Текст книги "Русский диверсант Илья Старинов"

Автор книги: Алексей Попов

Соавторы: Анатолий Цветков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Людям случалось работать под бомбежками, под артиллерийским и минометным огнем, с боем прорываться к отходившим стрелковым частям.

Особой заботы требовали противотанковые мины, установленные осенью. Внезапные сильные морозы могли вывести их из строя, так как влага, попадая во взрыватели, замерзала, сковывала сжатую пружину механизма. Приходилось проверять выборочно тысячи мин. Плохим помощником явился рано выпавший снег! С 20 ноября он валил и валил, сводя на нет результаты осеннего минирования. Скрытые под густым белым покровом, давно вмерзшие в грунт мины делались абсолютно безвредными для врага.

Выход был один – начать минирование подступов к столице заново, по свежему снегу, по ранее поставленным минам, «в два яруса». Минирование велось торопливо, в непосредственной близости от передовой, иногда на виду у фашистских танкистов и пехотинцев, под их огнем. Генерал Котляр, отправляя полковника Старинова на очередной опасный участок, требовал контролировать, как фиксируются мины «второго яруса».

Для доклада о ходе работ и решения возникающих вопросов Илье Григорьевичу приходилось часто ездить в Москву.

Ночевал он либо в общежитии, под боком у штаба инженерных войск, либо в забронированном номере гостиницы «Москва», главным достоинством которой являлась ванная комната. Однажды Старинов узнал, что в этой гостинице поселился Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Несмотря на усталость, Илья Григорьевич направился к нему.

Пономаренко был удивлен неожиданным визитом.

– Откуда вы? Из каких краев? Ну, рассказывайте, рассказывайте, что на фронте? Вы же всегда то на одном участке, то на другом! На месте вам не сидится.

Нарочитая шутливость Пантелеймона Кондратьевича не могла скрыть его озабоченности. Старинов понимал – Белоруссия оккупирована, и даже здесь, за толстыми кирпичными стенами гостиницы «Москва», был слышен гул артиллерии.

Старинов рассказал о недавнем посещении ОУЦ, о нуждах центра в связи с наступившей зимой, передал Пономаренко отчет о работе оперативно-учебного центра за четыре месяца.

После этого Илья Григорьевич спустился к себе, но сон не шел. Встреча с Пантелеймоном Кондратьевичем разбередила все его прежние думы о партизанах. Сейчас, когда враг захватил огромную территорию нашей страны, но победы не достиг, вынужден вести изнурительные бои, непомерно растянутые коммуникации фашистов поистине стали ахиллесовой пятой захватнических армий. Пора ударить по ним со всей силой! Но партизанские отряды в тылу врага действовали несогласованно, иные даже не имели связи с партийными и военными органами, снабжение партизан из советского тыла производилось эпизодически, им не хватало оружия, взрывчатки, минно-взрывной техники.

С утра Старинов поехал на левый фланг 16-й армии генерал-майора Рокоссовского, во второй половине дня под Серпухов. В мыслях только танки и мины. Мины и танки. Враг не должен прорываться через минные поля!

Илья Григорьевич даже не подозревал, как близок день серьезного разговора о партизанах.

* * *

Находясь под Серпуховом, Старинов получил телефонограмму генерала Котляра, требующего немедленно прибыть в штаб инженерных войск. Оставив все дела, он выехал в Москву.

– Вас ждет начальник! – разглядывая меня с откровенным любопытством, сказал дежурный по штабу.

Котляр принял сразу, прервав разговор с Галицким и другими офицерами. Он был краток:

– Вас вызывают в Кремль, к товарищу Сталину. На прием следует явиться в двадцать два часа ровно.

– Сейчас шестнадцать часов, – продолжал Котляр. – Поезжайте домой, отдохните, приведите в порядок обмундирование. Предварительно зайдите ко мне. Буду ждать в двадцать часов.

Ровно в двадцать часов, выбритый и отутюженный, Старинов вновь вошел в кабинет Котляра.

– Ну вот, совсем другой вид! – одобрительно произнес генерал. – Садитесь. Вызов, как я понимаю, связан с письмом Военного совета Юго-Западного фронта?

– Я тоже так думаю.

– Напомните, какие вопросы там поставлены?

– Обосновывается необходимость производства мощных противотанковых мин и мин замедленного действия, пишется о нацеливании партизан на разрушение вражеских коммуникаций.

– Продумали, что и как станете говорить?

– Мысли не новые, товарищ генерал!

– Тем лучше. Излагайте только суть и как можно короче.

– Я понимаю! Но есть ряд моментов, требующих пояснения. Возможно, товарищ Сталин не знает…

Котляр быстро перебил:

– Не заблуждайтесь, Илья Григорьевич! Товарищ Сталин все знает. Помните об этом. Помните, и ни в коем случае не горячитесь при разговоре. Пуще же всего остерегайтесь возражать! Могут быть обстоятельства, вам совершенно неизвестные, зато известные товарищу Сталину. Ясно?

– Последую вашим советам, товарищ генерал! – пообещал Илья Григорьевич.

В первую кремлевскую проходную Старинов вошел в 21 час 30 минут. У него проверили документы и наличие оружия. Оружия у него с собой не было.

Такая же точно проверка во второй проходной. В 21 час 50 минут он подошел к двери в приемную И. В. Сталина. Волнение было очень сильным.

В уютной, наполненной тишиной комнате уже сидели двое приглашенных, видно, раньше Ильи Григорьевича. Они были собранны, неулыбчивы, на коленях у каждого папка с бумагами.

Работники приемной предложили подождать.

Через некоторое время Старинову сказали:

– Товарищ Сталин принять вас не может. Вас примет товарищ Мехлис.

– Но мне нужно к товарищу Сталину! – возразил Илья Григорьевич.

– Пойдемте к товарищу Мехлису.

Первое, что бросилось в глаза в кабинете Мехлиса, – письмо Военного совета Юго-Западного фронта, лежащее на столе армейского комиссара первого ранга. Это обнадеживало!

– Слушаю вас, – выслушав представление, угрюмо сказал Мехлис.

Старинов начал излагать суть дела, но на третьей или четвертой фразе был прерван:

– Не о том говорите! Не это сейчас нужно!

Мехлис отодвинул письмо Военного совета, поднялся, вышел из-за стола и, расхаживая по кабинету, стал упрекать Илью Григорьевича и авторов письма в безответственности – о каких минах, да еще замедленного действия, о каких «сюрпризах» может идти речь, если армии не хватает обычных снарядов и нечем снаряжать авиабомбы?

– Глубокий вражеский тыл, коммуникации! – с едкой иронией воскликнул Мехлис. – Вы что, с неба упали? Не знаете, что враг стоит под самой Москвой?!

– Но мы учитываем…

И снова Мехлис перебил:

– Учитывать надо, что наступила зима! Что надо полностью использовать те преимущества, какие она дает! Нужно заморозить гитлеровцев! Все леса, все дома, все строения, где может укрыться от холода враг, должны быть сожжены! Хоть это вам понятно?!

Илья Григорьевич осторожно заметил, что леса зимой не горят и что они – база для партизан. А если жечь деревни – лишатся крова советские люди, оставшиеся на оккупированной территории.

Возражение лишь подлило масла в огонь. Мехлис обозвал Старинова и Невского горе-теоретиками, слепцами, потребовал передать генералу Котляру, что Подмосковье нужно превратить в снежную пустыню. Враг, куда бы он ни сунулся, должен натыкаться только на стужу и пепелища, и, наконец, разрешил идти.

Генерал Котляр ждал Старинова. Выслушал, покачал головой:

– Н-да, неожиданно… Да вы не расстраивайтесь так, Илья Григорьевич! В жизни, знаете ли, надо надеяться на лучшее. Может, все еще изменится.

Неожиданно Старинов вспомнил, что требование поджигать леса, высказанное Мехлисом, это требование самого Сталина! Он говорил об этом еще в выступлении по радио 3 июля сорок первого года! А он пытался объяснить Мехлису, что поджог лесов – несусветная чушь! Что же теперь будет?

Разгром гитлеровцев под Москвой начался переходом в наступление 5 декабря войск Калининского фронта. А утром 6 декабря в мощное контрнаступление перешли Западный фронт и войска правого крыла Юго-Западного фронта. Великая битва началась!

Перед началом наступления саперам ГВИУ пришлось снять тысячи собственных, поставленных в спешке мин, а затем в ходе боев обезвреживать мины противника. Документации на собственные минные поля в ряде случаев не имелось, вражеские укрывал глубокий снег, работать приходилось под огнем, инженерные войска несли потери. Тем не менее и рядовой, и командный состав батальонов, занятых разминированием, поставленные им задачи выполняли с честью.

Работники штаба инженерных войск Красной Армии, оказывая помощь наступающим соединениям, по-прежнему ездили с участка на участок, из одной армии в другую. Дороги и поля выглядели одинаково – перевернутые вверх колесами, зарывшиеся в придорожные, полные снега канавы немецкие грузовики, обгоревшие, с распахнутыми или оторванными дверцами гитлеровские легковые автомобили, зияющие рваными пробоинами танки с крестами на башнях и всюду – трупы в серо-зеленых шинелях.

* * *

При очередной встрече с Пономаренко Старинов представил ему докладную:

– Прочтите, пожалуйста! Если возражений по существу не будет, то, может, и по назначению сможете доставить?

Он прочитал докладную, потом сказал:

– О минах, о кадрах – хорошо. А вот о руководстве партизанами сказано слишком мало. Вопрос этот, кстати, непростой. Я все время над ним думаю.

– Тогда, может быть, вместо моей докладной подготовить другой документ? Вам же виднее, Пантелеймон Кондратьевич.

– Не знаю, не знаю. Сделаем так. Вы оставляете вашу докладную, и в следующий приезд сразу ко мне.

Старинов выбрался в Москву через два дня. Пономаренко за это время поработал над вопросами партизанской борьбы немало. У него уже был готов проект письма на имя И. В. Сталина. В письме говорилось о необходимости усилить партийное руководство партизанами, ставился вопрос о создании органов руководства партизанским движением и высказывались, со ссылкой на мнение полковника Старинова, предложения о производстве инженерных мин и подготовке квалифицированных кадров.

В Москве Илье Григорьевичу задержаться не пришлось. Уже 14 декабря 1941 г. генерал-майор Котляр приказал сформировать новую оперативно-инженерную группу для устройства минно-взрывных заграждений на подступах к недавно освобожденному Ростову-на-Дону и срочно отбыть на Южный фронт.

В группу включили инструкторов и лаборантов из оперативно-учебного центра Западного фронта, десять лейтенантов, имеющих боевой опыт и прошедших краткосрочные курсы при Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева, а также бывших бойцов Испанской республиканской армии во главе с Доминго Унгрия. Своим заместителем Старинов назначил майора В. В. Артемьева, начальником штаба – капитана А. И. Чехонина. Вечером 16 декабря поезд с предоставленным группе мягким вагоном отошел от платформы Курского вокзала.

Работа подрывников продолжалась и днем и ночью.

В канун нового, 1942 г. группа Старинова передала образцы новых, усовершенствованных мин промышленным предприятиям. Детали для мин и взрывателей стал поставлять «Ростсельмаш», металлические корпуса для осколочных фугасов – «Красный Аксай», а корпуса деревянных противотанковых и противопехотных мин – ростовская фабрика роялей. По этому поводу появилась шутка, что ростовская музыка врага не обрадует!

Успешно завершалось обучение минно-подрывному делу личного состава приданных группе Старинова саперных батальонов.

По заданию обкома партии Илья Григорьевич успел также организовать в городе Шахты пункт для обучения партизан, а в самом Ростове – курсы по минно-подрывному делу для возможного подполья.

Обучалась на курсах и группа людей, направленная Краснодарским крайкомом партии. Изучались методы ведения партизанской войны на тот случай, если враг вторгнется на территорию края. Впоследствии группа Старинова передала краснодарским партизанам большое количество минно-подрывной техники, успешно используемой ими в борьбе против оккупантов.

Пребывание в Ростове-на-Дону отдыха Старинову не принесло. Даже празднование Нового года ограничилось сорока пятью минутами. Зато дело на месте не стояло.

* * *

Зимнее наступление советских войск 1942 г. продолжалось на всех участках огромного фронта. В конце декабря были освобождены Козельск и Калуга, Керчь и Феодосия. Готовилась наступательная операция и в районе Донбасса. Военный совет Южного фронта снял с позиций и вывел в резерв командования Юго-Западного направления войска 9-й армии, а их прежнюю полосу обороны передал 56-й армии. Теперь 56-й армии приходилось прикрывать линию фронта протяженностью в триста километров, двести из которых, правда, приходились на побережье Таганрогского залива и дельту Дона.

Учитывая растянутость боевых порядков армии и опасаясь выхода противника по окрепшему льду залива в тыл советским обороняющимся войскам, Военный совет фронта требовал ускорить создание оборонительных рубежей, минирование берегов залива и дельты Дона, прорубить искусственные полыньи – сначала на подступах к Азову и Ростову, а затем и на протяжении ста двадцати километров вдоль южного берега залива.

Считая устройство полыней крайне неэффективным делом, ведущим к неразумной растрате сил, полковник Старинов доложил свое мнение новому командующему 56-й армией генерал-майору В. В. Цыганову.

Выслушав его доводы, В. В. Цыганов и член Военного совета армии бригадный комиссар Г. А. Комаров согласились, что полыньи себя не оправдывают, сообщили свою точку зрения Военному совету фронта. Там с отменой полыней не спешили. Но член Военного совета Южного фронта И. И. Ларин, приехав в очередной раз в Ростов и проинспектировав работы на побережье, распорядился прекратить пробивку полыней, а минирование усилить – ставить мины не только на самых опасных направлениях, но и в любом мало-мальски пригодном для выхода противника на берег месте.

Усилили в то время и минирование оборонительных рубежей 56-й армии на ее переднем крае, и минирование «обводов». Генерал-майор Цыганов решительно поддержал идею создания на оборонительных рубежах системы траншей и развитых ходов сообщений. В полосе 56-й армии она строилась и совершенствовалась быстро. А в 10-х числах января 1943 г., когда строительство и минирование оборонительных рубежей пошло полным ходом, Военный совет армии одобрил и предложение о создании специального батальона минеров для ударов по коммуникациям и опорным пунктам противника на северном берегу Таганрогского залива.

Как-то Цыганов вызвал Старинова и сказал:

– Резонанс от вылазок может оказаться неожиданным, поэтому требуется санкция командующего фронтом. Вы, полковник, кажется, знакомы с генерал-лейтенантом Малиновским?

– Так точно. Встречались в Испании.

– Вот вы и поезжайте к командующему. Вам он вряд ли откажет. Только обязательно обговорите состав диверсионных групп и попросите обеспечить эти группы необходимым снаряжением!

Последний раз Старинов видел Р. Я. Малиновского шесть лет назад, в испанском городке Хаене.

Слушал Илью Григорьевича командующий фронтом внимательно, предложение осуществлять диверсии в тылу врага, совершая переходы через лед Таганрогского залива, одобрил, разрешил привлечь к этим действиям добровольцев из приданных инженерной группе частей, а также из числа командиров и бойцов 8-й саперной армии.

Старинов сказал, что в оперативно-инженерной группе работают инструкторами испанские добровольцы:

– Они тоже рвутся в тыл врага, товарищ генерал!

– Как они морозы-то переносят? Ведь тут не Средиземноморье.

– Привыкли, не первый год у нас.

– Что ж. Пусть бьют фашистов, как били в Испании. Но уж вы их поберегите, Вольф!

– Слушаюсь, комарада Малино! (Псевдоним Малиновского в Испании.)

Командующий рассмеялся, размашистым почерком написал на поданном Стариновым докладе «Согласен. Малиновский» и, возвращая бумагу, пожелал боевой удачи.

Илья Григорьевич возвратился в штаб армии окрыленный.

В специальный батальон следовало отбирать людей не только сильных духом, но и очень выносливых физически.

На третьей неделе января состав спецбатальона определился. Командирам и бойцам выдали новое зимнее обмундирование, маскировочные костюмы, автоматы ППШ, саперные ножи, набор принадлежностей для работы с минами, кусачки, гранаты. Инструкторы оперативно-инженерной группы сразу начали обучать новичков искусству минирования и действиям в тылу врага. Но это было только начало! Еще предстояло решить, как диверсионные группы станут передвигаться по торосистому льду Таганрогского залива, преодолевая от 30 до 60 километров в один конец, как будут поддерживать связь со своей базой и между собою.

О преодолении залива пешком или на лыжах думать не приходилось. Ни пешком, ни на лыжах по льду далеко было не уйти. Потребовались санные упряжки. Военный совет армии помог достать сани, выделил достаточное количество лошадей. Но первый же пробный выезд на лед обескуражил. Кони, хоть и подкованные со всей тщательностью, идти не могли, у них разъезжались копыта, а ветер крутил сани.

Соскочив на лед, минеры пытались помочь лошадям, удерживая сани, но ничего не помогало. Местные рыбаки объяснили, что к санным полозьям нужно приделать железные «подрезы», чтобы они рассекали лед, как ножи, не давали саням скользить из стороны в сторону. Коней – перековать на острые шипы, а к солдатским валенкам прикрепить «бузулуки» – род подковы с тремя шипами. С «бузулуками» человек мог не только уверенно передвигаться по льду, но и карабкаться на отвесный берег.

Диверсанты сделали подрезы к саням, перековали коней, обзавелись «бузулуками», но тут появилась новая загвоздка. Убедились, что одной ночи не хватит, чтобы уйти на задание и вернуться на базу под утро. Решение напрашивалось само собой. Отправляться нужно было засветло, чтобы к наступлению темноты находиться в десяти-двенадцати километрах от врага, перед вылазкой немного отдохнуть. Однако движение диверсионных групп в дневное время могла легко обнаружить авиация противника. Поэтому маскировочная одежда потребовалась не только минерам, но и лошадям. Пришлось добывать белую материю, шить лошадям широкие маскировочные попоны-накидки с капюшонами. Облачили коней в новое одеяние. С расстояния в километр упряжи на фоне замерзшего залива и торосов стали совершенно неразличимыми.

Задачу связи боевых групп с ездовыми санных упряжек, оставляемых на ночь в торосах недалеко от северного берега, решили просто – снабдили ездовых карманными фонариками с разноцветными стеклами и изготовленными в мастерской-лаборатории разноцветными спичками. Не удалось только добыть раций для связи с боевыми группами.

В последних числах января 1942 г. Старинов доложил командующему армией, что спецбатальон к выполнению боевых приказов готов. Генерал Цыганов поставил задачу – не дать врагу свободно передвигаться по северному побережью Таганрогского залива, уничтожать во вражеском тылу живую силу и технику, разрушать вражескую связь.

Командующий утвердил план без поправок.

* * *

Прибыв в Ейск, Старинов прежде всего выполнил приказ командующего армией – связался с командующим Азовской военной флотилией контр-адмиралом С. Г. Горшковым, чтобы договориться о взаимодействии спецбатальона с моряками.

Прочитав письмо командующего 56-й армией, Горшков кивнул:

– Вылазки во вражеский тыл – дело хорошее. Но у вас же народ, как я понимаю, сухопутный?

Старинов подтвердил, что моряков в спецбатальоне действительно нет.

– Вот то-то. А воевать придется все-таки на море, хоть и замерзшем. Поэтому, товарищ полковник, необходимо привлечь к вылазкам моряков. Но об этом договоримся позже, а сейчас послушайте мои советы.

И контр-адмирал не поскупился на советы, за которые его после не уставали поминать добром все минеры, начиная с комбата и кончая ездовыми.

Сергей Георгиевич Горшков вообще уделял большое внимание вылазкам в тыл врага. По его приказу были сформированы боевые группы из команд кораблей, ходившие на северный берег залива с диверсантами полковника Старинова и самостоятельно.

Походы в тыл противника через Таганрогский залив начались с неудач. Подули сильные восточные ветры, завыл буран. Пришлось отсиживаться по рыбацким хатам. Диверсанты мрачно шутили: «Ждем у моря погоды».

Наконец к утру 3 февраля стихло. Чувствовалось, люди истосковались по делу. В третьем часу дня санные упряжи с минерами съехали на лед и вскоре исчезли за торосами, за снежной пылью.

Чтобы не пропала даром ни одна зимняя ночь, чтобы удары по врагу наносились непрерывно, минеры спецбатальона работали на износ. Пока одни совершали вылазки, другие готовились к походу, а третьи отдыхали. Каждую ночь в тыл противника проникали от двух до шести групп. И каждую ночь на северном берегу гремели взрывы, взлетали в воздух вражеские автомобили, тягачи с орудиями, взрывались фашистские склады.

К середине февраля гитлеровцы вынуждены были прекратить ночное движение транспорта по прибрежным дорогам между Бердянском и Таганрогом. По утрам, прежде чем пустить машины, оккупанты посылали на проверку дорог команды саперов, пытались тралить дорожное полотно тяжелогружеными санями. Тогда диверсанты начали ставить мины, пропускавшие трал и взрывавшиеся под толкавшим сани бронетранспортером, и мины замедленного действия, которые приводились в боевую готовность спустя час-два после траления. Взрывы на дорогах продолжали греметь.

Враг пытался пробивать возле северного берега полыньи – советские минеры перебирались через полыньи с помощью досок или появлялись там, где берег считался слишком крутым и непреодолимым.

Враг усилил охрану побережья. Однако через каждые сто метров патруль не поставишь – личного состава не хватит, и минеры без труда отыскивали проходы в цепочке вражеских постов.

Гитлеровцы начали минировать побережье. Это было уже опаснее. За две ночи боевые группы потеряли трех бойцов. А потом научились не только снимать вражеские мины, но и менять места их установки, уничтожать врага его собственными ловушками.

Получая все новые и новые «сюрпризы», противник нервничал. Каждый вечер фашистское боевое охранение выпускало в воздух многие десятки ракет, ощупывало залив лучами прожекторов, открывало стрельбу по каждой тени. Поддерживая автоматчиков и пулеметчиков, гвоздили по льду фашистские минометы и орудия.

Догадавшись, что минеры выезжают на лед до наступления темноты, а возвращаются на рассвете, противник бросил против малочисленных боевых групп истребители. Но шел февраль сорок второго, а не июнь сорок первого года! Пытавшиеся патрулировать залив вражеские самолеты сталкивались в воздухе с советскими истребителями и, как правило, спасались бегством.

Пробовало фашистское командование организовать вылазки собственных подразделений на берег, контролируемый Красной Армией. Гитлеровцы тоже использовали санные упряжки, а часть солдат пускали на коньках. Но встреченные огнем советских подразделений, несущих охрану берега, фашисты всякий раз торопливо отступали. Вскоре враг вообще оставил мысль проникнуть на южный берег.

Случались неудачи и у советских диверсантов. Как-то вражеские истребители сумели обнаружить и атаковать возвращавшуюся с задания одну из групп.

Один красноармеец был убит, несколько человек получили ранения, побило всех лошадей.

Взорванные 16 февраля два моста возле станции Буденновской, где стоял гарнизон гитлеровцев, навели оккупантов на мысль, что успешные действия советских минеров осуществляются с помощью партизан, а партизанам помогают «местные гражданские власти» из фашистских же ставленников.

Рассказали об этом бежавшие с оккупированного северного берега люди. Старинов со своими боевыми товарищами подлили масла в огонь – уничтожили фашистскую комендатуру в Буденновской. Гитлеровцы, озверев, тут же расстреляли всех местных полицаев.

Полковник Старинов участвовал не в одной такой спецоперации. В период наступления Красной Армии зимой 1942–1943 гг. и освобождения Сталинградской и Ростовской областей, Калмыкии, республик Северного Кавказа и других районов некоторые казачьи формирования совместно с немецко-румынскими войсками отступали вплоть до стабилизации линии фронта в марте 1943 г. на Тамани и реке Миус. Оборону здесь преимущественно держали казачьи формирования и национальные батальоны, кроме того, в Мариуполе находилось на формировании до 40 тысяч «добровольцев».

На основе данных, полученных от агентуры, штаб партизанского движения при Военном совете Южного фронта поставил перед собой задачу провести широкомасштабную операцию по разложению изменнических формирований. Предполагалось путем дискредитации видных руководителей казачьих и других формирований вызвать у немецко-фашистского командования недоверие к изменникам, снять их с линии фронта и расформировать, ослабив тем самым боевой потенциал противника.

Для выполнения этой задачи штаб партизанского движения сделал следующее. Собрал подробный материал о казачьих формированиях войска Донского; восстановил список командного состава и видных руководителей; через Управление НКВД по Ростовской области подобрал объект для заброски в тыл фашистам; составил дезинформационный материал и письма с целью дискредитации добровольцев. Материал и письма были оформлены в виде обращений на имя видных руководителей казачьего войска Донского. Содержание личных писем не внушало ничего подозрительного и представляло обыкновенное письмо от жены, племянника, друга и т. д.

Тексты были написаны тайнописью. Подготовленная штабом партизанского движения специальная директива была адресована на имя Одноталова – руководителя ростовского казачества, председателя малого войскового круга, бывшего офицера. Текст тайнописи содержал следующее: «Ваш план одобрен. Командование Красной Армии желает Вам успеха и ближайшей встречи. Форсируйте подготовку к восстанию. Сроки готовности казачьих сотен назначьте сами в соответствии с общим сроком. Подготовьте все, чтобы своевременно убрать офицеров, могущих помешать делу…».

Подобные материалы были разосланы остальным руководителям казачества. В их текстах были упомянуты видные казаки как «соучастники» заговора.

Передачу компрометирующих материалов в руки немецкой контрразведки было решено произвести путем заброски захваченных ранее видных руководителей полиции и предателей Родины, с нераскрывшимся парашютом. Для этой цели был использован арестованный органами НКВД и обвиняемый как изменник Родины некто Середа, бывший офицер царской армии, активный пособник оккупантов. Лучшей кандидатуры быть не могло. Середу знали в лицо все полицейские и офицеры казачьих формирований. Работником органов государственной безопасности СССР Середе было сделано ложное вербовочное предложение. Для искупления вины перед Родиной он якобы должен был выполнить задание органов безопасности на территории противника. Изменник легко пошел на вербовку, втайне предвкушая, как сразу же после выброски с парашютом явится к своим фашистским хозяевам. Для выброски инструкторами парашютно-десантной службы был подготовлен нераскрывающийся парашют.

Замысел руководителей ШПД и чекистов удался. Труп Середы с документами был найден немецкой контрразведкой на контролируемой фашистами территории. В результате этой акции казачья дивизия, дислоцированная в Таганроге, в мае 1943 г. была снята с фронта и, по частям, без оружия, направлена в глубокий тыл якобы для борьбы с партизанами.

* * *

Весна набирала силу. Краснодарский край и Ростовская область все усилия направляли на подготовку к посевной, на пахоту и сев.

Одна за другой свертывали работу и партизанские школы. Старинов, правда, пытался отстоять их, доказывая, что выпускники школ могли бы успешно действовать и дальше в других районах, например в Крыму или на северном побережье Азовского моря, но ему возражали, так как там действовали свои партизаны, а помощь им оказывали и Красная Армия, и партийные органы.

На оккупированной врагом территории действительно было оставлено или создано большое количество партизанских отрядов и диверсионных групп. Кроме того, немало организаторских партизанских и диверсионных групп забрасывались на оккупированную территорию.

Пока вынашивались новые идеи усиления ударов по коммуникациям противника, оперативно-инженерная группа закончила проверку и переустановку 37 тысяч противотанковых и 12 тысяч противопехотных мин, создала на танкоопасных направлениях резервы численностью в 45 тысяч мин, установила 25 мощных радиомин.

* * *

Приехав в НКО, Старинов прошел в свой кабинет. Сначала позвонил начальнику штаба, но его не оказалось на месте. Тогда он позвонил четвертому по счету за минувший год новому начальнику инженерных войск генералу М. П. Воробьеву.

– Зайдите, – пригласил Воробьев. Старинов доложил о прибытии.

– Создается впечатление, что вы окончательно забыли о своей должности помощника начальника штаба инженерных войск! – здороваясь, заметил Воробьев. – Я подсчитал. За десять месяцев войны вы находились в штабе ровно месяц!

– Товарищ генерал! Оперативно-инженерные группы создавались не по моему хотению!

– Не оправдывайтесь! Партизанскими проблемами заниматься не нужно было!

Воробьев предложил садиться и опустился в кресло сам.

– Впредь оперативно-инженерные группы организовываться не будут, – сказал он. – Мы добиваемся создания отдельных инженерных бригад специального назначения. Заниматься они станут исключительно заграждениями. Вам предстоит принять участие в разработке штатов бригад. Охоту к перемене мест надо обуздать, товарищ полковник.

Старинов промолчал.

Разговор получался неприятным, момент представлялся не совсем подходящим для перемены темы, но в иных случаях выжидать подходящий момент не приходилось.

Во время одного выхода в тыл противника у убитого гитлеровского офицера была изъята тетрадь, исписанная непонятными формулами. Илья Григорьевич доложил об этой тетради, найденной на Кривой Косе Таганрогского залива, генералу Воробьеву.

Полистав тетрадь, Воробьев пожал плечами:

– Сейчас не до загадок и таинств. Передайте тетрадь в аппарат уполномоченного Государственного комитета обороны (ГКО) по науке, пусть там разбираются. А сами отдохните и приступайте к выполнению своих прямых обязанностей. Не смею задерживать!

Возвратясь к себе, Илья Григорьевич набрал номер телефона представителя уполномоченного ГКО по науке Степана Афанасьевича Балезина, с которым познакомился в начале войны. Договорились о встрече.

Химические формулы, заполнявшие тетрадь немецкого офицера, заинтересовали Степана Афанасьевича.

– Немедленно передам это ученым!

– Тут действительно что-то важное, ценное?

– Подождем авторитетного заключения ученых! – уклонился от прямого ответа Балезин.

Вскоре Балезин позвонил и поблагодарил за доставленную ему таганрогскую тетрадь. Степан Афанасьевич тогда не разъяснил Старинову, что «химические формулы» в тетради являлись схемами ядерных превращений урана.