Текст книги "Первые шаги (СИ)"

Автор книги: Алексей Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Но я не успел закончить фразу, как на нас с громким лаем вылетело четверо псов. У них был отвратительный вид: шкура с многочисленными проплешинами и язвами, кривые, но мощные лапы и уродливая морда, на которой вместо глаз были какие-то мерзкие коричневые наросты. Размером собаки были с немецкую овчарку. Изумившись собственной реакции, я успел дважды всадить в них заряд картечи. Одновременно дал очередь «вепр» Перепела. Одна собака, визжа и скуля, кубарем покатилась нам под ноги, и я добил её в упор, другую силой выстрелов отшвырнуло прямо в «трансформатор», который взорвался целым кустом ярких разрядов, оплетших моментально обуглившийся труп собаки. Однако самая здоровая увернулась от выстрелов и, сбив с ног Макса, уже тянулась к его горлу разинутой пастью. Макс кое-как пытался её оттолкнуть, но собака явно была сильнее. Я был ближе, чем Перепел, но, если б я выстрелил из своего дробовика, картечью задело бы и Макса. Я на мгновение растерялся, не зная, что делать: сейчас эта уродливая тварь перегрызет горло моему товарищу!

Перепел успел. Он выстрелил одиночным точно в морду «бобику», и псина, взвыв, соскочила с Макса и, обиженно скуля, скрылась в глубине трубы. Я пальнул ей вслед, но, вероятно, не попал.

– А ты молодец, Серый, нормально стреляешь, – одобрительно сказал Перепел. По-моему, он впервые назвал меня по имени. Я ничего не ответил, потому что зажимал нос от нестерпимого сочетания запахов паленой шерсти и горелого мяса: труп в беснующемся «трансформаторе» превратился в кучу углей.

– Неправильно ты выбрал, ботаник. Не пойдём через трубу, – сказал Перепел, помогая Максу подняться на ноги. – Неизвестно, сколько их там ещё может быть. И хорошо, что «бобики» без «барбоса», а то он может их так сорганизовать, что и вдесятером не отбиться. «Барбосы» они умнющие и злые ужасно. Верхом пойдём.

Мы стали взбираться на насыпь, прислушиваясь к счетчикам Гейгера. С каждым шагом производимый ими звук, похожий на звук рвущейся тряпки, усиливался.

– Нет, здесь нельзя, – сказал Перепел. – Идем левее.

Мы пошли по склону, пытаясь нащупать место, не так сильно заражённое радиацией. Только метрах в четырехстах нашелся чистый «коридор», по которому мы поднялись гуськом: впереди одышливо пыхтящий Перепел, за ним поминутно оскальзывающийся Макс и я замыкающий. На вершине насыпи нас ждали ржавые рельсы, шпалы, рассыпающиеся в труху, если на них наступить, и истлевший остов какой-то твари.

– «Бяшку» кто-то пристрелил, – прокомментировал Перепел, пошевелив носком сапога желтый череп с аккуратным круглым отверстием между глазниц. – Странно, что собаки не растащили кости, видно не учуяли.

Макс ойкнул. Он наступил на какой-то круглый предмет, издавший под ногой странный всхлип. Это было что-то вроде глянцево-чёрного камушка, прятавшегося в уголке между рельсом и шпалой.

– Ишь ты! «Рачий глаз» нашел, желторотик. Редкая штука, тыщ пять стоит. С первым сламом тебя! – обрадовался Перепел. Он достал из внутреннего карман штормовки бинокль чуть покрупнее театрального и стал осматривать простиравшуюся внизу за насыпью долину. Перепел был похож на полководца, высматривающего подходящее для генерального сражения поле. Неопределенно хмыкнув, он спрятал бинокль и дал команду спускаться. Макс, вероятно, воодушевленный находкой, побежал, набирая скорость, вниз по склону, перепеловское «Куда, дурак?» уже не могло его остановить, и, не добежав до конца совсем чуть-чуть, Макс вдруг оторвался от земли и, взмыв, пролетел метров двадцать по широкой параболе, грохнулся в траву, словно мешок с костями.

– ... твою дивизию в ... через колено! – разразился Перепел. – В «батут» вляпался, ботаник!

Мы быстро, но осторожно спустились, огибая ловушку. Макс лежал неподвижно. Когда мы подошли к нему, он вдруг приподнялся и сказал:

– Почему люди не летают, как птицы?

Эта фраза нас подкосила, я забыл, когда в последний раз так неистово хохотал, Перепел размазывал кулаком слезы по физиономии, а у Макса на лице лишь блуждала улыбка, слабое отражение нашего нервного веселья.

Зато всю оставшуюся дорогу до Мусорки мы были серьезны и сосредоточены, чуть ли не на каждом шагу тщательно обдумывая, куда поставить ногу. Тем более, что, когда мы добрались до Мусорки, ловушки стали попадаться гораздо чаще. В этом районе Зоны огромными холмами лежал строительный мусор, свезённый сюда словно из города, разрушенного землетрясением или бомбардировками, причём, судя по радиоактивному фону этого хлама, бомбардировки были ядерными. Между холмами сбивалась в стаи и ржавела та техника, на которой этот мусор свозили. По совету Перепела мы надели респираторы, чтобы не вдохнуть «горячую частицу». По длинной дуге мы обошли и холмы, кладбища грузовиков с автобусами и пошли вдоль канавы, на дне которой лежали навсегда оставшиеся несоединёнными канализационные трубы. По пути через Мусорку нам пару раз попались «лешачьи пальцы», штука недорогая, зато полезная, и ещё Перепел нашел какую-то хрень, похожую на слипшиеся в комок голубые спагетти, которую наш ведущий назвал «бабушкиным клубком». Возле чахлой осины, задумавшейся на самом краю канавы, засыхать до конца или нет, Перепел остановился.

– Вот там, на переходе к Сельхозмашу, – махнул он рукой вправо, – я эти «арбузы» и нашёл в распадке между холмами. А тут, как раз около деревца этого, под трубой заховал.

И он спрыгнул в канаву. Через секунду раздался такой заковыристый мат, что я сперва подумал, что Перепел попал в ловушку, и только спустя пару минут понял, что его заначку кто-то разграбил. «Ну что же, не повезло», – подумал я, совершенно не расстроившись, и спустился в канаву. Под трубой пустой темной пастью зияла довольно большая яма, вокруг которой и топтался Перепел, причитая: «Восемнадцать «арбузов»! Пятьдесят четыре тыщи!» Мне бросилось в глаза, что грунт, вынутый из ямы, сырой. От дождя? Я ковырнул его носком сапога, раз, другой. В глубине, куда дождевая вода не могла бы проникнуть, он тоже был сырой.

– Перепел, хватит ныть! Лучше посмотри сюда: земля сырая, значит, выкопали это все не так давно, буквально несколько часов назад. «Арбузы» тяжелые, значит, далеко с ними они уйти не могли. Подумай, куда они могли с добычей двинуть?

Надо отдать должное, Перепел моментально уловил мысль, хотя поначалу казался мне недалёким алкашом. Но в Зоне такие, видимо, не выживают.

– Дело говоришь, Серый! Недавно стырили и уйти далеко не могли, гады! Значит, либо перепрятали, либо потащили на продажу. Удобней всего уходить было бы по Трассе, но там на КПП заваруха какая-то, Жук говорил, могут быть проблемы. Если б уходили в обход, западнее, мы бы их встретили. В обход на восток, через Чернодол – далеко и слишком рисково. А стало быть, скорее всего, они «арбузы» не потащат за периметр, а сдадут их прямо здесь, в Зоне, в Шинке. Значит, в Шинок нам надо, на перехват! А ну за мной!

И мы устремились. Ни за что бы не подумал, что можно ходить по Зоне с такой скоростью, почти бегом. Но Перепел шёл очень уверенно, все опасности вовремя улавливал тренированным чутьём, одна-две шайбы – и граница ловушки найдена, и нам с Максом оставалось лишь стараться не отставать и идти за Перепелом точно след в след. Обойдя стороной какое-то индустриальное сооружение за высоким кирпичным забором («Ангар», – буркнул устремлённый к цели Перепел), мы вышли к Трассе и наткнулись на десяток людей в военных костюмах спецзащиты. Они были очень хорошо вооружены, в основном, «Абаканами», у одного из-за спины торчала снайперская СВДК, другой держал в руках пулемет «Печенег». Во главе колонны шёл здоровенный мужик метра под два ростом, один глаз у него был перевязан чёрной лентой. Они первыми заметили нас, вышедших из густого ольшанника, и синхронно направили стволы в нашу сторону.

– Всем стоять, руки за голову! – прозвучал громогласный приказ.

Я поначалу серьёзно испугался, представив, что от нас останется через пять секунд, если они дружно откроют огонь. Кто это может быть? Военные патрулируют Зону? Почему так далеко забрались? Что они с нами сделают: разоружат, скрутят, вытащат за периметр и на цугундер или прямо здесь шлёпнут?

Однако Перепел был спокоен. Он стянул с лица респиратор и сказал:

– Привет, Фара! Свои, не стреляй.

– Здорово, Перепел, старый пьяница! Ещё не гикнулся, Зона тебя побери? – ответил одноглазый и добавил, обращаясь к своим бойцам, – Отставить! Свои.

– Патрулируете, что ли, товарищ капитан? – поинтересовался Перепел, пожимая руку знакомому.

– Никак нет. Боевая операция.

– С кем воюете?

– Да, старатели на КПП блокировали группу «шакалов». Обложили с обеих сторон, но штурмовать сами не решаются, позвали нас на подмогу. Так что извини, поболтал бы, да некогда, спешим мы.

Перепел схватил за рукав разворачивавшегося Фару:

– Погоди, один вопросик всего! – и стал что-то шептать ему на ухо.

– Не, не видал. Нет, только двое заходили, Крокодил с Гориллой, нас на помощь кликнули. Все, прости, брат, спешим мы, – Фара одним движением могучего плеча стряхнул насевшего Перепела и зашагал вперёд по Трассе, за ним потянулись остальные бойцы.

– А можно мы с вами пойдём? – крикнул вслед Перепел.

– Идите, если хотите.

Мы зашагали вслед за отрядом.

– Это что за боевики? – поинтересовался я у Перепела.

– Это «броненосцы». Ну, есть такая артель старательская, «Броня». Вот они из неё.

– А Фара этот кто у них?

– Капитан, командир взвода. У них всё, как в армии: присяга, устав, звания. А с Фарой мы давно дружим. Я ему жизнь спас однажды, прямо из лап «вурдалака» вытащил на Сортировочной, – сказал Перепел и, понизив голос, добавил, – Я у него поинтересовался, не приносил ли кто в Шинок большой слам, «чугунные арбузы». Он говорит, что не приносили. Так что, возможно, эти гады там сейчас сидят.

III

По Трассе мы быстро дошли до того самого КПП: стандартная бетонная коробка, автомобильные ворота и высокий забор в обе стороны, по верху – спираль Бруно. Перед воротами ржавели БРДМ и грузовик ЗИЛ, за которыми укрылись семеро сталкеров, блокирующие мародеров со стороны Мусорки.

– Здорово, доблестные «броненосцы»! Остановим расползающуюся заразу Зоны! Встанем нерушимым щитом! – приветствовали они прибывшую подмогу. Чувствовалось, что к членам «Брони» и их военным замашкам старатели относятся иронически. Однако Фара игнорировал эту иронию, был по-военному краток и деловит:

– Сколько их там? Чем вооружены? Какова диспозиция?

Ему ответил старатель почти такой же по габаритам:

– Здравствуй, Фара. Шакалов там человек пятнадцать, вооружены «гоблинами», «пятисотками», «фортиками». Один сидит на вышке, думаю, у него «калаш» с оптикой: слишком хорошо шмаляет. Кузнечика нашего зацепил, когда он высунулся.

По масляному басу, которому позавидовал бы любой поп, я узнал сталкера: это был Битюг, приказавший выкинуть из бара того придурка с «вертячкой», уважаемый «ястреб».

Фара в ответ лишь кивнул, отошёл к стоявшим в сторонке бойцам и стал давать им какие-то распоряжения, и хотя он стоял от меня всего в нескольких метрах и говорил совсем не шёпотом, я не мог разобрать ни одного слова. Учат их этому, что ли? «Броненосцы», получив инструкции, стали действовать чётко и слаженно, как футбольная команда Германии на чемпионате мира. Каждый занял место максимально близкое к воротам и замер в готовности броситься к ним в любой момент. Фара демонстративно вышел из-за прикрывавшего его БРДМа, дал неприцельную очередь в сторону вышки, торчавшей над КПП, и моментально нырнул обратно. С вышки раздалось ответное тарахтенье «калаша», которое вдруг было моментально оборвано гулким выстрелом СВДК. Тут же за забор полетело несколько гранат, и как только они грохнули, двое кинулись откатывать ворота («шакалы» даже не догадались их заклинить), а раскрывающийся проход стал поливать шквальным огнем «Печенег». Лишь только пулемет замолчал, в ворота кинулись один за другим остальные «броненосцы», действуя быстро и точно, не мешая друг другу. Из-за забора стали раздаваться короткие злые очереди «Абаканов», и лишь несколько раз попытались огрызнуться сухим треском пистолеты-пулеметы «Гоблин-3» или смачным бабаханьем дробовики «Форт-500 М», такие же, как у меня. Через пять минут звуки боя стихли.

Не участвовавшие в штурме старатели вылезли из-за укрытий и направились к КПП, за ними пошли и мы трое. Во внутреннем дворике контрольно-пропускного пункта шибали в нос запахи порохового дыма, горячего железа, крови, свежеразделанного мяса. А чем ближе я подходил к зданию, тем сильнее становился сладковатый душок трупов, уже тронутых разложением. Под ногами валялись гильзы, там и сям в разных позах застыли тела «шакалов», их легко было отличить от сталкеров по одежде: они в Зоне носили то же самое, что и за периметром – короткие куртки, спортивные штаны, кроссовки, никакой специальной экипировки на них не было.

– Ну как вы, Фара? – спросил Битюг, заходя в здание. За его широким плечом я увидел, что «броненосцы» деловито раскладывают на полу оружие «шакалов», а на обшарпанном письменном столе аккуратно сложен различный слам: в пёстром разнообразии всевозможных диковин я узнал только «лешачьи пальцы» да пару «бабушкиных клубков», из остального лишь некоторые я видел на фотографиях в книжке, например, «гремучие салфетки», которые, кажется, используются в медицине и косметологии, и «катушки», на основе которых делают какие-то хитрые электродвигатели. От слама шёл тот самый запах иного, который я впервые почувствовал от рюкзаков Жука и его напарника в Мёртвом поселке.

– Убитых – ноль, тяжелораненых – ноль, легкораненых – два. Учитесь, дилетанты! – громогласно ответил Фара. И чуть понизив голос, добавил. – Гляньте, что там творится, в соседней комнате.

Сталкеры, столпившиеся за Битюгом, двинулись в соседнюю комнату, но на пороге остановились. Я тоже заглянул и тут же зажал нос. На грязном бетонном полу ровной шеренгой лежали восемь трупов сталкеров. Народ зашумел, зароптал, и сразу всё объяснил: «шакалы» устроили засаду на блок-посту, подстерегали идущих с Мусорки старателей, убивали и грабили. Вот откуда столько слама.

Послышались звуки рвотных спазмов. Я обернулся и увидел, что это Макс не выдержал такого количества мертвечины. Вдруг меня потянул за рукав Перепел, отвёл в сторону, и его жаркий шёпот защекотал мне в ухо:

– Они здесь, наши «арбузы». Там на столе три штуки лежат. Кто-то из этих, из убитых, их спёр. Но тут только три, значит, остальное они перепрятали где-то. Узнать бы только где.

Сталкеры, с которыми мы вошли, и ещё человек десять, подошедшие с другой стороны КПП, говорили вполголоса, что нужно похоронить погибших товарищей, что «шакалов» нужно бросить так, нехай их «бобики» жрут, и кто-то осторожно поинтересовался насчёт слама: как, мол, делить будем?

– Никакого дележа! – громогласно заявил Фара. – Все трофеи – слам, оружие, информация – являются собственностью «Брони», поскольку именно силами «Брони» проведена боевая операция по ликвидации «шакалов».

– Погоди, Фара! – спокойно возразил ему Битюг. – Ты не прав. Пускай, вы сделали основную часть дела, но мы тоже участвовали: зажали их и удерживали здесь мы, наводку вам дали мы. Мы тоже пролили кровь: у нас один раненый с этой стороны и двое с той. Так что, по справедливости, нам тоже полагается доля.

– За что вам доля? За то, что вы за нашими спинами прятались? Чужими руками хотите жар загребать? Только и думаете, как бы карман набить!

– А вы тут в Зоне ради чего? Мир спасаете? Ну так и спасайте дальше, а слам отдайте старателям!

– Трофеи являются собственностью «Брони»! Они нам нужны для закупок оружия, боеприпасов и амуниции, а не для личного обогащения.

– Да знаем мы, откуда у вас оружие и боеприпасы! Не рассказывай нам сказок! И учти, Фара, нас тут больше, – зловеще нахмурился Битюг. Но Фару, стоявшего и говорившего, словно ожившая бронзовая статуя, это не напугало.

– Хотите с нами повоевать? Попробуйте. «Шакалов» тоже было больше.

Битюг посмотрел исподлобья на Фару, за спиной которого выстроились бойцы, и сказал:

– Вот за это вас, «броненосцев», и не любят, – развернулся и отошёл к угрюмо молчавшим старателям. – Ладно, братки, пусть эти стервятники подавятся! Пойдёмте могилки копать.

Старатели потянулись к выходу.

– Фара, можно тебя на пару слов? – заискивающим тоном спросил Перепел.

Они отошли в угол и заговорили, но слышно было только ответы командира «броненосцев»: «Нет, это все наши трофеи...Ну да, должен, но из трофеев – не имею права... Ну, не знаю... Ладно, но только с одного... Думай». Перепел подошёл ко мне, и одновременно вернулся бледный Макс, ходивший на улицу подышать свежим воздухом.

– Расклад такой, – зашептал нам Перепел, – «арбузы» наши он не отдаёт, но разрешил скачать инфу с комута убитого, может, там записано, где остальные спрятаны. Но только с одного! А как нам вычислить, с кого качать?

Я задумался: действительно, как вычислить нужный нам комут, если неизвестно, у кого именно «шакалы» отобрали эти «арбузы»? Быстрее всех сообразил Макс:

– Они же радиоактивные! Надо с дозиметром пройтись над каждым, и выбрать самый высокий уровень.

– Точно! – встрепенулся Перепел. – Пойдём, замеряем.

– Только я не... – замотал головой Макс.

– Ладно, без тебя справимся.

И мы пошли в «мертвецкую», хотя я тоже не горел желанием возиться с трупами. Зажав нос, я водил потрескивающим счётчиком над телами: белобрысый голубоглазый, пулевое отверстие точно между светлых бровей, видно, расстреляли безоружного; абсолютно лысый плотный дядька в прорезиненном комбинезоне цвета хаки, грудь прошита очередью; кто-то в камуфляжных штанах и в штормовке, вместо лица мешанина из костей и мяса, результат выстрела картечью в упор, лучше не присматриваться... Рядом бубнил Перепел: «Так, это у нас кто? Это Гундосый. Всё, брат, отпрыгался. Так, фончик в пределах нормы. Следующий. Это кто? Кто-то из молодых, не знаю такого... О! Три пера! Эх, Три пера, не попьём мы с тобой больше водочки... Пудель... Ого! Пудель, ты чего это так фонишь? Уж не ты ли мои «арбузы» попёр?» Не выдержав, я опрометью кинулся отсюда. Скорей, скорей на воздух! Выскочив наружу, я максимально глубоко вдохнул-выдохнул несколько раз, борясь с тошнотой. Удержался, не «показал закусь».

Подошёл Перепел.

– Кажись, нашёл. Похоже, Пудель, «арбузы» попятил, царство ему небесное, засранцу...

– Идёмте скорее отсюда, – сказал бледный Макс.

И мы двинулись было в сторону Мусорки, как вдруг за спиной послышался приторный голосок.

– Эй, Перепел! Далеко ли собрался, дружок?

Я обернулся и увидел мужичка, вся внешность которого – острый носик, бегающие глазёнки и не сходящая с лица улыбочка – описывается одним единственным словом – «хитрован».

– А тебе-то что, Чашечка? – насупился Перепел.

– Да так... Мне показалось, что ты с трупами там ковырялся, искал что-то. Странное дело: нас всех «броненосцы» послали подальше, а тебе разрешили по карманам у убитых шарить. Вот наши удивятся! Особенно Битюг.

– Слышь, ты! Лучше не лезь в чужие дела!

– А чужие ли они? Старатели, я полагаю, разберутся, – сказал мужичок со странной кличкой «Чашечка» и сделал вид, что собирается пойти к остальным старателям.

– Постой! Что тебе надо?

– Мне просто хочется узнать, что ты там искал?

Перепел помялся минуту, но в конце концов выложил Чашечке всю историю с «чугунными арбузами».

– Так, значит, с вами «броненосцы» поделились, а нам хрен на блюде! – возмутился Чашечка. – При том, что мы тут кровь проливали! Ну уж нет, я такое от братвы скрывать не стану!

Однако он оставался стоять там, где стоял, а не побежал нас закладывать.

– Сколько ты хочешь? – спросил Перепел.

– По справедливости – четверть, – осклабился Чашечка.

– А харя не треснет? Може, пяти процентов хватит?

– Не треснет и не хватит. За пять процентов я дальше Предбанника не полезу. Лучше пойду со старателями покалякаю.

– Десять.

– Четверть.

– Хрен с тобой, пятнадцать!

– Двадцать пять.

Перепел, аж кипевший от негодования, вдруг на минуту замолк, внимательно посмотрел Чашечке в глаза и сказал спокойным голосом:

– Хорошо, двадцать пять.

Через десять минут в тихом уголке Мусорки – густой осинник, поляна с удобным поваленным деревом-скамейкой, старое кострище, неподалеку прогнувшая почву воронкой «чёрная дыра» – мы вчетвером колдовали над комутом Перепела. Информация оказалась запароленной. Сходу мы набрали «пудель», но в доступе было отказано. Система сообщила, что есть ещё две попытки, после которых доступ будет полностью заблокирован. Я, Перепел и Чашечка были сильно озадачены, однако Макс уверенно взял комут в свои руки.

– Нужно очень осторожно попытаться всё это взломать. Нужно понять, что он мог использовать в качестве пароля, – сказал Макс. – Например, он мог использовать своё имя или фамилию. Как его звали?

Перепел и Чашечка недоуменно переглянулись.

– А хрен его знает! Пудель и Пудель. Мы ж не лягаши, чтобы фамилию спрашивать.

– Та-ак. Ладно. У кого есть номер его комута? У меня база есть пиратская, можно по ней посмотреть.

Номер нашёлся у Перепела. Оказалось, что покойного Пуделя по паспорту звали «Виталий Чумиченко».

– Имя или фамилия? – думал вслух Макс. – Наверное все-таки фамилия. Попробуем... Чёрт! Не то. Одна попытка всего осталась! Что это ещё может быть? Любимое блюдо? Напиток?

– Водка – заорал вдруг Перепел. – Любимый напиток – водка! Водку попробуй набрать.

– Перепел, – сказал я, – ты только что спалил собственный пароль.

У Перепела так вытянулось лицо, что всем стало ясно – я угадал. Мы все дружно заржали.

– Нет, не думаю, что «водка», – сказал Макс. – Чаще всего это что-то, что нельзя забыть или перепутать. Имя, фамилия, важная дата... О! Дату его рождения нужно попробовать! Кто-нибудь знает, когда он родился?

– Я вспомнил! – сказал Чашечка. – Он пару месяцев назад день рождения отмечал. Только вот число я точно не помню... Кажется, это было сразу после «выхлопа». Да, в начале февраля сразу после выхлопа Пудель сходил в рейд, добыл хороший слам и проставился за день рождения. А «выхлопы» у нас в феврале были... сейчас гляну календарик... ага, седьмого и двадцать пятого. Стало быть, восьмого он сходил в Зону, а девятого мы пили. Точно, девятое февраля, пробуй!

– А год?

– Вот чего не знаю, того не знаю.

– Ну сколько ему исполнилось, когда вы отмечали?

– Да не помню точно... Кажется, круглая какая-то дата.

– Лет тридцать ему было, – вмешался Перепел. – Наверняка, тридцатник вы отмечали.

– Очень может быть.

– Ага, значит, если ему было тридцать, значит родился он... так, ну попробуем: 090286. Есть! Пароль принят!

Мы принялись копаться в том, что скачали. Записи кто кому сколько должен, личная переписка, фото с каких-то пьянок и прочий мусор нас не заинтересовали. Довольно быстро мы нашли голокарту Зоны с различными пометками. В районе Мусорки их было две: одна к востоку от Трассы в каком-то болоте, другая к западу около того самого «ангара». Последняя была гораздо ближе к разграбленной хованке Перепела, однако «болотная» была неподалеку от того места, где мы сидели. Перепел решил проверить обе метки.

Через жиденький перелесок мы вышли к болотцу, поросшему по краям мощной осокой и чахлым тростником. Поверхность болота была затянута густой зелёной дрянью, очень отдалённо напоминавшей ряску. Прямо из воды торчала высокая ржавая железяка вроде опоры ЛЭП. При приближении к болоту предупреждающе затрещал дозиметр.

– Осторожней, все водоёмы в Зоне сильно заражены, – сказал Перепел.

Мы стали обходить болотце по краю, пока не наткнулись на большую колоду, один конец которой уходил в трясину, другой лежал на берегу. Внутри она вся выгнила, и Перепел, присев, засунул в неё руку, пошуровал и вытащил наружу продолговатый брезентовый сверток.

– Вот и нычка пуделевская!

Перепел развернул брезент и обнаружил в промасленной ветоши автомат «Вепр» с подствольником и оптическим прицелом, четыре полных магазина к нему, пару «лешачьих пальцев», какую-то штуку, похожую на кусок сильно спутанной медной проволоки, и горсть матово-белёсых шариков размером чуть больше вишни.

– Ага, «пальцы», «фибула», «светлячки»... Ну что ж, неплохо, но пока арбузы наши не покрывает.

Перепел снял рюкзак, сложил весь слам в подвешенный к нему контейнер и сказал Максу:

– Этот автомат я себе возьму, он поновее, а свой тебе даю. А то с твоей пукалкой только ворон пугать.

Кряхтя он поднялся, вдел руку в одну лямку, в другую.

– Ну всё, потопали к Ангару.

Мы шли один за другим: Перепел, Макс, я, Чашечка. Почва под ногами мягко проседала, в воздухе пахло сероводородом, ржавчиной, сухой травой. Вдруг я почуял кое-что ещё.

– Перепел, навозом пахнет.

– Это кабаны! Оружие к бою.

Мы замерли с оружием в руках. В тростнике громко зашуршало, послышалось хрюканье, похожее на звук, который раздаётся, когда точишь нож об оселок, высунулась мерзкая кабанья морда с торчащими из пасти во все стороны огромными клыками: просто какая-то саблезубая свинья! Зверюга напала на нашу колонну с тыла, и первой её жертвой стал Чашечка: кабан кинулся на него, но старатель успел увернуться так, что кошмарные клыки не разорвали его, а лишь оставили царапину на бедре, правда довольно глубокую. На ногах Чашечка не устоял, упал навзничь. Мы принялись одновременно палить из трёх стволов. В ответ раздался оглушительный визг, кабан ломанул обратно. Были слышны звуки убегающего прочь крупного животного, ломящегося через тростник.

– Ни фига себе! – удивился я. – Это мы его втроём не смогли завалить!

– Отож! Кабаны ужасно живучие. И это ещё молодой подсвинок попался. Хорошо, что один. Было бы стадо, порвали бы нас в минуту.

– Может, не пойдём дальше? – заосторожничал Макс.

– Не ссы, желторотик. Без риска слама не бывает, – успокоил его Перепел и обратился к Чашечке, – Ты как там, браток? Живой?

– Живой. Поцарапала меня только эта свинья паршивая.

– Сейчас помогу, перевяжу.

Перепел снял рюкзак, достал аптечку и стал оказывать первую помощь сидящему на земле Чашечке. Довольно быстро на ноге у него оказалась тугая белоснежная повязка.

– Ну вот и всё, – сказал Перпел и поднялся, ловко прихватив лежавший рядом «калаш» Чашечки. – Вот ты и отпрыгался, крыса.

Обезоруженный Чашечка моментально побледнел и захрипел:

– Не убивай, Перепел! Не убивай меня! Зона тебе не простит!

– Не бойся, я тебя не убью. Я тебе даже оружие дам. Только не сейчас. А сейчас давай руки – вязать буду.

Чашечка послушно протянул руки, и Перепел ловко связал их тонким, но крепким синтетическим шнурком.

– Сволочь ты, Перепел! Решил на мне патроны сэкономить? Я ж по-любому без оружия и со связанными руками сгину в Зоне.

– Не сгинешь, если повезёт. И будешь знать, как честных старателей шантажировать. Слушай внимательно: мы сейчас уходим, а ты ещё пятнадцать минут торчишь тут. Потом иди к Трассе. Там напротив Ангара остановка старая. В углу будут лежать пистолет и нож. Но если ты, падла, сразу за нами пойдёшь, если попытаешься нас выследить, я в тебе дырок понаделаю, как в «лунном сыре». Клянусь Зоной!

Оставив Чашечку скрипеть зубами от бессильной злости, мы быстро пошли прочь.

– А почему он Чашечка? – спросил Макс.

– Да ему когда-то колено прострелили, а он его умудрился «газированной глиной» залечить. И хвастал потом, типа «Мне Зона новую коленную чашечку дала». С тех пор его и прозвали.

– Слушай, – поинтересовался я у Перепела, – а на что это Битюг намекал, дескать, знаем мы, откуда оружие и патроны у «Брони»?

– Известно на что. Правительство их снабжает.

– Чьё правительство?

– Да хрен его знает! Наше, наверное. Или, может, российское. Но не Запад точно, оружие у них всё нашенское. Вот у «Вольницы» стволы натовские, им, видать в евро плотят.

– А что за «Вольница»?

– Да ещё одна артель. Их даже поболе будет, чем «броненосцев», только у них армейщины нет такой, всё шаляй-валяй. Разгвоздяи те ещё. Но зато вольных старателей не зажимают, как «Броня».

– А зачем правительству или западникам сталкеров поддерживать?

– Старателей, не сталкеров.

– Ну, старателей.

– Затем, что Зона – это огромный бизнес, и слам, который мы таскаем, и вояками используется, и яйцеголовыми и ещё хрен знает кем. Мы его барыгам за гроши сдаём, а они потом в десять раз дороже перепродают, а те – в двадцать и так далее. Деньги бешеные. А кроме старателей, больше никто в Зону не полезет, ни добровольно, ни по приказу. И все хотят тут своих людей иметь, свою долю слама получать. Потому и поддерживают.

– Ещё учёные в Зону добровольно ходят, исследователи, – встрял в беседу Макс.

– Учёные? Ну да, база ихняя на «Янтаре». Только они тоже охотно у старателей слам берут. И цену дают хорошую.

За разговором мы и не заметили, как дошли до Трассы. Перепел честно оставил пистолет и нож там, где когда-то была остановка, и её бетонный козырек всё ещё стоял. Затем мы направились к странному зданию, которое Перепел называл «Ангаром». К нему вело ответвление от Трассы, проходившее через большие ворота со звёздами, такие обычно были на советских военных объектах. Ныне одна створка была сорвана и погнутая валялась во внутреннем дворике. В глубине виднелся вход в какое-то просторное здание, построенное, видимо, для разгрузки-погрузки неких контейнеров, которые когда-то подвозили по Трассе, а в «Ангаре» перегружали в вагоны и на платформы, чтобы по узкоколейке транспортировать дальше на загадочный «Сельхозмаш». Сквозь обвалившуюся местами крышу внутрь попадало немного света, и в полумраке угадывались очертания товарных вагонов, во дворе валялся пустой контейнер, с которого уже почти полностью облупилась бордовая краска.

– Внутрь нам не надо, хвала Зоне, – сказал Перепел. – Наше место правее Ангара.

– А что там внутри? – спросил Макс.

– Да что угодно может быть. «Кукловод», например. Или «вурдалаки». Или... Тьфу ты! Вот я старый дурак: сам каркаю! Всё! Заткнулись и пошли.

Мы пошли вдоль высокого кирпичного забора. В одном месте кладка была разрушена, и когда мы проходили мимо, я краем глаза заметил какое-то движение. Я остановился и, вглядевшись, понял, что по двору ангара ковыляет какой-то сталкер, больше похожий на бомжа. До меня донесся запах падали.

– Перепел! – негромко окликнул я.

– Ну что ещё?! – повернулся он.

В ту же секунду раздался пистолетный выстрел. Пуля щелкнула по стене рядом с проломом. Непонятный сталкер шёл в нашу сторону странной походкой, раскачиваясь из стороны в сторону. Правая рука с пистолетом была вытянута вперед.

Мы тут же присели, укрываясь за забором, и я крикнул:

– Не стреляй, свои!

– Не кричи, – буркнул Перепел, доставая автомат. – Всё равно не докричишься.

Он чуть высунулся из-за края пролома и дал очередь. Я не сомневался, что он попал в стрелявшего: тот сильно пошатнулся от ударивших в грудь пуль.