Текст книги "Двенадцать подвигов Рабин Гута"
Автор книги: Алексей Лютый
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 6
Несмотря на то что приближался вечер, ночевать в бывшем лагере разбойников никто не хотел. Во-первых, слишком уж вокруг намусорено было. А во-вторых, даже Арес, которому поклонялись грабители, вряд ли знал, что у них на уме. Вдруг они снова где-нибудь соберутся, осмелеют на ночь глядя и, решив, что одной порции тумаков им маловато, надумают вернуться. Придется тогда перед сном часовых выставлять, а людей, которых на пост поставить можно, – раз, два да обчелся. Если уж быть совсем точным, то это Жомов да Рабинович.
На Попова из-за его лености и сонливости надежды было мало. У Геракла хромала физическая и боевая подготовка, Гомер со своим поэтическим мировоззрением и вовсе в счет не шел. Мало ли чего? Замечтается ночью, глядя на звезды и сочиняя какую-нибудь «Илиаду», и прощай, свобода! Даже, может быть, и с головой придется раздружиться, благодаря мечу какого-нибудь особо кровожадного разбойника. А такая перспектива никого не прельщала.
Конечно, можно оставить в качестве часового Мурзика. Все-таки чутье у него получше человеческого. Однако Рабинович быстро спустил с небес на землю размечтавшихся о сторожевом псе путешественников, заявив, что его кобель, конечно, умница, но лесной житель и его провести вокруг пальца сможет. На что пес сразу обиделся и повернулся к хозяину хвостом. Дескать, сторожи тогда сам, умник. Вот только Сеня ни один, ни даже вдвоем с Жомовым дежурить всю ночь не собирался. Поэтому все посовещались, и Рабинович решил искать на ближайшем горном склоне какую-нибудь пещеру, пробраться в которую незаметно будет крайне тяжело.
Такое серьезное дело откладывать в долгий ящик было невозможно, и, быстро собрав недоеденный ужин, путешественники двинулись в путь. Естественно, возвращаться назад никто не собирался. Поэтому вся кавалькада невольно устремилась вслед за сбежавшей с поляны разгневанной Немертеей. Сеня тешил себя надеждой догнать по дороге красивую поборницу справедливости и объяснить девушке ее ошибку относительно произошедшего на поляне сражения с разбойниками. Именно поэтому он гнал вперед всю кавалькаду, не останавливаясь даже для того, чтобы осмотреть горы, до тех пор, пока не начало смеркаться. Тут Рабинович вынужден был признать, что Немертея как сквозь землю провалилась, разбив все его надежды на мелкие осколочки.
– Видно, не судьба, видно, не судьба, – ерничая, писклявым голосом пропел Попов, прекрасно понимавший, куда Сеня гонит лошадей. За что тут же едва не схлопотал по затылку. Рабинович буркнул себе под нос какое-то непотребство и спешился, требуя от друзей немедленно начинать поиски подходящей пещеры.
Удобное место нашлось довольно быстро. Прямо над границей редеющего леса пологий склон горы превращался в широкий скальный уступ, в глубине которого глазастый Гомер разглядел широкий вход в пещеру. Оставив Попова с Гераклом сторожить лошадей, трое остальных путешественников, естественно, в сопровождении Мурзика, поднялись на уступ по широкой скальной трещине в виде лестницы и остановились, чтобы перевести дух. В сгущающихся сумерках дорога внизу была почти не различима, хотя силуэты коней хоть с трудом, но еще угадывались.
– Ладно, хватит прохлаждаться, – буркнул Рабинович, поднимаясь с валуна. – Скоро стемнеет, а нам еще наверх пожитки тащить, да и дров для костра надо заготовить. Пойдемте посмотрим, что тут нам за жилище природа приготовила.
В пещере было темно, словно в бездонном сундуке у тети Сони, где малолетний Сеня когда-то давно пытался навести ревизию с целью экспроприации ценных вещей. Найти ничего он там так и не успел, поскольку провалился внутрь и был прихлопнут крышкой. Зато тетя Соня нашла Рабиновича и вволю предалась воспитанию племянника, поочередно таская его за уши, лишая супа и читая нотации на идише. Особенно извращенным был последний вид экзекуции, и, вспомнив о нем, Сеня невольно покрылся липким потом. Отвлек его от тягостных воспоминаний Мурзик. Пес фыркнул, сдержанно зарычал и попятился из пещеры.
– Чем тут так воняет? – скривился Жомов. – У нас в детдомовской кухне приятней пахло, чем в этой дыре. И вы думаете, я тут ночевать останусь?
– Я рядом, на уступе, еще одну пещеру заметил, – проговорил в ответ Гомер. – Она поменьше этой. Может быть, там поуютнее будет?
– Пошли посмотрим, – скомандовал Рабинович.
Соседняя пещера действительно оказалась не такой большой, как первая. А точнее сказать, была совсем мизерной, поскольку даже в сгущавшихся сумерках можно было рассмотреть ее заднюю стену. Впрочем, если не рассчитывать на установку двуспальных кроватей, то пятеро человек могли в ней довольно сносно разместиться. К тому же в отличие от первой дыры в скале, здесь абсолютно ничем не воняло.
– Решено. Забираемся сюда, – вынес приговор Сеня. – Ваня, займитесь с Гомером дровами, а мы спрячем где-нибудь лошадей и поднимем наверх вещи.
Был бы на месте Жомова Андрюша Попов, он бы непременно начал брюзжать, выискивая себе занятие полегче. Но Ваня – парень детдомовский. Работы в жизни, до того как попал в милицию, он перепробовал много всякой-разной и не привык отлынивать. Молча кивнув, омоновец слегка подтолкнул вперед зазевавшегося греческого поэта и отправился вниз по склону в поисках сухого валежника. Рабинович поспешил следом, торопясь побыстрее разгрузить колесницу и спрятать где-нибудь в кустах лошадей, поскольку затащить этих кляч на горную кручу, да еще в темноте, совершенно не представлялось возможным.
Попов, естественно, начал ворчать по поводу того, что нормальные люди уже спят давно в теплых постелях и лишь он мотается бог знает где, да еще и вынужден по горам лазить с баулом на плече, будто горный вьючный козел. Сеня терпел его стоны ровно до тех пор, пока Андрюша не начал утробно-заунывным голосом акцентировать внимание пролетавших мимо сов и летучих мышей, указывая, кто именно вынуждает его вести столь тяжелый образ жизни.
– Попов, ты не горный козел, – оборвал стенания друга Рабинович. Андрюша настороженно застыл с мешком в руках. – Запомни раз и навсегда, что ты эксперт-криминалист нашего родного отдела внутренних дел, временно откомандированный на спасение вселенной. А это значит… – Попов разомлел, а Сеня вдруг рявкнул: – А это значит, что ты хуже горного козла! Ты хуже даже простого деревенского козла, и будешь сейчас совсем плох, если не заткнешь свою пасть и не займешься делом!
– Сам ты психованый, – выдохнул Андрей и, взвалив себе на спину сразу два мешка, потащил их в гору. – Тебя в гаишники переводить нужно.
Для нормального мента такое предложение, конечно, было неприкрытым оскорблением, но Сеня благоразумно решил сделать вид, что ничего не слышал. Он посчитал, что пока Попов хоть что-то делает, его лучше не тревожить, поскольку в противном случае ворчливый криминалист мог бы просто объявить сидячую забастовку. Плюнув вслед довольно ухмыляющемуся Попову, Рабинович приказал Гераклу спрятать где-нибудь лошадей и покормить их, а сам, подхватив с земли мешок с припасами, пошел наверх, к пещере.
Примерно через полчаса, когда над горами окончательно стемнело, перед входом в пещеру полыхал маленький, но жаркий костерок, на котором Попов разогревал жаркое. Мешки с припасами и вином были свалены в углу пещерки, а на ее полу практичный Жомов соорудил настил из веток, на котором путешественникам и предстояло провести ночь. Около огня собрались почти все члены героической экспедиции к вершинам Олимпа. Не хватало только Мурзика, да и Геракл еще не вернулся. Гомер сидел в сторонке, опасливо косясь на костерок.
– Слушайте, а вам не кажется, что этот огонь покажет разбойникам, где мы находимся, – кивнув в сторону леса, проговорил он.
– Это было бы хорошо, – хрустнув костяшками пальцев, счастливо оскалился Жомов. – Пусть придут. А то я сегодня что-то слабовато размялся.
– О, удивись же, Эллада, доблести Вани-героя, – восхищенно пробормотал себе под нос поэт. – В битву всегда он стремится, сон позабыв и усталость. Пусть же завидуют боги! Силой он равен титану…
– Слушай ты, урод, – обидевшись, перебил его Жомов. – Если ты еще раз меня с этим водонагревательным прибором сравнишь, я тебе ухо откушу!
– Лучше глаз выдави, – меланхолично посоветовал Рабинович.
Попов хмыкнул, а Гомер, опасливо посмотрев на российских милиционеров, отодвинулся от них подальше. За свою недолгую практику общения с ними античный поэт уже успел понять, что с ментами лучше не связываться, и благоразумно предпочел заткнуться. А Жомов, тут же забыв о его существовании, посмотрел по сторонам.
– И где мой курсант? – удивленно спросил он пустоту, а затем рявкнул во всю сержантскую глотку: – Геракл, строиться на вечернюю поверку!
Попов прыснул в кулак, представив, как простодушно доверившийся истязателю греческий полубог начинает рассчитываться на первый-второй. Сеня, кивнув головой в сторону омоновца, покрутил пальцем у виска, но Иван ничего этого не заметил. Он подождал пару секунд, напряженно вглядываясь в темноту. А когда собрался воззвать к чувству дисциплины своего подопечного еще раз, пригрозив тремя нарядами вне очереди, запыхавшийся Геракл взобрался на скалу и вытянулся перед своим сэнсэем в струнку. Жомов самодовольно улыбнулся и приготовился отчитать подопечного за излишнюю медлительность, но в этот момент где-то внизу, у леса, зашелся истошным лаем Мурзик. Рабинович вскочил, отстегивая от пояса дубинку.
– Что за ерунда? – удивленно поинтересовался он.
– Сейчас проверим, – процедил сквозь зубы Жомов и также приготовил свое орудие труда. То бишь кулаки и «демократизатор».
Иван с Сеней в сопровождении Геракла, обнажившего меч, сделали пару шагов к спуску с уступа, но дальше пройти не смогли – Мурзик вылетел им навстречу. Пес, увидев вооружившихся друзей, радостно гавкнул, а затем развернулся к спуску вниз и угрожающе зарычал. Жомов с Рабиновичем приняли боевые стойки, приготовившись отразить нападение неизвестного бандформирования, но вместо кучки разъяренных греческих моджахедов над краем уступа показалась сначала голова, а затем плечи совершенно невообразимого гиганта. Моргнув единственным глазом, почему-то размещенным прямо во лбу, уродец широко раскрыл пасть, из которой на друзей пахнуло ароматом общественного туалета.
– Вот, блин, что тут такое! – радостно провозвестил гигант. – У меня, е-мое, оказывается, гости. А я иду, вижу огонь и думаю, блин, опять плиту выключить забыл!
После этих слов гигант полностью вылез на уступ. Росту он оказался действительно не маленького, примерно два тридцать, но был отнюдь не так велик, как сначала показалось друзьям. Видимо, природа, делая проект этого странного создания, не учла острый дефицит сырья. Голова и торс уродца были огромны, соответствуя примерно пятиметровому великану, а вот все, что располагалось ниже, явно страдало дистрофией. В итоге у природы получился эдакий древнегреческий мутировавший рахит. Вдобавок ко всему, уродец оказался лыс, как колено. Жомов удивленно посмотрел на него.
– Из какого зоопарка эта облученная горилла сбежала? – поинтересовался он у Сени.
– Явно не из нашего, – фыркнул Рабинович и повернулся к Гераклу: – Это что за чучело такое?
– Циклоп, – обреченно вздохнул полубог. – Отойдите в сторонку. Я с ним сам разберусь.
– Может, тебе помочь? – Жомов недоверчиво посмотрел на мускулы своего подопечного.
– Не положено, – отрезал Геракл. – В мои обязанности входит борьба со всякими чудовищами, и я должен это делать один.
– Нет, мента из него не выйдет, – повернувшись к Сене, тяжело вздохнул омоновец.
А Геракл, больше не обращая внимания на своих спутников, засунул меч в ножны и принял стойку боевого самбо, паре приемов из которого успел обучить полубога Ваня. Сам сэнсэй вместе с Рабиновичем отошел чуть в сторонку, чтобы не мешать Гераклу совершать подвиг. Циклоп удивленно следил за ними.
– Мужики, вы совсем озверели, что ли? Меня домой не пускаете, – возмущенно проговорил он. – Это моя квартира, и я в ней живу. Если хотите, могу паспорт с пропиской показать…
В ответ на эти слова Жомов с Рабиновичем почти одновременно скептически кивнули головами, а Геракл начал прыгать перед уродцем, словно бешеная лягушка, размахивая и руками и ногами одновременно. Пару раз он почти достал циклопа ударом по подбородку, но уродец каждый раз уклонялся, чуть отступая назад. Полубог осознал тщетность своих усилий и, тяжело дыша, остановился.
– Нет, без меча ничего не получится, – горестно вздохнул он, обнажил оружие и меланхолично пригрозил циклопу: – Я сейчас отправлю тебя в преисподню, титанов выродок.
– Да-а, – покачал головой Жомов. – Ругаться его тоже придется научить.
– А вот этого не надо, – вкрадчиво посоветовал Рабинович.
Геракл тем временем, схватив меч обеими руками, принялся махать им перед носом у циклопа. Удивленный монстр уворачивался как мог, причем совершенно не пытаясь хоть как-то ответить на удары. Будь, конечно, на месте нескладного полубога Жомов или даже Попов, лежать бы уже циклопу у подножия горы с подбитым глазом или, в крайнем случае, разрубленным пополам, но юному герою, конечно, было далеко до профессионализма российских милиционеров, и уродливый владелец смежной пещеры продолжал бегать по уступу, оставаясь совершенно невредимым.
– Мужики, уберите от меня этого психопата! Он же, е-мое, своей иголкой глаз мне выколоть может, – обращаясь к ментам, завопил циклоп. Жомов с Рабиновичем одновременно и молча отрицательно покачали головами.
– Ах, так, блин?! – обиделся уродец и посмотрел на Геракла. – Ты сам напросился…
Циклоп перестал бегать кругами. Он остановился посреди уступа и, подождав, пока Геракл нанесет очередной удар, легко ушел в сторону и, не прекращая движения, стукнул героя своим огромным кулачищем прямо по лбу. Геракл выронил меч и свалился на камни как подкошенный. На секунду вокруг воцарилась гробовая тишина.
– Ни фига себе! Охренел мутант, – возмутился Жомов и тут же сорвался с места.
В два шага Ваня преодолел расстояние, отделявшее его от циклопа и, словно торпеда, протаранил его плечом в грудь. Циклоп, явно незнакомый ни с методами работы ОМОНа, ни с банальной уличной дракой «а-ля детдом – городские», явно не был готов к такому нападению. Беспомощно взмахнув руками (видимо, собираясь взлететь), он обрушился на щебенку, рядом с поверженным полубогом. Жомов оказался сверху и, не соблюдая правил хорошего тона, принялся колотить поверженного врага своей верной дубинкой. Причем особо не выбирал, по каким местам циклопа следует бить. Увлекшись этим занятием, Ваня настолько разошелся, что Рабиновичу с Поповым стоило больших трудов оттащить его от циклопа.
– Фашисты, – пробормотал уродец, поднимаясь с земли и вытирая рукавом разбитый нос. – Я на вас жалобу министру напишу.
– Тебе что, добавить? – удивился Сеня. Теперь уже Жомов вцепился в него.
– Ладно, уговорили, – шмыгнул носом циклоп. – Я сам с лестницы упал, а вы мне просто первую помощь оказали.
– Вот так-то лучше, – кивнул головой Рабинович и, наклонившись над Гераклом, пошлепал его по щекам. – Эй, вояка, хватит спать. Зима пришла. Замерзнешь.
Несколько секунд полубог не проявлял никаких признаков жизни, а затем резко сел и с удивлением посмотрел на склонившиеся над ним лица. В первые мгновения во взгляде Геракла не было заметно и проблеска разума, но когда герой встретился глазами с Жомовым, то тут же вскочил на ноги.
– Моя школа, – гордо сообщил присутствующим омоновец, а полубог, вместо того чтобы встать по стойке «смирно» и доложить о провале задания, бросился Ване на шею.
– Папочка вернулся! – радостно завопил он. – А ты мне в подарок хвост от наяды принес?
Жомов оторопел, совершенно не понимая, что происходит. Циклоп удивленно-заинтересованно посмотрел на них, а Попов противно захихикал.
– Это что же получается? – дернув за рукав Рабиновича, спросил он. – Выходит, мы Зевса нашли?
Может быть, в другой ситуации Сеня и поддержал бы хохму друга, но в этот раз Рабиновичу было не до шуток. Он даже не услышал слов Андрюши, оторопело глядя, как Жомов пытается оторвать от себя полубога, со смачными звуками целующего его в обе щеки. Видя, что одному омоновцу с ситуацией не справиться, Рабинович пришел на помощь и оттащил Геракла от друга. Полубог, не стерпев столь наглого вмешательства посторонних в проявление своей «сыновней» любви, истерично завизжал, а затем плюхнулся на пятую точку и принялся реветь, размазывая кулаками слезы по глазам. Жомов повернулся к циклопу.
– Ты что мне с курсантом сделал, сволочь?! – грозно поинтересовался он.
– Тихо, тихо! – выставил вперед руки циклоп. – Сейчас все исправим. Я доктор. Телемом зовут, может, слышали? – и, осторожно обогнув разъяренного омоновца, устремился к Гераклу. – Не волнуйтесь. Наверное, у него просто шок и небольшое сотрясение мозга. Честное слово, я не хотел. С этими полубогами всегда морока. Никогда не знаешь, чего в нем в данный момент больше, божественного или человеческого. Вот я и не рассчитал удар, – и, остановившись перед сыном Зевса, Телем испуганно обернулся к ментам. – Только не волнуйтесь. Сейчас я его вылечу.
Поначалу успокоить плачущего Геракла никак не удавалось. Никто из ментов опыта общения с детьми не имел и что делать с двухметровым дылдой, распустившим нюни, совершенно не представлял, а на огромную голову Телема, моргавшую одним-единственным удивленно-наивным глазом во лбу, полубог реагировал только усилением рева. Наконец Жомов не выдержал и рявкнул на Геракла, впавшего в детство. Сын Зевса мгновенно замолчал и, шмыгнув носом, обиженно поджал губы. Менты облегченно вздохнули, а циклоп принялся за обследование пациента.
Приподняв пальцами веки Геракла, Телем посмотрел ему в глаза, потрогал лоб, заставил разинуть рот и даже зачем-то залез пальцами в уши. Полубог, сидя на камне, хихикал и извивался, но, несмотря на все усилия новоявленного лекаря, никаких признаков возвращения в нормальное состояние не проявлял. Телем распрямился и поскреб рукой свой огромный затылок. Затем, пробормотав что-то себе под нос, бросился в ту самую вонючую пещеру, от которой отказались путешественники при выборе своего временного жилья.
Вернувшись назад, циклоп притащил с собой в закрытой рогожей корзине целый арсенал всевозможных средств. Попов попытался рассмотреть, чем именно собрался воспользоваться Телем для исцеления полубога, но циклоп, недовольно проворчав нелицеприятную фразу о извечном людском любопытстве, заслонил корзину спиной. Достав из своей античной аптечки хрустальный шар на серебряной цепочке, циклоп быстро прикрыл корзину рогожей и принялся размахивать амулетом перед носом у Геракла.
– Ты засыпаешь… Твои веки тяжелеют и слипаются… Глаза закрываются, и ты чувствуешь, что проваливаешься в сон, – замогильным голосом начал он убеждать полубога, но здоровенный детина, вместо того чтобы послушаться первобытного гипнотизера, начал идиотски хихикать и принялся неловко ловить шарик руками.
– Да успокойся ты, наконец! – не выдержав такого непослушания, рявкнул на него Телем и тут же обернулся к Жомову. – Извините. С детьми так трудно ладить…
Ваня, который еще не успел привыкнуть к роли отца, не нашелся, что ответить, и лишь прокашлялся. Андрюша тут же захихикал еще более идиотски, чем недавно Геракл, за что тут же получил подзатыльник от Жомова. А Телем, которому так и не удалось загипнотизировать пациента, снова начал ковыряться в корзине.
Сначала он испробовал на Геракле какую-то вонючую мазь. Затем заставил его пить не менее ароматную жидкость из глиняного сосуда и, не добившись никакого результата, кроме плевка от пациента, не удовлетворенного вкусом лекарств, принялся массировать Гераклу голову. Трое ментов настороженно наблюдали за манипуляциями Телема, и лишь Гомер, закатив глаза, не обращал на происходящее никакого внимания, что-то исступленно бормоча себе под нос.
В итоге, циклоп опробовал на пациенте все. Применял и иглоукалывание, и шоковую терапию, и народной медициной не побрезговал. Даже заговоры читал, яростно размахивая над макушкой Геракла своими непомерно огромными ручищами, но сын Зевса оказался невосприимчив к лечению. Телем снова опробовал на пациенте мази и отвары, и на секунду, когда Геракл заявил: «Когда вы закончите, козлы? Я спать хочу», всем показалось, что определенный прогресс есть. Однако уже в следующее мгновение сын Зевса начал пускать пузыри изо рта и, протянув к Жомову руки, потребовал: «Агу!»
– Ты, телец хренов, или как там тебя, – зашипел на него Жомов. – А ну сделай, как было, или я сейчас твоей тупой башкой в баскетбол играть стану!
Андрюша тут же отреагировал на эту фразу ехидным смешком, представив себе, какой должна быть корзина для мяча из головы Телема, но Ваня показал ему кулак, и Попов решил, что лучше будет, если он тотчас же закроет рот. Подавившись смехом, Андрюша решил на эти экзекуции не смотреть, и вернулся к костру. Подойдя к Гомеру, он погладил его по голове.
– Молись, молись, дитя мое, – нравоучительным тоном произнес криминалист. – Только божественными молитвами и яростной верой мы сможем убедить богов вернуть память нашему новому другу, – и, сплюнув в костер, уселся спиной ко всем, глядя на звезды.
Удивленный Жомов проводил его оторопелым взглядом и, покачав головой, переключил внимание на Телема. Тот еще несколько минут поколдовал над Гераклом, а затем вынужден был признать свое поражение. Широко разведя руки в сторону, циклоп удрученно вздохнул.
– Я сделал все, что мог, но моих знаний явно оказалось недостаточно, – шмыгнув носом, проговорил он. – У пациента наблюдается ретроградная амнезия при наличии полного и глубинного погружения в детство. Крайне любопытный случай, излечить который под силу, пожалуй, только Асклепию. Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.
– А ты не охренел? – взвился тут же Жомов. – Значит, поуродовать человека мы можем, а отремонтировать у нас не получается? Да я тебя за такие дела… – Ваня на секунду задумался, – …с горы скину!
– Боюсь, и это не поможет, – горестно вздохнул Телем, а затем сменил тон. – Мужики, блин, ну, е-мое, на фиг, в натуре! Не нарочно я. Попробуйте в Дельфы, к оракулу сходить. Может быть, он, блин, что-нибудь подскажет. А я вам, е-мое, продуктов на дорогу дам. Того-сего, там…
– Не-е, братан. Продуктами ты не отделаешься, – радостно улыбнулся Рабинович и, высоко подняв руку, хлопнул циклопа по плечу. – Уголовного кодекса, как я понимаю, тут нет, так что пошли в сторонку. Обсудим, чем ты нам нанесение тяжких телесных повреждений компенсировать будешь.
Развернув Телема, Сеня повел его на дальний край уступа. Посмотрев им вслед, Жомов сплюнул и махнул рукой. Дескать, хрен с тобой, Рабинович, разбирайся сам, но и парня сам лечить будешь. Посмотрев на счастливо улыбающегося Геракла, Ваня горестно вздохнул и, взяв его за руку, повел к костру. Полубог, подпрыгивая, пошел рядом, влюбленными глазками глядя в лицо мрачного, как грозовая туча, омоновца.
– Папочка, а мы сегодня с тобой будем играть в «Оторви ноги титану»? – предвкушая удовольствие, поинтересовался он у Вани.
– Не называй меня папочкой! – истерично зарычал в ответ омоновец.
– А как мне тебя называть? – удивленно-испуганно поинтересовался Геракл.
– Зови его «дяденька милиционер», – ехидно посоветовал сыну Зевса Попов, чем тут же вызвал новую бурю негодования со стороны Ивана.
Что такое «милиционер», Геракл не знал и, несмотря на истошные вопли разъяренного Жомова, тут же потребовал объяснений. Андрюша попытался рассказать, что «милиционер, если говорить о твоем папочке, это такой же бандит, только в погонах», но Жомов тут же едва не разорвал на куски не в меру болтливого криминалиста, и Андрюша капитулировал, заткнув себе рот огромным куском жаркого. Жомов, не зная, что еще можно сделать с впавшим в детство Гераклом, отправил его спать, а сам сел у костра и насупился. Пару минут он сидел молча, а затем резко встал.
– Не знаю, как вы, но я сегодня напьюсь, – грозно пообещал он и, круто развернувшись, скрылся в пещере.
– Придется составить ему компанию, – обреченно вздохнул Андрюша. – А то сопьется ведь. В одну харю!
К тому времени, когда Сеня закончил на скальном уступе первый раунд переговоров с Телемом, а потом успешно завершил второй, уже внутри пещеры циклопа, и вернулся назад с увесистым мешочком в руках, Ваня и Андрюша, за компанию с Гомером, успели изрядно опустошить бурдюк с вином и сидели у костра заметно повеселевшие. Рабинович покачал головой и неспешно подошел к ним.
– И что мы празднуем? – сердито поинтересовался он, останавливаясь у костерка.
– Сеня, ты где-нибудь тут видишь шашлыки, баб? – спросил в ответ Жомов и, не дождавшись ответа, закончил свою мысль: – Значит, у нас не праздник, а траур.
– Логично, – согласился с ним Рабинович. – Сказал бы я вам, кто вы, но вы и сами это знаете.
Махнув рукой на нарушение сухого закона, единогласно принятого на время путешествия до Олимпа, Сеня сел у костра и потребовал себе посуду с соответствующим ситуации содержимым. Выпив первую рюмку, если это можно назвать именно рюмкой, а не ведром, Рабинович попытался обсудить с друзьями дальнейший план действий, но Жомов с Поповым дружно наорали на него. Под давлением большинства Сене пришлось уступить, и он, еще раз махнув на все рукой, принялся перевыполнять нормы по расслаблению. В итоге до сделанных Жомовым постелей из веток, кроме Мурзика, не дополз никто!
Изъятое из кладовых Авгия вино оказалось на удивление хорошего качества, и наутро с похмелья никто не страдал. Жомов, конечно, попытался изобразить жуткую головную боль и добраться до бурдюков, но Сеня встал стеной и не дал совершиться непотребству. В итоге Ваня, горестно вздохнув, принялся таскать вниз, к лошадям, мешки с провизией. Геракл, которому утром не полегчало, вприпрыжку бежал рядом, ухудшая и без того не радужное настроение Ивана и требуя поиграть то в «разруби гидру», то в «сожги феникса». Закончилось это тем, что Жомов его самым естественным образом отшлепал и поставил в угол. К ближайшему дереву.
Пока запрягали лошадей и загружали колесницу, Геракл так и стоял на месте, заложив руки за спину и обиженно надув губы. Жомов косился на него, раздумывая, не наградить ли своего нового сына хорошим подзатыльником в сержантском стиле, но, помня, как Геракл после процедур Телема начинал «агукать», отказывался от своих намерений. Не хватало еще того, чтобы этот здоровый детина начал мочиться в штаны, а бравому омоновцу пришлось бы менять ему подгузники. Которых еще, судя по всему, и не придумали!
Наконец, когда все было готово к отъезду, случилась еще одна беда. Геракл, вчера лихо скакавший на коне, вдруг заявил, что он маленький и садиться на лошадь ему мама не велела. Дескать, упадет и носик свой длинный греческий расквасит! Никакие уговоры и угрозы не помогли. Омолодевший Геракл только начал реветь и цепляться за ствол дерева, боясь, что его силой затащат на лошадь. Пришлось на него плюнуть и посадить в колесницу.
Развеселившийся полубог тут же принялся ковырять в носу, лезть Попову в карманы и громко пукать, приговаривая при этом какую-то идиотскую детскую считалку. Что-то вроде «пукнул раз, пукнул два, оторвалась голова!». Андрюша от такого проявления античной культуры мгновенно озверел и потребовал от Жомова взять «своего малолетнего идиота» к себе на лошадь. В ответ Ваня, естественно, послал Попова северней Магадана, и неизвестно, до чего бы они договорились, если бы в дело не вмешался Рабинович.
– Цыц, петухи! – заорал он, вставая между разозлившимися друг на друга друзьями. – Хоть перед греками российскую милицию не позорьте. А то ославили нас уже во всех вселенных…
Почему-то этот довод показался Жомову и Попову достаточно убедительным. Наверно, просто случайно о чести мундира вспомнили! Хмуро посмотрев друг на друга, криминалист с омоновцем пожали друг другу руки и разошлись по своим транспортным средствам. Освободившуюся лошадь Геракла Сеня привязал к колеснице и, позвав Мурзика, пришпорил коня каблуками милицейских башмаков. Ленивая животина, уже успевшая привыкнуть к таким тычкам по ребрам, презрительно фыркнула и неспешно тронулась в путь. Остальные члены экспедиции отправились следом.
Телем, выбравшийся из своей пещеры, чтобы проводить путешественников, встал на краю уступа и совершенно искренне решил пожелать им доброго пути. Подняв свою здоровенную ручищу над головой, он принялся неистово размахивать ею, при этом мило улыбаясь. Однако сей добрый жест был не понят Жомовым, потерявшим в лице впавшего в детство Геракла единственное развлечение в пути. Свесившись с лошади, Ваня подхватил с дороги увесистый камень и прицельно запустил его в единственный глаз циклопа…
Забегая чуть вперед, отметим, что зрение Телему с трудом, но удалось спасти его соседям. Однако когда он пришел в себя, то еще целую неделю вынужден был прикладывать медный таз к шишке на лбу, едва не превысившей размеры его собственной головы… Знал бы это Жомов, наверняка порадовался бы!
В дальнейшем путешествие протекало без приключений. Фыркали лошади, копыта стучали по камням на дороге, в кустах щебетали птицы… Геракл звал «папу» и говорил, что хочет «пи-пи», Попов орал на него и на Жомова, который на «папу» упорно не откликался, Ваня орал на Андрюшу, Мурзик гавкал на всех, Гомер начинал читать вслух стихи, а когда они все замолкали, с гор доносились вопли Телема, который не видел ничего из-за заплывшего глаза и то и дело натыкался на скалы…
В общем, царила настоящая идиллия. Эдакий воскресный семейный пикник, от которого даже конь под Рабиновичем начинал терять терпение. А уж что говорить о самом всаднике? Устав от всеобщего крика, Сеня орал на всех вокруг, и на пару минут наступала тишина. А затем все по новой: лошади, копыта, птицы, Геракл, Попов, Жомов, стихи и… очередной вопль Рабиновича. Во всей этой катавасии радовало только одно. Если разгромленные вчера разбойники и решили взять реванш, устроив где-нибудь на дороге засаду, то, услышав путешественников, они наверняка решили не связываться еще раз с этой сумасшедшей компанией. И правильно сделали! Поскольку подходить к злым ментам опасно для здоровья любого россиянина, не говоря уже о каких-то там античных греках.
Ближе к полудню обстановка в экспедиции слегка разрядилась. Андрюша наконец смог привыкнуть к выходкам своего нового соседа по колеснице и бил по рукам Геракла каждый раз, когда он пытался отстегнуть дубинку от пояса, откусить кусок ремня, залезть в карман криминалисту или просто проверить, что это за такие блестящие круглые штучки расположены на штанах «дяди Вани» в районе паха. Полубог на удары по рукам не обижался. Напротив, он посчитал это новой игрой, наподобие «оторви Икару крылья», и радостно хохотал даже тогда, когда утомившийся Попов отвешивал полубогу подзатыльник.
