Текст книги "Островитянин"

Автор книги: Алексей Азаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

15

Допрос идет уже третий час, и ровно столько же я жарюсь под палящим лучом переносной ривальты. Ослепленный, почти испеченный заживо, я все-таки не теряю сознания, и Петков, сидящий в прохладной тени, не торопясь вытягивает из меня имена, подробности, факты.

Сколько я еще выдержу? Час? Два? Бесконечность?..

– Итак, – говорит Петков и поправляет ривальту. – С Лулчевым мы разобрались. С объявлением тоже. Очередь за рандеву – кто и когда придет?

– Не знаю, – говорю я, пытаясь облизнуть губы.

– Знаете! – Пауза. – Багрянов! Еще немного – и я верну вас вниз и переломаю все кости! Мало вам было?

– Достаточно...

– За чем же остановка? Сказав «а», переходите к «б». Вы продали нам Лулчева...

– Я не продавал.

Петков присвистывает из своей прохладной тени.

– Не в термине суть! Факт остается фактом, и Лулчеву один черт: продали ли вы его ДС, выкупая жизнь, или назвали по соображениям альтруизма... Откуда вам известно, что он работает на англичан?

– На немцев тоже.

– Оставьте немцев в покое. Мне нужны англичане! Что вы знаете об этом и из каких источников?

Три часа! Три долгих-предолгих часа ривальта выжигает мне кожу на лице, а Петков долбит одно и то же. Лулчев и англичане. Англичане и Лулчев. Кто, что и когда?

– Выключите свет, – прошу я. – Я же сдохну... На кой черт вам покойник?

– Сначала ответ. Просьбы потом. Что вы знаете о связях Лулчева и СИС?

– Ничего. Только то, что работает на нее. Давно.

– Общие слова: «знаю», «давно»... На чем же вы собирались его подловить? На этой болтовне?

– Мне должны переправить документы. Со связником.

– Кто связник?

– Не знаю.

Петков снова коротко и выразительно присвистывает.

– Багрянов! Мы же вроде бы договорились? Ну же, Багрянов! Раскошеливайтесь! Адрес резидента СИС, пароли и все такое прочее!

– Не знаю... Связник...

– Опять легендарный связник? Где он? Когда придет? Где рандеву?

– В храме Александра Невского, в воскресенье. Во время службы. Он должен подойти и сказать...

– Слышал! Почему вы решили, что связник знает вас в лицо?

– Предупредили. В Центре. Сказали: он сам подойдет.

– Есть опознавательный знак?

– Нет. Только маяк... если провален... перчатки в правой руке... Дайте же воды, Петков. Умоляю вас!

Глоток. Еще один. Господи, хорошо-то как!

– Спасибо, – говорю я с надеждой получить новую порцию воды. – Я не обманываю вас, Петков. Лулчев связан с англичанами и немцами. Документы, компрометирующие Лулчева, должен переправить связник после того, как объявление появится в «Вечере». Я надеялся через Искру передать тем, кто с ней связан, чтобы они доделали дело. Искра получила бы документы...

Где-то в глубине, в недоступной мне прохладе скрипит кресло. Тоненько звенит, сталкиваясь с графином, стакан. И так же тихо, почти неслышно, смеется Петков.

– Искра? Связник нацелен исключительно на  в а с, а документы передаст  е й?

Все это и называется – загнать в угол. Теперь надеяться не на кого. Все дело в одном – выдержу ли? Побои, ривальта, отсутствие воды... Что еще придумает Петков?

Я собираюсь с силами и выпрямляюсь, насколько могу.

– Налейте воды, Петков. И выключите свет! Клянусь, это сейчас важнее для вас, чем для меня. Да, я знаю связника! Знаю! Знаю! Только что толку для вас? Его я вам не дам; не дам – и точка. Делайте что хотите, но без меня вам не обойтись. Думаете, не понимаю, зачем вы бьете в одну мишень? Я вам связника, а вы мне – пулю в затылок. Так? Колотите себя в грудь или рвите волосы,, но с Искрой вы поспешили и упустили шанс обойтись без Багрянова. Теперь извольте сами считаться с фактами. Я один знаю связника, и одному мне удастся получить компроматы на Лулчева...

Минута тишины – и тьма кромешная. Так всегда бывает, когда переходишь от ослепительного света к мягкому полумраку.

– Так, – говорит Петков, и я слышу звук воды, льющийся в стакан. – Допустим, все так. Полагаете, переиграли?

– Кое в чем.

– Не будьте самонадеянны, Багрянов.

– Разве похоже? – Я смотрю на стакан и мысленно пью. – Хотите предложение?

– Разумеется, да.

– Разумно. – Мысленно я пью еще один стакан. – Я даю вам Лулчева; вы мне – свободу. На такой базе мы договоримся. Нет – делайте что хотите, но я умру немым. Не считайте это громкой фразой. Так будет.

Я долго шел к этой минуте, и вот она настала. Все произнесено, добавить больше нечего, и не мне решать, как пойдет дальше...

Скрип, треск половицы под ногой Петкова, и край стакана упирается в мои губы. Я запрокидываю голову и пью...

– Ладно, – говорит Петков. – Вам повезло, что здесь сижу я, а не Гешев. Так вот, час я вам дам. Не вы мне, а я вам, ровно час.

– Зачем?

– Соберитесь с мыслями и поточнее обрисуйте связника. Полный словесный портрет, характеристика физических и моральных данных. Особенности.

Стакан все еще висит в воздухе где-то возле моих губ, не отдаляясь и не приближаясь.

– Нет, – говорю я. – Так не пойдет...

– Подумайте... И – через час!

Конец? Или удастся еще потянуть? Мне нужно пять суток. Ровно пять, ибо через сто двадцать часов – в случае, если Слави не появится в храме Александра Невского, – Центр получит сообщение, что Багрянов провалился.

Пять суток. Любая цена мала, чтобы получить их!

16

Час – срок короткий, однако его хватает, чтобы с Петковым успела произойти разительная, а потому загадочная для меня перемена. Он сидит передо мной спокойный, благожелательный – ни дать ни взять тот давний Атанас, который возник перед бай-Слави в самом начале знакомства.

Один час. И, судя по всему, за это время что-то произошло. Но что?

Усевшись, Петков поправляет брюки, придвигает к себе графин, наливает стакан – щедро, до самых краев.

– Пейте, Багрянов. Еще? Или лучше кофе? Марко! Сходи приготовь кофе. Вам, конечно, с тмином, Багрянов?

Ах вот оно в чем дело! А я-то гадал...

– По-варшавски, – отвечаю я. – Раскололи Искру?

– До самого конца!

Петков улыбается, и на щеках у него проступают ямочки. Если бы не щетина, то заместитель начальника отделения В запросто сошел бы за моложавого ангела, спустившегося с небес.

– Хватит, – говорит Петков, видя, что я собираюсь допить воду. – Заболеете. После ривальты врачи не рекомендуют. Слышали об обезвоживании организма?

– Так, кое-что.

– Ну что, полегче? – Платок исчезает в кармане. – Между прочим, странная погода: то снег с дождем, то дождь со снегом...

– Источник тот же? – говорю я.

– Разумеется.

– Вы преуспеваете.

Сказав это, я окончательно успокаиваюсь. «Опоздал ты, Петков...» Показания Искры уже ничего не могут изменить, поскольку  о д и н  Багрянов  з н а е т  с в я з н и к а... Багрянов. То есть я.

Тень колебания – едва заметная – проскальзывает по лицу Петкова.

– Гляньте-ка сюда, Багрянов.

Серый бумажный прямоугольник, плохо заглянцованный и словно бы выцветший, – позитив мгновенной фотографии, сделанной, судя по качеству, портативным аппаратом и в невыгодных условиях. Я всматриваюсь в него: улица, в панораме – дома; слева – вполоборота – человек. Все снято мелко, но не настолько, чтобы в человеке нельзя было признать седоусого, обладателя «Патека».

– А вот и связник, Багрянов!

– Этот? – Я качаю головой. – Чушь собачья!

Так... Выходит, седоусый арестован и, очевидно, погиб. Скорее всего под пыткой. Он начал было говорить, но дальше пароля не пошел.. Что-то помешало... Прощай, товарищ! Имя твое мне неизвестно, и все, что мне когда-то сказали про тебя, уложилось в два слова: «Надежный работник». Это была высшая аттестация, и ты оправдал ее. Больше того, даже погибнув, ты помогаешь мне, и помощь твоя неоценима – Петков представления не имеет, как много говорит фотография, которую я держу в руке. Дом, на чьем фоне ты снят, стоит на углу, рядом с особняком миллионера Бурева – у него один из лучших в Софии частных садов. Да-да, я уверен: это на улице Царя Калояна! А следовательно, тебя сфотографировали до связи со мной. В противном случае наружник постарался бы поймать в кадр и бай-Слави, и Петков сейчас предъявил бы фотографию совсем не для того, чтобы проследить мою реакцию, а как точную улику. Прощай, товарищ! И еще раз – спасибо. Ты помог мне в главном сейчас – до конца разобраться с Искрой... Прощай, друг!

Я прекращаю мысленный разговор и кладу на стол фотографию.

– Это не связник.

Марко, старательно балансируя подносом, вносит две дымящиеся чашки и все, что к ним полагается. Сахарница, поджаренные хлебцы, джем на блюдечке.

– Валяйте, Багрянов, – поощрительно говорит Петков и подает мне пример – тонким слоем намазывает джем на похрустывающий тост. – Поговорим как друзья. Без оскорблений и сведения счетов. Дело ваше дохлое, и отступать вам некуда.

– Это почему же?

– А потому, что ваши связи, ваши легенды, все, что имеет хоть малейшее касательство к Багрянову, отработано до конца. Если вы заметили, любой ваш шаг, начиная с приезда в гостиницу, был просвечен.

Я отставляю чашку и киваю.

– Мерси за сообщение. Значит, вы засекли меня в день въезда в номера, не раньше.

– Не ломайте комедию! – Петков отрывается от чашки, смотрит на меня в упор. – Можно подумать, что вы это только сейчас сообразили.

– Нет, конечно. Но вы подтвердили факт...

– А какой смысл скрывать? – говорит Петков просто. – Опыта у вас хватает, вы это доказали.

Петков надкусывает хлебец и аппетитно хрустит корочкой. Челюсти его работают равномерно, и глаза чисты.

– Три легенды, – говорит он.

– Почему три, а не сто три?

– Считать умеете? Первая – модный магазин и все к нему относящееся... Вторая...

В нашем разговоре довольно много пауз; они позволяют мне отвлекаться и, больше того, вооружиться кое-какими догадками относительно перемен, происшедших за истекший час с заместителем начальника отделения В.

– Вы остановились на легендах, – говорю я и, поколебавшись, беру сигарету из пачки Петкова. – Первую вы назвали. Вторая?

– Не торопитесь, Багрянов, – говорит Петков терпеливо. – У вас скверная привычка забегать вперед. – Он вытирает губы салфеткой и на миг прикрывает глаза. – Не так уж важно, сколько было легенд. Существеннее другое – уровень вашего профессионализма при их использовании и умение перестраиваться на ходу. Проанализировав эти и кое-какие иные компоненты, можно прийти к выводу...

– Какому? – не удерживаюсь я.

– Вы пришли не на связь с разовым заданием... Это – с, одной стороны. С другой же – Багрянов не годится на роль резидента, ибо резидент с «подмоченным» паспортом – это, извините, нонсенс! Что такое резидент? Своего рода посол. С его внедрением нет смысла спешить и уж совсем ни к чему задействовать его сразу. А связь у вас была. Да, была. На вторые сутки. На улице Царя Калояна, не так ли?

– Вы спрашиваете или утверждаете?

– Утверждаю. Я бы не показал вам фотографию, если б не был уверен. Никола Бояджиев – так звали вашего связника. Пароль: фраза о снеге и дожде, отзыв – любой набор слов со вставленным в него «туманом». Аварийный сигнал: перчатки в одной руке, Я не ошибся?

– Вам виднее.

– Бояджиев – паспортное имя. Вам известно настоящее?

Прежнее состояние – вялость и апатия – подбирается ко мне. Я теряю нить разговора, тогда как Петков свеж и бодр.

– Его знал только он, – говорю я, следя за тем, чтобы голос был ровен. – А он не скажет... Он же умер, Петков! Умер час или полчаса назад. Потому вы и принесли фото. Пока он жил, было бы невыгодно. Вы ждали: а вдруг заговорит. Он что, был без сознания, да? – Хлеб ложится на стол – есть я не могу. – Короче: Бояджиев умер, и расстановка сил изменилась. У вас больше нет ничего в запасе, Петков. Один я. Один! И, кроме меня, никто не даст вам правды о явке в церкви. Вот так. Вы теперь и пальцем меня не тронете, Петков!

– Ой ли?

– Не тронете. Наоборот, будете холить и лелеять. Легенд было три, вы правы. Правы и в том, что я не курьер. Я пришел из-за Лулчева, и только я могу дать вам его... Лулчев работает на немцев и англичан. Немцы, конечно же, вас не волнуют – про них в ДС известно без меня. Зато связь советника царя с СИС для вас дар божий. На таком деле любой сделает карьеру. Верно? Не отвечайте, Петков. Будем считать, что я просто размышляю вслух. Так вот, сдается мне: вы и раньше подозревали, что Лулчев работает не только на Берлин, но и на Лондон. Однако доказательств у вас пока нет. Если Делиус[14]14
  Делиус (майор Отто Вагнер) – резидент гитлеровской разведки в Софии.


[Закрыть] платит Лулчеву в своем бюро на бульваре Евтимия и не бог весть как маскирует это, то англичане действуют, с максимумом предосторожностей. Делиус в Софии почти бог; резидент СИС – нелегал, разыскиваемый вами. Отсюда и разница во всем, что связано с ними, отсюда же и другая разница – в их отношении к Лулчеву. Попадись он на сделке с Делиусом, это не вызовет даже семейной сцены у царя, тогда как работа на англичан может стоить ему головы... Берегите меня, Петков. Я для вас – курочка, несущая золотые яйца. Пока жил Бояджиев, вы надеялись получить явку в церкви от него – бесплатно, в подарок. Теперь Бояджиева нет... Слушайте, Петков! Хотите разочарую вас? Бояджиев ничего не мог бы вам рассказать о храме и встрече в нем. Он не был об этом осведомлен. – Я преодолел вялость; она ушла, и я спокоен. – Сейчас я кончу, Петков, потерпите. Остался пустяк, и он сбивает вас с толку. Вы ломаете голову над вопросом: если Багрянов шел сюда, чтобы прибрать к рукам советника царя, какого черта он стал звонить во дворец с бульвара Дондукова? Так?

– Продолжайте.

– Хорошо. Второй вопрос – почему я доверился Искре?

– Почему же?

– Начнем с телефона. Крайне просто и сводится к глупому просчету. Я недооценил вас, Петков. Ваша шляпа, дурацкое знакомство. Я потащил вас к телефону, полагая, что вы рядовой агент и имя Лулчева нагонит на вас страху. Сознаюсь, неумно. Особенно если вспомнить, как я хватал вас за шею и подсовывал трубку.

– Сцена была захватывающая!

– Не язвите: вы тоже выглядели не лучше. Я слишком поздно раскусил, зачем вы приставили ко мне демаскированных «хвостов» и всячески старались показать, что я провален. Однако и я, в свою очередь, попортил вам крови, сунувшись на бульвар Дондукова и не дав довести до конца идиллическую линию Искра – Багрянов. Насколько я понял, вы очень на нее надеялись?

– Более или менее.

– Ну что ж, она принесла вам, что могла: текст объявления и явку у Бююк-Джами.

– Фальшивую явку!

– А вы как хотели? Надо ж хоть в чем-то подстраховаться! Вы совершили только две ошибки.

– Просветите?

– Маленькая – не стоило давать объявления, не выйдя к Бююк-Джами вторично. Покрупнее – слишком трогательно все было в подвале. Эти полосы на плечах, обнаженная грудь... Никогда не передоверяйте исполнителям черновую работу. Марко все же не ас, а вы поздно стали исправлять ошибку. Помните? Попытались встать между мной и Искрой, отгородили ее, когда догадались, что я могу распознать инсценировку.

– Распознали?

– Увы! Только сейчас сообразил.

Да, с Петковым надо держать ухо востро. Ответь я по инерции, что заметил в подвале неладное, – и все полетело бы вверх дном. Ибо и в этом случае история с Лулчевым начала бы рисоваться в новом свете... Рубашка под мышками намокает – так бывает со мной всегда, когда удается не сверзиться в яму, но картина возможного падения еще слишком свежа, чтобы ее можно было отнести к безвозвратному прошлому. Отвлекаясь, я заставляю себя переключиться с дня нынешнего на день минувший и вспомнить то утро, когда фырканье автомобильного мотора разбудило меня. Что меня тогда поразило? Шаги и сдавленный женский крик. Точнее, несоответствие крика, в котором угадывался страх, со спокойной отчетливостью шагов. Тук-тук-тук. Равномерно и звонко. Женщина кричала и в то же время беззаботно шла к подъезду...

– Поздно, – говорю я с видимым огорчением. – К сожалению, поздно удается разобраться в мелочах. Ничего не исправишь... Ладно, черт с ним! Перейдем к сути или же хотите еще о чем-нибудь спросить?

– Предпочту послушать.

– Тогда об условиях? – спрашиваю я осторожно, готовый в любой миг затрубить отбой. – Первое – свобода.

– Помню. Еще что?

– Чистый паспорт. Без имени. Я его сам впишу.

– Допустим... Еще?

– Двести пятьдесят тысяч левов. Можно предъявительским чеком.

– Все? – Голос Петкова звучит ровно.

– Не совсем. Нужен еще пропуск. Наверняка в ДС есть такие пропуска или удостоверения. Нет? Клочок бумажки либо жетон, гарантирующий свободный проход, проезд и все такое прочее.

– Не знаю. Надо навести оправки...

– Вы – и не осведомлены? Ни за что не поверю!

– Хорошо. Когда вы хотите получить вашу галантерею?

– Утром перед визитом в храм.

– После визита.

Я развожу руками, и сигаретный пепел сыплется мне на брюки.

– До! Гарантии так уж гарантии!

– Чистый паспорт. А фото? Не прикажете ли вас здесь сфотографировать?

– Переснимите со старого.

– Я подумаю, – холодно говорит Петков.

17

Петков уехал вместе с Фотием и с тех пор не появляется на вилле. Исчез куда-то и Божидар, и Бисеру с Марко приходится туговато. Они но очереди стряпают, подметают этажи, смахивают тряпкой пыль с мебели, дежурят у дверей комнаты – словом, совмещают обязанности тюремщиков с хлопотным ремеслом прислуги.

Завтра воскресенье. Следовательно, завтра и поход в храм. Правильно ли я поступил, дав Петкову Лулчева? Да или нет?

Тихо ковыляя по комнате, я вновь и вновь – в который раз! – восстанавливаю в памяти ход событий и склоняюсь к мысли, что иного выхода, пожалуй, не было. С чего началось? С того, что, выходя из номеров на бульваре Евтимия, я заметил наружника, потом другого и понял, что оторваться не удастся. Для порядка я помотал их по городу, но они висели у меня на пятках с упорством бульдогов. В течение суток число филеров удвоилось, и я потихоньку терял остатки спокойствия при мысли, что рандеву на улице Царя Калояна назначено и отменить его нет никакой возможности. Положение утяжелялось тем, что, таская наружников по Софии, я рано или поздно мог наткнуться на людей, знавших меня по конторе на улице Графа Игнатиева, и, хотя правила предписывали нам не заметить друг друга, никто не поручился бы, что в каком-то случае из правила не будет сделано исключение. Выходило так, что поднадзорная свобода, дарованная мне ДС, становилась опасной не для одного Багрянова.

Будь я всего лишь курьером, выход оставался один – самоликвидация. Но я не был им, и мысль о чемоданчике останавливала меня. Рация и деньги лежали в нем. Бесценный груз! Он был крайне нужен, его ждали, и, следовательно, я  о б я з а н  был вручить его адресату.

Все, что мог сделать Центр, снаряжая меня в вояж, – подстраховать запасной явкой в храме. Шифровка, трижды повторенная в часы радиоприема, ушла в Софию еще до моего отъезда... Рискнуть или нет? Времени для колебаний у меня почти не было, и я решил, что игра стоит свеч.

Вот так и вышло, что я «подставился», и Петков, бросив текущие дела, примчался на бульвар Дондукова. Судя по всему, ему весьма не хотелось этого делать. Интимная дружба Искры и Слави в ближайшем будущем обещала принести плоды, но я – грубо, в лоб! – сунулся с запиской и паролем и, наломав, таким образом, дров, вдобавок преспокойно завалился спать. Я спал, а Искра названивала в ДС, и Петков, надо понимать, не сиял от радости, слушая ее. Еще бы! Ведь все шло так мило и благородно: агент ДС в роли подруги Слави, из любовных соображений предупреждающая его о том о сем; сам Слави, обязанный, судя по всему, прибегнуть к ее содействию; совместная их работа под контролем ДС, разумеется. Идиллия! А вместо этого?

Я ковыляю по комнате и не без удовольствия представляю, как Петков в кабинете у Львова моста потел, решая задачу. До звонка Искры все развивалось по его сценарию. Агенты топали за мной, беспрепятственно позволяя дешифровать себя: напуганный слежкой, я, как и надлежало, суматошно мотался туда-сюда; записка вела меня к Искре и просьбе оказать ту или иную услугу; и вот на тебе! Афронт, сущий афронт, как говаривали наши деды. Старый пароль! Что сие означает? Беспредельную глупость Слави или провал Искры? Если первое, то пора кончать игру: туповатый объект того и гляди полезет не в мышеловку, а под колеса трамвая, и тогда – прости прощай тонкие замыслы! Если второе, то и тут не легче. Надо срочно страховать Искру и попытаться сберечь ее для новых комбинаций. А Багрянова брать; брать в любом случае.

Словом, мы оба – Петков и я – разными тропинками шли к одному, и встреча на бульваре Дондукова состоялась. Вспоминая всякую всячину, я – без особой радости! – признаю, что Петков и там и позже оказался на высоте. Легенду, обосновавшую метаморфозу Искры, он разработал почти безупречно. Зная о распрях между Гешевым и Праматоровым, я обязан был поверить, что Петкову – нож острый появление Искры в особняке. А трюк с паролем?

Небо свидетель – Петков мастак на выдумки. Накладки с сигаретами и шагами в ночи, в конце концов, не имели значения, ибо я в полной мере оценил их лишь после того, как текст объявления попал к Искре. Лев Галкин проник на четвертую полосу «Вечера», и Слави Багрянов мог сколько угодно кусать локти и посыпать пеплом седеющую голову, упрекая себя в доверчивости и иных смертных грехах. Помнится, я так и делал, и хочу надеяться, что выглядело это достаточно убедительно.

Я останавливаюсь и, припав щекой к холодной стене, устраиваю привал. Семнадцать тысяч шагов – примерно девять километров. Еще тысячи три – и на сегодня хватит. Сердце кувалдой молотит в ребра, не хочет успокаиваться, и стена под щекой теплеет, начиная согреваться. Я касаюсь ее рукой и скашиваю глаза в сторону стола. Там поверх пепельницы лежит конверт из плотной коричневой бумаги. Моя индульгенция и подорожная в будущем. Вручая мне его вчера, Петков не изображал колебаний.

– Берите, Багрянов, – сказал он серьезно. – Проверьте: паспорт, пропуск, чек. Все на месте...

Я взял конверт, полистал паспорт – все было в порядке.

– Теперь, когда товар у вас, позвольте дать совет. Играйте по-крупному и постарайтесь разумно им распорядиться. – Он помолчал. – На вашем месте я не стал бы терять с нами дружбы. Как знать, не пригодится ли вам ДС!

– Это совет или угроза?

– В Болгарии, знаете ли, неспокойно. И... и не поручусь, что вас не возьмут на прицел партизаны или боевики подполья.

– Или ваши люди? – спросил я в тон.

Петков помедлил, усмехнулся.

– И это возможно. Сдается мне, что Дирекция не проявит рвения при поисках убийц. Так вы подумайте.

– Подумаю, – сказал я угрюмо и положил пакет на пепельницу.

«Ладно, – говорю я себе. – Не вешай носа, Слави!» Надежды... Всяк волен не терять оптимизма, даже когда судьба готовится произнести скорбное «аминь». Вот и Слави – ему совсем не улыбается сложить ручки на груди в предвиденье краха, и он готов цепляться за любую отсрочку. Если бы Искра не подыграла ему в свое время с объявлением, пришлось бы поломать голову и изобрести иной способ добраться до «Вечера». Какой? Ну, здесь так сразу не ответишь. Может быть, я впрямую предложил бы Петкову сделку в отношении Лулчева, а, может быть, нашел другой ход. Все дело в том, что Петков ничем не рискует, делая вид, будто тащится у Слави на поводу. Даже если связь Лулчева с СИС – очередной миф изобретательного Багрянова и объявление в газете означает не вызов на рандеву, а набат тревоги, адресованный кому следует, то и тогда все складывается для ДС сравнительно неплохо. «Кто дает яд, тому известно противоядие» – гласит пословица. Следуя ей, Петков превосходно соображает, что у Багрянова помимо сигнала «Беги!» должен быть в запасе другой – означающий «Приходи на встречу».

Кроме того, по-моему, Петков уверен, что с Лулчевым я не лгу. И не зря. Его превосходительство Любомир Лулчев действительно работает на англичан. Я установил это еще тогда, когда процветал в конторе на улице Графа Игнатиева. Мои люди наткнулись на агентурщиков СИС случайно, а со временем добыли доказательства, что Лулчев ведет двойную игру. Деньги, получаемые им от британской короны, нисколько не мешали верой и правдой служить немцам, и информация для резидента СИС составлялась в бюро Делиуса. Этот господин, носивший в списках абвера имя Отто Вагнера и чин майора, завербовал советника еще в сороковом, и он же, нащупав резидента Интеллидженс сервис, стал подкармливать Лондон первоклассной «бронзой».

Все это я и выложил Петкову, скрыв от него, разумеется, кое-какие детали. У любой откровенности должны быть разумные пределы, и ДС совсем не следовало знать, кто и когда рассказал Багрянову о Лулчеве. Другое дело – технические подробности, всякие там справки о суммах, полученных советником от англичан. Попроси их Петков от меня и прояви настойчивость, я бы, пожалуй, выложил все, что помнил, но заместитель начальника отделения В, очевидно, располагал какой-то своей информацией о проделках Лулчева, и дело ограничилось констатацией факта.

На сей раз заместитель начальника отделения В дважды не прогадал: в отношении явки в храме и связей его превосходительства. И то и другое – сущая правда. Зато Петков, в свой черед, поступил в высшей степени некорректно, мороча голову бедняге Слави. Ах, Петков, Петков! Я готов держать пари, что действует он не на свой страх и риск! Да, директор полиции Павел Павлов шею тебе свернет, как цыпленку, дружище Атанас, дай лишь ему пронюхать о нашей с тобой частной договоренности... Кто стоит за тобой? Кто вручил тебе конверт для передачи мне? Кто позволил держать Багрянова столько дней на вилле, не прибегнув ни к одному из методов регистрации – фотометрической, дактилоскопической, арестантской? И наконец, кому перепродал ты дело Лулчева, выхлопотав себе вознаграждение? Павлу Павлову? Начальнику военной разведки полковнику Недеву? Министру внутренних дел?..

Двадцать тысяч шагов. Все.

Марко – унылый Санчо Панса – бочком протискивается в дверь и становится у порога. За его плечом молчит Бисер.

– Извольте побриться, господин, – говорит Марко тоном слуги из хорошего дома. – Господин Петков приказал вас постричь и побрить.