Текст книги "Авантюрные хроники: английская дипломатическая служба в России"

Автор книги: Алексей Юдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Снова о деятельности Горсея в России

Горсей в своих воспоминаниях о завершающем этапе своей деятельности в России очень схематичен и концентрируется главным образом на торговых операциях. Можно понять, что в этот период он действовал в обход Московской компании, что было явным нарушением корпоративных правил, и в итоге закончилось, затеянным против него судебным процессом в Лондоне. Но Горсей ничем не рисковал, он явно рассчитывал на поддержку лорда-казначея Уильяма Сесила и Френсиса Уолсингема. Он не обманулся в своих ожиданиях. Суд его оправдал. Следует полагать, что ему зачли его достижения на другом, неторговом поприще.

Судя по воспоминаниям Горсея, он подробно информировал Уолсингема о политической борьбе, развернувшейся в России после смерти Ивана Грозного. Он сообщал о том, что в Москве сложилась серьезная оппозиция князю-протектору, но Годунов, на которого он, по всей видимости, уже не рассчитывал, умело маневрировал и опережал своих соперников. По сообщениям Горсея, Борис Федорович действовал осторожно, но быстро. Богдан Бельский, любимец Ивана Грозного был отправлен в Казань в ссылку «как опасный человек, сеявший смуту среди знати». Князь Иван Васильевич Шуйский, первый князь царской крови, пользовавшийся большим уважением, властью и силой, был главным соперником Бориса и открыто враждовал с ним. В 1586 году он попытался при поддержке митрополита Дионисия и других бояр развести царя Фёдора с Ириной Годуновой, но их попытка оказалась неудачной. Шуйский был обвинен в грубых нарушениях обычаев местничества при вынесении судебного решения в пользу своего родственника и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. По дороге с ним случилось несчастье – он угорел в ямской избе. Иван Федорович Мстиславский, один из царских опекунов за участие в заговоре Шуйских и других бояр был сослан тоже в Кирилло-Белозерский монастырь, где и умер в 1586 году. Никита Романович Захарьин-Юрьев в августе 1584 года тяжело заболел и уже больше не принимал участия в государственных делах. В 1585 или 1586 году он тихо скончался, взяв с Годунова клятву «соблюдать» его детей и вверил ему попечение о своём семействе. Казначей Петр Иванович Головин потерял свое положение уже в декабре 1584 года. В казначейство была назначена проверка, которая обнаружила столь крупные хищения, что боярский суд вынужден был приговорить Головина к смерти. Только в последний момент Годунов отменил казнь – излишняя жестокость была ему ни к чему. По дороге в ссылку любимец Годунова пристав И.В. Воейков умертвил Головина. Младший брат Головина Михаил, не стал дожидаться расправы и бежал в Литву.

К Андрею Васильевичу Щелкалову, человеку низкого происхождения, достигшего своего положения умом и талантами, Годунов был весьма расположен и видел в нем своего союзника. Хотя он известен в основном как дьяк посольского приказа, на самом деле под его началом действовало несколько важных приказов, включая, разрядный, который ведал назначениями. В государственных делах ничего не делалось без его ведома. После смерти Ивана Грозного он стал самовольничать. Вместе с братом Василием они «искажали росписи родословных людей и влияли на местнический распорядок, составляя списки административных назначений». Борис Годунов много лет смотрел сквозь пальцы на проделки братьев, но в 1794 году Андрей все же был отправлен в ссылку, Василий опале не подвергся, но стал осторожнее.

Подобная судьба постигла многих, еще больше бежали в Литву и Польшу. «Я был огорчен, – писал Горсей, – увидев, какую ненависть возбудил в сердцах и во мнении большинства князь-правитель, которым его жестокости и лицемерие казались чрезмерными»101101
  В других изданиях воспоминаний Горсей отзывается о Годунове в превосходных степенях.


[Закрыть]. В своей книге Горсей не пишет, что гонениям подверглась главным образом «польско-литовская партия», которая при прежнем царе даже не пыталась поднять голову. Однако Горсей, несомненно, понял, что польско-литовские кланы могли стать важной силой в Московии. Он активизировал контракты с Федором Никитичем Романовым, негласным главой «польской партии». Необходимо было выяснить планы и намерения «выезжан», а также бежавших в Польшу и Литву дворян. Скорее всего, именно ради этого он и заезжал в Варшаву и в Вильну перед своим негласным возвращением в Россию и арестом. Этот период своей деятельности он освещает скупо и несколько сумбурно. Касаясь своих отношений с Федором Романовым102102
  Захарьины-Юрьевы сменили фамилию на Романовы в дань уважения заслуг Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина, отца первой жены Ивана Грозного Анастасии.


[Закрыть], Горсей писал: «Старший сын его, видный молодой князь, двоюродный брат царя Федор Микитович (Feodor Mekitawich), подававший большие надежды (для него я написал латинскую грамматику, как смог, славянскими буквами, она доставила ему много удовольствия), был принужден жениться на служанке своей сестры, жены князя Бориса Черкасского (Knez Boris Shercascoie), от нее он имел сына, о котором многое услышите впоследствии. Вскоре после смерти своего отца <Романа Никитича Захарьина-Юрьева> он, опасный своей популярностью и славой, был пострижен в монахи и сделался молодым архиепископом Ростовским (Archbishop of Rostove). Его младший брат, Александр Микитович (Alexander Mekitawich), не менее сильный духом, чем он, не мог долее скрывать свой гнев: воспользовавшись случаем, он ранил князя-правителя, но не опасно, как задумывал, и бежал в Польшу, где вместе с Богданом Бельским, главным любимцем прежнего царя и сказочно богатым человеком, и с другими недовольными лицами как там [в Польше], так и дома задумывал заговор с целью не просто свергнуть Бориса Федоровича и всю его семью, но разрушить и погубить все государство, как вы и прочтете на этих страницах позднее».

Написанное Горсеем изобилует неточностями и фактическими ошибками, но в данной цитате присутствуют два важных намека. Во-первых, любопытно брошенное вскользь замечание Горсея о том, что он написал для Федора Никитича Романова латинскую грамматику славянскими буквами. Как указывают некоторые историки, в частности Л.Ю. Таймасова, под грамматикой или алфавитом в те времена понимали шифровальные книги или таблицы. Можно, следовательно, предположить, что отношения между Горсеем и Федором Романовым как минимум были доверительными и они замышляли какое-то общее дело, раз появилась необходимость вести шифрованную переписку. Во-вторых, Горсей прямо указывает на существовавший заговор. Хотя он явно путает события и их очередность – Александр Никитич Романов в тот период времени был одним из приближенных Бориса Годунова, в ссылку был отправлен только в 1601 году – но борьба за власть, несомненно, велась. Трудно предполагать, что конкретно замышлял Горсей, но очевидно, одно – планы заговорщиков его интересовали самым серьезным образом, если отказаться от мысли, что он сам был организатором заговора. Если же принять данное предположение, то следует признать, что Горсей вместе с Федором Романовым стоял у истоков русской смуты, целью которой стало устранение неудобного Годунова и основание новой династии. Подобное предположение отодвигает нижнюю границу временного диапазона Смутного времени до середины 1580-х годов и более того – делает версию о планировавшемся физическом устранении Ивана Васильевича с целью спровоцировать борьбу за русский престол еще более обоснованной. Именно эти аспекты деятельности Горсея в Москве, как представляется, стали основанием для серьезных претензий к Горсею со стороны Бориса Годунова. Именно поэтому Горсей был арестован после посещения Варшавы и Вильны, где он без сомнений встречался с бежавшими из Москвы заговорщиками. Жизнь Горсея висела на волоске. В это время в Москву прибыл очередной английский посол, Джайлс Флетчер.

Джайлс Флетчер и его книга

Джайлс Флетчер прибыл в Москву в ноябре 1588 года. Хотя он выступал в качестве посланника королевы Елизаветы к царю Федору Иоанновичу политические задачи перед ним не стояли, по крайней мере королева ничего не писала русскому царю по этому поводу103103
  Толстой Ю.В., там же, с. 291.


[Закрыть]. Ему было поручено урегулировать конфликт с московским правительством по поводу частных долгов одного из агентов английской Московской торговой компании, сделанных от имени компании, поддержать ходатайство этой компании о восстановлении монополии на торговлю через северные русские порты, а также вновь разрешить английским купцам торговать через Казань и Астрахань с Бухарой и Персией. Главная же задача, которую королева поставила перед Флетчером, и о которой она писала царю Федору, состояла в освобождении Горсея и отправке его в Англию, чтобы «наши думные люди, чего он доведетца, то б над ним и сделали; а то ся добре дивимъ, что онъ дуракъ так сделалъ, и в той брани нечаемся, что он вашего пресв-ва ближнимъ людемъ много докуки чинилъ».

По словам Горсея, миссия Флетчера сразу же оказалась под угрозой. На первой же аудиенции у царя Флетчер вступил в пререкания о царском титуле, не пожелав прочитать его полностью. Подарки, присланные с Флетчером от королевы Елизаветы царю Фёдору Иоанновичу и Борису Годунову, были найдены неудовлетворительными. Флетчера приняли сухо, не пригласили к царскому столу и поручили вести с ним переговоры дьяку посольского приказа Андрею Щелкалову, известному своим предвзятым отношением к англичанам.

Впрочем, жалобы Горсея на то, что Миссия Флетчера окончилась неудачей неосновательны. По имеющимся записям Посольского приказа104104
  Бантыш-Каменский Н.Н., там же, с. 93


[Закрыть], Флетчер привез с собой из Лондона «18 статей, способствующих к удобнейшей англичанам в России коммерции», и просил включить их в жалованную грамоту Московской компании. Пожелания его были исполнены, 22 апреля ему была выдана новая жалованная грамота с включенными в неё 18 статьями. Среди указанных статей вновь значилось право английских купцов платить половинную пошлину. Более того, было восстановлено право на плавание купцов Московской компании по Волге под охраной стрельцов и вести торговлю с прикаспийскими странами105105
  Толстой Ю.В. там же, с. 394.


[Закрыть]. Щелкалов отказался предоставить Московской компании монополию на северную торговлю. Частные долги английских купцов были признаны долгами Московской компании и ей были предъявлены претензии. Вместе с тем Горсей был выдан Флетчеру с пожеланием никогда не присылать в Москву этого «плута». В мае Флетчер получил отпускные грамоты и вместе с Горсеем покинул Москву. По некоторым данным, он был выслан из России.

Полугодовое пребывание Флетчера в Москве оказалось плодотворным также с точки зрения «науки о России». Он собрал множество материалов и записал много рассказов. Особенно полезными для него оказались беседы с арестованным Горсеем, который много рассказал Флетчеру о России, которую хорошо узнал за почти 17 лет жизни в стране. Собранная информация легла в основу небольшой, но весьма информативной книги, которую Флетчер опубликовал в Лондоне в 1591 году под названием «Of the Russe Common Wealth» («О Русском Государстве»). Несмотря на небольшой объем106106
  В книге порядка 150 страниц.


[Закрыть], книга на несколько десятилетий стала едва ли не основным источником сведений о России.

Книга разделена на 28 глав107107
  Очень похожих по структуре на книгу З. Герберштейна


[Закрыть], которые последовательно сообщают сведения о географии страны, ее климате, почвах, крупнейших городах, устройстве государственной власти и судопроизводстве, управлении на местах, царской династии, порядках при царском дворе, основных сословиях и взаимоотношениях между ними, структуре церковных чинов, богослужебной практике, таинстве чина миропомазания, составе армии, порядке ее формирования и снабжения. Последняя 28 глава посвящена характеристике русской нации и обычаям русской обыденной жизни.

Особенность книги Флетчера состояла в том, что в целом достоверные факты излагались с точки зрения жесткой идеологической установки – представить московское царство в образе дикой, варварской страны, врага всего подлинно христианского мира. «Тираническая власть царя, писал Флетчер, копирует худшие обычаи турецких султанов. Царь обирает своих подданых, поощряет воровство и взяточничество, натравливает все сословия друг на друга и не останавливается перед массовыми бессудными казнями, поскольку ни писанных законов, ни нормальной судебной системы у русских нет. Рабский народ ленив, беспутен, неграмотен, предается поголовному пьянству». При этом Флетчер не останавливается перед откровенными измышлениями. Вот как он доказывал жестокость Ивана Грозного: «Чтобы показать власть свою над жизнью подданных, покойный царь Иван Васильевич во время прогулок или поездок приказывал рубить головы тем, которые попадались ему навстречу, если их лица ему не нравились или когда кто-нибудь неосторожно на него смотрел. Приказ исполнялся немедленно, и головы падали к ногам его». Рабское состояние, по его оценкам, распространялось не только на крестьян, но на все общество. Он, в частности, записал: «… царь Иван Васильевич, отец нынешнего царя, человек высокого ума и тонкий политик, желая более усилить свое самодержавие, начал постепенно лишать их <дворян> прежнего величия и прежней власти, чтобы наконец сделать их не только своими подчиненными, но даже холопами, то есть настоящими рабами, или крепостными». При этом Флетчера совсем не смущало то, что он смешивал старинное родовое боярство с новым служилым дворянством, которое противопоставлялось царем старинному боярству и выступало как главная опора трона.

Уже в десятой главе Флетчер делает вполне практические выводы: «Из всего сказанного здесь видно, как трудно изменить образ правления в России в настоящем ее положении. … Что же касается князей, управляющих под ними областями, то это люди важные только по названию, как было сказано выше, без всякой власти, силы и доверия, за исключением того значения, которым пользуются по своей должности, пока ее занимают. Но и здесь приобретают они не любовь, а, напротив, ненависть народа, который видит, что они поставлены над ним не столько для того, чтобы оказывать ему справедливость и правосудие, сколько с тем, чтобы угнетать его самым жалким образом и снимать с него шерсть не один раз в год, как каждый владелец со своей овцы, а, напротив, стричь его в продолжение всего года. Кроме того, власть и права их раздроблены на множество мелких частей, потому что в каждой большой области их находится по нескольку человек, и притом время, на которое они назначаются, весьма ограничено. Таким образом, им невозможно сколько бы то ни было усилиться или привести в исполнение какое-либо предприятие в этом роде, если бы они даже возымели счастливое намерение сделать что-нибудь новое. Что касается простого народа, как будет видно лучше из описания его состояния и свойств, излагаемых ниже, то кроме недостатка в оружии и неопытности в ратном деле, от которого удаляют его намеренно, у него беспрестанно отнимают и бодрость духа, и деньги (кроме других способов) иногда под предлогом какого-нибудь предприятия для общественного благосостояния, а иногда вовсе даже не ссылаясь ни на какую потребность в пользу государства или царя. Итак, ни дворянство, ни простой народ не имеют возможности отважиться на какое-нибудь нововведение до тех пор, пока войско, которого число простирается, по крайней мере, до 80 000 человек, получающих постоянное жалованье, будет единодушно и беспрекословно подчинено царю и настоящему порядку вещей, а оно, очевидно, должно быть усердно к своей должности, как по самим свойствам солдат, так и потому, что они пользуются всюду полной свободой обижать и грабить простой народ по своему произволу, что им нарочно дозволено для того, чтобы им нравилось настоящее положение дел. Заговора между войском и простым народом опасаться также нельзя, потому что цели их слишком различны и противоположны. Это безнадежное состояние вещей внутри государства заставляет народ большей частью желать вторжения какой-нибудь внешней державы, которое, по мнению его, одно только может его избавить от тяжкого ига такого тиранского правления».

Написанного достаточно, чтобы прийти к выводу о том, что миссия Флетчера была отнюдь не так проста и безобидна, как могло бы показаться на основании его полномочий и официально заявленных целей. Он ехал в Москву с очевидной задачей: проверить на месте информацию Горсея о подготовке заговора с участием недовольных бояр во главе с Федором Романовым и бежавшими из России литовско-польскими шляхтичами, степени прочности положения царя и регента, надежности войска и его способности противостоять внутренней смуте и «вторжению какой-нибудь внешней державы». Как представляется, он хотел познакомиться и с Федором Никитичем Романовым и оценить его потенциал как политика, а также готовность учитывать интересы Англии. Следует заметить, что подобные «инспекционные поездки» стали нормой английского подхода к организации, выражаясь современным языком, «цветных революций». Можно лишь догадываться о том, каковы были оценки и выводы английского посла, которые он собирался представить королеве, В принципиальном плане все силы для выступления были налицо: внутренняя оппозиция, сильный отряд шотландцев в непосредственной близости от Москвы, внешняя сила, готовая к вторжению из Литвы и Польши. Готовность войска защищать трон оставалась фактором неопределенности, но в условиях наличия многочисленных кланов в среде боярства и дворянства, можно было рассчитывать на то, что власть не сможет удержать единоначалия над войском, оно тоже распадется на части, поддерживающие разные группы недовольных. По сути, в России назревал гражданский конфликт с возможностью распада централизованного государства. В подобных условиях в Лондоне следовало задуматься о том, чтобы силой оружия установить контроль над частью русской территории, представляющей особый интерес для английского купечества. Подобные догадки могут показаться необоснованными и даже фантастическими, однако через несколько лет в условиях начавшейся в России Смуты они найдут документальное подтверждение.

В мае 1589 года Флетчера, а вместе с ним Горсея, выслали из Москвы. Возможно, эта предосторожность предотвратила тогда выступление оппозиции, но Годунов не вырвал корень смуты. Россия всего лишь получила отсрочку.

Когда книга Флетчера увидела свет, руководство Московской компании всполошилось. Были весомые основания опасаться возможных последствий для всех английских купцов, торговавших с Россией, в случае появления провокационного сочинения в Москве. По просьбе английских купцов Уильям Сессил, лорд Бёрли, всесильный государственный секретарь королевы, запретил книгу и приказал изъять все ее экземпляры. В частные руки попали всего несколько книг, по которым впоследствии сочинение Флетчера о России многократно переиздавалось.

Книга английского посла, стала еще одним, но вероятно наиболее разработанным на тот момент идеологическим обоснованием права Англии на «исправление» русской династии, доказательством дикости и варварства русских и допустимости применения к ним как «нехристианскому» народу любых мер во имя процветания достойных наций, к которым, по оценке Флетчера, прежде всего следует отнести англичан. Судя по всему, именно в период совместного ожидания отправки в Англию у Флетчера и Горсея сложился тот подход, который на многие столетия определил характер англо-русских отношений. Более того, книга Флетчера стала ценным руководством для английских специальных служб – это был не первый, но весьма глубокий анализ внутренних слабостей русского государства и его общественного устройства, однако пока на троне оставался законный царь Федор Иоаннович, а при нем в роли лорда-хранителя, а по сути соправителя – Борис Федорович Годунов, все слабости теряли значение. У России оставался шанс на самостоятельное и поступательное развитие. Помимо субъективных причин для этого были и объективные предпосылки.

Московское царство уже при прежнем царе превратилось в огромное русское государство. Даже в английских документах его называли империей, а царя императором. Во множестве строились новые города, которые закрепляли русские территориальные приобретения. Совершенствовалось военное дело, был успешно отражен крупный поход крымцев на Москву, которому было суждено стать последним. Была одержана важная победа над шведами, в результате которой было возвращено балтийское побережье с городами Ям, Ивангород, Корела, Копорье. Было учреждено Московское патриаршество во главе с первым патриархом Иовом и Москва заявила свои претензии на духовное наследие Византии. В Москве было завершено строительство Белого города, на Урале начиналось строительство Бабиновского (по фамилии купца Бабинова) тракта в Сибирь. Развивались торговля, ремесла, солеварение и связанное с ним производство калийной селитры, ямчуга, основного компонента при производстве пороха. Россия получала возможность отказаться от «импортного зелья», которого так не хватало в военных походах Ивана Васильевича. Растущая самостоятельность России, осознание собственных интересов, превращало ее в силу, с которой уже следовало считаться. Федор Иоаннович при поддержке Бориса Годунова все меньше шел навстречу пожеланиям английской короны и Московской компании и явно не собирался восстанавливать английскую монополию на северную торговлю. Интерес Ватикана и поддерживаемой им Польши к России, стремление к превращению ее в зону латинского влияния также подталкивал английское правительство к решительным мерам тем более, что большая подготовительная работа была уже проведена, силы внутренней оппозиции консолидированы и им был необходим только повод.

Как представляется, именно поэтому Горсей в апреле 1590 года не побоялся вновь оказаться в Москве. Правда, на этот раз он был защищен официальным статусом посла королевы Елизаветы, от которой он привез грозное послание. К сожалению, невозможно достоверно воспроизвести обстоятельства последней миссии Горсея в Москву. Его собственное описание событий того времени, приводимое в «Путешествиях…»108108
  Горсей Дж. «Путешествия сэра Джером Горсея», часть третья: https://drevlit.ru/g.html


[Закрыть], доверия не вызывает. Ясно одно – в Москве ему остаться не позволили и на время подготовки ответа на «ультиматум» королевы выслали в Ярославль, который, как утверждают некоторые историки109109
  В частности, Скрынников Р.Г.


[Закрыть], стал центром нового заговора. И Горсей косвенно это подтверждает, признаваясь в том, что поддерживал связи с окружением вдовствующей царицы Марии Нагой, в частности, с ее братом Афанасием Нагим: «Известия, которые доходили до меня, были иногда приятны, иногда ужасны. Бог чудом сохранил меня. Но однажды ночью я предал свою душу богу, думая, что час мой пробил. Кто-то застучал в мои ворота в полночь. У меня в запасе было много пистолетов и другого оружия. Я и мои пятнадцать слуг подошли к воротам с этим оружием.

– Добрый друг мой, благородный Джером, мне нужно говорить с тобой.

Я увидел при свете луны Афанасия Нагого (Alphonassy Nagoie), брата вдовствующей царицы, матери юного царевича Дмитрия (Demetries), находившегося в 25 милях от меня в Угличе.

– Царевич (Charowich) Дмитрий мертв, сын дьяка, один из его слуг, перерезал ему горло около шести часов; [он] признался на пытке, что его послал Борис; царица отравлена и при смерти, у нее вылезают волосы, ногти, слезает кожа. Именем Христа заклинаю тебя: помоги мне, дай какое-нибудь средство!»110110
  Горсей Дж. «Путешествия сэра Джером Горсея», часть третья: https://drevlit.ru/g.html


[Закрыть]

Не имеет смысла излагать здесь версии тех событий или создавать еще одну. Следует лишь отметить, что после смерти царевича вокруг боярских палат в Угличе собралась толпа возмущенных горожан, которые растерзали обвиненных в убийстве Дмитрия, в Москве начались грандиозные пожары, в которых, как утверждает Горсей, сгорело 12 тысяч домов, едва ли не четверть города. Бунт мог вспыхнуть в любую минуту, но не вспыхнул, хотя многие историки признают, что именно с этого времени, а не от смерти царя Федора Иоанновича в 1598 году следует отсчитывать годы Смутного времени, а возможно и с середины 1780-х годов, как было показано выше. От бунта Россию спасла предусмотрительность Годунова. Выслав Горсея из Москвы, он затруднил связь между заговорщиками. Ярославль от Москвы по меркам того времени отделяло по крайней мере три дня пути, дороги находились под контролем, и даже зашифрованные послания передавать с гонцами было бы опасно. Отсутствие координации и медленная скорость распространения информации удержали тогда готовые к выступлению силы оппозиции. О возможной причастности Горсея к обстоятельствам возникновения русской Смуты лучше всего говорят документы, дошедшие до наших дней, судя по которым «любительные отношения» между английской королевой и русским царем грозили уступить место откровенной вражде.