Текст книги "Стороны света (СИ)"

Автор книги: Алексей Воронков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Стая волков испугалась, ты то что один против этого чего то сделаешь?

– А мы вдвоем? – заулыбался воевода.

– Ну, тогда домой.

– Нет, все хватит спорить, я буду ждать на том берегу. Не переживай, я ночевал в этих лесах сотню раз. Ни духов, ни зверей не потревожу.

– Предчувствие дурное у меня.

– Успокойся – улыбнулся он – да и внучке моей скажи, что бы меня не искала, ну в общем, скажешь как есть.

– Ладно – сказал я и заскочил на коня.

Чуть отъехав, я услышал плески воды. Воевода зашагал на тот берег, на пару с конем, навстречу чему-то, чего не видывал еще ни разу.

Перевал Эрсефал

Миднэй

4й месяц летнего солнца

Мы шли весь предыдущий день. Благо пища у нас осталась, ибо она была совсем не нужна мертвецам. Однако пути это не облегчало. Раны болели, усталость не отпустила даже утром. Мы снова вышли в путь после ночлега. Мы должны были догнать ушедшее войско, и как можно быстрее вернуться в строй, что бы продолжать наступление на крепость.

Чем выше мы поднимались в гору по дороге, тем холоднее становилось. И несмотря на то, что буквально вчера здесь прошла примерно тысяча воинов, следов не было никаких. Было тихо, мрачно и зловеще. Слегка укрытые снегом скалы нависали над нами, посмеиваясь на пару с ветром. Растительность становилась все ниже, на что Солграсс выдал наиглупейшую мысль.

– Чем выше мы поднимаемся, тем покорнее становится природа. Растения пригибаются перед нашей храбростью – сказал он.

Я захихикал, а Мориэль озвучила свое негодование:

– Если мы до ночи не дойдем до наших воинов впереди, вы, Солграсс, замерзнете первым. А растения спокойно переживут и эту ночь и еще и еще. Они приспособились к выходкам братьев ветра и холода.

– Видели когда-нибудь человека, который глупее растения? – спросил неизвестно у кого Кростайн, насмехаясь.

После недолгой паузы в скалах вновь прозвучал голос посла:

– Что вы имеете в виду?

– Я же говорю – добавил одноглазый.

– Я прекрасно понял намек – возмутился Солграсс.

Воевода пожал плечами.

– Что ж, тогда я вновь напоминаю, что мы встретимся на поединке – сказал посол с пафосом.

– К чему этот треп? – не выдержала королева – Солграсс, вы переоцениваете свои силы. Вам не по зубам меч воеводы. Заткните свой писклявый рот, завтра вечером сами поймете, что выглядите глупо!

Солграсс покорно замолчал. Но потом все же тихонько добавил:

– Кому же по зубам тогда?

– Тому, кто глаз отобрал – сказала Мориэль.

– Нет непобедимых людей, Солграсс. Я видел человека, который один разбросал шестнадцатерых голыми руками. Однако, он пал от рук женщины – сказал я.

– И к чему вы это? – спросил посол грубовато, явно относясь ко мне с неприязнью.

– Я же сказал, непобедимых нет – ответил я.

– Хм, но пасть от рук женщины, это забавно – сказал Солграсс. Я не понимал, как он мог быть послом, если он так глуп.

– Ох, не смотреть вам лучше на лицо ее величества – засмеялся Кростайн, обращаясь к послу.

– Если бы ни женщина – спорадировала королева Солграсса – то вы бы не выжили ночью с мертвецами.

– Ваше величество, вы единственная женщина, кто умеет воевать.

– Вы бывали вообще на севере? – спросил я.

– Нет, с ними мне не доверяли иметь дело, переговоры с ними обычно поручались Форнелле.

Форнелла была советницей королевы. Родом она была с ледяного острова и вообще была не глупой. Я с ней однажды ездил в Телхолн и к ней там относились уважительно, в отличии, кстати, от меня.

– Вот побываете если, измените свое мнение о женщинах вообще – сказал я.

– Да его там эти же женщины и убьют – сказала королева.

– Позвольте. Я не настолько плох в бою, что бы меня сразила какая-то варварша – сказал оскорбленный посол.

– Форнелла родом с острова… как вы сказали, варварша выходит… однако она умна и воспитана.

– Кто? Эта сучка? Да вы, верно, смеетесь, – возмутился Солгарсс.

– То, что она не трахнулась с вами, посол, не делает ее сучкой – сказал Кростайн.

– Что вы несете? – крикнул пискляво Солграсс.

– Достаточно, – сказала королева грозно, – следующий, кто скажет хоть слово о происхождении и сексуальных отношениях, будет сидеть в кандалах два дня без еды и воды.

На этом разговор был окончен, и мы продолжали путь молча. Вскоре мы увидели, что ущелье становится уже. Я увидел дальше по дороге нечто вроде ворот. Две скалы смыкались друг с другом вверху, а под ними проходила дорога. Скалы напоминали арку, а за ней, судя по всему было открытое пространство, свободное от скалистых стен. На сером небе еле видно выделялся серый дым, что стало поводом думать, что мы почти пришли. Скорее всего, там была большое пространство для того, что бы разбить лагерь.

Мы поднимались все выше и выше к арке, и все громче становились голоса.

Когда мы, наконец, преодолели скалистые врата, мы увидели нечто, вроде кратера, широкое дно которого служило местом для лагеря. Хоть и в достаточной тесноте, почти тысяча воинов разместилась там. Они шумели, пили, ели и жгли костры. По краям равнины все так же были скалистые скалы, однако они казались низкими, потому что были далеко.

Когда мы начали спускаться, нас заметили дозорные, и начали трубить в рога. Те, кто были в середине и на противоположном от нас краю лагеря даже не обратили внимание, потому что несколько фигурок не представляли угрозы для тысячи. Кростайн вышел вперед, на всякий случай протерев лицо ладонью, чем сделал свое лицо скорее еще грязнее чем чище. Видимо, надеялся, что его узнают издалека. Немалая часть войска взяла мечи и засуетилась, пытаясь построиться и выкрикивая, что бы готовили стрелы. Кростайн вытащил меч и бросил его на землю, подняв руки. Видимо мы были настолько не похожи на самих себя, что нас приняли за врагов.

– Куча тупых крыс! Как вы смели не узнать собственную королеву?! – выкрикнул одноглазый, остановившись.

Из толпы вдруг вышел один из командующих, и побежал навстречу нам. Он, судя по всему, узнал. После этого к нам направились все, пряча мечи, что бы помочь нам добраться до палатки лекарей.

Через несколько часов я уже вошел в шатер королевы в центре лагеря. Внутри сидела ее величество, в платье темно-зеленого цвета из шелка. Рядом сидел Кростайн в не особенно чистой рубахе и штанах. На фоне королевы и красивой обстановки он выглядел бродягой-оборванцем, в прочем, как всегда.

Солграсс появился сразу же после того, как я присел, и потребовал меня уступить место рядом с ее величеством.

– Какая разница, господин Солграсс? – спросил я в ответ на его требование, не желая отдаляться от Мориэль.

– Я считаю, что вы… не того происхождения, не в обиду вам…

– Замолчи, – грозно сказала королева, – не сметь трогать ни чьих предков, я это уже говорила! Сядьте где-нибудь уже, или пойдете сидеть в грязи на улице.

– Слушаюсь, – Солграсс, пыхтя, присел рядом со мной.

– Итак, Форнелла прислала весточку, – сказала королева, – из Телхолна вышла армия, которая будет здесь через шесть или семь дней. Вот… собственно столько у нас времени для взятия крепости. Когда за нами придут, крепость должна быть нашей.

– Ну, значит, будет, – хмыкнул одноглазый.

– Господин Дроул. Сообщите, пожалуйста вашему королю, что нам понадобится его помощь на полях перед Эридемой. Пусть готовится к походу, письмо покажете мне. Сделайте это незамедлительно.

– Да, ваше величество. В таком случае, мне придется отлучиться, так как без меня армия моего королевства не будет полезной.

– Я вас поняла, мой друг, и поэтому после взятия крепости, вы отправитесь домой.

– Хорошо, – ответил я.

– Есть ли вести от вашего лорда? – спросила Мориэль.

– Пока нет, увы, но я думаю, мы получим от него письмо, как только армия Родограда спустится со своей горы.

– Что ж, тогда ожидаем вестей.

Окрестности Родограда (Олетский лес)

Миднэй

4й месяц летнего солнца

Наша семья вела колонну, а за нами ехали воевода с внучкой. В самом начале ехал мой отец, покачиваясь в седле и убирая волосы с лица, которые задувает ветер. Мой брат ехал рядом с отцом, а мать с сестрой ехали позади меня, о чем-то увлеченно болтая.

Мы уже пересекли болото, и поднимались к пустоши, которую нам нужно будет миновать за весь следующий день и успеть спуститься в лесной лабиринт, выйти из него, и спуститься с горы, чтобы не отстать от задуманного времени для дороги до Эридемы

С одной стороны дороги уже понемногу вырастали могучие скалы, а перед ними деревья, которые шелестели, шепотом провожая нас. А с другой стороны дороги… беспросветная чаща хвойных деревьев

– Торгарасс, – обратился ко мне отец, – возьми сестрицу и езжайте вперед. Посмотрите, как там поживает ночевальня.

Нас встречали лучи вечернего солнца, когда мы с сестрой достигли огромной пропасти, вдоль которой извивалась дорога, а внизу той пропасти, что была внушительной высоты, виднелась вода… а точнее болото. Дорога заметно расширялась в этом месте, мы могли остановиться здесь для ночлега между пропастью и все еще растущей там чащей хвойных деревьев, которые сдерживали порывы ветра.

Я слез с лошади и, ведя ее за собой, прошелся вдоль обрыва… а затем прошелся по земле.

– Красиво здесь, – сказала сестра, оглядевшись, – и страшно… – поглядев вниз на болото, добавила она, – всегда меня пугало это место.

– Не переживай, к ночи тут будет веселье.

Мы называли это место ночевальней. Единственное место, где могла расположиться вся армия. И потому мы всегда останавливались здесь. А следующий ночлег ждал нас уже после пустоши и леса на склонах горы, а если везло, то даже уже под горой, у реки, где можно было помыться. Выше, в ущельях пустоши, было еще озеро, в котором мы провели половину нашего раннего детства.

Коголла говорил, что это озеро является кратером вулкана, который уснул тысячи лет назад. В доказательство этому озеро лежало действительно в ложбине, окруженное деревьями и высокими скалистыми стенами. Очень живописные там места. Там так же был небольшой домик, служивший для ночлега или чтобы переждать бурю. Озеро лежало на северной части пустошей. Так же оно было холодным… но летом, в нем можно было купаться, хотя и тоже прохладно.

К сумеркам, когда все уже собрались на том месте, развернулся наш лагерь. Ближе к середине располагались основные силы, а по краям те, кто больше любил тишину. Наша семья остановилась так же впереди, где мы и ехали. Небольшой шатер для всех пятерых возвышался, ничем не отличаясь от остальных, которые были даже больше, потому что там ночевало больше народу.

Мы сидели у костра в компании Коголлы, его внучки, Фрэила, вдовы Арелин и молодого приемника Коголлы Солвы. Солва был умным, и неплохо управлялся с топором, но все же уступал многим в мастерстве рукопашного боя, но большинство его уважали, что сделало его в свое время ответственным. Неизвестно почему воевода именно Солву решил сделать своим приемником. Считали, что Коголла воспитывал его, как своего сына, ибо сам без детей, кроме внучки, а Солва сирота.

Внутри взыграла нешуточная усталость, а глядя в снующий огонь, который так расслаблял своим теплом, так и хотелось отправиться спать.

Со стороны центра лагеря доносился шум веселья и беспечности. Слышно было девичьи голоса, треск костров, песни под звуки струнных музыкальных инструментов, и даже звон мечей, на который никто не обращал внимания, потому что это было нормально. Молодым и разгоряченным мужам всегда любилось помериться силой. Мы с братом очень часто принимали участие в этом. Нам практически не было ровни… практически. Однако титулы сильнейших всегда приходилось отстаивать. Существовало негласное правило, что если кто-то пожелает вызвать другого с ним побиться, и причем не важно, кто это мог быть, мог даже самый неопытный вызвать самого воеводу, а иногда и женщину. Если тот, кому бросили вызов, отказывается, то он проигрывает, и не имеет ни храбрости, ни силы. Становится посмешищем. Это задевало самолюбие практически у всех, кроме самых старших. Они часто говорили, что доказывать свое превосходство нет нужды. Мол подлинное величие никому себя не доказывает. Однако, что бы никто не сомневался в их превосходстве, иногда приходилось и старшим показывать свою силу. Должен сказать, они никогда не проигрывали, потому сомнений ни у кого и не было.

Брату наскучило сидеть у костра, и он решил отправиться туда, где шумели, а главное, бились на мечах или в рукопашную. Я отправился вместе с ним, хотя желания особенно не имел. Как только мы отошли в тень, не тронутую мерцанием беса-огня, нас догнала сестра, сказав, что хочет видеть, как сейчас кто-нибудь наваляет одному из родных братьев. Словом, сама добродетель, а не сестра.

В центре лагеря был разожжен большой костер, который освещал очень большое пространство. Танцы, музыка и девушки нас с братом не заинтересовали совершенно, мы направились сразу к сражающимся друг с другом.

Отдельно от остальных стояло около десятка мужей, а еще двое рядом махали мечами. У одного уже была разбита губа, а второй был в два раз больше, и скорее танцевал и дурачился, чем бился. Тот, что был больше, звался, Воргасс, а того, кому уже досталось по губе, Наклетен.

Воргасс, ходил из стороны в сторону, периодически отражая, для него не сильные удары от соперника. Тяжелые доспехи не мешали ему двигаться. Он был очень вспыльчивым, и словно бесстрашным. Однако, была у него слабость, с женщинами он был просто сама застенчивость и настолько мягок, что даже не верилось, что это закаленный боями и знавший адскую боль муж. Длинные черные волосы до пояса и легкая щетина. Нехарактерная внешность для нашего городка. Но на самом деле, в его жилах просто текла кровь южной женщины, которая была ему бабушкой. А так же, кровь островитян. Своих корней он никогда не стыдился. Он чтил своих предков. Однажды тому, кто назвал его грязным полукровым, он голыми руками вырвал все зубы, один за другим. Бедолага умер от боли той же ночью.

Наклетен рос без отца, но мать смогла воспитать из него неплохого мужа и воина. В нашем городе, воспитанием тех, кому не доставало отцовской руки, занимались Коголла или мой отец. А тем, кому требовалось женское внимание, занималась Арелин. Она после смерти ее мужа в отношении детей просто сошла с ума. Дети для нее были превыше всего. И при этом не важно, ее то дети или нет.

Наклетен был коротковолосым, что было необычно. Он говорил, что ему неудобно драться с волосами. На что ему каждый отвечал, что он просто не научился биться так, что бы волосы не мешали. Воргасс, Наклетен и Солва были под командованием Коголлы и называли себя кровоглазыми. Эту традицию перенимали из поколения в поколение. И брала она свое начало практически с самого строительства города. Тогдашний лорд окрестных земель, чье имя Анетор Кровоглазый, был родом с острова. Он и его армия была настолько сильной, что не знала поражений в течение всего его правления. Когда ему было двадцать три года, он защищал великую крепость Иригэ, которая и сейчас стоит на границах между Ренианом, Краглерассом и Миднэйем. Раньше она принадлежала нашему народу, теперь же, она была во власти Ренианской королевы. Лорд Анетор стоял на стене перед началом битвы с воинами Гариссы. Гарисса это древнее государство, которое распалось из-за гражданской войны на Крагес и Ранон. Позже из-за множественных изменений в языке, названия превратились в Краглерасс и Рениан. Стоявшего на стене лорда увидели вражеские воины и попятились назад, зная, какой силой он обладал. Но король показал им пример смелости, и вызвал лорда на поединок. Бой длился не слишком долго. Король Гариссы лежал на земле разоруженный, готовясь принять смерть… но в последний момент увидел свой меч, лежавший в песке. Он схватил его, резко встал и ударил плашмя по глазам своему сопернику. Глаза лорда Анетора покраснели из-за песка, а на переносице и на лбу зияли две раны, которые начали тут же сочиться кровью по лицу и течь глаза. Лорд Анетор одержал победу в поединке. Отрубив голову королю Гариссы, лорд смочил пальцы в его крови и нарисовал себе две кровавые слезы из своих глаз, поверх грязи и засохшей собственной крови. Он бросил голову короля к ногам своих врагов, и никто не нашел смелости продолжить бой…

Так была выиграна битва за крепость, а когда лорд вернулся в крепость после поединка, его жена, сказала, что бы на следующий бой он нарисовал такой же кровавый рисунок на глазах. Лорд послушался, и решил, что вся армия должна иметь такой рисунок на глазах, что бы производить впечатление ужаса на своих врагов. Впечатление того, что каждый, даже самая молодая женщина его армии обладает силой, подобной лорду… Так и прозвали Анетора Кровоглазым лордом, а потом и всю его армию стали называть так.

К сожалению… эта традиция теперь касалась не всех. Потому что в наше время, сильным воином был далеко не каждый. Перед битвой мы красили друг друга масленнной красной краской, делая как можно белее ужасные узоры. Точнее, красили только те, кто являлся кровоглазым и наша семья, так как, только мы были потомками лорда Анетора, и переняли от него эту традицию, и должны были передать ее нашим будущим детям, как наш отец нам

Брат отошел от меня и заговорил с Этисом, который стоял отдельно от всех. А я спросил у Уклесса, рядом с которым встал сам.

– Как всегда? – спросил я.

– Как всегда – ответил он.

Из-за того, что Воргасс был единственным черноволосым в нашем городе, мы называли его Угольком.

Дело в том, что Наклетен и молодая Глинэйрра давно любили друг друга, но также о ней все мечтал и Уголек. Однако у него не было смелости и ума, что бы просто с ней разговаривать. Зато смелости и ума хватало на то, что бы ухватить ее за ягодицы. А она сразу же говорила Наклетену, который ненавидел Уголька за его поведение, но вовсе не желал биться с ним, потому что это всегда оканчивалось поражением и болью. Глинэйрра утешала проигравшего, когда тот находил в себе силы уползти после расправы над ним. Хотя чаще его уносили друзья. Уголек тоже недолюбливал коротковолосого Наклетена, понятно почему, и потому с особой жестокостью его бил.

Отец все говорил Угольку, что это для него урок. Что одной лишь силой женщину не покорить. И что ему есть чему поучиться у Наклетена. Воргасс фыркал в ответ, не желая признавать свое поражение.

Смотреть на то, как достается Наклетену всегда было тяжко. Жаль его становилось, потому что у него не было шансов. Глинэйрра выходила из дома не часто, что бы не досталось любимому, потому что как только она выйдет Уголек ставил черные отметины грязными руками на ее платье. И тем же вечером мы смотрели, как выплевывая кровь с поля брани уползал в объятия любимой молодой воин.

В этот раз они дрались на мечах, потому Наклетен отделается лишь только первой кровью. Это случилось достаточно быстро. Уголек резнул по ноге сопернику, когда ему надоел этот поединок.

Наклетен прохромал мимо нас в сторону шатра, где ночевал с любимой. А Уголек хмурый ушел к костру, где разливали вино.

В центре поля поединков появился мой брат, обнажив меч и приготовив щит для боя. И хотя его боялись те, кто стоял тогда у места поединков, там все же завязалась драка.

Настроение у меня тогда было неприкаянное, потому мне быстро все надоедало. Я оставил сестру наблюдать за происходящим, а сам пошел туда, где танцевали, пили и пели. Я уселся на пустой ящик из под вина недалеко от танцующих и наблюдал за ними.

Полураздетые мужи и девушки, кто в платье, а кто и вовсе в одной рубахе, танцевали вокруг костра, под музыку, создаваемую шестью музыкантами. Хаотичные движения тел, раскрашенных огнем и тенью ночи черными, бело-оранжевыми и бурыми красками.

Танцы были излюбленным делом в нашей общине. В зависимости от того, какой танец танцевали, выбирались пары, или тройки и так далее. Существовали, к примеру, боевые танцы, в которых танцевали парами, чаще всего танцевали отдельно мужи от женщин. Потому что в этих танцах, партнеры били друг друга в грудь, по ногам и по рукам. Таким образом, заклиная друг друга перед боем, или же наоборот усмиряя друг друга после боя. Существовали танцы для очищения, который я и наблюдал в ту ночь. Здесь танцевали только парами, и только парень и девушка. Лучше всего было, если это двое возлюбленных. А иногда, что бы развлечь мужей, девушки направляли свои танцы на соблазнение. Как правило, после тяжелой работы, например строительства или охоты. А еще любили танцевать быстро и хаотично, безрассудно. Просто ради забавы и веселья.

– О чем призадумался? – спросила, садясь рядом со мной светловолосая Мора, протягивая мне рог с вином. Частота ее присутствия за последние дни превосходило частоту ее присутствия за всю мою жизнь, и это меня напрягало.

– Ни о чем, – ответил я, взяв рог, но, не отведав напитка.

– Невесел… как ночь темный. Выпей, станет легче.

– Нет желания, – ответил я, надеясь, что она отстанет от меня.

– Пойдем танцевать? – потянула она меня за руку, но я не дал ей меня потянуть дальше. Я встретился глазами с ее, в которых словно не было ничего. Лишь только пламя костра отражалось в темных глазницах.

Она отпустила мою руку, и приблизилась ко мне, положив руку на мое колено.

– Не хочешь, как хочешь, – сказала она.

– А ты, хочешь танцевать, или хочешь чего-то еще? – спросил я ее.

Она молчала и просто смотрела в бушующий чуть поодаль от нас огонь.

– Уже нет, я бы к озеру хотела, в воду, – сказала она, – да только страшно одной-то. Да и с тобой было бы приятно.

Эта идея мне понравилась только потому, что я тоже не прочь омыться и искупаться. Но мне не нравилось, что мне придется терпеть присутствие Моры, да еще и вместе с ней в воду лезть. Я боялся, что после этой прогулки, внучка воеводы может придумать себе что-нибудь, чего нет. Я не хотел, что бы она считала, что у меня есть к ней интерес. С другой стороны, я подумал, что… может я ей вовсе не нужен, и я слишком высоко себя ценю, и эта прогулка не принесет никаких плодов.

– Поехали, – сказал я, и поднялся с ящика, а следом за мной и улыбчивая Мора.

Взяв оружие и коней, мы покинули лагерь, оставив позади заинтересованные взгляды и двинулись по дороге в направлении к ущельям.

Спустя не слишком долгое время, которое мы промчались галопом, мы достигли озера. Темнота и звуки ночи не были столь выразительны, когда в ушах шумел ветер и стук копыт. А когда мы остановились и привязали лошадей недалеко от дороги, звуки стали громче, и казалось, что время суток, когда большинство живых спят, в разы громче, чем когда они бодрствуют.

Мы подошли к мелководью. То место, где мы купались в детстве. Небольшая проталина среди деревьев, и плавный подступ к воде, а если зайти в воду, то сначала будет по колено, затем резко по пояс, а затем и вовсе скрывало.

Девушка подошла к воде, раздавливая белые мелкие камешки сапогами. Она присела и тронула рукой воду. Я стоял позади, снимая ремень ножен, а затем снимая кирасу. Ее устройство было столь удобным, что ее можно было надеть и снять без труда самостоятельно. Я слышал, что некоторые Ренианские воины носили столь тяжелые и неудобные доспехи, что одевали их втроем.

Мора расстегнула ремни, развязала шнуровку сапог и быстро стянула их вместе с портянками. Затем сняла ремень на поясе, сбросив меч, а затем и кирасу. Я тем временем уже сбросил кольчугу. Следом же меня захлестнуло смущение… снимать штаны и рубаху, ибо я не представал ни перед кем без одежды…

Мора тоже сбросила кольчугу и сняла с себя штаны из кожи, стоя спиной ко мне. Луна отражалась от зеркально чистого озера тем самым давая хоть какой то свет. Темный силуэт женских обнаженных ног вырисовывался в лунном сиянии… это возбуждало, несмотря на то, что сама девушка мне не нравилась. Из под низа рубахи были еле видны круглые ягодицы. Вдруг рубаха начала подниматься с ягодиц, оголяя их, открывая мне спину и плечи. Рубаха упала на кучу одежды рядом, а девушка слегка повернула голову.

– Ты идешь? – спросила она.

– Да… я иду – ответил я, и снял всю оставшуюся одежду, набравшись смелости.

Мора не осмотрела меня с любопытством, чего я ожидал. Она пошла к воде, не глядя на меня. Она не стеснялась быть при мне обнаженной, но и старалась, как мне показалось, не ставить меня в не ловкое положение тем, что рассматривает меня.

– Прохладно, – сказала Мора, войдя в воду по колено, и опрокидывая волосы с груди на спину, а затем собрала их в шишку.

Я тоже вошел в воду, но остановился позади внучки воеводы, потому что не мог одолеть смущение, в отличие от нее. А Мора, скорее всего, это поняла и потому снова сняла напряжение с ситуации тем, что прошла дальше в воду. Я тоже постарался быстрее войти в воду по пояс, что бы девушка невидела моей реакции на ее обнаженное тело.

Вода на самом деле была прохладной. Обычно в этом озере вода была в разы холоднее, ведь это практически горное озеро. А в тот раз вода была, можно сказать, очень теплой.

Дыхание захватывало, но через мгновения я привык к прохладной воде и смог даже расслабиться. Я глядел в черную воду, которая на самом деле прозрачная, и у берега видно дно, а там, где глубоко вода приобретала бирюзовые оттенки. Но ночью она была черной и непроглядной.

Мора подошла ко мне, лицом ко мне, закрыв грудь руками. Внутри меня было одновременно и желание рассмотреть ее… прикоснуться, однако, она меня так раздражала, что мне одновременно хотелось уйти обратно на берег одеться и уехать. Я отступил в сторону и оторвался ногами от песочного дна, проплыв немного подальше от девушки.

А когда остановился, и развернулся, что бы посмотреть, где она, увидел, что она распустила волосы, кончики которых опустились в воду, а затем посмотрела на меня, но я не мог разглядеть, что на ее лице. Я вернулся к ней, твердо для себя решив, что она меня все же раздражает, чем возбуждает.

– Как ты? – спросил я, вздрогнув от того, что мокрые пряди моих волос сбрасывали с себя воду и щекотали мне спину.

– Хорошо, – ответила она, все так же закрывая грудь, – спасибо, что составил мне компанию. Я не хотела оставаться в лагере… смотрят на меня некоторые. Меня злит, и не по себе.

– Ты стоишь передо мной, без одежды, лишь только прикрывая грудь руками. По моему, тебе сейчас должно быть больше не по себе, чем в лагере.

– Ты, кстати, тоже, стоишь тут без одежды… только не прикрываешься, – улыбнулась она.

– Ну… так скажу, все самое важное у меня в воде, – ответил я.

– Тем не менее, я прекрасно знаю, что там у тебя происходит, и знаю… что с этим делать… – сказала она… и в ее голосе я услышал приятные содрогания… это снова начало меня возбуждать.

– Мора, что ты хочешь?

– Этот вопрос ты задал уже дважды… почему именно его?

– Потому что я хочу знать… что у тебя в голове.

– Все тебе знать надо. Неужели ты сам не понимаешь?

– Я ни в чем не уверен.

Девушка молчала… а потом сказала:

– Ты знаешь… я тороплюсь. Ты, пожалуйста, забудь то, что я сказала тебе.

– Хм… думаю, что я не смогу.

– Ну, ты попытайся, – сказала она и отвернулась от меня. Затем она отплыла в сторону, и обплыла меня с боку.

– Такое забудешь… знаю, говорит, что там у тебя, – пробурчал я себе под нос.

Через несколько мгновений девушка подплыла на спине ко мне снова, и снова закрыв рукам грудь, опустилась ногами на дно.

– Я люблю это место, здесь так тихо, и безлюдно. Нет ничего, что бы напомнило о людской суете.

– Да, верно, но летом приходят дети, так что, не так уж и безлюдно.

– Дети… ну да. Но они приходят и уходят, а так, это место все же безлюдное, дикое… я бы здесь все лето бы жила.

– Никто не запрещает, – ответил я и умыл лицо.

– Одна не хочу, – мягко сказала она, – а еще, я бы хотела, однажды еще раз увидеть дом… после похода, я хочу попросить деда, отпустить меня, что бы посмотреть на дом.

– Одну он тебя не отпустит, скорее всего с тобой поедет.

– Посмотрим, – сказала она

И мы замолчали. Мора отплыла от меня, и я последовал за ней. Всплески воды впереди громыхали, казалось, так громко, будто слышны в лагере. Однако, нас слышать могли, пожалуй, только ночные животные.

А потом всплески воды затихли, когда мы вернулись к тому месту, где разговаривали.

– Ты не замерзла? – спросил я.

– Немного… тебе не нравится со мной здесь? – спросила она.

Я не знал, как ей ответить, и я даже не знал, что я чувствовал. Я был спокоен, она не раздражала меня… но и не был уверен, что мне приятно. Я молчал, и она похоже поняла, что поставила меня в неловкое положение.

– Нехороший я вопрос задала, я просто… – начала оправдываться она.

– Не обижайся, но я в первый раз стою с девушкой рядом… наедине… я не знаю, как себя вести, и как я себя чувствую… и как должен чувствовать… все, что я могу сказать, это то, что я смущен, и не только потому что на мне нет одежды.

Она помолчала и сказала:

– Я замерзла совсем, давай вернемся?

– Хорошо, я постою здесь и отвернусь, выходи из воды и вытирайся полотном, растирай до красна кожу, тогда согреешься. Скажешь, когда оденешься.

– Хорошо, – сказала она, и голос ее был, словно она была напугана.

Я развернулся и услышал громкие плескания воды, от шагов девушки. Она не долго сушилась и одевалась. И сказала мне, что бы я тоже выходил, и что пойдет отвязывать коня.

Я  вылез из воды, взял сухое полотно и вытер с себя воду, а затем быстро начал одеваться. С мокрых волос стекала вода, и я накапал на портянки так сильно, что ноги были безнадежно мокрыми. Затем я отвязал коня и вышел на дорогу, где уже сидя на лошади, убирала непослушные волосы Мора. Я запрыгнул на лошадь и сказал:

– Я спросил, холодно ли тебе, потому что побеспокоился. Просто не хочу, что бы ты заболела, – сказал я.

– Я не правильно тебя поняла… глупо получилось… я и сама не знаю, как себя вести чтобы… не выглядеть дурочкой… и не выглядеть смущенной.

 Мы поехали в сторону лагеря. Ветер свистел в ушах и обдувал холодом сырую голову.

– Ты не выглядишь дурочкой. Но и не выглядишь смущенной.

– Я попыталась набраться смелости.

– Значит, у тебя получилось.

Мы ехали шагом и потому провели в пути достаточно долго, и в большинстве своем молчали. Заговорили только приближаясь к лагерю.

– Все теперь будут думать, что я теперь твоя женщина. Я зря это затеяла, прости.

– Я ведь не сопротивлялся. Так что, не вини себя. Все равно, слухи и сплетни неизбежны. Даже если бы мы не уехали вечером… нас видят и так вместе… и поэтому, все равно, будут сплетничать. Не бери это в голову.

– Наверное, ты прав…

– И, если тебя беспокоит, что я всем буду рассказывать что-либо о сегодняшней ночи… то не переживай, я ничего не расскажу. Даже если бы что-то было… я бы все равно не рассказал…

– Я буду тебе благодарна за это, – ответила она.

Когда мы вернулись в лагерь, большинство уже спали. Лишь только постовые стояли, пригорюнившись. А вокруг небольшого костерка сидело несколько воинов, о чем-то болтая.