Текст книги "Антология-2 публикаций в журнале "Зеркало" 1999-2012 (СИ)"

Автор книги: Алексей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Когда же начинаешь всерьез писать сам, то из тебя лезет, как из заржавленного водопровода, масса нечистот и всевозможных червей, глистов, тараканов, скорпионов и прочей дохлятины и выстраиваются на бумаге помимо твоей воли очень гнусные, сложные и похабные вещи, очень далекие от того, что чувствуешь на самом деле. Часто сам удивляешься а почему я это все пишу? По-видимому, восемьдесят лет большевизма с его гадостями и жестокостями создали внутри нас огромный негативный потенциал, который буквально фонтанирует и рвется наружу. Небезопасное это занятие – после всего, что было и что подсознательно таит наша память, всерьез писать по-русски, никем и ничем не прикидываясь и ни на кого и ни на что не оглядываясь. А быть дешевой пародией на русского независимого литератора, как был покойный талантливый Булгаков, куплетист на все ходячие темы, совсем не хочется.

Невольно делаешься гнусным писателем, противным и себе, и читателям. И этой гнусности почему-то не стыдно Да, мы это пережили и нам не стыдно своей боли. И сам не знаешь, что ответить на собственный вопрос: «А возможна ли вообще недворянская литература в России? Не являются ли все остальные ее версии и ветви пародией на погибшее неприятное, злобное, но огромное явление?» Ведь сколько было и есть мещанских салонных копий с подлинных римских и античных нимф и фавнов, но все они так далеки от того, что делалось в Греции и Риме. Для того, чтобы пробиться, быть может, в зловещее, но свободное завтра, надо восстановить мосты с нашим прошлым, раскопать все могилы, эксгумировать абсолютно все насилия и обязательно найти чью-то окостеневшую руку, которая пожмет твою и передаст эстафету, свяжет нас в цепь и благословит идти за горизонт в свое багровое, сверкающее искусственным кристаллом неведомых восторгов будущее.

ЖАЖДА БОЛЬШИХ НАСИЛИЙ

Алексей Смирнов

Жажда больших насилий всегда иррациональна. Эпохи наступления и реализации таких насилий предугадывают художники, поэты и юродивые. В России это обычно все в одном лице. Герой России -Иван Яковлевич Карейша, крупнейший юродивый и прозорливец XIX века, оказавший влияние на всю русскую культуру. Он называл себя «студентом хладных вод», опивался и опаивал свою паству чаем и предсказывал русский Апокалипсис. Он похоронен недалеко от бывшего села Преображенское на Черкизовском погосте, где в его памятник впилось огромное старое дерево. У меня в Москве только две дорогие могилы -это слегка осевшая чугунная плита Чаадаева и могила Ивана Яковлевича. Оба они величайшие юродивые и оба предчувствовали и предсказывали величайшие насилия в России. Больших насилий, как между Волгой и Доном, новейшая история Европы не знает. Здесь одичалые русские люди перебили шестьдесят миллионов своих братьев и сестер, перебили часто в прямом смысле этого слова. А теперь все сваливают на евреев: «Это они нас научили, а мы только убивали и мучали». Очень удобная точка зрения.

Посмотрим на Францию предреволюционной эпохи. На всех этих помпадурш, дюбаррей, людовиков, Вольтеров, дидеротов и прочих господ, поклонявшихся женскому задку. Поэма о розово-голубоватом выгнутом женском задке – это и Ватто, и Фрагонар, и Грез, и Буше. Франция с тех пор и стала страной женского задка, по большей части приподнятого. А воспевание женского задка всегда связано с насилием. Откровенно эротический гимн всегда призывает к насилию. Де Сад при всей его мерзостности – это бард и предтеча революции.

Россия – добровольная обезьяна и подражательница Запада – в общем с XVIII века такая же культурная провинция Франции, как Гаити или юг Америки, тоже пошла по похотливому пути воспевания задков и сексуальных насилий. Только вначале это у нас получалось несколько кустарно, но с середины XVIII века разврат, царивший в барских усадьбах, не уступал французскому. Петербург всегда был фривольным развратным городом, где полуголодное население служило барской и чиновной похоти. Поэтому все эти постельно-пружинные стоны о Петровом творении от Пушкина до Ахматовой и ее эпигонов производят странное впечатление. «Страна рабов, страна господ» имела очень мерзостную по нравам столицу. Вся наша гоголевско-достоевская великая литература в основном об украденных прислугой деньгах и о похоти господ над горничными и лакеями – кто, где, кого и когда зажал и засунул.

Европейская Россия родилась на трупе Древней Руси. Так еще делали и татары – возьмут пленников, свяжут покрепче, положат на них доски и насыщаются, давя их. Так же сделали и большевики со старой Россией, так же сделали и «демократы» с СССР. Это старинный татарский способ – жрать на раздавливаемых трупах побежденных. Другого способа реформ в послепетровской России не было и нет. Наши быдлянские массы по-другому и не умеют. Им только это понятно. А все другое глубоко чуждо. И вся суть их «революционной борьбы» состоит только в одном – захватить власть имущих, связать их, положить на них доски и давить своим живым весом, пока из прежних господ не потечет сукровица.

Но была и еще есть и другая Россия – Россия лесов, полей, старообрядцев, уединенных погостов, где все мерзости Лефортов, Биронов, Аракчеевых, Клейнмихелей, Бенкендорфов, Лениных, Троцких были глубоко чужды. Она жила в согласии с природой, презирая свою столицу, разъеденную изнутри «французской болезнью» насилия и революции. Индия, Непал, Тибет, Монголия, Россия – заповедные страны Азии и Евразии. Они жили и живут по другим законам. Поверхностное западничество Петра I, Николая I, всех трех Александров, якобинство большевиков и теперешний идиотический мондиа-лизм Гайдаров и Чубайсов – это все финики с одной елки, на которой развешаны головы Дантонов, Робеспьеров и Сен-Жюстов, а на верхушке торчит небезызвестная треуголка.

Возьмем нашу русскую (от слова «российская» у меня давно делаются корчи) досемнадцатую эпоху и взглянем на нее с точки зрения предчувствия насилия. Законы пластики таковы: когда поэт воспевает вожделенно раскрытый цветок женского органа – он призывает к насилию. От блоковского «и был я много раз у женщин в розовом плену…» до «Двенадцати» – дорога очень коротка. Толстоморденькая Катя – это трансформированная Незнакомка. А сомов-ская «Маркиза», а версальский бред Бенуа, а судейкинские гривуазности, а околопостельная лирика Кузмина, Ахматовой, Сологуба и тучи их подражателей? А мерзкий «маг» и лабазный «ассириец» Брюсов, а похабные журнальчики мирискусников, а порочные накрашенные проститутки в одеждах монахинь Нестерова? Вся эта бордельная бижутерия очень мерзко попахивает, так же, как и толстые тетки, дрочащиеся пуховками на ночных горшках, чахоточного Обри Бердслея, эталона всех его русских подражателей.

И даже духовно честный перед самим собою Оскар Уайльд – духовный пророк той эпохи – глубоко трупно-червивое явление. Через его белую кожицу перезревшего плода просвечивают гнусные копошащиеся членис-тоногие. Всякая откровенная проповедь аморализма, порнография, воспевание женских гениталий – это прямая дорога к плахе. Люди, вставшие на этот путь, идут к палачу сами и добровольно кладут голову на колоду.

Здоровое аполлоническое начало чуждо всему этому. Маг, жрец, демиург всегда чужд Изиде, Кибеле, Кали. Перед концом великих империй и цивилизаций их древние столицы заполняют проститутки, экзотические танцовщицы, возникают варварские восточные культы. Так было в Риме, Константинополе, Берлине, Вене, Петербурге.

Столь популярный и повсеместный фрейдизм – по своей сути упрощенное варварское учение, низводящее сложнейшие вопросы до понимания среднего обывателя. Мне недавно притащили почти всего Фрейда, благо его наконец издали. Я долго читал и страшно ругался. Секс, половое влечение и все, что связано с этими околожелудочными процессами, глубоко чуждо здоровому духу воина-творца. И строить на этой зыбкой почве мировоззренческие теории нельзя. Когда-то в советскую эпоху мы все читали отдельные старые потрепанные томики Фрейда и умилялись его двусмысленной запретное™, а теперь, когда он стал обязательным классиком нового режима, так же, как совсем еще недавно Маркс и Энгельс, которые тоже не так плохи и вполне читабельны, если бы их именем нас всех ежечасно не насиловали, все связанное с Фрейдом видится совсем в ином свете. Фрейд – прекрасный венский писатель, почти пророк, но он вовсе не обязателен, вовсе…

Как предтеча больших насилий XX века Фрейд более чем интересен. А выводы Фрейда, тем не менее, крайне упрощены. Это для читающих советских чиновниц, которых не могут в должной степени удовлетворить их сожители, и они постоянно во сне и наяву вожделеют к своим канцелярским столам и пыльным шкафам с исходящими. Фрейд – порождение прекрасной довоенной Вены, самой упоительной столицы тогдашней Европы. Когда Фрейд писал свои книги, по улицам Вены ходил молодой Гитлер и думал свою тугую думу. Фрейд псевдодемократичен, он решил взглянуть на старую Европу без штанов, и с тех пор она стала принципиально голой. Любую женщину гораздо труднее заставить одеться, чем раздеться. Поэтому фрейдизм стал отмычкой массового искусства. Умиравшие в окопах Галиции австрийские и русские офицеры читали и Фрейда, и Пшебышевского, и Блока, и Бодлера, и Уайльда, и Шницлера, и несчастного Отто Вайнингера, не понимая, что все эти творцы вели в загон под нож.

Морально здоровые люди, видя кровавые европейские клоаки, бросали ружье и уходили в леса, а раньше уезжали на Таити, в Океанию, в Тибет, в Индию, подальше от ватерклозетов, графов Витте, князей Бисмарков, Ротшильдов, Дизраэлей, Распутиных, бледных Ники и усатых Вилли, манекенов дурного дешевого балагана, где зрители – их жертвы с пробитыми черепами. Недавно я жил в квартире одного расстрелянного большевиками польского графа в Кривоарбатском переулке у его внука. Квартира запущенная, но сохранила метлахскую плитку кухни, старый кафель в ванной, мраморные подоконники, медные ручки, старый паркет и кое-какую мебель. Из этой квартиры много мужчин ушло на смерть, а внук владельца, недалекий малый, мой приятель, занят только толстыми задами постсоветских дур и собирает дореволюционную порнографию. Каким коктейлем тлена и похоти веет от всего этого антуража.

Я так и не смог посетить наших бывших разоренных имений, барских квартир, вроде той, где я жил, от всего этого идет амбре самоубийства. Метерлинк в каждой семье. Эротические видения давно расстрелянных и замученных людей – особая заповедная страна, куда вход подчас оплачивается ценою жизни входящего. Толстые бабы Штука, Беклина, кентавры, пятнистые змеи у влагалищ, задастые и грудастые валькирии, Лоэнгрины, лебеди с позолоченными человескими членами, весь этот эротический зоопарк немецкого мещанства был могучим двигателем национал-социализма, Заксенхаузена, Освенцима, Майданека. Люди, у которых Эрос победил Дух, готовы к большим, и часто к очень большим насилиям.

Этот небольшой псевдоисторический экскурс нужен мне только для того, чтобы вернуться в современную Эрэфию – эта страна пока что не Россия, а Эрэфия, большая несчастная и дурная Эрэфия. Эта Эрэфия отнюдь не Азиопа – модное слово, нечто среднее между задницей, Азией и Европой. Его придумали вечно сидящие в чужом заду разночинные интеллигенты, для которых любое другое место чуждо и неуютно, а Азиопа -это их вторая или третья родина.

Эта Эрэфия похожа на большое косматое животное, нечто вроде йети, снежного человека, которого неожи-данно разбудили от коммунистического сна, и оно поперло через чужие огороды, заборы, сараи, парники в рынок и застряло среди разного сокрушенного им с шумом дреколья и не знает, куда ему дальше двигаться. В своем бессмысленном движении Эрэфия может снести своим косматым задом или боком несколько стран, может снова захватить Прибалтику, Польшу и Чехословакию, может двинуться походом на Пекин, Берлин и Париж, но далеко не зайдет, где-нибудь застрянет, упадет на бок и страшно на весь мир завоет от боли. А впереди Эрэфии идут зазывалы, поводыри с кусками копченой колбасы, конфетами и топиками и машут маленькими короткими ручками: «Иди сюда, дадим топик. Не ходи налево, это антирыночно, не дадим топика». Для того, чтобы Эрэфия ползла к некой земле обетованной, именуемой рынком, и чтобы она вообще двигалась, ее подбадривают различными возбуждающими снадобьями.

Всю Москву периодически обвешивают порнографическими листовками, изображающими десятки основных поз секса и в виде схемы, и в виде наглядных пособий. В метро вывешиваются огромные цветные плакаты с изображением женщин, раздвинувших срамные губы, выходят десятки газет, на первых страницах которых изображены мужики, держащиеся за огромный изогнутый толстый член, или женщины, вводящие во влагалище искусственный орган. Делается это с агитационной назойливостью лучших большевистских времен. Я знаю целые загородные кварталы, где население кормится тем, что денно и нощно печатает порнографические игральные карты, которые потом распродают в электричках глухонемые. Лотки и книжные развалы забиты толстыми порнографическими книгами, которые не только переводят, но и заново пишут бывшие советские писатели. Распространяется также масса псевдоантикри-минальных изданий, фактически являющихся руководствами для начинающих преступников и бандитов. Во многих газетах масса объявлений с телефонами для занятия групповым сексом, часто самого странного свойства. Популяризуется половой садизм, садомазохизм, скотоложество. Педерастия стала хорошим тоном, на телевидении полно откровенных актеров-педерастов, переодетых в женское белье. Все это насаждается свыше, почти что принудительно, как при Петре I внедряли картошку, а при большевиках ленинизм.

Создается впечатление, что таким способом делается определенная большая политика. Поток официальной порнографии сопровождается показом всех видов американских убийств, занимающих огромное киноэфирное время. У нормальных людей вырабатывается жесткий антиамериканский инстинкт. Поражает низкопробность всего этого мутного потока. Он рассчитан в основном на советских люмпен-дебилов. Советские и постсоветские люмпен-дебилы -это особая оглупленная большевиками порода русских людей, вроде пресловутой семьи Голубковых, рекламирующей жулика Сергея Мавроди и его липовое акционерное общество МММ.

Но не все в Эрэфии Лени Голубковы. Не все хотят подвергаться методам массового зомбирования. Многие ищут свои пути, часто самые нездоровые. Создается множество всевозможных сект, где исповедуется достаточно сложный секс, садизм, сатанинские культы, проповедуется социальная и расовая нетерпимость. Этот поток целенаправленной информации ориентирован, в основном, на людей от 15 до 30 лет. Из них пытаются создать электорат для будущих выборов и будущую армию карателей.

Когда Советская Армия случайно взяла в 41-м Дубно, то в немецких штабных машинах и в ранцах убитых солдат была масса порнографии. Это поразило советских танкистов. Если взять всю московскую молодежь, а это особая молодежь, то 20% из нее относятся к потоку порнухи безразлично-брезгливо, только удивляются, почему этот напор носит такой государственно-назойливый характер. Все прекрасно понимают, что в отдельных специальных кварталах все это вполне допустимо, но не во всей стране. Россия, в общем-то, в прошлом достаточно строгая пуританская страна, и при царе и при большевиках порнография не поощрялась. Но 30% молодежи с жадностью поглощают все виды порнопродукции. Это шпана, бандиты, перекупщики, торгаши, мелкие служащие. 50% молодежи глушат водку и курят анашу, им вообще на все наплевать.

Но в среде самых разных слоев зреет и обратная реакция на весь поток колониальной информации. И эта обратная реакция очень часто нездорова и болезненна. Экстремальная ситуация насилия над личностью часто порождает слепую жажду насилий. Насилие, и большое насилие, витает в воздухе Москвы и других крупных городов. Был такой долго живший в Праге эмигрант Мейснер, он написал одну из лучших книг ‘о пражской эмиграции «Миражи и действительность», где он, вспоминая свои молодые годы в Петрограде, между Февралем и Октябрем, писал, что дух гражданской войны уже витал в те месяцы на многочисленных митингах, на которых он бывал. Так же и в современной Эрэфии молодежь объединяет в основном жажда совместных больших насилий, которую они намереваются реализовать.

Наиболее тупые и жадные реализуют ее в малых и больших бандформированиях, буквально заполнивших столицы и центры периферии. Но бандформирования – это не малый, но все-таки один угол зреющего треугольника большого насилия. Два дру-гих угла треугольника – это социальное и расовое насилие. Зреющее социальное насилие еще как-то можно объяснить и понять – никогда так не притесняли народ, как при нынешнем режиме, в мирное время в богатейшей стране мира организовать голод совсем не просто. Но все равно предстоящая социальная борьба не мыслится некровавыми средствами -только убивать, убивать и убивать. Хотят убивать демократов, ельцинское окружение, бывших коммунистов, ставших компрадорами. Убивать и при этом, традиционно по-русски, грабить. Жажда расового насилия тоже приняла чудовищные формы: уже убивают русских в Средней Азии, на Кавказе, убивают турок-месхетинцев,

убивают азербайджанцев и армян, готовятся убивать цыган и евреев. В ходе чеченской войны мы видим оргии расового и социального насилия.

В Евразии до большевиков расовая нетерпимость всегда была исключительна, мало ее было, очень мало. Еврейские погромы в Молдавии и на Украине готовились в основном уголовным сбродом невеликоросского происхождения, в исконно великорос-ских губерниях погромы были исключением, осуждаемым коренным населением, исповедующим иудео-христианские ценности и поголовно хорошо знающим Библию.

В центре треугольника насилия лежит духовное насилие. Наша перестроечная и постперестроечная интеллигенция сейчас твердит то же самое: «Убивать, убивать и убивать!» Тот же некогда свободомыслящий бард Окуджава, которого мы все любили и уважали, поощрял расстрел Белого Дома в октябре 93-го, жаждали крови оппозиции и другие перестроечники. Люди, стоящие на псевдопатриотических позициях, с радостью сообщают друг другу у кого, по их сведениям, матери или бабки еврейки. Я сам слыхал, как они обменивались «новостями»: «У патриарха Алексея II мать еврейка, у Шостаковича мать еврейка, у Собчака бабка еврейка, у Ельцина отец еврей, у Руцкого мать еврейка» и т.д. Это все довольно утомительно и тупо.

Есть ведь бескровные выходы из русского тупика, когда не надо убивать и выяснять анкетные данные. Такие выходы находил Махатма Ганди, находил Джавахарлал Неру в Индии. А у нас готовят черные списки для будущего сведения счетов. Поэтому с таким бешенством читают все, что связано с приходом нацистов к власти, –  «учатся». Ждут, когда  придет русский Пиночет, гадают, кто им будет -генерал Лебедь или найдется другая птица похищнее. Не понимают, что насилие не решит никаких проблем, а только породит массу новых.

Правительство, попробовав крови в октябре в Москве, теперь решило действовать методом танкового втыка. Но танки часто жгут. Чеченская война –  тупик танковой стратегии, из которого удастся очень нескоро выбраться. Вопросы решения введения танков в города должны всесторонне   обсуждаться в Думе, и только получив боль-шинство голосов,  можно было начинать штурм Грозного. Эпоха политического и духовного террора, в которую мы вступаем, будет очень длительной, пока люди до конца не реализуют весь накопленный потенциал злобы и не устанут от кровопролития. Жажда больших насилий – это открытая книга ежедневно окружающих нас лиц.

«Зеркало» (Москва)

КАРЛ МАРКС– ТРИНАДЦАТЫЙ АПОСТОЛ

Алексей Смирнов

В различных интеллектуальных кругах не только Москвы давно, много и сомнительно говорится о пятом евангелисте, о роли Антихриста в политической жизни России XX века, о тринадцатом апостоле, об особой секретной миссии Иуды. Я пытался тоже говорить на близкие к ареалу этих идей темы и часто терпел жестокие фиаско. Меня умышленно профессионально не понимали и уводили разговор в сторону, на некоторые темы вроде как бы говорить вообще неудобно. Выработался как бы кодекс запретных тем, стоит заговорить, и на тебя навешают какой-нибудь гнусный ярлык.

А я всегда любил поговорить. При герековских поляках о Катыни, при убежденных коммунистах о массовых захоронениях расстрелянных в Подмосковье, об использовании топок МоГЭСа напротив Кремля для сожжения жертв Лубянки, с хромыми я хромал, а с заиками – заикался… Правда, я говорил в основном на одну, очень давно интересующую меня тему – о близости раннего христианства и некоторых черт нашего почившего в бозе большевизма. Нигде, кроме как в России, об этом всерьез говорить нельзя, просто не поймут, а тема очень и очень теплая. В католических и протестантских странах христианская религия заняла определенное место на полочке, часто на задней, среднеоптового магазина, то есть весь опыт христианства хорошо улегся в буржуазно-мещанский хорошо отлаженный ход жизни. Все шестеренки и винтики притерлись, никаких ересей, Савонарол, гуситства, крестовых походов детей уже не будет. Это все уже в очень далеком прошлом, европейская история, знаете ли, уже очень давно закончилась, остались одни камни для экскурсоводов.

По миру колесят геморроидальные старухи и старикашки, которые щелкают «кодаками» в памятных местах борений человеческого духа. Оболваненная буржуазией молодежь в своих домах-сотах рьяно истощает чресла друг друга к вящему удовольствию своих правительств и римского папы – ручной народец всем приятен! Существующая в Европе католическая церковь давно уже стала продавленной двуспальной кроватью в дешевом номере, куда приводят случайных женщин. Появление в эпоху диктаторов в Европе фашистских режимов при полной индифферентности Ватикана говорит об очень многом. В России хотя бы патриарх Тихон предал анафеме большевиков, за что и был убит. Несмотря на героизм отдельных католических священников, в целом Ватикан играл позорную роль и при Муссолини, и при Гитлере. И разливанное море дешевого американизма, буквально затопившего мир, тоже не в пользу римской курии, которая спокойно допускает победу вещного ма-териализма. И, наконец, экологическая катастрофа, в которую буквально загоняют мир взбесившиеся от жадности лавочники и мещане, не встречает должного отпора Ватикана. Его энциклики, как бумажные голубки, которые разбрасывают шалящие дети, разлетаются в пустоту.

Всякая новая религия всегда рево-люцинно нетерпима. Прошло эту фазу и христианство – христиане кололи статуи Фидия, Поликлета, Скопаса, жгли рукописи, выжигали на известь каррарский мрамор. Потом они несколько поуспокоились и стали охранителями культуры во вконец одичавшей не без их помощи Европе. Бог един и вездесущ, молиться ему можно не только в храмах, айв лесах, в полях, на горах, в море, всюду, где есть воздух, растения, птицы, животные, все они носители Высшего Божьего Разума. Люди молились и до христиан, будут молиться и после них, живое прямое общение с Богом – основное право человека.

В нынешнем контексте фраза «права человека» носит довольно гнусный идиотический характер: права осла, права коровы, права овцы. Кто и в каких застенках придумал эти права человека? Настоящее право людей -это право частицы Божьего мира, живущего в согласии со всем движущимся, дышащим, шелестящим. Современная же цивилизация с отравленными городами-уродами лежит вне всякой религии, вне Божьего мира. И то, что среди этих зловонных городов расположены храмы, прикрывающие противоестественную жизнь, является кощунством. Но на это не обращают внимания ни церкви, ни люди, ни правительства, создавшие и поддерживающие уклад современной цивилизации, хищнический и потребительский по отношению к природе.

Я ортодоксально православный, соблюдающий основные посты, прислуживающий в алтаре, участвующий как иподьякон в архиерейский службах, отношусь с огромным пиететом ко всем остальным религиям, исповедующим добро, ненасилие и созерцательность. И больше того, я присутствовал в алтарях синагог, дацанов во время служб и испытывал благоговение от присутствия Божьего Духа. И даже ислам не воспринимается мною враждебно, так как он сдерживает дурные наклонности людей и создает определенное молитвенное состояние. Исламский фундаментализм – это не религиозное, а политическое движение. Традиционализм как мировоззрение лежит параллельно различным конфессиям. Православный традиционалист всегда поймет буддистского или ламаистского традиционалиста. Буддизм, ислам и православие – это триединое лицо Евразии.

К сожалению, самоутверждающееся христианство вступило в конфликт с античными религиями, основанными на пантеизме. Они не были язычниками, римляне и эллины, они сами были на пути к синтетической надмирной религии. Что исповедовали Тертуллиан и Марк Аврелий? Вражда ранних христиан и римлян – она вообще была не нужна. За всеми гонениями ранних христиан стояли, по-видимому, прагматические интересы политических кланов. Буддизм, очень близкий к христианству, не вступил в конфликт ни с одной из местных религий, а создал синтетический пантеон. И Китай, и Индия, и Тибет, и Монголия, и Япония, и Индокитай, и все другие нынешние «тигры» – это зона синтетических религий, где буддизм причудливо переплелся с местными культами. А путь христианства был, к сожалению, иным – сожжение библиотек, разрушение храмов, уничтожение статуй. В житиях ранних христианских мучеников -святых – то и дело написано: «Проник в капище и разбил идола» (то есть статую Венеры или Аполлона), «был за это зверски умерщвлен язычниками, а потом и канонизирован». Подвиги и доблести сомнительного свойства. – «Проник в Лувр, разбил Венеру Милосскую или статую Донателло, попал в участок и был гильотинирован» или же: «Выехал в составе группы ВЧК, застрелил попа, выколол глаза иконе Богоматери, поджег церковь – за это его убили религиозные мракобесы».

Разумные вновь возникшие религии облекали собою тело старой предшествующей религии и сливались с нею. Религиозный радикализм – не самое лучшее свойство. Им обычно пользуются чуждые всякой религии силы, подзуживающие фанатиков. Ведь сущность любой пантеистичной религии одинакова – слушать небо и все живое и искать в живом ответы на все вопросы. К живому я отношу не только движущееся, но и статичное: камни, горы, землю, в которых тоже заключены Высшие силы. Я, например, всерьез считаю, что сейчас животные более морально чисты, чем люди, и что через них чаще, чем через людей, общается с миром Господь. Всякий культурный европеец тоскует о рощах с фавнами, нимфами, с уединенными храмами и алтарями Диониса, Вакха, Афродиты. Боги и покровители есть и у эроса, и у ручьев, и у деревьев, и у пищи, и у вина. Такой же языческий пантеон есть и у славян: домовые, русалки, дедушки-лесовики. Люди их хорошо знают и чувствуют и по сей день им поклоняются.

Живая, не приспособленная для презервативов, Форда, ЮНЕСКО, ООН, электроники, СПИДа, «Звездных войн», Голливуда, миротворческих контингентов, СНГ и прочей зловредной дребедени религия должна оберегать чудо жизни. Вспомните слова нашего пророка-эпилептика о крови одного невинного ребеночка на нынешнем фоне международной торговли внутренними человеческими органами, купленными и украденными у живых людей по ложным диагнозам, и при невозмутимости старичков-пенсионеров, продлевающих свою молодость при помощи препаратов, выработанных на абортных эмбрионах. А церковь, католическая в первую очередь (о православной в России говорить всерьез нельзя, она по-прежнему вполне карманна у властей), молчит. Иерархи, папы, кардиналы всерьез не борются с тотальным аморализмом всего комплекса жизни. Ножницы между официальной религией и гибелью человечества от отравления всеми ядами урбанизации все разрастаются, и нет руки, которая их сожмет и отрежет голову спруту современной аморальной машины уничтожения любых форм органики, включая человека как вид, несущий в себе память Бога.

Пантеистическое поклонение природе лежало в основе всех древних религий. Современное христианство возникло, когда надо было подвести идеологическую подушку под социальное неравенство. Древнее патрицианское социальное неравенство всегда оплачивалось кровью правящей касты, всегда римские всадники, патриции, были в кровавой гуще своих армий. Вот когда патриции создают наемную армию, а вместо себя выставляют кондотьера-варвара, то цивилизации конец. Старая Россия погибла, потому что элита отказалась платить обязательный налог кровью, в рядах белых армий было больше детей кантонистов и лавочников, а не потомков дворян и князей. Недаром генерал Слащев, отбив первый наскок красных на Крым, написал в приказе: «Тыловая сволочь, можете распаковывать чемоданы, я опять спас Крым!» Накопление денежных средств в руках людей, которые сами не подставляют свою грудь под меч и пулю, и привело к религии, поддерживающей в обществе имущественное статус-кво.

Возьмем мужественные культы Перуна, скандинавского Одина, римские античные ритуалы, гадание на внутренностях животных перед битвой. Настоящий всерьез последовательный христианин должен быть плохим воином, он исповедует преклонение перед слабостью, не понимая, что лучшая из смертей – это смерть в бою от руки врага. В самой сути раннего христианства была заложена идея сочувствия слабым, но сочувствия, строго контролируемого церковной иерархией. Уже тогда в христианстве была заложена двойная мораль – сочувствие к братьям и агрессивное безразличие к «язычникам» – «кто не с нами, тот наш враг». На этой двойной морали и возникла первоначальная церковная иерархия – иерархия «гонимых». Ничем другим сдержать массы было нельзя, им была нужна псевдореволюционная религия.

Империя Карла Великого на Западе и Византия придали христианству совсем-совсем другой характер. Во главе здания христианского государства стал сам император, а папа и патриархи исполняли при нем второстепенную роль. Но не сразу они смирились со своим униженным положением: был и Авиньон,’ и сложная религиозно-политическая борьба, потрясавшая и западную, и Византийскую империю до основания. На Западе в конце концов папа победил императора, так как римское наследие распалось на куски, а на Востоке, наоборот, были сильны собирательные римские тенденции – император всегда довлел над церковным синклитом, поэтому западная церковь (и католическая, и протестантская), и византийское православие из-за своей авторитарности никогда не найдут общего языка с «левым» ветхозаветным христианством. И католицизм, и православие, и реанимированная архаичная ката-комбная церковь – три расходящиеся ветви, которые вряд ли когда-нибудь снова пересекутся.