Текст книги "Отечества крылатые сыны"

Автор книги: Алексей Кот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Однако моя просьба, как и ряд последующих, не была удовлетворена.

С первых дней войны весь учебный процесс был перестроен и максимально приближен к требованиям боевой обстановки. Полеты велись круглосуточно. По 10-12 часов трудились инженеры, техники, младшие авиаспециалисты и мы – инструкторы.

В ходе подготовки молодых воинов предстояло изучить и освоить новый дальний бомбардировщик ДБ-3ф (Ил-4). Созданный конструкторским бюро под руководством С. В. Ильюшина, этот самолет вполне отвечал требованиям времени. Ему суждено было стать основным типом в частях дальней авиации в годы войны. Два мотора воздушного охлаждения мощностью по 1100 лошадиных сил каждый, скорость – около 450 километров в час, дальность [23] полета – почти 4000 километров, потолок – 7500 метров. Бомбовая нагрузка – свыше 1250 килограммов. Самолет имел и мощное вооружение для защиты от истребителей врага.

Наше звено готовило сразу десять экипажей. Командир звена лейтенант Евдокимов вместе с летчиками-инструкторами Иваном Дудниковым и Виктором Скоповым обучали молодых летчиков. Летали с ними по кругу и в зону. Отрабатывали технику пилотирования. Я готовил штурманов к маршрутным полетам и бомбометанию. Изучал с ними район полетов, материальную часть самолета, инструкции полигонов. С каждым из штурманов совершал полеты, обучал их, как вести ориентировку, метко поражать цель на полигоне, совершенствовал и свое мастерство. В каждый полет обязательно брал и «свою» бомбу.

Начальник связи готовил стрелков-радистов.

Штурманское дело я полюбил всем сердцем. Мне тогда казалось, да и теперь я так считаю, что лучше специальности, чем штурманская, нет и не может быть…

Каждый вечер мы слушали сводки Совинформбюро. Они не радовали: фашистские полчища все дальше и дальше вторгались в пределы нашей страны. С большим волнением мы ловили сообщения о действиях нашей авиации. Уже на второй день войны 28 экипажей дальних бомбардировщиков, а также летчики ВВС Балтийского и Черноморского флотов совершили налеты на порты и военные заводы Данцига, Кенигсберга, Варшавы, Кракова. Взрывы и пожары были результатами этих налетов.

Мое нетерпение возрастало: когда же и я смогу вступить в бой?

В эти дни весь мир узнал о бессмертном подвиге [24] экипажа Н. Ф. Гастелло, летавшем на самолете ДБ-3ф. Мы горячо, с волнением обсуждали этот подвиг. Восхищались и гордились поступком товарищей, выполнивших свой воинский долг. Высказывали суждения, спорили.

– Я так думаю, – сказал Павел Корчагин, рассудительный командир четвертого звена, – что не каждый решится на самопожертвование, как это сделал Гастелло. Надо обладать характером и большой силой воли, чтобы направить горящую машину на скопление техники врага или на другой объект. А как знать, есть ли такие качества у нас?

С Павлом трудно не согласиться. Это верно, что подвиг может совершить только мужественный человек, беззаветно любящий свою Родину. И поэтому каждому из нас следует упорно готовить себя к боям, к трудным испытаниям. Готовимся ли мы к свершению подвига? Конечно, готовимся! Ежедневные полеты повышают наше мастерство, закаляют волю, характер. Сколько неожиданных, трудных ситуаций возникает в воздухе. Они требуют от летчиков выдержки, смелости и спокойствия.

Вспоминается недавний случай с моим командиром Сергеем Евдокимовым. Он поднялся в воздух с молодым летчиком, набрал высоту 1000 метров, вошел в зону пилотирования вблизи аэродрома и стал выполнясь различные элементы задания: виражи, боевые развороты. С земли мы любовались, как парит в голубом, небе Ил-4 командира звена. И вдруг – что это? От самолета потянулся хвост черного дыма. Левую плоскость лизали языки пламени. Пожар!… Горит двигатель, а ведь рядом – бензобаки. В любую минуту может последовать взрыв. У экипажа есть все основания оставить самолет, воспользоваться парашютом. [25]

– Почему они не прыгают? – неизвестно кого спрашивает Ваня Величай.

– Разве не знаешь Сергея? Он не оставит машину, пока не использует все возможные и невозможные средства, чтобы спасти ее, – отвечает Павел Корчагин.

Тем временем бомбардировщик, резко снижаясь, приближался к аэродрому. Летел он как-то неуклюже, «юзом», как говорят авиаторы.

– Молодец лейтенант, действует грамотно! – слышим бас командира эскадрильи капитана Сергея Казьмина. – Чтобы потушить пожар, он выключил левый мотор, теперь летит на одном.

– Да, и огня уже не видно. Наверное, хорошо сработало противопожарное оборудование, – заметил лейтенант Глушаченко.

А самолет уже делает последний, четвертый разворот, направляется на посадку. Авиаторы всего полка, затаив дыхание, следили за действиями Евдокимова. Сесть с одним работающим мотором – дело не простое. Да еще после пожара. И Сережа Евдокимов приземлился удачно. Вот он уже срулил с полосы. К бомбардировщику спешат санитарная машина, трактор. А спустя несколько минут мы поздравляем Сергея с победой. А он, как всегда, смущаясь, улыбается… Высокий, стройный, подвижный. Живые серые глаза, едва заметные ямочки на щеках придают его лицу выражение доброты и какой-то застенчивости. Он старался выглядеть старше своих лет. Но ему не всегда удавалось это сделать. Он часто краснел, стеснялся и злился на себя за это. И в то же время лейтенант Евдокимов был первоклассным летчиком, вдумчивым командиром.

Третьего июля по радио выступил Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин Мы узнали суровую правду: над нашей Родиной [26] нависла большая опасность. Враг наступал на Ленинград, в Белоруссии, на Украине. Партия призывала народ перестроить всю работу на военный лад, подчинить все интересам фронта, направить все усилия на борьбу с врагом. Призывы партии наполняли наши сердца уверенностью в нашей грядущей победе.

Еще с большей энергией и настойчивостью мы выполняли свои инструкторские обязанности. И каждый из нас был готов в любую минуту отправиться на фронт.

В один из дней июля 1941 года был получен приказ сформировать три эскадрильи и направить на фронт. Я надеялся, что и моя фамилия окажется в числе счастливцев, но мне не повезло. В экипаж Сергея Евдокимова штурманом включили лейтенанта Григория Опанасенко, способного юношу, только что окончившего нашу программу.

Для новых эскадрилий выделили лучшие самолеты. Торжественно и тепло проводили в бой друзей-однополчан. Как с братом расстался я с Сергеем Евдокимовым, крепко обнял его, прижал к себе. Тяжело стало на сердце. Может быть, оно предчувствовало беду?

Товарищи улетели на фронт и сразу же включились в боевую работу. Вскоре стали приходить письма от друзей. Мы узнавали об их фронтовых делах и подвигах. Пришло известие о гибели экипажа лейтенанта Евдокимова. Зенитный снаряд попал в самолет в тот момент, когда штурман сбросил бомбы на скопление гитлеровских войск… Первая боевая потеря, потеря друга, отличного летчика, хорошего молодого парня, так любившего жизнь, полеты, голубое небо…

Все мы, оставшиеся в полку, были уверены в том, что скоро настанет и наша очередь улетать на [27] фронт. А пока мы с большим напряжением сил готовили новое пополнение. В полку стало меньше инструкторов, приходилось трудиться и за улетевших на фронт. Напряженная работа хоть немного помогала забыться от горьких дум: наши войска продолжали отступать, линия фронта все дальше перемещалась на восток.

На аэродроме Левая Россошь стало тесно: сюда перелетали полки фронтовой авиации, участвовавшие в боях. Мы же получили приказ перебазироваться за Волгу, на аэродром в районе города Бузулук.

На новом месте мы продолжали учебу и полеты. Одновременно строили землянки для технического состава. Часть летного состава разместилась в военных казармах, а семейным разрешили подыскать частные квартиры. Однако это оказалось не простым делом. Ежедневно в Бузулук прибывали эшелоны с оборудованием эвакуированных предприятий, рабочими этих заводов, прибывало много беженцев. Всю эту массу людей необходимо было разместить.

От Бузулука до фронта – сотни километров. В ночное время он освещен электричеством. Правила светомаскировки здесь еще не соблюдаются. И все же тень войны чувствуется во всем.

По железной дороге через Бузулук нескончаемым потоком мчались тяжелые товарные поезда. На запад они доставляли все необходимое для фронта: оружие, боеприпасы, продовольствие, воинские части. На восток поезда перевозили оборудование с металлургических, машиностроительных, военных заводов Украины, центра России, чтобы где-то там, в Казахстане, на Южном Урале, оно поступило на создание новых заводов, которые быстро наладят выпуск продукции для войны. Наблюдая за этим [28] потоком вагонов и платформ, я пытался представить, как можно в труднейших условиях войны грозного 1941 года организовать эту огромную по своим масштабам, исключительно трудную работу! Справиться с этой задачей может только наш героический народ, руководимый Коммунистической партией.

В сентябре немецко-фашистские войска форсировали Днепр в среднем и нижнем его течении. Бои развернулись на Левобережье, на подступах к Крыму. Наши части отступали, но каждый рубеж оставлялся ими только после упорных боев, и враг нес чувствительные потери.

Немецкие войска приближались к моему родному запорожскому краю. Там, в Большетокмакском районе, мои родные. Что будет с ними? Больше всего меня волновала судьба отца – коммуниста, председателя колхоза, активного участника перестройки села. Я уже писал отцу, чтобы он немедленно выезжал в Бузулук. И получил ответ: «Пока не могу, спешим собрать хлеб, отправить на восток имущество, скот, инвентарь, а уже потом…»

В этом был весь отец – сначала колхозное, государственное дело, а потом уже личное. За это и уважали его люди и, конечно, мы, его дети…

На окраине городка днем и ночью трудились военные и гражданские специалисты. Они собирали Илы, которые по частям перевозились по железной дороге с далеких авиазаводов. Затем самолеты проверялись в воздухе и перегонялись на фронтовые аэродромы. Эти новенькие боевые машины были воплощением силы, веры в победу нашего народа.

В один из декабрьских дней на аэродроме бесновалась метель. Вылет задерживался. Самолеты стояли с прогретыми моторами в ожидании улучшения погоды. В землянке собрались летчики, штурманы, [29] стрелки-радисты, техники и механики. В железной печурке ярким пламенем горели сухие сосновые дрова. В тесном помещении, словно туман, расползался махорочный дым. В руках Вани Козочкина свежий номер «Красной Звезды».

– Иван Петрович! Читай вслух, – просит Козочкина Виктор Скопов. – Что нового на фронтах?

– Ничего отрадного. Тяжелые бои под Москвой. И читать не хочется, – тихим голосом отвечает лейтенант Козочкин, командир второго звена.

С тревогой смотрим на карту, висевшую на стене, на флажки, обозначавшие линию фронта. Змейка флажков продвигалась все дальше и дальше на восток. Вот она обогнула Тулу, подползла к Кашире, устремилась на Рязань…

Тяжелые дни переживает страна. Враг блокировал Ленинград, захватил Калинин, полукольцом навис над Москвой. На юге гитлеровские орды подошли к Дону, захватили Ростов… Гитлеровские войска наступают на всем советско-германском фронте. И все же мы знали, что это временные успехи врага, верили, что наступит пора и наших побед.

В землянку зашел командир полка майор А. П. Мельников:

– Ну, соколы! Погода улучшается. Фронту нужны самолеты. Готовьтесь вылетать!

Снег укрыл землю белой простыней. Низкие серые облака клочьями плывут на высоте 200-300 метров. Снегопад продолжается. Управляет машиной Василий Решетников. Полет дальний, в Рязанскую область. Кроме нас, в воздухе пять самолетов. Их пилотируют четыре Ивана – Козочкин, Дудников, Величай, Курятник и Виктор Скопов.

В пункт назначения долетели без приключений. Сдали самолеты техникам. Они рассказали нам, что с их аэродрома каждую ночь бомбардировщики [30] летают в район западнее Москвы, бомбят наступающих немцев. Сейчас экипажи отдыхают. Ночью снова в бой. А мы? Нам предстояло самолетом ТБ-3 вернуться на тыловой аэродром. Мы откровенно завидовали фронтовикам. Всем сердцем были с ними, считали, что наше место – фронт, непосредственное участие в боях с фашистскими захватчиками.

На фронт… через Туркмению

За напряженными занятиями и полетами прошел еще один месяц войны. После возвращения с прифронтового аэродрома я вновь обратился к командованию с просьбой направить меня на фронт.

13 декабря радио сообщило радостную весть о провале немецко-фашистского плана окружения и захвата Москвы. Левитан радостно и торжественно рассказывал об освобождении сотен населенных пунктов, об огромных трофеях. Стало ясно, что болтовня о непобедимости гитлеровской армии лишь миф. Врага можно бить, и он будет разбит! По для этого надо приложить еще много усилий.

Наконец– то командование удовлетворило мою просьбу и просьбу моих сослуживцев по 3-й эскадрилье А. Т. Назарова, С. П. Казьмина, В. В. Решетникова, И. П. Курятника. В конце месяца мы с летчиками и штурманами других эскадрилий полка отъезжали в действующую армию. Железные дороги переполнены. Зеленая улица предоставлялась только воинским эшелонам. Комендант помог сесть нам в поезд -и прощай, наш тыловой аэродром.

В дороге мы живо обсуждали положение на фронте, восхищались героизмом советских воинов, пытались представить, каким будет наш первый [31] боевой вылет, и внимательно слушал товарищей и спрашивал себя: как сложится судьба каждого из нас? Ведь едем на фронт, предстоят полеты, полные всяких неожиданностей. В одном не было сомнений: все мы, воины-коммунисты, не пожалеем ни сил, ни своей жизни в битве с немецкими оккупантами.

И, забегая вперед, можно сказать, что я не ошибся. Мужество, героизм, мастерство проявили в боях И. П. Курятник, А. Т. Назаров и В. В. Решетников. Они стали Героями Советского Союза. Отважно сражался с врагом С. П. Казьмин, как и другие товарищи. Но не всем было суждено дожить до Победы…

Через двое суток мы уже были на фронтовом аэродроме. Здесь базировалась так называемая группа Б. В. Бицкого.

Борис Владимирович Бицкий был широко известен среди авиаторов. Это опытный командир, прослуживший в авиации много лет. Он поднимался в небо еще на «фармане», а потом летал на самых различных типах самолетов – иностранных и отечественных.

Бицкий много сделал для развития гражданской авиации. Он первым проложил трассу Москва – Харьков, водил самолеты из Москвы во Владивосток. В совершенстве владея искусством слепого полета в любое время суток, он обучил этому мастерству многих пилотов.

Нам сказали, что подполковник Бицкий, имея большие полномочия для формирования частей дальних бомбардировщиков, отбирает из числа присланных лишь тех, кто полностью отвечает его требованиям, что он немного «перебарщивает» и отсеивает даже тех, кто имеет хорошую подготовку. Узнали мы, что бывшие командиры и штурманы [32] эскадрилий назначаются рядовыми летчиками и штурманами. Все это настораживало…

Более суток мы ожидали приема у командира. Впрочем, иначе и быть не могло: ведь он руководил полетами, сам летал, да и требовалось время, чтобы ознакомиться с нашими личными делами. В кабинет подполковника Бицкого я вошел сильно волнуясь. Доложил. Командир внимательно посмотрел на меня умными глазами и заговорил:

– Что, лейтенант, хотите воевать? Хотя это лишний вопрос. В документах сказано, что вы неоднократно обращались с подобной просьбой. Я ознакомился с вашим делом. Штурман звена. Инструктор. Это хорошо. Однако есть одно «но». У вас малый налет в ночных маршрутных полетах. А это, согласитесь, серьезный недостаток. Мы собираемся летать в глубокий тыл врага, за тысячи километров, ночью, в сложную погоду. Предлагаю на ваш выбор два варианта: можем направить вас во фронтовую авиацию, там летают на сравнительно небольшие расстояния, или же возвращайтесь в свой учебный полк. Есть, правда, еще и третий вариант – поехать в высшую штурманскую школу к генералу И. Т. Спирину, в город Мары, пройти там практику маршрутных полетов, а потом на фронт, хотя бы и к нам. Правда, мы не имеем права направлять вас к Спирину, но рискнем… Даю вам час на размышление, выбирайте свой вариант.

– Товарищ подполковник! Не нужен мне час. Все уже ясно и так. Если я не подхожу для вашей группы сейчас, направляйте в Туркмению. Это будет кратчайший путь в дальнебомбардировочную авиацию, в действующую часть. Я не хочу возвращаться в учебный полк. И фронтовая авиация мне не подходит. Дальние полеты – моя давнишняя мечта. [33]

– Добро! Так и сделаем. Только имейте в виду, Спирин – человек с крутым характером. Начнет шуметь, мол, Бицкий не имеет права посылать к нему людей. Но не беда. Все уладится. В добрый путь, лейтенант!

Наша группа рассеялась. Решетников, Курятник, Назаров, Казьмин остались у Бицкого. Кое-кто вернулся в учебный полк. А я вместе с лейтенантами Иваном Лисовым и Анатолием Мирошниченко поехал в далекую Туркмению.

Ехать пришлось долго, поезда часто простаивали, пропуская на запад многочисленные эшелоны. Позади остались Оренбург, Кзыл-Орда. Как-то незаметно мы переехали из зимы в лето. В Ташкенте лишней оказалась шинель. Теплынь. Ярко светило солнце. Улицами куда-то спешили люди в военной, гражданской одежде – узбекской или европейской. Рядом с автомашинами, не спеша, шли безразличные ко всему ишаки, они несли на спине огромный груз. С интересом мы наблюдали удивительный город, полный контрастов.

Поезд Ташкент – Красноводск доставил нас к месту назначения. Подполковник Бицкий был прав. Начальник высшей штурманской школы И. Т. Спирин, прочитав наши документы, все-таки изрядно пошумел, грозился даже отправить нас обратно. И все же он «смиловался».

– Ваше счастье, что нам не хватает штурманов, – строго закончил генерал.

Восточнее города, среди аулов, на пустыре, находился полевой аэродром. Рядом с летным полем – колхозная земля, изрытая арыками. Пахота чередуется с низкорослыми деревьями урюка. Чуть дальше виднеются жилища туркмен, похожие на цыганские шатры. Изредка между юрт заметны дома, покрытые черепицей. [34]

На аэродроме есть все необходимое для учебы, полетов, жизни: бараки из глины, в которых было оборудовано несколько классов, самолеты разных конструкций, столовая. Поселили нас в бывшей конюшне кавалерийского полка, переоборудованной под казарму.

16 января 1942 года А. Мирошниченко, И. Лисовой и я приступили к учебе. Наша группа начала занятия еще 2 января. Пришлось догонять. Командир эскадрильи рассказал нам об условиях учебы, объеме программы, о сроках. За два с половиной месяца мы обязаны окончить теоретическую и летную программы и быть готовыми к отправке на фронт. В теории большое внимание уделялось изучению радиотехнических средств вождения самолетов. В летную программу входили маршрутные полеты, бомбометание, воздушные стрельбы, радиосвязь.

– Перед нами стоит главная задача, – сказал в конце беседы командир, – выпустить экипажи, способные успешно выполнять боевые задания в сложных погодных условиях дня и ночи. Поэтому ваша подготовка будет проводиться главным образом в составе экипажа. Вы обязаны слетаться, сдружиться, представлять собой как бы единый организм. Завтра познакомитесь с летчиками, стрелками-радистами, стрелками своих экипажей. Вы, товарищи, немного опоздали, но, я надеюсь, справитесь с поставленной задачей.

Подготовка в составе экипажа… Последующее участие в боевых действиях подтвердило правильность этого принципа подготовки. Экипажу, этому маленькому боевому подразделению, оказывалось большое доверие, предоставлялась самостоятельность. Получив боевое задание, экипаж сам готовился к его выполнению. В маршрутном полете, [35] в районе цели, он действует, сообразуясь с обстановкой. Каждый член экипажа имеет свои обязанности, но все они вместе несут ответственность за выполнение задания. Точные расчеты штурмана и точное выдерживание этих расчетов всегда приносят успех.

Я познакомился с членами своего экипажа. Разве я мог тогда предполагать, что в составе этого экипажа пролетаю почти всю войну, что вместе мы совершим сотни боевых вылетов, сотни раз будем преодолевать разные преграды, пролетать через огонь и смерть, чтобы нанести противнику сокрушительный удар?…

Командир экипажа – лейтенант Алин. Высокий, широкоплечий богатырь. Смотрит на меня светлыми добрыми глазами и, смущаясь, говорит: «Василий Алин». Хотел еще что-то добавить, но махнул рукой и закончил: «В полете познакомимся ближе». Я тоже представился и подумал, что мои командир уж слишком немногословен. Оказалось, что Алин мой ровесник, как и я, окончил ФЗУ, затем летное училище в Оренбурге. Он уже имеет боевое крещение, совершил несколько боевых вылетов в начале войны.

Стрелок– радист Николай Кутах понравился сразу. Невысокий крепыш, с энергичными движениями спортсмена. Большие черные умные глаза смотрели прямо на собеседника. С уважением он относился к старшим, сохраняя при этом свое достоинство. После мы узнали, что Коля -первый запевала, отличный организатор самодеятельности. Он может и песню спеть, веселую или заунывную, и станцевать. В короткие минуты ожидания полетов от Николая можно было услышать забавную веселую историю.

Учеба и полеты проходили с большим напряжением. [36] Летали днем и ночью. В Туркмении все было непривычно. И зима не такая, как на севере, – вместо снега серая песчаная земля. Город Мары – словно оазис среди пустыни. Непонятной казалась река Мургаб. Вытекая с гор Афганистана, она несет свои воды на север. За городом река разветвляется на сотни рукавов. Эти ниточки-русла расходятся веером и бесследно исчезают в песках пустыни.

А песчаные бури! Когда повеет ветер-«афганец», все вокруг темнеет. Без очков из помещения не выйдешь. Ветер несет и несет песок, словно снег. На земле появляются сугробы, похожие на застывшие морские волны. Бури стихают неожиданно, как и появляются, и тогда мы продолжаем полеты, стремимся наверстать упущенное.

В начале марта мы выполняли зачетный полет по маршруту с бомбометанием. С интервалом пять минут взлетали в небо красавцы Ил-4. Подошло время вылетать и нашему экипажу. Я успел оцепить замечательные качества своих товарищей. Настороженность сменилась доверием. И потому сегодня я думал только о том, как лучше выполнить задание.

Летим над пустыней. Местность, естественно, безориентирная. Днем еще можно изредка заметить верблюжьи тропы, ведущие к колодцам. А ночью – непроглядная тьма. Над головой едва мерцают бледные звезды. Самолет окутала пыльная мгла. Горизонта совершенно не видно. Командир пилотирует корабль только при помощи приборов. В первые минуты по старой привычке я пытаюсь отыскать на земле хоть какой-нибудь ориентир. Напрасный труд. Штурман школы С. Ф. Пистолькорс избрал маршрут над пустыней не случайно – мы вынуждены пользоваться радионавигацией. Только в таких [37] условиях можно научиться водить самолет при помощи радиотехнических средств, поверить в них. В школе все делается для того, чтобы не допускать условностей, упрощенчества. Создаются условия, приближенные к боевой действительности.

Самый ответственный момент сегодняшнего полета – разворот над точкой в пустыне, находящейся за 200 километров восточнее Мары. Настраиваю радионавигационный полукомпас (РПК-2) на радиостанцию аэродрома, рассчитав предварительно радиопеленг. Тут же определяю направление на радиостанцию, расположенную у города Карши. Прокладываю линии пеленгов на карте. Их пересечение и показывает то место, где мы только что пролетели. Приближаемся к точке разворота, я все время измеряю курсовой угол на Карши, а Коля Кутах сообщает о полученных им радиопеленгах с нашего аэродрома. Вот и точка разворота.

– Товарищ командир! Курс на Уч-Аджи 310 градусов, – командую я.

– Есть курс 310, – спокойно отвечает Василий Алин и начинает разворот. Те же темнота и мгла. Кажется, вокруг, кроме нас, нет ничего живого. Ночь и мы. Но вот появились огоньки. Это железная дорога Бухара – Мары. Пеленгуя различные радиостанции, определяю время выхода на станцию Уч-Аджи и даю курс на полигон, находящийся в песках Кара-Кумов. Через несколько минут первая бомба летит к цели, обозначенной кострами. Делаем еще два захода. Все три бомбы попали в круг. Задание выполнено отлично. Со снижением направляемся к аэродрому. На востоке светлело. Потускнели звезды в безоблачном небе. Спешим на посадку.

На земле узнали, что не стало связи с экипажем лейтенанта П. Н. Горяченко. Вскоре нам сообщили [38] о трагической гибели всего экипажа. Погиб он в песках, в районе той самой точки, где все мы делали разворот. Специалисты считали, что Горяченко, не справившись с управлением машины по приборам, потерял пространственное положение и свалился на землю… А может, и по другой причине…

Навсегда остался в моей памяти черноглазый юный Горяченко. Все мы уважали его за страстную любовь к полетам, за веселый характер. С ним было легко, хотелось шуткой отвечать на его шутку, быть таким же неунывающим, как он. Молодой летчик мечтал поскорее попасть на фронт, бить врага, захватившего его родную Полтавщину. Но не попал…

Вскоре мы покинули Мары. В сердце остались благодарность учителям, гостеприимному туркменскому народу и память об экипаже лейтенанта Горяченко.

И снова мы в пути. Спешим на фронт. За окном вагона проплывают бескрайние казахские степи, мелькают редкие населенные пункты, полустанки. Эти широкие степи напоминали мне панораму родного запорожского края, воскрешали в памяти события давно минувших лет…

Только на восьмые сутки мы прибыли на станцию Ряжск. Здесь мы делали пересадку, чтобы следовать к месту своего назначения – в боевой полк. Старший группы отправился к военному коменданту, мы остались на перроне. В это время с севера приближался поезд. От нечего делать мы наблюдали за ним. Наконец состав из пассажирских и товарных вагонов остановился. Открылись двери вагонов. Мы ожидали, что на перрон сразу же хлынет поток людей, они поспешат за кипятком, в город или в здание вокзала. Но из поезда никто не выходил. Только через некоторое время стали появляться [39] люди. Они поразили нас своим необычным видом. Бледные, изможденные, измученные лица. А глаза! Большие-большие, смотрят куда-то вдаль, ничего не замечая, безразличные ко всему. Кто они, эти люди?…

– Это ленинградцы, – слышим голос капитана-пехотинца, проходящего мимо. – Вот последствии вражеской блокады. В поезде – те, кто остался в живых, кому удалось вырваться из Ленинграда…

Впервые мы, авиаторы, едущие на фронт, увидели своими глазами горе, которое принес на нашу землю фашизм. И стали для нас еще более понятными сообщения Совинформбюро о зверствах гитлеровцев на нашей земле, о массовых расстрелах советских людей, о пытках и издевательствах. Вспомнилось сообщение о Зое Космодемьянской, о ее подвиге. На всю жизнь запомнился фотоснимок на страницах газет. На нем истерзанный фашистами труп героини. Мы восхищались Зоей и ее товарищами, беззаветно любившими Родину, обладавшими неиссякаемой верой в победу. Они не страшились ни пыток, ни смерти, мужественно вели неравную борьбу с сильным и коварным врагом.

Мы восхищались героями и были полны решимости следовать их примеру.

В боях, которые нам предстояли, мы будем бить врага беспощадно, будем уничтожать его, очищая родную землю. Для этого не пожалеем ни сил своих, ни жизни.

Боевые товарищи

Светало, когда пассажирский поезд прибыл на небольшую станцию. Заснеженной дорогой двигаемся в сторону города. На обочинах шоссе видим незнакомые [40] нам сооружения – противотанковые рвы, ежи, сваренные из железнодорожных рельсов. Вот и авиагородок. Где-то здесь наш 752-й дальнебомбардировочный авиаполк (бывший 93-й).

В большой трехэтажной гарнизонной гостинице жили летчики, штурманы, стрелки-радисты, стрелки. Адъютант эскадрильи капитан А. Т. Максименко, вежливый и внимательный, показал наши комнаты.

После завтрака наш экипаж вызвали в штаб эскадрильи. Лейтенант Алин доложил о прибытии. В штабе – группа командиров.

– Располагайтесь, товарищи, – сказал майор, показывая на стулья, стоявшие у стены. – Будем знакомы. Моя фамилия – Лукиенко. Я командир 2-й эскадрильи. А это наш комиссар, Михаил Кириллович Бельчиков, штурман эскадрильи капитан Василий Михайлович Чичерин и знакомый уже вам капитан Максименко. Решением командира полка ваш экипаж назначен в нашу эскадрилью.

Командир ознакомил нас с обстановкой на фронте, рассказал о боевой работе эскадрильи и полка, о лучших воинах подразделения.

– Мы знаем, что ваш экипаж успешно окончил программу подготовки в Высшей штурманской школе. Это хорошо, но этого мало. Чтобы получить право на боевой вылет, вы и у нас должны пройти определенную программу. В самостоятельный боевой полет мы выпускаем только тех, кто не вызывает у нас никаких сомнений, кто хорошо владеет искусством полетов в ночных условиях.

Затем с нами долго беседовали батальонный комиссар М. К. Бельчиков и капитан В. М. Чичерин. Мы не могли не отметить доброжелательности, проявленной к нам, новичкам. В подразделении царил [41] размеренный, деловой ритм жизни. Это хорошо. А вот еще одна программа подготовки показалась мне лишней. Сколько же можно готовиться?

По радио и в газетах ежедневно сообщалось о зверствах гитлеровцев, об издевательствах и массовых расстрелах советских людей на оккупированной территории. Нам не терпелось, хотелось как можно скорее участвовать в боях с фашистской нечистью. И вот тебе на…

Вместе с группой молодых летчиков, штурманов, стрелков-радистов, прибывших в полк раньше, наш экипаж включился в напряженную прифронтовую жизнь. Днем и ночью над аэродромом кружили самолеты. Под руководством опытных командиров-инструкторов летчики отрабатывали технику пилотирования, летали в облаках. Когда же светило солнце, они закрывались колпаком, пилотировали по приборам.

Мы, штурманы, совершенствовали приемы самолетовождения на специально оборудованных транспортных машинах. Большое внимание уделялось использованию средств радионавигации. Мне очень понравился радиомаяк. Уже в то время я был уверен, что штурман, в совершенстве овладевший методикой ориентирования при помощи этой замечательной радиостанции, гарантирован от всяких неприятностей. Такой штурман всегда выполнит маршрутный полет, метко поразит цель и приведет свой корабль к родному аэродрому.

Радиомаяк. Вокруг себя в пространство он излучает радиосигналы. Они передаются в эфир веером через каждые 10 градусов. В наушниках шлемофона штурман слышит последовательное звучание букв, передаваемых с помощью азбуки Морзе. Те буквы, над которыми пролетает самолет, затухают, они еле слышны. Штурману остается воспользоваться [42] соответствующей фотосхемой, определить сначала радиопеленг от радиомаяка к бомбардировщику, а затем направление на радиомаяк, то есть на аэродром. Сигналы радиомаяка могут слушать и командир, и радист. В случае необходимости они помогут штурману.