Текст книги "Лoxless. Повесть о настоящей жизни"

Автор книги: Алексей Швецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Тусовка

Рассматривать негативные стороны – это всего лишь пустая трата времени, ведь жизнь для того, чтобы ею наслаждаться. Сегодняшний день – это все, что считается в жизни. Кого интересует завтра?

Ева Браун

Лучший способ защититься – не уподобляться.

Марк Аврелий

Понедельник – день тяжелый. Но, несмотря на это жизненно важное наблюдение, клубный понедельник мало чем отличается от любого другого дня – или, вернее сказать, позднего вечера. Орды бездельников и любителей ночной жизни оккупируют многочисленные клубы, рестораны и бары столицы. «Vaginal» переполнен толпами перманентно скучающих людей, жаждущих развлечений.

Я вхожу в зеркальный зал этого культового клуба – альфы и омеги ночных тусовщиков и выискиваю знакомые лица, чтобы приземлиться за их столик, так сказать, «на хвоста», потому как отыскать свободный столик не представляется возможным. Замечаю трех девушек, с которыми смутно знаком. Вокруг них тусуются парни, затылки которых кажутся мне родными и близкими. Мой взгляд скользит вдоль их спин, опускается ниже. Нет, задницы этих господ мне совершенно ни о чем не говорят и абсолютно незнакомы. Тем не менее я двигаюсь по залу таким образом, чтобы по возможности попасть в поле зрения знакомых девушек. Я делаю пять кругов, постепенно сужая кольцо вокруг них. И вот, когда не замечать меня становится уже неприличным, одна из девушек, кажется Танюша, поднимает на меня взгляд своих оскорбительно-зеленых глаз. Я, как бы случайно, встречаюсь с ней глазами и приветливо машу руками. Есть контакт! Все три девицы начинают пожирать меня глазами и натянуто улыбаться. Как бы невзначай я подхожу к ним и с непринужденной улыбкой приземляюсь за их столик. Расцеловавшись с девицами, я говорю:

– Привет, как дела?

Получив кучу глупых улыбок в ответ, я приветствую сидящих рядом с ними парней. Те без особого энтузиазма жмут мне руку. В их глазах читается справедливый вопрос: «Что это за чувак и что ему надо?» Вместо ответа я просто тепло улыбаюсь. Парни так же тепло и загадочно начинают улыбаться мне. Со стороны мы похожи на группу педиков, соблазняющих друг друга. Но, поскольку атмосфера глупых улыбок царит здесь буквально повсюду, двусмысленность ситуации никого не напрягает. Улыбки наконец сменяются презрительно-аристократическими масками, и разговор, прерванный моим случайным появлением, возобновляется.

Одна из девушек делится впечатлениями о своем бой-френде, с которым она провела время на Ибице. При этом девушка пальцем показывает на парня, чтобы мы не перепутали, с кем именно она отрывалась на острове. Я обращаю внимание на ее загорелые до коричневой корки руки. Пальцы густо унизаны кольцами, что рождает ассоциации с невольницами из африканской страны Нуб. Глазами я спрашиваю Милу (так зовут девушку), слышала ли она о такой стране. «Вряд ли», – понимаю я. О такой стране она никогда не слышала в силу того, что ее никогда не существовало. Была когда-то историческая область в долине Нила, но об этом не знаю даже я. Да это и не главное. Главное, что парень, на которого девушка время от времени указывает пальцем – Фархад, – является представителем нефтяной элиты и, что еще важнее, он платит за весь стол. Мила под взглядами завистливых подруг чувствует себя королевой вечера и втирает какую-то чушь низким итальянским голосом, слегка обожженным по-гречески испанским солнцем.

Рядом с нами другая компания просматривает глянцевый журнал «Химия и наука» и вслух обсуждает достоинства новых синтетических «ускорителей». А один из парней, с лицом кавказской национальности, рассказывает о том, как собирался лететь с компанией на Кипр на показ мод, но так упился шампанским, что попал не в аэропорт, а в отделение милиции. Там он сильно захотел «по нужде». Когда же его выпустили через три часа и он осуществил свое трехчасовое желание у забора, то ему это долгожданное событие показалось много круче показа коллекции «Pravda – Burda».

Вокруг нашего столика кружат разные люди, желающие, как и я недавно, сесть на хвоста. Мы дружно прячем от них глаза. Люди, потеряв надежду и терпение, просто подходят и задают однотипный вопрос: «Как отдохнули?» Их никто не слушает. И они, не надеясь на исчерпывающий ответ, сразу переходят к рассказу о собственных впечатлениях об отдыхе.

– Привет, – подходит к столику очередной стервятник. – Как отдохнули?

Вместо ответа мы дружно ловим губами соломинки и тянем коктейли из бокалов.

– А я на Сардинии зависал, – продолжает он. – Круто. Отрывались по полной.

Через минуту я слышу, как красиво их компания отдохнула:

– Все перепились и поехали в баню. До прихода нашей компании в бане царила тишина. Скукотень, одним словом. Мы с собой взяли, как положено, приняли само собой. Раздеваемся и в бассейн ныряем. Соревнуемся, кто громче бултыхнется. Антон там с нами был. Тот устроил догонялки. Бегал за своей бабой. Она визжит, как Витас на высокой ноте, и от него удирает. Он хохочет и за ней мчится. Играют, значит. Антоха ржет так, что вода в бассейне начинает бурлить. Ну, догоняет он подружаку свою. Та отбивается. Антону уже играть расхотелось, он начинает немного злиться. И что вы думаете? Баба-то не его оказалась. Залепила она ему пощечину. Антон – тот еще джентльмен! – разворачивается и с разворота в торец чувихе. Баба оказалась немкой. Тут свои за нее вступились. Ну мы им устроили Сталинград… Не думаю, что они еще когда-нибудь в эту баню сунутся.

Следующий подошедший рассказывает про своего приятеля, отдыхавшего в Таиланде. «Полный лох», по отзыву своего товарища, пожрал что-то там на улице и такой понос его прохватил, что в пятизвездочном отеле, в котором он проживал, два этажа эвакуировали. А потом этот же чувак напился и заснул на улице. Его местные раздели, оставив ему свои обноски. Его потом долго в гостиницу не пускали.

Рассказчик с такими подробностями описывал злоключения своего приятеля в Таиланде, что я понял: «полный лох» рассказывает о самом себе.

Я смотрю на весь этот реальный тупизм, и меня начинает распирать утробный смех. Из всего услышанного я делаю вывод: «Хорошо там, где нас (русских) нет». Пересекая границу, мы автоматически начинаем разговаривать громче, надеясь, что не говорящие на русском языке люди непременно нас поймут после такого коммуникационного ухищрения. На ужине в отеле мы обжираемся до умопомрачения, после чего идем в ресторан немного перекусить перед сном и попробовать деликатесы местной кухни. Наливаемся спиртным так, что у азиатов глаза становятся в разы шире глаз наших соотечественников.

Я думаю: почему бы не отдыхать, к примеру, на берегу какого-нибудь пруда у деревни Вонюкино или в другом экзотическом месте земного шара? Почему всех тянет в таиланды, канары, куршавели – по проторенным тропам? Предлагаю самый прикольный отдых в самом экзотическом уголке мира: на Синелипяговском мукомольном заводе. Я там зависал напрочь укуренный – очень понравилось.

За разговорами об отдыхе следуют беседы о моде и шмотках, плавно перетекающие на темы о светских персонажах столицы. В основном разговоры касаются постельных сюжетов. Это наталкивает меня на некоторые романтические размышления. Мне хочется порадовать своего «маленького друга» небольшим светским приключением. Я твердо придерживаюсь принципа: «Никогда не откладывай на завтра то, что послезавтра может вообще не встать». Я начинаю посматривать на Татьяну, с которой мы как-то раз очень близко познакомились в мужском/женском туалете. Я спрашиваю у нее глазами о планах на вечер. Так же глазами она мне отвечает, что, во-первых, у нее на данный момент маленькая женская неприятность, во-вторых, она красноречиво кивает головой в сторону приехавшей с Ибицы Милы. Меня это нисколько не напрягает, и глазами я говорю ей, что все понятно. Затем Таня глазами говорит: «Один» – и незаметно скашивает глаза в сторону приятеля Фархада. Я отрицательно киваю в ответ. Танюша пожимает плечиками и говорит глазами что-то типа: «Какхочешь. Посмотривокругстолькодевчонок» – и незаметно показывает сумочкой на третью свою подругу, едва не опрокинув стакан с коктейлем, стоящий возле этой самой девицы. Одним глазом Таня показывает мне, что ее зовут Ольгой, другим – что она учится и иногда подрабатывает моделью. Я благодарю Татьяну и обращаю свой взор на Ольгу. Это довольно-таки молодая девушка с большими голубыми глазами/ аквариумами.

Я кладу руку ей на плечо и говорю:

– Привет, Ольга.

– Привет, – говорит она слегка удивленно, как будто только что меня увидела.

Затем Ольга оценивающе на меня смотрит. Удовлетворившись увиденным, она отбрасывает со лба прядь волос и мило улыбается. Я начинаю вовлекать ее в диалог:

– Хочешь выпить?

– Вообще-то мне уже хватит, но… если только чуть-чуть.

– О'кей. Что ты будешь?

– Закажи мне двести граммов виски.

Слегка удивленный аппетитами хрупкой на вид девушки, я делаю заказ. Пока приносят виски, она успевает ненароком поинтересоваться у меня о том, какой сегодня день недели, где я собираюсь провести Новый год и все такое, что необходимо знать светской даме, перед тем как уехать в ночь с впервые увиденным мужчиной.

– А моделью работать прикольно?

– Да-а. А ты откуда знаешь?

– Видел тебя на показах. И не в моих силах забыть такую красивую девушку, – беззастенчиво лгу я.

По всему видно, что мое вранье пришлось ей по вкусу. Девушка буквально сияет.

– А ты работаешь? – спрашивает она меня.

– Нет, учусь, – заявляю я.

– Где?

– Не где, а чему, – поправляю я.

– Ну и чему?

– Искусству любви. Научишь? – Я целую ее в шею.

Ольга слегка отстраняется от меня:

– Что это значит?

– Беби, это значит, что ты мне нравишься и я не против провести с тобой время в плотских наслаждениях.

– Да-а?!

– Угу. Что ты скажешь на этот счет?

– Скажу, что у меня голова болит.

– Так, ну что же… В таком случае минет отменяется. Обойдемся вагинальным контактом.

Ольга отодвигается от меня еще дальше и выпаливает что-то вроде «нихуясебезаявочки».

– Извини, – я резко меняю тон и ритм беседы, – я не хотел тебя обидеть.

– Ничего, просто я слегка скованна с малознакомыми мужчинами, – отвечает она и призывно смотрит на меня.

Теперь я действую без натиска и напора. Я переключаюсь на светский тон и говорю ей что-то типа: «Ты совсем не похожа на тех, которые сразу. Просто я неопытный и очень волнуюсь».

По пьяным глазам Ольги я вижу, что прощен. Глажу ее по волосам и касаюсь груди. Она делает комплимент моим «сильным» рукам и оценивающе приглядываться к часам на моей руке. Затем, без всякой связи с предыдущим разговором, девушка начинает рассказывать, как ей трудно готовиться к зачету по философии. Я ее абсолютно не слушаю, лишь вежливо киваю в ответ и рассеянно смотрю по сторонам.

Многоголосие публики сливается у меня в ушах в единый гул, сродни тому, что слышишь, когда сливаешь воду в бачке унитаза. Нет общения, есть вялотекущие диалоги зомбированых, обезличенных индивидуумов. Лица тусовщиков не отражают никаких эмоций. Реально. Броуновское движение ночного клуба хаотично и бестолково. Толстые и тонкие, молодые и не очень, лысые и лохматые, все со скучающими/застывшими/дежурными улыбками/лицами участвуют в этом фарсе, именуемом светской жизнью.

От полного перманентным тупизмом разговора с Ольгой меня спасает появление в «Vaginal» одного из самых успешных клубных промоутеров – Саши, по кличке Residuum (Отстой). Король всех вечеринок, душа любой компании, Саша сразу вызывает оживление у завсегдатаев «Vaginal» своим незаметным появлением. Я, как и многие, тоже рад его видеть. Мы с ним не встречались около пяти лет, хотя до этого очень тесно общались в одних и тех же компаниях. По слухам, все это время Саша работал то ли в Англии, в тихом городке Нью-Йорке, то ли в столице США Лондоне. Сейчас он вернулся. Видимо, замучила чувака ностальгия по российскому дерьму. Слышал я, что он собирается открыть в Москве бильярдную – лучшую в городе – и уже вроде бы начал строить. Уверен, у него все получится. У чувака просто нюх на такие дела.

– Вовка, старикан! – радостно кричит Сашка от входа, заглушая голосом многодецибельную клубную музыку. – Ты ли это?

– О, да! Конечно я. Кто же еще… – на весь зал смеюсь я. – Только я Сергей.

– Конечно, Серега! Я все помню, старик! Помнишь, как мы в школе химичке в сумочку тряпку половую запихнули?

– Прикольно! – смеюсь я. – Только мы с тобой в разных школах учились.

– Ну да, – утвердительно кивает головой промоутер, – конечно, в разных. Старик, неужели ты думаешь, что я мог забыть такое?! Это мы с тобой в институте, в строяке, скорешились. На втором курсе. Помнишь, как мы зажигали?

– Помню, – радостно подтверждаю я. – Только не на втором, а на третьем курсе. И не в строяке, а в Бауманке.

– Приятно осознавать, старичок, что ты тоже ничего не забыл. Годы нашей дружбы навеки врезались в мою память.

Мы обнимаемся, Сашка здоровается с моими приятелями и приглашает меня за свой стол. Ольга, как само собой разумеющееся, берет меня под руку и идет вместе со мной во второй зал, к Сашкиному столику.

– Смотрю я на тебя и не верю своим глазам, – говорю я, когда переселение состоялось. – Так и подмывает спросить: «Ты ли это? Или это твоя голограмма? А сам ты в нью-йоркском Лондоне сидишь?

– Почему сижу? – возражает Сашка. – Я на свободе, старикан. Это, во-первых. А во-вторых, я хочу построить Лондон здесь, в Москве, и обнести его китайской стеной, как в Берлине. Сечешь?

За Сашкиным столиком сидит Сашкина же компания из девяти человек – юноши и девушки. Эти девять затылков кажутся мне смутно знакомыми. Из всех выделяется ничем не примечательный человек лет тридцати по имени Паша, которого Саша представляет своим партнером. Паша обладает неброской, вполне заурядной внешностью. Огненно рыжие волосы украшают его лицо. Бородка, заплетенная в косичку, выкрашена синей краской. Пирсинг по всему лицу. Такого встретишь среди тысячи себе подобных и, не заметив, пройдешь мимо. Короче, типичный, среднестатистический обыватель. Столик уставлен суши и шампанским, хотя некоторые пьют коньяк и курят сигары. На лицах у всех Сашкиных гостей густыми красками нарисована пустота. И все расспрашивают друг друга: «А ты в каком клубе вчера был? А завтра ты куда пойдешь тусоваться?» Это самые судьбоносные вопросы для местной публики.

Паша, тряся синей бородкой/косичкой, рассказывает анекдот про двух тусовочных наркоманов, которые пришли в гости к своему приятелю.

– Здравствуйте, а Юра дома? – спрашивает один у женщины, открывшей дверь.

– Вы ошиблись, молодые люди. Юра здесь не проживает.

– Как так?! Это квартира двадцать один?

– Двадцать один, – подтверждает женщина.

– Этаж шестой?

– Шестой.

– Подъезд первый?

– Да.

– Дом сто одиннадцать?

– Да, сто одиннадцать.

– Улица Гагарина?

– Нет, это улица Терешковой.

– Ну ладно, тогда позовите Женю, он как раз на этой улице живет.

Все дружно хохочут, кто-то говорит: «Это про нас». И беседа резко меняет направление, съезжая на тему клубных тусовок. Перманентно все разговоры строятся вокруг фраз типа: «Полный отстой», «Забудь об этом» и «Какая разница?» Кажется, все собрались здесь для того, чтобы побросаться этими фразами друг другу в лицо. Это как феня на зоне. Все прочие слова являются фоном. Я вместе со всеми веду эту полную идиотизма «светскую» беседу, изредка вставляя свои «умные» предложения:

– Слышал, говорят «Stirrup-Cup» (англ. – хомут-судьба) откроется после ремонта.

– А он чё, на ремонте был? Полный отстой! А я вчера туда прихожу – там почти никого. Только один чувак, по прозвищу Сто Рож. Ну, мы с ним потусили.

– Да какая разница?

– Круто!

– Забудь об этом.

– Медведь собирается потратиться на ремонт «Новой дорожки».

– Это какой «Медведь», который в «Думе»?

– Нет, который в «Парламенте».

– Какая разница?

– Полный отстой!

– А «Дума-5» это филиал «Дома-2»?

– Нет – это филиал «Doom-1».

– Забудь об этом. Там даже в стенах есть «жучки».

– Знаешь, «ВВП» хотят удвоить? «President» так и останется за предыдущим владельцем, а еще и «Premier» под него строят.

– А какая разница?

– Разница в полном отстое.

– Забудь об этом.

– Ходить станет некуда!

– Почему некуда? В «Матросской тишине» всегда мест полно.

– В «Три семерки» больше не пойду. Там одни голубые.

– Какая разница?

– А такая. Я вчера пришел туда с другом, так у него косметичку увели.

– Полный отстой!

– В «Sissy» (англ. – манда) я больше ни ногой – там одни малолетки.

– Там можно подцепить триппер.

– Тебе здесь его не хватает?

– Могилец собирается открывать лыжный курорт в Астрахани.

– Я слышала, что называться он будет «Жара-2».

– А кто ж туда поедет? Там снега не бывает. И гор нет.

– Какая разница? Лыжи он уже завез.

– Забудь об этом, полный отстой.

– В мавзолее, говорят, ночной стриптиз-клуб откроют «Спящий красавец».

– А Ленина куда?

– В ссылку, в Шушенское.

– Полный отстой.

– Какая разница?

– Забудь об этом.

– В «Face Control» собираются поставить писсуары в форме рта Моники Левински, и каждый саксофонист сможет туда помочиться.

– Ох, как оригинально!

– Этой шутке уже несколько лет, приятель. Пора сменить репертуар острот.

– Как и тебе твои носки.

– Забудь об этом.

– Какая разница?

– Лыжи купи – и в Астрахань.

– Прямо не знаю, где Новый год отмечать.

– Ты чё? Июль на дворе!

– А я не про этот Новый год, а про следующий.

– Какая разница?

– Забудь об этом.

– У нас сегодня понедельник?

– Какая разница?

– Не… погоди. Понедельник?

– Да. Прикинь, точно понедельник.

– Значит, через неделю опять понедельник будет?

– Будет.

– Полнейший «полный отстой»!!!

Все это произносится скучными, манерными голосами великосветских кутил. Такое ощущение, что сегодня никакой не понедельник, а последний день рабочей недели – пятница. Никто никуда не спешит, так как впереди два законных выходных. И все дружно поддерживают эту атмосферу беззаботной пятницы. Впереди вечный уик-энд. Всегда будет лето, всегда радостное ожидание скучного Нового года. И все уверены, что эта party никогда не закончится.

Деловое предложение

Если в туалете поймаем, то и в сортире их замочим.

В.В. Путин

Я как-то незаметно зависаю наподобие компьютера и увлеченно рассматриваю салфетку на столе.

– А мы стареем, да, старикан? – Сашка кладет мне руку на плечо и выводит меня из ступора.

– Да, конечно. Это вполне закономерный и объяснимый процесс, – отвечаю я, глядя ему в глаза. – Старость – это период жизни организма, наступающий вслед за зрелостью. Старость сопровождается характерными изменениями в органах.

– Игорек, я не про это… Тебе скучно здесь?

– Серега я.

– Да какая разница? Скучно?

– Скучно. Как и везде. Не тусовка, а тосковка. Ты прости, Санек, твои друзья очень хорошие, хотя по всему видно, что мудаки полные, но я, наверное, поеду скоро. Ее вон только прихвачу, если она меня еще помнит.

Все, кроме Ольги, которая спит у столика, свернувшись калачиком, напряглись. Видно им приятно было услышать, что я назвал их «очень хорошими».

– О, таких маразматиков не забывают! – смеется Сашка, толкая Ольгу носком ботинка, и поворачивается спиной к соседям, демонстрируя сосредоточенность исключительно на нашей с ним беседе и тем самым разряжая обстановку.

Я начинаю рассказывать ему о своей скучной работе, глупых секретаршах, тупых телках, клубных тусовках, наркоте и прочих атрибутах тоски и бездуховной светскости. Сашка рассказывает о своей работе в лондонском Нью-Йорке, телках, наркоте, клубах. Потом мы вспоминаем общих знакомых с их телками, наркотой и клубами.

– Помнишь Стаса, – смеется Сашка, – который на третьем курсе пьяный, как кол, на лекцию пришел и у препода похмелиться попросил?

– Помню, – смеюсь я в ответ. – Только не Стас, а Денис, и не пьяный, а обдолбаный, и не похмелиться, а закурить.

– Какая разница? – смеется Сашка. – Встречаю его в Таиланде, прикинь. А он в шоу трансвеститов работает. Волосы черным выкрасил, линзы черные поставил. Сам худой и как будто ростом поменьше. «Во дела», – думаю. Я к нему подгребаю: «Здорово, Стас! Как ты сюда попал?» А он морду воротит, что-то по-тайски лопочет. Типа, не узнал. Ну, думаю, хер с тобой! Ладно, может, скрывается человек. А Женьку Безноздреву помнишь? С нами училась. Толстая такая.

– Погоди, Сань. С нами парень учился, Безноздрев. Тот действительно толстый был. И звали его вроде Женькой.

– Какая разница? – смеется Сашка. – Женька и есть Женька. Не поверишь! Родила она в Куршевеле. Я там в местный клуб к диджеям приезжал потусить, и вот довелось встретиться. И прикинь, говорит, что ребенок – мой. А я с ней лет десять не виделся. Подкидывает же жизнь сюрпризы! Да, старик, жизнь кипит. Бурлит жизнь, я бы сказал.

Я киваю в ответ, типа: «Жизнь действительно бурлящая субстанция».

– Твою бывшую жену встретил, Ингу, – серьезным тоном продолжает воспоминания Сашка. – В Швейцарии в частной клинике лечится.

– Брат, я никогда не был женат на Инге. Я не уверен, но по ходу я вообще никогда не был женат.

– Я тоже, – Санек, с сожалением кивает головой, – но не в этом дело. Я к тому, что досталось человеку. Да, старичок. Поломала ее жизнь. Как вы расстались… так и под откос все у нее пошло. Переживает она очень. Привет тебе передавала. Передавай, говорит, привет моему крокодилу.

– Почему крокодилу? – удивляюсь я.

– Не знаю. Может, потому что Гена? Типа крокодил Гена?

– Наверное, – смеюсь я.

Разговор зашел о здоровье.

– А у меня, старик, проблемки кое-какие имеются в этом разрезе, – по секрету сообщает мне Сашка. – Был я в Сан-Тропе, в клубешнике одном. Захотелось мне драйва. Я голову в колонку засунул, в самую гущу динамиков, и теперь вот какие-то детали стал забывать.

– Да, – посочувствовал я, – колонки – это такая коварная вещь.

– Какие колонки?

– Санек, не будем вдаваться в детали… – Я перевожу разговор на другую тему.

Жалуюсь ему на вечную тоску, мертвость окружающих, их лицемерие и пошлость. Рассказываю ему о своей перманентной депрессии в этом сером и скучном мире, где я – реликт.

– Меня, Саня, депрессняк постоянно давит. Я не жалуюсь, нет. Я привык к этому ощущению нехватки чего-то важного. Я даже испытываю особый, сродни мазохистскому, кайф. Но чувство нереальности моего пребывания здесь, среди духовно/мертвых антиподов, самому мне кажется нереальным. Порой возникает чувство, что я сплю! Я все жду, что вот-вот проснусь и… и я, типа, грузчик в каком-нибудь захудалом городишке, а вместо жаркого лета мертвенно-холодная зима. Все чем я жил эти пустые годы – пошло и некруто. Весь этот гламурный глянец – полный отстой и еще более полная жесть! Я расту, я выше всего этого, но узкие рамки псевдосветской жизни, низкие потолки общественной морали и границы завоевавшей мир тупости не дают развиваться моему «я» во всех направлениях. Я уже не тот Сергей, которого ты когда-то знал. Происходит ревальвация моего «я», но я не в силах заставить мир измениться под меня. Должен произойти ребрендинг в сознании этих живых мертвецов. То, что сейчас называется «гламур», должно называться «полной лажей». И когда большинство это осознает, тогда возможен какой-то сдвиг, и мы не будем такими… – Носком ботинка я показал на мирно спящую под столиком Ольгу. – Пойми, театр начинается с вешалки, а жизнь начинается с грязных рук акушера, который тебе привязывает бирку с номерком, словно зверенышу. Не об этом ли номере написано предупреждение в Апокалипсисе? А жизнь. МХАТ, Большой театр – это все хуйня по сравнению с этими постановками театра абсурда, именуемого жизнью. Жизнь – это не что иное, как хеппенинг. Отсутствие логики во всем. Я все больше прихожу к выводу, что смерть – это благо!

– Почему?

– Кто-нибудь, когда-нибудь видел обиженных смертью? Нет таких. А униженных и оскорбленных жизнью – не счесть!

Сашка многозначительно ковыряет вилкой в ухе:

– Старик, я с тобой согласен. Я глубоко разделяю все. Но это, – он обводит рукой вокруг себя, – не стоит ненавидеть и презирать. Это надо иметь!

– В каком смысле?

– Например, видишь вон там, у колонны, чувиха стоит?

– Где?

– Да вон же. От входа налево, вторая колонна. Видишь?

– Да.

– А за ней девушка с зелеными распущенными волосами. Ну, разглядел?

Я прищуриваюсь, ищу чувиху с зелеными волосами.

– Сань, по-моему, это деревце в кадке. Пальма.

– Не важно, старичок, не заморачивайся на деталях. О чем она, по-твоему, думает? Что ей надо?

– Пальме?

– При чем тут пальма? Я тебе про главное толкаю.

– Не знаю, – сдаюсь я.

– Думает она, как произвести вскрытие или легкое кровопускание наших с тобой кошельков. И как по-быстрому потратить деньги, которые она у очередного папика вытянула. Понял?

– Примерно.

– А я знаю, как это сделать! И чувихе приятно. И я поднимаюсь.

– Ты имеешь в виду бильярдную, которую ты строишь? Об этом на каждом тусняке треп идет.

– Именно. Только не бильярдную я имею, а всех их в этой бильярдной. Вот такая, Федор, лексическая морфология.

– Сергей, – поправляю я.

– Какая разница?! – с чувством вопрошает Сашка и в сердцах толкает Ольгу ногой.

Девушка шевелится, но не просыпается.

– Расскажи подробнее, – прошу я его, как ребенок просит рассказать сказку на ночь.

Я крепко попал под редкостное Сашкино обаяние.

– Идея такая. Я с Пашкой, моим партнером. Ты его не знаешь? О, классный чувак! Тусовались мы с ним в Лондоне, под Нью-Йорком, и он там с одной негритяночкой познакомился. Ведет он ее в бар и спрашивает типа, не желает ли леди расслабиться. Та – дура полная. По-русски ни фига не шарит. Пашка ей на чистом английском предлагает: «Relaxant?» – Сашка разражается заразительным смехом: – А это значит слабительное. Он ей слабительное предложил.

Я тоже смеюсь.

– Жаль, что его нет здесь. Может, ты его и встречал где, хотя вряд ли запомнил. У него такая бородка в виде косички. Синяя.

Я указываю Сашке на синебородого рассказчика анекдотов:

– А это не он?

– Какая разница! – восклицает Санек. – Ладно, я вас потом познакомлю. Когда он придет. Так вот… на чем я остановился? Ах, да! Вспомнил. Сидим мы с этой вьетнамкой за одним столиком, и до того она на нашего ректора похожа (помнишь его? лысый такой, с огромным носом), что я не выдерживаю и спрашиваю у нее: «Анна Леонидовна, в каком году…»

– Подожди, – перебиваю я. – Ты же про бильярдную собирался рассказать.

– Бильярдную?! – удивляется Сашка. – Но я не был с ректором в бильярдной.

– Я про ту, что ты в Москве открывать собираешься.

– А-а. Это? Ну, да. Итак, идея такая. Хотим открыть самую крупную бильярдную в Европе. На четыре этажа. Представь, четыре этажа, и кругом зеленые столы. Бильярд будет представлен во всем своем многообразии, от карманного до гигантского.

– Сашка, извини, перебью. Про карманный бильярд я что-то слышал краешком уха, а гигантский… это что еще такое?

– Это шары величиной с мяч футбольный. И играть в него надо ногами, в специальных ботинках, типа балетных пуантов.

– Здорово! – восхищаюсь я. – Всех будет тупо переть от этого.

– Для солидных клиентов шары будут покрываться стразами с USB, а пуанты оборудованы Bluetooth для выхода в Интернет. На каждом этаже – сеть китчевых закусочных. Такой аналог совковской столовки. Где толстые поварихи в грязных халатах, гнутые алюминиевые ложки, котлеты пополам с бумагой и выпивка: водка разбавленная, пиво теплое, огуречный лосьон, наконец.

– Кстати, когда открываешься?

– Да вот, старик, должны на следующей неделе. У нас, правда, заминка небольшая с Пашкой, моим партнером. Ты его не знаешь? Классный чувак. Человек жил пять лет в Европе, в основном в Нью-Йорке. Мы с ним там и познакомились.

– А в чем проблема?

– Да ни в чем. Просто мы познакомились с ним.

– Не, я про заминку с бильярдной.

– Да ерунда, господи! Типично совковая проблемка. Мы вбухали уже с Пашкой порядка пол-лимона, заказали мебель в Китае, свет, звук, заплатили дизайнерам. А наш третий партнер в последний момент тупо отчалил. Короче, бабло закончилось. Сейчас нужно примерно сто шестьдесят тысяч строителям.

– Обидно из-за таких копеек весь процесс тормознуть. А тебе больше некого пригласить, что ли, Саш?

– Да народу полно, а людей нет. Ты же знаешь, я привык работать только с близкими по духу челами. Мне тут не нужны в партнерах всякие быки, которые сделают из бильярдной филиал сауны. Ты сам-то как себя чувствуешь?

– В плане?

– Здоровье как?

– Не жалуюсь.

– А с нами вписаться не хочешь?

– В смысле?

– Замутить с бильярдной? Помнишь, лет двенадцать назад мы мечтали открыть киоск по продаже презервативов. Это почти то, о чем мы мечтали, во что свято и наивно верили.

– Помню. Но какой из меня бильярдист? В карманный – так это еще туда-сюда, а на гигантский уровень. В этом я ноль, лох. Одно дело шары катать, а другое билярдить тех, кто бильярдством занимается.

– Да ладно тебе, Володь! Не прибедняйся. Помню на третьем курсе тебе равных не было пельмени жрать. Пять порций на спор затачивал.

– Это не я, это Гаврилов.

– Какая разница? Забудь об этом! Это морфологическое понятие и к бильярду имеет косвенное отношение. Гораздо важнее почувствовать собственную готовность.

Сашка смутил меня своим натиском и заманчивым предложением.

– Санек, если ты не прикалываешься надо мной, то я, конечно, подумаю. Что обидно, у меня и денег-то свободных нет. Как ты смотришь, если я с приятелем своим перетру? Деньги те же. Только мы вдвоем с ним впишемся.

– Да пожалуйста! Только рад буду.

Пока я думаю, Сашка замечает своего синебородого партнера:

– Пашка?! Черт возьми! Ты откуда, старик?

Пашка напоминает моему будущему партнеру, как они вместе приехали сюда на такси. Сашка радостно смеется:

– Старик, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.

Пашка тоже смеется, тряся своей бородой/косичкой. Затем друзья решают покинуть «Vaginal» и «прокатиться в одно местечко, чтобы сняться с алкоголя».

– Ты с нами? – спрашивает меня Сашка.

– С легкостью, – соглашаюсь я.

Я с трудом бужу девушку Ольгу, мирно сопящую у наших ног, вылив ей на голову стакан минеральной воды. Она удивленно открывает глаза, очищает лицо от налипших окурков и подсолнечной шелухи и тупо спрашивает:

– А что я здесь делаю?

– Наслаждаешься светским обществом, детка, – отвечаю я, помогая ей вылезти из-под стола.

Мы собираемся и идем к выходу. Ольга, сильно шатаясь, цепляется за мой бицепс и эротичным шепотом спрашивает:

– А куда мы едем?

– Навстречу ускорению свободного падения, беби, – отвечаю я. – Главное, не забудь о Жэ.

– О моей ж…?

– Речь о падении тел, детка. Скоро перегрузка.

Пока мы едем на машине в другое место, я предаюсь сладким грезам о том, что из меня может получиться классный промоутер. И что это шелковый путь не только к крупным финансовым потокам и широкой известности в узких кругах, но и к возможности заниматься клевым делом, которое мне по кайфу. Мне так хорошо и круто, я настолько возвышенно себя ощущаю, что сигаретой прожигаю себе брюки вместе с трусами. Жар обжигает мою плоть и возвращает в действительность. Я матерюсь и выбрасываю окурок в окно.