Текст книги "Последняя радиограмма"

Автор книги: Алексей Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Восьмая…

Еще одна торпеда проходит мимо. Но и нам никак не удается достать врага. Проиграет тот, кто первым окажется безоружным.

– Шум винтов прямо по носу, пять кабельтовых!

Слишком велик соблазн.

– Носовой третий… Пли!

И опять увернулся противник. У нас осталась одна торпеда. Последняя. Нам остается только ждать. Чтобы точно сказать, сколько прошло времени, мне придется заглянуть в вахтенный журнал. Мне показалось, до следующего возгласа акустика прошла вечность.

– Слышу торпеду слева по борту!

– Держать глубину!

Затаив дыхание, слышим, как совсем рядом проходит смерть. Это девятая торпеда противника.

Если неизвестная подлодка того же класса, что и наша, то и у врага остались всего одна-две торпеды. В этой борьбе, где ставка – жизнь пятидесяти людей, выиграет теперь тот, кто окажется более терпеливым…

Пятый час длится подводная дуэль. В лодке тяжело дышать. Но нельзя всплыть, освежить воздух. Надо ждать.

И мы ждем. Ждем, задыхаясь, обливаясь потом. От напряжения обручем стискивает голову. Мы ждем.

Но ждет и враг. Мы не знаем даже, чья это лодка. Японская, принявшая нас за американцев? Забравшаяся так далеко субмарина гитлеровцев? А может быть…

Враг затих. Мы не слышим больше шума его винтов. Отступил? Покинул поле боя? Ушел?

Газиев не выдерживает. Он приказывает подвсплыть, не продувая балласта, с помощью горизонтальных рулей.

Я с тревогой смотрю на него. Но приказ командира – закон.

Лодка подвсплыла. Глубина – тридцать.

– Самый малый вперед!

Зашумели винты. Теперь их, несомненно, услышит враг, если он еще рядом.

Газиев бросился к акустику, взял запасные наушники. На лбу у командира крупные капли пота, у переносицы залегли глубокие морщины. Он постарел за этот бой. Отбросил наушники.

– Лево на борт! Самый полный вперед!

И тут же запоздалый доклад акустика:

– Слышу торпеду! Справа по борту!

Но лодка уже стремительно поворачивает. На рулях стоит Шухов… Где-то совсем рядом, едва не задев обшивку, проходит ищущая нас смерть…

Сейчас все решится. Что будет делать теперь враг?

Газиев снова метнулся к акустику. Напряженно вслушивался.

– Боцман, на перископную!

– Слышу воздух! – доложил акустик. – Продувают цистерны!

Всплывают. Значит, враг безоружен и хочет уйти… Вот теперь должна сработать наша последняя торпеда в кормовом аппарате. Там все давно готово на «товсь».

– Право на борт! – прильнув к перископу, командует Газиев.

Лицо его просияло. Наконец он видит врага. Вражеская подлодка заплясала в перекрестке нитей перископа.

– Пли!!!

Мгновенье. И тревожный, особенно громкий выкрик торпедиста:

– Торпеда сработала, вышла не полностью!

Лицо Газиева исказилось.

– Что?!

– Во втором аппарате торпеда сработала, вышла не полностью, – повторил торпедист.

Кто-то охнул рядом. Каждый представил себе выступившую за кормой головку торпеды и нависшие над капсюлями острия инерционных ударников.

А главное, это была наша последняя торпеда!

Газиев стиснул кулаки. Вновь наклонился к перископу. Резко бросил:

– Всплытие! Артиллерийская тревога! Артрасчеты обеих пушек – в смежные с центральным постом отсеки!

Газиев встал у люка, нетерпеливо ожидая, когда можно будет открыть его.

– Артиллеристы к трапу! Шухов! На мостик к рулю!

Шухов молча подошел к люку.

Я шагнул к командиру. Тихо спросил:

– Что ты задумал?

Он отмахнулся:

– Артрасчеты за мной!

Газиев первым выскочил на палубу. Следом Шухов, комендоры, потом я. Артиллеристы бросились к орудиям. Газиев стоял на мостике. Всего в восьми кабельтовых по левому борту виднелось низкое тело подлодки врага.

– Курс… – выкрикнул Газиев. – Носовое, прицел… Фугасным…

Шухов повернул голову.

– Нельзя! – глухо произнес он.

– Что?!

Газиев непонимающе смотрел на рулевого.

– Нельзя вступать в артиллерийский бой при невышедшей торпеде, – тихо, чтобы не слышали комендоры, сказал Шухов. – Один разрыв рядом – и нам конец.

– Трус!

Я никогда не видел, чтобы так мгновенно бледнел человек, как побледнел Шухов. Но Шухов справился с собой.

– Мы должны дойти, товарищ командир!

– Пререкания в бою? – так же тихо и оттого страшно проговорил Газиев. – Расстреляю!

Я поверил – сейчас бы он застрелил Шухова, будь у него под рукой пистолет.

Я загородил Шухова. Взглянул в округлившиеся от ярости глаза командира.

– Комиссар! – выдохнул Газиев.

– Да, я комиссар… А ты командир, твой приказ – закон. Не забывай!

Газиев задохнулся. Секунду на мостике стояла тишина.

– Носовое орудие к бою готово! – доложил командир расчета.

– Кормовое орудие к бою готово!

Газиев резко отвернулся. Перевел дыхание.

– Отставить! – устало произнес он.

На запад, к заходящему солнцу, удалялась вражеская подлодка…

21

Народному комиссару Военно-Морского Флота СССР

жены военнослужащего Ольги Свиридовой

ЗАЯВЛЕНИЕ

Мой муж, подводник капитан-лейтенант Газиев Ф. М., находится в действующем флоте. Мне двадцать два года, я радист 1-го класса, работала в условиях осажденного Ленинграда. Я абсолютно здорова, имею первые спортивные разряды по лыжам и волейболу, второй – по плаванию. Я не могу, не смею быть сейчас на Дальнем Востоке, в глубоком тылу. Убедительно прошу Вас, товарищ нарком, использовать меня на любой, самой опасной работе в районе боевых действий Северного флота…

22

Дневник Сергея Самарина

1 января 1943 года.Вот и Новый год. А мы все еще в пути. Позади Тихий океан, Панамский канал, стоянка на Кубе. Теперь наш курс лежит на север.

Новый год встретили скромно, по-походному. Свободные от вахты матросы и командиры собрались в кают-компании. Газиев поднял тост за победу.

Самую большую радость доставил нам старшина радистов Виктор Мигунов. Он ухитрился принять и записать последние известия, переданные московским радио. Как слушали эту обычную хронику дня Родины наши ребята!

Они изменились за время похода, стали мужественней, взрослей. Правда, много еще от молодости, от непережитой романтики юности. Кое-кто обзавелся пиратскими бородками, и юношеские лица сейчас покрывает кудрявая поросль. Это были близкие, родные мне люди. Я знал каждого из них, знал их заботы и думы, знал, что на каждого можно положиться в самую трудную минуту.

Среди собравшихся в кают-компании не было Шухова. Мы с Газиевым прошли по отсекам, поздравили с Новым годом стоявших вахту. Не было Кости и в центральном посту.

Я поднялся на верхнюю палубу. Новогодняя ночь была темной, прохладной. Тропики позади. На вахте приходится кутаться в меховой реглан. Поздравил с праздником штурмана Вихрова, рулевого и сигнальщиков и уже собрался вернуться в кают-компанию, когда заметил на корме одинокий силуэт.

Я спустился с мостика, подошел ближе. Укрывшись за кормовым орудием, курил сигарету Шухов. За последнее время он еще больше осунулся, над впалыми щеками резко выступили скулы.

– С Новым годом, Константин Петрович!

Шухов обернулся. Выпрямился.

– Спасибо, товарищ старший политрук.

– Почему ты сейчас здесь?

– Я нахожусь на палубе с разрешения вахтенного командира.

– Я не о том… Почему ты один?

Шухов промолчал. Мы были наедине. Вахтенный сигнальщик и рулевой стояли далеко.

На подводной лодке не так легко найти место для разговора с глазу на глаз.

– Почему не со всеми, Константин Петрович? – вновь спросил я.

– Душно там, – проговорил Шухов, не поворачивая головы.

– Душно? – удивился я. – Для тебя, старого подводного жителя…

Вот этого, пожалуй, не следовало говорить. Я почувствовал, как Шухов весь подобрался в темноте. Я достал трубку, спросил огня. Мой собеседник молча чиркнул зажигалкой.

– Константин Петрович, – сказал я, закурив, – что происходит?

– Душно… – упрямо повторил Шухов.

Я тронул его за плечо.

– Костя… Мы ведь знаем друг друга не первый год… Я понимаю, тебе трудно… Но нельзя же так замыкаться… Тебе тяжело с Газиевым…

– Капитан-лейтенант Газиев прав, – прервал меня Шухов. – Приказы командира не обсуждаются. Особенно в бою… – Губы Кости тронула горькая усмешка. – Он только забыл, что однажды меня уже чуть не приговорили к расстрелу.

– Газиев извинился перед тобой потом. Ты знаешь его характер, ему это нелегко…

Шухов загасил сигарету. Выпрямился. Казенным голосом спросил:

– Разрешите идти, товарищ старший политрук?

Шухов спокойно смотрел мне прямо в глаза. Я понял – разговор окончен.

– Идите…

Прямая фигура Шухова скрылась в люке. Да, нелегко будет мне подобрать ключи к опаленной душе моего старого друга…

23

Запись в вахтенном журнале подводной лодки «С-716»

17 января.15.14. Вахтенным сигнальщиком на весте замечены дымы на горизонте. Слышен гул артиллерийской стрельбы.

15.20. Лодка легла на курс 90°. Боевая тревога.

15.39. Погрузились на перископную глубину.

15.57. В пятнадцати кабельтовых по курсу ведет бой германский рейдер – легкий крейсер типа «Нюрнберг» с неопознанным транспортным судном.

16.22. Залпом носовых аппаратов торпедирован рейдер. Крейсер затонул после взрыва двух торпед в районе мостика.

24

Из приказа командира отряда подводных лодок капитана первого ранга Томашевского

§ 1. За умелые и смелые действия во время атаки и потопления немецко-фашистского рейдера экипажу подводной лодки «С-716» объявить благодарность. Приказ зачитать перед строем личного состава корабля.

§ 2. За грубое нарушение походной инструкции, выразившееся во вступлении в бой с немецко-фашистским рейдером, что могло привести к демаскировке следования отряда, командиру подводной лодки «С-716» капитан-лейтенанту Газиеву Ф. М. и замполиту старшему политруку Самарину С. М. объявить строгий выговор.

Содержание данного пункта приказа сообщить всем командирам кораблей для сведения командного состава отряда.

25

Дневник Сергея Самарина

17 января.…Мы обедали в кают-компании, когда вахтенный вызвал командира на мостик.

Мы с Газиевым поднялись на верхнюю палубу. Вахтенный протянул командиру бинокль, но уже и невооруженным глазом был виден на северо-западе стелющийся по горизонту дым корабельных труб. Ветер доносил звуки отдаленной артиллерийской стрельбы.

Мы имели предписание не вступать в бой с противником без крайней необходимости. Под «крайней необходимостью» подразумевалось лишь прямое нападение на подлодку. Но уйти, не выяснив, что происходит в нескольких милях от нас, было тоже невозможно.

Газиев объявил боевую тревогу, приказал приготовиться к погружению и взять курс на дымы.

Примерно через четверть часа в бинокль можно было разглядеть силуэты двух кораблей. На северо-западе шел морской бой. Судя по калибру рвущихся снарядов, один из кораблей был легким крейсером.

Газиев не отрывался от бинокля. Второй раз он видел перед собой врага.

Я тронул Газиева за рукав реглана.

– Знаю! – обернулся он. – Все знаю. Все инструкции наизусть помню! Вахтенный, ложитесь на прежний курс!

И, тяжело ступая, пошел с мостика. В этот момент в люке показался радист.

– В чем дело? – нахмурился Газиев.

– Принял радио. Просят помощи по-английски, открытым текстом.

– Что за корабль?

– Точно не разберу… Слышимость плохая… Только худо там у них сейчас… Совсем труба, товарищ командир!

Газиев задумался. Повернулся к вахтенному:

– Отставить поворот. Погружение на перископную глубину…

В боевой рубке Газиев нетерпеливо припал к перископу, не ожидая, пока лодка погрузится на должную глубину. Он старался ни на секунду не выпустить из поля зрения картину боя.

Все находившиеся в боевой рубке напряженно следили за выражением лица командира – он один сейчас видел то, что происходит наверху.

Постепенно стала ясной разыгрывающаяся на поверхности моря трагедия. Немецкий рейдер преследовал транспорт, пытавшийся уйти под прикрытием дымовой завесы. Ответного огня не было. Преследуемый корабль пытался лишь, маневрируя, уклониться от снарядов крейсера.

Мы подошли так близко к месту боя, что уже не только акустики, но и все в лодке ощущали разрывы снарядов в толще воды. По редким репликам Газиева мы понимали, что транспорт упорно увертывается от обстрела.

Вдруг лицо командира перечеркнула судорога. Он застыл у перископа. Произнес сквозь зубы:

– Взгляни, комиссар!

Газиев чуть подвинулся, давая мне место у окуляров.

В перископ был отчетливо виден накренившийся транспорт. На мачте развевался восьмилучевой флаг английского флота. Серый борт корабля высоко поднялся над водой, и на нем четко вырисовывались огромные кресты…

Это было госпитальное судно.

– Видишь, комиссар? Хорошо смотри!

Я смотрел. Фашистский рейдер расстреливал безоружное госпитальное судно, а мы смотрели. Там, на транспорте, в подвесных койках метались раненые; тщетно пытаясь помочь беспомощным людям, сбивались с ног медицинские сестры, а мы смотрели…

Что можно было сделать? Связаться с командиром отряда нельзя, для этого надо всплыть на поверхность. К тому же мы не имели права вступать в радиосвязь без пресловутой «крайней необходимости».

Между тем положение плавучего госпиталя становилось отчаянным. Крейсер приближался, методично обстреливая гибнущий корабль. Из-под палубных надстроек транспорта повалил дым.

На госпитальном судне начался пожар. По палубе заметались фигурки людей. Кто-то пытался спустить шлюпки. Я невольно представил себе задыхающихся в дыму, закованных в гипс и повязки неподвижных людей…

Новый взрыв отозвался в корпусе нашей лодки. Газиев, оттолкнув меня, бросился к перископу.

– Что? – не выдержал кто-то стоящий рядом.

– Держится… – проговорил сквозь зубы Газиев.

Он обернулся, взглянул бешеными глазами.

– Что будем делать, товарищи моряки Красного флота?

– Атакуй! – сказал я. – Атакуй, командир!..

26

Из письма Ольги Свиридовой, оставленного ею на базе подводного флота в Полярном

…За окном полярная ночь. Там на серых скалах лежит городок, будто расчерченный гигантским циркулем вокруг серой бухты. Странный город, где из каждых четырех прохожих по крайней мере трое моряков и почти нет детей… Но я люблю этот город, люблю потому, что здесь мы должны встретиться с тобой.

Через несколько часов я уезжаю. (Боже, что написала я, жена моряка: «уезжаю»!) «Ухожу». Ухожу на «малютке» Героя Советского Союза Лукина. Его знают в лицо все жители этого морского города. А он, оказывается, учился вместе с тобой в училище и отлично помнит тебя.

Я ухожу с отрядом разведчиков, которыми командует тоже бывший подводник и тоже знаменитый на Севере человек – лейтенант Леонидов. Но сейчас он воюет на суше. С нами идут двое товарищей – норвежцев…

Теперь я не могу сообщить тебе свой маршрут. Впрочем, я и сама не знаю его достаточно точно…

Если я вернусь раньше, чем придешь ты, я встречу твою лодку на пирсе. А если нет… Тогда жди. Я скоро буду здесь. Видишь, тебе не удастся скрыться от меня даже на другом конце земли. Если бы ты знал, как мне не хватает тебя!..

27

Дневник Сергея Самарина

1 февраля.Весь наш отряд собрался в одной из военно-морских баз Шотландии. Мы готовимся к последнему переходу. Ремонтируем потрепанные штормами лодки, меняем аккумуляторные батареи.

Здесь базируется флотилия подводных лодок союзников. Она действует в Северной Атлантике на стыке с районом действий Северного флота. Это наши ближайшие соседи на западе. Флотилию сформировала сама война с гитлеровской Германией, захватившей почти всю Западную Европу. Кроме английских лодок, в ее составе французские, датские, голландские, норвежские и даже польская субмарина «Кондор». Их привели сюда моряки, не желавшие смириться с поражением. Из портов союзника они продолжают борьбу с врагом.

Вчера в честь нашего прихода командование базы устроило торжественный обед. За столами звучала речь едва ли не всех народов Европы. Но чаще других повторялись с разными акцентами два хорошо знакомых нам слова: «Волга» и «Сталинград». Сейчас в городе у Волги доколачивались взятые в кольцо дивизии фельдмаршала Паулюса.

Поднялся плотный моряк, на кителе которого был приколот маленький шестиконечный крестик – знак Сражающейся Франции.

– Я хочу поднять тост за наших учителей! – Француз поклонился в нашу сторону. – Да, господа, – продолжал он. – Мы учимся у русских мужеству. И не только сейчас, когда этот великий народ ломает Гитлеру хребет на берегах Волги… В дни капитуляции я сам торпедировал наши крейсеры в Тулоне, чтобы они не достались врагу… Не знаю, помнило ли об этом наше командование, отдавая приказ, но я все время думал о том, что два десятилетия назад точно так же поступили моряки революционной России. Они потопили свой флот в Новороссийске, чтобы он не достался бошам!.. Итак, я пью за наших учителей!..

Кто-то тронул меня сзади за плечо. Я обернулся. С бокалом в руке стоял высокий, с сильной проседью человек. Лицо его было мне знакомо. Моряк глядел на меня с явным изумлением.

– Простите, – сказал он по-русски, с заметным акцентом. – Вероятно, я ошибаюсь… Но вы очень походите на одного человека. Вы не Святозар Вукманович?

Я тут же узнал этого человека. Мы встречались с ним не раз, но в те времена он носил другую форму, впрочем, так же, как и я.

– Да, – сказал я, вставая. – Я Святозар Вукманович, печатник из Загреба, если вы – Морис Гренье, шофер из Тулузы.

Глаза моего собеседника изумленно расширились. Но в следующую секунду он хлопнул меня по плечу и громко расхохотался.

– Матка боска! Мы, оказывается, оба играли в одну игру!.. Мое настоящее имя – Тадеуш Снядецкий. Я механик «Кондора».

– А я Сергей Самарин.

– Черт побери! – он чокнулся со мной. – Выпьем за знакомство!

Мы воевали вместе в Испании. Я выдавал там себя за серба, а мой собеседник – за француза. Меньше всего, конечно, можно было ожидать нашей встречи теперь, в шотландском порту.

– В тридцать восьмом меня интернировали, – рассказывал Снядецкий, – во французских Пиренеях. Ты помнишь, я свободно говорил по-французски. Мне удалось бежать из лагеря и пробраться на родину… Там опять пришлось жить по чужому паспорту. В Польше не жаловали бойцов бригады Домбровского… Но прежний обладатель моего паспорта оказался в прошлом матросом. Перед самой войной меня призвали во флот. Я попал на подводную лодку «Кондор». В сентябре тридцать девятого мы ушли из горящего Гданьска… Прорвались через проливы в Северное море и пришли в Англию. С тех пор мы воюем. Видишь, я был рядовым – стал механиком… И наконец ношу свое настоящее имя!..

Кругом шумело разноязыкое застолье, а мы с Тадеушем вспоминали и вспоминали тех, кто был рядом с нами шесть лет назад в горах Толедо и на полях Ла-Манчи.

– Слушай! – улыбнулся Снядецкий. – Оставайся здесь, в нашей флотилии, вместе со своей лодкой. Тогда у нас снова будет настоящая Интернациональная бригада!

Командующий флотилией, моложавый английский адмирал, попросил внимания. Он по праву хозяина открывал обед, теперь он хотел произнести последний тост.

– Господа! – начал он. – Друзья!..

Внезапно распахнулась дверь, и вбежал совсем юный офицер. Забыв о строгих правилах морской субординации, он закричал, перебив адмирала:

– Господа! Внимание! Только что принято радио… Фельдмаршал Паулюс капитулировал!

На секунду в комнате воцарилась тишина. А затем раздался торжествующий многоголосый вопль. Нас вытащили из-за стола и принялись качать.

Адмиралу не скоро удалось установить тишину. Он попросил наполнить стаканы.

– Вряд ли я мог бы предложить лучший тост! – произнес он. – За тех, кто сейчас победил на Волге!

Мы чокнулись с Тадеушем. И наверное, он так же, как и я, вспомнил тех, кто принял первый бой с фашизмом и остался навсегда в долинах «гренадской волости»…

9 февраля.Мы вышли, говоря языком спортсменов, на финишный бросок. Теперь следующая наша стоянка уже в Полярном.

Но впереди еще долгий и, должно быть, самый опасный переход почти в полторы тысячи миль вдоль берегов Скандинавии, из Норвежского моря в Баренцево, мимо фьордов, где сосредоточены главные силы фашистского флота, где ежедневно на охоту за караванами кораблей союзников вылетают с баз самолеты, выходят отряды подводных лодок, где все время рыщут в поисках добычи рейдеры врага.

Англичане сообщили, что разведка предполагает сосредоточение немецких кораблей на севере, возле берегов Исландии, где первоначально был проложен наш маршрут.

Теперь наш отряд пойдет западней и южнее, значительно ближе к берегам Норвегии. Нам предстоит форсировать обширные минные поля. Этот путь намного труднее, но англичане уверяют, что сейчас он безопасней. Они передали нам карты минных заграждений, разведанных ими в этих районах…

На последней стоянке у нас был с командиром отряда долгий разговор о Шухове. Константин подал рапорт с просьбой перевести его на другую лодку. Газиев категорически отказал. Я, подумав, поддержал его в этом. Шухов должен привыкнуть к своему новому положению, переломить себя здесь, на той лодке, на которой начал поход, где рядом с ним два близких человека, как бы трудно ни складывались отношения с ними. Перевод его во время похода на другой корабль мог вызвать лишь совершенно ненужные разговоры и толки среди экипажей…

Время сейчас, как никогда, напряженное. Чем ближе родная земля, тем большее волнение, большая тревога невольно охватывает всех. Мои товарищи по лодке внешне спокойны. Но за обычными разговорами, шутками, работой чувствуется огромное внутреннее напряжение.

Скорее бы уже ошвартоваться у пирса в Полярном!

28

Из донесения командующего германской военно-морской базой в Стангер-фьорде

10 февраля 1943 г.

В последние дни сообщения воздушной разведки, а также радиограммы с кораблей, курсирующих в южной части Норвежского моря, свидетельствуют о появлении в этом районе соединения подводных сил противника, направляющегося на север. Сопоставляя эти данные с агентурными сведениями, можно с достаточным основанием предположить, что речь идет об отряде подлодок, перебрасываемых для укрепления Северного флота русских, базирующегося в Кольском заливе. Учитывая всю важность последствий прорыва в Баренцево море крупного подкрепления советским подводным силам, считаю необходимым перехватить указанное соединение и уничтожить его, не дав выйти на коммуникации, жизненно важные для операций имперского флота.

Если предположения о маршруте следования отряда верны, то желательно перехватить его в квадратах Б-37, Б-38, Б-39, Б-40, где насыщенность минными полями вынудит подлодки неизбежно следовать в районе, ограниченном…

29

Из вахтенного журнала флагманской подлодки отряда

13 февраля.

5.00. Вышли на радиосвязь с кораблями группы.

5.11. Принято сообщение «С-716», идущей в голове отряда. На лодке все в порядке. Горизонт чист. Начинает форсирование минного поля.

5.20. Принято сообщение «С-712».

5.31. Принято сообщение «С-714».

5.42. Принято сообщение «С-713».

5.58. Принят внеочередной вызов «С-716». Слышимость плохая. Записан и расшифрован обрывок радиограммы: «Замечен… Иду на…» Передача прервалась.

6.15. «С-716» на вызовы не отвечает. Всем лодкам приказано слушать на волне «С-716».

7.10. «С-716» на вызовы не отвечает.

9.30. «С-716» на вызовы не отвечает.

11.00. «С-716» не отвечает.

14 февраля.

6.00. «С-716» на вызовы не отвечает…

30

Дневник Сергея Самарина

13 февраля.…Пишу эти строки второпях, воспользовавшись короткой передышкой. Но я считаю необходимым успеть занести в дневник как можно подробней все события минувшего дня. Если нам суждено дойти до цели, то именно эти страницы станут, наверное, главными в моей будущей книге о нашем походе.

Ночью мы провели очередной сеанс радиосвязи с командиром отряда. Сегодня обычный ночной разговор был особенно важным для всех.

Мы подошли к минным полям, разведанным англичанами в этом районе. На сеансе радиосвязи мы согласовали порядок прохода минных заграждений по неширокому свободному от мин фарватеру. Наша «С-716» идет первой. Мы прокладываем путь остальным.

После разговора с командиром отряда мы с Газиевым поднялись на мостик. Спокойно стучали оба дизеля. Лодка шла курсом норд-норд-ост. Моросил мелкий, смешанный со снегом дождь. Чувствовалось дыхание близкого севера. Газиев зябко кутался в меховой реглан. В последние дни он себя неважно чувствовал, его знобило, но порошки нашего судового фельдшера упорно отвергал и все свое время отстаивал полностью от склянки до склянки.

Сегодня командир был особенно молчалив и задумчив.

– Шел бы ты вниз, – сказал я.

Газиев покачал головой.

– Нет… Здесь мне лучше. Иногда вспоминаю горы, и тогда хочется хоть глоток свежего воздуха.

– Ну, этот воздух горным не назовешь.

– Да… Балтийская погодка.

– Как в Ленинграде.

Газиев кивнул. Помолчав, спросил:

– Сегодня тринадцатое?

– Тринадцатое.

– У Ольги день рождения.

– Поздравляю.

– Двадцать три исполнилось… – Командир вздохнул. – Последний раз два года назад праздновали. В Ленинграде. Такая же погода была. Загадывали, что с нами через десять лет будет… – Газиев снова вздохнул.

– Не греши, Фахри. Ты хоть знаешь, что с ней, где она…

Газиев нашел мою руку, лежащую на поручне, крепко сжал.

– Извини. Просто Ольгу вспомнил, затосковал. Другой такой нет.

– Все они для нас единственные…

– Да… – негромко проговорил Газиев. – Это такое счастье, что Оля сейчас в тылу… Хоть за нее я спокоен. Придем в Полярный – в сто слов телеграмму ей закачу!

– В двадцать пять.

– Почему двадцать пять?!

– Согласно телеграфной норме военного времени. Двадцать пять слов, включая адрес. Больше не выйдет.

– Двадцать пять мало… – Газиев улыбнулся. – А я ей четыре подряд пошлю! А? С продолжением… Так можно?

– Попробуй.

Командир, довольный, рассмеялся.

– Ох, и праздник на родной земле устроим!

– На родной земле воевать будем.

– А это тебе не праздник?

– Для меня праздник в первый день мира будет.

– Не прав, комиссар! – Газиев строго взглянул на меня. – Лучше сейчас праздника нет, чем горло зверю рвать!.. Немного осталось.

– Полторы тысячи миль без малого.

– Все равно немного! – упрямо повторил командир. – Родным ветром уже тянет, – он глубоко вздохнул. – Чувствуешь?

Ветер в самом деле тянул с севера. Дождь прекратился. Расчистилось небо. Сквозь разрывы туч проглянули быстро бледнеющие утренние звезды. Светало.

 
Пусть волны и стонут, и плачут,
И бьются о борт корабля… —
 

негромко проговорил Газиев.

– Помнишь, как пел Федя Бакланов? «Но радостно встретит героев Рыбачий…»

– Справа по борту силуэты кораблей! – доложил сигнальщик…

31

Из вахтенного журнала подводной лодки «С-716»

13 февраля.

5.45. Справа по борту, пеленг 30, замечены силуэты кораблей. Боевая тревога.

5.47. Идем на сближение с замеченными кораблями.

5.52. Курсом на норд-вест следуют два эсминца и три сторожевых судна противника.

5.58. Передана радиограмма командиру отряда о появлении противника. Квитанция не принята.

5.59. В воздухе самолет-разведчик. Погрузились на перископную глубину. Продолжаем наблюдение за немецкими кораблями.

32

Дневник Сергея Самарина

13 февраля(продолжение). …Мы спустились в боевую рубку. Штурман Вихров проложил на карте курс фашистских кораблей. Они шли на северо-запад.

– Идут в проход между минными полями, – сказал штурман. – Вероятно, перебазируются на север.

– Так думаете? – Газиев напряженно смотрел на карту. – А если они не уйдут на север?

– Куда же они денутся?

– Останутся у выхода из минных полей. Дождутся, пока все наши лодки войдут в проход и двинутся навстречу. Отряд окажется в мышеловке.

– Но для этого надо, чтобы они знали о нас.

– А ты поспоришь на свою бороду, что не знают? – Газиев усмехнулся. – Лично я не поставил бы своих усов.

– Слышу шумы винтов нескольких кораблей! – доложил акустик. – Пеленг тридцать. Следуют курсом напересечку нам!

– То-то, что напересечку, – проворчал Газиев. – Радист! Срочно передайте командиру отряда: «Замечен противник. Пять боевых кораблей. Следуют курсом норд-вест. Возможно блокирование прохода в минных полях. Иду на сближение». Радист скрылся в своей клетушке.

– Дистанция? – спросил Газиев.

– Пятьдесят кабельтовых.

– Опасно оставаться на поверхности, – сказал я. – Могут обнаружить.

– Надо передать радио… – возразил Газиев.

Но в этот момент раздался голос сигнальщика:

– Воздух! Самолет справа по борту!

– Всем вниз! – скомандовал командир. – Срочное погружение!

Горохом скатились с мостика вахтенные. Захлопнулся люк.

– Разведчик, – тяжело дыша, произнес сигнальщик. – Прямо к нам идет.

Лодка пошла вниз.

Мы все спустились в центральный пост. Газиев спросил:

– Как радиограмма? Успели передать?

Из своей рубки вышел старшина Мигунов.

– Так точно. Но подтверждения получить не успел.

Газиев задумался.

– Разведчик сейчас над нами, – сказал он.

– Заметил нас?

– Не знаю. Но всплыть не удастся. – Командир посмотрел на меня. – Придется решать самим.

Повернулся к штурману.

– Наблюдайте за противником.

Вихров сменил командира у перископа.

– Боцман! – распорядился Газиев. – Срочно в рубку старпома и всех командиров боевых частей!

– И парторга, – добавил я. – Старшину торпедистов мичмана Митрофанова.

Газиев кивнул.

– Есть!

– Погодите, – остановил боцмана Газиев. Покосившись на меня, сказал: – Пригласите также матроса Шухова…

33

Из вахтенного журнала подводной лодки «С-716»

6.25. Корабли противника продолжают идти на северо-запад. К ранее замеченным кораблям присоединились еще два сторожевика.

6.43. Эсминец и два сторожевика сделали поворот на 90 градусов. Остальные продолжают движение на север. Они входят в проход среди минных заграждений.

6.57. Эсминец и два сторожевика рассредоточиваются у прохода между минными полями. Остальные корабли противника скрылись за пределами видимости.

34

Дневник Сергея Самарина

13 февраля(продолжение). …– Картина ясная, – сказал Газиев. – Это засада.

Сомнений не было. Командир оказался прав в своей догадке.

– Через два часа отряд будет здесь, – заметил старпом.

– Не позже.

– Надо успеть предупредить! – воскликнул командир третьей боевой части Сердюк.

– Надо, – согласился Газиев. – Обязательно надо. Что видно, штурман?

– Сторожевики идут малым ходом. Мы сближаемся. Эсминец тоже в пределах видимости.

– Шум винтов сторожевиков прямо по курсу! – подтвердил акустик. – Дистанция двадцать кабельтовых.

– Рукой подать… – прошептал кто-то.

– Опустить перископ! – скомандовал Газиев.

– Нужно уходить, Фахри Мустафаевич, – взволнованно сказал старпом. – Пока не поздно. Нас могут обнаружить каждую секунду.

– Уйти не так просто, – заметил я. – Акустики немцев, вероятно, тоже сейчас не спят.

– Толчками! – возразил старпом. – Самым малым под стук их винтов. Пока не уйдем на безопасное расстояние… Уходить надо как можно скорей, Фахри Мустафаевич. Мы свою задачу выполнили.

– Вы так считаете? – Газиев напряженно думал о чем-то.

– Да, – твердо сказал старпом. – Надо успеть предупредить отряд. Иначе сами погибнем и других погубим.

– Все так думают?

Газиев обвел взглядом собравшихся.

– Нет! – голос командира БЧ-3 был еще звонче, чем обычно. – Я предлагаю ударить по главной цели – эсминцу. Он один в стороне от сторожевиков. Внести смятение в ряды противника и лишь потом отходить.