Текст книги "Бандиты. Ликвидация. Книга первая"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

1920 год. Конец Белки

По дороге в Лигово Кремнев с Кошкиным опять начали спорить.

– У них Перетрусов, нельзя шмалять во все, что движется, – сказал Сергей Николаевич. – Вообще мне не нравятся все эти ваши силовые операции. Преступника надо брать, как это делал Скальберг – дома, из постельки.

– Я не могу дать уйти бандиту только потому, что мой агент окажется под ударом. В конце концов, Перетрусов не маленький, сам знал, на что идет. Я, между прочим, за чужими спинами не отсиживаюсь, если вы это имеете в виду.

– Я, Владимир Александрович, имею в виду, что вы в войнушку не наигрались, очевидно. Вам все пострелять охота. Уголовный сыск – пора бы уже и запомнить – в первую очередь работа головой, безо всякой стрельбы. Стрельба – это хаос, а хаос – это всегда непредвиденные обстоятельства. А должен быть порядок.

– Да, это война! И все это знают, только вы все время отгородиться желаете, чистеньким остаться. Между прочим, Скальберг моим заместителем был, хорошим заместителем. Не ровен час, меня на повышение переведут, я думал – Шурка прекрасным начальником будет, порядок в городе наведет. Нет, вы на него влиять начали. Если бы не это его чистоплюйство, глядишь, живой бы сейчас был! Все должны знать, что советская власть – это сила!

– Вот! Что и требовалось доказать! Власть – это сила. Поздравляю! То есть вы хотите, чтобы власть боялись. А я хочу, чтобы власть уважали. Искреннее уважение никогда не базируется на страхе. Власть – это закон. Единый для всех!

– Сергей Николаевич, вы что хотите? Чтобы я отменил операцию?

– Я хочу, чтобы вы провели ее осторожно. Ну поубиваем мы всех, а что люди скажут?

– Спасибо.

– Да черта с два. Скажут – приехали чекисты, всех поубивали, не разбираясь. Страха это, конечно, нагонит, но вот уважения – ни капли. Потому что мы служители закона и должны предать бандитов суду, чтобы уже суд решал, что с ними делать. А иначе не закон получается, а кистень! Да-с, кистень!

Спор этот был бесконечным, Кошкин с Кремневым зацеплялись по данному поводу языками через день да каждый день.

Автомобиль остановился у станции. Там уже стояли начальник, патрульный и похожий на мокрую курицу парень одних с Перетрусовым лет.

– Это ты Пантелеев? – спросил Кошкин.

– Я.

– Начальник уголовного розыска Кошкин. Ты нашел хазу?

– Я.

– Далеко?

– Нет, товарищ начальник уголовного розыска, по Таллиннскому, не доезжая до Петергофского.

– На машине быстро доберемся.

– Только не на машине, товарищ начальник. Это дача, к ней дорога насыпная ведет. Если у них кто на стреме стоять будет – вас сразу срисуют, место открытое.

– Что предлагаешь?

– Если тихо по бережку пройти, то можно очень близко подобраться.

– Покажешь дорогу?

– Конечно, – сказал Пантелеев. – А где Богдан?

Кошкин с Кремневым переглянулись.

– Он там, на хазе, – сказал Кошкин. – Поэтому надо поторопиться.

Кинолог с палевым Заветом пошли в передовой группе, вместе с мокрым Пантелеевым, Кремневым и еще парой опытных агентов. Они должны были разведать обстановку, потом подать сигнал основной группе, оставшейся ждать под прикрытием леса на шоссе. Завету отводилась самая важная роль – если бандиты смогут вырваться из оцепления, он должен был преследовать именно Белку.

Кремнева, пока их группа продиралась через травы и кусты, не оставляло чувство тревоги. Слишком легко Кошкин согласился на его план.

– Миленькие, давайте побыстрее, хорошо? – торопил он коллег.

В половине седьмого они наткнулись на Перетрусова. Тот сидел в зарослях ракиты и прислушивался к голосам, доносящимся с дачи. Кремнев едва не умер от счастья.

– Богдан, дурак ты этакий, как же у тебя ума-то хватило?! – шепотом хвалил он лучшего своего ученика. – Я ведь думал – ты прямо в пасть полез.

– Тихо, там другой человек в пасти... – сказал Перетрусов и увидел Леньку. Они только кивнули друг другу, будто виделись всего час назад.

В это время на даче началась потасовка. Видно ничего не было, только слышно: вот на доски с характерным стуком упали две пустые бутылки, и раздался гвалт, словно вороны слетелись на помойку.

– Черт! – выругался Перетрусов.

– Что такое?

– Все, надо идти, они там Иванова убивают!

– Стоять, – одернул ученика Кремнев. – Не спасешь уже и сам все дело испортишь. Девчонка у них?

– У них.

– Сейчас отправим Кошкину весточку и накроем всех сразу.

– Да пока он приедет, тут еще один труп нарисуется!

– Ты знаешь, сколько бандитов?

– Человек пятнадцать, наверное. Может, больше.

– А нас всего шестеро. И что ты хочешь, штурмом их взять, чтобы нас, как куропаток, прихлопнули?

Спорили они недолго. Потому что кто-то заорал «атас, облава!» и началась стрельба. Тут уже выбирать не приходилось, и все шестеро ринулись вперед.

Разумеется, Кошкин не стал ждать сигнала. Он потерпел какое-то время, пока группа Кремнева углубится в лес настолько, чтобы поздно было возвращаться, а потом отдал команду выдвигаться самим.

Кошкин рассчитывал, что если наблюдателя бандиты и выставили, то автомобили, свернувшие на насыпь, он увидит не сразу, так как солнце будет светить в глаза. И Кошкин почти угадал, потому что стоявший на шухере Витька Шустрый, не выспавшийся в прошлую ночь, клевал носом и очнулся, только когда два автомобиля, полные вооруженных людей с красными повязками на рукавах, чтобы во время перестрелки не попасть в своего, остановились перед поваленным забором.

– Атас, облава! – заорал он и тут же упал, сраженный выстрелом в голову.

Началась перестрелка.

Агенты быстро рассредоточились по всему берегу. Огневой рубеж оказался превосходный: дощатый настил под обрывом прекрасно простреливался, однако там имелось несколько укрытий, включая дом на сваях. Лестница, ведущая с обрыва, тоже прекрасно простреливалась, но уже из окон дома, так что воспользоваться этим путём не представлялось никакой возможности.

Очень скоро стало понятно, что бой грозит превратиться в затяжную осаду, а когда солнце сядет, в старице будет достаточно темно, чтобы бандиты могли ускользнуть.

– Отставить огонь, – крикнул Кошкин.

Он схватил картонный рупор и крикнул:

– Белка, ты окружен. Сдавайся, а то гранатами закидаем.

– Нет у вас никаких гранат, давно бы закидали, – послышалось снизу.

– Ах, нету? – сказал Кошкин. – Ладно, сами напросились.

Вниз полетело несколько бутылок. Некоторые разбились, некоторые, подскочив, просто покатились по настилу. В воздухе запахло бензином.

– Считаю до десяти, – крикнул Кошкин. – На счет десять, если никто не выходит с поднятыми руками, поджигаю бензин, и горите вы синим пламенем, твари! Раз! Два!

Внизу заблажили, заматерились, раздалось несколько выстрелов.

– Не надо, не жгите, мы выходим! – закричал кто-то.

Дверь дома открылась, и оттуда, задрав руки в гору, появился Ванька Белка. Вслед за ним с вытянутыми руками из дома вышли еще восемнадцать человек.

– Вот они мы, берите!

– Поднимайтесь вверх, по одному. Руки держать так, чтобы их было видно.

Белка медленно пошел по направлению к лестнице. Кошкин слишком поздно понял свою ошибку: Белка щелкнул пальцами, и кто-то из бандитов бросил на доски зажженную спичку. Раздался хлопок, и бензин вспыхнул. В его пламени все бандиты бросились врассыпную, а агенты, на мгновение ослепленные вспышкой, не успели отреагировать. Через секунду началась беспорядочная стрельба, но чаще в молоко. Внизу еще немного мелькали тени, но быстро исчезли. Кошкин завыл от досады – сам же и провалил операцию.

Но тут из темноты кустов, растущих вдоль берега, раздался истошный вопль и рычание собаки, крики «Не двигаться, руки вверх!», несколько выстрелов и предсмертных криков. Это вмешалась группа Кремнева, которую Кошкин считал бесполезной.

Большинство бандитов застряли в илистой жиже. Тех, кто успел выскочить на твердую землю, задерживала группа Кремнева либо подстреливали агенты Кошкина. Труп Белки с повисшим у него на горле раненым Заветом нашли в едва заметном углублении в береге. Видимо, Ванька давно облюбовал себе маленький схрон на случай облавы и хотел спрятаться, но Завет отыскал его по запаху.

Из агентов никто не пострадал. Уйти удалось двум бандитам, четверых, включая Белку, убили, тринадцать сдались. Труп неизвестного с обрезанными пальцами оказался водителем из уголовки, Ивановым.

– А где Перетрусов? – не понял Кошкин.

Кремнев начал оглядываться – и тоже не нашел ученика. Агент транспортной чека развел руками – нету.

– И племянницы Эбермана нет, – заметил Кремнев.

Уголовники наперебой начали кричать, что никакая эта лярва не племянница, а самый настоящий мужик, переодетый в бабу, чем еще больше запутали сыщиков.

Эвальда Богдан встретил на берегу. Тот, мокрый и жалкий, с отвисшей «грудью» и без юбки, вылезал из воды метрах в ста от дачи, в совсем одичавшем уголке старицы.

– Ну как, от всех свидетелей избавился чужими руками? – спросил Перетрусов.

Эвальд испуганно прижал руки к груди.

– Что тебе надо? – сказал он. – Денег? Я тебе дам золота, сколько хочешь.

– Золота? – усмехнулся Богдан. – Ты не поверишь – я золота много видел, и все мое было, пока не кончилось.

– Я дам тебе столько, что никогда не закончится.

– Сколько ни имей – все мало, – сказал Богдан. – Да ты не трясись, выходи. Я ведь тебе ничего, кроме того, что ты под чужим именем работал, предъявить не могу. Иди на все четыре стороны.

– Лучше убей, тритона я все равно не отдам.

– Не нужен мне твой тритон, мне и свой-то не нужен уже.

– А зачем тогда ждал?

– Убедиться.

– В чем?

Богдан и сам не был уверен, в чем он хотел убедиться. Скорей всего – в себе. Что не пристрелит этого маленького негодяя, не заберет у него артефакт, не получит удовольствия от убийства. Так и вышло – он изменился. Поэтому, широко улыбнувшись, он сказал:

– Проверить, что говно не тонет.

С этими словами Богдан Перетрусов, окончательно убедившись в том, что он действительно стал другим человеком, пошел туда, где его уже начали искать товарищи.

Эпилог

Помимо того что старик Фогель был часовщиком, он имел еще маленькое, но очень прибыльное дело – плавил золото. На ювелира он выучиться не сумел – художественного вкуса не хватало, а вот плавить драгоценные металлы научился и помогал – за умеренную плату, конечно, – обращать ювелирное искусство в аккуратные золотые кирпичики.

Юное создание с вязаной сумочкой через плечо представилось Евой.

– Мне сказали, что вы можете мне помочь.

– Смотря чем, барышня.

– Вот.

Ева залезла в сумочку и достала оттуда увесистый бумажный кулек.

– Что это?

– Мне нужно, чтобы не было россыпью.

Фогель заглянул в кулек. Там было, наверное, штук сто абсолютно одинаковых золотых колечек.

– Вы что, милочка, ювелирную лавку ограбили?

Девушка покраснела.

– Да ладно вам, это не мое дело, я пошутил. Но у меня такса. Я возьму с вас, за вашу красоту, всего десять колечек. Договорились?

– Да, конечно!

– Подождите здесь, пожалуйста, через полчаса все будет готово. По весам проверять будем?

– Нет, я вам доверяю.

– Приятно иметь дело с культурными людьми.

Фогель взял пятнадцать колечек. Все равно эта дура не поймет. Остальное бросил в тигль и зажег под ним горелку. Через десять минут кирпичик был готов.

– Войдите, милая барышня, – позвал Фогель, когда слиток остыл.

Ева вошла в комнату и поморщилась. Да, пахло у Фогеля не слишком приятно, но деньги не пахнут, как говаривал император Веспасиан.

– Это ваше, – он подвинул гостье золотой кирпич.

– Какой большой! – удивилась Ева.

Только сейчас Фогель заметил, что у барышни тоже голубой и зеленый глаза, как у его бывшего постояльца, бандита Сергеева.

– Рад, что смог угодить.

Девушка дотронулась до кирпича. В комнате будто началась гроза – запахло озоном, и на столе вдруг оказалось два одинаковых золотых кирпича. Фогель часто заморгал и даже ущипнул себя, но видение не исчезло.

– Что это? – спросил он.

– Разве вы не видите – это золото.

Девушка сняла с шеи амулет в виде ящерицы и положила в свою сумочку. Глаза ее стали одинакового стального цвета. Она взяла по слитку в каждую руку, приблизилась к онемевшему Фогелю и с двух рук врезала слитками старику по вискам.

Она ушла. Труп старика обнаружили только через неделю, когда дышать в квартире стало нечем. Под матрасом у Фогеля лежали драгоценности, некогда спрятанные в часах мастером Ляйднером-Русским.