Текст книги "Вечная душа или смертельная любовь (СИ)"

Автор книги: Алексей Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

На полустанке он спрыгнул с подножки вагона на насыпь: платформа была короткой. Из первых вагонов сошли еще три человека, но Борис, не оборачиваясь, поспешил от них в лес и вскоре вышел на знакомую проселочную дорогу.

Дорога была пыльной. Значит, дождя здесь не было. Однако мрачные облака плотно обложили все небо. Смеркалось. Поглощенное облаками солнце уже пошло на посадку за лесом. Борис подумал, что нужно будет поспешить, чтобы не искать свою стоянку в полной темноте, но вспомнил, что у него теперь есть фонарик, купленный в магазине у вокзала.

Он шел и улыбался, вспоминая разговор в электричке. В своей предыдущей жизни Борис почти совсем не улыбался. Казалось, он просто не умеет улыбаться. Но сейчас, на лесной дороге, улыбка словно приклеилась к его лицу. Ему доставляли удовольствие мысли о том, что его боятся, о его убийствах говорят, его одного принимают за целую банду. Но вдруг его приятные размышления прервал какой-то слабый отдаленный звук. Словно звериным чутьем Борис уловил человеческие шаги, он понял, что за поворотом кто-то идет по дороге в его направлении. Борис испугался: вдруг его увидят! Он сразу свернул, стремительно слетел с дороги в сторону, в кусты, бросил сетку с продуктами под ноги, присел и затаился. Он сидел тихо, не шелохнувшись.

Вскоре на дороге появился одинокий мужчина невысокого роста. По одежде, легкой куртке, кедам и тренировочным штанам, Борис догадался, что человек бегал по лесной дороге или просто гулял, а сейчас возвращается после прогулки домой. Мужчина вовсе не был похож на милиционера, который разыскивает в лесу преступника.

Припозднившийся человек не заметил спрятавшегося в кустах юношу. Он быстро шел по дороге, почти не смотря по сторонам. Борис, сжимавший дрожащей рукой острый ножик, испытал облегчение. Он был доволен, что почуял незнакомца и вовремя успел уступить ему дорогу. Боря понимал, что в таком состоянии мог бы напасть и убить человека лишь для того, чтобы тот никому не рассказал, что видел в лесу подозрительного паренька.

Звуки шагов быстро затихли, но Борис сидел в своем укрытии еще несколько минут, прислушиваясь и ощупывая новенький нож. Он решил, что в светлое время суток не будет больше ходить по этой дороге. Но сейчас сворачивать со своего пути Борис не стал. Смеркалось, он хотел поскорее добраться до стоянки. Он очень устал и еле волочил ноги, легкой болью умолявшие об отдыхе.

Было тихо, сумерки окончательно побеждали день. Окружавший Бориса мрак поглощал все вокруг. К тому же начал моросить мелкий дождь. Фонариком Борис стал осторожно разрезать тьму, поначалу опасаясь случайных прохожих. Но больше в темном лесу никого не было.

На подходе к стоянке дождик прекратился. Погода, похоже, решила смилостивиться, небо понемногу стало просветляться. В облачном прорыве прорезалось даже несколько звезд. Борис был измотан. И морально, и физически. Но на полянке, несмотря на свое крайнее утомление, он сразу же поспешил к тайнику с деньгами. С замиранием сердца он сунул руку в дупло и нащупал сверток. От сердца отлегло: все деньги были целы. Он вытащил сверток, запихал пачку денег себе в карман и прислушался. Все было тихо и спокойно. Борис успокоился, достал из кармана деньги и при свете фонарика жадно пересчитал всю сумму. Затем, подумав, опять спрятал деньги в тот же тайник.

Сильно хотелось спать. Он завалился на свою лежанку и почти сразу заснул крепким сном без сновидений. Спал он, скорее всего, не более двух часов, когда внезапно проснулся от ощущения чего-то мокрого и холодного на своем лице. Это капли воды проникли в неприкрытое пространство между ветвями деревьев и разбудили его.

Борис нехотя поднялся и перебрался под самую мохнатую сосну на полянке. Такое мохнатое, усеянное ветками и иголками дерево нужно было поискать во всем лесу. Сосна-красавица служила Борису укрытием от дождя и летом. Под ней ничего не росло: ни травинок, ни грибов, земля была обильно усеяна иголками, сбившимися в мягкий коврик. Во время дождя вода стекала на землю по наклонным лапам сосны словно по желобу, и Борис сидел под ветками как в закрытом со всех сторон маленьком шалашике. Прошлым летом Борис хотел сделать себе здесь настоящий шалаш, но передумал: мохнатая красавица и так защищала его от осадков. Даже переждав здесь в прошлом году довольно сильную грозу, Борис не промок: сосна выдержала напор влаги и ветра, в укрытии было относительно сухо. Плохо только, что места для лежанки под сосной было мало.

Как оказалось, вечерние тучи не ушли, они лишь обманули Бориса, а затем сплотились и обрушились на землю сильным дождем, который и разбудил бедолагу. Небо и все вокруг было сплошь черным и мрачным. Зябко тянуло сыростью. Борис достал фонарик из пакета и подумал, что надо было бы все-таки купить зонтик или хотя бы полиэтиленовой пленки. Он сидел, подтянув колени к подбородку, и крупные капли дождя не могли добраться до его тела сквозь мощные лапы сосны. В куртке и новом свитере ему не было холодно, да и ночной воздух казался заметно теплее, чем предыдущими ночами.

Поднявшийся ветер гнал тучи дальше, дождик делался все тише и слабее, он перестал барабанить по хвое и вскоре стих совсем. Удовлетворенные тучи смыли пыль последних сухих дней и поспешили восвояси, небо, наконец, стало проясняться по-настоящему. На смену темным тучам пришли легкие облака, которые спешили вслед за грозными тучами. Кое-где стали проступать звезды. Умытая земля отдыхала, вдыхая влажный после дождя воздух, испаряя взамен тонкие струи запасенного днем тепла.

Посидев еще немного в своем укрытии, Борис вылез из-под веток сосны. С ее лап по-прежнему стекали капельки воды. Намокшее дерево словно повеселело, расправив свои иголки. Соседние деревья также были рады небесной влаге. Но вдруг сосны заскрипели, застонали под сильным порывом ветра и обрушили на незадачливого паренька столб водных брызг вперемешку с иголками и шишками. Он вымок намного сильнее, чем во время дождя. Была мокрой и его лежанка. А Борису очень хотелось спать. При свете фонарика он откопал немного сухой хвои под деревьями и вновь устроился на ночлег, сняв с себя только влажную куртку.

Как только он уснул, к нему опять пришло видение, будто он явился домой, чтобы удушить мать. Он увидел мать в прихожей, подкрался незаметно сзади, накинул ей веревку на шею и с силой стал стягивать ее. "Отпусти, сволочь!" – потребовала мать, но он стягивал веревку, пока из горла мамаши не хлынула кровь. Она захрипела в предсмертной агонии, но тут кровь исчезла, голова матери таинственным образом отделилась от тела, взлетела над Борисом и дико захохотала. Борис понял, что мать его бессмертна и проснулся в холодном поту. Опять повторился этот невыносимый сон! Более того, теперь он все видел в красках. Он впервые видел цветной сон, и этот сон был ужасен! Почему-то к нему не являлись во сне его жертвы, он все время видел свою мать.

Испарина ото сна довольно быстро сменилась гусиной кожей. Борис снова почувствовал холод. И в самом деле, стало заметно холодней. Сначала Борис хотел развести костер, чтобы согреться и запечь картошку в мундире. Но вскоре понял, что не сможет сделать это сейчас, в темном мокром лесу. Чтобы не мерзнуть, Борис опять натянул на себя куртку и стал делать энергичные движения руками. Бегать ему не хотелось, он с нетерпением ожидал рассвет.

Вскоре ночная тьма стала потихоньку рассеиваться, небо на востоке светлело. Борис вспомнил свой первый дивный рассвет, который он наблюдал на дереве после проведенной здесь ночи. Но сейчас ему вовсе не хотелось лезть на мокрое дерево. Появление солнышка его больше не интересовало.

Борису осталось провести здесь всего один день и одну ночь. Но и этого казалось много. Перспектива находиться в лесу весь день, а потом еще и целую холодную ночь вовсе не радовала его. Ему не надо было никуда идти, он мог позволить себе отдохнуть, отоспаться и обдумать свое положение. Но думать не хотелось, депрессивное безразличие завладело им, хотя по природе своей Борис не склонен был к депрессиям.

Хуже всего было то, что лес не доставлял ему больше той искрящейся радости, которую он испытывал прежде. Словно нарушилась связь между природой и его раненой душой. Ему не хотелось загорать без одежды, не доставляло удовольствия наблюдать за водой в ручье, ему безразлична стала жизнь насекомых и птиц. Прелесть природы уже не действовала на его сознание. Он был равнодушен ко всему. Ему не хотелось даже мечтать, представляя себе предстоящую поездку к морю. Он освободился от преследовавших его страхов, однако им на смену пришло какое-то безразличие, апатия. Бориса не тревожило его положение, не пугало то, что его могут искать, что он пропустит школу и не сможет поступить в ВУЗ. Сейчас его совсем не волновала собственная кошмарно-нелепая судьба. Он не хотел думать о том, что совершил нечто ужасное, не хотел вспоминать. Юноша предпочел бы поскорее забыть весь ужас последних дней, изгнать из памяти воспоминания о проблемах и убийствах.

ГЛАВА 12.

ЖАЖДА КРОВИ.

Наступивший рассвет прогнал ночь. Солнышко, искрясь лучами, уже играло капельками воды на траве и ветвях деревьев. Становилось все теплее, пели птицы, пахло хвоей. Свежий воздух был насыщен кислородом, дышалось легко. Утро выдалось благословенным.

Борис немного отошел от депрессивного безразличия, весеннее утро улучшило его настроение. Он понял, что новый день будет теплым и, довольный этим, решил хорошо перекусить. Еды было много, но костер разводить ему по-прежнему не хотелось. Он уселся на край своей немного влажной подстилки, достал бутылку лимонада, купленную в буфете вокзала перед отправлением электрички, свои любимые бананы и пирожок с мясом.

После завтрака Бориса вновь потянуло в сон, он задремал тут же, на подсохшем немного лугу. Но спал он недолго. Рокот пролетавшего мимо вертолета разбудил его. Спросонья Борис жутко напугался: вдруг, это ищут его? Подняли вертолет, чтобы обозреть окрестности.

Он кинулся к ближайшей сосне укрыться под ее ветками. Но вертолет быстро улетел, а Борис еще долго не мог прийти в себя. Каким нелепым и ужасным было его внезапное пробуждение!

Весь день Борису нечем было заняться. Время тянулось мучительно медленно. Он хотел бы выспаться, но почему-то никак не мог уснуть. Несколько раз к нему приходило полудремотное состояние, но сразу же, первый же звук, любой шорох леса приводил его в сознание. Бориса одолевали тоскливые мысли. Он по-прежнему чувствовал себя глубоко несчастным. Все последние дни он был близок к безумию и очень устал от невыносимых размышлений и все растущей ненависти ко всему живому. Он старался меньше думать. Ему не было еще и семнадцати, жизнь только начиналась, он просто хотел уехать отсюда подальше, вырваться на волю в мир тепла и сытости. Он не задумывался даже о том, как будет жить без документов. Он ощущал лишь небольшой внутренний страх, скорее, даже не страх, а хорошо знакомое ему волнение от неопределенности, которая ожидала его впереди.

Кроме того, Бориса мучило и некое смутное желание. Сначала желание было неосознанным, он даже не мог понять, что именно ему хочется. Уставшие мысли его путались, но постепенно они приобрели конкретное очертание. Он понял, что хочет сходить в поселок. Борис испытывал противоречивые чувства. Он мечтал поскорей уехать отсюда, чтобы забыть опротивевшую ему жизнь, и в то же время его тянуло в поселок. Как будто там у него осталось недоделанным что-то очень важное. Он сам точно не знал, что именно. Вернее, знал, но боялся признаться себе, что его тянет на преступление, ему хочется опять испытать полную власть над своей жертвой, хочется расправиться с кем-нибудь еще, почувствовать торжество своей безнаказанности.

Разбуженная агрессивность завладела его разумом. Совсем недавно он никому не мог причинить физической боли. Но как все изменилось! В нем словно включилась неосознанная программа, толкающая его на убийства. Он превратился в злого отверженного волка, который будет рыскать в поисках новой добычи. Ему нужны были острые ощущения, он хотел забрать еще чью-то жизнь.

Борис не желал больше связываться и со стариками. Ему хотелось молодой крови, хотелось помериться силой со сверстниками, показать им свое превосходство, взять реванш за свои унижения. Теперь он чувствовал свою мощь. Какими жалкими, ничтожными стали казаться ему одноклассники! Он вспоминал свои унижения, и сердце его наполнялось гневом, он был готов растерзать всех своих обидчиков. Больше никому не будет пощады!

Впереди его ждала неопределенность, которой он боялся. Он знал, что жизнь его никогда больше не будет прежней, но его не тревожило, что будет потом. Завтра он будет далеко от этих мест. Но этим вечером он должен сходить в поселок.

Ему зачем-то захотелось вновь оказаться у курятника, посмотреть, что делается там, на теткином участке. Он не пошел к дому деда, а теперь вот ему захотелось побывать на месте первого своего убийства. Борис вдруг вспомнил, что слышал о том, что преступника часто тянет на место кровавого преступления. Он не знал, отчего так происходит. Но он хотел увидеть, быть может, в последний раз свой родиной поселок и, главное, отметиться, совершить очередное убийство. Убивая, он чувствовал собственное величие и могущество. И он хотел повторить эти ощущения, опять испытать скрытое наслаждение, смакуя свое превосходство. Ему приятно было вспомнить предсмертную агонию своих жертв, перерожденная душа его требовала повторения пройденного.

Нет, Борис не считал себя чудовищем. Жизнь состоит из страданий и смерти. Смерть вполне естественна. Он просто приближает смерть никчемных людей. Он избавил мир от злющей тетки, от напавшего на него деда, от бабки-накопительницы, избавит сегодня еще кого-нибудь от земных страданий. Его воспитывали в убеждении, что он сам никчемный ребенок, самая последняя тварь. Но своими убийствами он подсознательно доказал себе, что это не так. Единственным чувством, которым дышало теперь его тело, было нелепое желание убивать. Ему хотелось мстить роду человеческому за свои унижения. И он готовился к новому бою.

Борис понимал, что не сможет поднять руку на мать, хотя ему и снилась по ночам расправа над ней. Он ненавидел свою мать сейчас даже больше, чем прежде, однако был не в силах покарать ее. Он знал, что власть матери над ним кончилась, но не хотел больше видеть ее никогда. Да и домой он не пойдет. Там его могли ждать оперативники.

Борис валялся без дела на подсохшей лежанке и, чтобы занять свое воображение, стал представлять себе, что приведет под угрозой ножа на свою полянку симпатичную девушку, разденет ее, привяжет и будет измываться, унижать, избивать и насиловать. Он отрежет ей сосок на груди, вставить во влагалище нож.

Такие безумные мысли, порожденные его нездоровой психикой, впервые пришли ему в голову. Борис почувствовал, что начал возбуждаться. Его фантазия, лежащая за гранью рассудка, поглотила его. Появившееся дикое желание разогрело его воображение. Он стал обдумывать детали в уверенности, что сможет осуществить свой план.

Лучше всего было бы выследить Лену или другую какую-нибудь свою одноклассницу. Хотя это необязательно. Для удовлетворения сексуальных фантазий ему могла подойти любая девушка, какая подвернется под руку. Раньше его скрытое влечение к противоположному полу было подавлено, но сейчас власть тела и молодости требовала выхода. Ему страстно хотелось впервые испытать девичье тело, хотелось насилия над ним.

Борис попробовал острие ножа, срезав им несколько сучков, и собрался уже идти в поселок. Однако призадумался о том, что день в самом разгаре, народу будет много и его наверняка увидят. Лучше дождаться темноты и действовать в потемках. И вдруг как будто что-то пронзило его мозг острой болью, словно кто-то свыше услышал его мысли и грозно окрикнул его. Борису стало стыдно за свои мерзкие фантазии, похотливое возбуждение сразу улеглось, из глаз его потекли слезы. К тому же приступ кашля настиг его. Это простуда заявила о себе. Вообще-то он был на редкость здоровым ребенком, хотя и не занимался специально зарядкой и другими оздоровительными процедурами, кроме купания летом в ручье и карьере. Его организм стойко переносил и холод, и жару. Но пара ночей под открытым небом сделали свое дело. Другой подросток после таких ночевок свалился бы с воспалением легких или сильнейшей простудой. А Бориса пробрал только кашель и легкий озноб. Болеть ему сейчас было никак нельзя. Он подумал, что нужно будет купить меда или малинового варенья. Но это завтра, в Орле.

Стыд, пронзивший Бориса, быстро улетучился, совесть больше не беспокоила его. Она словно уснула, удостоверившись, что этого юношу теперь уже ничем не пронять. Он переступил некую незримую грань и принадлежал теперь к той редкой породе "необыкновенных", а в сущности, бессовестных людей, которым наплевать на нравственные нормы, которые считают, что имеют право совершать любые злодеяния. Он переборол свою склонность к послушанию, переборол свою доброту. Он стал сильным и беспощадным. Но если раньше его презирали и унижали, то теперь он сам способен унижать, отнимать, насиловать. Он больше ни перед кем не будет пресмыкаться и приклоняться, и, если понадобится, ради достижения своей цели готов перешагнуть любое препятствие, переступить через любой труп. Выполняя свои желания, он способен лишить жизни любого, кто подвернется ему под руку. И новое, задуманное им убийство должно будет подтвердить все это.

Смерть стариков раззадорила Бориса, он жаждал новой жертвы. Его бунт, бунт изгоя, кровавый и бессмысленный, чем-то был похож на бунт обиженных жизнью людей во время кровавой революции. Они, совсем недавно униженные и бесправные, выходят громить и убивать прежних хозяев жизни, не задумываясь о сострадании и последствиях, испытывая сладостные чувства в момент расправы над своими бывшими повелителями, считавшими себя цветом нации.

Конечно, Борис никого не потащит сюда на стоянку, как хотел раньше. Зачем рисковать? Ведь у него есть цель попасть на море. Он мечтал поскорее исполнить две вещи: сходить в поселок и отправиться в путешествие. Предстоящая поездка к морю согревала его душу. Теперь он наконец-то был близок к исполнению своей давней мечты. Совсем недавно эта мечта казалась такой отдаленной, трудно выполнимой, и вот сейчас она станет реальностью. У Бориса появились деньги, много теперь уже его личных денег, которые он будет тратить в Сочи по собственному усмотрению. Главное не проспать после возвращения из поселка.

Борис решил, что встанет перед рассветом и пойдет опять на полустанок за Ольгинкой. Он с нетерпением ожидал, когда же наступит вечер. Юноша так и не развел костер, питаясь всухомятку консервами. Он находился в предвкушении нового убийства. Как только солнышко пошло на посадку, он взял нож, веревку, фонарик и двинулся в поселок. У него почему-то побаливал подбородок. Скорее всего, он ударился где-то, хотя и не помнил где. Мягкая щетина, еще не слишком наглая, оккупировала его кожу. Он подумал, что хорошо было бы почистить зубы и побриться, словно он шел на свидание, а не охоту. Дома он привык чистить зубы каждый день и испытывал некий дискомфорт, ощущая остатки пищи у себя во рту.

В последнее время он стал и бриться. Приблизительно год назад у Бориса выросли усики, торчащие во все стороны. Они неуклюже свисали к кончикам губ и совсем не шли юноше, делая его облик еще более нелепым. А в последнее время стали активно расти волосы на подбородке. Причем, преимущественно в двух местах. Переплетаясь, эти волосы образовывали нечто похожее на маленькую козлиную бородку. Усики и бородка стали очередным поводом для насмешек матери, которая сравнивала сына с козлом. Отпускали шутки в адрес Бориса и его одноклассники.

В лесу ни бритвенных принадлежностей, ни зубной пасты со щеткой у Бориса, конечно, не было. Он решил, что обязательно купит все это в Орле перед отправлением поезда.

Юноша шел в поселок с твердым намерением совершить свое очередное преступление. Необузданный инстинкт гнал его. В его мозгу словно включилась некая программа на убийство. У него еще не выработался свой, характерный ему, почерк преступлений. Он был в поиске. Ему нравилось действовать ножом и бить им в шею, но хотелось и удушить кого-нибудь так, как во сне он душил свою мать.

С волнением Борис вышел к поселку. Здесь он родился и вырос, здесь он знал почти каждую тропинку, каждый дом, почти каждый куст. Этот поселок был для него всем миром. Но он не любил его, не врос прочно корнями в землю, не чувствовал себя здесь хозяином. Отсюда он хотел вырваться на свободу. Он знал, что его поселок вовсе не край жизни, мир состоит из множества других поселков, деревень и городов, которые манили юношу. Здесь же годами, десятилетиями ничего не менялось. Провинциальный поселок был таким же, каким он был десять, двадцать, сорок лет назад. Те же улицы, те же дома. Менялись лишь люди. Одни умирали, другие рождались и взрослели.

Повзрослел и Борис. Он приспособился к жизни, которую ему навязали, он научился терпеть, он привык к унижениям и оскорблениям. И вот он пришел сюда, чтобы мстить. Он вырос, чтобы стать убийцей.

Темнота уже поглотила землю, зажглись тусклые фонари. Борис выбрал неосвещенное место под деревьями рядом с улицей и затаился. До его дома отсюда было совсем недалеко. Пересечь пару улиц, пройти мимо хлебопекарни и продовольственного магазина. Но домой он не пойдет. Сама мысль о том, что он может увидеть мать, привела его в нервную дрожь. Он по-прежнему боялся ее и хотел окончательно порвать с этой женщиной, забыть о ее существовании. Да, во сне он казнил мать, но наяву понимал, что не сможет даже приблизиться к ней. Душить он будет кого-нибудь другого.

Борис стоял во тьме деревьев и как хищник, выслеживающий свою жертву, неподвижно наблюдал за дорогой. Он чувствовал себя уверенно, он хотел еще раз доказать самому себе, что умеет нападать и биться, что сила на его стороне и он способен убить любого, кого сочтет нужным. С каким наслаждением он отнял бы жизнь у Ленки! Как хорошо было бы встретить Димку! Борис больше не боялся его. Если бы одноклассник появился сейчас в поле зрения, если бы он был один Борис, без сомнений, напал бы на него. С большим удовольствием он растерзал бы этого негодяя, разбил бы ему лицо, изорвал одежду, задушил, отрезал бы ему член и перерезал горло! Но время шло, а знакомых не было. А он обязательно должен был убить кого-нибудь. Ему так хотелось этого!

Волнение его улеглось, Борис был спокоен. Удивительно спокоен. Словно не было череды убийств, словно он пришел не за новой жертвой, а просто стоял и отдыхал после трудного дня. Голова его слегка кружилась, но это было, скорее, следствием легкого недомогания, а не волнения.

Довольно долго дорога была почти пуста, пару раз появлялись лишь старики. Но вот Борис увидел одинокую девушку. Он не мог рассмотреть ее лица, однако в фигуре барышни угадывалось что-то знакомое. Борис не знал, кто она и как ее зовут. Похоже, девушка была ненамного старше его и он видел ее в школе или встречал на улицах поселка. Скорее всего, живет здесь поблизости.

Борис решил, что она как раз подойдет ему. Пусть именно эта девушка станет его жертвой. Конечно, она не унижала Бориса и не надсмехалась над ним. Но кто-то должен был сегодня погибнуть. Борису хотелось увидеть ее кровь и предсмертные муки. Он решил надругаться над ней и почувствовал сексуальное возбуждение. Его не волновало, что в этот не слишком поздний час случайные прохожие могут увидеть расправу. Глупые людишки даже не поймут, за что он убьет сейчас эту барышню. Ну и пусть.

Борис достал свой нож и веревку. Стараясь не шуметь, он вынырнул из темного укрытия. Уже знакомая ему дикая сила вновь завладела им, наполняя тело энергией и решимостью. Он не чувствовал сомнений и жалости. Жалеть ему было нельзя: жалость это признак слабости.

Негодяй быстро нагнал девушку и, не раздумывая, сходу всадил ей нож в бок. Нож вошел легко, почти всем лезвием. Девушка не сразу поняла, что за боль пронзила ее, она не успела даже обернуться и испугаться, а напавший сзади Борис накинул уже веревку на ее горло и стал душить с остервенением, так, как он душил свою мать во сне. Девушка попыталась вырваться и закричать, но крика не получилось: было слишком поздно.

Чувство превосходства завладело Борисом. Нет, он ничего не имел против этого хрупкого создания. Он просто воплощал свой сон, а заодно освобождал ее от земных мук. Девушка не могла обернуться, не могла позвать на помощь. Вскоре она медленно повалилась на колени, начала хрипеть и перестала сопротивляться совсем. Но Борис еще некоторое время продолжал сдавливать свою веревку. Наконец он понял, что дело сделано, и нехотя, без страсти, опрокинул тело на землю.

Борис не видел ее лица, пока душил. Сейчас он смог рассмотреть его. Симпатичное личико портила застывшая на нем недоуменная с отпечатком ужаса гримаса. Но большие, готовые вылезти из орбит глаза, застекленевший взгляд возбудил убийцу еще больше. Борис распахнул куртку жертвы, расстегнул молнию на ее джинсах, затем не без труда стащил джинсы до колен и разорвал трусики. И тут остановился, не стал спускать с себя штаны и наваливаться на барышню. Он никогда еще не занимался сексом и даже не видел порнографических фильмов. Интимное место девушки смутило его. В нерешительности, он ощупал волосатый лобок и, подняв руку выше, почувствовал что-то липкое на животе. Борис понял, что случайно запачкался кровью, которая все еще струится из-под ножа. Ему вдруг стало не по себе. Возбуждение сразу улеглось. Какой-то щелчок раздался внутри головы, словно кто-то огрел его камнем по черепу. Борис почувствовал приближающуюся тошноту и бросился прочь, оставив на месте преступления веревку и свой нож.

No Copyright: Алексей Большаков, 2014

Часть 2. Смешное

ЗАЯВЛЕНИЕ

После воскресения, к сожалению, наступает понедельник, и Александр Григорьевич Рубаха с этим ничего поделать не мог. Превозмогая ужасный шум и грохот в голове, он потащился на работу.

Однако и водитель троллейбуса, в этот понедельник, видимо, также имел проблемы с мозгами – в результате несчастному Рубахе прищемило голову дверьми, нос его ещё больше покраснел, а правый глаз стал неприлично моргать.

В таком вот виде слесарь-сантехник переступил порог родного объединения, но, поругавшись с мнительной вахтёршей, смертельно захотел как можно быстрей вернуться домой, и потому поспешил не к унитазам, а в кабинет начальника.

Павловский был на месте.

–Чего тебе? – спросил он.

–Мне бы...домой. Виктор Николаевич, разрешите мне уйти сегодня с работы, – промолвил Рубаха, чувствуя усиливающуюся дрожь во всём теле.

Взглянув на подчинённого, Павловский подумал, что в таком состоянии тот способен лишь пугать впечатлительных работниц, и решил отпустить сантехника.

–Пиши заявление за свой счёт, – велел Павловский, – только побыстрей! Я уезжаю в министерство.

Писать Александр Григорьевич, конечно, умел, вот только сложно было справиться с ручкой, да ещё дальнозоркость усилилась, а проклятущие очки затерялись где-то в непроходимых лабиринтах его однокомнатной квартиры.

Но тут подошёл сияющий Саша Струнин, который был чрезвычайно рад видеть приятеля в таком вот виде. Хотя на работе Струнина сторонились, считая бездельником и пустозвоном, Рубаха совсем неплохо относился к весёлому электрику и попросил его:

–Сашенька, напиши мне заявление – денёк за свой счёт.

Струнин обрадовался ещё больше:

–Опохмеляться пойдёшь?

–Что делать, когда надо...Так напишешь, аль кого другого просить?

–Нет проблем! Прямо сейчас и напишу!

Ждать пришлось не очень долго. Ставший вдруг серьёзным Струнин вручил старательно написанный текст:

"Всевышнему Павловскому

от раба Божьего Рубахи

Заявление.

Христом Богом молю, не дай погибнуть! Разреши ты мне взять денёк на опохмелку.

Искренне твой раб

А.Г.Рубаха.

Сердечно поблагодарив, Александр Григорьевич направился к начальнику. Тот, не любил читать заявления подчинённых и подмахнул бумажку не глядя: «Разрешаю. Павловский». Велел отнести заявление нормировщице и отправляться домой спать.

Нормировщицей работала пенсионерка Мария Семёновна. Она была угрюмой и набожной, не любила пьяниц вообще, и особенно сантехника Рубаху, постоянно придиралась к нему и жаловалась на него даже самому директору предприятия.

Не здороваясь, Александр Григорьевич положил заявление на стол вредной нормировщице. При чтении волосы на голове Марии Семёновны зашевелились, она в изумлении раскрыла рот и покосилась на сантехника. Он усиленно подмигивал одним глазом.

–Денёк на опохмелку берёте? – не верила своим глазам нормировщица. Но Рубаха подтвердил:

–Хоть бы и на опохмелку. Раз Павловский разрешил – значит, можно.

–А как же Всевышний? Стыд надо иметь! Совсем обнаглели...

Не мог в такой напряжённый для здоровья день Александр Григорьевич выслушивать нотации и глупые проповеди, а потому поспешил удалиться.

Придя в себя, нормировщица пошла к начальнику отдела. Павловский успел уехать, однако нужно было разобраться с "нечистым" заявлением. Пришлось идти к директору объединения. Но разве может простая нормировщица прорваться к директору, да ещё в понедельник? Секретарша долго не могла понять, о какой рубахе идет речь, хорошо хоть предложили оставить служебную записку, в которой кратко изложить суть дела. Волнуясь, плохо соображая, Мария Семёновна написала, что не может оформить отгул товарищу Рубахе, так как заявление было подано им в грубой форме.

Павловский вернулся на работу в конце дня. Ему подали служебную записку Марии Семёновны, в углу которой быстрым почерком директора было накарябано:

"Тов. Павловскому.

Прошу разобрать жалобу т. Тарасовой".

Дело было ясное. Павловский знал, как относятся к Рубахе женщины отдела, а потому сразу же продиктовал приказ:

«За проявленную грубость объявить А.Г.Рубахе замечание».

Затем велел отнести нормировщице следующую записку:

"В расчетный отдел.

Прошу оформить отгул А.Г.Рубахе согласно поданному заявлению".

Когда в кабинет Павловского ворвалась Мария Семёновна в сопровождении начальника отдела кадров, Виктор Николаевич всё-таки был вынужден прочитать злополучное заявление. И тут его чуть было не хватил сердечный приступ.

Значит, правильно говорят: "Доверяй, но проверяй!" А иначе можешь преждевременно отправиться к Всевышнему.

Шедевр

Алексей Большаков

ШЕДЕВР.

В третьем часу ночи мой сладкий сон прервал грозный телефонный звонок.

–Лёха, приезжай ко мне сейчас же! – услышал я возбуждённый голос Шмакова Ильи, моего бывшего однокурсника по университету.