Текст книги "Блуждающие огни"

Автор книги: Алексей Оверчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 21

Справа потянулось поле, сплошь заставленное уже вывезенной из Грозного подбитой техникой. Я попросил ненадолго остановиться. Серега Шахов хотел все это пофотографировать. Мне же хотелось просто пройтись и осмотреться.

Когда я зашел в глубь рядов из подбитых машин, то просто физически почувствовал всю ту боль и отчаяние, которое испытали бывшие на этих машинах люди. Сколько смертей видела эта техника? Для скольких солдат и офицеров башни танков и десанты БМП стали могилой? Через открытые люки десанта я видел окровавленные бинты, оплавленные шлемофоны, пустые магазины, прогоревшие цинки с патронами, рыжие от огня пулеметные ленты, куски бушлатов и пустые тюбики с обезболивающим.

Мне стало плохо, и я поспешил к ожидающей нас БМП.

Кравченко внимательно посмотрел в глаза:

– Впечатлился?

– Это ужасно.

– Я тебе еще ужасней покажу. Сегодня вечером. Двигай! – Он ударил башмаком по броне.

БМП дернулась, и под лязг гусениц мы покатили на базу.

Благодаря дневальным наш вагончик пыхал жаром. На столе уже открытые консервы и нарезанный хлеб. Я достал из наших рюкзаков водку.

– Ну, чем еще вас занять, ребята? – спросил Кравченко.

– А что тут у вас есть?

– Я же обещал тебе показать еще кое-чего. Закончим есть и пойдем, посмотрим.

– Далеко? – Мне не хотелось никуда ехать. Особенно в город.

– Нет, тут рядом.

Когда мы вышли из вагончика, вокруг уже сгустилась тьма. Вдали летали одиночные трассирующие выстрелы БТР.

Мы пошли какими-то тропинками среди сугробов. Кравченко иногда включал на секунду фонарик, чтобы проверить курс, и мы двигались дальше. Я достал пачку сигарет. Меня тут же известили о вреде курения. Я удивился. Уж кто бы говорил!

– Рядом снайперы боевиков шляются. Так что схлопотать пулю – как нечего делать, – объяснили мне.

– Разве мы так близко к зоне боев?

– Ну, корреспондент! Ты чего, еще не понял?

Где-то в стороне, через снежное поле темнела стена леса.

– Вон оттуда они и выползают по ночам. Тут по кромке стоят наши секреты, так что иногда, когда они пытаются подлезть поближе, происходят стычки.

Вскоре мы набрели на палатки. Они стояли в полной темноте. Вокруг ни души.

Кравченко откинул полог одной из палаток:

– Заходи.

Ой, ничего хорошего там меня не ожидает. Но все же заставил себя войти.

Вдоль стен стояли солдатские койки. Под одеялами лежали в кровавых бинтах умершие. Те, кого не смогли спасти в медсанбатах. Гробовая тишина, и лунный свет сквозь пустые окна палатки. Убитые словно спят в жутком холоде.

Мне стало плохо. Я выскочил наружу.

– А хочешь посмотреть на кусок человека? – спросил меня кто-то из офицеров.

Группа двинулась дальше. Похоже, нашего согласия никто не ждал. Мы подошли к «Уралу». Офицеры откинули брезентовый полог. Весь кузов от края до края был загружен человеческими останками. Вперемешку окровавленные руки, ноги, головы.

Я отшатнулся.

– Вот это и называется мясорубкой войны, журналист. Кто эти люди, из каких они подразделений – мы не знаем. Собираем, что есть…

Сергей-фотограф сделал несколько кадров, и группа снова зашагала в полной темноте.

Через несколько минут мы оказались на одной из улиц огромного палаточного городка. Отовсюду веяло теплом и жратвой. Сновали солдаты и офицеры. Кто-то курил, прикрывая огонек ладонью. Голоса приглушенные. Изредка у какой-нибудь палатки откидывался полог, падал на снег треугольник желтого света и снова пропадал. Все явственней долетал до нас запах кухни.

Кравченко откинул полог, и мы вошли в офицерскую столовую. Здесь были те же демократичные правила харчевания. Люди занимали свободные столики, ели и уходили. Как только мы сели за стол, солдаты сразу же принесли нам первое. После недавней «экскурсии» есть не хотелось. Но желудок нещадно урчал, и волей-неволей приходилось работать ложкой и челюстями. Разговор не клеился. Поминутно в столовую заглядывали офицеры и громко спрашивали, кто командовал таким-то подразделением или экипажем. Из-за столиков иногда откликались.

На мой вопросительный взгляд Сергей ответил:

– Тут все больше сборные команды воевали. Подразделения комплектовали наспех. Экипажи танков зачастую знакомились перед самым выходом в Грозный. Мы, офицеры, еще более-менее друг друга знаем, а солдаты – вообще никого. Так вот, если кто и успевал познакомиться перед этой бойней, теперь методом тыка выясняем личность погибших. Сам видел, сколько их тут – неопознанных.

Зашел очередной офицер:

– Кто-нибудь помнит, кто был в экипаже девятой машины?

Из-за соседнего столика откликнулся другой офицер:

– Я на восьмой шел. С девятой все погибли. Там наш прапорщик рулил. Кого ему дали – не знаю. Спроси у моих солдат. Они ведь одним этапом сюда прибыли. Может, подскажут?

Мы доели и пошли в свой вагон.

Водка еще оставалась, и наша вечеринка плавно перетекла за полночь. Мы болтали о разных отвлеченных вещах. И тут в вагон вломился солдат:

– Товарищ капитан! Там, в темноте, кто-то идет по полю!

Мы выскочили из вагончика и побежали к пулеметному гнезду. Обложенная мешками огневая точка на пригорке как бы нависала над полем. На другой стороне – темная стена леса. Там боевики.

Явственный скрип снега. Кто-то крался. Кромешная тьма.

– Здесь капитан российской армии! – гаркнул офицер в сторону поля. – Кто идет?

– Рядовой третьей роты! – донеслось из темноты.

– Рядовой, ко мне! – по-уставному скомандовал капитан.

Быстрые шаги заскрипели в нашу сторону. Безвестный рядовой подошел к пулеметному гнезду и уставился вверх. Впотьмах мы еле различали его фигуру.

– Ты чо там, боец, офонарел?! Ты куда прешься?

– Нам приказали!

– Кто?!

– Лейтенант, командир взвода.

– Чего-о-о?! Так ты там еще не один, что ли?

– Никак нет! Товарищ лейтенант приказал нашему взводу прочесать этот лесок, – рядовой указал варежкой на противоположную сторону поляны.

– Вы там совсем остекленели, уроды снежные! – вскипел капитан. – Бегом к своим! Приказываю всем немедленно отойти назад, в расположение части! Подохнуть захотели? Там боевики! Немедленно назад!

Рядовой козырнул и побежал во тьму. Офицеры возбужденно переговаривались, выясняя фамилию идиота-лейтенанта.

Над полем взлетела осветительная ракета. Боец за пулеметом машинально передернул затвор. По полю, утопая в снегу, медленно двигалась в сторону леса цепочка солдат. Тотчас из-за стволов деревьев по ним ударили автоматные и пулеметные очереди.

– Огонь! – заорал капитан.

Наш пулемет зашелся длинными очередями. Стараясь заткнуть боевиков. Мгновенно ощерились огнем соседние огневые точки. Еще минуту назад местность выглядела холодной и безлюдной. Теперь же все вокруг стреляло и ухало из сотен стволов. Люди попадали и начали отползать. Над полем, в обе стороны, вперемешку с матом, летали многочисленные ниточки трассеров.

Почти вся боевая линия федералов уже полыхала огнем, но боевики не собирались так просто упускать шедшие к ним жертвы.

– БМП сюда! Быстро! – скомандовал капитан.

Наша огневая точка стояла к лесу ближе всех. Поэтому огонь отсюда получался наиболее прицельный. С грохотом подкатили машины.

– К бою!

БМП выехали на позиции.

– Огонь!

Ударили башенные пушки. Со всех сторон над полем то и дело вылетали осветительные ракеты и освещали отползающих в спешке бойцов.

– Что тут, мля, происходит! – вылетел откуда-то из темноты разгневанный полковник.

– Пытаемся подавить огневые точки боевиков, – отрапортовал кто-то.

– Кто приказал наступать?!

– Лейтенант какой-то. Наверное, из новеньких.

– Козел! Я этого лейтенанта удушу на его же ре-ринке от трусов! Собственными руками!

Рядом притормозил командирский уазик. Полковник обернулся на ходу:

– Сейчас артнаводчика пришлю, пульнем по ним артиллерией.

Уазик мигнул красными огнями и пропал вместе с полковником.

Бой продолжался. Потихоньку, мелкими рывками, но пехотинцы все же выползали из-под огня. Но и бой вокруг них разыгрался нешуточный. Прибежал запыхавшийся артнаводчик.

– Ну?! Где?! – просипел он простуженным голосом.

Все вытаращили пальцы в сторону леса.

– Ага! – сказал он хищно. – Сейчас, мля, погоди, ты у меня наешься металла!

Он затараторил в рацию цифры. Где-то позади нас ухнули орудия. Потом еще и еще. На лес обрушился шквал огня. Стрельба со стороны боевиков мгновенно прекратилась.

– Ну, все. Пошли. Дальше уже неинтересно, – сказал Сергей.

Мы снова поддали водки. Офицеры увлеченно гадали, что это за лейтенант-идиот? Перебирали фамилии новоприбывших. Орудия продолжали долбить по лесу. Тут в вагон заглянул тот же полковник:

– Нашли его! Слава богу, никто не убит и не ранен. Я ему такой зазвиздон вставил! Повоевать захотел. Урод!

Полковник махнул предложенную стопку водки и добавил уже в дверях:

– Вот так вот, журналисты! Вы только про этого дурака не пишите. Я его уже и так наказал.

Мы снова разлили по кругу. Разбавили водку женьшенем из ампул. Получилось опять неплохо.

– Слушай, а ты когда домой? – спросил я Сергея.

– Скоро. Вот еще трупы своих дособираем. Потом домой… – Он сладко потянулся. – Так надоело уже все. Эта война, эта грязь. Хочется в ванную, одеколончик, надеть костюм.

– Насчет ванной не обещаю, но одеколон или там лосьон для бритья – запросто! – сказал я.

– Откуда?

– В Моздок прокатимся. Нам материал все равно надо сдавать. А потом вернемся с товаром.

– Что-то не верится, что вы сюда еще вернетесь.

Глава 22

Утром, когда разведчики уехали в Грозный сопровождать какого-то генерала, в вагон заглянул незнакомый офицер:

– Ты журналист?

Я кивнул.

– Из Москвы?

Я снова кивнул.

– Там твои коллеги из Москвы на аэродром прилетели. Если поспешишь, успеешь с ними поговорить.

До взлетной полосы – километров пять. Я бежал что есть сил. В душе слабенькая надежда – вдруг прилетел Сашка Колчин? Я обязательно заберу его к разведчикам.

Весь в мыле, выскочил на взлетку и увидел уходящий в сторону Моздока чистенький и опрятный вертолет. По его виду даже дурак определил бы, что именно на нем прилетало высокое армейское начальство в сопровождении журналистов.

– А ну стой!

Я обернулся.

Ко мне шли трое патрульных:

– Кто?

Я достал документы:

– Журналист.

Они переглянулись. И наставили на меня автоматы:

– Откуда взялся?

Меня достал этот глупый вопрос. На километры вокруг все военные уже давно знают, что у разведчиков сидят двое журналистов из Москвы!

– Мы у разведчиков стоим.

– А ну-ка! – Старший патруля шевельнул автоматом. Хотел еще что-то жестко добавить, но не успел.

Из-за его спины неожиданно выглянул человек в форме, но без знаков различия. Впрочем, и различать особенно ничего не надо. У этого типа вдоль всего лба тянулась незримая надпись «военная контрразведка».

– Алексей Николаевич? – осведомилось лицо официальным тоном.

Патрульные притихли.

– Да.

– Вас куда определили?

Тут патрульные опустили оружие и в почтительном молчании куда-то тихо исчезли.

– К разведчикам.

– Вот и шкандыбай туда, Леша, не хрен по аэродрому шляться! – отбросил контрразведчик всякую официальность. – Еще раз увижу – арестую и посажу в зиндан.

Ага, зиндан. Это такая глубокая яма для содержания пленных и арестованных подозрительных типов. И оказывается, меня тут прекрасно знают! Просто я налетел на тупоголовых патрульных. То есть спроси я контрразведчика про Николь Кидман или Шона Коннери – он бы хрен вспомнил, кто это. А меня увидел – и сразу: «Алексей Николаич! Добро пожаловать в боевые войска!»

Вот она, слава и популярность! Ведь этот контрразведчик даже в документы мои не смотрел, а уже издалека определил, кто я и откуда. Есть чем гордиться! Мне.

– А кто прилетал на вертолете? – спросил я.

Контрик (именно так их называют в войсках) скорчил мину, почесал нос и нехотя ответил:

– Журналисты с генералами.

– А был там такой – Александр Колчин?

– Нет. Такой фамилии не значилось.

Я вздохнул.

– Дуй домой, Леша! – ласково посоветовал контрик.

На этой доброй ноте мы и расстались.

Забавно, он сказал «домой». Надеется, что я в этом вагоне пропишусь, что ли?

Однако оказалось, он не только контрразведчик, но и пророк. Все последующие годы я приезжал в Москву, как в командировку. Чуток отдыхал, писал материалы, брал деньги и снова ехал в Грозный. Порой казалось, что я родился в этой республике. И с детства ничего кроме войны не видел. И была у меня только одна забота все это время – выжить.

Вот так мимолетная встреча с контрразведкой ломает людям жизнь.

На следующий день мы с Шаховым решили вернуться в Моздок. Пора передавать материал в газету. Самый быстрый способ попасть к телефону – это сесть на вертолет. Благо они сновали тут десятками. И почти все по маршруту Моздок – Северный.

Каждый день на военный аэродром прибывали все новые подразделения войск.. Обратно шли вертушки с ранеными. На аэродроме в Моздоке их перегружали на самолеты и отправляли по городам: Москву, Питер, Ростов, Волгоград и далее везде.

В сопровождении майкопцев мы прикатили на аэродром. (Пусть теперь попробует какой-нибудь патруль подойти – замочим сразу.) Как ни парадоксально, нам повстречался все тот же генерал! Опять под шофе! Обрадовался, как старым друзьям:

– Ну что?! Посмотрели смерти в глаза?

– Да уж!

– Вот и славно! – Он обнял нас по-отечески. – Пишите там правду.

Вертушку на Моздок штурмовала толпа военных. Летчики в проходе буквально ногами отбивались от настойчивых пассажиров.

Мы остановились в недоумении. Куда лезть? Если они военных вышибают, то с гражданскими вообще церемониться не станут.

Но и тут генерал нам подсобил. Всех растолкал нашими телами, крича: «Генерала пропустите!» – подтащил нас к двери и гаркнул пилотам:

– Приказываю этих людей взять с собой!

Летчики козырнули.

– Это люди смотрели смерти в глаза! – добавил генерал свою любимую присказку.

Бьюсь об заклад, летчики только-только прилетели в зону боев. Как только генерал ввернул свое козырное «смерти в глаза», на лицах пилотов выразился ужас и почтение одновременно. Кажется, они решили, что мы не совсем обычные гражданские и натворили тут массу подвигов, раз о нас заботится сам генерал-лейтенант.

Вертушка все-таки домахалась своими винтами, и ее засосало в небо. Через полчаса мы очутились в Моздоке.

На военной базе все по-прежнему куда-то спешили, бежали, ехали. Мы с трудом нашли пресс-центр. Для журналистов там поставили прямой московский телефон.

Я набрал редакцию. На том конце провода телефонистки обрадовались, услышав нас, и принялись записывать под диктовку. Уловив несколько фраз из моего репортажа, какой-то офицер по работе с прессой бросился к столу и нажал рычаг телефона, обрывая связь.

– В чем дело? – раздраженно спросил я.

– Вы кто? По какому праву звоните? – Он вырвал трубку из моих рук.

– Мы журналисты, – я показал удостоверение.

– Откуда? Почему я вас не видел раньше?

– Был бы в Грозном – увидел бы! – вскипел я.

– А кто вам разрешил посещать Грозный? Это запрещено.

– Дайте телефон!

– Не дам! – Военный заграбастал со стола аппарат и прижал к груди. – Вы не имели права ездить в Грозный! Это строжайше запрещено!

Вокруг собралась толпа любопытствующих журналистов. Но в спор никто не вмешивался.

– Дайте телефон. Мне надо позвонить!

– Не дам! Это мой телефон.

Я развернулся и пошел к выходу.

Военный из пресс-службы догнал меня уже в коридоре:

– Что там в Грозном? Как вы там оказались? Кто вас пропустил?

Вот сучара! Хочет узнать о нашей лазейке и прикрыть ее.

– Пошел ты на х…й, военный! – сказал я, не оборачиваясь.

Мы долго плутали по Моздоку в поисках телефона. Нашли какой-то дом, где располагались офисы и конторы. Потом ходили по коридорам, дергая двери. Везде закрыто. Поднялись на следующий этаж. Наконец одна из дверей подалась, и мы попали в просторный кабинет. На нас удивленно уставились две пары глаз. Осетин и русский. Вид у нас был ужасный. Грязные, заросшие щетиной, воспаленные глаза. Я извинился за вторжение и попросил позвонить в Москву. Они на всякий случай разрешили.

– Я дам вам денег, – сказал я. – Серега, засеки, сколько я буду разговаривать. Потом подсчитаем.

Они согласно кивнули.

Первым делом я начитал приготовленный текст. Потом трубку взял Павлов:

– Леша! Как у тебя там?

– Нормально. Вот материал надиктовал.

– Да, я уже успел почитать. Тут есть некоторые сомнения.

– Чего-чего? Какие сомнения?

– В достоверности…

Владельцы кабинета внимательно слушали разговор, потом о чем-то тихонько переговорили, и один исчез.

– Мы только что из Грозного, – напомнил я Павлову. – Все видели своими глазами. Либо разговаривали с очевидцами, которые сидят на передовой. Я им верю. То, что здесь творится, это не война. Это массовое убийство при отягчающих.

– Ладно, – Павлов замялся, – потом поговорим… По нашим данным, боевики покидают Грозный.

Вернулся один из хозяев кабинета, с огромными пакетами в руках.

– Надеюсь, вы не хотите и это на меня свалить?

– Не в том дело, – не понял шутки Иван Тимофеевич. – Надо перебраться к ним. Пойти с ними в горы. Можно потом классный материал написать. Где они живут? Что делают?

Мне стало не по себе от такого задания. Я огляделся. На столике уже стояли бутылки с водкой и хорошая закуска. Хозяева кабинета даже шашлык где-то раздобыли.

– Постараюсь, – сказал я Павлову.

Тут трубку взял Колчин:

– Леха! Привет! Ну, как там?! Все нормально? Ты в Грозном был?

– Да. Только что оттуда.

– Тут хреновое дело такое, Леха… Твои материалы вообще не хотят публиковать.

– Как это? – У меня все опустилось внутри.

– Главный говорит: ты пьешь водку в Моздоке, возле штаба, и сочиняешь всякую чернуху.

– Он что, сдурел?

– Понятия не имею. Похоже, он тебя после того случая с «огнями» невзлюбил. Ты когда возвращаешься?

– Как можно скорее, – ответил я упавшим голосом. – Спасибо, Саш. Кстати об «огнях». Никто не знает о них. Их здесь нет. До встречи в Москве.

– Не натвори там глупостей. Жду тебя.

Я пью водку. Да, правда. И никогда этого не скрывал. Тем более от родной редакции. Но пью я с одним «но»… Возле штаба действительно сидело в те дни множество журналистов. Они, как и полагается, пили водку. Сочиняли со слов раненых и со слов солдатских матерей статьи. Но только нас с Серегой среди этих журналистов не было! Мы пили в Грозном.

Я надеялся, что, попав на фронт, мы получим полный эксклюзив. Оценим обстановку и возьмем информацию из первых рук. Так оно и вышло. Мы сработали лучше всех. Мы были не просто корреспонденты, мы были супер! Мы прошли туда, куда никого из гражданских не пускали. Мы общались с офицерами и солдатами, которых генералы из Министерства обороны никогда даже близко не подпустят к микрофонам. Мы все видели своими глазами, знали обстановку в войсках, знали, что делается в городе и куда все катится. У нас уникальные, страшные фотокадры, а на пленке – масса интервью. Мы легко могли доказать, что обстановка в Грозном совершенно отличается от официальной пропаганды. Это настоящий журналистский успех! И – такой пинок от собственного главного редактора! Это чересчур. Это нечестно, в конце концов.

Опять же, забегая вперед, скажу: когда я прощался с редакцией, заместитель главного редактора, подписывая мое заявление об уходе, сказал: «Ну, что? Дописался?» – «Я писал правду!» – «И кому нужна твоя правда?» Тут-то я и понял – правда главным редакторам из старой плеяды абсолютно не нужна.

А теперь представьте. Идет война. Посылает командир дивизии разведчиков выяснить: что за противник им противостоит? Приходят они и честно докладывают: столько-то танков, столько-то пехоты. Стоят тут и там. Видели своими глазами, подсчитали. Языка взяли и допросили. Противник перед нами – мощный и сильный. А командир дивизии выгоняет их из кабинета со словами «не верю!». Типа нет перед нами никакого противника. Пили где-то, а теперь мне сказки рассказываете!.. А начальник штаба дивизии добавляет ошарашенным разведчикам: «Кому нужна эта ваша правда? Командир не хочет ее знать!»

Эх! В любом деле, в любом месте – незнание ситуации ведет к катастрофе.

Более того, Сашка Колчин сказал мне при разговоре, что прилетавший на пять минут на аэродром «Северный» журналист уже все описал. Как он ездил с генералами по Грозному. Как пули свистели у него над головой. Как он прорывался с подразделениями к своим. И все в таком духе. Даже эксклюзивное интервью с генералами опубликовал. (Они потом долго плевались и открещивались: ни о чем подобном с этим журналистом не говорили!.. Тому, понятно, ничего потом за это не было. И сегодня он работает в Администрации президента. Там, видимо, тоже не хотят знать правду.)

Повесив трубку, я закурил и уставился в окно. Пытаясь поскорее совладать с гневом и успокоиться.

Все молчаливо ждали.

Наконец я пришел в себя, повернулся и как можно более спокойным голосом представился. Но на лице все равно было написано, что все хреново.

– Вы из Грозного, да? – спросил меня хозяин кабинета (Батик – так он назвался).

Я кивнул.

– Ладно, говори, что случилось, – сказал Серега.

Я выложил все подчистую.

Мой напарник пригорюнился. Наши новые знакомые слушали, выпучив глаза.

– Слушай, – не выдержал Батик. – У вас там, в Москве, одни подонки живут, да? Солдат бросают в чистом поле зимой, не кормят. Мы тут им пожрать готовили. Сегодня одна улица варит, завтра другая. Так их и снабжали. Дрова привозили, чтобы они в палатках не позамерзали. Медикаменты давали, в баню водили. Белье давали, теплые вещи. О чем эти в Москве думают? Я вот тебя слушал – мороз по коже. Солдат посылают на убой! Что творится, а? Теперь ты мне говоришь, что тебя кинули! Плюй ты на этих скотов. Езжай домой и увольняйся. Оно тебе надо – помирать неизвестно за что? Не хотят ничего знать – хрен с ними!

От такого живого участия у меня даже на душе полегчало. И я окончательно утвердился в мысли, что я прав. Интересно, как они мне в Москве в глаза смотреть будут? Заранее, что называется, обосрали, но у меня есть доказательства, что я был на фронте.

– Вы, ребята, еще не знаете, – добил я. – Редактор отдела сказал, чтобы я переходил линию фронта и вместе с боевиками шел в горы. Сейчас, мол, всем интересно, куда они уходят, сколько их там человек, где эти базы.

– Они охренели! – воскликнул Сашка.

– Зачем тебе это геройство! – поддержал его Батик. – Они тебя за дурака принимают, да? Боевики как узнают, что ты был в войсках, – тебе звездец. Замочат. А начнешь еще спрашивать, кто они, куда идут, где базы, – умрешь мучительно и страшно. Плюй ты на свое начальство! Они тебя просто подставляют.

Мы выпили. Потекли разговоры о Грозном, о войне, о Моздоке и Москве. Когда мы уже дошли до кондиции, то плавно перенесли вечеринку к Батику в дом.

Утром мы с Шаховым первым делом затарились водкой, всякими одеколонами, шампунями, дезодорантами, мылом и прочим необходимым на войне припасом, которым военное командование не снабжает свои войска.

На КПП-20 показали пропуск и беспрепятственно сели на военную колонну. Доехали быстро.

Очевидно, наши лица уже примелькались в расположении части, поэтому без лишних вопросов нас подбросили прямо к дверям вагончика. Журналисты в части – штука, конечно, диковинная. Но и к этому можно привыкнуть. Тем более, как я понял, все наши действия, все наши разговоры куда-то докладывались. Потому вышестоящие командиры, которых мы и в глаза не видели, терпели нас и наши поездки. Кто бывал в частях, тот знает, что не так-то просто устроиться в боевое подразделение. Всегда найдется масса препятствий. И в первую очередь вышестоящее начальство.

– О! – воскликнули офицеры. – А мы уж думали, что хрен вас увидим. Вы либо герои, либо идиоты.

– Скорее второе, – сказал я. – Но вообще-то мы же обещали вернуться.

– Дык! Только мы тут подумали, что после увиденного вас сюда ни за какие деньги не затащишь.

Мы распаковали рюкзаки. Достали подарки.

Офицеры обрадовались парфюму, как дети:

– Ну, ехарлы бабай! Вот это мы понимаем! А то тут ни побриться толком, ни помыться, ни хрена.

– А где Кравченко? – спросил я.

– Он еще вчера уехал с каким-то генералом в Грозный. На какую-то там разведку. Сегодня вечером должен объявиться.

Мы расселись за столом.

– Помните поле, где перестрелка была? – спросил офицер, нарезая колбасу.

– Это где наши солдатики ночью шастали?

– Да. Мы решили назвать его полем дураков.

– О как!

– Вчера ночью духи выползли из леса и такой же цепью поперлись по этому полю в нашу сторону. Наверное, атаковать хотели. В общем, попали они, как и наши до этого, под перекрестный огонь. Только вот уйти мы им не дали. Артиллеристы постарались.

Вечером в вагончик влетел Сергей Кравченко с офицерами из его группы. Они буквально валились от хохота.

– Сейчас расскажу – помрете! – пообещал Сергей.

Когда были сняты все разгрузки, повешены на гвоздики автоматы, уложены в ящики гранаты, мы снова собрались у стола.

– Короче, слушайте, какой анекдот!..

Да уж, анекдот. А дело такое…

Прибежал генерал и сказал, что ему срочно надо попасть в район консервного завода. Приказал собрать бронегруппу. Мы приготовились. Стоим, ждем. Прибегает этот перец и говорит: «Кравченко, вы старший второй БМП, я возглавлю первую. Мой позывной будет „Коршун". А вы себе какой берете?»

Говорю: «Орел» тогда…

Расселись по машинам, двинулись в Грозный. Езда по городу, понятно какая, – на полной скорости, чтобы в тебя труднее попасть было. И головой по сторонам вертишь…

Выскочили на улицу. А там бой идет. Солдаты несутся вдоль улицы и на бегу стреляют по окнам на другой стороне. Соображаем: одна часть улицы – уже наша, на противоположной стороне засели духи. Машины, как положено, рассредотачиваются, стреляют по окнам, чтобы поддержать пехоту.

Я связываюсьс генералом: «Коршун», дальше идти нельзя, надо прояснить обстановку.

Понял, «Орел»!

Люк генеральской БМП откидывается, вылезает сам . Спокойненько так разворачивает карту, словно турист в Париже, что-то там высматривает и неспешным шагом идет к солдатам. Не обращая внимания на отчаянную стрельбу.

Вся бронегруппа приникла к триплексам – своими глазами увидеть, как сейчас прибьют сумасшедшего генерала.

Но пуля, оказывается, боится не только смелого, но и дурака. Генерал пересек улицу и уцепился за пробегающего мимо солдата: «Как проехать на консервный завод?!»

Рядовой посылает несколько коротких очередей по окнам. Оттуда отвечают. «Чо надо, мля? Отцепись!» – орет солдат и пытается смыться из-под огня.

Но генерал вцепился намертво: «Я генерал, товарищ рядовой! Где завод, я вас спрашиваю?!»

«Пошел на х…й!» – орет солдат, бешено стреляет по окнам. Он наконец вырывается из генеральских лап и бежит дальше.

Генерал пожимает плечами, удивлен непочтительностью, озирается в поисках подходящего гида. Тут видит, как из окна на первом этаже лупит пулемет. Соседнее окно заставлено шкафом. Понятно, что на пулемет он не идет, а стучит в шкаф: «Эй! Кто там? Открывай!»

Шкаф отодвигается. Небритая физиономия офицера: «Какого хрена?! Чего надо?!»

«Я генерал!» – орет генерал и тычет пальцем в свои погоны.

«Ну и фули?!» – У офицера тут бой идет, а его отрывают по пустякам.

«Как проехать на консервный завод?»

«Я чо, мля, экскурсионное бюро?!» – орет офицер и задвигает шкаф на место.

Генерал возвращается к своей БМП. Атакующие солдаты уже перебежали по улице и зашли обороняющимся боевикам в тыл. Стрельба на улице стихает и переносится во дворы. Боевики пытаются отступить, солдаты изо всех сил стараются им помешать.

Поскольку улица свободна, бронегруппа двигается дальше. Немного поплутав, нашли-таки консервный завод. Там генерал побежал по своим вопросам. Остальные завалились спать. К вечеру генерал снова прибежал и потребовал доставить его обратно. Солдаты и офицеры отказались ехать по темноте. Генерал настаивал. Грозил трибуналом. Расстрелом.

«Да расстреливай! Лучше здесь подохнуть! Хоть домой попадешь! Всяко лучше, чем там, на улице, – чтобы собаки потом сожрали!»

Генерал смирился и решил обождать до утра.

Такое вот дело…

И вот Кравченко снова здесь, среди своих.

– Когда вам домой? – спросил я.

– Вообще мы уже на этой неделе уезжаем отсюда. Пора уже.

Я рассказал про задание редакции.

– Да-а… Такое впечатление, что ваши начальники сбрендили. Может, ты разведчик, а не журналист? Зачем твоим начальникам знать, где их базы?

Я пожал плечами.

– Это вопросы разведки, Леша, – сказал Кравченко. – Если бы ты проник к боевикам и выяснил все, что требует твой редактор, тебе бы цены не было. Наше командование тебя бы на руках носило… И потом, в городе к боевикам ты никак не перейдешь. Если сунешься, они тебя сразу шлепнут. Подумай сам, вокруг война, и тут появляешься ты. Что ты им скажешь? Что ты журналист? Документ покажешь? И кого ты своими бумажками убедишь? Они тебя за комитетчика сразу примут и шлепнут, на всякий случай. Могут попытать для порядка. А уж под пытками ты признаешься и в том, что было, и в том, чего не было. Мы, например, тебя точно шлепнули бы, если б ты к нам со стороны боевиков пришел, да еще начал бы про операции да маневры выяснять. Сам подумай. Это ж война, а не «Зарница».

Я для виду согласился. Но ночью долго не мог уснуть и все размышлял: выполнять задание редакции или нет? С одной стороны, это вроде как вызов моему профессионализму. С другой стороны, они же меня уже кинули, вместе с моим профессионализмом в придачу. А с третьей стороны, на фига мертвому профессионализм? Что лучше: мертвый профессионал или живой дилетант?