру с центром в России обречена на провал. Охранные отделения, среди которых выделялось Московское под началом полковника Зубатова, чья деятельность распространялась не только на Московскую губернию, а на всю Россию, работали великолепно. Это был, пожалуй, лучший период в истории политической полиции Российской империи. Революционерам ловить было нечего. Так что выхода было два – или пытаться что-то делать легально, или перемещать центр деятельности за границу. Ульянов выбрал второй вариант.
В этом было принципиальное новшество. Предыдущие революционеры двигали в эмиграцию под угрозой ареста. И только оказавшись за кордоном, начинали прикидывать: что же делать дальше. Либо, как Нечаев, наносили визит в Европу с достаточно узкими задачами. Ульянову на тот момент ничего не угрожало. Он двинул за рубеж, имея четкий план. Заключался же этот план в создании полноценной нелегальной общероссийской газеты.
Тут надо пояснить. Подавляющее большинство русских революционных изданий были «любительскими». Ведь в чем суть профессиональной журналистики? Отнюдь не в умении писать. Суть её – в умении добывать конкретные факты. Вспомним, как Лавров и его «Вперед!» испытывали дефицит авторов. Не потому, что не было людей, обладавших литературными способностями. Таких всегда полно, дело это нетрудное. Тем более что для газетного автора не обязательно обладать талантом Льва Толстого. Но вот журналистов не имелось. Да и вообще, нормальная серьезная общероссийская газета – это сложное предприятие, которое включает систему добычи информации. Причем у радикального издания информация по определению должна быть эксклюзивной. Иначе зачем такая газета нужна? Кстати, и сегодня подавляющее большинство радикальных изданий – как «бумажных», так и сетевых – это безнадежная любительщина. Хотя сегодня, в эпоху социальных сетей и «Яндекса» с «Гуглом», сбор информации облегчен на два порядка.
А ведь у нелегального издания имеются и дополнительные проблемы: информацию надо своевременно переправить в редакцию, а также доставить газету к читателям. И ведь желательно не абы кому, а туда, откуда были сообщения корреспондентов. Такая газета будет работать с максимальным эффектом. Согласитесь, когда «про нас написали» – это производит большой пропагандистский эффект.
В какой-то мере эти проблемы удалось решить «Колоколу». Но Герцен опирался на «самотек».
Ульянов же был не тем человеком, он не собирался строить своё дело на столь ненадежной основе, как послания неизвестных корреспондентов. К тому же газета задумывалась как рабочая. А рабочие письма писать не привыкли. То есть требовалось создать нелегальную корреспондентскую сеть, а также прочие структуры.
Была у Ильича и ещё одна далеко идущая мысль по поводу будущей газеты. Она касалась именно партийного строительства. Ведь в чем главная проблема создания радикальных организаций? Отнюдь не в противодействии властей. Его может и не быть, но от этого не легче. Главная проблема – что делать? Вести пропаганду? Но для этого централизованная организация не нужна. Тем более на местах всегда полагают, что они-то лучше всё знают. К тому же к партийным структурам неизбежно примазывается множество болтунов и тусовщиков. В итоге организация (если её не накрывают власти) либо начинает разлагаться изнутри, либо её руководство вынуждено переходить к экстремистским действиям – пусть даже в данный конкретный момент в этом нет никакого смысла. Как мы увидим дальше, с эсерами вышло именно так…
А вот газета, по задумке Ульянова, как раз и должна была стать скелетом партии. Ведь в этой структуре каждый делает своё дело. Если не делает – то ему места нет. А уж «мясо» на «скелет» нарастить – дело нетрудное.
