Текст книги "Голые циники"

Автор книги: Алексей Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Горров победно вскинул руки, встали, направляясь к выходу на поиски переводчика, запел: «We are the champions, my friends!»

* * *

– Бля, Варь, он что, военный – красивый здоровенный?

Варвара и Слава подсматривали из аллеи на Сергея, который в своей парадной форме, с тремя орденами Мужества, неуклюже мялся у входа в «Сатирикон», перед восхищенным взрослым поколением и насмешливым поколением мажоров.

– Не знаю ничего. Все, Слав, я пошла. Как я выгляжу?

– Я бы тебя трахнула!

– Иди, вон Верник твой любимый идет с крашеными кобылами. Его трахни. А их выеби.

– Где он? – встрепенулась Славка.

– Вон, видимо, тоже идет на Виктюка. Я ему передам привет от тебя. Не с ним ты проснулась тогда после клуба, кстати?

– Пошла ты… Если бы с ним, я тогда и «постинор» бы не пила.

– Ну, хорошо, все, пока. Потом позвоню – расскажу.

Варвара медленной сексуальной кошкой направилась к входу.

– Вот сука! – восхищенно вслух подумала Славка.

Варя подкралась незаметно сзади и щелкнула Сергея по попе.

– Что, солдат, прозевал противника? Я завладела твоим тылом!

– Привет, платье в горошек!

– У тебя тоже красивый смокинг. Это мне цветы?

– Да, извини, – Сергей спохватился и протянул их.

– Сам растил в горшке, что ль, че-то они у тебя маленькие и с землей?

– Я их час назад из клумбы около Кремля вырвал. Для тебя.

– О… Романтик.

– Был.

– А че у тебя за значки на груди?

– А че у тебя за засосы на шее?

– Сначала ты, потом – я.

– Идет, но до начала спектакля осталось три минуты.

– Пойдем, только сначала в буфет. Я хочу шампанского, и, чур, я угощаю сегодня, пионер.

В буфете они взяли по сто граммов водки и два бутерброда с семгой.

– Ешь бутерброд, пионер!

– Спасибо, не буду.

– Надеешься поцеловать меня и не хочешь, чтоб рыбой пахло?

– А если скажу «да»?

– Ну, молодец, че! А я съем. В случае чего тебя же запах не остановит?

– С твоих губ – нет.

Варвара откусила кусок рыбы и послала Сергею воздушный поцелуй.

– Так за что пьем, пионер?

– За тебя.

– Оригинал, – и рассмеялась, удивленная его поведению, – комплимент за комплиментом. Смотри, надоест. Я ведь сопляков не люблю…

Сергей улыбнулся одними глазами, а Варвара поняла, что ведет себя, как дура, да еще и пытается понравиться.

– Как твои значки называются?

– Орден Мужества.

– А че три? Три раза мужественным был?

– Повнимательнее. Над такими вещами не шутят. Многие с такими орденами спят уже вечно… Я полный кавалер ордена Мужества, потому что в «горячих точках» работал.

– Убил кого-нибудь?

– Ну да.

– Я бы тоже хотела убить кого-нибудь.

– Убей того, кто тебе губу разбил.

– Убью… когда-нибудь. Так за что пьем?

– За то, чтоб не было войны, а тебя никто не душил…

– Это засосы, пионер.

– Я знаю, как выглядят пальцы на шее.

Варвара серьезно посмотрела на Сергея:

– На брудершафт, солдат!

– Идет.

Они сплелись руками. Выпили сто граммов залпом, и Варвара, вместо того чтобы по русской традиции трижды облобызаться, схватила Сергея за голову и впилась губами в его губы. Прозвенел третий звонок. Они стояли и целовались в десны, и плевать им было на всех рядом. Они потеряли контроль. Им было плевать на буфетчицу, которая уже кричала на них, потому что. Варвара опрокинула поднос с бутербродами. Им было плевать на двух старушек – театралок в ханжеских париках, которые поцелуя и рядом-то не видели, но считали его жутким порно. Хотя то, как целовались в этот момент Сергей и Варвара, было по-настоящему жутким порно.

В этот момент мимо проходил Верник с «кобылами» и, в качестве шутки, легонько подтолкнул целовавшуюся пару.

– Ой, простите, что оторвал вас от такого милого времяпрепровождения. Простите, завидую вам. Всего хорошего.

И пошел дальше, подхватив «кобыл» под талию. Отчего те заржали, затрясли гривами и забили копытами.

Первым в себя пришел Сергей. Взял салфетку и вытер все облизанное лицо Варвары.

– Извини.

– За что?!

– Я тебя намочил…

Варвара рассмеялась, взяла салфетку и вытерла Сергея.

– Я тебя тоже обмочу как-нибудь.

– Идем в зал?

– Нет, у меня другая идея, пионер, идем со мной…

Она взяла за руку растерянного от событий Сергея и потащила в туалет.

* * *

Слава в пижаме чистила зубы.

– Можно войти? – Оська просунул голову, а уж потом спросил.

– Валяй.

Оська закрыл крышку унитаза и уселся на него по-турецки, положив книгу на колени.

– Че читаем? – сквозь пасту пробормотала сестра.

– Ясунари Кавабата «Спящие красавицы».

– Очаровательно. Ну, и интересно?

– Местами… местами – непонятно, – и молчание.

Слава, удивленная, повернулась с измазанным пастой ртом к брату.

– Осень, я у тебя спросила: «О чем книга?»

– Ты спросила: «Интересно?»

– Хоть я тебя и люблю, но часто не понимаю.

Слава повернулась к зеркалу.

– Ну, о чем книга?

– О психологии… О пожилых и богатых стариках, которые сексом заниматься уже не могут, поэтому… Что случилось, Слав?

Славка перестала чистить зубы и, открыв рот от изумления, смотрела на Оську, как будто впервые его увидела.

– Я в шоке от тебя… Продолжай-продолжай…

– Так вот, – Оська подозрительно посмотрел на сестру и поерзал на унитазе, – они приходили в такое японское заведение на ночь, в котором жили очень красивые молодые девушки. Девушкам давали снотворное, потом они заходили в комнату, раздевались, ложились в кровать и засыпали.

– И что?

– А потом японские старики заходили и ложились рядом с ними. Но они не спали… Они вспоминали свою жизнь и гладили голых девушек.

– И как ты думаешь, почему они так себя вели и зачем все это было?

– Я думаю, что их бабушки уже умерли, и им было одиноко. Поэтому лежали рядом с девушками и целовали их. А еще… мне кажется… – Оська грустно посмотрел на сестру, – они не хотели умирать, поэтому гладили молодых и целовали их. Они завидовали им. Может, представляли, как умрут, их тоже на кладбище будут гладить и целовать…

– А где ты взял эту книгу?

– Купил.

– И тебе продали?!

– Славк, ты думаешь, если в книге написано «голые девушки» – это уже порнография? Так должен тебе сказать, Ясунари Кавабата – лауреат Нобелевской премии.

Слава посмотрела, фривольно думая, на брата.

– Оськ, раз ты такой у нас умный… Скажи, только честно, я – эротичная девушка?

Оська вздохнул и захлопнул книгу.

– Я еще маленький, я в этом ничего не понимаю.

Встал, по привычке нажал на рычаг смывного бачка, поцеловал сестру и пошел спать. Только уже когда залез в свою кровать, опять вздохнул и покачал головой:

– И это в двадцать лет…

* * *

– Вот здесь начинается квартал «Go-Go» баров. Здесь все можно найти, – переводчику легко и смешно работалось с Хорхе. Тот, судя по всему, оказался веселым трансом.

Семен Горров в этот момент прикреплял к пиджаку Рича миниатюрную камеру.

– Слушай-ка, спроси у Хорхе Иглесиаса, как мы поймем, что это точно мать и дочь будут. Нам надо их паспорта посмотреть, – не унимался Горров.

Переводчик заржал и перевел ответ Хорхе.

– Хорхе говорит, что вы – белые, такие слепые, что, желая купить маму с дочкой, легко бы купились и на бабушку с внучкой…

Тут Хорхе еще что-то добавил, и переводчик смог продолжить говорить только через смех.

– Че он говорит? – раздражился Горров.

– Он говорит, что ты, вообще бы, и прабабушку с прадедушкой не отличил бы…

Тут уже рассмеялась вся съемочная группа.

Рич не слышал их. Он думал о Варе, о том, что она сейчас делает, где гуляет, в ночном клубе… Нервничал и «накручивал» себя на измене – на расстоянии все кажется гиперболизированным. Мужская фантазия на расстоянии – очень больная история. Несколько раз он доставал спутниковый телефон, да так и не позвонил. Часа три назад сбросил сообщение на пейджер: «Обязательно дождись меня. Не предпринимай резких шагов… Пожалуйста».

– Спишь, что ли, Ромео?! – Горров стоял перед Ричем и щелкал пальцами ему перед глазами. – Сам не выбирай Джульетту. Хорхе, хоть еще тот мудель, но сказал, что чистеньких тебе подберет. Мы сейчас с ним на разведку пойдем. Все организуем, а уж потом – ты. Кури пока.

И, уже обращаясь к Хорхе, переводчику и Герке, пошел в «бой».

– Эй, пидорасы и тунеядцы, за мной. За Родину! За Дарвина!

Все поплелись, и только Хорхе запрыгал, как девочка. Горров ему явно нравился.

Через несколько шагов Семен подошел к Герке.

– Гер, дело есть. Смотри, значит… Что бы ни происходило во время съемок… Понимаешь? Что бы ни происходило – ты все время снимаешь происходящее. Не выключаешь камеру до тех пор, пока я не скомандую. Усек?

– Слушаюсь… Я тут всех слушаюсь, скоро меня ваш трансвестит гнобить начнет.

– О?! Гнобить?! Это у вас, геронтофилов, теперь так называется?

– Пошел ты. Все сделаю, но… пошел ты.

– Вот и умничка, – и потрепал его по щеке. Потом догнал переводчика и Хорхе шлепнул по попе. Тот кокетливо взвизгнул.

* * *

– Блядь, опять какое-то бухло тащит, – горько сказал Ричард, увидев возвращающуюся компанию съемочной группы под предводительством Горрова.

– Все, чувак, обезьянки готовы к приему пищи, начинаем. Все сюда.

Съемочная группа и Хорхе собрались в плотный круг. Горров протянул вперед руку, Рич положил на нее свою, потом Герка… последним был Хорхе. Все посмотрели на него, и он, как бы оправдываясь порыву:

– Victory!

Все переглянулись и хором:

– Victory!

Горров обнял Ричарда.

– Удачи, чувак. Она очень нужна сейчас… И ты – молодец!

Рич посмотрел, тяжело задышал и словно прорвало:

– Победить! Победить! Победить!!!

И возбужденно закричали все.

* * *

– Что это пищит? – спросил Сергей, еле успевая за куда-то тянувшей его Варварой.

– Это пейджер…

Варвара открыла дверь в женский туалет и забежала в него. Сергей стоял у входа, совершенно отдавшись происходящему.

– Быстро заходи, – Варвара схватила его за руку, затащила в женскую кабинку и закрыла щеколду. Потом, отдышавшись, посмотрела в его спокойные глаза, – ну и что будем дел…

Она не договорила. Сергей зажал ей рот, развернул от себя и сдернул с нее трусы.

* * *

– Это твоя дочь? И сколько ей лет? – Ричард взаправду был удивлен.

– Четырнадцать, – переводчик взял на себя смелость и накинул девочке пару лет.

– А тебе сколько?

– Говорит: «А сколько дашь?»

– Значит, так, я тут не жениться на тебе собираюсь… – Рич повернулся на камеру и, уже обращаясь к зрителям, – представляете, приехал белый, покупает ее и ее дочь, а она еще и кокетничает. – И уже повернувшись к ней: – Скажи, а согласилась бы за меня выйти замуж?

Переводчик засмеялся, но Горров больно ткнул его бутылкой коньяка, поэтому перевод был очень серьезным.

Маленькие азиатки, кольцом окружившие съемочную группу, засмеялись от предложения, словно шимпанзе, отнявшие банан у посетителя зоопарка. Начали трогать Ричарда и на ощупь проверять его физические качества. Хозяйственно кивали головой. Тут Хорхе что-то сказал, показывая рукой в область Ричардового паха, и все засмеялись опять.

– Что он сказал? – не терпелось Ричарду.

– Хорхе сказал, что они лопнут, если ты в них кончишь…

– Очень смешно, – передразнил Ричард Хорхе. – Хорошо, я продолжу. Скажите, а в каком возрасте девушки в Таиланде начинают жить половой жизнью?

– Рич, – прервал Горров, – брат, проще и наглее формулируй вопрос… как в жизни: «Сколько тебе было, когда тебя задрали?»

– Хорошо.

– Сколько лет было вашей дочери, когда она впервые переспала с мужчиной?

– Говорит, что примерно восемь лет.

– И вы считаете это нормальным?!

Все вокруг зашушукали и стали переглядываться.

– Говорит, что нормально… Че ненормального-то? У нас всегда так. В одиннадцать-двенадцать лет у нас уже выходят замуж.

– Я не понимаю, как вы сейчас продаете дочь, а ее еще потом и замуж возьмут? – Рич перешел на издевательский тон. – У вас, наверное, тоже муж есть, дома сидит и ждет?!

– Есть, конечно. Ждет.

– Вы шутите, что ли?!

Тут вмешался Хорхе.

– Понимаете, в Таиланде это нормально. Для ее мужа – это нормально, для большинства мужиков – нормально. Это наша философия, и по-другому мы не можем…

– С ума сойти можно.

– Стоп, – Горров остановил съемки. – Значит, так, сейчас узнаешь цену на нее и дочь, торгуетесь и уходите туда, куда она укажет. Понятно?

– Мне нужно будет трахать их? – Рич смотрел на маму с дочерью и был в шоке.

– Понятно?! – сквозь зубы закричал Горров и хлопнул руками. – Работаем!

* * *

– Ну что, спринтер, давно секса не было? – Варвара не надела, а натянула трусы.

– Извини, – Сергей сел на унитаз.

– Да я все понимаю, солдат… Мне даже приятно, что ты так быстро кончил. Ну, в смысле, морально приятно, – Варвара достала зеркало и красила губы, не глядя на Сергея и не видя, что от ее слов и ситуации у того катились слезы. – А технику мы тебе поставим, не переживай. Орудие у тебя крупнокалиберное – мои атаки выдержит.

Сергей упал на колени, обнял и прижался к Варе, горько зарыдал.

– Эй, чш-ш-ш, солдат! Врагов спугнешь! – Варя гладила его по голове. «А Ричард не любил, чтоб я его гладила», – подумала.

Сергей поднял заплаканные глаза и прошептал:

– Выходи за меня.

– Солдат-солдат, – она тихонько вытирала его слезы ладонью, – что мы с тобой жрать-то будем? У тебя дома, наверное, стенгазета вместо туалетной бумаги?

– Сейчас нет бумаги, а завтра будет из шелка. Я заработаю, – Сергей как-то по-юношески вскочил, забыв о том, что голый. – Я смогу нас прокормить, я умный!

– Ты голый сейчас. И вот еще что… Я! – Варя проглотила горечь. – Я не хочу кормиться, понимаешь. И в стойле жить не захочу. Натягивай штаны, пионер. Заработаешь миллион – позвони.

Они вышли на улицу. Уже стемнело. Шли, молчали и думали.

«Интересно, кто я для нее?»

«Интересно, кто он для меня? А кто мне Ричард? Ричард… Мне нужно принять дозу»…

– Все, пионер, – Варвара резко развернулась и протянула руку. – Давай прощаться, чур, только без слез.

– Я думал… – Сергей замялся.

– Ты думал… Какое откровение?! Я знаю, о чем ты думал, сказать?!

– Скажи.

– Ты думал, что если я с тобой переспала, то можно меня теперь таскать за собой, как собаку?! Или ты хотел поехать ко мне?! – Варвара, подумав о наркотиках, уже торопилась и злилась. – Я, солдат, живу на квартире того, чьи пальцы у меня на шее, а удар кулака на губе. Мне негде жить! Конечно, можно в общежитие перебраться! Солдат и студентка – две голые худые жопы-мослы. Два нищих заброшенных куска говна. Пошел ты! Я не хочу быть говном! Я не так давно из него выбралась! И я еще чувствую на губах его вкус вперемежку со спермой Ричарда…

– А у меня во рту металлический привкус, как при контузии, и приятный аромат рыбы от твоих губ, – Сергей ничего не понимал и не слышал.

– Да пошел ты со своим романтизмом! Все, не провожай! Я сама тебя найду!

И ушла. А он стоял. Через полчаса сходил в магазин и купил чекушку водки. Выпил из горла и вернулся к театру зачем-то. Пришел в себя через час, когда закончился спектакль, и мимо прошел Верник с двумя, покрытыми предсексуальной испариной, кобылами.

* * *

– А далеко идти? – спросил Рич переводчика.

– Нет, здесь все поблизости. Маленьких комнат, где трахаться можно, – очень много.

– Забавно было бы узнать, сколько сейчас людей на этой улице одновременно ебется. Вот бы сверху посмотреть, а крыши убрать, чтоб только голые жопы свистели, – вслух подумал Горров.

– Я узнавал, – продолжил переводчик. – За одну ночь такая девочка, как ваша, примерно, пять – семь партнеров сменит.

– Три презерватива надень, Рич, – окатил грустной шуткой Горров. – А у девочки купи трусы и папочке своему под подушку засунь, чтоб мать нашла. Пускай тоже, сука, поучаствует в проекте.

– Заткнись. Он хоть и мудак, но он – мой отец, и ты не имеешь права его оскорблять, понятно?!

– Как знаешь.

– Я сам решу.

Они поднялись на второй этаж какой-то хибары, Хорхе придержал дверь, и все вошли в «святая святых».

– Большая кровать, уже застеленная свежим бельем,

– телевизор,

– зеркало,

– два плетеных кресла,

– бутылка какого-то местного пойла на столике из ротанга.

– Мило-то как, – выдохнул, издеваясь Горров, и, став абсолютно серьезным, хлопнул по-деловому в ладоши: – Работаем.

– Разговаривай только с ними. Мы в стороне. Нас – нет.

– Блядь. Хорошо. Переводчик?

– И его нет.

– Все.

Ричард сел на кровать. И голову обнял. Она обняла его за руки. Тихонечко. Он устал. И решил, что пошло все на хуй. Будь, как будет.

– Обязательно в душ?

Кивнув головой, она стала раздевать дочь.

Ричард ушел в ванную и, включив сильно горячую воду, обжигаясь, не замечал и молчал.

Завернулся полотенцем и вышел. Мама и девочка лежали уже под одеялом.

– Я не могу… – больше ничего не успел сказать Рич.

Они вышибли дверь… Автоматы… Положили всех на пол. Ричарда загнули голого на полу. Кричали. Полиция нравов Таиланда.

Ричард вскочил. Голый и кричал:

– Пошли вы на хуй! Я ненавижу вас. Всех. И тебя, Горров, сука ебаная.

* * *

– Стой, сука! – Злость на себя, на свой плохой секс, злость на злость Варвары выскочила сейчас в одной фразе.

Кобылы перешли с ржания на нервное блеяние, а Верник остановился и обернулся.

– Вы мне, уважаемый? – пытаясь соскочить, улыбкой спросил Верник.

– Да ебал я твое уважение, гондон! – Сергей подошел вплотную.

– Это ваше право.

– Че ты мне «ВЫ-каешь»?!

– Простите, не совсем понимаю вас… – Верник вынул из кармана ключи и отдал одной из девушек. Кивнул на машину, и те, испуганно оборачиваясь, ушли.

– Че ты лыбишься?!

– Я просто добродушен.

– Ты – хуемберендушен, сука! Понятно?! – уже закричал Сергей.

– Понятно, – прекрасно понимая, что так уж получается и никуда не деться, но стоит попробовать, выдохнул Верник. Посмотрел на ордена. – Три ордена Мужества. Афга?..

Крюк справа не дал договорить. Верник упал, а Сергей, истошно взвыв, ударил ногой какое-то четное количество раз. Верник затих. Повинуясь врожденному инстинкту, Сергей забрал его бумажник и побежал, второй раз, за день, ощутив металлический привкус во рту.

* * *

– Стоп! Снято! Блядь, да прекрати ты мне руки, сука, заламывать! – Горров орал на тупого тайца в одежде полицейского. – Да отпусти, ты, уебок коротконогий!

Переводчик крикнул на полицейского. Тот отдал команду, и все всех отпустили.

Горров взял бутылку виски. И полицейскому, хоть тот не понимал по-русски:

– Неси стаканы всем.

Полицейский принес стаканы. Ричард сидел, смотрел, потирал ноющие руки и не понимал происходящего.

– Значит, так, – Горров поднял стаканы. – Залудили по стакану. Потом объясню.

Все залили, включая плачущую с дочерью маму и, выжидая объяснений, смотрели на Горрова.

– Рич, твой отец настаивал, чтобы ты переспал с маленькой девочкой. Я с помощью Хорхе организовал полицию, чтоб на видео было. Чтоб отец твой не доебывался, почему… блядь, да почему. По сценарию сделаем, что нас полиция нравов схватила. Понятно?! И тебе не надо будет ребенка ебать, и отец твой меня не выебет.

Ричард подошел к Горрову. Смотрел на режиссера, как в первый раз.

– Налей еще… Я не ожидал, брат!

– Давай, пей. Нам еще к Хорхе домой ехать. Его дети ждут подарков.

Ричард не знал, что делать, что говорить. Почему-то в этот момент он сам чувствовал себя ребенком.

– Я хочу тебя обнять, Горров.

– Давай. Обними. – Пока Семен шел, поймал ревностный взгляд Хорхе. – Иди ко мне, – обнял Рича. – Ты заслужил.

* * *

– Але-е-е, милиция! – Пьяный Сергей звонил из телефона-автомата.

– Дежурный лейтенант Бенкендорф слушает.

– Че у тебя фамилия такая? Фашист, что ли, лейтенант?!

– Я вас слушаю.

– Это, слушай, Геринг, я тут Вернинг избил.

– Что?

– Не что, а кого?! Что у тебя по русскому языку было, немецкая морда?!

Короткие гудки. Сергей набрал повторно.

– Ой-ой-ой! Какие мы обидчивые! Я по делу звоню, на самом-то деле. Я Верника избил ногами.

– Какого Верника? Как ваша фамилия и где вы находитесь?

– Брат, ты не торопися. Понял, не то-ро-ПИСЯ! Понял, в чем тут прикол?!

– Да, понял. Что-то еще хотите сказать?

– Ладно, брат, я серьезно с тобой. У меня Афган за спиной… Кровью облитый, так что слушай уважительно.

– Слушаю.

– Я тут Верника избил и бумажник его взял. На хуй?! Сам не понимаю, блядь. Злюсь, сука, страшно сейчас на себя. И весь день такой, чуешь?!

– В принципе, да.

– Так вот, его там нет, где я его валил. Я хочу бумажник вернуть… И извиниться. Ты пробей, слышь?! Тут в портмоне его визитка с рабочим телефоном. Я звонил, но они мне, суки, не верят, ржут, бляди. Думают – развожу. А я его сильно вальнул.

– Давайте телефон. И перезвони, брат, через полчаса. Что-нибудь накопаю для тебя. Хорошо?

– Ну я же не полное говно?! Скажи, а?!

– Держись брат, все мы одинокие. Не только ты воешь по ночам. Перезвони!

– Я перезвоню. Спасибо тебе, Фон Дорф.

* * *

– Мам, тебя вызывают в школу, – Оська не стал оттягивать и подготавливать – вывалил все с порога.

– Сначала обедать, – спокойно, как ни в чем не бывало, Еремея посмотрела на сына, на новый синяк под глазом, на разорванный пиджак и бабочку, свисавшую из кармана брюк.

– Я быстро, умоюсь только, – Оська прошел в ванную для гостей.

Еремея ударила полотенцем по столу.

– О, борщ! – Оська уселся за стол и наигранно радостно потер руки.

– Без подхалимства. Ты же не хочешь, чтобы я тебя перестала уважать?

– Нет, конечно, мамочка…

– Параллельно рассказывай.

– Рот будет набит…

– Через час придет отец – хочешь ему первому рассказать? – жестче, но так же спокойно сказала мать.

– Сначала тебе… И посоветуешь мне?

– Посмотрим… Начинай…

– Я подрался с Дмитрием… – выдохнул Оська и проглотил ложку борща.

– Он же лучший твой друг?! Из-за чего?

– Из-за сочинения. Из-за того, что я написал сочинение про него и про нашу дружбу, – Оська посмотрел на маму, – мам, вкусный суп.

Еремея наклонилась к сыну и поманила пальцем. Оська подставил ухо. Еремея, словно змея, прошипела:

– Я очень люблю тебя, сын, но если хоть еще один раз попытаешься меня нагнуть своим подхалимажем – разобью тебе нос. Понял?

Оська впервые услышал такие слова от мамы, но прекрасно сообразил, что она имеет в виду.

– Извини, мам, я не…

– Понял или нет? – Еремея сказала так, что у Оськи покатились мурашки.

– Понял… Понял, мам…

Еремея улыбнулась.

– Давай подробнее. Итак, сочинение.

– Тема сочинения была «Мой Друг и Дружба». Я начал писать про то, как мы с Димой дружим, как переживаем друг за друга, как выручаем друг друга, как не обманываем…

– И почему же он с тобой подрался?

– После всего хорошего из наших историй я написал про один случай с ним, нехороший… Хоть он не был виноват… Точнее – он не специально был виноват…

– Осень, что произошло?

– Однажды мы с ним шли из школы вдоль дороги. Разговаривали… И тут дорогу стала перебегать какая-то бездомная собака. Она уже почти перебежала и оказалась рядом с нами…

Совершенно растерявшийся Оська вынул из борща картофелину и положил на стол. Еремея покосилась на некогда белоснежную скатерть и спокойно произнесла:

– Продолжай.

– Димка ради шутки закричал на собаку и замахал руками, – от волнения Оська сам замахал руками, из-за чего с ложки вылетел борщ и испачкал весь стол. – Собака напугалась и дернулась обратно задом на дорогу. – По синяку потекли слезы, но Оська их не вытирал. – Ее сбил грузовик. Насовсем. Мы сидели и молчали… Очень долго сидели и молчали. Потом выкопали яму и похоронили.

В тишине Оська собирал со скатерти капусту, картошку и складывал их обратно в тарелку.

– Ты написал про это в сочинении?

– Да.

– Зачем?

– Сочинение было про дружбу. Я после того случая долго думал, стал ли мне меньшим другом Димка, стал ли я меньше уважать его, стал ли хуже относиться и сторониться его?

– Ну и?..

– Да, стал…

– И ты это написал в сочинении?

– Да, написал. Но написал еще, что прошло какое-то время, и Димка совершил много хороших поступков. Кроме того, он не хотел тогда, чтоб собака погибла… Он не думал, что она обратно на дорогу выскочит.

– Ты простил его?

– Я написал, что простил его… Что он даже стал мне большим другом, потому что я однажды пришел к нему во двор… И там было много собак. Они были вокруг Димки, он кормил их чем-то, чесал их, и у него слезы в глазах были. Не текли, мам, но были. А от старушек, когда проходил мимо их лавки, услышал: – Целый месяц кормит их, подлец, всех собак собирает здесь бездомных, надо родителям нажаловаться.

– Ты это все написал в сочинении?

– Да.

– Какие оценки?

– Пять – пять… Поэтому его и прочитали вслух перед всем классом. На перемене девочки перестали с Димкой разговаривать, а после уроков мы с ним дрались во дворе школы.

– Я надеюсь, тебе досталось больше, чем ему?

– Да, он больше меня.

– Хорошо.

– Как хорошо?! Ты же всегда учил меня говорить правду и не стесняться ее.

– СВОЮ правду… СВОИ поступки ты можешь открывать людям. Если бы ты стал причиной смерти собаки, ты про это написал бы?

– Может быть…

– Не всегда правда приносит пользу. Иногда ее лучше не говорить.

Оська достал ручку и нарисовал на ладони крестик.

– Мам, как ты думаешь, мы помиримся?

– Помиритесь, дружок. Только теперь тебе нужно совершить хороший поступок перед ним.

– Попросить прощения?

– Нет, Оська… Поступок! Слова – это пустое. Поступки определяют отношения.

– Понятно, – и поставил еще один крестик, рядом с первым. – Мам, а что с директором делать?

– Я схожу в школу.

– Спасибо, а с отцом?

– Я поговорю с ним сама. Сама расскажу.

– А я?

– Веди себя по-прежнему.

Еремея посмотрела пристально на сына:

– Глаз болит?

– Ага.

– Это хорошо. Запомни это навсегда, сын.

* * *

Варвара сидела в lounge «Decadence house» и курила кальян в живом яблоке.

– Сердар, – Варя позвала кальянщика, – слушай, а можешь травы немного добавить в кальян?

– О, нет, извините, мы этого не делаем… У нас первоклассные кальяны и без этого…

– Чувак, у меня есть трава, только добавь немного, и все… Никто не узнает…

– Извините, Варвара, но нельзя, мне мораль моя не позволяет… И я сам себе не позволяю.

– Слушай, пошел ты тогда…

– Как скажете…

Сердар откланялся. По лестнице, времен Серебряного века, поднималась Славка Барон.

– Варь, че это Сердар шел, качал головой и бубнил: «Вот люди… Куда же вы катитесь?»

– Да не обращай внимания… Потрахаться предлагал. А я не дала.

– Да брось ты?! Сердар?!

– Ладно, забыли, на, кури лучше. Че стряслось?

– Ты только спокойно, Варь, я ведь твоя подруга…

– Пиздец, Слав, тема понятна…

Варя проглотила большой глоток виски.

– Варь, у моего отца вчера гости были. Его друг с женой. Я позднее пришла.

– Давай, к делу переходи… Я-то при чем здесь?!

– Я пришла, а они меня обсуждали. У друга отца есть сын, вот они шутили, что хорошо бы нас познакомить, подружить…

– Случкой занимались, понятно… Это всегда смешно. Я обычно таким разговорам подыгрываю и злю их этим… Начинаю говорить, что я – лесбиянка. Гости сразу в ахуе… Разговоры мгновенно прекращаются… Я так родителей, кстати, отучила меня спаривать.

– Послушай, Варь, меня не перебивай… Тот друг немного выпил и начал хвалить меня, какая я приличная девочка… То да се… Отец стал подыгрывать, шутя… И рассказал, что я очень заботливая подруга… Умею хранить тайны.

– Че-то я не втыкаю, Варь, че ты меня вокруг да около водишь… Что стряслось-то?

– Отец рассказал про тебя и наркотики вслух… Стал расспрашивать у меня…

– Погоди-погоди, откуда он знает?! Откуда..? Сука!!!

Варвара вскочила и влепила Славке пощечину. Потом – вторую. Слава стала отбиваться от Вари, но сквозь борьбу продолжала кричать.

– Он стал узнавать, сказала ли я Ричарду об этом? Он настаивал, чтобы я ему все рассказала раньше, но я не рассказывала… Ты же знаешь?! Для тебя же!!!

– Ты сука! Сука!!!

Варя пыталась еще раз ударить Славу, но у нее не получалось. Слава закричала изо всех сил и влепила пощечину Варе. Подбежавшая охрана застала подруг уже спокойными, потирающими горящие щеки.

– Все нормально, питбули, – Варвара приложила к щеке стакан с односолодовым виски, – это у нас молитва перед ужином такая.

Охранники посмотрели на девочек, переглянулись и, улыбаясь, отошли к входной двери:

– Дуры, блядь! Бесятся с жира!

Варвара украдкой посмотрела на подругу:

– Больно?

– Больно.

– Это все, чем ты меня хотела порадовать?

– Нет.

– Давай вываливай, подружка.

Варвара показала официантом на стакан, чтобы они повторили.

– Варь, только спокойно, ладно?

– Слушай, иди на хуй!

– Тот друг потом спросил… Спросил у отца, как зовут тебя…

– И ЧТО из того?!

– Этот друг… Константин Эрнестович…

Варвара начала истерить. Ее заколотило.

– Нет… Славка… Пожалуйста, милая… Нет!!!

– Этот друг – отец Ричарда.

* * *

– Слушай, а красивые у него дети! – Ричард подбрасывал на руках трехгодовалого сына травести Хорхе. – Горров, скажи, а как он одновременно: и педик и мужик?

– Смотрел говенный фильм «Горбатая гора»?

– Ну да…

– И педики… и мужики… и циники внеземные. Вот и он. Знаешь, не удивлюсь, если по ночам Хорхе – красный кхмер, и может спокойно вспороть твое пузо, как мыльный пузырь. А травести это прикрытие… Эй, переводчик, спроси у Хорхе, не кхмер ли он ебуче-летучий?

Хорхе рассмеялся.

– Говорит, что его мама – повстанка, а он – нет. Говорит, чтобы вы не боялись его. Вас, русских, в Камбодже любят и резать не собираются. Пока не собираются. Вы очень щедрые.

– Спроси, а много русских его трахали? – не унимался Горров.

Хорхе ответил и рассмеялся мужским басом. Переводчик ответил что-то и тоже рассмеялся. Это продолжалось минуты три. Наконец Горров не выдержал.

– Эй, клоуны?! О чем базар?

– Говорит, что если ты интересуешься и задаешь такие вопросы, то он тебе точно не безразличен. Говорит, что из тебя вышел бы прекрасный травести.

– Как вы меня заебали уже, – Горров показал Хорхе fuck.

Хорхе рассмеялся еще раз и что-то сказал переводчику.

– Блядь, что он сказал?! – Горров нервничал. Никогда раньше он не терялся в ситуациях и всегда находил язвительную фразу.

– Он сказал, что русские часто пьяные, здоровяки все… Мафия, в золоте все приезжают, как Шварценеггер. Именно они чаще всего покупают трансвеститов.

– С какого перепуга?

– Они друг перед другом негодуют, обзывают нас, а потом по одному приезжают и покупают. Или творческие люди разные: поэты, художники, фотографы… Тоже покупают. Говорит, на тебя, Горров, похожие…

– Да пошел он на хуй! Так и скажи ему, – Горров вскочил и кричал в лицо смеющемуся Хорхе: – Пошел ты на хуй, скотина!

– Хорхе говорит, что ты ему тоже очень нравишься и поэтому он переспит с тобой бесплатно.

Горров сплюнул и пошел к выходу. Потом задумался и повернулся.

– Вы, пидоры, что значит «ТОЖЕ очень нравлюсь»? Что значит «ТОЖЕ»?!

Он хлопнул дверью под хохот всей съемочной группы и радостный блеск во влюбленных глазах Хорхе.

* * *

В девять утра у главного входа в Останкино Сергея бил озноб. Лейтенант Бенкендорф нашел мобильный телефон Верника, перезвонил и договорился, что Сергей придет к нему в телецентр и принесет портмоне.

– И у меня к вам просьба, Игорь… Хоть я и должен соблюдать присягу, но прошу вас… Не заводите на него дело. Захотите отомстить – лучше избейте. Они, после Афгана, совсем не могут адаптироваться к жизни. Им все кажется, что мы все виноваты в их крови.