Текст книги "Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера"

Автор книги: Алексей Шерстобитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

«СТАС». 1993 ГОД

После двух часов езды подъехали к высокому каменному забору. Ворота открылись, и мы оказались в довольно просторном дворе двухэтажного здания из белого силикатного кирпича свежей постройки, продуманной, с несколькими выходами, одетыми в металлические двери, полностью обустроенном и находящемся уже, несмотря на привередливость приёмки, в эксплуатации. Эксклюзивность отделки блистала не во всех комнатах, лишь в тех, где часто были хозяин и супруга: спальня, кабинет, кухня, зал, ванные. В остальных-просто и аккуратно. Особенно интересен был зал – каминная стена и камин которого полностью выложены из малахита, с соответствующей отделкой «под золото». Мраморный, с гранитными вставками пол, всё оттенённое зеркалами, – оставило впечатление, но не память об остальных мелочах. Мой камуфляж и «каркараны» на высокой шнуровке, были явно «не в тему», но ничего не испортили, зато пригодились позже.

По всей видимости, это была очередная реклама возможностей, но не очень сильно подействовавшая. После чая, откланявшись хозяйке, мы продолжили путь. Кстати, соседями оказались братья Пылёвы – их дома были практичнее и, соответственно, поскромнее. Пока поскромнее, при живом ещё Григории, а именно в его жилище мы находились. Через 40 минут, переехав в конце пути железнодорожный переезд, остановились у лесного массива, дальше путь был пешком, около двух километров. Гриша ориентировался удивительно легко – подумалось, что, должно быть, для него это знакомая местность. У каждого в удобном для него месте был пистолет, хотя лично я в неизвестные поездки, особенно на природу или дачу, всегда брал второй, хорошо спрятанный. Это был уже видавший виды ПМ Левона, о котором никто не знал. Отдав первый, скажем, при лазании по дереву, можно было легко проверить намерения попутчиков, а заодно показать своё доверие им. Всегда срабатывало, и всегда на все сто.

На сей раз вышли на опушку леса, вдали, метрах в трехстах, виднелся посёлочек или деревня, открывающийся редким для того времени большим красным кирпичным домом с дорогой крышей и с деревянным строением, похожим на баню. Указывая именно на них, Гусятинский дал понять, что это дача Стаса, а как он сам выглядел, ещё предстало узнать. За пару часов я обошёл всё вокруг, где бегом, где, залезая на деревья, промок и измотался, передвигаясь по «пересечёнке». Парни со мной, естественно, не пошли. Для окончательного мнения необходимо было понять, как это выглядит в сумерки и ночью. Забравшись на развесистую ель и найдя там удобное место из веток для наблюдательного пункта, стал дожидаться заката.

Усевшись так, чтобы не затекли ноги, постарался думать о чём-то приятном. Вспоминалось, как полгода назад или чуть больше, в одном офисе, не то чтобы познакомился, а просто поговорил с одной юной особой. Её лицо, обрамлённое светловолосой чёлкой и двумя косичками, никак не выходило из головы. Разница в возрасте была ощутимая, но меньше десяти лет. Что-то в ней притянуло и не отпускало. Не особенно поначалу придав этому значение, несколько позже снова увидел её, что-то «бзынькнуло» в сознании – почему бы нет? Спросив, словно между делом, когда она свободна и не откажется ли от предложения посетить какой-нибудь ресторан или что-нибудь на её вкус, получил утвердительный ответ и – надо же! – совершенно обворожившую меня улыбку. Я смог позвонить не сразу, а лишь недели через две, не имея достаточного времени для ухаживания (а по-другому не интересно), хотя серьёзных отношений побаивался – не для моей жизни, а именно на это и указывала интуиция. Задачи, которые ставил Григорий, были часто нереальными, в основном из-за им разрабатываемых фантастических планов. Много я потратил сил, что бы победить эту, сталинско-гитлеровскую, самоуверенность, пока он понял, что гораздо лучше мои, уже приведенные в действие планы, выставлять как свои перед «Иванычем». Зачем-то ему это было нужно, а мне, в общем-то, безразлично.

Одно, не совсем удачное мероприятие, проведённое по просьбе «Сильвестра» мною, но в пожарном порядке и по чужому плану, принесло мне повышение рейтинга, жигули белого цвета 2107 – первую в моей жизни машину – и небольшую сумму в денежном эквиваленте. Позже я просил не привлекать меня на подобное, потому что откровенно считаю самым лучшим экспромтом тот, что был заранее подготовлен и, конечно, лично. А потом нужно чётко понимать, что «влезая» в чужую кухню, очень просто выйти из неё «вперёд ногами».

Однако Тимофееву всё понравилось, и он даже просил Гришу познакомить его со снайпером, но пока я отпирался, зная, что моё желание не встречаться совпадает с Гришиным, который боялся «потерять» меня, но получалось это недолго, «авторитет» не любил ждать.

Сидя на дереве, удобно расположившись, изредка посматривая в подаренный Ананьевским бинокль фирмы Swarovski, только дарственной надписи не хватало (между прочим, практиковались награды в виде дорогих подарков за что-то выдающееся или полезное, от машин до пистолетов или, как в данном случае, бинокля – это производило впечатление на бойцов и у многих вызывало неподдельную зависть, слышал, были даже истории, подобные библейской между Каином и Авелем, за обладание ими). Я же всё продолжал вспоминать, с приятным ощущением теплоты, первый поход в ресторан, состоявшийся через два с половиной месяца после знакомства с обладательницей золотых косичек. Предваряющая его попытка оказалась не совсем удачной. И вот почему я потерпел фиаско. Учась управлять подаренными «Сильвестром» жигулями, уже напичканными магнитофонами, стеклоподъёмниками, деревянным рулём и так далее – всё как положено у новичков, – договорившись с мадмуазель, я мчался, как заправский чайник, по середине трамвайного пути в предвкушении вечера, но, как назло, забыл документы дома. К сожалению, обнаружил это не я, а представитель подвижного поста ГАИ, остановившего меня буквально в ста метрах от заветного дома. Откупиться, как ни странно, не удалось, видно, из-за отсутствия пока ещё опыта, и оставив паспорт на очередную фамилию, уже не помню, какую, я рванул за документами, а позвонить было некуда, ведь договаривались мы по рабочему телефону – мобильные тогда были редкостью, и первый появился у меня только через полгода. В результате, опоздал я на 40 минут. Прождав ещё полтора часа на оговоренном месте и утеревшись от «пощёчины», немного пожалел о потерянном времени – ведь следующий раз вряд ли получится скоро.

Оказывается, подождав 20 минут, она ответила на звонок кому-то другому и согласилась на встречу с ним. Заинтересованность во мне, кажется, налицо, но этот издевательский рассказ прозвучал из её уст гораздо позже, через несколько лет. На первом же удачном свидании, мы наслаждались живой классической музыкой в бывшем тогда итальянским рестораном, в гостинице «Олимпик плаза». Вечер явно удался, красное вино и капучино были хорошей прелюдией лёгкого и пугливого поцелуя при прощании около её подъезда. После этого было ещё несколько свиданий, в конце концов, растопивших цветами, «Сангрией» и, смею надеяться, хоть какой-то привлекательностью моей и моих ухаживаний сердце юной музы. Не помню уже, кем я представился, важно другое – я был влюблён и, кажется, навсегда, а раз так, и она согласится стать спутницей моего непривлекательного существования, то врать мне придётся постоянно и до скончания дней.

В моей жизни это поменяло многое, и, прежде всего – отношение к самой, пардон за тавтологию, жизни. О таких мелочах, как, скажем, забывчивость убрать пистолет из-под подушки, а потом долгие объяснения, что это и зачем, я и не упоминаю…

Примерно всё было понятно. Слезая с дерева, подумалось: пойти бы сейчас в другую сторону и потеряться, появившись лишь спустя лет десять, а то и позже. Но что дальше? НЕВОЗМОЖНО! И точка.

Приятно было идти через ночной лес. Он, живущий до и после моего прохождения, затихал, прислушиваясь к каждому моему шагу, но стоило замереть на 2–3 минуты, и местные обитатели начинали копошиться. При ухудшении видимости утончался слух, и скоро я услышал работающий двигатель или, точнее, фыркающий своеобразно глушитель. Жизнь не давала передышек и не соглашалась на перемирия. Чётко понимая, что многое зависит от меня, последствия всё же меня пугали. Если бы происходящее влияло только на мою судьбу, я бы не задумывался и, вполне может быть, начал бы с того, что застрелил этих двоих, праздно болтающих с моим пистолетом в кармане: Павла и Григория. Вряд ли бы это что-нибудь дало, да и вряд ли окончилось бы этим. Я был несвободен – почти раб, с мнением которого считались и неплохо обеспечивали. Но к этому примешивались скрытность жизни, риск, неясность понимания чужих мотиваций, куча запретов и совершенный безпросвет непонятно, на сколько лет вперед, а может, и на всю жизнь. Если она не оборвется в каком-нибудь лесу…

Вынув неизвестный находящимся в машине ПМ, постучал им в окошко – пусть знают, о том, что я всё продумываю наперёд и всегда имею запасной вариант, – и полез греться по дороге в «берлогу», потому что дома у меня не было уже два года. Усиленно держась за семью, я всё дальше от нее удалялся и где-то, в глубине души, был этому рад. Чем дальше от меня, тем безопасней для них. Я не имею права на семью! Но оставалось понять, на что же всё-таки имею – неужели только на выстрелы и на выбор места для его производства? Хотя и это уже было немало. Со временем я мог выбрать любую цель, настолько любую, что мог назначить на ее место Григория, нужно было только дождаться момента. До этого осталось не так долго.

Старательно терпя в ожидании, с уверенностью, что время расставит всё на свои места, и когда-нибудь путь к своей настоящей свободе я расчищу всего одной пулей, видя сквозь прицел одного человека, усилиями которого и, разумеется, своей слабостью, стал тем, кем стал. Так будущий «Лёша-Солдат» приближался к точке, на которую возлагались надежды, но сбыться которым суждено было лишь наполовину.

Стас приезжал на субботу – воскресенье. Они с супругой оказались любителями конных прогулок. После нескольких пар выходных мы застали их за излюбленным занятием. С дерева был очень удачный вид, просматривалась вся тропинка, и теперь стало понятно, откуда на ней появлялись следы лошадиных копыт. Посмотрев путь следования по отпечаткам, я увидел, что есть много мест для нападения по ходу движения, но все они были близки от тропинки. Всё, что я знал о повадках лошадей, было вычитано из книг, а потому было подозрение, что чуткое животное, скорее всего, сведёт фактор неожиданности на нет, чего допускать не хотелось, поэтому точка на дереве была наиболее выгодна, правда, присутствие женщины всё портило своей близостью – не хотелось её зацепить, ведь ночь не была лунною и звёздною, и видны были лишь силуэты. АК 74 – машина надёжная, но невооружённое человеческое зрение делало её почти бесполезной с точки зрения ювелирного выстрела в такой темноте. Время было упущено, вблизи жена случайно заслоняла от нас мужа, а когда положение исправилось, было уже поздно.

Всё, что нам оставалось – «попытать счастья» около дома, иначе Григорий не понял бы, почему мы уже какие выходные подряд безрезультатно проводим на природе. И так приходилось выслушивать многое, выжидая конец его агрессии. После чего следовали чуть ли не мольбы и увещевания. Я всё понимал, судя по его объяснениям, могло быть действительно поздно.

Пашу он принимал либо после меня, либо до. Мы не сталкивались почти никогда. По всей видимости, мои оправдания находили подтверждение и в словах «соратника», а посему, доверие ко мне увеличивалось и крепло – это приближало неумолимо день, когда я должен был остаться один, но то был всего лишь ещё один шаг к свободе.

Мы приближались к дому, в бане горел свет, и труба дымила, давая понять о готовящейся парилке. Во дворе стояла чужая машина, и, похоже, Лёни – третьего, которого, по словам Гусятинского, нужно было убирать следующим. Это был шанс, но я решил им не пользоваться, подарив ему жизнь, которая, впрочем, оборвалась через 15 лет. Пускай существует очерёдность, а не случайная удача. Решив стрелять в первого из них, кто появится, и очень хотелось, чтобы это был не всадник, сопровождаемый женой час назад. Женщина, хоть это и не моё дело, показалась мне красивой, а их прямые спины при элегантной посадке на грациозных животных, удаляющиеся от моего взгляда через прицел, до сих пор оставались в памяти. Нет! Я совершенно не хотел нарушить, возможно, идиллию семейной жизни, а о Леониде я не знал, кроме его дома и мест появления, ничего. Не видел его жену. Но оба они такие же, как мы, отличающиеся только положением и состоятельностью. По уверениям Григория, я повторюсь еще раз, наши «бригады» находились в состоянии войны, и излишнее благородство, с точки зрения информации, которую он мне предоставил, могло привести только к лишним нашим потерям. Но, когда я узнал настоящую причину от Андрея Пылёва через полтора года, очень пожалел, что не промазал. Вот она: эта междоусобица горела лишь в душе Гусятинского, управляемая старыми обидами, одна из них – пощёчина при конфликте, произошедшем несколько лет назад, на которую он не посмел тогда ответить, при всех спасовав. Тогда сплочённый коллектив: «Удав», Стас, Лёня, Лёня «Пантелей», Вадим, Костя, «Чеснок», Григорий, братья Пылёвы и ещё несколько человек, рангом пониже, решили разойтись и создать свои бригады. Ссора произошла из-за неравности полномочий, соответственно, и делёжке материальных средств. Гриша был менее уважаемым, чем вышеперечисленные, и, конечно, проявил недовольство. Его будущее возвышение обусловилось желанием братьев выставить впереди себя буфер на случай возможного возникновения в перспективе «форс мажора», который мог бы повлечь охоту за «главарём». Одного они не учли – что этот «главарь» может, в скором времени, сойтись на короткой ноге с «Сильвестром» и, почувствовав свою силу, станет диктовать им свои условия, а впоследствии возымеет желание и вовсе убрать их со своего пути.

В день же внутрибригадных разборок, при разговоре на повышенных тонах, «Удав», понимая ничтожность нашего будущего «главшпана», швырнул в него пробкой от пива, а Стас через некоторое время дал пощёчину. Остальные просто посмеялись, все, кроме дальновидных братьев Пылёвых, старательно тушивших воспламенившиеся отношения. В тот день это удалось, оставив далеко в глубине неизлечимую рану, зашиванием которой я и занимался, устраняя по одиночке бывших обидчиков. Один нюанс – я-то этого не знал.

Гусятинский был неглупым человеком, хоть и не факт, что понимал, зачем его возвышают. Как и большинство несмелых, жадных до денег и власти людей, наверняка полагал, что всё происходящее базируется на его качествах и заслугах. Думаю также, что он воспользовался знакомым ему административным ресурсом и либо восстановил, либо никогда не терял связи с «конторой», или «она» с ним, чем обеспечил себе, по его мнению, некоторую безопасность и неприкасаемость внутри и снаружи «организации». Как раз в это время сыграли свою роль его знакомства по спортивному троеборью, с тем же «Культиком» (Ананьевским), и вот он уже «близкий» «Иваныча», со всеми вытекающими последствиями.

Время мстить пришло, несколько слов об этом новому крёстному отцу, как о врагах, и поддержка с одобрением получена. Одним выстрелом – двух зайцев!

Скрипнула дверь, и две тени переместились из большого дома к бане, дверь которой захлопнулась. Мы вышли из укрытия в темноте и забрались в ветвистый кустарник, находящийся метрах в 40 от светившегося окна бани. Я – спереди, Павел – чуть позади справа, с неизменным ТТ. Попутчик был подслеповат, машину водил в очках, для его пистолета и этого расстояния, тем более в темноте, попадание в цель было, в принципе, невозможно. Тогда для чего же? Согласитесь, вопрос в такой ситуации более чем справедливый и нервирующий.

До моего выстрела меня это не беспокоило, а потом… Вот потом и посмотрим. Направив ствол в довольно большую прорезь меж занавесок в окне, и приблизительно прицелившись, поджидая, пока появится чьё-нибудь тело, постороннего быть не могло – либо Лёня, либо Стас. Снял автомат с предохранителя и… мелькнул Стас. Первый раз стрелять не стал, второй раз – он же, опять тишина, и здесь решил уже стрелять точно, в любого из них, кто сейчас появится. Через несколько минут сначала быстро появился самовар, потом кисти рук, потом предплечье, мой палец, поглаживающий спусковой крючок, плавно начал давить на спуск, и при появлении средней части тела, «отсёк двойку». Человек исчез так же быстро, как и я повернулся в сторону Павла, несколько отойдя в сторону. Мой помощник стоял как вкопанный, и, как я понял, ждал команды. Думать некогда, скорее, опасность исходила от промедления, нежели от его пистолета, тем более курок которого не был взведён. Оружие бросать я не стал, чтобы уравновесить наши шансы против друг друга, на всякий случай, конечно.

Мы рванули, бежать было полтора-два километра по тёмному лесу и, желательно, не по дорожкам, чтоб не оставлять следов. За спину я был спокоен, ибо всё прочитал на Пашином лице. Мысль работала лихорадочно, но так же надёжно принимала решения, как и пальцы в перчатках сжимали рукоять и цевьё автомата. Давая напарнику не отставать, приблизился к ждавшему на обочине мерседесу болотного цвета с «Полпорции» за рулём (очень меня повеселило обстоятельство появления этого автомобиля через несколько месяцев у молодой супруги Григория, учитывая участие машины в покушении на убийство-то ли жадность, толи глупость, скорее, и то и другое в одном лице). Разумеется, занял я самое безопасное в этой ситуации место на заднем пассажирском сидении, чем раздосадовал подоспевшего «Пашу». Серёга улыбнулся («Полпорции», убит по указанию О. Пылёва из-за неблагонадёжности в одном из лесов Подмосковья, примерно в 1996 году), я сказал утвердительно: «Порядок», – и через 30 минут мы были на даче у Гусятинского, занимаясь упаковкой «стволов» вместе с припасённой на всякий случай «мухой» в колодец. Завтра вечером – на доклад, который трудами организационных способностей «Северного» должен был стать очередным его фурором. Для этого он подтянул нас на спортивное мероприятие, где обычно собирались несколько дружественных «бригад».

Сегодняшний зал был в районе «Лосиного острова» – миниполе с деревянным полом и высоченными потолками и стенами, обвешанными сетками огромных окон для безопасности. Одним словом, всё в лучших советских традициях. Здесь отрабатывались чувство локтя и борцовский дух. Нередко ломались кости и получались сотрясения мозга. Состязание называлось «баскетбол с правилами регби». Смысл в следующем: пока ты без мяча, правила действуют, но стоит лишь им завладеть, как включалось полное бесправие. Исключались лишь всевозможные удары, толчки руками, подножки, броски и удушения. Любое воздействие корпусом, обхваты – только приветствовались. В такой игре не дай Бог попасть на борца-классика или греко-римлянина – силы явно не равные, а бить нельзя, хоть зрения лишай. Но эти увальни, хоть и быстрые, как молнии, на коротких дистанциях, как почти все большие люди, были добродушными – лишь только мяч покидал твои руки, объятия разжимались, вместе с расплывающейся, добро-издевательской, улыбкой. Цель – попасть в кольцо баскетбольным мячом, и делать это можно было любой частью тела. Иногда получалась куча мала, с мелькающими частями тела, руганью и истерическим хохотом. Выплеск адреналина бешеный. Наши «главшпаны» играли редко, зато «Культик» и «Ося» – в первых рядах. После нескольких раз, я со своими 85 килограммами, при росте 185 см, хоть быстрый и юркий, но лёгкий, часто подвергался нападениям, уже успев отдать мяч, или бросив в сторону кольца. Этих игр вполне хватило, а после смены «рода занятий» и вовсе посчитал это лишним.

Обсуждение вопросов происходило на трибунах, где под общий гвалт не то что кто-то мог подслушать, но и друг друга-то было слышно неважно. Выйдя в фойе и в двух-трёх словах обговорив всё случившееся на даче Стаса, ответив на массу вопросов, я оставил Пашу с Григорием довыяснять картину, а сам пошёл, по просьбе Ананьевского, в сторону его автомобиля, конечно, получив одобрительный кивок шефа. Разговор касался перспектив вообще, а закончился предложением прокатиться и познакомиться с человеком, очень желавшим встретиться – как оказалось по пути, с «Сильвестром». Разумеется, я согласился, при этом получив неожиданную премию в десять тысяч долларов – на тот период сумма, составляющая три моих оклада. Правда, после я сделал вид, что хотел отдать её Гусятинскому, давая тем самым понять, что завишу только от него, и в денежном отношении тоже, но тот успокоил, сказав, что в этих деньгах есть и его доля.

Подъехав на Арбат в самый большой ресторан Европы, вошли в здание, но направились не в зал, где был небольшой банкет, а в казино рядом, выбрали место, и Сергей ушёл, появившись, через несколько минут со среднего роста человеком с живым и внимательным взглядом. Казалось, он совершенно расслаблен внешне, но комок, собранный внутри – один оголённый нерв, держащий всё под контролем и, прежде всего, самого себя. Спортивен и подтянут, хорошо и аккуратно одет, быстро движущийся и уверенно говорящий – «Иваныч». Во время нашего прохода через рамку металлодетектора сигнализатор произвёл противную металлическую симфонию, чем вызвал напряжение охраны, которая быстро успокоилась, узнав вошедших.

«Иваныч» больше слушал, потом поинтересовался, не хочу ли я к нему, если, конечно, Григорий будет не против (вообще-то считалось некорректным задавать подобные вопросы через голову людям, находящимся в чужом подчинении, это было не исключением и для моего собеседника, поэтому я воспринял его слова как некоторую проверку). От прямого ответа я ушёл, дав понять, что не мне решать, но всегда готов выполнить любую его просьбу. Его рука передала откуда-то взявшуюся коробку, и я услышал примерно следующую фразу: «Говорят, на тебя можно положиться, если что нужно, или ещё что-нибудь появится, – не стесняйся, жду». Вот последнее «жду» было не совсем понятным и напрягало, ведь почти все мои проблемы должен был решать Григорий, но кто поймёт этих хитрых ребят. Правда, такое отношение к себе даже льстило, но, при любом раскладе, вставать под его крыло напрямую не хотелось и даже пугало. Уже после, закрывая коробку с отливающим блеском стали ТТ, совсем новым, поймал себя на мысли, что на время забылся, забыл, кто я, и купался в своём глупом тщеславии, возомнив себя в криминальной элите. Как мало нужно человеку для того, чтобы, пусть и на время, стать совершенно другим по мировоззрению, а ведь закрепи это, усиленно поддерживай – и вот вам готовая «торпеда», пусть даже одноразовая.

Подняв голову, рассмотрел Тимофеева («Сильвестра»), проходящего через рамку, которая так же среагировала, как и на нас, он повернулся, и мы встретились понимающими улыбками – это была первая из двух встреч с сильной и легендарной личностью. Думаю, конечной целью было становление его как сильного мира сего, возможно, в правительстве, но скорее – в Государственной думе. Хотел ли он стать «вором в законе»? Не думаю. Да и нужно ли было ему это? Не знаю, каково было отношение к нему представителей этой «корпорации», слишком многих из неё он отправил на тот свет, что вряд ли могло быть прощено. Вопрос скорее в другом: шёл ли он сам, или его «вели»? Ответив на него, мы сможем понять конечные цели.

Он и «Отарик» были разными людьми, но задачи ставили себе одинаковые. К конечному пункту такие люди одновременно прийти не могли, и если и шли, то в одиночку, второго места не было. В любом случае, когда-нибудь их пути бы пересеклись, после чего движение мог продолжать только один. Но досталось всё третьему, немного чего из себя на тот период представляющему-господину Березовскому, который, впрочем, пройдя все смертельные препоны и гениально обойдя все ловушки, достиг заветного, но удержаться не смог.

Вообще, есть существенное отличие, на первый взгляд в чем-то схожих понятиях, конечно, с точки зрения обычных людей: «вор в законе» и «авторитет». С позиции же криминального мира, с учетом развития мировоззрения, – вещи настолько разные, что можно назвать их почти антагонистами. «Авторитет» может оказаться на своём месте в апогее своей карьеры или случайно, – скажем, из-за гибели окружавших его товарищей, из-за симпатий вышестоящего «крёстного отца», обратившего на него внимание из-за преданности или честности, впрочем, без учёта других качеств, которых и вовсе нет. Он может стать полководцем, ничего не понимая ни в стратегии, ни в тактике, лишь будучи злобным и подозрительным, уничтожая всё и вся, не только на своём пути, но и вокруг. Своей высоты он часто добивается, скорее, заслугами подчинённого ему коллектива, где основная цель достигается почти всегда убийствами. «Авторитет» не пользуется такой популярностью среди «настоящей» криминальной среды, воспитанной в лагерях и тюрьмах. А этих людей тоже надо разделять со спортсменами и другими составляющими основной части «бригад», как правило, никогда не сидевших. Такие люди, появившись у руля именно стечением обстоятельств, даже не имеют понятия об обязанностях и ответственности, которую возлагают на себя «воры», а сталкиваясь с этим, даже не всегда могут понять, о чём речь. Зачастую решение ими судьбы человека не носит характера скрупулёзного разбирательства в каждой мелочи, а рассматривается лишь как один поступок, и совсем не важно, кто или что послужили причиной сего деяния – наказание быстрое и часто жестокое, причём налагающее отпечаток на всю оставшуюся жизнь и не ведающее реабилитации.

У «королей» «настоящего» преступного мира, «родившегося» в тюрьме и имеющего совершенно иную субкультуру, обычно, впитывающуюся с малолетства, идущих долгим, кропотливым, очень трудным путём в лагерях всегда, без исключения, через карцера, лишения, боль и часто унижение, как мировоззрение, так и карьера, складывается совсем по-иному. В ней почти всё зависит от самого человека, от его терпения, целеустремлённости и желания понимать то, что он делает и куда стремится. Их так и называют – «стремяги», и это только начальный шаг, которых будут ещё сотни на пути к заветной «короне». По этой дороге очень тяжело, проходя грандиозные проверки как на свободе, так и в заключении, собираются товарищи, которых этот человек знает гораздо ближе, чем собственную жену, если такая есть, в правильном смысле этого слова, ведь в тюрьме человек проводит в замкнутом помещении 24 часа по несколько месяцев, а то и лет с одними и теми же людьми. С тем, с кем «ломает» кусок хлеба, он должен идти до конца, вплоть до смерти или страшного унижения, справедливо ожидая такого же ответа. За «дубком» проверяется характер человека, при минимальном количестве пищи, где и чай – бесценная редкость. Скажем, вновь появившемуся человеку предлагается несколько нарезанных кусков чего-нибудь, но нарезанных неравными долями, достойный и уважающий себя начнёт с меньших и остановится, скорее, на одном, просто оказав уважение, будет терпеть голод, но никогда не позарится на больший и на большее. «Авторитет» же вряд ли придаёт большое значение столу и делению пищи. Он не лучший среди равных, а просто главный – «вершитель судеб», хранитель тайн и главный распорядитель кошелька.

«Вор в законе», или «Идущий впереди», как ни странно это сочетание, никогда не пойдёт ни на какой сговор с властью, единственное, что возможно – принятые сообща в этой «корпорации» компромиссы, где порой тяжело определить, кто больше выигрывает. Но при разности интересов, заинтересованность очевидна. И, разумеется, будучи умными людьми (глупый и неинтеллектуальный просто не сможет подняться до такого уровня), эти компромиссы соответствуют не только необходимости, но и духу сегодняшнего времени. К примеру, если в вину себе подобного лет 30 назад могли вменить наличие телефона в квартире, которую снимали для «вора», то представить сегодняшнего лидера без трубки мобильного телефона невозможно. То же касается и жён, и семьи вообще. Ведь запрет на них ранее был не из-за принципа, а из-за опасения давления и шантажа на близких людей со стороны тогдашних правоохранительных органов. Сегодняшний претендент на «корону», предлагая полюбившейся женщине руку и сердце, так же и с целью продолжения рода, не только понимает совершенно чётко, но и объясняет своей суженой, что в случае ситуации, когда на одной чаше весов будет семья, а на другой – правильный выбор, он обязан выбрать последнее, предпочтя честь своим чувствам. Думаю у «авторитета» ни таких мыслей, а часто и выбора просто нет, хотя как раз в его-то случае опасность семье часто угрожает, и в основном в виде гибели от случайных пуль, направленных в главу семейства.

Основная из главных целей «авторитета»-это власть, но власть не подобная имеющейся у «вора в законе», но всеобъемлющая, та, к которой мы все привыкли. Его интересуют, в конечном итоге, депутатские полномочия и все возможности, вытекающие из этого. Человек же, проведший полжизни в тюрьмах и лагерях, считает неприемлемым не только любую уступку от власти, но и, тем более, вхождение в неё, хотя может пользоваться услугами власть имущих и сильных мира сего в своих и общественных интересах.

«Авторитет», как правило, до того, как стать таковым, в редких случаях имеет судимость, но имеет все шансы «угреться» на полную катушку после – отсюда и боязнь, заставляющая устранять все возможные источники информации. «Вор в законе» тюрьмы не боится и считает её домом родным, он обладает властью как «там», так и на воле, когда просто авторитетный человек теряет её при попадании в лагерь, мало того, может иметь большие неприятности, если за него не замолвят словечко те же «воры», имеющие с ним отношения до ареста и считающие такое заступничество необходимым.

При убийстве одного из членов «корпорации» «воров в законе», действует непременное правило мести, и при этом совершенно не важно, в каких отношениях погибший состоял с оставшимися в живых, исключение только в случае, если его смерть – это вердикт самих его коллег, принятый на общем «собрании».

«Авторитеты» же таких правил не придерживаются, и в самом лучшем, благородном случае исходят из принципа: «своего «не отдадим» и чужого «не нужно»». И уж если мстят, то только за друзей, товарищей, находящихся внутри своей бригады.

«Вор в законе» – это лучший среди равных, принимающий решения, которые являются аксиомой по всем вопросам, от коммерции (разумеется, здесь не обходится без разного рода консультаций) до разборок личного плана, таких, как драки, проступки, изъятие личного имущества и его возврат, и тому подобное. Эти люди старой формации, просто находясь «на пенсии», завидной для любого Российского персонального пенсионера, люди же новой формации, являясь уже сами бизнесменами, продолжают прежние традиции. Но, естественно, если «вор в законе» строит свою жизнь, совершая поступки, исходя из мировоззрения, образовавшегося под воздействием субкультур лагерных традиций, то «авторитет» больше исходит из мировоззрения, база которой опирается на культуру и воспитание, присущие обычным гражданам.