Текст книги "Сам без оружия"

Автор книги: Алексей Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

13

Василий всегда заказывал один и тот же столик на втором этаже в конце зала. Он стоял в углу и был отделен от других клумбами с цветами и стойками. Здесь можно говорить без опасения быть подслушанным соседями. Если этого казалось мало, можно попросить официантов поставить раздвижную загородку, тогда столик и вовсе будет незаметен.

Заказывая сегодня стол, капитан так и попросил – поставить загородку и сервировать стол как положено – для обеда, только без спиртного.

Щепкин первым пришел в ресторан, а через десять минут подоспели Гоглидзе и Белкин.

– Диана сейчас будет, я ей позвонил, – сразу сказал ротмистр, отодвигая стул.

– Постимся? – указал на графин с водой Белкин.

– Хватит и вчерашнего, – хмыкнул Щепкин. – Вчера напились, сегодня ни капли. Тем более у нас режим.

Поручик нарочито вздохнул. Вчера они пили «водку», сегодня, видимо, придется пить такую же.

– Закажем или Диану подождем? – поинтересовался ротмистр.

– Я уже все заказал. Хороший обед, десерт. – Щепкин покосился на Белкина, улыбнулся. – Чтобы компенсировать горячительное. Подождем немного. Лишь бы наша танцовщица не запоздала…

Капитан взглянул на часы, посмотрел в сторону лестницы и увидел застывшего официанта, готового подойти по первому требованию важных гостей. Что гости важные, он знал, компания не первый раз здесь обедает. И хотя никто не говорил, откуда эти люди, официант догадывался, что они отнюдь не клерки торговой компании.

Диана появилась через пятнадцать минут. Как всегда, в красивом наряде, подчеркивающем ее стройную фигуру, в шляпке с вуалью. Кивком головы поздоровалась со всеми, села на заботливо отодвинутый Гоглидзе стул, бросила перчатки на небольшой столик, сложила туда же сумочку и шляпку. Чуть прищурясь, посмотрела на лампу под потолком.

– Попросите убавить. А лучше пусть зажгут свечи. У меня что-то голова побаливает и глаза после ночи яркий свет не переносят.

Щепкин подозвал официанта и попросил принести свечи, а верхний свет приглушить. Официант кивнул и исчез. Через минуту вернулся с канделябрами, установил их на специальных подставках, зажег свечи и с поклоном поинтересовался, хорошо ли так?

– Вполне, – ответил капитан. – Можете подавать.

– Так что за новости, командир? – спросил первым Гоглидзе, когда официанты расставили блюда и удалились. – Почему нас сняли с дела?

– Сняли? – недоуменно проговорила Диана, глядя поочередно на ротмистра и на капитана. – Мы что, плохо работали?

– Работали мы хорошо, Игнатьев отослал представление на награды. Но дело не в этом.

Капитан оглянулся, чуть понизил голос.

– У нас новое задание. С самого верха. Дело темное, попахивает предательством, оттого вдвойне важное и срочное. Господам офицерам я уже рассказал, теперь, сударыня ваша очередь слушать и охать.

Диана улыбнулась краешком губ.

– Ну, если охать, не мешало бы сударыне немного выпить. Дабы стимулировать мозги. Я ж и вчера не пила, только губы смачивала. А сейчас бокал вина будет кстати… ты что заказал-то?

– Мясное, – сухо ответил Щепкин.

Диана, как обычно, выдавала свои капризы за необходимость, тем самым немного сбивая рабочий настрой группы. Офицеры относились к этому с пониманием, но иногда Щепкин чувствовал внутреннее неудобство от такой фривольности. Что поделать, женщина! Все у нее чуть не так, иначе. Приходится мириться…

– Значит, красное! – кивнула Диана, словно не заметив тона Щепкина. – Закажете, господин капитан?

Новость о краже документов из Генштаба и о приказе Батюшина проверить багаж японцев она восприняла, как и все, с удивлением и непониманием. Но переспрашивать и восклицать не стала. Вполне по-деловому задала несколько вопросов и довольно кивнула.

– Согласна, японцы первые на подозрении. Хотя способ избрали немного странный. Да и время не самое удобное. Разве что хотят выйти из войны и занять нейтральную позицию… А?

Капитан с благодарностью взглянул на нее. Диана быстро разобралась в проблеме и выдвинула интересную идею. За такое не то что бокала – бутылки не жалко!

– Что до политики – пусть министры думают. Нам же надо решить, как станем выполнять задание. Кстати, новая вводная: на территории столичной губернии трогать дипломатов нельзя. Итак, ваши предложения?

Белкин с Гоглидзе переглянулись.

– Раз Питер с окрестностями отпадают, остается только поезд. Недавно открыли мост через Амур, теперь курьерские будут ходить прямиком по нашей территории, – сказал Белкин.

– Но вот как устроить обыск в вагоне? Только отвлечь внимание японцев, – добавил Гоглидзе. – Кроме пожара или там… неполадок с дорогой, ничего иного в голову не приходит.

– Не думаю, что нам позволят крушить полотно или ломать паровоз, – задумчиво проговорил Щепкин. – Хоть Батюшин в методах работы не ограничивал, но до известного предела… Пожар – да, вариант. Если только огонь на другие вагоны не перекинется. Кстати, мне обещали привезти схему вагона, в котором поедут японцы, а также объяснить конструктивные особенности тормозной системы и ходовой части. Вдруг пригодится…

– Можно и без пожара, – вздохнула Диана. – Поезд по дороге несколько раз делает остановки. Я имею в виду длительные. Можно организовать что-то вроде торжества, юбилея, градоначальник пригласит высоких гостей на застолье. Японцы не посмеют отказать – этикет. А там что-нибудь придумаем…

Офицеры с удивлением посмотрели на Диану. Гоглидзе хлопнул в ладони.

– Ай, молодец! Диана, умница! Ты самая умная красавица!

– Это вариант, – поддакнул Белкин. – И впрямь, япошки не посмеют отказать, тем более если приглашение будет официальным, на бумаге. Вручат заранее.

Щепкин одарил девушку благодарным взглядом, она довольно улыбнулась и опустила глаза.

– Это здорово. Пока лучшая идея! Диана, я готов заказать шампанское!

– Обойдемся красным вином. Наконец оценили…

Гоглидзе театрально приложил руку к сердцу.

– Дианочка, милая, я всегда признавал твой незаурядный ум, и только твоя несравненная красота виной тому, что не всегда отмечал его по достоинству!

Белкин усмехнулся. Диана зарозовела, перевела взгляд на Щепкина.

– Учитесь, господин капитан, делать комплименты. Вот так завоевывают женские сердца!

– Хм! – Щепкин покачал головой. – Буду знать…

Подоспели официанты, начали расставлять тарелки и блюда. Перед Дианой поставили бокал вина. Официанты пожелали приятного аппетита и удалились.

– С порядком действия более-менее определились, – повеселевшим голосом констатировал Щепкин. – А вот как поедем? Открыто опасно, будем проявлять интерес – нас вмиг срисуют. Нужна маскировка. Какая?

Гоглидзе почесал лоб, посмотрел на стоявшее перед ним блюдо, от которого шел чудесный аромат, вдохнул его и проговорил:

– Сейчас подумаем…

Щепкин усмехнулся и первым взял столовые приборы.

– Приятного аппетита, господа… и дамы. Совместим размышления с насыщением.

Сам Щепкин ел неохотно, аппетита не было. Он ловко резал мясо ножом, накалывал на вилку крохотные кусочки, макал их в соус, а сам все думал, под каким видом сесть в поезд его группе. Так, чтобы и с японцами быть рядом, и глаза им не мозолить.

Увлекшись размышлениями, капитан уничтожил основное блюдо, опустошил салатницу, но пока ничего путного не придумал. Сотрудники его не отвлекали, тоже искали выход из положения.

– Может, в качестве ученых поедем? Или врачей? – предложил Белкин.

– Ты, Гриша, на врача не очень похож, – вставила Диана. – Разве что на коновала. Твоими ручищами только кости лошадям вправлять. Или быкам.

Белкин посмотрел на руки, сжал кулаки, размерами напоминающие чугунные ядра, хмыкнул.

– Фельдшер… Вон капитан – доктор, Георгий – практикант, ты… медсестра.

– И если среди япошек будет хоть один медик, нас выкупят на раз, – возразил Гоглидзе. – А медик должен быть, как-никак помощник посла едет! Нашим-то они не очень доверяют.

– Ну тогда я буду профессором, – скривил губы Белкин. – Астрономии! В звездах-то вряд ли кто из японцев разбирается.

Щепкин услышал слово «профессор» и вспомнил вдруг давешний эпизод неподалеку от ресторана. Как его там? Профессор Владимиров? И его сын Сева.

В голове мелькнул высверк идеи. Конечно, это самый лучший вариант. Нет, не с профессором. Воспоминание капитана скользнуло дальше, до сцены на улице, когда снимали фильм. Фильм! Вот что надо!

Еще во Владивостоке Щепкин работал под легендой владельца прокатного салона. Крутил игровые фильмы, демонстрировал хронику. Маскировка отличная, вряд ли кто мог заподозрить в молодом элегантном господине сотрудника контрразведки.

Кстати, идею Щепкину подсказали сами японцы. Их разведчики открывали прачечные, фотостудии, устраивались работать гувернерами, дворниками, извозчиками. Не гнушались грязной работы и проникали даже в дома высокопоставленных лиц.

В своем салоне Щепкин знакомился с разными людьми, что значительно помогало ему в работе. Одного из постоянных зрителей Щепкин сумел разоблачить. Японец приходил смотреть выпуски хроники из Манчжурии и Японии, а заодно передавал связному донесения. Их обоих и взяли на выходе из салона. А находчивый коммерсант-прокатчик получил благодарность по службе и повышение в чине.

– Так, есть мысль! Используем принцип самой лучшей маскировки, – капитан посмотрел на сотрудников и улыбнулся. – Гриша, где лучше всего организовать тайник?

Белкин пожал плечами.

– Где его никто не найдет.

– Где его никто не будет искать!

– А-а… – протянул Гоглидзе, глядя на Щепкина. – Это как тот лист, да? Его лучше прятать в лесу!

– Или в гербарии. Чтобы на нас не обращали внимания, не надо прятаться вдалеке и выглядывать из-за угла. Будем на виду, на первом плане. И до нас никому не будет дела.

– Это как? – не понял Гоглидзе. – Железнодорожниками прикинемся?

– Лучше. Будем съемочной группой! – Щепкин увидел непонимание в глазах сотрудников и пояснил: – Будем снимать фильм!

– А?

Даже Диана изумленно уставилась на капитана, ожидая разъяснения. Гоглидзе и Белкин переглянулись и дружно пожали плечами.

– Съемочная группа отправляется во Владивосток, где будет проводить съемки нового… ну пусть приключенческого фильма, даже драмы. Реклама, ажиотаж, известные актеры… Кто заподозрит игру? И тем более работу контрразведки?

– А где мы возьмем известных актеров, режиссеров и прочих там?.. – спросил Гоглидзе. – Холодную, что ли, наймем? И Бауэра с Чардыниным?

– Это неважно. Главное – заявить, а кто где будет снимать, какой артист появится – никто не узнает. Был бы шум, слухи.

– И кто из нас сыграет роль этого… – Белкин непроизвольно щелкнул пальцами, – режиссера? Я на Бауэра не похож! А Диана наша хоть красотой и затмит всех женщин, все-таки не Вера Холодная. Хотя фамилия похожа.

Диана улыбнулась, погладила поручика по руке.

– Спасибо, милый Гриша. Вы с Георгием сегодня одариваете меня комплиментами. Я и впрямь не Вера. Но при случае сыграть могу. Как-никак тоже актриса. Правда… не такая известная.

– С режиссером решим, – отмахнулся Щепкин.

Он старательно вспоминал лицо того молодого парня, который так лихо взорвал кареты во время съемок и поругался с режиссером. Тот вполне подойдет. Как его?.. Зиб… Зинштейн? Надо дать запрос, мигом сыщут. Спросить у того же Льва Яновича. Словом, отыскать не проблема. Главное – уговорить. Но тут уж ничего сложного, Щепкин умел уговаривать и не таких гордецов.

– Значит, так! – капитан вытащил часы. – Я в город, искать нового Бауэра. А вы давайте на базу. И ждите звонка. Диана?

Холодова окатила капитана откровенным взглядом.

– Если не против, поеду домой. Отлежусь и к завтрашнему дню буду полностью готова.

– Хорошо. Я вечером позвоню.

Щепкин подозвал официанта, выложил на стол несколько ассигнаций.

– Благодарю, милейший. Обед отменный.

Когда официант с поклоном удалился, капитан встал.

– За работу. Времени у нас не так много, честно говоря, почти нет. До отхода поезда все должно быть готово.

Он кивнул сотрудникам и быстро пошел к выходу. Уже у лестницы его догнал окрик Дианы.

– Василий!

Щепкин обернулся. Диана шла к нему бодрой пружинистой походкой, так не вязавшейся с ее бледным лицом и воспаленными глазами. Каблучки выстукивали о паркет ритм, который вдруг напомнил капитану какой-то марш, звучавший то ли в Японии, то ли на Дальнем Востоке.

Диана подошла почти вплотную, заглянула в его глаза.

– Мы увидимся сегодня?

– Вряд ли. Мне еще одного человека надо найти и поговорить с ним. По поводу нашей легенды.

– А потом? – Диана искательно заглянула Василию в глаза. – Вечером?

Щепкин кашлянул, чуть поморщился.

– Дана, – в самом начале их отношений он называл ее так, шутливо сравнивая с древней богиней. – Я же говорил тебе, что не могу… с подчиненным…

– Ох, какой вы зануда, капитан! – Диана стрельнула глазами по сторонам.

Их никто не слышал, официанты держались в стороне, а соседние столики были пусты.

– Могу, не могу… Я не тургеневская девушка, капитан Василий! Не монашка и не ханжа. Я женщина. И как каждой женщине, мне нужно чувствовать интерес мужчины к себе. Его страсть, желание, похоть даже. Любовь… если она есть.

Щепкин недовольно мотнул головой. Откровенность Дианы всегда его удивляла и немного раздражала. Хотя до пошлости Холодова не скатывалась, но говорила всегда прямо, без затей. И тем заводила Щепкина в тупик.

– Я может, и в отделении работаю из-за тебя. Терплю все эти операции, разработки, слежки, поиски, чтобы видеть тебя рядом.

– То есть я – стимул твоей работы? – попытался перевести все в шутку Щепкин. Разговор его уже тяготил.

– Ты стимул моей жизни, Вася. Разве это плохо? Чувство поддерживает, помогает, дает силы и желание идти дальше. Сильное чувство порой помогает совершать невозможное.

Диана дотронулась рукой до груди капитана, провела пальцами по рубашке. Щепкин почувствовал тепло от ее пальцев и понял, что хочет обнять девушку.

Диана вдруг убрала руку.

– Вот если бы не встретила тебя, наверняка ушла бы со службы. Открыла бы сейчас какой-нибудь салон. Предсказаний и тайн…

– Ты умеешь гадать?

– В моем роду цыган вроде не было, – улыбнулась Диана. – Хотя за дальних предков не поручусь. Вдруг какая-то молодая цыганка окрутила юного баронета… или графа?!

Она украдкой вздохнула, тронула веко, словно смахивая с него слезу.

– Нет, Вася, женщине не нужно быть цыганкой, чтобы уметь читать людей. Их мысли, желания, надежды. Умной женщине, – она отвела взгляд, погрустнела. – И нас читать так же легко. Если есть желание.

Щепкин почувствовал неловкость. Внезапная исповедь женщины, к которой он больше не испытывал прежних чувств, тяготила. Но оттолкнуть Диану или остановить ее он не мог. Все же она была ему близка.

Он бросил взгляд в другой конец зала. Белкин и Гоглидзе о чем-то говорили, подчеркнуто не глядя в их сторону.

Капитан осторожно поднял голову Дианы за подбородок пальцами. Заглянул в глаза.

– У тебя глаза все еще красные. Что с ними?

Диана порхнула ресницами, отвела взгляд. Ответила глухим тихим голосом, словно нехотя:

– Полночи плакала. Убила ведь человека. Хоть и врага, но все же…

– Ты молодец! Если бы промедлила…

– Знаю. Но все равно жалко.

Убила-то она троих, но напоминать об этом Щепкин сейчас не хотел. Во вчерашней драке он тоже одного уложил наповал, а еще одного все никак не приведут в себя в госпитале. И Белкин кого-то приложил намертво. В отличие от драки настоящий бой всегда заканчивается чьей-то смертью, в лучшем случае увечьем.

– Успокойся, – сказал он. – Езжай домой, отдохни. Я вечером позвоню.

– Лучше я, – вздохнула Диана. – У нас что-то со связью. Слышимость плохая. Чинят, наверное.

– Хорошо, звони.

Капитан наклонился, тронул губами ее висок, отступил и повернулся к лестнице. Диана проводила его долгим взглядом и пошла к столу.

14

Отыскать Зинштейна оказалось не так просто. С прежнего места съемочная группа уехала, искать их по городу – только время тратить. Пришлось звонить Игнатьеву и через него просить полицию. Там и подсказали, где могут быть режиссер, артисты и прочий люд, причастный к съемкам.

Потом Игнатьев вспомнил о своем приятеле издателе и позвонил ему. Тот просветил подполковника о том, где и как проводят время творческие люди, в какие рестораны и трактиры ходят, у кого в домах собираются, назвал имена двух меценатов, всегда готовых предоставить творческой богеме не только деньги, но и свои хоромы.

Издатель связался с кем-то из знакомых, тот позвонил своему приятелю – и так по цепочке вышли не только на адрес Зинштейна, но и на те места, где он мог быть.

– Если у него все в порядке с деньгами, искать следует в «Дононе» или «Кюба», хотя в последнем бывает редко. Если он на мели – трактирчик в подвале через две улицы от «Мясоедова». Не такая дыра, как последний, но все-таки, – просветил капитана Игнатьев и от себя добавил: – Оказывается, примечательная личность. Говорят, безумно талантлив, оттого бывает высокомерен. Снобизмом не страдает. А в охранном говорят – среди знакомых были сомнительные личности.

– Ну к сомнительным можно отнести кого угодно, – усмехнулся Щепкин. – Даже меня.

– Хорошо, я подскажу охранке, пусть обратят внимание! – раскатисто засмеялся Игнатьев и попрощался.

Щепкин рассудил, что после разрыва с режиссером Зинштейн вряд ли станет пировать у «Кюба», и поехал в трактир. Если и там Зинштейна нет, придется ждать у дома или искать у знакомых, о которых теперь капитан знал.

Но ему повезло. «Последователь Халтурина и первый террорист синематографа» был на месте. Он сидел за отдельным столиком у перегородки и задумчиво ковырял вилкой в тарелке. На еду не смотрел, взгляд уставился на перегородку. Выглядел Зинштейн злым и грустным одновременно.

В трактире было мало народу, заняты всего три столика, посетители вели себя тихо. Половой сновал между столами безмолвной тенью.

Щепкин шел по небольшому залу, на ходу прикидывая, как ловчее выстроить беседу и чем зацепить этого парня, чтобы тот дал согласие на участие в авантюре.

Половой, увидев нового посетителя, скользнул к нему, но встретив отрицательный жест капитана, застыл на месте. Бросил на Щепкина внимательный взгляд и склонил голову. Похоже, догадался, что за человек пожаловал. Чего-чего, а умения с первого взгляда распознать визитера у работников трактиров, ресторанов, гостиниц не отнять. Устойчивый навык.

Щепкин подошел к столу легкой уверенной походкой, чуть склонил голову, веселым тоном спросил:

– Позволите? Не помешаю?

Зинштейн бросил на него косой взгляд, кивнул.

– Прошу.

Капитан сел, небрежно одернул полу пиджака, закинул ногу на ногу. С интересом посмотрел на соседа. Тот доедал бифштекс, запивая это дело каким-то пойлом вроде кофе. Видимо, здесь кофе делать не умели вовсе.

– Позвольте представиться – Щепкин Василий Сергеевич, – сказал капитан. – Коммерсант. И меценат.

– Поздравляю, – буркнул Зинштейн.

Он отодвинул тарелку, вытер губы платком, хотел, видимо, зевнуть, но сдержался. Посмотрел на Щепкина, отметил хороший костюм, золотую заколку в галстуке, аккуратный пробор, оценил общий вид соседа и, наверное, пришел к выводу, что к нему подсел если и не богатей, то вполне состоятельный человек. Да и манера поведения, осанка, чуть ироничный голос, открытый прямой взгляд доказывали это. С таким человеком надо вести себя пристойно.

– Зинштейн. Сергей Михайлович. Сценарист, режиссер, пиротехник… правда, безработный с сегодняшнего дня.

– Не сошлись во взглядах с коллегами по поводу съемок? – насмешливо осведомился Щепкин. Перехватил недовольный взгляд Зинштейна и улыбнулся. – Простите. Был свидетелем эффектного трюка на улице днем. Как понимаю – ваших рук творение?

Зинштейн вдруг распрямился, весело взглянул на Щепкина.

– Признаю, слега перебрал с пиротехникой. Статист, дурак, бросил два заряда, а не один. Вот и жахнуло.

– Жахнуло знатно. В соседних домах как бы стекла не повылетали. Народ и так сейчас встревожен вестями с фронта, а тут вы еще со своими съемками. Но вынужден признать, вышло недурно. Весьма.

Зинштейн шутливо поклонился, развел руками.

– Сергей Михайлович, может, коньячку за знакомство? Исключительно полезно для внутреннего сугрева после обеда и душевного равновесия. А?

Уволенный пиросценарист остро посмотрел на Щепкина, развел руками:

– Извиняюсь, пока на мели. Причину сами видели и слышали.

– Так я угощаю. В чем проблема?

Половой примчался на зов капитана, выслушал, бормотнул «сей момент» и действительно вернулся через пару минут, неся поднос с двумя рюмками. Живо прибрал пустую посуду, поклонился и пропал.

Выпили, отсалютовав друг другу на европейский манер, без всегдашнего русского чоканья.

– А что же теперь, Сергей Михайлович? Смените команду?

– Простите? – не понял Зинштейн.

– Спортивный термин. Перейдете к другому режиссеру. В Питере сейчас хватает маститых…

Зинштейн брезгливо поморщился.

– Увольте. Опять бегать на поводу у новой знаменитости? Снимать типажные картины о неразделенной любви и пылкой страсти? Помогать ставить безвкусицы в стиле дешевых американских боевичков? Впрочем… – Зинштейн посмотрел на пустой стол. – Голодный желудок чужд излишней щепетильности. Может, и пойду.

– А если попробовать собственные силы? Вы же об этом мечтаете?!

Зинштейн покачал головой:

– Мечтаю!.. Какое пошлое слово. Мещанская сказка для бедных волей, для моральных импотентов. Я творю шедевры и создаю легенду! Пусть в мыслях, пусть вчерне, но творю! Зная, что однажды смогу это воплотить в жизни! Я отвергаю спорные условности старого искусства и иду вперед, к новым реалиям.

– Да, эти реалии я сегодня видел, – прервал заумную тираду собеседника Щепкин. – До сих пор в ушах звон. Впрочем, вы правы, не стоит ограничивать себя нынешним днем. Хотя само искусство синематографа весьма молодо.

– Тот, кто не стремится вперед, рискуя и экспериментируя, неизменно откатывается назад, – враз поскучнел Зинштейн. – День простоя приносит годы разочарований. Нельзя вечно мыслить одними и теми же категориями. Однако сейчас на пути моих… замыслов стоит одно небольшое, но значительно препятствие. Именуется оно просто – наличность. Капитал! Без которого все замыслы и планы просто тлен.

Похоже, этот спич Зинштейн готовил к какому-то разговору, может, даже с незабвенным Львом Яновичем, изгнавшим его днем с площадки. Однако на Щепкина особого впечатления спич не произвел. Но дал ответ на интересующий вопрос.

– В таком случае я попробую протянуть вам руку помощи. Если так можно высказаться. А?

Зинштейн вышел из образа обличителя и правдоборца, вопросительно посмотрел на капитана и вполне нормальным голосом спросил:

– Что вы имеете в виду?

Вместо ответа Щепкин подозвал полового и велел повторить заказ.

– За воплощение замыслов! – пояснил он Зинштейну. – И за сотворение шедевра.

Вторая рюмка явно пробила каркас скепсиса у Зинштейна, и на собеседника он уже смотрел вполне благожелательно.

Поняв, что клиент дозрел и можно переходить к делу, Щепкин чуть нагнулся вперед и сказал:

– Давно мечтал снять фильм. Даже не фильм, а шедевр. Вулкан! Но потом понял, что сам такого никогда не сделаю. Ибо ничего не понимаю в синематографе. И тогда решил найти умного знающего режиссера, талантливого сценариста, прекрасных актеров… И поддержать дело деньгами. Чтобы хватило на все. Думал об этом давно, а вот сегодня понял, что далее ждать не намерен. Ибо нереализованная мечта сродни протухшему пирогу – воняет страшно и нагоняет тоску. Согласны?

Зинштейн неопределенно пожал плечами. Трудно спорить с богачом, которому вожжа под хвост попала. Он готов швырять деньги направо и налево, лишь бы все было по его.

– Вам виднее. Ваша мечта, ваши деньги…

– Верно. И мой ум! А ум как раз подсказывает, что без профессионала здесь не обойтись. И вот судьба сперва везет меня на ту улицу, а потом сводит с вами. Сергей Михайлович, мне вас сам бог послал!

– Скорее, Лев Янович, – усмехнулся Зинштейн. – И что вы хотите?

– Чтобы вы сняли мне фильм!

Зинштейн откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на Щепкина и серьезным голосом, так не подходившим ему, сказал:

– А вы отдаёте себе отчёт, что это довольно рискованное предприятие? И никакой гарантии, что фильм принесёт доход, способный покрыть хотя бы затраты на его производство.

Капитан снисходительно оскалил зубы.

– Я, Сергей Михайлович, коммерсант. Я мало понимаю в синема, но зато разбираюсь в коммерции. Я знаю, что если на продукт есть спрос и этот продукт надлежащего качества, он не может не принести прибыль.

– Но чтобы создать хороший продукт, нужны хорошие вложения? Не так ли?

– Ну, за этим дело не станет… – Щепкин достал блокнот и карандаш, вывел на листке сумму и подвинул блокнот Зинштейну.

– Столько хватит?

Зинштейн бросил взгляд на листок, недоверчиво нахмурился, посмотрел на капитана.

– Именно, Сергей Михайлович. Именно! Я же сказал – моя мечта стоит дорого.

Будущий создатель шедевра вновь покосился на листок. Пока шел разговор, можно было относиться к собеседнику как к шутнику, пустослову. Но после демонстрации суммы следовало изменить мнение.

– Вы доверяете мне? Неизвестному вам человеку, которого вы не видели в деле, не знаете, чего от него ждать, на что он способен?

– Милейший Сергей Михайлович! – капитан добавил в голос иронии. – Коммерция к тому же учит видеть компаньона, пусть и потенциального, сразу. Для этого не нужно знать его много лет. Риск? Да. Но кто не рискует, тот… не имеет ничего. Я видел вас на площадке. Вы не выполняли свою работу, вы жили ей. Вы горели, пылали. Стремились достичь даже в мелком эпизоде идеала, совершенства. Выразить то, что зритель почувствует не глазами, а душой, сердцем. Вы были искренни. И так же искренне переживали за неудачу. В отличие от вашего Льва Яновича, который просто мастерил картину, как… ремесленник. А режиссер прежде всего творец!

– Он не мой, этот Лев… Янович… – ответил смутившийся Зинштейн.

Щепкин верно выбрал тон, и, как подсказывал Игнатьев, не пожалел дифирамбов. Творческие личности падки на похвалу и лесть, даже грубую, прямую. Особенно когда она произносится на полном серьезе, искренне и подана как откровение.

Сейчас, глядя в лицо молодого человека, Щепкин понимал, что тот уже согласен, уже ангажирован. Теперь только довести дело до конца и закончить разговор если не наймом, то хотя бы устным обязательством Зинштейна.

Деньги и перспектива – мощный импульс для молодого амбициозного человека. Вот пусть и творит свой шедевр… как хочет.

Зинштейн побарабанил пальцами по столешнице, убрал руку – дурной тон, выдает нервное состояние. Вопросительно посмотрел на Щепкина.

– А сюжет? Идея фильма? Съемочная группа? Где, наконец, вы хотите проводить съемки?

Щепкин украдкой посмотрел на часы.

– Вы же сами знаете, что зритель наверняка примет на ура. Сплав драмы, приключений, романтики. Со стрельбой, поцелуями, пылкими объяснениями в любви. Вот вам и идея.

– А сценарий?

– Увы, такового нет. Думаю, вы сможете его написать. Конечно, за отдельный гонорар.

– Но!..

– Снимать фильм будем во… Владивостоке. Вот где романтики хоть отбавляй!

– А как… – Зинштейн стремительно бледнел. – Как и где набирать съемочную группу. Артистов, оператора, директора?

– Кого?

– Того, кто будет доставать все, что нужно. Декорации, оружие, одежду…

Щепкин улыбнулся.

– Есть подходящий кандидат. Достанет все! Хоть луну с неба, хоть эскадру! Я снабжаю вас деньгами.

– Продюсер.

– Что? – пришла очередь удивляться капитану.

– Тот, кто финансирует проект.

– А, ну да.

– И все же… Василий… э-э…

– Сергеевич.

– Извините, Василий Сергеевич, – Зинштейн приподнялся, – но это довольно сложно. И в какие сроки?

– Сроки? – Щепкин встал, вытащил часы. – Послезавтра в три часа пополудни отходит поезд Петроград – Владивосток. Надо быть готовым вам и тем, кого вы наймете.

Зинштейн тоже вскочил, выпучил глаза.

– Как послезавтра? Но я ничего не успею! Это нереально!

Щепкин достал пачку ассигнаций, бросил на стол. Сверху положил визитную карточку.

– Думаю, этого хватит для того, чтобы ускорить процесс. Если нет – звоните, я помогу вам.

Видя, что Зинштейн пребывает в недоумении, Щепкин приобнял будущего режиссера будущего шедевра и задушевно проговорил:

– Смелее, Сергей Михайлович! Мы с вами такую кашу сварим! Самое время начинать творить! А?

Он схватил безвольную руку Зинштейна, энергично пожал ее, бросил «До завтра, встречаемся, в «Дононе»» и, продолжая играть разбитного мецената, пошел к выходу, оставив за спиной застывшего Зинштейна.

«Теперь не сорвется. Теперь, когда увидел деньги, увидел перспективу, почувствовал самостоятельность – сорваться не должен. Да и я не дам…»

Выйдя на улицу, Щепкин стер с лица приторную улыбочку, посмотрел на темное небо, натянул кожаный навес на кабину, сел в авто и завел мотор. От выпитых ста грамм коньяка во рту было горьковато. Пил Щепкин редко и мало. Сегодня пришлось разговеться. Теперь бы выбить алкоголь из организма хорошей нагрузкой и пропарить тело. Это будет хорошо.