Текст книги "Обет мести. Ратник Михаила Святого"

Автор книги: Алексей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Чего ревешь, дурак! Может, жива еще. Может, кто из татар ее с собой на коня забросил. Сам говоришь, что молодуха, может, кого из старшины ихней так раззадорила, что и бросать не схотел?! Охочи они, сволочи, на девок наших! Поговори с теми, кто зрел, как татарва удирала!

Словно неведомая сила влилась в Ивана, заставив разогнуться, порозоветь. Благодарно глянув ровеснику в глаза, он опрометью кинулся за ворота.

Вскоре после дотошных расспросов он уже точно знал, что рядом с одним из знатных татар, спешно покидавших пригород, сидела славянка со связанными руками. Русоволосая, молодая. Судя по описаниям, татарином скорее всего был Амылей. Хотя для неискушенного русского ока все степняки выглядели на одно лицо. Тем более что речь шла о трех братьях.

Странно, но после ужасной картины безмолвной смерти такой итог уже не казался Ивану печальным. Любаня жива, и это самое главное! И раз кто-то из Амылеевых не бросил ее, прихватил наравне с самым дорогим и ценным, то до Орды ее довезут береженую. А степь все же не небеса, и из Орды не раз возвращались домой русичи! Теперь ее можно было попытаться выкупить, выменять, выкрасть. Посмотрим, как будут удерживать Любаню, если в руках Ивана окажется Камиль или Тудан?! Господь же уже показал, что он всегда помогает правому!

Теперь предложение великого князя было более чем кстати. Ратник не смерд, он и мир видит пошире, и возможностей для задуманного побольше. Да и боярин Василий с Ярославом с первого взгляда полюбу пришлись. Главное теперь – обучиться ратному делу получше, чтоб при новой встрече с ненавистной троицей не скакать испуганно в сторону, не уповать на щит и чудо, а уверенно рубить самому. Рубить так, чтоб расползались железные кольца кольчуги, чтоб булат достал до плоти, чтоб неистово визжал супротивник, царапая в предсмертной муке землю и проклиная тот миг, когда он направил коня на русскую землю!..

…Отец встретил известие сына удивительно спокойно. Все прояснил ответ:

– Я уж не чаял живого тебя увидеть. Шутка ли, на кого замахнулся! Служи, сынок, дело хорошее. Только дом свой не забывай да род продолжи непременно. А что до меня… за властью не гонюсь. Коли решит так боярин – не откажусь. Свой – не наезжий, мужиков в обиду не дам. Но и боярский интерес соблюду!

Иван вернулся в Тверь в оговоренный срок. Увидев у него на поясе саблю, отнятую у плененного татарина и до поры до времени схороненную под приметным выворотнем, Ярослав приятно удивился:

– Да ты и впрямь не промах! Откуда такое в вашей глуши? Отец с рати привез?

– Сам добыл.

– Дай-ка сюда!

Дружинник обнажил клинок, подошел к росшей во дворе раскидистой вековой ели и со всего плеча рубанул по одной из нижних ветвей. После чего внимательно изучил лезвие.

– Хороший закал, – похвалил он. – Такая десятка коров стоит! Арабской работы. Что ж, носи, коли добыл. Пошли в оружейную, остальную справу подбирать будем. Одной саблей много не навоюешь.

Следующую ночь Иван провел уже на общих полатях.

Глава 9

В младшей дружине боярина Василия, постоянно жившей при княжьем дворе и охранявшей терема, новенького встретили добродушно-спокойно. Его история о поиске убийц брата, о княжьем суде, поединке с Камилем уже стала известна всем. Среди новых знакомых Ивана были и его сверстники, ушедшие на службу от отцов, малоземельных бояр. Были и более старшие, надевшие бронь не без корыстных целей. В те времена разорившийся землевладелец, не желавший переходить в простые смерды, продавал себя на военную службу до последних дней хозяина, и по существовавшим законам, оплакав усопшего господина, вновь получал свое утерянное добро. А были и просто такие, кому размеренная жизнь в избе была немила, кому хотелось вольного ветра, горячего скакуна под собой и звона булатной стали над головой. Были и желавшие в славных походах под знаменем князя накопить поборами и добычей бранной небольшое состояние, выкупить себе деревеньку подоходнее и остаток дней своих прожить размеренно и неспешно.

Много их было, человеческих лиц и судеб, на тот момент соединенных в единое целое, имя которому – рать, и главная задача которого – быть готовым пролить кровь за князя своего и за землю русскую.

Для Ивана начались ежедневные нелегкие тренировки. Обучать нового ратника Ярослав, как и просил боярин, взялся лично. Он гонял юношу часами, заставляя в полной боевой справе, весившей два пуда, вскакивать на коня, рубить лозняк и жерди, перепрыгивать через препятствия, метать в цель легкие копья-сулицы. Десятника приятно поразило умение Ивана обращаться с тугим луком. Пожалуй, никто в его десятке не мог поразить цель быстрее и точнее, чем новенький. Но наиболее всего Ярослава удивила и поразила врожденная привычка молодого парня.

Однажды, обучая приемам владения мечом и саблей, десятник вдруг заметил, как бывший бортник ловко перехватил рукоять из правой руки в левую и нанес удар такой силы, что бывалый дружинник едва смог его отразить.

– Стой!! – изумленно гаркнул он. – А ну, еще!

– Что еще? – не понял разгоряченный Иван.

– С левой рубани!

Новый блеск стали и новая вспышка неподдельного восторга.

– Дак ты что, с обеих можешь?

Иван глянул на свои руки, словно о чем-то сожалея. И с виноватым видом покаялся:

– Не сердись, Ярослав! Батька меня тоже ругал. Бил даже, когда я малой был. Заставлял все правой делать. А мне левой все равно складнее выходит. Только стесняюсь я огрех этот показывать…

Здоровенный мужичина упер руки в боки и оглушительно расхохотался. Бросил саблю, обнял покрасневшего Ивана за плечи, затряс его в непонятной еще для молодого радости:

– Ой, чудо-юдо заморское!! Да что ты такое несешь, дурашка! Ты ж обоерукий, слышишь?! Тебе ж цены в нашем деле нету. А ну, бери мою саблю в другую руку, иди следом!

Подведя Ивана к навесу с сеном, Ярослав прислонил к ароматно пахнущей копне толстую слегу и приказал:

– А ну, переруби ее с двух рук! И бей со всех сил, чтоб щепа летела! А я со стороны гляну.

Мягкая основа пружинила, не давая возможности быстро выполнить задание. Но тем не менее булат вырубал из дерева клинья, и щепки летели во все стороны. Ярослав смотрел на разгоряченного воина и улыбался все шире и шире.

Забава не осталась незамеченной, подошли еще несколько человек. Они начали оживленно обсуждать увиденное. А когда после очередного удара с левой упрямая жердь все ж переломилась и верхушка скатилась к ногам победителя подобно голове поверженного врага, гомон достиг предела.

Видевший все с гульбища Василий спустился вниз.

– Обоерукий? – вопросил он у Ярослава, с явным одобрением глядя на Ивана.

– Точно так, боярин. Давно таких не встречал.

– Вот что, Ярослав… Щит пока в сторону, забудь про него. Гоняй один, потом вдвоем, втроем. Этот малец еще сам не знает, на что он способен. Тому татарину на суде просто повезло, что смог живым подобру-поздорову убраться. Не упусти его, Ярослав!

– Не упущу, боярин. Будь спокоен!

Так прошел месяц, второй, третий. Иван окреп, раздался в плечах. Золотистая бородка покрыла подбородок и щеки, заменив собой юношеский легкий пушок. Юноша постепенно превращался в мужика. И не только внешне физически, но и внутри, согласно всем законам природы. Он стал часто посматривать на снующих вокруг женщин, чувствуя в груди безотчетное волнение и тепло. Но до большего дело пока не доходило, хотя дворовые молодухи не раз с готовностью улыбались в ответ на его горячий взгляд.

Однажды утром, изрядно помахав широкой, вырубленной из единой широкой липовой доски лопатой и очистив от свежего снега место для очередного занятия с будущим напарником, Иван облачился в тулуп и кольчугу, надел вместо шлема татарскую лисью шапку, выволок из амбара мешок с мукой, взвалил его на спину и принялся делать неспешные многочисленные приседания. Пять пудов на плечах уже не казались большой тяжестью: за прошедшие месяцы жизни в дружине он уже довел число сгибаний и разгибаний ног с десяти до полусотни.

За этим занятием и застал его насмешливый девичий голос:

– Замерз, сердечный? Аль не греет никто? Давай я на куль залезу, сразу вспотеешь.

Иван, не сбрасывая поклажи, повернулся и натолкнулся на горячий взгляд молодой, со вкусом одетой девушки явно не простого роду-племени. Ранее на дворе он ее не видел. Парню показалось, что какая-то неведомая сила истекла из этих коричневых глаз, проникла в самое сердце, зажгла его и заставила забиться часто-часто! Или то случилось лишь от иронии, прозвучавшей из уст незнакомки?

– Садись, – неожиданно для себя и для насмешницы вдруг ответил он и опустился на корточки. Девушка оторопела.

– Ты это серьезно? Уронишь ведь, кулем придавишь. Тогда никто хромую замуж не возьмет.

– За меня пойдешь! Ну, долго ждать-то? Или струсила уже?

Торопливый хруст снега под легкими ногами. Новая тяжесть даванула на плечи. Иван напрягся, боясь потерять равновесие. Потом закусил губу, медленно поднялся, напрягая все свои железные мышцы. И невольно улыбнулся, услышав еще детское:

– Ой, батюшки! Да ты и впрямь богатырь, миленький!!

На этот визг из дружинной избы выскочило на свет сразу несколько человек. Они ошалело уставились на Ивана. А незнакомка продолжала смеяться:

– Но, миленький, но-о-о!! Прокати Аленку по кругу!

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если б иной женский голос не крикнул властно с сенцов:

– Елена! Это что такое? Немедленно слезь с него и в дом! Совсем от рук отбилась, негодная!

Аленка вмиг затихла и уже иным, несколько извиняющимся тоном, тихо попросила:

– Присядь… Высоко, боюсь спрыгнуть. Да и тебя уроню ненароком. Присядь, пожалуйста, мать ругается.

Через несколько мгновений она была уже на земле. Длинная черная коса выползла из-под куньей шапочки. Перебросив ее через плечо и придерживая рукой, лихая наездница с улыбкой глянула на Ивана и опрометью бросилась к крыльцу. Молодой дружинник с облегчением свалил на утоптанный снег ставший вдруг таким тяжелым куль.

Его соседи по нарам продолжали стоять на морозе, накинув на плечи овечьи зипуны.

– Ну, ты даешь, Ваньша! – изумленно протянул один из них. – Ведаешь ли, кто тебя только что оседлал?

– Кто?

– Елена это, дочь боярина нашего, Василия. Первая у них в роду. Смотри! Не осерчал бы боярин за вольность такую.

Иван растерялся. Забыв про мешок, неловко запнулся об него, невольно сделав шаг к говорившему. Осерчав, схватил куль и оттащил его на место.

– Дак это… откуда ж я мог знать? Я вообще ее раньше не видел.

– Она с матерью под Кашиным живет, там у Василия вотчина. Михаил год назад его приблизил, до этого на дружине иной боярин стоял. Умер, когда на московлян ходили. От мора пал, не на рати. Мор тогда Юрия Московского от разгрома-то спас.

О той страшной моровой болезни, чуме, пришедшей недавно с востока и изрядно проредившей селения русичей, Иван знал не понаслышке. В его собственной деревне на погост снесли троих. Было б и больше, кабы опытный Протасий не запретил всем выезжать из домов в Тверь и иные места. Знахарка несколько раз окуривала только ей известными травами избы и селян, а вокруг лесного прибежища стояли все лето и осень дежурные, заворачивая вспять случайных наезжих. К холодам болезнь поутихла.

Не обращая более внимания на насмешки товарищей, Иван стянул с себя бронь, разделся и залез на полати. В тот день Ярослав отчего-то не возвращался из сенной долго. А с иными воями заниматься Ивану впервые не захотелось. Он лежал в полумраке и заново восстанавливал в памяти нечаянную встречу, свое неожиданное предложение и восторг боярской дочки с такими жгучими и красивыми глазами! И ни о чем ином думать молодому парню почему-то в тот день не хотелось…

Глава 10

На княжий двор в Твери стекались все новые и новые гости. Про занятия молодой ратник забыл: времени для этого не стало вовсе. Свободных от дежурства воинов отсылали то с одним поручением, то с другим. Знать прибывала ежедневно. Причина подобной суеты Ивану уже была известна: великому князю исполнялось сорок лет, и поздравить первое лицо на Владимирской Руси хотели многие.

Празднества затевались нешуточные. Из сел спешно везли все новые и новые припасы. Из княжих кладовых выкатывались бочки многолетнего венгерского вина, варились медовуха, брага. Для забавы гостей и для будущих застолий в тверских лесах была назначена большая охота.

Накануне выезда Иван, стоявший в тот день на посту, сделался невольным свидетелем разговора между боярином Василием и Ярославом.

– Отряди завтра своих людей с гостями, пусть на всякий случай находятся неподалеку от детей и женщин. Не ровен час подранок какой на них пойдет. К моим приставь особо! Как услышала Алена про охоту, третий день уж проходу не дает: возьми да возьми. И меньший, Яков, туда же.

– То неплохо, – улыбнулся в бороду старший дружинник. – В отца пошли, такие ж горячие. Охрану надежную дам, не сомневайся, боярин. Хошь, сам позади встану?

– Нет! Ты со мной будешь, у новгородцев. Хочу к боярчонку одному присмотреться.

Дальнейшего разговора Иван не расслышал. Василия призвали к великому князю. Но слова о том, что завтра боярская дочь будет на охоте, не выходили из головы молодого парня. Василий несколько раз проходил мимо, озабоченно хмуря чело. Еще раз прошагал в сенную и Ярослав. А когда десятник протопал назад, Иван не удержался:

– Слышь! Погодь минутку, дело есть. Завтра куда меня метишь?

– Как куда? До обеда отсыпайся, как и все, кто дежурит сегодня. Там видно будет, а что?

– Пошли меня завтра дочку нашего боярина охранять, а? Век должен буду!

– Алену?.. – задумчиво протянул немолодой уже мужик. – Пошто?

Лицо его вдруг приняло хитрое выражение.

– Эвон ты куда замахнулся?! Смотри, шею себе не сверни, паря! Это не девка сенная, чтоб ей украдкой титьки щупать. Узнает о таких думках Василий – быть тебе поротому!

– Три куницы подарю и жбан хмельного поставлю, когда гости разъедутся, – продолжал умолять Иван. И добился-таки своего.

– Ладно, – буркнул Ярослав. Вновь хитро подмигнул и ткнул кулачищем в бок. – С Олежкой пойдешь. И чтоб с боярыни и детей глаз тамо не спускать, понял? Бок о бок чтоб ехали и стояли, когда зверь пойдет. Гляди у меня!! Чтоб помнил, кто ты есть и кого охранять поставлен, а не пялил зенки куда не следует! А не то!.. Обрядись с ночи как следует, рогатину проверь, секиру. Я подменю, как повечеряем. И смотри, опять заместо коня под девкой не поскачи, как давеча!

Гулко захохотав, Ярослав забухал сапогами вниз по скрипучим ступеням.

Остаток дня пролетел для Ивана незаметно. Он отстоял свой срок, едва не схлопотав замечание за улыбку до ушей, не пожелавшую сойти с лица даже при виде подходящего боярина. Забыв о степенности служивого человека самого великого князя, бегом пронесся до общей столовой, игриво шлепнув по широкой заднице толстую стряпуху Василису, обихаживавшую добрую сотню ратников. Вышел на улицу в поздних сумерках… и обмер, нос к носу столкнувшись с той, о ком больше всего думал в последнее время.

Аленка вернулась из города в сопровождении няньки. Отпустив пожилую женщину домой, девушка прогуливалась по широкому двору, любуясь полной луной и поглядывая по сторонам. Будь Иван посообразительнее, он бы наверняка догадался, что большая людская, в которой жил он и его товарищи, – не самое лучшее место для прогулок молодой боярыни. Как ни гоняли своих подчиненных сотник и десятники, то один ратник, то другой ночной порой, выходя по малой нужде, приспускали порты у входа, оставляя на высоких сугробах характерные желтые росписи. Да и в матером мужском гомоне, доносившемся из-за приоткрытой от духоты двери, время от времени звучали ядреные словечки, позднее получившие во всем мире название непечатных. Но Иван не был философом, и эта встреча лишь заставила горячее сердце в очередной раз забиться часто-часто, а губы расплыться в очередной растерянной улыбке.

– Здравствуйте вам! – поклонился парень, не сводя глаз с милого лица, с темных глаз, приветливо смотрящих из-под заиндевевшего опушка дорогой шапки.

– Здравствуй, Ваня!

Иван еще более опешил. Он понял вдруг, что первая мимолетная встреча и для нее не прошла бесследно, что Алена узнала позже от других ратников или даже самого отца, как зовут поднявшего ее ввысь силача. И не только узнала, но и отложила в памяти, чтобы в нужный момент безошибочно вспомнить.

– Тоже гуляешь? – как ни в чем не бывало продолжила боярская дочь. – Или послали куда?

– Гуляю…

– Тогда, может, пройдемся вместе? Давно хотела расспросить тебя поподробнее о той девушке, что татары с собой при бегстве забрали. Она что, невеста твоя была?

Подобная осведомленность, пусть даже неправильная, еще больше ошарашила молодого ратника. Он густо покраснел, благодаря всех святых, что темнота не может выдать эту неприличную для воя слабость.

Но тема была подсказана, и беседа завязалась. Мало-помалу Иван оправился от смущения, начал говорить спокойно и даже иногда шутил, с тихим восторгом замечая, как на щеках собеседницы появляются симпатичные ямочки. От грустной темы про Андрея и Любаню перешли к беседе о кашинском житие-бытие Алены в отцовском доме, затем как-то случайно дошли и до завтрашней охоты.

– Хочешь, я попрошу сейчас папочку, чтобы для моей охраны он тебя назначил? – испытующе предложила девушка. И, словно торопясь объяснить это странное предложение, добавила: – С тобой хоть можно будет о чем-то там поговорить. А то дадут мужика старого, будет лишь сопеть рядом да носом шмыгать.

– На охоте не шибко-то разговоришься, – попытался поправить Иван. – Заругают, что зверя отводим. Там боле стрелять придется.

– А я не люблю в зверей стрелять, – с обезоруживающей откровенностью ответила Алена. – Это маманя моя аж дрожит, как серну или лося увидит.

– Пошто ехать тогда?

– Отец велит. Княжьи все едут, ну и его семья должна там быть. А может, и показать кому хотят ненароком. Нянька баяла, что какого-то новогородского боярчука тятя для меня присматривает уже.

Иван вдруг вспомнил короткий разговор боярина с Ярославом. Там действительно упоминали про гостей из вольного града на Волхове. Выходит, завтра отец устроит нечто вроде досрочных смотрин. И, коли невеста приглянется, вскоре уже и до сватов дойдет.

Он позабыл о той пропасти, что отделяла смерда от дочери приближенного самого Михаила. Сейчас он видел перед собой девушку, на которую хотелось смотреть вечно, и известие о боярчуке вызвало в душе острую и долгую боль.

– Так сказать тяте про тебя? – явно не замечая душевных мук Ивана, напомнила Алена.

– Дак это… договорился я уже! Сам! – неожиданно для себя и девушки выдавил Иван и вновь покраснел густо-густо. Словно в детстве, когда отец ловил его в прирубе у бочонка с медом, в который пацан запускал тихонько свою проворную немытую ладошку.

– Договорился? С кем? С моим отцом?!

Интонация голоса, а также та очевидная глупость, что таилась в ответном вопросе, лучше всяких слов говорили о том, насколько девушка поражена таким оборотом дела.

– Не врешь? – взяв парня за руки, заглянула она в глаза, чуть запрокинув голову. Из-под шапки змеей выползла коса и закачалась в морозном воздухе.

– Не вру. Три куницы обещал Ярославу, коль к тебе приставит.

Слова сами сорвались с уст, прежде чем Иван сообразил, что этим откровением может здорово навредить своему десятнику. Но разум в тот миг был слабее чувств!

– Елена-а-а! – разнесся в темноте зычный голос няньки. – Ступай домой, матушка кличет!

– Иду! – тотчас отозвалась девушка.

Она еще раз заглянула в лицо Ивана, чему-то вдруг тихо, радостно рассмеялась и неожиданно неуклюже чмокнула губами его чуть прохладный нос. Развернулась и бросилась бегом к теремам.

Удар шестопера или кистеня не смог бы ошеломить и потрясти бедного парня сильнее, чем эта девичья шалость. Дыхание перехватило. И потребовалось немало времени, чтобы легкие набрали новую порцию воздуха.

Он стоял на одном месте долго, без мыслей и желаний. Лишь все та же детская улыбка властвовала на лице. Наконец парень тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, поднял жменю чистого снега и умылся.

– Эва! Вот это дела! Ой, Ванька, Ванька, быть тебе точно поротым! Ну и пусть, а только я ей отвечу тем же!! Только уже в губы, и пусть потом хоть на плаху кладут!! Люба она мне, ой люба! И пошто боярской дочкой уродилась?

Большинство дружинников уже улеглись спать, когда Иван вернулся в избу. Ярослав оторвал голову от подушки:

– Где шастал так долго?

– Коня проверял. Показалось давесь, что одна подкова болтается. Все нормально.

– Справу подготовил?

– Да.

– Тогда лезь на полати. Завтра подниму до света.

И захрапел, едва коснувшись лохматой взъерошенной головой подушки.

Иван юркнул под тяжелую выделанную лосиную шкуру, служившую ему одеялом. Но последовать примеру десятника не смог, обуреваемый радостными размышлениями и воспоминаниями. Лишь через час Дрема смогла наложить на него свои невидимые и легкие лапы…

Глава 11

Леса Владимирской Руси четырнадцатого века значительно отличались от тех, что оставил век двадцатый нам и нашим потомкам. Сплошным пологом тянулись вековые деревья вдоль берегов рек и их заливных долин, непроницаемым для солнечных лучей шатром закрывая громадные пространства. Смердам-землепашцам приходилось вести с ними непрерывную тяжкую борьбу за то, чтобы отвоевать новую пустошь под новые посевы.

Дороги были немногочисленны. Летом частенько непроходимы в низинах и болотистых местах. Лишь между основными городами княжеств поддерживались они в относительном порядке. При большинстве же поездок вьючные кони заменяли телеги для торговцев, ратников, сборщиков княжьей и ордынской дани.

Реки были поистине универсальными путями сообщения тех времен. В теплое время года они несли на себе большие и малые ладьи, по ним сплавлялся лес для плотницких работ. Зимой по толстому льду рысили всадники и с лихим посвистом кучера летели открытые сани и утепленные возки, а следом серебристым облачком кружился потревоженный полозьями сухой мелкий снег.

Многочисленная княжья охота тронулась со двора с рассветом. Их было более сотни, тех, кому в этот день надлежало стрелять и колоть, тех, кому по долгу службы должно было помогать первым и охранять их от непредвиденных напастей. Согретые сытным завтраком и доброй чаркой вина мужчины оживленно переговаривались. Женщины ехали потише, позевывая или мило улыбаясь собеседникам и с врожденным изяществом отводя от лица тяжелую еловую лапу.

Еще большее количество слуг и жителей окрестных деревень уже давно находились в глубине бора. Расставленные умелыми ловчими, они образовали громадное полукольцо и теперь лишь ждали, чтобы по команде начать движение, постепенно уменьшая людскую дугу и сгоняя все живое на линию, где уже должны были быть расставлены на номерах стрелки.

Иван и его напарник Олежко, приставленные Ярославом для охраны жены и двух детей боярина Василия, ехали ближе к хвосту колонны. Здесь были те, кто не слишком-то горел душою в преддверии кровавой забавы и скорее выполнял своеобразный придворный долг. Это, правда, не относилось к боярыне Евдокии, сухощавой статной литовке, восемнадцать лет назад волею судьбы и родителей переехавшей из западных лесов в восточные, закрепляя политические интересы своего дяди Гедимина. Приняв православную веру, она достойно несла свой крест, родив Василию пятерых детей, двое из которых умерли в раннем детстве.

Евдокия везла притороченный к седлу арбалет. Никто из княжих молодых дружинников не видел раньше это дальнейшее развитие обычного лука. Иван, будучи любопытным по натуре, несколько раз подъезжал вплотную, пытаясь понять принцип действия этого механизма. Наконец не выдержал:

– Чем эта штука стреляет? – шепотом спросил он у Алены. – Тоже стрелой?

– Да. Только она может быть как деревянной, так и железной.

– А железная-то зачем?

– Со ста шагов бьет насквозь любой панцирь.

Иван удивленно округлил глаза. Девушка звонко рассмеялась.

– Хочешь стрельнуть?

– А можно?

Вместо ответа Алена задорно толкнула его колено своим и крикнула:

– Мамо, дай самострел! И одну стрелу, простую. Покажу Ивану, как он бьет.

Боярыня удивленно посмотрела на дочь, но все же приняла чуть в сторону. Отстегнула оружие, протянула его дружиннику. Тот сокрушенно развел руками, цепким взглядом все же пытаясь понять суть его использования… Потянул за тетиву и поразился тугости железной струны.

Елена опять расхохоталась. Перехватила арбалет, взвела его с помощью рукояти, заложила короткую оперенную стрелу и указала на спусковой крючок:

– Целишься как обычно и жмешь на эту штуку. Все просто!

И сама продемонстрировала только что сказанное, всадив стрелу в сосну саженях в пятнадцати от себя.

– Маме эту игрушку мой дед подарил. Тевтонцы давно уже такими воюют. Я думала, у Михаила в оружейной тоже есть.

– Сильная вещь, коли бронь бьет. Только заряжать долго. Из лука за это время я б десяток выпустить успел. Можно еще разок?

Ратник вновь попытался взвести самострел вручную. Все с тем же результатом! И мать, и обе ехавшие с нею дочери звонко рассмеялись.

– У рыцарей тот, кто зарядит арбалет вручную, считается героем. О них слагают легенды, дамы им дарят венки из цветов, – блестя глазами, явно веселясь над неудачей бывшего обитателя чащоб, почти речитативом произнесла Алена. – Я б поцеловала любого, кто руками победил эту тетиву!

Кровь ударила молодому дружиннику в голову. Он рванул железную струну на себя, не обращая внимания на Олежку, на насмешливо взирающую Евдокию, на остановившихся рядом гостей князя. Он не слышал веселых подбадривающих криков. Новая неудачная попытка, хотя тетива за малым не встала на свое место. Если б он не потерял слегка равновесие!!

Бешено сжав зубы, Иван одним махом соскочил с коня, встал на колено, упер приклад в землю и с третьей попытки сделал, казалось, невозможное. Не поднимаясь с земли, изящным жестом, увиденным у гостивших на дворе немцев, протянул оружие боярской дочери.

Вокруг захлопали, захохотали. Девушка густо покраснела, поневоле приняла подарок. Боярыня добавила ей смущения:

– Давши слово, держи! Целуй богатыря, Аленка, он это заслужил.

Девушка со всего маха ударила жеребца пятками и во весь опор понеслась вдоль дороги.

– Самострел верни, сумасшедшая!! – успела лишь крикнуть ей вдогон мать.

Иван медленно поднялся на ноги. Словно смывая с лица какое-то наваждение или сон, набрал полную пригоршню чистого снега и умылся. Неторопливо сел в седло и попросил:

– Олежко! Догони ее, я тут останусь…

Конные тронулись дальше. Иван рысил чуть впереди боярыни и не мог видеть, что та пристально изучала его слегка прищуренным и многоопытным взором…

Когда все участники охоты были расставлены по местам, зычно затрубил рог. Ему чуть подальше вторил другой, еще далее третий, четвертый. Загон начался.

Где-то за тысячи стволов от большой поляны мужики-загонщики застучали палками по деревьям, заулюлюкали, загомонили, тронулись вперед. Десятки гончих были спущены с поводков. По бокам поляны растянули длинные сети-тенета, в которых запутался б любой зверь, вздумай он прорываться мимо стрелков. Но до первых выстрелов было еще далеко.

Иван так и не оправился от смущения, пережитого на дороге. Все эти ночные грезы о каком-то уединении с боярской дочкой, о тихом разговоре, о той душевной связи, что незримо появится меж двумя молодыми сердцами, канули в никуда. Он уже проклинал себя за ту браваду, которая поставила Алену в неловкое положение, заставив нарушить собственное обещание. Ни о каком поцелуе, разумеется, не могло быть и речи, между смердом и боярышней лежала глубокая пропасть. О произошедшем наверняка узнает боярин Василий, и что дальше? Во гневе отец Алены был крут и непредсказуем! Так зачем все это было сделано, зачем?! Похвалы случайных зрителей служили слабой утехой.

Ратник отъехал чуть в сторону от матери и дочерей, слез на землю, привязал к суку березки повод коня и принялся наблюдать за поляной. Он заметил, что Алена несколько раз глянула на него, вначале украдкой, потом прямо. В ее глазах читались извинение, одобрение, легкое разочарование от того, что парень был поодаль. Но бывший бортник был еще плохим чтецом женских взглядов…

Вначале на поляне показались несколько волков и пара лис. Первые быстро развернулись и торопливо убежали стаей назад, вторые попали под меткие стрелы. Затем легким галопом вылетел табунок оленей. А потом началось!..

Ивану никогда еще не приходилось видеть такого количества дичи сразу. Поляна вдруг неожиданно стала тесной от нахлынувшего на нее зверья. Лоси, косули, кабаны, медведи, рыси – все смешалось в растерянно-панической круговерти, в которой уже не было ни хищников, ни их обычных жертв. Были лишь мишени, в которые летели стрелы. На глазах всех сам великий князь посадил на крепкую рогатину здоровенного, седого, только что поднятого из берлоги медведя и зарубил его секирой с такой быстротой и ловкостью, что оруженосцы даже не успели вмешаться. Да, сорок лет для настоящего мужчины еще не возраст!

Железная тетива арбалета боярыни пела и пела: дочь литовской земли опустошала колчан быстро и страстно.

– Чего стоишь?! – прозвучал ее недоуменно-звонкий голос. – Бей!! Покажи, на что ты еще способен.

Парень понял, что Евдокия обращалась к нему. Сорвав с плеча тугой лук, он дал выход переполнявшим его страстям, быстро посылая в мечущихся животных одну стрелу за другой. Острые смертельные жала точно находили убойные точки, и вскоре перед номером боярыни лежало зверья поболе, чем перед иными мужчинами.

– Ой, любо, Иван!! Ой, право слово, заставлю девку тебя поцеловать!!!

Эти слова успели сладко отложиться в памяти. Но тут все затмил дикий крик справа:

– Бе-ре-гись!!!

Выгнанное с правой стороны поляны кабанье семейство попало под стрелы и пошло вдоль линии стрелков. И если обычно первой в таком случае шла свинья, то на этот раз в царившей сумятице дорогу своему потомству стал прокладывать взбесившийся громадный черный вепрь.

В него уже вонзились две стрелы, но неудачно. Торчащие в железных мышцах жала лишь придавали ярости двадцатипудовой туше. Самец метался взад-вперед, затрудняя прицеливание, пена летела из его пасти, налитые кровью глаза искали спасительную лазейку. Увидев, что между боярыней и двумя ее стрелками-соседями существует заметный разрыв, кабан свернул влево.

Металлическая тетива запела вновь, и железная стрела целиком ушла в грудь зверя.

– Готов! – довольно воскликнула Евдокия. – Теперь не уйдет!

И тут случилось самое страшное. Смертельно раненный кабан, способный еще на многое, чуть довернул в сторону и пошел на свою убийцу.

Вокруг испуганно закричали все, кто видел эту атаку. Олежко пришпорил коня и пошел навстречу секачу. Ударил рогатиной сверху вниз, целя в громадный горб. Острие попало в лопатку и ушло в сторону.