Текст книги "Спаситель Петрограда"
Автор книги: Алексей Лукьянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Пендель поспешно отступил, так как почувствовал – голубой мундир не зря так торопится.
Так и оказалось.
– Приносим свои извинения, уважаемый Александр Михайлович, досадное недоразумение. Проходите, пожалуйста, – расшаркался офицер. – Следуйте по указателям, тут недалеко.
Трупоед расцвел, обернулся к Пенделю и самодовольно подмигнул.
Пень проводил его взглядом, полным недоумения.
Комарик сидел за центральным пультом и всматривался в лица прибывающих гостей. Васильчиковых до сих пор не было, но до официального начала приема было еще четыре часа, успеют появиться.
Когда в поле зрения ротмистра попал мятежный репортер, он чуть с кресла не упал.
– А этот здесь каким боком?
По переговорному устройству Комарик попросил дежурного офицера принести документ, по которому зловредный щелкопер пытался проникнуть на аудиенцию.
Топорность поддельного приглашения и наглость, с которой Призоров пытался всучить его под видом настоящего в руки жандармов, еще более озадачили Комарика. Если учесть, что совсем недавно этот подлец прислал электронной почтой на Литейный отснятый и отредактированный видеоматериал с Юрой Возницким в роли царя, становилось совсем непонятно, чего он хочет доказать, этот Призоров. Оснований для ареста никаких не было. Правда, тогда, в день покушения, репортера все-таки замели, заподозрив, что он корректировал огонь снайпера, но эта версия не подтвердилась.
Впрочем, случайно ли он здесь? Вряд ли, какую-то роль он все равно исполняет. Может, он действительно работает в паре с террористом. Но зачем тогда так бездарно засвечивается?
– Пропустите его! – распорядился Комарик.
– Есть! – козырнул офицер охраны и умчался обратно.
Васильчиковы – отец и сын – появились на мониторах службы безопасности за час до церемонии. Тотчас все полевые агенты, задействованные в операции "Краденое солнце", заняли свои места согласно плану, и теперь помочь узурпатору мог только черт.
Для начала Ваню и Филарета Ильича разделили. Удобнее всего это было сделать на пропускном пункте. Ваню вместе с группой подростков, приглашенных на аудиенцию, отправили во дворец, а Филарет Ильич остался ждать сына в комнате отдыха для сопровождающих. Там его планировалось тихонько оттеснить от остальных граждан и провести допрос.
Все бы так и произошло, если бы Ванин отец, едва сын скрылся из виду, не обратился к охраннику с вопросом.
– Что? – переспросил офицер.
– Могу ли я поговорить с ближайшим жандармским чином? – терпеливо повторил Филарет Ильич. – Желательно постарше званием.
Комарик, наблюдавший за разговором, объявил всем агентам:
– Отставить готовность! Пропускной пункт, сообщите, что сейчас офицер подойдет.
Удовлетворенный ответом, инженер Васильчиков отошел от турникета и присел на высокий табурет рядом с окном. Вскоре к нему вышел жандарм.
– Добрый день. Штабс-ротмистр Комарик к вашим услугам.
– Инженер Васильчиков, – отрекомендовался Филарет Ильич. – Имею информацию государственной важности.
– Следуйте за мной.
И они пошли. Комарик еще не знал, что ситуация вышла из-под контроля окончательно. Впрочем, если бы даже и знал, принятых решений он отменить уже не мог при всем желании.
Из протокола допроса Ф.И. Васильчикова
от 26.01.2003
Вопрос. Итак, Вы утверждаете, что Ваш сын Иван является законным наследником престола?
Ответ. Да. Думаю, анализ ДНК легко это подтвердит.
В. Знакомы ли вы с Возницким Марян-Густавом?
О. Это мой двоюродный дядя, но лично с ним не знаком. А почему вы спрашиваете?
В. Вопрос отклоняется. Почему вы решили заявить о якобы правах на престол вашего сына именно сейчас?
О. Не думаю, что мой ответ вас убедит. Меня смутило появление бывшей супруги моего двоюродного дяди – она искала своего сына Юру. А когда она показала фотографию Юры в детстве, на которой он точь-в-точь похож на моего сына, мне показалось, что это сделано нарочно.
В. Каким путем вы узнали, что являетесь якобы наследниками?
О. Все довольно сложно, но попытаюсь объяснить. Это бредово звучит, но будьте терпеливы. Я и сам до недавнего времени не верил, однако после визита Идеи Петровны... словом, я знаю, что почти всю семью Николая Второго, моего прадеда, расстреляли большевики. Да, судя по вашей гримасе, так оно и было. Все дело в том, что царевич Алексей выжил. И спустя пятнадцать лет скитаний по Уралу и Сибири легализовался под именем Войцеха Возницкого, потомка ссыльных поляков, в Тобольске.
В. Вы об этом от своей бабки узнали?
О. Нет. Дело в том, что Ядвига Войцеховна на самом деле не была моей родной бабкой, да и не знала, кем был ее отец до восемнадцатого года. Понимаете, когда царевич Алексей, он же Войцех Возницкий, узнал, что вступил на престол, он был ошарашен. То есть не то, чтобы ошарашен – он слышал о триумфальном возвращении своего батюшки в столицу, но никак не мог понять ведь он выбирался из-под трупов своих родных, а все газеты трубили, что царь вернулся... Он решил, что это – переворот, что кто-то выдает себя за царя. Он затаился, пытаясь выяснить, что произошло на самом деле. Вскоре женился, родились дети, а цельной картины происходящего наследник составить не мог. В газетах появлялись фотографии его и его семьи – в смысле, фотографии Алексея Второго и царской фамилии. Отчаявшись что-либо понять – строй в стране коренным образом не изменился, Столыпин продолжал гнуть свою линию, жизнь к сороковому году наладилась окончательно – царевич решился изменить свою жизнь еще раз и вернуть престол законным наследникам, а не оставлять самозванцам, которые нагло выдумывали жизнь царя без самого царя...
В. Продолжайте.
О. К этому времени его отношения с первой женой внезапно и скоротечно испортились. Виной ли тому были ранние браки детей, покинувших родной кров, или что-то еще – неизвестно, но они расстались. Через два года после развода мой дед Войцех-Алексей женился во второй раз. Вторая жена была почти в три раза моложе деда и скончалась при родах, явив на свет моего настоящего отца, Сульина Павла Владимировича.
В. Владимировича? Ведь вашего деда звали...
О. Поймите – он менял жизнь. Женившись, он якобы перешел из католичества в православную веру и сменил имя: взял фамилию жены и в новых метриках стал Владимиром Ивановичем. Смерть жены его очень подкосила, а ведь у него была еще и гемофилия. Словом, он недолго воспитывал ребенка и перед смертью передал его под опеку своему сыну от первого брака, Йозефу. Так что воспитывался мой отец вместе с упомянутым вами Марян-Густавом.
В. Каким же образом ваш отец узнал, что он наследник престола?
О. Дед перед смертью открыл на имя отца целевой вклад и обязал нотариуса в день совершеннолетия Павла передать ему запечатанный пакет с семейными реликвиями и письмом. Там-то и сообщалось, что к чему. Только я думаю, что мой настоящий отец не очень-то доверял содержимому этого письма. То ли деньги – а сумма набежала за пятнадцать лет немалая – сыграли злую шутку, то ли скептиком по молодости лет был мой отец, да только всерьез он не отнесся к письму деда. И случилось так, что Йозеф в шестьдесят пятом году отправил Павла учиться в столицу, а свою сестру Ядвигу попросил приютить студента у себя. В ту пору сын Ядвиги Войцеховны Илья влюбился в Жанну Пичугину, свою будущую жену. А Жанна училась на одном курсе с Павлом Сульиным... Словом, когда я пять лет назад узнал, что мой папа мне и не папа вовсе, а только мамин муж, мне чуть плохо не стало. А когда отец показал мне это письмо...
В. Кстати, где оно?
О. Дома, в сейфе. Ну у меня в тот момент словно глаза открылись. Я понял, почему наш государь такой безвольный и незаметный – у нас и не было вовсе государя. Пока жив был Столыпин и его преемники – все шло как надо, а потом... застой. Я это чувствую, мне душно в этой стране – стремительно разрастается чиновничий аппарат, процветает национализм, телевидение и газеты перестают давать информацию, пресса теперь смакует подробности, а не освещает жизнь. Я не удивлюсь, если наша держава скоро станет полицейским государством. И я решил: воспитаю из сына государя, который действительно будет радеть за свою страну, а после предъявлю права на трон. Тем более что доказать теперь все легко, а в случае чего можно опереться на ту же прессу, им такие сенсации нужны.
В. Так чего же вы хотите?
О. Правды. Я готов ждать, пока Иван не подрастет, однако он должен вернуться на трон. Пусть лишь как гарант законной власти, но зато этот гарант будет настоящим и судьба страны будет ему не безразлична...
Рассказанное инженером не только никак не противоречило откровениям Марян-Густава Возницкого, но и изрядно дополняло его показания. В частности, о том, как он прочел письмо деда Войцеха, случайно обнаруженное в письменном столе дяди-ровесника, и узнал, чьим на самом деле потомком является, и о том, как ушел в монастырь, когда понял, что не сможет иначе сохранить тайну Павлика – она все время просилась наружу, и о том, что недавно на исповеди открыл настоятелю истинную причину своего ухода из мира и как тот немедленно отправил его в жандармерию...
Комарик отключил диктофон, помассировал виски и переносицу, а потом сказал:
– Боюсь, вашему сыну придется занимать трон уже сегодня.
Филарет Ильич участливо склонил голову набок.
– Простите, не понял...
– Мы сегодня же объявим вашего сына наследником престола.
Инженер сидел в прежней позе и не мог пошевелиться.
– Все действительно так плохо? – выдавил он наконец.
Ваня чувствовал себя не в своей тарелке.
Зал, в котором собралось уже столько народу, что сопровождающий едва отыскал группу детей и подростков, приглашенных на торжественный прием, поражал своими размерами, но угнетали Ивана не размеры зала и не количество приглашенных, а предлинный деревянный ящик, стоящий подле египетской делегации.
Точно такой же Ваня видел в антикварной лавке на Бармалеевой.
От ящика исходила непонятная угроза: то ли адская машина в ней была упрятана, то ли крокодил.
Мысль о крокодиле почему-то испугала Ваню. Тот чешуйчатый гад, которого он наблюдал, был гораздо длиннее этого гроба... но в мыслях теперь угнездился окончательно и бесповоротно.
Внезапно все стихло.
– Его Императорское Величество Николай Третий, – провозгласил камергер, и двери распахнулись, являя гостям фигуру царя.
Грянул гимн. В едином порыве все присутствующие поднялись со своих мест, не только по причине исполнения величественной музыки, но и из простого желания разглядеть государя как следует. Ване не повезло – он оказался в последнем ряду.
Ничуть не смутившись, он влез на стул и оказался на две головы выше всех присутствующих. Наравне с царем.
Царь оказался просто великаном. Он возвышался над подданными и гостями державы настолько, что, казалось, вот-вот упрется головой в потолок, и дело было не в короне. Разумеется, до потолка он не достал бы, даже встав на дыбы, но величие...
На дыбы?..
До Ивана вдруг дошло, что царь – наполовину лошадь. То есть конь. Как есть – древнегреческий кентавр... Сын Идеи Петровны. Дядя Возницкий.
Ваня едва не крикнул это вслух, но вовремя сдержался. Как же так – он, получается, работает на заводе, а в свободное время – в Зимнем дворце государственные документы подписывает?
Глупость какая-то. Он не царь. Хотя, с другой стороны, почему не царь? Вон с каким благоговением на него все смотрят. Да и сам Ваня также на него смотрел, пока не заметил, что государь – кентавр.
Только остальные почему-то этого не видят. Или не хотят видеть?
Дядя Возницкий меж тем прошел по залу и остановился рядом с троном. Он широко улыбался, и Ваня прекрасно видел прокуренные лошадиные зубы и пожелтевшие от табака усы.
Я буду таким же, подумал Ваня. Без страха и даже, наверное, с некоторым удовольствием. Потому что если кузнец и не был настоящим царем, то за ним была вся сила и мощь государства, частью которого он являлся. И он эту мощь чувствовал и поэтому был царем несмотря ни на что.
На какое-то время Ваня даже забыл о крокодиле.
– Черт побери, он его расколол! – Комарик не то восхищался, не то ужасался.
– Кто кого? – не понял Филарет Ильич.
– Ваш сын – Юру. Он его узнал. Да смотрите сами.
На одном из мониторов инженер увидел своего сына крупным планом. В его глазах читались одновременно и восторг, и недоверие, мальчик то и дело оглядывался по сторонам, ожидая чего-то.
– Какого Юру он узнал? Возницкого?
– Я с другими не знаком.
– А как Возницкий оказался на приеме?
– А вы что, не видите?
– Как я могу его увидеть, если даже не знаю его в лицо?
– Но ведь ваш сын смог.
Инженер задумался.
– Вы хотите сказать, что этот... хм... кентавр... стоит среди гостей, но привлекает меньше внимания, чем ваш подставной император?
– Отчего же? – пожал плечами ротмистр. – Ровно столько же внимания он и привлекает.
Васильчиков пробежался глазами по мониторам.
– А куда Ваня смотрит?
– Правильный вопрос, – кивнул Комарик. – Он смотрит сюда. – И палец его постучал по изображению императора.
Филарет Ильич выпятил нижнюю губу:
– Вы хотите сказать, что...
Ротмистр кивнул.
– Поразительно! – Инженер вытер лоб платком. – Я ни за что бы не догадался...
– И никто в зале не догадывается. Юран обладает такой энергетикой, что генералы честь отдают.
– Простите, но как же его до сих пор никто не замечал?
– А вы бы поверили своим глазам, если бы увидели гуляющего царя на Невском или же встретили его на рабочем месте, в кузнице? Вы видели царя, забегающего в продуктовую лавку за палкой колбасы и банкой паюсной икры?
– Вы утрируете.
– Ровно настолько, насколько утрирует сама жизнь. Впрочем, вашему сыну понадобилось меньше минуты, чтобы увидеть Юру таким, какой он есть.
Какое-то время мужчины молча наблюдали за происходящим в зале. Потом инженер спросил:
– Скажите, Виктор Павлович... Вы ждете сейчас чего-то плохого?
Комарик смерил Васильчикова взглядом:
– С чего вы взяли?
– Не знаю. Фамильное скорей всего предчувствие. Вы на пружину похожи. И допрос этот ваш...
Ротмистр пожевал немного губами, потом сказал:
– Юру сейчас должны убить.
– Убить?
– Да, убить. Как все эти годы убивали императорских двойников. Мы надеемся сегодня взять того, кто желает смерти царю.
– Ценой жизни еще одного двойника?
– Если понадобится – да, – процедил жандарм. – Хотя мы меньше всего хотим Юриной гибели. Я с ним за эти дни как-то так сроднился. Его захотят или отравить, или убить руками, но второе – менее возможно: посмотрите на его комплекцию. Он один целую банду у "Сайгона" раскидал.
– Я знаю, мне Шепчук рассказывал, – кисло улыбнулся Васильчиков.
– Вот мы и смотрим за всеми, кто с бокалом будет к нему подходить.
Инженер покачал головой: он, по всей видимости, не верил в подобную тактику.
Тем временем аудиенция перешла в стадию раздачи слонов и поощрительных грамот. Первыми были дети. Учащихся по очереди вызывал церемониймейстер, те выходили и получали из рук государя благодарственное письмо родителям и дорогие подарки, затем кланялись, говорили "спасибо" и убегали прочь. Отличилась только слушательница курсов при Смольном институте Мария Куваева, бочкообразная девица с разноцветными волосами. Она приняла подарок, потом посмотрела на императора и сказала:
– Ваше величество. Вы такой... прикольный. Мы вас очень любим.
А потом вслух и с выражением прочла "Люблю тебя, Петра творенье..." Государь долго смеялся и сказал, что он тоже в некотором роде "творенье Петра", имея в виду, очевидно, своего батюшку Петра Алексеевича. Тем слегка напряженная обстановка в зале разрядилась, и далее все пошло как по маслу: награждаемые не смущались и искренне высказывали свое уважение к государю, а царь довольно остроумно отвечал на эти признания, и все были друг другом довольны.
Призоров носился по всему залу, лавируя между придворными операторами, и чувствовал себя по меньшей мере Михалковым и Роу в одном лице. Он снимал все подряд и не знал уже, что его больше интересует, – роскошь царских покоев, или улыбки на лицах гостей, или личность самого императора. В какой-то момент Призоров поймал себя на том, что и сам блаженно улыбается непонятно чему.
Ваня получил из рук государя шикарную карту Российской империи, которая, как прикинул в уме Иван, займет всю стену.
Рукопожатие у кузнеца было шершавое, теплое и надежное. И Ваня тихонько шепнул:
– Дядя Юра, вас мама потеряла.
– Я знаю, Ваня, – прошептал он в ответ. – Скоро вернусь.
Довольный, Иван вернулся на свое место.
Потом потянулись деятели науки и культуры, купцы, нечаянные герои, матери-героини, миротворцы и представители духовенства разных конфессий.
Позже пришла пора представляться зарубежным гостям, и Ваня опять ощутил холодок, бегущий по позвоночнику.
– Если сейчас на Юрана никто не набросится, я сам пойду его убивать. Комарик яростно мял в руках пластиковый стаканчик.
Только что звонил Исаев, спрашивал, как дела. Торжественный прием близился к концу, а до сих пор ничего не случилось, о чем ротмистр и доложил.
– Я вообще не понимаю, с чего вы взяли, будто царя могут убить в собственной резиденции, – зевнул Васильчиков.
– До пятидесятого года здесь убили троих императоров, чтобы вам было известно! – огрызнулся Комарик. – Кроме того... кроме того... ага, последняя делегация.
Египетский посол был краток, как никто, хотя араб, по идее, должен был говорить долго и витиевато. Скорей всего дипломат понимал, что три часа в закрытом помещении – сомнительное удовольствие, даже если это три часа с императором в огромном зале с прекрасным освещением, отличной вентиляцией и в приятной компании.
– Ваше величество, – сказал он, – мы долго думали, что подарить вам в знак уважения, и наконец решили преподнести древнее божество наших предков. Это божество считалось хранителем жилищ и храмов, оберегало своих хозяев от всевозможных напастей. Это – крокодил...
Душа Вани ушла в пятки.
– Разумеется, живого крокодила подарить мы не имеем права, – продолжил посол, – да и негде его держать во дворце – на цепь ведь его не посадишь. Общий смех в зале. – Поэтому мы дарим вам чучело одного из самых крупных нильских крокодилов.
Чернокожие носильщики в белых одеждах ввосьмером выволокли огромный ящик в середину зала.
– Не открывай, – шептал в заднем ряду Ваня, – не смей открывать...
– Вы этого крокодила видели? – внезапно прервал молчание Васильчиков.
– Поглядели, – кивнул ротмистр. – Огромное чучело, как живой прямо. А что такое?
– Ваня что-то бормочет, не могу понять, что именно. – Инженер подобрался, будто собираясь прыгнуть. – Он боится.
– Чучела?
– Вы уверены, что это чучело?
Комарик побледнел. И крикнул в динамики:
– Цель – крокодил!
Тяжелую крышку, сколоченную из дюймовых досок, страшным ударом изнутри сорвало, как бумажную нашлепку с мороженого. Носильщики, стоявшие по бокам, исчезли в мгновение ока, зал же наполнился криками удивления и ужаса – из ящика выскочила огромная рептилия с распахнутой пастью.
Царские телохранители открыли огонь на поражение, но скоро через громкоговоритель послышался голос ротмистра:
– Не стрелять, в зале люди.
Призоров прилип глазом к видоискателю. Так, наезд на зверюгу. Вот она в развороте бьет хвостом бросившегося ей наперерез посла – араб оказался не робкого десятка, крупным планом – мгновенно тускнеющие глаза дипломата, боком заваливающегося на телохранителя, машущего бесполезным пистолетом.
Скачущие спины, безумные лица, мат и истерические вопли, детский плач гости ломятся в двери, покидая поле боя. Толпу пытаются организовать и вывести из зала без лишних жертв – пару секунд, не более – и снова крокодил.
Яростный гад разбрасывает людей, как кегли, и стремительно приближается к царю. Лицо царя крупным планом – хищно прищуренные глаза, рот ощерен в презрительной усмешке; отъезд – фигура монарха. Кулаки сжаты, задние ноги чуть согнуты и расслаблены, передние, наоборот, взведены, как пружины.
Вот крокодил бросается на монарха, тот встает на дыбы и бьет жуткую тварь копытом в пасть. Рептилия клацает челюстями и валится навзничь, однако во время падения ловко разворачивается и нападает на телохранителя. Хвост, как бич, бьет человека по руке, пистолет свечой летит в воздух, и вот крокодил ловит оружие своей кривой короткой лапой...
Теперь не промахнется, подумал Юран, и закричал:
– Стойте, стойте все на месте!
– Выполнять! – это Комарик. Витек не подведет, кузнец был уверен.
Крокодил, не спуская глаз с Юрана, начал обходить его справа. Под дулом пистолета кузнецу деваться было некуда, и он ждал, что предпримет гад.
– Спокойно, мужик, спокойно. – Возницкий старался говорить весело и умиротворенно, но пойди, объясни вооруженной твари, что его никто убивать не собирается.
– Заткнись! – Рептилия оказалась на спине у Юрана, и ствол пистолета уперся кентавру в затылок.
– Слезь, дурак! – зашипел от боли кузнец – раны все еще болели. Троллейбус дальше не идет.
– Пропустите нас, или я ему мозги вышибу! – потребовал крокодил.
В зал ворвались Комарик и неизвестный Юре мужик. Прятавшийся до сих пор за креслами Ваня выскочил и помчался навстречу незнакомцу с криком "папа". Крокодил было рыпнулся, но Возницкий процедил:
– Я тебе пасть порву, если в мальчонку шмальнешь! – и гневно взбрыкнул.
Вынужденный удерживаться верхом, крокодил схватил кентавра за волосы и вернул пистолет в исходное положение. Мальчика в это время подхватили чьи-то руки, и он исчез за стеной пуленепробиваемых щитов.
– Мне долго ждать? – вновь раздался голос рептилии.
Как ни странно, тварь действительно разговаривала. И даже артикуляция у нее совпадала с произносимыми звуками.
– Вам не придется ждать. – Комарик вышел вперед. – В любом случае вы арестованы. От вас зависит, будете ли вы убиты во время задержания или проявите добрую волю.
– Я его убью, – пообещал крокодил.
– И что? – усмехнулся ротмистр.
– Он ваш царь.
– Никогда им не был. Он подсадная утка для таких, как вы.
Крокодил рассмеялся:
– Блефуете, офицер!
– Зачем? Где вы слышали, что русский император – кентавр? Вы на нем верхом сидите, верно?
Крокодил опустил голову вниз.
Юран резко подался вперед человеческим своим корпусом и совершил такой гимнастический кульбит, что даже вспоминать потом было страшно. Задние ноги кентавра оторвались от земли и полетели к потолку, за ними устремились передние, и Возницкий, красиво перебросив через себя лошадиное тело, завершил сальто-мортале с претензией на культурологические параллели: левое заднее копыто с хрустом опустилось на хвост крокодилу, слетевшему во время акробатического этюда на паркет и не успевшему откатиться в сторону. В этот момент Юран ощущал себя лошадью Петра Великого.
Секунду спустя крокодил оказался буквально облеплен налетевшими со всех сторон спецназовцами.
– Хвост... хвост! – кричал несчастный гад, потому что Юран действительно размозжил вышеупомянутый отросток чуть ли не посредине.
– Ничего, новый отрастет, – неуверенно пошутил Комарик, который не был уверен, что у крокодилов с регенерацией хвостов дела обстоят так же хорошо, как у ящериц.
Он подошел к Юрану и обнял за торс:
– Ну ты спортсмен...
– Да... – Возницкий, похоже, до сих пор находился в крутом пике. Теперь всё? Можно домой?
– Погоди, пара формальностей осталась. Медведев, давай-ка этого чебургена, – ротмистр кивнул на плотно спеленатого террориста, – на Литейный, на допрос, египетского консула – в лазарет, а гостей проси обратно, для официального заявления.
Васильчиковы стояли среди всеобщего бедлама, как бедные родственники: обнявшись и пристально всматриваясь в будущее. Оно гудело и волновалось за дверями, билось в истерике и глубокомысленно курило. Будущее ждало своего часа.
– Господа, – обратился Комарик к собранным вновь гостям загородной резиденции русских императоров, – от имени всего Жандармского корпуса приношу свои извинения за причиненные вам душевные волнения и неудобства, связанные с проводимой здесь операцией. Она только что удачно завершилась, и я имею честь сделать ряд официальных заявлений.
И он рассказал о том, что последнего царя убили вместе со всей семьей в доме купца Ипатьева, и о том, что все эти годы по давнишнему приказу Петра Аркадьевича Столыпина Девятое отделение Жандармского корпуса изображало для всего мира и для Российской империи жизнь уничтоженной на корню царской фамилии, и о том, что все эти годы неведомая сила вновь и вновь пыталась убить новых и новых царей и что попытки эти стоили жизни многим людям. И о том, что нашелся человек с кровью Романовых в жилах, благодаря которому...
– Вы обманывали народ! – в зал ворвался Распутин. – Все это время обманывали, тратили огромные суммы на поддержание мифа. Это преступно и подло, Россия не простит вам этого. Царей нет, а мы горбатимся на их благосостояние, платим августейший налог...
– В чем дело, милейший Вадим Вадимович? – поднялся со своего кресла присутствовавший на приеме Тульский. – Вы не слышали – кровь Романовых не исчезла, значит, и цари остались.
– Ах, да, геном Романовых, обнаруженный у этого молодого чело... кентавра, будем называть вещи своими именами. Больше ни у кого. Вы потерпите на престоле кентавра? Я – нет, будь он хоть трижды Романов.
– А с чего вы взяли, что больше ни у кого? – ехидно улыбнулся Тульский, выходя в середину зала.
Он что-то знает, подумал Комарик. Опять информация просочилась. Ротмистр в одинаковой степени не любил Тульского и Распутина, ему ближе были кадеты, но если выбирать из двух зол, то... выбор был сделан еще до присяги.
– Вы совершенно правы, господин Тульский, – прервал Комарик начавшуюся дискуссию, – наследник престола все-таки нашелся. Причем там, откуда не ожидали.
Тульского просто распирало от самодовольства.
– Царевич Алексей, оказывается, не был убит.
– Что вы сказали? – казалось, лидер монархов не расслышал.
– Царевич Алексей выжил и оставил потомство.
Зал сидел, затаив дыхание. Призоров от восторга грыз штатив – сенсации сыпались одна за другой, думские же оппоненты по мере поступления информации с подозрением озирались.
– И теперь я наконец могу объявить законного наследника престола отныне и навсегда – Ивана Филаретовича Васильчикова, который является правнуком царевича Алексея и старшим сыном той линии Романовых, которая, по мнению почившего царевича, должна была вернуться на престол российский. Свидетельством принадлежности к дому Романовых и к линии последнего русского царя служит справка из института генетики имени Вавилова...
Комарику так и не дали закончить речь. Зал взорвался овациями. Это не было рефлекторной реакцией публики на окончание выступления, ибо то, о чем сказал жандарм, ставило каждого перед непростой задачей: обманывали до сих пор, не обманут ли и теперь?
Но тот искренний испуг и удивление в глазах мальчика, его руки, прижимавшие к груди подарок, и самое главное – широкая ладонь недавнего "государя" на плече наследника, убеждали чуть ли не лучше аргументированной речи жандарма.
– Мальчик? – Тульский в глубоком трансе подошел к наследнику и попросил подойти ближе. – Ваня, ты и вправду – потомок Алексея?
– Не знаю... – Ваня послушно высвободился из объятий отца и Юрана и подошел к лидеру "монархов". – Но я тоже отвечу за все.
– Согласен. – Тульский схватил его за горло и взвизгнул: – Никому не двигаться, я – наследник престола.
– Дядя, я тебя затопчу! – Юрана едва удерживали Комарик с камергером. Инженер медленно двигался в сторону Тульского. – Какой ты наследник, ты на себя посмотри, быдло.
– Молчать! – Губы главного монархиста страны задрожали. – Я наследник. Вы – младшая ветвь, щенки, ублюдки.
– Спокойно, Владимир Владимирович, мы слушаем. – Комарик решил тянуть время. Похоже, Юран оказался прав – вот он, заказчик. А какой мотив – занять трон... Что там Исаев о дворцовых переворотах говорил?
– Мой дед – Владимир Ульянов, вам это ни о чем не говорит? Только не говорите, что он хотел ввергнуть страну в хаос, у него была особая миссия, с которой не справился его брат Александр – он должен был вернуть трон нам, потомкам Александра Первого. Я – праправнук Александра.
– Старца Федора Кузьмича?
– Да, он же государь Александр Первый Павлович. Он очень тяготился тем, что взошел на престол через кровь своего отца, и ушел от дел, став святым старцем. Но, пока он не попал в Пермскую губернию, откуда его сослали за бродяжничество в Томск, у него в Симбирске родился сын. Разумеется, незаконно, и его выдал за своего сына Николай Ульянов, верный царю Александру. Илья Николаевич родил троих сыновей, но лишь Владимиру удалось в какой-то мере вернуть престол... У него родился сын Владимир, потом я, и кровь Романовых во мне старше, чем в этом мальчишке, по закону престолонаследия...
– Ваш дед попрал все законы, велев расстрелять царскую семью, – сказал ротмистр.
– Не вам судить Романовых. Младшая линия была слаба, она захирела от родственных браков и отдала власть выскочке Столыпину. Мой отец тщетно пытался закончить дело моего деда, но, как сейчас оказалось, его просто обманывали. Что же, обман раскрыт, трон ждет законного наследника. Извини, мальчик, я верю, что ты не хотел занять мое место, но ты ничего не сможешь исправить, так что...
Тульский замолчал. Видит Бог, если бы не приступ ригидности, он смог бы сориентироваться в обстановке и подождать до лучших времен, и кто знает, может, наконец, кто-нибудь из потомков старца Федора Кузьмича и воцарился бы на российском престоле, но история, к счастью, не знает сослагательного наклонения.
Если говорить коротко, то в тот момент, когда Тульский собирался убить Ваню, снимавший эту безобразную сцену Саша Призоров, которого зачастую звали просто трупоедом, опустил на череп Владимира Владимировича свою видеокамеру.
– Обалдеть! – присвистнул Юран, глядя на брызнувшую в разные стороны электронику и оптику.
– Георгиевский крест, – констатировал Комарик. – Кстати, Юран, ты свободен.
– ... твою мать! – Призоров совсем забыл, что последние десять минут снимал только на флэш-диск, не дублируя сигнал на электронную почту.
(Позднее, в интервью каналу Си-эн-эн Саша Призоров ответит на вопрос, почему он это сделал и почему потом ушел с репортерской работы.
– Я... – Молчание. – Словом... – Молчание. – Дурак не поймет, а умный не скажет.)
А Ваня жался к отцу. Слава Богу, пока можно было.
Пятнадцать лет спустя
– Ну ты, конь, готов? – Полковник пихнул рыжего мужичину с залихватски подкрученными усами в плечо. – Пора уже.
– Так точно, мелочь гнусная. – Желтые прокуренные зубы старшины запаса Возницкого действительно походили на лошадиные. И ржал он по-конски.
– По-олк! К торжественному маршу в честь восшествия на трон его императорского величества Иоанна Седьмого товсь! Шаго-ом арш!
Цок-цок-цок. Справа – Александровская колонна, за ней – Лючия с жеребятами, слева – Зимний с Ваней на балконе, в центре – мечта Юрана Возницкого: пройти маршем по Дворцовой площади. Правда, не капитан, но зато полковника спокойно гнусом назвать может, и тот лишь посмеется.
