Текст книги "Александровский cад"

Автор книги: Алексей Пиманов

Соавторы: Борис Яновский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16

Вечером того же дня Лешка, Танька, Вера, Вася Сталин и еще трое ребят сидели в зале «Ударника» и в ожидании сеанса ели мороженое.

– Говорят, что Орлова ушла от Александрова к Пырьеву. Я лично в это не верю. А ты? – Танька дернула Лешку за рукав.

Лешку новости светской хроники не интересовали. Таньке же нужен был собеседник, и она обернулась к сидевшей в следующем ряду Вере Чугуновой.

– Вер, ну скажи ему, что тебе об этом сказала материна портниха. Хотя, по-моему, это чушь собачья.

Вера подняла свои грустные глаза на Лешку, но тут же их опустила и покраснела. Ее выручил погасший в зале свет. В темноте послышался волнующий треск проектора, и на экране замелькали кадры киножурнала.

– Не звонил он в тот день, – ни с того ни с сего пробормотал Лешка.

– Кто, Александров? – не поняла Танька. Лешка недоуменно уставился на подругу.

– Какой Александров?!

С задних рядов послышалось недовольное шушуканье зрителей:

– Тише!…

– Не мешайте смотреть!…

Танька нагнулась к самому Лешкиному уху и зашептала:

– «Какой-какой», режиссер – муж Орловой. А ты про кого говоришь?

– Про Когана – ювелира.

– А он тут при чем?

Васька Сталин боднул Казарина в бок.

– Да угомонитесь же вы. Про отца ведь говорят…

Действительно, на экране шел сюжет о приеме в Кремле английской коммунистической делегации. Но Лешку это нисколько не интересовало.

– Понимаешь, – Казарин опять наклонился к Тань-киному уху, – Коган всем плетет о том, что сразу позвонил в милицию, как только Барон ушел.

– Ну и что?

– А то! Врет он. В тот день Коган звонил не в милицию, а кому-то другому.

– Кому ж он звонил? – Танька начала раздражаться.

– Не знаю. Но только не в милицию.

С заднего ряда зашикали еще сильнее, потому что заиграла музыка и на экране появился титр «Волга-Волга».

– Да ну тебя, – зашипела Танька. – Давай кино смотреть. Вер, гляди, какое платье у Орловой!

Верке было совершенно наплевать на Орлову, тем более на ее платье. В темноте она не сводила глаз с профиля Казарина и только тяжело вздыхала, когда он наклонялся к Танькиному уху…

Правда, Лешка ничего этого не замечал. Он думал о Когане и его откровенном вранье. Подозревать старика у Лешки не было достаточных оснований. Но все в этой истории как-то не складывалось, не состыковывалось. Он точно помнил, что Ищенко приносил камни за несколько дней до своего ареста. А Коган утверждал, что тут же позвонил в милицию. Да и Шапилин говорил, что Ищенко брали в тот же день по наводке ювелира. Получалось, что старик молчал почти неделю. Но зачем?

На экране героиня Орловой неслась на велосипеде по проселочной дороге, напевая веселую песенку. Танька, как и весь кинозал, неотрывно следила за ее судьбой.

– Тань, а Тань? – зашептал Лешка.

– Что? – не отрываясь от экрана, ответила Танька.

– А вдруг Коган знает, где Барон?

– Да отстань ты. Дай кино досмотреть…

Какое-то время Лешка еще пытался сидеть спокойно, но наконец не выдержал и, махнув Таньке, мол, я сейчас, вышел из зала. Он выпил в буфете стакан «ситро» и хотел было вернуться в зал, но мысли о Когане одолели его вновь. Поколебавшись: идти досматривать кино или не идти, – он выбрал второе и уверенно зашагал к выходу.

– Когда следующий сеанс?

– В 20.00, – ответила пожилая билетерша.

– Значит, успею, – сам себе сказал Лешка и толкнул дверь кинотеатра.

– Билет сохранил? А то обратно не пущу! – буркнула ему вслед билетерша.

– Я его нечаянно съел, – рассмеялся Лешка и зашагал в сторону Кремля.

Через двадцать минут он уже спускался в каморку хранителя. Но она оказалась на засове. Лешка подергал дверь и даже, на всякий случай, ударил по ней ногой.

– Чего шумишь?

Казарин обернулся и увидел уборщицу, моющую полы.

– Забрали Германа Степановича. Лешка так и обмер.

– За что? Когда?

– Утром, – сполоснув тряпку, ответила женщина. – Приступ у него был сильный. Вот и забрали. Он, конечно, не хотел, да врач настоял…

Лешка облегченно вздохнул и побрел к выходу.

– Ты ведь Казарин? Так? – неожиданно окликнула его она.

– Да…

Женщина вытерла руки о халат и достала из кармана ключ.

– Он тебе ключ просил передать…

Глава 17

В хранилище Алмазного фонда шла работа. Камни и украшения оборачивали ватой и складывали в коробки. Затем их упаковывали в деревянные ящики со стружкой и относили в фургон, стоявший во дворе. За рулем сидел Казарин-старший и молча наблюдал за происходящим. Рядом с машиной появился дежурный по гаражу Крюков. Казарин открыл окошко:

– Крюков, ну скоро?

– С полчасика еще. Вишь, какое дело.

– Вижу. Мне бы сыну позвонить, что задерживаюсь.

– Ну так и сделай! Я подменю пока.

Казарин выпрыгнул из кабины и побежал в дежурку. Отсутствовал он минут десять, а когда вернулся, погрузку уже почти закончили. Возле кабины стоял молодой красноармеец.

– Лебедев, Петр! Приказано вас сопровождать, – представился парень и протянул руку. Казарин пожал ее, они сели в кабину, заурчал мотор, и машина через Спасские ворота выехала с территории Кремля.

– Владимир Константинович, вы, наверное, по этому маршруту с закрытыми глазами проехать можете?

Казарин сдержанно кивнул в ответ.

– А я вот до сих пор в Москве с трудом дорогу нахожу, – не унимался паренек. – Боюсь я ее, теряюсь. Даже в увольнительную все время по одной схеме отбываю: Кремль – Парк культуры или кинотеатр «Колизей».

– Ничего, тебе еще, Петр, жить да жить. И с Москвой еще успеешь подружиться. Ее бояться не надо, ее завоевывать надо. Она слабых не любит.

Казарин резко повернул руль влево, машина въехала в старый переулок и, нарушая патриархальную тишину, двинулась вдоль трамвайных путей.

– Владимир Константинович, а вы давно в Москве? – Петр, видимо, совсем не умел молчать.

– С революции…

– И сразу в Кремль попали? – восхищению парня не было предела.

– Угу…

Но закончить мысль Казарин не успел. Он подался вперед и пробормотал:

– Ну и дела! Глянь, вот паршивец!

– Кто, Владимир Константинович?

– Вот сукин сын!

Лебедев взглянул в ту сторону, куда смотрел Казарин, и в следующее мгновение схватился за пистолет. Ему было от чего прийти в изумление. Прямо по курсу к висевшему на стене огромному портрету Сталина по приставной лестнице карабкался какой-то мальчишка с горящим факелом в руке. Достигнув последней ступеньки, он обернулся на звук приближающейся машины, но прыгать вниз не стал, явно не собираясь отказываться от своего плана. А через несколько секунд он уже тыкал горящим факелом в портрет вождя.

– Товарищ Казарин, остановите машину! Я этому гаденышу сейчас такой фитиль кое-куды вставлю, – заорал Петр. – Да остановитесь же вы!

– Сиди, Лебедев. Машину покидать ты не имеешь права по инструкции, а я останавливаться… Черт! Но не проезжать же мимо!

Казарин резко сбросил газ, но совсем останавливать машину не стал. Затем левой рукой в бешенстве крутанул ручку стеклоподъемника и закричал:

– Что же ты, гад, делаешь?! А ну гаси свою хреновину и быстро сюда!

Это были его последние слова. Какая-то тень отделилась от грязного подъезда и вскочила на подножку спецавтомобиля. Половины открытого окна нападавшему хватило, чтобы ударить Казарина рукояткой пистолета в висок и тут же выстрелить Петру в голову. Кровь хлынула на стекло, и потерявший управление грузовик врезался в стену дома. С другой стороны улицы к машине кинулись еще несколько человек. Они явно действовали по хорошо продуманному плану. Трое взяли под прицел заднюю дверь автомобиля, а один резко открыл дверцу кабины.

– А-а-а, дьявол! – выругался он, когда на него из кабины навалился окровавленный Лебедев.

Выхватив из руки трупа связку ключей, бандит метнулся к задней двери, вставил ключ, повернул его два раза, потянул на себя створку и резко отпрыгнул в сторону. Раздался выстрел и бандит, схватившись за бок, рухнул на асфальт. У находившихся внутри машины охранников шансов на спасение не было. Зажатые в узком кузове, они не только не имели возможности двигаться, но и не видели передвижения нападавших вокруг машины. Решив, что ждать не имеет никакого смысла, охранники одновременно спрыгнули на землю и попали под перекрестный огонь. Стрельба по ним началась с трех сторон. Но, к удивлению грабителей, один из охранников, юркнув под машину, выскочил из-под правого борта и кинулся в соседний подъезд.

Красноармеец поднимался все выше и выше по лестнице, на ходу тыча пальцем в звонки квартир. Но ни одна дверь не открылась. Добежав до последнего этажа, он спрятался в нише стены, сжимая в руке пистолет.

В подъезде было темно и тихо. Сюда доносились лишь завывание ветра и стук капель воды в водостоке. Охранник выждал минуту и медленно выглянул за угол стены. Никого не было. Неожиданно заработал и медленно пополз вверх лифт. Красноармеец занял позицию поудобней, приготовившись стрелять. Кабина замерла прямо напротив него, он, ни минуты не мешкая, разрядил всю обойму. Пули разбили все стекла и разнесли в щепки верхнюю часть внутренних деревянных дверей. Вновь наступила мертвая тишина. Из лифта не доносилось признаков жизни. Охранник медленно подошел к кабине и осторожно распахнул тяжелую чугунную дверь. Когда она полностью открылась, раздался выстрел, отбросивший его к стене. В углу кабины, на полу, широко раскинув ноги, полулежал человек, держащий в руках дымящийся наган…

Глава 18

Над Москвой светало. В переулке, где несколько часов назад произошло ограбление, шла напряженная работа. Милиция перегородила все въезды и выезды, а у каждого подъезда стояли постовые, не позволявшие выходить на улицу жильцам. Кто-то пытался прорваться, но то тут, то там слышались грозные окрики:

– Назад! Куда прешь! Назад!

Опергруппа фотографировала трупы охранников около фургона. По переулку метались люди в штатском, мешая работать сотрудникам МУРа. Один из них тряс капитана милиции, схватив того двумя руками за грудки:

– Родной, я тебя прошу, как брата прошу! Умоляю! Делай же что-нибудь.

Капитан тяжело вздохнул и поправил съехавшую набекрень фуражку.

– Погодите, вот соберем все улики, опросим жильцов. Вот тогда…

– Да ты что, бл…? Да ты знаешь, что в этой фуре было?

– Догадываюсь! – пробурчал себе под нос капитан. – Не волнуйтесь, товарищ Васильков, отыщем.

Затем капитан хитро улыбнулся и добавил:

– Ценности – они как дерьмо: рано или поздно всплывают. Это уж вы мне поверьте!

Васильков махнул в отчаянии рукой и отошел в сторону.

Лешка Казарин еще спал, когда чья-то рука тряхнула его за плечо.

– Вставай, – раздался грубый голос над самым ухом.

Лешка нехотя открыл глаза и потянулся.

– Вставай! – Команда прозвучала как приказ. Только теперь он увидел, что в комнате находились чужие люди в синей форме.

– Что случилось? – недоуменно спросил Лешка.

Человек, который его разбудил, бросил брюки и приказал:

– Одевайся!

Когда Казарин торопливо оделся, человек указал на табурет:

– Садись!

Продолжая застегивать пуговицы, Лешка сел туда, куда велели.

– Где отец? – спросил человек.

Лешка растерянно огляделся по сторонам.

– Не знаю.

– А когда ты его последний раз видел? – Человек еще ближе придвинул свой стул и впился глазами в Лешкино лицо.

– Вчера… – Казарин-младший никак не мог взять в толк, что от него хотели все эти люди. – А что случилось?

Майор Васильков, а это был он, несколько секунд изучал Лешкины глаза, пытаясь для себя понять, врет сын исчезнувшего водителя или нет. Удостоверившись, что парень ничего не скрывает, майор достал папиросы и закурил.

– Вот и я хотел бы знать, что случилось!

Глава 19

Владимир Казарин лежал на земле. Где-то играл патеффн. Он открыл глаза и тут же зажмурился от яркого дневного света, потом попытался поднять голову, но жуткая боль пронзила затылок. Запекшаяся кровь на лице стягивала кожу…

– Дяденька, ты что, с крыши упал? – раздался над ним детский голос.

Рядом с Казариным стояли два мальчика лет десяти и с любопытством смотрели на него сверху вниз.

Владимир Константинович поднялся. В углу двора, за веревками с бельем, он увидел бочку, наполненную до краев дождевой водой. Шатаясь, он подошел к ней и опустил голову в воду. Смыв кровь с лица, Казарин попытался вспомнить все, что произошло с ним накануне. Как короткие вспышки сознания, перед Владимиром Казариным пролетели портрет Сталина… стрельба… и мальчишка, крутящий сальто на ночной улице…

Глава 20

Наступил вечер. Лешка сидел в опустевшей комнате. Со стены на него смотрела фотография отца. Первый раз в жизни Казарин ощутил, что такое одиночество. Оно выползало из всех щелей комнаты, заползало внутрь и кололо в сердце тупой иглой. А когда стало совсем невмоготу, в дверь постучали. Лешка опрометью бросился открывать. На пороге стояла запыхавшаяся Таня.

– А-а-а, это ты… – разочарованно сказал Алексей и хотел было вернуться в комнату, но Танька не дала ему это сделать. Она схватила Казарина за руку и зашептала:

– Он нашелся!

– Где?! – Лешка затряс Таньку за плечи: – Где он?!! Танька не знала, как сказать правду.

– В больнице.

И не дав ему сильно испугаться, добавила:

– Не волнуйся – он жив.

Лешка схватил со стула пиджак, но тут же замер.

– Откуда ты все это знаешь?

Танька прислушалась к тишине за дверью:

– Отцу позвонили с работы… Лешка заметался по комнате.

– А где? В какой больнице?

Танька пожала плечами и так же тихо ответила:

– Не знаю. Скорее всего – в нашей, в центральной…

В больничной палате, кроме Владимира Казарина, находились майор Васильков и два человека в штатском. Они пытались вести допрос, и состояние больного их нисколько не волновало.

– Значит, вы утверждаете, что нападавших не видели? – начал Васильков.

– Утверждаю, – запекшимися губами произнес Казарин.

– И в вас они не стреляли? – не унимался майор.

– Как видите.

– Но почему? Зачем им оставлять свидетеля? Казарин попытался приподняться на локтях.

– Да они не хотели оставлять. Так, видимо, получилось. Один из следователей ехидно заметил:

– Не понятно.

Казарин зло посмотрел на него.

– Что вам не понятно?

– Все не понятно, – вмешался Васильков. – Вы говорите, что ничего не помните, а сами ушли с места происшествия.

– Я не уходил.

– А как объяснить тот факт, что вы оказались за несколько километров от места ограбления?

Казарин обессиленно упал на подушку и отвернулся к стене. Ему стало ясно, что следователи не верят ни единому его слову.

– Не знаю. Для меня это тоже загадка.

Один из следователей перелистал свой блокнотик.

– Вы утверждаете, что кому-то был известен ваш маршрут.

– Конечно. А то как бы они узнали, что мы поедем именно по этой улице?

В глазах Владимира Константиновича появилась надежда. Но следователь клонил совсем в другую сторону:

– Согласен. Кстати, а вы когда узнали о маршруте поездки?

Казарин задумался.

– Накануне. Вечером. Как только меня вызвали в гараж.

– И никуда с тех пор не отлучались? -Нет.

– Все время находились у машины? -Да.

Следователь потер нос.

– А у нас другие сведения на этот счет. Казарин удивленно вскинул брови.

– Что вы имеете в виду?

Следователь зашуршал в папке и извлек исписанный лист.

– Вот. Дежурный по гаражу Крюков утверждает, что вы ходили куда-то звонить.

– Разве? – Казарин вновь задумался. – Ну да, звонил. Я сыну звонил домой, сказать, что буду поздно.

– Дозвонились?

– Нет. Его не было дома.

– А кто-нибудь вас в этот момент видел?

– Не знаю…

Васильков придвинул табуретку к кровати больного.

– Иными словами, некому подтвердить, что вы звонили сыну?

Владимир Константинович устало пожал плечами.

– Плохо, Казарин, очень плохо.

Следователи, довольные собой, переглянулись: они получили то, что хотели.

Глава 21

Ребята вбежали в больницу и бросились к регистратуре. Лешка почти целиком засунул голову в окошко.

– Скажите, где лежит Владимир Казарин? Женщина за окном насторожилась.

– Я сын его, – уточнил он. Регистраторша огляделась и тихо сказала:

– К нам такой больной не поступал.

И прежде чем он успел что-либо спросить, захлопнула дверцу перед его носом. Танька потянула Лешку за рукав в сторону и зашептала:

– Он точно здесь. Видишь, она даже не проверила по журналу.

Лешка сжал зубы.

– Ну, сейчас она у меня…

Казарин вновь двинулся к окошку, но его остановил окрик вахтера:

– Эй, парень, приемные часы закончились.

По его виду было понятно, что он получил четкие инструкции и дальнейший разговор не имел никакого смысла. Выходя на улицу, Лешка так шарахнул дверью, что молоденькая медсестра, чуть не лишившаяся руки, покрутила пальцем у виска:

– Психбольница за углом!

Стоя во дворе, Лешка пожирал глазами окна больницы, пытаясь понять, за каким из них находится отец. Его отчаянию не было предела. Догадавшись, о чем он думает, его верная спутница тоже тяжело вздохнула:

– Нам туда не попасть. Вот если бы мы с тобой были врачами…

Казарина эти слова заинтересовали. И в этот момент его взгляд наткнулся на санитарку, которая пыталась затолкать тележку с бельем на больничную лестницу. Лешка и Танька переглянулись. Одна и та же идея осенила обоих. Они бросились к санитарке и, перебивая друг друга, заорали:

– Тетенька! Тетенька, давайте мы поможем!

Не успела санитарка охнуть, как Лешка подхватил тележку и одним махом вкатил ее на лестницу. А Таньке хватило мгновения, чтобы ловким движением выудить из тележки халат и запихнуть его под пальто…

Выждав, когда сменится вахтер, Танька в белом халате вновь вошла в приемный покой. С каменным лицом она продефилировала мимо регистратуры и поднялась на второй этаж. Узнать, где лежит Казарин-стар-ший, труда не составило: только у одной из палат стоял стульчик, на котором восседал человек внушительных габаритов. Оперативник читал газету, изредка оглядывая коридор.

Танька, кокетливо улыбаясь, прошлась мимо и бросила короткий взгляд в приоткрытую дверь палаты, из-за которой доносились голоса. Польщенный вниманием симпатичной медсестры, оперативник ничего не заметил. Танька уж было собиралась уйти, как вдруг услышала:

– Эй, подруга!

Шапилина замерла на секунду, потом медленно обернулась. В конце коридора стояла старшая медсестра.

– Ты кто такая?

Повисла пауза. Оперативник отложил газету и тоже уставился колючим взглядом на Шапилину.

– Новенькая я, из неврологии, – пробормотала Танька.

– Так вот ты какая, вертихвостка, – медсестра оценивающе оглядела Шапилину с ног до головы и насмешливо добавила: – Про тебя тут уже легенды слагают. Только мне казалось, ты постарше должна быть. И чего в тебе мужики только находят?!

Последние слова задели Танькино самолюбие. Она уже хотела ответить, но краем глаза заметила, как внимательно, с пошловатой улыбкой на лице смотрит на нее оперативник.

Поправив воротничок халата, она подмигнула молодому человеку и вдруг сказала:

– Как подумаю, сколько людей мне завидуют, еще больше жить хочется, причем не одной. – Таня томно повела плечами и, покачивая бедрами, направилась к выходу из отделения.

«Видел бы меня Лешка», – с ужасом подумала она.

– Глаза опусти, бесстыжий, – старшая медсестра переключилась на оперативника. – Тебя зачем здесь посадили?!

– Ну-ну, полегче! – Мужчина улыбнулся и вновь погрузился в чтение.

На улице было уже совсем темно. Лешка ждал Таню на аллее.

– Узнала? – Казарин сгорал от нетерпения.

– Ага. Второй этаж, 23-я палата.

– Давай халат.

Танька не спеша присела на скамейку.

– Он тебе не поможет. Там охрана в коридоре. Лешка помрачнел.

– Охрана?

– Угу. Вот та-кой бугай сидит. – Танька надула щеки и для красочности изобразила руками размеры физиономии охранника. – Прямо напротив, а рядом на цепи – зверская медсестра.

– Ладно. Пойдем другим путем, – вдруг изрек Казарин и бросился к больнице.

Береза была толстой и прочной. Он долез до середины дерева, протянул руку и ухватился за перила балюстрады второго этажа. Затем перебросил и вторую руку, опустил ноги и, подтянувшись, перемахнул на маленький балкончик. Пробраться до окна 23-й палаты было делом техники. Но как только Лешка заглянул внутрь, то молниеносно отпрянул назад.

– Прекратите врать, Казарин! – За окном разговаривали на повышенных тонах. – То, что вы нам рассказываете, – чушь собачья!

Послышался тихий и до боли родной голос отца:

– Я не знаю, что вы хотите услышать.

– Правду!

– А я что говорю?

Лешка увидел, как один из посетителей подошел к окну, достал папиросу и прикурил. Спичка вылетела в форточку и упала к самым Лешкиным ногам.

– Послушайте, Казарин. Вы утверждаете, что нарушили инструкцию и остановили машину, потому что увидели, как кто-то поджигал портрет товарища Сталина. Так?

– Так. Вы бы тоже на моем месте остановились. Или нет?

Лешка понял, что отец перешел в наступление.

– Допустим, – голос дознавателя стал спокойнее. – Тогда ответьте, почему вы повторно нарушили инструкцию и открыли окно.

– Виноват, конечно, ну а вы бы на моем месте проехали мимо?

– Вопросы здесь задаю я! – Следователь понял, что проигрывает допрос, и поэтому начал волноваться. – И вы не заметили террориста, появившегося у машины?

– Так ведь никого не было. Он словно из-под земли вырос.

– Чушь, Казарин. Чушь говорите, – зазвучал другой голос.

Наступила пауза, и Лешка смог протиснуться поближе к окну. Теперь он видел краешек палаты. Отец с забинтованной головой лежал совсем близко. Если бы не трое следователей, бесцеремонно расхаживающих по палате, Лешка мог дотронуться до него рукой.

– Ладно, допустим, что вы не заметили убийцу, – неожиданно зазвучал голос над самым Лешкиным ухом. – Но почему же он в вас не выстрелил? Простите, но вы были первый на его пути. А он, вместо того чтобы стрелять, почему-то бьет вас в лицо рукояткой пистолета.

– Слишком близкое расстояние, неизвестно, куда бы полетели мои мозги.

– Что-то уж все очень сложно.

– Ну, хорошо. Скажите, Казарин, что-нибудь вам запомнилось в нападавших? Что-нибудь особенное.

Отец задумался.

– Да нет. Все так быстро получилось.

– Приметы какие-нибудь. Шрам на лице, усы, нос с горбинкой, – не унимался следователь. – Ведь тот, кто ударил вас в лицо, находился прямо перед вами?

Владимир Константинович отрицательно качнул головой. Следователь вскочил со стула.

– Так у нас ничего не получится. Вам обязательно надо вспомнить что-нибудь такое. Давайте с самого начала…

Он сел напротив и что-то начал рисовать на бумаге.

– Вот остановились. Мальчишка, как вы уверяете, поджигает портрет. Вы его успели рассмотреть?

– Ну, в общих чертах… мальчишка кругился с факелом…

– А дальше?

– Дальше он, как обезьяна, соскочил вниз, и все началось.

– Что значит «как обезьяна»?

– А так. Как в цирке или зоопарке: одним прыжком он до подворотни добрался.

Следователь вздохнул.

– Цирка нам еще и не хватало. Казарин, вы хоть понимаете, ЧТО по вашей милости украли у государства?

В Лешкином сердце клокотали злость и досада. Он уже понял, что следователей интересовали только те факты, которые укладывались в их схему, и никакие другие. Для них Владимир Константинович был преступник, который не хотел в этом сознаваться.

– Плохи наши с вами дела, Казарин, очень плохи… Больше Лешка ничего не услышал. Кто-то подошел к окну и со звоном закрыл раму. Спрыпгув на землю, Лешка обреченно побрел по больничной аллее. Танька ждала его на скамейке.

– Ну как? – Теперь была ее очередь страдать от любопытства. – Что-нибудь узнал?

Лешка только махнул рукой.

– Все, как назло, против нас.

Танька взяла его под руку и попыталась утешить, как могла:

– Леша, я уверена – все будет хорошо.

Ребята двинулись по темным московским улицам в сторону Кремля. Шли молча до тех пор, пока Лешка не остановился у тумбы с афишей. На ней была изображена реклама нового сезона цирка.

– У меня мало времени, – задумчиво произнес Лешка, разглядывая афишу, но явно не фиксируя то, что было на ней изображено.

– Ты о чем?

– Пока отца спасает ранение, которое он получил при ограблении. Но через день-другой его состояние станет лучше, и его увезут.

– Куда?

– «Куда-куда»… Туда, откуда редко возвращаются.

На афише группа циркачей образовывала пирамиду, на верхушке которой улыбающаяся маленькая девочка делала стойку на руках. Снизу была надпись: «Цыганская труппа под управлением Романа Романова. Сегодня и ежедневно».

До Таньки, наконец, дошел смысл Лешкиных слов.

– Ты это брось. Не раскисай.

Лешка глотал слезы и беспомощно сжимал кулаки.

– Если бы ты слышала, как они на него кричали. Как на мальчишку… Гады.

Танька крепко стиснула Лешкину руку.

– Послушай, а может, дядя Володя чего-то недоговаривает?

Лешка вытаращил глаза.

– Да ты… ты что такое говоришь? Мой отец – настоящий коммунист. Он… он…

– Ты не понял. – Она пыталась найти нужные слова. – Я имела в виду другое: может, он чего-нибудь забыл. Знаешь, как бывает?

– Не знаю. И знать не хочу! – твердо ответил Лешка.

– Вот и хорошо, – успокоилась Танька. – Это дело курирует мой отец. Я уверена, что он все сделает, чтобы спасти Владимира Константиновича.

– Он уже сделал, – едко заметил Лешка.

– Ты это о чем? – вскинула брови Татьяна. Он махнул рукой.

– Да ладно, проехали.

– Нет, ты скажи!

Лешка уставился непривычно холодным взглядом в ее глаза.

– Что говорить? Ты думаешь, что твой папа не знает, что там творится? – Он указал в сторону больницы. – Или эти гады давят на отца просто так?

Назревала ссора – и она грянула.

– Не смей о моем отце говорить в таком тоне! – гневно закричала Танька.

– Ага. О моем можно, а о твоем нельзя?! Танька не находила слов.

– Знаешь, что я тебе скажу?

– Что? – вызывающе переспросил он, как будто ответ был уже ему ясен.

– Твой отец сам во всем виноват! – выпалила Танька. – А ты – тряпка. Нюни распустил…

Такого перехода на личности Лешка стерпеть не мог.

– Если я тряпка, то ты… ты… – избалованная и черствая… Он запнулся, подбирая слова.

– Ну, что ж ты замолчал?

Первый раз в жизни они говорили друг другу обидные слова. Наконец Лешка не выдержал, махнул рукой и зашагал прочь. Танька кусала губы и смотрела, как он уходит все дальше и дальше. Надо было крикнуть, остановить его… Но она развернулась и быстро пошла в другую сторону.

Лешка пришел домой злой и угрюмый. Не раздеваясь, упал на кровать и уткнулся головой в подушку. Главное, что нужно было сделать сейчас, – сосредоточиться, чтобы понять, как быть дальше. В сотый раз он мысленно прокручивал допрос отца, ссору с Таней, но почему-то в голову лезла одна эта дурацкая цирковая афиша на бульваре. Казарин пытался до мельчайших подробностей вспомнить то, что говорил отец, а вместо этого перед его глазами вырастали цыгане, лошади и маленькая девочка на верхушке пирамиды. Лешка даже засунул голову под подушку и вдруг все понял. Он вскочил как ужаленный и заметался по комнате.

«Мальчишка крутился с факелом… как обезьяна соскочил вниз… как в цирке или зоопарке», – замелькало в Леш-киной голове. – Стоп, стоп, стоп! А ведь ловкий мальчик-поджигатель мог быть из цирка. А вдруг это не мальчишка, а девчонка? Ведь в темноте отец запросто мог спутать…

От такой догадки Казарина бросило в жар.