Текст книги "Комплекс полноценности"

Автор книги: Алексей Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава двадцать вторая
Дверь закрыта до весны

 
Не ищи меня мать, ушел ночь обнимать…[2]2
  Дмитрий Ревякин. «Калинов мост».


[Закрыть]
 

Всю неделю друзья не вылезали из окрестностей озера, притаившегося в самом центре Карельского перешейка. Наслаждались рыбалкой. Жили в палатке. Иногда выбирались на острова, таинственно маячившие у противоположного берега огромного озера, которые Гризов часто любил осматривать в армейский бинокль. Во время плавания на один из таких островов друзья прокололи корягой на мелководье резиновую лодку. И теперь занимались ее починкой у разведенного на самом берегу костра.

Приклеив кусок голенища от сапога на место огромной дыры со рваными краями, Забубенный вдруг вспомнил забавное происшествие, что случилось с ними по дороге на озеро.

Ехать на рыбалку в этот раз решили по старинке, то есть на электричке, временно оставив заслуженный драндулёт на невидимой парковке возле дома. Как известно, электрички ходят туда, куда они хотят, а не туда, куда надо пассажирам. Та, на которой друзья собирались достичь окрестностей Выборга, неожиданно свернула на полпути и пошла в Сестрорецк, раскинувшийся на берегу Финского залива. Удивленный сменой маршрута Григорий стал смотреть по сторонам, словно хотел отыскать причину, но высмотрел слева по борту только нудистский пляж.

Когда взгляду рыбака предстало множество одетых, можно сказать, ни во что женщин, он чуть не передумал ехать на рыбалку и попытался даже сойти с поезда. К счастью для экспедиции, электричка шла транзитом мимо пляжа. И друзьям еще долго потом пришлось добираться до цели на перекладных.

И вот сейчас, латая пробитую лодку, Григорий вдруг вспомнил об этом снова.

– Слушай, – спросил он у Антона, который начал жарить на огне плотвичку, предварительно насадив ее на ветку, – а чего это они все голые загорают? Ветер ведь и песок там всякий. Негигиенично…

– Для лучшего единения с природой, – ответил Антон, который по долгу службы читал кое-что про нудистов и натуристов, но так и не увидел особой разницы в подходе. – Согласно их философии, надо забыть про одежду и стремиться обратно к природе. Нагишом к стволам и корням, как наши древние предки…

– Это которые ели только натуральную пищу и жили аж до тридцати лет? – уточнил Забубенный.

– Ну да.

– А там ведь и мужики загорали, – вспомнил Григорий с озадаченным видом, – у них что, при виде обнаженной природы напротив никаких первобытных рефлексов не возникает?

– Честно говоря, не знаю, – ответил Гризов. – Я лично у них интервью не брал. Но спокойствие это – неспроста. Наверное, когда единение с природой достигает апогея, наступает импотенция. И свободные от предрассудков люди уже не обращают внимания на противоположный пол.

– Правда? – удивился Григорий. – Я думал, наоборот.

Забубенный в глубокой задумчивости отодвинул лодку, взял из садка плотвичку покрупнее, насадил ее на ветку и тоже распростер над огнем.

– Я все же не пойму, – спросил механик, после долгого молчания, – а почему единиться с природой надо обязательно без штанов?

Антон ухмыльнулся, перевернув плотвичку другой стороной к огню.

– Ты – отсталый человек, Григорий. Это сейчас модно, понимаешь. Сейчас вообще все модно делать без штанов: загорать, купаться, кино снимать и Моцарта исполнять. Моцарт в штанах людей уже не интересует.

– А… – закивал головой Григорий. – Понятно. Ну, тогда я не нудист.

– Да куда уж тебе! И мне тоже. Мы с тобой сегодня аж в полной амуниции искупались, – пошутил Антон, кивнув в сторону сушившейся у огня одежды, – а теперь загораем.

Друзья рассмеялись. Вечерело. Звонкий смех разнесся далеко над озером.

На следующий день, собрав свои пожитки и большой мешок с рыбой, Антон и Григорий добрались до станции Каннельярви, а оттуда без происшествий до дома. Поскольку торопиться было особенно некуда, решили зайти в гости к Забубенному, посидеть немного на кухне.

– Вот Мораторий обрадуется, – сказал Григорий, поднимаясь по лестнице и размахивая мешком с рыбой.

Мораторий действительно был рад. Кот встретил друзей приветственным мяуканьем и запрыгал вокруг мешка, явно напрашиваясь на угощение.

– Сейчас, сейчас, – успокаивал его хозяин, – только сапоги стяну.

Сняв сапоги, Забубенный поволок заветный мешок на кухню. За это время Антон с Мораторием успели в прихожей обменяться информацией на телепатическом уровне.

«Ну, как дела на личном фронте?» – спросил Гризов.

«Да так… бегал за ней, бегал, а она нашла себе какого-то облезлого в соседнем бачке. Я ведь все для нее хотел бросить… дом, семью хозяина. Вот и верь после этого кошкам».

«Ничего, брат, – успокоил Антон кота, почесав за ухом, – будет и в твоем бачке праздник. Иди вон, рыбкой полакомись».

Мораторий, подняв хвост, убежал на кухню, где Забубенный уже выложил для него угощение в специальное блюдце. Гризов вошел следом и включил стоявший на кухне телевизор.

– Хочу взглянуть, что происходит в мире после массированного налета нашей армады, – пояснил он главному механику Земли.

В мире, как всегда, все падало и взрывалось. Ледники таяли, парниковый эффект наступал, озоновые дыры расширялись, на солнце появлялись новые пятна… и больше ничего.

– Не понял, – протянул Гризов разочарованно, – не действует, что ли?

– Не торопись, командир, – успокоил его Забубенный, – планета у нас вон какая огромная. Подействует. Дайте срок. Лучше давай пока по рюмке пропустим для согрева. По случаю удачной рыбалки, так сказать.

С этими словами Григорий выставил на кухонный стол поллитровку с живительной влагой домашнего изготовления.

– Привет рыбакам! – на кухне неожиданно возникла жена Забубенного Наташа. – Не успели приехать, уже остограммиться собираетесь?

Григорий поцеловал жену и примирительно ответил:

– Всего по десять капель, дорогая, за удачную рыбалку.

– Смотрите у меня, – шутливо пригрозила Наташа, – только по десять. Проверю! Кстати, Григорий, не видел мой куркулятор? Я его здесь где-то утром оставила.

– Что оставила? – удивился Антон.

– Куркулятор, – ответил за жену Забубенный и разъяснил: – Это мы так по-семейному называем счетную машинку. Почти то же самое, что и калькулятор. Только этот нужен чтобы считать, а куркулятор – чтобы куркулить. Последний способ гораздо приятнее.

Вскоре Наташа нашла заветный куркулятор на полке серванта и удалилась с победным видом. В настоящее время она обсчитывала проект собственной парикмахерской, поскольку решила податься в деловые женщины. Забубенный ей в этом не мешал, поскольку верил в способности своей жены. Если все правильно обкуркулить, то дело обязательно пойдет.

Усвоив новости счетного дела, Гризов сел за стол. Друзья хлопнули по десять капель, не отрываясь от телевизора. Антон все ждал изменений, но по телевизору их пока не было. Тогда он вновь обратился к инопланетным анализаторам, ненадолго отключась от действительности. Решил проверить, как действует новый антивирус образования.

Помимо уничтожения неизлечимых носителей вируса на планете Великого Тукана, всех остальных предполагалось продезинфицировать через интернет и телевидение. Неделю назад, не дожидаясь, пока появится эффект от целительного воздействия драндулётов, друзья-спасатели на всякий случай запустили гулять по международным сетям новый антивирус образования. Этот антивирус вызывал у получателей непреодолимую тягу к знаниям и желание делать добро людям. Первыми пациентами нового антивируса стали хакеры, поскольку получать знания теперь разрешалось только легальным путем. После многочисленных ломок переродившиеся хакеры становились лучшими специалистами по защите информации.

В целом лечебный вирус себя показал хорошо. На планете резко сократилось количество маньяков, проституток и телефонных террористов. Больше никто не собирался попадать в новости путем совершения убийства в общественном месте или другой пакости. Ходить без лифчика стало не модно, а родинка на щеке под Мерилин Монро перестала быть штампом красоты.

Поп-певицы стали меньше петь, а писатели меньше писать, потому что им открылась истина – гениев не может быть много, как и настоящих героев. Книги больше не писали по мотивам фильмов, а сами фильмы, из уважения к прекрасному, не прерывались рекламой по десять раз. Даже количеству перестало казаться, что оно переходит в качество.

Из состояния прострации Антона неожиданно вывел веселый звон балалайки. Гризов посмотрел на экран. По телевизору шла русская народная передача «Эх, Антоновка!», сделанная каким-то европейским продюсерским центром. По задумке иностранного режиссера все участники должны были соревноваться в лихом исполнении частушек.

Антон и Григорий, несмотря на разницу в возрасте, оба любили народное творчество во всех видах: частушки, песни, пляски, художественный мордобой и даже игру на балалайке. Смотрели они эту передачу с удовольствием, особенно Григорий. Однако сегодня удовольствие быстро испарилось. Антон не мог понять, почему добры-молодцы, все как один похожие на Распутина, и девицы-красавицы в народных костюмах, словно американский спецназ, должны выступать с телефонной гарнитурой у рта. Гарнитура эта смотрелась на них, как на корове седло.

Пока шли танцы под гармонь и балалайку, Гризов еще терпел. Но когда участники начали петь, Антон, выращенный на широкой народной душе, вообще был потрясен. Создавалось впечатление, что все, чего хочет русский народ, это накатить стакан водки, спеть про сексуальный опыт и выругаться от души матом. Все частушки начинались звоном стаканов и словами «Как я милку провожал…», а заканчивались тоже одинаково: «Эх, мать-перемать, не пойду туда гулять!». Все народное творчество, казалось, было посвящено поиску ответа на гамлетовский вопрос: «Ты скажи, ты скажи, чо те надо?».

Несколько минут Гризов приходил в себя от народного творчества, которое никак не совпадало с его опытом журналиста и путешественника. Он встречал на просторах необъятной родины достаточно мудрых деревенских жителей, знавших совсем другие песни и чтивших традиции предков. Их жизнь была скромной и красивой.

Чтобы избавиться от раздвоения личности, созданной иностранным режиссером, пришлось опрокинуть с механиком еще по десять капель для лучшего осязания проблемы русского характера.

– Вот скажи, Григорий, – вопросил Антон, успокоившись и поставив пустую посуду на стол. – Ну почему эта европейская немощь обязательно выставляет русских какими-то алкоголиками?

– Наверное, потому что пьем много, – предположил Забубенный, осторожно пододвигая бутыль к себе, – и гуляем.

Оглядываясь по сторонам в поисках жены, он набулькал обоим еще по рюмашке.

– Много? – подался вперед просвещенный Гризов. – Да ты знаешь, кто больше всех пьет на Земле? Литовцы, чехи и немцы! Вот где алкоголики. А потом Нигерия.

– Да ладно, – Забубенный чуть не уронил от удивления бутыль с освежителем души на пол. – А мы где?

– Франция, со своими древними традициями алкоголизма, на двенадцатом месте. А мы вообще на шестнадцатом, после жителей Сейшельских островов.

– Вот те раз, – озадачился Григорий, поднимая очередную рюмку, – значит, мы – трезвенники? Я и не догадывался.

– А скажи, почему нас все время норовят дураками выставить эти англо-европейские товарищи?

– Потому что на Западе народ умнее? – осторожно предположил Забубенный. – Машины там вроде хорошие делают.

– Нет, Григорий. Машины там хорошие делают иногда только потому, что уже украли у нас все, что мы придумали, и теперь эксплуатируют наши идеи. Дураками нас выставляют из зависти. Не могут простить русским такого количества талантов на квадратный километр в одном народе. Вот и поливают грязью почем зря. Хотя сами-то они, брат, чистые только снаружи – зато грязные внутри. Во всяком случае, были, до налета армады драндулётов. Теперь у англо-европейцев появился шанс снова стать людьми.

Раздосадованный Гизов ненадолго умолк, но звуки народных инструментов из телевизора вновь привели его в чувство.

– Ты что же, Григорий, действительно думаешь, что Россия – это родина лаптей и балалаек?

Забубенный настороженно молчал.

– Вот скажи мне, механик, кто придумал первую в мире электрическую лампочку? – захмелевший Антон вперил в соседа такой испепеляющий взгляд, что Григорий даже заерзал на стуле, словно школьник на экзамене.

– Эдисон… – начал немного сконфуженный Григорий, – вроде это он был…

– Правильно, – перебил его Антон, – русские ученые Яблочков и Лодыгин. Радио?

– Макарони… тьфу ты, Маркони, – сразу поправился Забубенный.

– Опять угадал, – похвалил Гризов, – Попов Александр Степанович. Первый в мире самолет?

Забубенный благоразумно промолчал.

– Русский контр-адмирал Александр Федорович Можайский. А первый в мире гидросамолет изобрел Дмитрий Павлович Григорович.

– Вертолет?

– О, это я знаю, – оживился Григорий, – Сикорский.

– Верно, – кивнул подобревший Антон, – и у тебя, смотрю, бывают просветления разума.

– А то, – самодовольно ухмыльнулся Забубенный, – это же его продукцию мы сожгли в Америке, на крыше дома с мышами?

– Его самого, – подтвердил Антон.

– Давай угадывать дальше! – раздухарился главный механик Земли, вновь наполняя рюмки.

– Первая в мире баллистическая ракета, первый спутник Земли и космический корабль?

– Вернер фон Браун?

– Королёв Сергей Павлович.

– Первая в мире цветная фотография?

– «Поляроид»!

– Сергей Михайлович Прокудин-Горский. А первый в мире стереофотоаппарат создал Иван Фёдорович Александровский. Кто и где построил первую в мире АЭС?

Забубенный приуныл, отводя глаза.

– Курчатов Игорь Васильевич. В Обнинске.

– Первый в мире электрический трамвай? – вопросил просто директор Star Killer Group. И, не дожидаясь ответа, выпалил: – Русский инженер Фёдор Аполлонович Пироцкий, опередивший немецкого инженера Вернера фон Сименса.

– Я смотрю, в Германии одни Вернеры что-то изобретают, – пробубнил себе под нос слегка расстроенный механик, опрокидывая очередную рюмку в рот. – У них там имен других, что ли, нету?

– Кто изобрел первый в мире гусеничный трактор? – продолжал, не обращая внимания на это, Антон и сам же отвечал: – Русский механик-самоучка Фёдор Абрамович Блинов. В тысяча восемьсот семьдесят девятом году получил «привилегию» на изобретение «вагона с бесконечными рельсами, для перевозки грузов».

– Ух ты! – обрадовался Забубенный. – Самоучка! Прямо как я. Ты же знаешь, Антоша, я ведь тоже много чего изобрел. «Драндулёт-1» чего стоит, верно?

– Верно, – усмехнулся Гризов, немного расслабившись. – Ладно, скажи мне напоследок, как механик механику, кто изобрел велосипед?

– Неужто англичане? – с надеждой подался вперед захмелевший Григорий, который давно перестал считать капли.

– Ефим Михеевич Артамонов из семьи крепостного плотника Пермского уезда, – отчеканил беспощадный Антон. – В одна тысяча восьмисотом году изобрел первый велосипед-самокат, из двух железных колес и деревянного сиденья. В год коронации Александра Первого Ефим Михеевич смог представить императору свое изобретение. Императору велик понравился, за что тот пожаловал «вольную» Ефиму Артамонову и осыпал его золотом. То есть выдал аж двадцать пять золотых рублей.

Абсолютно уничтоженный механик растекся по стулу и смотрел на просто директора, как побитая собака.

– Вот так вот, Григорий, – попытался закончить свою речь Гризов. – Нам уже пятьсот лет внушают, что мы сирые и убогие. А почему? Потому что на самом деле мы сильные и умные, только не верим в это. И они очень боятся, что поверим. Ведь потенциально мы самый сильный и богатый народ на Земле. Но расслабленные какие-то, все собраться с мыслями не можем и начать жить так, как надо нам.

Антон выдохнул и продолжил:

– Нас грабят, а мы размышляем полгода, прежде чем в морду грабителю дать. Договора с ними подписываем и соблюдаем, ведь мы честные. А они плевать хотели на договора, хоть и подписанные. Слово дал, слово взял: настоящие джентльмены. За пятьсот лет у нас целый комплекс неполноценности вырос. Нам внушили, будто англосаксы и европейцы лучше нас. А на самом деле – все это редкостная гниль. Они просто верят в свою непогрешимость, а сами обманывают и воруют, считая себя честными людьми. И вера у них подходящая – ничего такого не запрещает. У них ведь ничего личного нету. Да еще нас в грязь втаптывают: кино про нас отсталых снимают и нам же продают. А мы смотрим и радуемся, идиоты. Как же, прикоснулись к высокому европейскому искусству. Хотя все оно здесь, настоящее искусство. Выше русского искусства не бывает.

Гризов умолк на мгновение, опрокинул очередную рюмку в рот и сурово произнес:

– Пришла пора нам менять мировоззрение и указать очередным супостатам, где их настоящее место. Думаю, надо для будущих поколений инструкцию написать. Или даже целый закон: «Как отныне русским следует общаться с англосаксами и всякими европейцами».

– Ну, ты сказанул, – поневоле усмехнулся механик, приходя в себя, – прямо как Петр Первый.

– А что, – поддержал идею Антон, запуская трансформацию, – Петр Первый подойдет. Он реформы проводить любил.

Не успел Забубенный и глазом моргнуть, как напротив него по узенькой кухне уже расхаживал император Всероссийский собственной персоной. В мундире лейб-гвардии Преображенского полка и знаменитой треуголке, опираясь на трость с массивным набалдашником. Посмотрев на императора, Забубенный тотчас наколдовал себе пышный камзол, более подходящий случаю. Псевдорусская передача с водкой и балалайками тем временем закончилась.

– Пиши, Алексашка! – приказал император, усмехнувшись, и забасил: – Сиим указом повелеваю: учредить город на болотах и населить его всякой сволочью!

– Может, не будем новый закон с грубостей начинать? – озадачился Забубенный, пропустив мимо ушей какого-то Алексашку. – Народ не поймет, ваше величество.

– Григорий, – чуть не рассмеялся Гризов, – да я же пошутил. Во-первых, сволочь – словно исторически не обидное, раньше у него совсем другое значение было. А во-вторых: это вообще не мои слова, а Екатерины. Так что замнем для ясности. Это я так, в образ входил. Разминался перед публикой.

Григорий моргнул два раза и оглянулся по сторонам. Но так ничего и не ответил, молча запустив генератор «СИМЫ». Вскоре Алексашка склонился с гусиным пером над длинной грамотой, украшенной раззолоченными уголками. Прямо перед ним, на кухонном столе, тут же образовалась огромная гранитная чернильница, тоже вся в золоте.

– Пиши, – приказал император Всероссийский, стукнув для наглядности посохом по паркету. – Пункт первый. Отныне и до века всем добрым людям государства Российского относиться ко всякой европейской сволочи… нет, тут уже современное значение получается. Лучше просто: ко всем европейцам и англосаксам… с великим снисхождением и небрежением, как к народам заблудшим и отсталым в своем развитии. Потерявшим Бога и предавшимся дьявольским занятиям.

Гризов-император умолк, сглотнул слюну и продолжил:

– Пункт второй. Веры к ним ни в чем не иметь, ибо сплошной обман и лесть творят сии супостаты. Слова данного не держат. Договора подписывают охотно, но не исполняют. Имеют глубоко в заднице, что вместо души им приходится, одно желание – ограбить, а то и вовсе расчленить державу нашу. В случае таких посягательств – бить батогами по рукам, головам, и, самое главное, – по заднице. Записал?

Григорий-Алексашка кивнул, обмакнул гусиное перо в гранитную чернильницу и приготовился скрипеть дальше.

– Пункт третий. Нефти и бензина по бросовым ценам не отпускать. Трубопроводы через Европу и Украину – более никогда не строить, ни по земле, ни под землей, ни под водами глубокими. Ибо воруют сии супостаты сильно, портят имущество российское, а потом еще и скидки нагло требуют. Пущай сначала образумятся, да прощения за свои злодеяния попросят.

Император умолк. Дописав фразу, Григорий поднял голову в ожидании продолжения.

– Пункт четвертый. Наших подданных, что евросупостаты сманили речами льстивыми и лживыми сбежать за границу Российской империи на ППЖ, в минуту трудную для отечества; иных, душою хлипких, от службы ратной уклонившихся; колонну пятую, что под людей искусства маскируется, а родину свою ненавидит. Всю эту шваль, злом и неблагодарностию отплатившую за любовь нашу, – казнить по законам военного времени. Головы рубить нещадно. А уехавших назад в Россию не впускать никогда. Пущай помрут на чужбине, захлебываясь тоской, когда прозреют.

Забубенный доскрипел пером и остановился.

– Пункт пятый, – император дошагал до конца небольшой кухни и развернулся, – растянуть выдачу виз на полгода, а то и вовсе лишать визы супостатов европейских в государство Российское. Навсегда.

– Мин херц, – осторожно уточнил Алексашка, – ну, головы рубить, это понятно. Надо так надо. А вот с визами, не жестковато ли? Они ж там все с голоду-холоду передохнут, если их сюда не пущать. Да еще нефти с бензином не отливать.

– Не лезь поперед батьки, умник, – напомнил Петр Первый, – с царем, как-никак, разговариваешь. Без тебя разберусь. Пиши далее.

Император набрал полную грудь воздуха.

– И, наконец, пункт шестой. Товары наши отпускать супостатам только за рубли, где бы ни шла торговля. От берегов туманной Англии до Востока Дальнего. С приезжими супостатами в империи говорить лишь на одном русском. Пущай учат, если торговать с нами хотят. А за попытку запретить русский язык где-либо в Европах, – подрезать языки тем евроанглосаксам, кои сию глупость предложить осмелились, чтобы более зря ими не болтали. Русский язык хранить от любых напастей, как главную ценность Империи. Написал?

Григорий кивнул.

– Ну, хватит для начала шести пунктов. Потом еще чего-нибудь скреативим. Давай подпишу, – произнес Петр Первый, останавливаясь, – а потом сразу в дело.

Император Всероссийский взял указ, обмакнул гусиное перо и размашисто подписал. Алексашка тут же налил сургуча, приложив массивную печать с двухглавым орлом.

– Закон в первом чтении принят, мин херц! – сообщил он, сворачивая свиток. – Предлагаю обмыть это здоровое начинание. Только вот про торговлю в Европах за рубли я недопонял. Там ведь много больших стран. А вдруг они не захотят?

– Где ты в Европе большие страны видел? – воззрился Антон на Забубенного.

– Ну, Франция там, Германия, – пробормотал неуверенно Григорий, осторожно поглядывая на императора, – Швейцария, Лихтенштейн, Монако.

– Это они в телевизоре большие и на экране компьютера. Оттого и ведут себя так нагло, что нас в этом убедили. А на самом деле почти все они – карликовые и нам не чета. А потому должны знать свое место. Из двухсот государств мира сто сорок два спокойно уместятся на территории России. В пересчете на Германии выйдет сорок восемь штук. На Испании – тридцать четыре. А твоя Франция на территории России поместится аж двадцать пять раз. Да что там России, на территории нашей Питерской области она два раза поместится. В пределах от Луги с Ивангородом до Бокситогорска и Выборга – спокойно влезет вся эта Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс. Ну, еще в России два раза США можно разместить. А про Ватикан я вообще молчу. Вотчина римских пап могла бы разместиться в России тридцать восемь миллионов раз. Но никогда не разместится. Представляешь, как папам обидно? Вот отсюда и происходит дикая зависть к нам и желание порвать на части. Непрерывный Drang nach Osten. Но пора раскрыть им глаза, кто на самом деле – большая страна. И кто кому должен указывать: с кем жить, как сидеть, ходить, дышать и что есть на завтрак.

В этот момент в эфире послышался какой-то шум, и Гризов отвлекся от разговора. По каналам инопланетных анализаторов поступила свежая информация из музея Метрополитен в Нью-Йорке, где еще не весь Х был уничтожен, несмотря на массированный налет драндулётов.

Выяснилось, что местные активисты-искусствоведы, зараженные вирусом и еще не продезинфицированные, накануне переписали все таблички под картинами русских художников. Шишкин, Петров-Водкин, Кустодиев, Репин, Куинджи и Айвазовский в одночасье стали украинцами. Заодно под раздачу попали Фрэнсис Бэкон, Хироси Ёсида, Ван Гог и Сальвадор Дали, висевшие рядом.

Как выяснилось, местные искусствоведы слабо разбирались в искусстве. Однако эта информация была тут же размещена в интернете как неоспоримый факт. По неумолимой логике носителей вируса достаточно было сменить информацию на табличках в музее и выложить её в интернете, чтобы это стало истиной.

Прежде всего, информация появилась на страничке самой любимой носителями интернет-энциклопедии «Чики-Пуки», созданной на деньги от порносайтов и безбожно коверкавшей информацию. А уже оттуда расползлась по интернету. Отсекая самое важное, «Чики-Пуки» размещала только то, что укладывалось в усеченное сознание носителей. При этом считаясь источником достоверной информации.

– До чего докатился мир, Григорий, если самым уважаемым источником в нашем интернете стала какая-то «Чики-Пуки», а вовсе не «Большая Российская Энциклопедия», – заметил вслух Гризов. – Давно пора было что-то менять в головах. Вовремя мы вмешались, брат Григорий. Еще немного и точка невозврата была бы пройдена.

Забубенный, уже сменивший богатый камзол на обычную одежду, кивнул.

Возмущенный Антон активировал генератор «СИМЫ», разослал новую эскадру драндулётов по оставшимся горячим точкам и быстро все поправил. Восстановил исходные таблички в музее Метрополитен. Пессимизировал «Чики-Пуки», сделав ее самым недостоверным ресурсом. Заодно наказал военных преступников из США, взорвавших «Северный поток-2». Уничтожил руками самих англосаксов все потоки и кабели, соединявшие по дну океана Европу, Великобританию и Северную Америку, параллельно поставив перед ними задачу: обязательно найти террористов и расстрелять. Чтобы впредь неповадно было. Продлил до бесконечности срок содержания под стражей блогеру Овальному. И, удовлетворенный делами рук своих, вновь осознал себя на питерской кухне, где друзья совсем недавно придумали новый закон.

После выведения нового закона его сразу же обмыли, чтобы лучше работал.

– Когда Вася отбывает? – вдруг спросил уже крепко захмелевший Гризов, посмотрев мутным взором сначала на часы, а потом на почти опустевшую бутылку.

– Через два часа по земному времени, – отозвался Григорий, икнув.

– Надо бы ему подарок купить на прощанье.

– Я уже приготовил, – сказал Забубенный и кивнул на пухлый пакет, стоявший на полу возле батареи, – наши земные сувениры.

Неожиданно у Антона в кармане запиликал смартфон. Это была Маруся.

– Привет, коллега! Наконец-то дозвонилась. А то на работе неделю не появляешься. Что случилось?

– Да болел я, – нехотя соврал Гризов, – я же письмо по электронной почте отправил. Ты разве не получала? Завтра уже буду.

– Давай, давай. Работы просто завал. Столько изменений в жизни произошло, пока ты болел. Чиновники увольняются пачками. Ведущие политики сами приходят в газету и сообщают номера счетов, на которые им приходят взятки от иностранных агентов. Бизнесмены хотят ежемесячно повышать зарплаты сотрудникам и всех оформлять по-белому. Эпидемия честности какая-то. Ну, придешь, сам увидишь. До завтра!

Антон усмехнулся и встал, чтобы пройтись немного по кухне. В этот момент по телевизору, на который друзья уже давно не обращали внимания, вдруг прервали передачу модного дефиле.

– Передаем экстренное сообщение, – сказала миловидная дикторша. – В странах Скандинавии только что закончился референдум. Подведены официальные итоги. Население трех северных стран единогласно выразило желание выйти из НАТО и войти в состав России под названием Финской, Шведской и Норвежской областей.

– Вот те раз! – выдохнул Гризов, медленно опускаясь обратно на стул. – Опоздали мы, похоже, с законом.

– А теперь о погоде, – вновь заголосила дикторша, поправив прическу, – в Лондонской области все выходные ожидается дождливая погода. На обширной территории от Лиссабона до Парижа также пройдут осадки. Жителей Германской, Польской и Прибалтийской областей России ожидает похолодание.

– Вот видишь, – удовлетворенно сказал Забубенный, – заработало. А ты беспокоился. Надо будет присмотреть десять соток для садоводства где-нибудь в Испанской губернии. Недалеко от райцентра. Там, говорят, огурцы хорошо растут.

– Не на полную заработало, – усомнился просто директор Star Killer Group. – Ничего не говорят о строительстве крупнейшей русской кинокомпании на месте снесенного и засыпанного солью Голливуда. Зря мы, что ли, холмы дезинфицировали, копали на том месте яму и закладывали первый камень в фундамент.

– Не торопись, командир, – успокоил его главный механик Земли, – в Европе процесс пошел. И там заработает. Дайте срок.

Через два часа Антон, Григорий и Маша стояли на пустыре за домом, напротив стекловидного трапа, протянувшегося от земли до гигиенического шлюза армаранской «тарелки». На улице темнело. В небе стали появляться первые звезды. Вася мерцал неподалеку в привычном виде хирурга.

– Ну как, ты связался с Оззой? – спросил у него Антон.

– Конечно! Совет Мудрых и Тактичных в восторге от успеха миссии. Космический флот остается на месте. За последнюю неделю концентрация Х на Земле упала почти втрое и продолжает снижаться повсеместно. Прогнозы хорошие. Излечение планеты налицо. Великий Интелликус просил поблагодарить вас за помощь и пригласить к нам (кхх…)… в гости. На празднования в честь Великого Тукана.

Трое землян переглянулись.

– Спасибо за приглашение. Слетаем, конечно, – ответил за всех Гризов. – Как только Земля полностью поправится. А пока… уж лучше вы к нам.

– Один я бы не справился с заданием, – признался хирург Вася. – Да и вообще… не выжил бы. Спасибо вам, потомки Великого Тукана. Теперь будущее Земли зависит от вас. Поэтому вся армаранская техника навсегда останется с вами. Тем более что она уже вошла в симбиоз с вашими организмами. Теперь вы (кхе…)… наполовину армараны.

– Ладно, что там, – ответил растроганный Забубенный, – ты тоже молоток. Технологии твои пригодились, конечно. Но и мои драндулёты немного помогли…

– Это абсолютно верно, – подтвердил Ага Агу, – без драндулётов вся (кхе…)… Евразия была бы охвачена эпидемией гораздо быстрее. Спасибо главному механику Земли за хорошую работу.

Услышав инопланетный комплимент, Забубенный засветился едва ли не сильнее самого армарана. А затем достал из мешка с бумажными свертками бутылку самогона.

– Это тебе на дорожку, Вася. Презент.

– Григорий, ты хочешь, чтобы он с курса сбился? – тихо уточнил стоявший рядом Гризов. – Перестань спаивать инопланетян.

– Нам, во время дальних космических перелетов… – начал было Ага Агу.

– Ну, так ты за рулем не пей. Положи пока в кладовку, а как прибудешь на место, расслабишься, – настаивал главный механик Земли. – Друзей угостишь. И вот тебе еще рыбы свежей, на закуску.