Текст книги "Отечества крылатые сыны"

Автор книги: Алексей Кот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

В авиации бывает, что встречаешь летчика, который, кажется, всеми качествами блещет, а в командиры – не годится. Чего-то в нем не хватает. А вот Соляник – и летчик искусный, и командир толковый. Удачное сочетание!

Делаем прощальный круг и берем курс на запад. Через полтора часа полета показался Луцк, сравнительно мало разрушенный, с белыми крышами домов.

На новом аэродроме сразу же возобновилась боевая работа. До конца месяца мы принимали участие в налетах на вражеские объекты в городах Сату-Маре, Дебрецен, Будапешт.

Наши войска, преодолевая упорное сопротивление врага, вышли к границе Венгрии, оставшейся единственным сателлитом фашистской Германии. Гитлеровское командование предпринимало огромные усилия, чтобы сохранить своего последнего союзника. Немцы нуждались в помощи венгерской армии, им нужны были материальные ресурсы этой страны.

15 сентября мы получили задачу нанести удар по Дебрецену – важному железнодорожному узлу Венгрии, к которому протянулись шесть магистралей. Через узел непрерывным потоком шли военные грузы на фронт. В городе размещались резервные воинские части, склады с военным имуществом, боеприпасами, горючим. Необходимо было вывести из строя этот узел коммуникаций противника и этим самым помочь наступающим советским войскам.

Эту задачу мы выполнили весьма успешно. Возвращаясь домой, мы еще долго наблюдали пожары и взрывы в районе узла и в городе. [243]

Наблюдением и фотографированием цели было установлено, что от наших бомб сгорело три эшелона, склад боеприпасов и горючего.

Но в эту ночь на базу не вернулись два экипажа 10-го гвардейского полка. Как выяснилось после, самолет летчика Н. М. Несмакова был сбит над целью. Не вернулся и экипаж гвардии капитана Алексея Буряка. Что с ним? Неужели очередная потеря? Однако через несколько дней экипаж в полном составе прибыл в полк, правда, без самолета. О том, что произошло в полете, рассказал штурман экипажа, Герой Советского Союза Василенко:

– Вначале полет проходил нормально. Над северными склонами Карпат самолет неожиданно бросило в сторону, потянуло вниз. Выяснилось: отказал один из моторов. Лететь на одном двигателе, да еще с бомбами, вы знаете, очень сложно. И командир предложил освободиться от груза. Я отыскал цель и сбросил смертоносный груз на скопление вражеских войск. С большим трудом развернулись и легли на обратный курс.

Трудно было лететь. Перегретый мотор мешал вести ориентировку. Выдержать правильный куре помогал стрелок-радист Яша Ковалев, он все время запрашивал радиопеленги. Когда, по моим расчетам, оставалось лететь еще минут 25, на высоте 800 метров стал давать перебои и второй мотор. Вот-вот совсем откажет. Трудно тогда будет что-нибудь предпринять в такую темную ночь. Решили, пока не поздно, оставить самолет. Первым, захватив с собой ракетницу, выпрыгнул лейтенант Ковалев. Когда прыгал я, мотор остановился.

Приземлились мы на окраине какого-то села. Пошли к крайней хате. Пожилые хозяева встретили нас как-то настороженно, но накормили, предложили [244] отдохнуть… Утром мы поблагодарили стариков за гостеприимство и направились на большак.

На шоссе нам встретилась автомашина, в которой ехали вооруженные автоматами работники войск НКВД. Узнав, кто мы и откуда идем, они сильно удивились. Дело в том, что мы приземлились в районе, где активно действовал отряд бандеровцев. Как выяснилось потом, взрыв нашего самолета бандиты приняли за бомбардировку их отряда, а наше появление на парашютах – за десант. Это и спасло нас. Чего только не бывает на войне…

После посадки экипажи, как обычно, заходят на КП, чтобы доложить о выполнении задания. Со штурманом полка майором А. И. Доморацким проверяем летную документацию. Обращаем внимание на записи в бортовых журналах, на правильность расчетов, время выхода экипажей на цель, интересуемся результатами их работы. Мне больше всего хотелось знать, как штурманы пользовались в полете средствами радионавигации, которые, по моему глубокому убеждению, гарантировали экипажам благополучный исход каждого полета.

– Правильно делаете, что уделяете столько внимания радионавигации, – включился в беседу штурман дивизии майор Г. А. Мазитов. – Потому у вас все экипажи возвращаются на свой аэродром. Этого, к сожалению, не скажешь о десятом гвардейском. Вчера после налета на Будапешт не вернулись три экипажа из-за потери ориентировки, «блудежки». Очень обидно, что «блудят» опытные экипажи, за плечами которых не одна сотня боевых вылетов…

28 сентября все мы, летчики и штурманы, которым в День авиации было присвоено звание Героя [245] Советского Союза, на транспортном самолете вылетели в Москву – за наградами.

В Москву прибыли вечером. Остановились в гостинице АДД. Нам сказали, что завтра в Кремле состоится вручение наград – Золотых Звезд и орденов Ленина. Почти всю ночь мы не спали. Не верилось, что будем в Кремле.

29 сентября 1944 года. Разве можно забыть эту дату! Идем по Красной площади мимо Мавзолея В. И. Ленина. Вот и Спасские ворота. Короткая проверка документов, и мы в Кремле, где жил и работал великий Ленин.

Собрались в большом зале. Среди награжденных – военные, гражданские. Нам пояснили, что гражданские – это ученые, конструкторы, творцы могучего и грозного оружия. Среди военных – большинство с голубыми просветами на погонах.

В зал вошел Михаил Иванович Калинин. Старенький, с белой бородкой. Встретили мы его аплодисментами. Нас приглашали к столу по алфавиту. Услышав свою фамилию, волнуясь, спешу по ковровой дорожке.

– Дорогой Алексей Николаевич, поздравляю вас с высокой наградой и желаю вам новых боевых успехов!

Большая радость охватила меня. Председатель Президиума обратился ко мне, будто знает меня лично. Чувство благодарности не знало границ. И я, позабыв все наставления, с силой пожал руку Калинина и только тогда понял, что сделал ему, вероятно, больно. Хотел было извиниться, но, не зная, как это сделать, смутился. Михаил Иванович улыбнулся и вручил мне Золотую Звезду Героя, орден Ленина и Грамоту о награждении.

Потом мы сфотографировались. В центре – М. И. Калинин. Рядом с ним генерал П. С. Рыбалко [246] и девушка-партизанка из Белоруссии. Остальные – Герои Советского Союза, в основном авиаторы. Эту фотографию я берегу как самую дорогую память.

А после нас принял командующий АДД главный маршал авиации А. Е. Голованов. Он тепло поздравил награжденных, пожелал новых боевых успехов и сообщил о своем решении предоставить нам трехдневный отпуск. Эти дни мы использовали для знакомства с Москвой, посещения театров и музеев.

Вначале мы побывали в Большом театре, слушали там патриотическую оперу Глинки «Иван Сусанин». На следующий день пошли на спектакль «Дорога в Нью-Йорк». Главные роли в нем исполняли известные артисты Борис Михайлович Тенин и его жена Лидия Павловна Сухаревская. Не верилось, что роль Питера Уорна играет актер, так чудесно создавший в свое время образ Ивана Шадрина в фильме «Человек с ружьем». Думаю, что благодаря этому полюбившемуся миллионам людей фильму имя Бориса Тенина стало широко известным.

Володя Борисов, наш знаток искусства, в перерыве попросил администратора сообщить Борису Тенину о нашем желании встретиться с ним. Когда представление окончилось, нас, десять Героев Советского Союза, позвали в комнату артиста. Следует заметить, что никто из нас с Тениным еще не был лично знаком. Я полагал, что артист встретит нас с удивлением. Но этого не случилось. Борис Михайлович поднялся к нам навстречу, каждому пожал руку, а потом сказал:

– Что же вы, друзья мои, не предупредили заранее, что придете в наш театр? Мы бы для вас сыграли вот так (и показал большой палец). [247]

Началась дружеская беседа. Я смотрел на большого мастера сцены и восхищался его простотой, его тонким юмором, вглядывался в умные со смешинкой глаза. Я ловил себя на мысли, что вижу перед собой не артиста Тенина, а «человека с ружьем».

Борис Михайлович пригласил всех нас в гости. По дороге к гостинице «Москва», где в то время он жил со своей женой, мы сообразили, что Лидия Павловна не сумеет накормить такую большую компанию, и решили пригласить их поужинать в ресторан.

Там уже было много людей. Почти все время играл оркестр. Под мелодии танго и фокстротов танцевали пары. Мы чувствовали себя как-то неловко. За время войны успели отвыкнуть от ресторанов и вообще от такой обстановки.

Выпили мы за дружбу, за скорую победу. Коля Гунбин пригласил Лидию Павловну на танец. Его примеру последовали остальные летчики.

Ужин окончился поздно. Немного раньше ушли к своим родным Леонид Филин, Илья Мусатов и еще несколько товарищей. Остальные собрались ехать в гостиницу на Ленинградское шоссе, но вспомнили, что уже действует комендантский час. А пропусков у нас не было. Борис Михайлович нашел выход, предложив заночевать у него в номере.

С той памятной встречи прошло свыше тридцати лет. С большим интересом я всегда смотрел кинофильмы и телепередачи с участием Б. Тенина и Л. Сухаревской. Однажды, после гастролей их театра в Киеве, я решил написать письмо Тенину, напомнить ему о нашей встрече в Москве. Ответ пришел скоро. Борис Михайлович прислал книгу Г. Шахова «Борис Тенин» и письмо: «Дорогой [248] Алексей Николаевич! Благодарю за весточку. Мы с женой вспоминаем нашу симпатичную встречу и всю пятерку Героев, что коротала ночь в гостинице «Москва». Когда будете в столице, заходите к нам, будем рады видеть вас».

Тогда, после окончания коротенького отпуска, товарищи улетели в свои полки. А мы с Николаем Гунбиным отправились на подмосковный аэродром, в летный центр АДД – там проходил двухнедельный сбор заместителей штурманов полков по радионавигации. Мы изучали опыт войны, знакомились с новинками авиационной техники. В сжатые сроки прошли обширную летную программу. Летали днем и ночью на специально оборудованных самолетах, использовали для самолетовождения все способы радионавигации в комплексе, овладевали методикой обучения штурманов. 19 октября мы с капитаном Гунбиным вернулись в свои полки.

…В Севастопольском полку – радостный праздник. Летчику Семену Левчуку и штурману Борису Шестернину присвоено звание Героя Советского Союза. Мы поздравили молодых способных воинов, отлично выполнявших боевые задания, пожелали им новых успехов. Это событие, казалось, больше всех обрадовало подполковника С. А. Гельбака. Еще бы! Оно позволило ему лишний раз подчеркнуть: «Герои выросли в моем полку. Это я их вырастил и воспитал». Что ж, на сей раз его можно было понять.

Командир экипажа Семен Левчук и штурман Борис Шестернин прибыли в 20-й полк из училища. Оба молоды, боевого опыта, конечно же, не имели. А желание участвовать в боях было огромное. Это желание да еще незаурядные способности молодых авиаторов стали решающим фактором в становлении экипажа. Командир 2-й эскадрильи [249] Владимир Соляник и штурман этой эскадрильи Григорий Лущенко сразу же заметили Левчука и Шестернина, правильно оценили их достоинства, одним из первых среди молодежи дали «добро» для участия в боевой работе. Вскоре экипаж Левчука стал наравне с другими летать на боевые задания. Вначале на бомбардирование целей, а затем – осветителем и фотографом.

Семен Левчук, смелый и решительный в боевых вылетах, скромный и молчаливый на земле, как-то сразу пришелся по душе и командирам, и товарищам. Борис Шестернин – человек разносторонних интересов, приятный собеседник. Он не только в совершенстве владел своим штурманским делом, но увлекался литературой, искусством, любил технику.

* * *

Шли дни и ночи напряженной боевой работы. С большим нетерпением я ожидал писем от родных и близких из Запорожской области. Писали мне сестры, племянники, друзья. Они интересовались боевыми успехами авиаторов, рассказывали о себе, о нелегком своем труде.

Не все летчики в полку получали письма. У большинства из них родной город или село были на временно оккупированной немцами территории. И тогда авиаторы, получавшие письма от родных, читали и перечитывали их вслух для тех, кто писем не имел. В эскадрильях все воины жили одной дружной семьей, жили общими интересами, радостями и огорчениями. И большую роль в сплачивании этой семьи играли письма.

Вспоминаю, как сильно переживал Коля Кутах, когда не мог получать письма из родного Канева. И когда, наконец, его городок стал свободным, радист сразу же написал родным. А сколько было [250] радости и восторга, когда пришел ответ из Канева!

Уже после войны племянница нашего радиста Диана в своем письме рассказывала, как были рады родные, когда узнали, что жив их Николай.

Однажды я получил письмо от первого секретаря Большетокмакского райкома КП(б)У Барановского Леонида Федоровича. Он писал о решении земляков купить для меня самолет-бомбардировщик. В конверте – несколько номеров районной газеты «Бiльшовицьким шляхом». Мои земляки, преодолевая большие трудности, лишения, восстанавливали разрушенное войной хозяйство, помогали фронту.

Ярким проявлением заботы о наших славных Вооруженных Силах было это решение токмачан. Читаю газету за 8 февраля. В ней напечатано обращение колхозников артели имени Димитрова села Юхимовки ко всем трудящимся района: «Чтобы приблизить светлый день окончательной победы над немецко-фашистскими варварами, колхозники и колхозницы артели имени Димитрова на общем собрании решили и внесли 10 000 рублей на приобретение боевого самолета-бомбардировщика, который вручить ко дню Красной Армии нашему земляку-односельчанину Герою Советского Союза Коту Алексею Николаевичу». В этом же номере помещено постановление бюро райкома КП(б)У и исполкома районного Совета депутатов трудящихся, одобряющее инициативу колхозников.

В передовой статье «Величие советского патриотизма» (та же газета за 11 февраля 1945 года) сообщалось о ходе сбора средств на строительство самолета. Были также напечатаны сообщения из сел о поддержке патриотического призыва юхимовских колхозников. Привожу некоторые из них:

«Девять комсомольцев Солодко – Балковского сельсовета внесли на строительство самолета 1000 [251] рублей. Старая колхозница села Марфа Гринь заявила: «Вношу на приобретение самолета 200 рублей. Пусть наш сынок Алексей Николаевич Кот беспощадно уничтожает фашистских собак».

«Коллектив Молочанской МТС перечислил трехдневный заработок, что составляет 4282 рубля. Деньги внесены наличными».

Тут же сообщение конторы Госбанка о том, что на лицевой счет № 350005 трудящиеся района уже внесли наличными 180000 рублей. Сбор средств продолжается.

11 марта в той же газете было опубликовано письмо Председателю Государственного Комитета Обороны. В нем сообщалось, что трудящиеся района собрали 300000 рублей на приобретение самолета-бомбардировщика. «Просим Вас разрешить приобрести самолет-бомбардировщик и передать его нашему земляку Герою Советского Союза гвардии капитану Коту Алексею Николаевичу».

Вскоре из Москвы пришло письмо. Верховный Главнокомандующий благодарил токмачан за их патриотический поступок. «Желание трудящихся района будет выполнено», – такими словами закончил он письмо.

В один из дней на нашем фронтовом аэродроме приземлился новенький Ил-4 с надписью на фюзеляже: «Герою Советского Союза А. Н. Коту от земляков Б-.Токмакского района». На митинге однополчан генерал-майор авиации И. К. Бровко вручил мне этот самолет. Я был безгранично счастлив и от имени авиаторов, от своего имени поблагодарил земляков за их большую любовь и уважение к нашим Вооруженным Силам, которые продолжали героическую борьбу с заклятыми врагами нашей Родины.

И в дни войны, и в послевоенные годы из Большого [252] Токмака я получал много писем. Родные, друзья, работники райкома комсомола просили показать им самолет. Со своей стороны я не раз обращался за разрешением на полет к землякам. К сожалению, командование отвечало отказом. И тогда я решил хотя бы частично, в пределах возможного показать самолет землякам.

Маршруты, по которым проводились учебные полеты, определяет штурман полка с последующим утверждением командиром полка. В один из летних дней 1948 года я, будучи штурманом полка, выбрал маршрут, который бы проходил и над Большим Токмаком.

На второй день утром мы взлетели с Владимиром Борисовым и взяли курс на Мелитополь. В полете выполняли фотобомбометание и другие элементы задания.

Накануне я приготовил два письма сестрам. К конвертам привязал красные ленточки и небольшой груз.

Над Юхимовкой мы появились на высоте всего 50-100 метров. Вижу хату сестры Агафий, дома односельчан. На улице появляются колхозники, купившие самолет, на котором мы летим. Направляю машину на дом сестры и сбрасываю письмо прямо во двор. Слышу голос начальника связи эскадрильи Василия Гречки:

– Письмо упало у самого порога. Какая-то женщина взяла его.

– Это сестра Агафия, – говорю товарищам.

Пролетаем еще раз над селом. На улице, во дворах много людей. Все смотрят вверх, приветственно машут руками. Как близко я был от родных! Всего каких-нибудь 50 метров разделяло нас…

Берем курс на север. Там, в двадцати километрах, – Большой Токмак. В нем живут сестра Екатерина, [253] племянники. Выходим на центр города, потом на улицу Советскую. Отыскиваю домик сестры и сбрасываю возле него письмо. Затем кружим над центром города, рынком, заводом. Люди останавливаются, смотрят на самолет, летающий так низко. Людей все больше и больше, они машут руками, дети подбрасывают вверх фуражки.

– Леша, хорошие у тебя земляки, так и хочется сесть на аэродром, вот он, совсем рядом! – слышу голос Владимира Борисова.

– А думаешь, мне не хочется? Как раз об этом и просили мои земляки. Но что поделаешь…

Через некоторое время пришло письмо от секретаря райкома партии Л. Ф. Барановского. От имени токмачан он благодарил за показ самолета, приглашал почаще приезжать в гости…

Нашему экипажу много приходилось летать на разведку погоды. Это важное и ответственное задание. От того, насколько точно определит разведчик состояние погоды на маршруте и в районе цели, зависели принятие решений на вылет, а также результат бомбового удара.

20 февраля нам предстояло разведать погоду на большом маршруте от Луцка до Штеттина. Летим без бомб, на всякий случай взяли запасные ленты патронов. Высота полета – 600 метров. Над головой проплывали редкие облака. Видимость хорошая. Земля покрыта снегом. Отлично видны реки, дороги, села, хутора. Как хорошо лететь днем, но это редко бывает. Мы – ночники. Ночные полеты имеют свои преимущества: мы видим все, что надо, а наш самолет только по звуку угадывается с земли… И все же по дневному полету мы скучаем…

Бои переместились далеко на запад. Еще 17 января войска 1-го Белорусского фронта при участии первой армии Войска Польского освободили Варшаву. [254] 29 января войска этого фронта перешли границу Германии западнее Познани, а 3 февраля началось форсирование последней водной преграды на пути к Берлину – реки Одер.

Пролетаем Западный Буг, Вислу. Периодически информируем КП о ходе полета, о погоде. Под нами змейкой извивается железная дорога Варшава – Лодзь. Чувствуется приближение фронта. На дорогах много автомашин, подвод. Облака становились все реже, выглянуло солнце. Но отсутствие облаков не радует нас: нечем будет маскироваться при появлении вражеских истребителей.

В каждом боевом вылете мы обращаем особое внимание на оборону бомбардировщика. Ночью, как известно, экипажу приходится самому отбиваться от истребителей, прикрытия не бывает. Поэтому [255] члены экипажа, и особенно воздушные стрелки, должны все время быть бдительными. Мы уже давно изучили повадки врага, его всевозможные хитрости, коварные уловки. Немецкие истребители, стремясь ввести в заблуждение нас, летали на встречных и попутных курсах, с зажженными бортовыми огнями, сбрасывали выше бомбардировщиков осветительные бомбы, атаковали их снизу в лучах прожекторов. Только постоянное и бдительное наблюдение за воздухом позволяло большинству наших экипажей своевременно принимать необходимые меры, маневрировать, уходить из опасной зоны или отбиваться.

Сегодня – полет дневной, прикрытия у нас нет. Надеемся только на свою осмотрительность, на свое оружие.

Летим на прежней высоте. Левее показался город Познань. Над ним на большую высоту поднимаются клубы черного дыма. Там все еще не сдается окруженный враг. Приближаемся к польско-немецкой границе. Узнать ее с воздуха можно и без карты. В Польше дома белые, покрытые белой черепицей или железом, а в Германии все строения красные: красный кирпич, красная черепица. На немецкой земле людей не видно. Лишь по дорогам спешат автомашины, танки – наша военная техника.

– Обстановка ясна, может, будем возвращаться? На западе облачности нет, – предлагает майор Соляник.

– Пролетим еще минут семь. Долетим до района согласно приказу, – отвечаю я.

Впереди показался Одер. За рекой немцы. Они зарылись глубоко в землю – в землю рейха. Это не сорок первый год… На запад, сколько можно увидеть, голубое небо, нигде ни облачка. Быть сегодня боевому вылету! [256]

Разворачиваемся. Летим назад. Только доложили на КП метеорологическую обстановку, как вдруг появились два «мессершмитта».

– Приготовиться к бою! – скомандовал майор Соляник.

Фашистские летчики попытались атаковать нас с ходу. Не вышло. Открываем дружный огонь. Один истребитель задымил и ушел в сторону. Но вот появились еще два «мессера». Командир принимает единственно верное в этих условиях решение – переводит самолет на крутое планирование, на бреющий полет.

Начался упорный неравный бой. Мы израсходовали все патроны, использовали и запасные ленты, держались до последнего. И вдруг немецкие истребители отвалили в сторону. В чем дело? Что-то задумали?

– Появились наши Яки! – радостно доложил Юрченко.

Смотрю, действительно, наши истребители. Они направляются к «мессерам». Те, не принимая боя, удирают. Потом два краснозвездных «ястребка» подошли к нам. В кабинах мы видим улыбающиеся лица товарищей. Помахав крыльями, Яки уходят своим курсом. Как благодарны мы им за столь своевременную выручку!

Наш путь проходит немного южнее Варшавы. Решаем изменить курс и посмотреть на польскую столицу. За годы войны нам приходилось видеть развалины многих советских городов. Некоторые из них были полностью разрушены. Но и Варшава выглядела совершенно мертвым городом. Мы пролетели над ней с запада на восток на высоте всего 200 метров и не заметили ни одного уцелевшего здания. Вокруг горы битого кирпича и камня. Во многих местах невозможно было угадать, где проходила [257] улица… Такое могли сделать только озверевшие фашисты!

После посадки доложили командиру дивизии о погоде в районе предстоящего боевого вылета. В эту ночь экипажи соединения нанесли массированный бомбовый удар по военным объектам города Штеттина. Вражеская ПВО оказывала упорное сопротивление. Свыше шести дивизионов зенитной артиллерии вели сильный заградительный огонь. В воздухе патрулировали Ме-110, оборудованные радиолокационными устройствами. Прямым попаданием зенитного снаряда был подбит самолет 20-го гвардейского полка, пилотируемый летчиком Н. И. Богинцевым. Экипаж, еле дотянув до линии фронта, выбросился на парашютах и приземлился в расположении наших войск. Получили значительные повреждения еще три самолета этого полка.

Уходил от цели на подбитом Ил-4 летчик 10-го гвардейского полка старший лейтенант М. В. Агарков. Он посадил горящую машину на фюзеляж в районе города Познань на случайную площадку.

И все же удар по цели был мощным. Десять пожаров, два сильных взрыва наблюдали экипажи, уходя от Штеттина.

В марте почти каждую ночь мы наносили удары по военно-промышленным объектам врага в Кенигсберге и Данциге. Чаще всего приходилось летать при исключительно сложной погоде, в облаках и над ними. На высоте проносились ураганные ветры, их скорость часто превышала 100 километров в час. Условия для штурманов были нелегкими. Чтобы обеспечить надежный полет по всему большому маршруту от Украины до Балтики, нужно было умело пользоваться всеми средствами самолетовождения.

20 марта после бомбардирования Данцига не [258] вернулся на свой аэродром экипаж командира 10-го гвардейского полка подполковника А. И. Аверьянова. В составе этого экипажа были штурман полка майор А. П. Емец, стрелок-радист Н. П. Кутах, воздушный стрелок М. А. Яселин. Долго мы ничего не знали о судьбе экипажа. Правда, многие видели, как один из наших самолетов был сбит над Данцигом, как он падал на город. И только в День Победы в полку появился Аверьянов. По его рассказу, самолет попал под огонь зенитной артиллерии и был сбит. Машина потеряла управление, Аверьянов скомандовал: «Прыгайте!» и сам оставил самолет. На земле летчику не удалось встретиться со своими товарищами. Видимо, они не смогли выпрыгнуть или погибли от огня зениток и пулеметов, спускаясь на парашютах…

Не стало моих побратимов Коли Кутаха и Миши Яселина. Не стало штурмана полка майора Емца. Они погибли, когда до конца войны оставалось чуть больше месяца. Майор Емец был отличным штурманом, храбрым воином, замечательным человеком. Николай Кутах, Михаил Яселин – верные боевые товарищи. Сколько раз вместе с ними смотрел смерти в глаза!…

29 марта меня неожиданно вызвали в штаб дивизии. Там уже были начальник политотдела Н. Г. Тарасенко, начальник штаба М. Г. Мягкий, старший штурман Г. А. Мазитов. Все были чем-то озабочены.

– Вызвал я вас, капитан, вот почему, – начал генерал Бровко. – В десятом гвардейском полку сложилось тяжелое положение. Вы о нем знаете. За время базирования полка в Шепетине произошло несколько случаев потери ориентировки. Вы воспитанник десятого полка. В нем начали свою боевую работу, выполнили там много боевых вылетов. [259]

Это, в сущности, ваша семья. Возвращайтесь туда. Уже подписан приказ о назначении вас штурманом этого полка. Поезжайте, разберитесь в обстановке и – за дело. Нужно сделать все возможное, чтобы полк, лучший полк авиации дальнего действия, больше не имел ни единого случая потери ориентировки. Проявите высокую требовательность в интересах дела. Проверку знаний начинайте со штурманов эскадрилий. Используйте свой опыт работы в двадцатом полку. Вопросы есть?

– Нет вопросов. Все понятно, товарищ генерал. Когда выезжать?

– Сегодня рассчитывайтесь, а завтра пораньше вылетайте. В добрый путь, товарищ капитан!

Утром, как только взошло солнце, вылетел на По-2 в Шепетин. Я возвращался в свой родной полк, в котором мне предстояло еще служить и служить.

В Шепетине встретили меня хорошо. Я снова среди товарищей, испытанных друзей. Федя Паращенко, Володя Борисов, Федя Василенко, Вася Сенько, Андрей Калькаев… Теплые объятия, крепкие рукопожатия.

За время моего отсутствия в полку произошло немало перемен. В другие части АДД были переведены Николай Козьяков, Артем Торопов. Прибыло новое пополнение – Петр Струнов, Георгий Воскресенский, Алексей Кулибаба, Алексей Митиков, Иван Проценко, Игорь Снежко, недавно окончившие училища. Вместе с товарищами взялись за учебу, чтобы скорее получить право на участие в боевой работе.

Как родного брата встретил я друга Коли Кутаха – Ивана Дормостука. Вспомнили мы налет на Знаменку в 1943 году, когда благодаря бдительности Николая Кутаха нам удалось выручить из [260] беды экипаж Владимира Борисова, летевший на подбитом и горящем самолете, да еще и атакованный вражеским истребителем. И вот нет теперь нашего общего друга Коли Кутаха.

Разве я мог тогда предполагать, что очень скоро не станет и Вани Дормостука? Это непоправимое горе случится уже после Победы, на польской земле. Группа стрелков-радистов и воздушных стрелков увольнялась в запас. Увольнялся и комсомолец из Ростова-на-Дону старший сержант Иван Дормостук. Вместе со старшим сержантом Владимиром Чернооком они поехали в село Радовец Дуже, чтобы в БАО получить продукты и деньги на дорогу. Неожиданно из кустарника прогремела автоматная очередь. Стрелял бандит-аковец. Черноок, падая в кювет, крикнул другу: «Ложись!» Но Иван не успел этого сделать, он погиб, прошитый автоматной очередью. Погиб после долгих и трудных лет войны, которую прошел с честью. Не вернулся Ваня к родным, к любимой подруге…

Хоронили Ивана Дормостука на центральном кладбище города Люблина. Тысячи жителей пришли проводить в последний путь советского воина. На траурном митинге, прощаясь, выступили друзья. Выступил и член горкома Польской Рабочей партии. Он заверил нас, что польские патриоты сделают все, чтобы разгромить аковцев и покарать убийцу Ивана Дормостука…

Быстро вошел в строй молодой летчик Георгий Воскресенский. В наши дни он старший научный сотрудник института прикладной математики Академии наук СССР, доктор технических наук, лауреат Государственной премии, полковник-инженер в запасе. Недавно прислал письмо, в котором вспоминает о тех исключительно трудных полетах марта 1945 года: [261]

«Навсегда запомнился мне боевой вылет на порт Данциг. Был этот полет для меня чрезвычайно трудным. И после него я имел основание сказать: «Я родился в сорочке».

Ради точности поражения цели высота бомбометания была небольшой, всего 1500 метров. Заградительный огонь зенитной артиллерии, который мы видели при подходе к порту, казался не сильным. Но после сбрасывания штурманом бомб на портовые сооружения наш самолет попал под ураганный огонь корабельной артиллерии. Сразу же был отбит элерон, и самолет стал сильно крениться. Я начал маневрировать, но при этом терял высоту. Обстрел продолжался. После двух попаданий снарядов машину бросило вниз так, что мы оказались практически над крышами домов Данцига. К счастью, малая высота и позволила быстрее прорваться через огонь зениток. Штурман Алексей Кулибаба активно помогал мне. Он лучше меня видел вершины костелов и крыш высоких домов и направлял самолет в обход их. На малой высоте мы перескочили зону обстрела и линию фронта. Радист В. Никонович доложил, что разбиты рация, аккумулятор и нет связи. Так и летели домой.

На аэродроме Шепетин я очень осторожно посадил машину. Сначала она бежала нормально, но потом развернулась вправо и остановилась, опустив правое крыло почти до земли. Трактором ее оттащили с посадочной полосы.

Утром мы осмотрели самолет. Он был изранен во многих местах. В плоскости, около маслобака, дыра была таких размеров, что через нее мог свободно пролезть человек, даже такой, как мой штурман Алексей – мужчина огромного роста, богатырского телосложения. Колеса разбиты, правый элерон оторван, фюзеляж – весь в пробоинах…» [262]

Так же, как Георгий Воскресенский, Алексей Кулибаба, многие летчики и штурманы, прибывшие в гвардейский полк из училищ, старались побыстрее войти в строй, вместе со «старичками» умело бить врага. Но для этого им надо было продолжать учебу, изучать опыт бывалых воинов. Организация этой учебы – моя забота, забота штурмана полка.