Текст книги "Создатель кошмаров"
Автор книги: Алексей Пехов
Соавторы: Наталья Турчанинова,Елена (1) Бычкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
В желтом кипении летели палки, камни, сучья и целые древесные стволы. Мое тело сновидения било, швыряло, давило толщей воды. Удержаться не за что. И нет воздуха.
…А потом все вокруг стало синим. Меня душил мой собственный кошмар.
Осознание этого неожиданно придало сил. Я заставил себя забыть о боли, сжал зубы, отсекая панику, и камнем рухнул на дно. В кобальтовом мраке мелькнуло нечто серебряное. Я увидел нож, медленно падающий в ил, потянулся к нему, успел разглядеть желтый проблеск на его клинке, и меня швырнуло обратно. Ошеломленного, задыхающегося и недоумевающего…
Я резко выпрямился, выдохнув с хрипом, потом вдохнул и пришел в себя. Я продолжал сжимать заклепку, не выпуская ее даже во время приступа кашля, который скрутил меня, когда я глотнул воздуха. Наконец справился со сбившимся дыханием. Огляделся. На глаза попались электронные часы. Мы отсутствовали не больше минуты. Мгновение наяву, за это время в мире снов может произойти очень многое.
Лик сидел возле потерявшего сознание Адриана и смотрел на меня с выражением начинающейся паники на узком лице.
– Мэтт, ты цел? – В его голосе звучали тревога и отчаяние.
– Нормально, – пробормотал я, поднимаясь. – Все нормально.
В этот миг, словно реагируя на мое движение, оракул открыл глаза. В них больше не было прежнего безумия, только глубочайшая усталость.
– Я сожалею о том, что сделал, Адриан, – сказал я ему.
– Да мне плевать на твое сожаление! – рявкнул он, хотя и без прежней ненависти. – Убирайся!
– Я могу все исправить…
– Нечего исправлять, – произнес несостоявшийся оракул безучастно, отворачиваясь к окну. – Поздно.
Последнее слово упало тяжело, словно камень. И я впервые в жизни подумал, что лучше бы мне было паять свои микросхемы пятьдесят лет назад, чем лезть в чужие сны…
Ступеньки лестницы расплывались перед моими глазами, голова раскалывалась от боли. Лицо постепенно опухало, кровь текла из разбитого носа, капала на рубашку. Ныли ребра, и передвигаться я мог, только держась за перила.
На выходе со мной столкнулась женщина и, разглядев, едва не выронила сумку. После испуганно-жалостливого междометия попыталась предложить помощь. Но я лишь огрызнулся в ответ, отодвинул ее плечом и вывалился на улицу. Единственное чувство, которое я сейчас испытывал, – бешенство. И пока оно заглушало все доводы разума. Да, я был сам виноват в том, что происходило с Адрианом. Он не отвечал за свои действия. Но этот недоделанный оракул не вызывал у меня ни капли сочувствия. Побитая гордость дэймоса требовала мести. Немедленной и беспощадной.
Я добрел до небольшого фонтана, стоящего в центре дворика между трех пятиэтажных домов, сел на бортик и стал смывать кровь с физиономии. Каждое прикосновение вызывало боль и новый приступ гнева. Но постепенно, с очередной пригоршней холодной воды, выплеснутой на лицо, он начал остывать. Подсознание Адриана… дело не только в блоке, поставленном мной…
Мои расплывчатые мысли оборвал звук торопливых шагов.
Я поднял голову и увидел запыхавшегося Ликомеда. Интересно, как он нашел меня? Впрочем, спроси любого на улице, куда побрел окровавленный человек в разодранной рубашке, и тебе легко укажут направление.
– Мэтт!! – крикнул он и подбежал ко мне. Остановился рядом, потоптался нерешительно, сунув руку в карман протянул упаковку дезинфицирующих салфеток и пластырь. – Вот, возьми.
– Походный набор оказания первой помощи всегда с собой, – криво улыбнулся я, чувствуя, как немеет половина лица. – Необходимое условие общения с Адрианом.
– Прости, – с пылкой искренностью произнес парень. – На него иногда находит… это безумие. Но вообще он очень хороший человек.
– Ну да, – я прикоснулся к коренному зубу, тот слегка шатался, – я успел заметить.
– Это правда. Он помог мне, – продолжил горячо оправдывать друга Лик. – Я подрался… ну, то есть меня избили и швырнули в канал, а он вытащил меня. Поздняя осень. Вода была ледяной… Привел в общежитие, где ночевал. Возился, пока я не пришел в себя. – Лик помолчал и произнес уверенно: – Адриан странный, но неплохой.
Я мог в это поверить. Все, что происходило с оракулом, исключительно моя вина.
– Ты хотел ему помочь, – сказал парень, опасаясь, что мое молчание вызвано нежеланием иметь дело с настолько агрессивным человеком.
– Да. Он отказался.
– Знаю, – Лик нетерпеливо мотнул головой. – Но ему плохо. Ты сумеешь вылечить его? Я могу заплатить… сколько скажешь.
– Дело не в деньгах… – я не договорил, снова наклоняясь над фонтаном.
– Я помню его с пяти лет, – сказал парень, глядя на просвет между домами, в котором медленно тускнел теплый осенний день. – Он часто сидел на ступенях у канала, смотрел на воду. Или лежал на парапете. Всегда одет одинаково: высокие шнурованные ботинки, серо-зеленые штаны, плащ даже летом. Он был то в одной компании, то в другой. Иногда исчезал надолго, потом снова появлялся. Выглядел таким свободным, раскованным… таким же был, когда мы познакомились. А после вдруг начал становиться нервным, отстраненным, его раздражало всё и все. И это пугало его самого, он не нравился себе таким, злился на себя, и от этого становилось только хуже.
Лик замолчал, потом вновь посмотрел на меня, и на его лице мелькнула боль человека, который никогда никого ни о чем не просил. А теперь вынужден ломать себя.
– Помоги ему, пожалуйста.
– Хотя бы попробуй, – произнес он с вернувшейся надеждой.
Я кивнул ему, поморщился от боли и пошел к машине, оставленной в паре улиц отсюда.
Усевшись на переднее сиденье, я откинулся на спинку, глубоко вдохнул, потом нашарил в бардачке упаковку обезболивающего и проглотил сразу две таблетки. Достал из кармана коммуникатор, пристроил его в гнездо на панели и выбрал нужный номер. Мне ответили сразу. Лицо Клио, красивое, сосредоточенное и строгое, появилось на экране.
– Он не хочет ничего менять, – сказал я. – Но я все равно еще раз проведу воздействие. У меня его вещь…
– Что у тебя с лицом? – спросила аонида отстранение.
Я коснулся опухающей челюсти, отозвавшейся на прикосновение ноющей болью.
– …издержки профессии.
– Ты мог не рассказывать ему, кем являешься на самом деле. Просто предложить помощь как целитель.
– Чувствую свою вину. Думал, удар по физиономии немного смягчит ее. Но не помогло.
Она смотрела на меня секунду, затем произнесла задумчиво:
– Результаты перековки дэймоса действительно ошеломляющие.
– А ты знаешь, что это такое на самом деле? – Аонида теоретически знала, но я не дал ей ответить. – Нормальный человек испытывает боль, когда видит чужие мучения. Сострадание, жалость, чувствует желание прекратить это страдание, помочь, предостеречь. Дэймос ничего подобного не чувствует. Ему все равно, или немного любопытно, или даже приятно. И чтобы выработать в нем нормальную человеческую реакцию, ему причиняют боль, показывая при этом мучения других. Записывают нужный рефлекс в подсознание. Скажем так, насильно включают милосердие, которого такие, как я, лишены. Одним нужны на это месяцы сеансов, другим – годы. Но действует на всех. Так что извини, Клио, теперь я не могу просто безучастно предложить помощь.
– Часто люди теряют из-за воздействия дэймосов жизнь целиком…
Клио помолчала, потом заговорила неторопливо, глядя на меня с экрана.
– Мы с Адрианом познакомились в университетском парке. Он только закончил среднюю гимназию и пришел на день открытых дверей. Познакомиться с преподавателями, лучше узнать программу обучения. Собирался заниматься прикладной математикой. Я готовилась к защите своей темы по биоинформатике. Он был вчерашним гимназистом, я успешно продолжала свое обучение как аонида в центре. Но нам было хорошо вместе. Мы открывали друг друга каждый день. Находили все больше точек соприкосновения, все сильнее сближались… Интересная, яркая, наполненная жизнь… – Клио замолчала, машинально опустила экран ноутбука, словно закрывая ту страницу своей жизни. – А потом все сломалось. Он отдалился, замкнулся, начал пропускать лекции, и вскоре вовсе бросил университет. Говорил, что ему скучно. Наши прежние увлечения, разговоры, занятия его раздражали. Все вызывало недовольство…
– И вы расстались.
– Можно сказать и так, – вздохнула аонида. – Он обвинил меня в том, что я считаю его слишком молодым для себя, слишком глупым. Я тщетно призывала его не ломать свою жизнь. Но оказалось, ее разрушает не Адриан, а всего лишь вмешательство дэймоса…
– Сейчас ты одна?
Обычно мы не задавали друг другу вопросы о личной жизни. Но она ответила:
– У меня нет времени на длительные отношения. Слишком много работы.
Значит, одна.
– Клио, я сожалею. Ты права. Испорченные жизни, убитые люди стоят той боли, что приходится терпеть во время перековки дэймосам. Немного мучений – это достойная плата за все то зло, что они причиняют.
Она ничего не ответила.
– Мне нужно доехать домой, – сказал я, вновь возвращаясь к теме оракула. – Я смогу продолжить работу только там.
– Что случилось? – спросила Клио, проницательно глядя на меня. – Ты говорил, он отказался от воздействия.
– Он набросился на меня, и мне пришлось затянуть его в сон.
– Ты сумел произвести мгновенное взаимодействие?..
Это не был вопрос. Для Клио очевидно, что я не стал бы сообщать о не совершенном действии. Поэтому я продолжил:
– Я попытался провести воздействие. Сразу. Но не вышло.
Яркие воспоминания недавнего кошмара нахлынули на меня. На миг сжало горло, перед глазами вновь заколыхалась мутная толща воды, в которой крутились деревянные обломки, бревна, словно ядра проносились камни. Ощущение погружения было настолько полным, что подумалось невольно – не подцепилась ли ко мне самому какая-нибудь фобия Адриана.
Я криво улыбнулся и произнес, кажется, немного растерянно, как в те первые дни, когда началась моя перековка:
– Я не смог. Ничего не смог сделать… – Я вытер рукавом пот, внезапно выступивший на лбу.
Аонида невольно подалась вперед, словно хотела прикоснуться, приложить пальцы к моей сонной артерии, как обычно действуют с внезапно заболевшими. И она поняла бы, что мой пульс зашкаливает, а кожа по сравнению с ее наверняка оказалась бы очень горячей.
– Что произошло, Аметил?
Мне захотелось взять ее ладонь и прижать к своей шее, чтобы остудить жар. Но Клио была недоступна, и пришлось довольствоваться прохладной банкой с энергетиком, прислонив ее металлический бок к виску.
– Это не я. То есть я… добил его. Но я поставил всего лишь спусковой механизм. Синий цвет.
Клио прервала мои путаные объяснения, как будто я был одним из ее клиентов, которых внезапно посетила яркая идея, и теперь требуется волевое усилие, чтобы оформить ее в зримые образы.
– Не волнуйся. Еще раз, пожалуйста.
Я глубоко вздохнул, успокаиваясь от ее умиротворяющего голоса.
– До меня с подсознанием Адриана уже работали. Там стоят мощнейшие блоки… Мне не пробиться… – Я покачал головой, вспоминая удушье от гигантской волны, и добавил: – Нет, пробьюсь, конечно. Нужно идти глубже.
– Кто с ним работал?
Я помедлил, вытащил из кармана заклепку Адриана, посмотрел на нее, крепко сжал, чуть расслабил пальцы, стискивающие металлический кружок, снова сжал и ответил честно:
– Феликс.
Клио почти не удивилась. Волна от камня, брошенного в воду много лет назад, докатилась наконец до берега. И Мусагет[8]8
Мусагет – Аполлон. Бог солнца, целитель, отец величайшего врачевателя Асклепия, воскрешавшего мертвых… Покровитель искусств. Прозвище Мусагета Апполон получил, как бог муз.
[Закрыть] знает, скольких она накроет.
– Феликс блокировал дар Адриана… – произнесла Клио задумчиво. – Предсказание… Он что-то увидел.
– Нечто важное для дэймосов, пленных дэймосов, я полагаю.
– Я хочу видеть это сама, – так же негромко промолвила Клио.
– Ты уверена?
– Я иду с тобой, – повторила она.
– Клио, послушай, я понимаю, ты хочешь поддержать Адриана. Однако я вынужден настаивать на отказе. Кем бы ты меня сейчас ни считала, как бы ни была разочарована во мне. Но я все же эпиос, а твоя специализация – работа с учеными. Ты будешь мне мешать.
– Понимаю. Но кроме того, что я аонида, я еще и представитель Пятиглава. И я иду с тобой.
Больше спорить я не стал. Клио, поняв это, спросила:
– У тебя осталась моя пуговица?
– Да. А у тебя должна храниться моя зажигалка.
– Тогда до встречи во сне.
– Я буду дома через три часа.
– Я подожду, – отозвалась она и отключилась.
Экран снова стал темным. Я завел машину, набрал адрес на панели и удобнее устроился на сиденье, доверившись бортовому компьютеру.
Обратную дорогу я почти не отслеживал, продолжая размышлять о странностях моего учителя. Зачем было вмешиваться в жизнь оракула, да еще так жестко? Чем Адриан был столь ценен? Связью с Клио? Но в момент знакомства оба были юными, неопытными, неопасными… Ответ не находился, однако я по-прежнему не был готов думать, что Феликсу просто нравилось доставлять проблемы окружающим, показывая свое превосходство.
Специфика дэймосов в том, что с каждым новым убийством они… мы… становимся все более бесчеловечными, жестокими, равнодушными. Потенциальный темный сновидящий, тот, кто еще не навредил никому, пока не отличается от обычного человека, способен испытывать жалость и желание помочь, но с первым злодеянием что-то в нем ломается, и он начинает свой путь в хаос. Вполне возможно, Феликс зашел уже тогда слишком далеко…
Добравшись до своего убежища, я поспешил найти пуговицу Клио. Зеленый камень в потемневшей от времени оправе лежал в верхнем ящике комода среди непишущих старых ручек, стеклянных сломанных подвесок, огарков свечей. Уходя отсюда, как мне думалось навсегда, я бросил его, как и всю свою остальную жизнь. Но оказалось, ошибся.
Холодный синтетический изумруд быстро нагрелся в моих пальцах. Не раздеваясь, я растянулся на кровати, велел себе не обращать внимания на шорохи, доносящиеся с чердака, закрыл глаза.
Прошептал свое волшебное «вокруг», всегда действующее на меня безотказно, и провалился в сон.
В этот раз я стоял посреди лавровой рощи. Низкие деревца, освещенные теплым солнцем, чуть шевелили листьями. В траве между тонкими стволами виднелись десятки тропинок. Громко стрекотали кузнечики. Высоко в летнем небе кружили стрижи. Их звонкие крики долетали до земли, приглушенные огромным расстоянием.
Умиротворяющая картина. Волшебный мир оракула, где спят предсказания и видения прошлого.
– Красиво… – прозвучал за спиной знакомый выразительный голос.
Я обернулся. Клио была рядом. Точно такая же, как и в реальности. Даже одежда прежняя – легкое золотистое платье и тонкие сандалии, бусины, вплетенные в сетку волос, блестят на солнце, отчего казалось, будто девушку омывает сияние высших сфер.
– …если не знать, что скрывается под этими зелеными полянами, – ответил я, глядя на мирный пейзаж.
Перевел взгляд, скользящий по глянцевым листьям, щедро ловящим солнечные лучи, на спутницу.
– Прогуляемся?
Она наклонила голову, ее лицо стало строгим и сосредоточенным, а пальцы крепко сжали мою ладонь.
Я выбрал тропинку, которая огибала дерево, напоминающее силуэт женщины со склоненной головой. Проходя мимо, сорвал один из листьев, присмотрелся внимательнее и отбросил в сторону. Клио не мешала мне лишними вопросами. Она прекрасно представляла работу эпиоса. И знала, что сейчас я занят сбором знаков, которые могли бы помочь мне выстроить структуру сна.
Лавровая роща не заканчивалась, все новые и новые деревья появлялись на пути, то почти смыкаясь ветвями, то широко расступаясь и открывая солнечные полянки. Я шел, пристально разглядывая их, иногда касался то одной ветви, то другой. Искал, но пока не находил.
– Адриан был хорошо знаком с Феликсом? – спросил я, не прерывая настойчивые поиски.
– Они встречались в коридорах центра снов, – ответила Клио задумчиво. По всей видимости, ее мысли занимал тот же самый вопрос, который мучил и меня: зачем понадобилось блокировать дар оракула. – Вежливо здоровались. Феликс желал удачи моему юному другу. Один раз угостил кофе…
– И булочками с корицей, – пробормотал я, в ответ на взгляд Клио мотнул головой, предлагая не обращать внимания на мои слова, и разворошил еще одну крону.
– Иногда дружелюбно интересовался его успехами, – продолжила аонида. – Можно ли назвать эти отношения хорошим знакомством?
– С точки зрения Феликса – да. Думаю, он узнал все, что ему нужно. Вот только зачем?
Я взглянул на небо, в котором радостно носились стрижи, повернулся вокруг своей оси, напряженно всматриваясь в деревца. Должно быть, здесь… Точно здесь.
Маленький лавр прятался в тени более высокого и раскидистого. Подойдя, я наклонился, отогнул сначала одну ветку, затем другую.
– Если хочешь спрятать важную для тебя вещь, выстави ее среди огромного множества точно таких же, – сказала Клио, наблюдая за мной.
– Верно, – откликнулся я рассеянно. – Одна звездочка на огромном небосводе, одна молекула в океане… Вот он.
Я сорвал ничем не примечательный с точки зрения всех остальных лист и продемонстрировал его спутнице.
– Это наш ключ. Теперь давай попытаемся открыть дверь.
Я поднял его выше и посмотрел сквозь него на солнце. Все темно-зеленые прожилки вспыхнули и запульсировали, словно кровеносные сосуды.
– Интересно, что за место… – я не договорил. На небе появилось облако, напоминающее очертаниями лавровый лист. Тень от него быстро бежала по траве, время от времени замирая на миг.
– Это именно то, что нам нужно, я полагаю, – сказала Клио.
– Да.
Черный контур остановился, зацепившись зазубренным краем за дерево, и растянулся на земле.
– Туда, – я шагнул вперед и прежде, чем тень поползла дальше, прыгнул в нее, увлекая за собой аониду.
– Кротовая нора, – произнесла Клио тихо, и я понял, что она имеет в виду не лазейку для родственников Леонарда, а нечто из области астрофизики. Тоннель, дающий гипотетическую возможность путешествий в пространстве и времени. Если бы возможно было исправить прошлое Адриана…
Секунду мы просто стояли посреди угольного силуэта, а затем провалились в темноту.
Глубины подсознания оракула рванулись нам навстречу. Проносились мимо лица шуршащими крыльями. Бесформенные образы, длинные ленты непроявленных снов, тусклые отголоски непроизнесенных прорицаний.
Короткий полет оборвался. Первое, что я ощутил, – удар воздуха, наполненного вонью ржавеющего железа, гнили, сточных вод и сырости. Затем включилось зрение. Мы стояли на невысоком плоском холме. В отдалении из серого тумана выступали очертания разбитого города. Сквозь скелеты полуразрушенных высотных зданий просвечивало низкое сизое небо. Тучи скребли по разбитым крышам. Уродливые коробки с острыми углами торчали, едва не наваливаясь друг на друга.
– Впечатляет? – спросил я Клио.
– Ты уже видел подобное?
– Напоминает мир дэймоса, да? – хмуро произнес я, глубоко засунув руки в карманы. – Кладбище нереализованного дара. Но нам не туда… Вниз. – Я показал на тропинку среди нагромождений камней, уходящую с холма.
У подножия тускло отсвечивала черная вода, в которой виднелись круглые островки.
Я шел первым. Никогда не видел эту дорогу, но она все равно казалась смутно знакомой. Отголосок давнего кошмара, своего или подсмотренного в работах Феликса. Зачем он это сделал? Зачем надо было превращать жизнь юного сновидящего в бесконечное мучение? Вопросы, на которые не было ответов.
Впрочем, у меня сейчас другая цель. Исправить уже совершенное.
Тропа, бегущая с возвышенности, упиралась в ровную площадку. Та была расчерчена квадратами – грязно-серыми и черными. На одних лежали бесформенные камни, другие оставались пустыми.
И чем ниже я спускался, тем отчетливей начинал понимать, что за предметы аккуратно разложены на земле. Оглянулся, увидел выражение лица Клио и остановился, сделав шаг вперед и вверх, стараясь заслонить от спутницы чудовищную картину.
– Тебе не обязательно идти туда. Подожди где-нибудь здесь. Не обещаю, что справлюсь быстро, есть кое-какие трудности, но…
– Я уже видела твой мир времен расцвета, Аметил, – сказала Клио, мягко отстраняя меня со своего пути. – Так что вряд ли меня может шокировать израненное, больное подсознание друга.
Мне оставалось только развернуться и снова начать спуск.
Чем дальше мы погружались в низину, тем сильнее врезался в ноздри запах разложения и ржавчины, и тем более сильным становилось ощущение уныния, подавленности, беды…
Но самое главное поджидало нас у подножия склона. Думаю, Феликсу было не сложно создать эту художественную инсталляцию. Но на неподготовленных она производила ошеломляющее впечатление.
У основания холма на квадратах были раскиданы головы. Человеческие головы, с серой кожей, мутными глазами, провалившимися ртами.
В их расположении по полю виделась система. Два ряда. Первый: почти все клетки заполнены. Второй: посередине голова в лавровом венке, рядом – обмотана ремнем, через одну пустую клетку – в помятом бронзовом шлеме.
– Что это? – тихо спросила Клио, словно опасаясь разбудить безмолвие мертвого поля.
– Игра дэймоса, – ответил я, посмотрел на нее и понял, что аониде пришлось сделать над собой усилие, прежде чем ступить на эту площадку.
– Первая игра, – уточнил я, осматриваясь еще раз. – Шахматы. Нужно собрать все фигуры и сыграть партию с подсознанием предсказателя. – Я усмехнулся невольно. – Шутка в духе Феликса. Если он рассчитывал, что я полезу лечить Адриана, мне придется, грубо говоря, по уши окунуться в грязь. А он знал, как я это ненавижу.
Я хотел объяснить, как пришел к такому выводу, но Клио меня уже не слушала.
– Это не шахматы, – сказала она и пояснила в ответ на мой недоумевающий взгляд: – У тебя не получится провести партию, потому что это не шахматы.
– Ну а что это, по-твоему?
– Это схема модели молекулы бороводорода. Ядовитое химическое соединение. При контакте с воздухом оно воспламеняется.
– Ты уверена?
– Те цифры и буквы по краю поля… Легко принять за не совсем обычную разметку шахматной доски. Но я вижу – одни символы четче, другие более смазаны. И они складываются в химическую формулу. Вернее, порядок ее воспроизведения… Это задача не для тебя, Аметил. А для меня. Для аониды, восприятие которой заточено на поиск знаков, имеющих отношение не к болезни, а к теоремам, доказательствам, алгоритмам.
Невидящим взглядом я уставился на головы, разложенные на каменных плитах.
– Если Феликс поместил сюда задачи, которые под силу решить только аониде, которая никогда не пойдет лечить больного… Больной не будет излечен.
– Или наоборот. Он знал, что рано или поздно я приду сюда. Ты приведешь меня. И с моей помощью поможешь Адриану.
– Ты во всех всегда видишь хорошее, Клио, – произнес я с невольной досадой. Сейчас мне меньше всего хотелось оправдывать Феликса. – Он просто ставил блоки. Блокировал оракула. Никаких путей отступления. И я не понимаю, как он вообще выжил, с таким кошмаром в подсознании.
– Пока у нас нет ответов. – Аонида подошла к краю доски, присела, еще раз внимательно изучая буквы по краю. – Да, все верно, это формула диборана.
– Ну хорошо. – Я приблизился к сновидящей, взял одну из голов за волосы. – И куда это?
– Клетка В-2, – ответила Клио.
– Думала ли ты когда-нибудь, что станешь собирать действующие модели молекул из человеческих голов в компании с дэймосом? – поинтересовался я учтиво, взвешивая в руке новый «атом». – Этот куда?
– Выше на клетку, – отозвалась аонида. – Кстати, не исключено, что, воссоздав это соединение, мы действительно получим огненный вихрь.
– Нисколько не удивлюсь, – буркнул я. – Еще одна ловушка. Наивный эпиос, разобравшись в этих картинках и преодолев омерзение, складывает все части головоломки, понятия не имея, что именно собирает, а в итоге его поджаривает.
– F-5, – сказала Клио, делая шаг в сторону. – Меня больше беспокоит, не повредит ли активация формулы Адриану?
– Нет. Наоборот. Выжжет всю эту гниль. Ну, это мое предположение. Но мы все равно не можем двинуться дальше. Готово. Куда следующий?
– Е-7.
Рисунок быстро складывался. Пустой оставалась всего одна клетка.
– Не волнуйся, я смогу защитить нас от огня, и Адриана вместе с нами, – сказал я, правильно расшифровав паузу, которую Клио сделала, прежде чем произнести последний ход и завершить формулу.
– Я тоже, – откликнулась аонида, рассматривая жутковатую схему. – При соединении диборана с водой выделяется водород и образуется борная кислота. Если составить формулу воды… символ формулы воды. Вместо огня мы получим относительно безобидные соединения.
– Верю тебе на слово, – хмыкнул я. – Ну, давай попробуем по-твоему. В конце концов, надо использовать способности аониды, если есть шанс поработать с ней.
– Тогда составляй схему, тебе нужно…
– Я помню из школьной программы, как выглядит молекула воды.
Клио отступила в сторону, давая мне простор для работы.
Чтобы построить элементарное Н20, много времени не понадобилось. Правда, для этого мне пришлось забраться в мертвый пруд и выловить оттуда необходимые «атомы». Когда вторая промежуточная задача была решена, я взглянул на Клио и жестом велел ей держаться подальше.
Она кивнула и покинула площадку.
Я тоже не стал рисковать. На всякий случай отошел, еще раз окинул взглядом «шахматную доску», задержал дыхание, размахнулся и закинул последний «атом» на нужную клетку. Я не мог не признаться сам себе – мне было жутко любопытно, что произойдет дальше. Фантазии Феликса иногда приобретали весьма причудливые формы. И даже предполагаемая опасность не могла погасить мой интерес.
Пару секунд мертвые головы лежали неподвижно, а затем воздух над площадкой поплыл, задрожал. «Молекулы» начали подниматься над камнями, приобрели трехмерность, словно компьютерные модели, и, медленно вращаясь, поплыли друг к другу.
Я невольно сделал шаг в сторону, к Клио, жадно рассматривающей зловещее, но захватывающее зрелище.
– Похоже на сближение космических объектов, – произнесла она тихо, крепко сжимая мою ладонь. – Когда один попал в поле притяжения другого.
– И сейчас произойдет взрыв, – предположил я.
Но ошибся. Молекулы столкнулись. Атомы перемешались, выстраиваясь во что-то новое, вспыхнули – из одних шаров в воздух ударили свистящие потоки газа, похожие на белые свечи, другие хлынули на каменные плиты прозрачной жидкостью. А спустя мгновение всю эту удивительную инсталляцию разорвало и скомкало. Словно две гигантские ладони невидимого наблюдателя смяли тщательно выстроенную конструкцию и с силой швырнули на землю.
Площадка утратила каменную надежность, рассыпаясь на отдельные блоки. Скрежеща боками друг о друга, они проваливались в пустоту, оставляя после себя черные дыры. Снизу слышался гулкий грохот разбивающихся булыжников.
Наконец земля перестала сотрясаться, все стихло.
Мы оказались стоящими на краю прямоугольной дыры, на первой выщербленной ступени полуразрушенной лестницы, ведущей в подземелье.
– Игра продолжается, – сказал я, начиная испытывать уже знакомый азарт.
Плиты пошатывались под ногами, со стен сыпались струйки песка.
Клио шла позади меня, я слышал шорох ее легких шагов.
Лестница закончилась. Мы оказались в пустом холодном помещении. Потолок ему заменяли ржавые решетки, проломы в стенах закрыты железными прутьями. За ними видны еще помещения – совсем темные или освещенные солнцем. Сквозь плиты в полу пробились ростки лавра, на них сверху падали капли воды и разбивались о темные глянцевые листья. Весьма символично. Суть оракула, задавленная, почти уничтоженная, упорно пробивалась сквозь блоки Феликса.
Клио вопросительно посмотрела на меня.
– Иди точно по моим следам, – сказал я ей и сделал первый шаг.
Здесь плиты были надежными. Не шатались, не пытались провалиться или треснуть. Обманчивая устойчивость.
Мы медленно продвигались. Постепенно воздух становился все более густым и теплым. Стебли лавра делались бледнее, тоньше, а затем исчезли вовсе.
Каменный пол сменили решетки. Теперь нас окружала клетка. Ее стены громоздились под самыми причудливыми углами, сходились над головой и наслаивались друг на друга сложными конструкциями.
Чем глубже мы погружались в эти металлические дебри, тем менее надежными и устойчивыми становились прутья. Они начали дрожать и похрустывать. Пропадали целые звенья. Истончались, рассыпались мелкими осколками.
– Нестабильная кристаллическая решетка, – со сдержанным интересом произнесла Клио. – Разрушается по мере нашего движения. Судя по всему, мы катализатор реакции.
Мне хотелось броситься вперед, одним махом проскочить через опасный участок. Но интуиция подсказывала: торопиться нельзя.
Клио опустила руку мне на плечо, сжала, призывая оставаться на месте.
– Он придумывает задания, не слишком заботясь о точности и достоверности, – услышал я ее шепот. – Значит, и мы не станем придерживаться точного порядка.
– О чем ты? – спросил я так же тихо, оглядываясь на нее.
Решетка под ногами хрустнула и прогнулась.
– Сейчас мы создаем аллотропную модификацию углерода – алмаз. – Клио, сосредоточенная и внимательная, смотрела по сторонам, кончики пальцев на ее левой руке чуть подрагивали, словно она перебирала цепочку электронов, нанизанных на цепь сложной формулы.
– Мы?
– Наше присутствие запустило нужную реакцию. Смотри… – Она подняла руку, показывая на стену.
Я пригляделся и увидел, как решетка меняется: усложняется, делится, наслаиваясь все новыми и новыми соединениями, а затем вдруг фрагмент ее обратился в сверкающий камень конической формы. Рядом возник еще один. И еще… Спустя несколько минут все вокруг сияло и переливалось.
Но полюбоваться ошеломительной картиной не удалось.
Кристаллы росли с угрожающей скоростью. Сверкающие острые мечи со свистом пронзали пространство, готовые проткнуть нежеланных гостей.
– Осторожно! – воскликнула Клио, и я увернулся от алмазного копья, нацеленного мне в голову.
Затем пригнулся, перепрыгнул через новый сверкающий отросток и успел оттолкнуть аониду, прежде чем ее поразил кристалл, выросший из стены совсем рядом. Острейшая грань срезала кусок платья девушки, и тот жалким обрывком упал на пол, где тут же исчез среди сияющих алмазных жал. На миг я испытал нечто вроде гордости за Феликса, изобразившего столь коварную ловушку. Убийственная красота.
Острый трезубец ринулся на Клио, но та не стала отступать. Между ее пальцев возникла и сразу погасла сложная формула, повеяло жаром, а сияющий кристалл вдруг почернел и разлетелся мелкими крошками.
«Графит, – подумал я, уклоняясь от очередного „клинка“, – следующая фаза развития алмаза».
Клио разрушила еще несколько острейших образований, успешно пробивая эту своеобразную кимберлитовую трубку. Теперь я следовал за ней. Уклонялся от кристаллов, заставил девушку пригнуться, прежде чем очередная сверкающая колонна поглотила ее, и вдруг почувствовал острейшую боль в спине. Многогранный алмаз, вытянувшийся в считаные мгновения, вонзился в тело, разрывая мышцы. Меня едва не выбросило из сна. Я уцепился за него всеми мыслями, не позволяя себе отключиться. Услышал голос Клио и постарался сосредоточиться только на нем. Увидел перед собой красивое лицо, волосы, осыпанные графитовой крошкой, взгляд, приказывающий оставаться здесь и сейчас.
