Текст книги "Бандиты. Ликвидация. Книга первая"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

1920 год. Мышеловка

– А этот твой визитер, Иванов... – задумчиво спросил Богдан, когда они вдвоем с Евой уже подошли к дому дяди Леннарта. – Ты помнишь, как он выглядел?

– Даже нарисовать смогу.

– Если ты такая талантливая, чего в проститутки подалась?

– Из любви к искусству. Классический театр сейчас в загоне, в моде экспериментальные постановки...

– Ага, вот ты и экспи... то самое, короче. Я вот думаю – этот твой Иванов не мог убить Скальберга?

– Дурацкий вопрос.

– Почему?

– Ну кто сейчас «не может убить»? Сейчас все всех убивают, легко и просто. Ты же наверняка кого-то убивал?

– Приходилось.

– Вот все так и думают – приходится, мол. Одного, другого, третьего. Или ты, или тебя. Ну? Ведь так же, скажи?

– А ты тоже убивала?

– А я – нет.

– Значит, можно и не убивать?

– Можно. Но никто не знает как. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы.

– Ладно, идем. Ты уверена, что твой дядя не запаникует?

– Спокойно, что я, дядю не знаю, что ли?

Дяди дома не было. Дома вообще царила подозрительная тишина – и в коридоре, и на кухне, и у соседей.

Рука Богдана потянулась к талисману, но в это время страшный удар обрушился ему на голову.

Белка обманул мадам Прянишникову, сказав, будто ему так и не удалось выследить поручика. Он никогда и не пытался его пасти, по крайней мере – всерьез. Пару раз он пускал за ним хвост, но только ради того, чтобы поручик его заметил и выказал свое недовольство. После этого выпасать поручика перестали, чтобы он расслабился.

Как только их пути с поручиком разошлись, он решил подстраховаться и устроил за бывшим своим подельником слежку, чтобы знать, где его искать, если вдруг поручику придет в голову глупость развязать язык.

Этим утром, когда события вдруг посыпались одно за другим, один из наводчиков Белки, Витька Шустрый, стоял на площади Лассаля и ждал, когда закончится дежурство поручика. Он обратил внимание на беспокойных легавых, заметил трупы, которые выносили и закидывали в грузовик, и все это было настолько интересно, что он едва не пропустил выход мента из здания.

Шел поручик сначала очень медленно и неуверенно, будто только что проснулся. Шустрый знал, что это может быть уловкой, и потому решил дождаться, пока между ними образуется приличный зазор, чтобы не бросаться в глаза. И оказался прав. Свернув на Ракова, поручик проверился и далее очень бодро пошел в сторону Московского вокзала, где он снимал комнату.

Держась буквально на пределе видимости, Витька следовал за поручиком и про себя молился, чтобы мент шел домой. Хотелось спать и жрать, но, не доведя клиента до какого-то адреса, бросать слежку было нельзя.

Как назло, домой поручик не пошел, а ломанулся по Лиговской в сторону Обводного. Шустрый шел по другой стороне улицы, то отставая, то приближаясь, и проклинал продажного мента самыми страшными проклятиями.

С Лиговской они свернули на Расстанную, и тут поручик закричал:

– Леннарт Себастьянович! Леннарт Себастьянович! – и бросился кого-то догонять.

Приглядевшись, Витька увидел, что поручик обнимает за плечо какого-то старика с тележкой, загруженной всяким хламом. Старьевщик слушал поручика, кивал, а потом пошел с ним, оставив тележку на тротуаре. Витька в нерешительности замер и стоял, пока мужчины не скрылись за углом. Тогда он прибавил ходу и побежал.

Поручик выскочил из-за угла, как чертик из табакерки. Шустрый влетел ему лицом в грудь.

– Глаза разуй, придурок, – обругал поручик Витьку и пошел прочь.

Витька застыл, ни жив, ни мертв, и, чтобы не вызывать подозрений, все же свернул. И сразу наткнулся на тело старьевщика. Старик сидел, опершись спиной о стену, глаза его закатились, рот был открыт.

– Эй, дядя, – Шустрый слегка толкнул старьевщика. Бездыханное тело завалилось набок. Витька сначала отпрянул в ужасе, а потом припустил в шалман, только пятки засверкали.

– Убил старьевщика? – удивился Белка. – Зачем?

Он пришел в шалман буквально перед Шустрым и теперь внимательно слушал. Видимо, утро у Белки тоже выдалось то еще – лицо разбито, глаза красные. Но держался он бодро, если не сказать – зло. Ему явно хотелось какого-то действия.

– Не знаю, – ответил Шустрый.

– Эй, кто-нибудь знает, кто такой Леннарт Себастьянович? – крикнул Белка.

Знала Люська Впритык. Она щипала на рынках и в трамваях, а также в пунктах по приему стеклотары, там она часто встречала Эбермана.

– И чего в нем такого?

– Не знаю, дед и дед.

Тут фамилию Эберман вспомнил хозяин шалмана, Мойша-Молдаван.

– Мошенник был экстра-класса, – сказал он. – Закатывал благотворительные балы, забирал кассу и поминай как звали.

– А чего так опустился?

– Так это вам понт нужен, а старые мастера скромно живут, потому их и не ловят.

Что-то близкое к пониманию забрезжило у Белки в голове.

– К нему, быстро!

Дальше работали по многажды отработанной схеме: стук в дверь, предъявление бумажек, вызов понятых – и основательный шмон в комнате. Жил мерзавец Эберман и впрямь скромно – ни цацек, ни мехов, ни тряпок, только какой-то ключик за иконой.

– Есть ключ – значит, где-то замок. Ищите! – сказал Белка.

Тайник нашел Сергун, наугад сунувшийся в камин. Ключ идеально подошел к замку, но – внутри оказалось пусто. Белка выругался.

– Так вон, Евка идет, племянница его, – кивнула в окно соседка, вызвавшаяся в понятые. – С нее и спрашивайте. С хахалем идет. Не успели Скальберга схоронить, а она уже с другим.

До Белки дошло. Тритон этот хранился у Эбермана, Скальберг, сука легавая, водил шашни с его племянницей и прикрывал старьевщика. Поручик как-то об этом узнал, сразу срубил с хвоста Белку и хотел забрать цацку в одно рыло. Забрал или нет? Сейчас выясним.

Всех соседей загнали в комнату соседки и велели сидеть тихо и не дышать. Сергун с Мерином спрятались в тамбуре и ждали, пока племянница с хахалем войдут.

Как только парочка вошла в квартиру, Сергун ударил хахаля по затылку рукояткой нагана. Девушка взвизгнула, ей тут же заткнул рот Мерин. Тут же к ним вышел Белка.

– Так, кто здесь у нас? – спросил бандит. – Ты племянница Эбермана?

– А вы кто?

– А мы – это Иван Тихонович Белов, по прозванью Белка. Не слыхала? Где цацка, говори!

– Какая цацка?

– Тритон! Вспомнила?

– У дяди.

Белка ударил девицу по лицу. Несильно, так, чтобы почувствовала, кто здесь главный.

– Поручик его прикнокал, поняла?! Зажмурился твой дядя! И ничего при нем не оказалось! И вы щас с хахалем зажмуритесь, если я не узнаю, где тритон. Мерин, обшмонай ее.

– Не надо! – испугалась девица. – Он у меня.

– Давай сюда!

Девица порылась в вязаной сумочке через плечо и вытащила оттуда черный фланелевый кошелек. Белка вытряхнул содержимое себе на руку.

Цацка оказалась холоднющей, будто со льда, но при этом приятной на ощупь – будто жучок в кулаке щекотала кожу.

– Вот те нате хрен в томате, – удивился Белка. – Ну и хрень. И почему она такая дорогая?

– Не знаю, – пискнула девица.

– А кто знает?

– Он, – и девица ткнула пальцем в хахаля.

– А он кто?

– Покупатель. Сказал, что миллион может дать.

– Такой сопеля? Сергун, подними его.

Сергун нагнулся, ухватил парня за шкирку и поднял. Белка несколько раз шлепнул покупателя по щекам.

– Эй, просыпайся, приехали.

Парень открыл глаза, с трудом сфокусировал зрение на Белке – и снова закрыл.

– Эй-эй, не спать! – Белка снова похлопал хахаля по лицу. – Меня сегодня неласково разбудили, и я сам никому спать не дам. Говори – сколько стоит тритон?

Парня здорово штормило. Белка с упреком посмотрел на Сергуна – переусердствовал. Лицо у хахаля вдруг сделалось несчастным, он дернулся, и Белка едва успел отскочить – покупателя вырвало.

– Ну ты свинья... – поморщился Белка.

– Водички бы...

– Перебьешься. Говори – сколько стоит тритон?

– А он у тебя? Ой, мама... – парня снова вырвало.

– Ну и хрень! – лицо у Белки тоже стало несчастным, но он сдержался.

– Триста пятьдесят тысяч дам. Золотом, – сказал парень, отплевываясь.

– Мне говорили, что миллиона не жалко.

– Миллион моя голова стоит, а вы ее сломали, – простонал покупатель. – По доброте душевной я тебя прощу и даже денег дам, но миллион – перебьешься. Буэ...

Белка озадачился. Купец оказался под стать поручику – ничего не боится, гнет свою линию. Не этого ли парня имел в виду поручик?

– Ты поручику миллион предлагал!

– Поручик меня по голове не бьет.

– Мы извинимся. Виноваты, думали, что ты мент.

– Много мне с ваших извинений. Буэ... Вот, видишь – блюю. Это значит – сотрясение мозга. Триста пятьдесят тыщ, ни копейкой больше.

– Давай пятьсот!

– Тогда я приголублю того, кто меня приголубил, в качестве компенсации.

Сергун встретился глазами с главарем – мол, ты же так не поступишь?

– Если в качестве компенсации, то тогда миллион, – решил Белка.

– Договорились.

– Ванюрик, ты чего? – насторожился Сергун.

– Надо, Сергун, надо. Миллион на дороге не валяется. Зато потом можно хоть в Ниццу съездить, голову подлечить.

– Ванюрик, ты чего? Ты же сам сказал...

Белка взвел курок:

– Отдай ствол. Нет, погоди, патроны достань сначала. А то как бы греха не вышло.

Сергун послушно вытряхнул патроны из барабана и отдал наган жертве.

– Повернись, бугай, – сказал покупатель, перехватывая наган за ствол. Когда Сергун послушался, он со всего маху врезал бугаю по затылку. Сергун закатил глаза и упал в блевотину. – Хорошо-то как стало, – покупатель вернул ствол Белке.

Бандит в этом уверен не был.

– Жду вас через неделю на Стрельне, – продолжал купец. – Деньги будут упакованы...

– Ну-ка, тормози, – оборвал его Белка. – Никаких через неделю. Сегодня ночью или никогда. И не в Стрельне, а в Лигово.

– Вы в своем уме? Я и триста пятьдесят за день не соберу. Будьте разумны – я прошу вполне реальный срок. К тому же я в Лигово никого не знаю, не могу же я...

– Слушай меня, фраер. Компенсацию ты уже получил, и условия сделки определяю я.

– Почему это вы?

– Потому что у меня краля твоя. И если ты начнешь выкобениваться, она до завтра тебя не дождется.

– С чего вы решили, что она моя краля? – усмехнулся купец. – Делайте с ней, что хотите.

– Мерин, отрежь ей ухо.

Девица завизжала, Мерин осклабился и полез за ножом.

– Ладно, раскололи, – сознался парень. – Оставьте ее. Ева, не бойся, я все сделаю.

– Вот так лучше. Золото ты явно не на поезде повезешь, так что ждать тебя будем на развилке Петергофского и Таллиннского. Ровно в полночь. Все понял?

– Все.

– И учти, если ментов приведешь... – Белка чиркнул себя по горлу большим пальцем.

Кое-как вернув Сергуна в чувство, бандиты ушли, уводя с собой Еву. Богдана снова вырвало, и он направился на кухню умыться. Из комнаты опасливо выглядывали соседи, но выходить не решались.

Несмотря на зверскую боль в голове, в мыслях у Богдана воцарилась редкая ясность. Все сложилось. Какой же он был дурак, что не надел петуха, мог бы и без этого мордобоя обойтись, но зато теперь он все понял. И от понимания этого голова болела все больше. На всякий случай он повесил талисман на шею. И вовремя, потому что хлопнула входная дверь и в квартиру влетел кто-то еще.

– Иванов, я здесь, – крикнул Богдан.

Шаги стали тихими.

– Не крадись, я без оружия.

– Откуда мне знать? – послышался голос из коридора.

– Ниоткуда. Я знаю, что ты за тритоном пришел.

– Он у тебя?

– Нет, у Евы... или как там его... они только что ушли.

– Я тебе не верю.

– Не верь, мне-то что.

Незнакомец потоптался в коридоре.

– Что здесь произошло?

Богдан потрогал огромный шишак на затылке.

– Да так, деловые переговоры.

– Не стреляй, я захожу.

Некоторое время они молча разглядывали друг друга.

– Это ведь не ты Скальберга убил? – спросил Богдан.

– Нет, – ответил Иванов.

– А старика зачем?

– Он сам. Сердце не выдержало.

Богдан кивнул. Теперь все окончательно прояснилось.

– У Белки в Лигово малина? – уточнил он.

– Да.

– И ты там был?

– Был, – кивнул Иванов.

– Мне очень туда нужно. Отведи, а? Только ты и я.

– Зачем тебе?

– А я любопытный. Я теперь все-все знаю, только где бандиты прячутся, не догадался еще. А остальное могу рассказать.

– Только быстро. Я тороплюсь.

– Я тоже. Но должен я хоть с кем-нибудь поделиться? На самом деле все просто...

1920 год. На самом деле

Решение, сам того не подозревая, предложил Эвальд. Он сказал, что никто не может знать, что тритон – у дяди Леннарта. Коллекцию Булатовича спер не он, возвращал тоже не он, а что хранилась она в дядином тайнике – так об этом только четверо знают, и им болтать о своем преступлении смысла нет никакого. Так что не стоит беспокоиться.

Беспокоиться Леннарт Себастьянович не перестал, но зато придумал, как себя обезопасить. В Скальберге и Эвальде он ни капли не сомневался, а вот жадные Куликов и Сеничев дядю Леннарта тревожили. И однажды, устав от постоянного ожидания предательства, Леннарт Себастьянович зашел в пивную, где играл на баяне душегуб Шурка Андреев.

– Есть дело на сто тыщ, – сказал дядя Леннарт.

Некоторое время Шурка-Баянист имел с самочинщиками общие дела и мог сработать «под Белку», чтобы не вызывать подозрений у уголовки. Леннарт Себастьянович не был мокрушником, но иного способа избавиться от опасных свидетелей, кроме как убить Сеничева и Куликова, не видел. На цене Баянист и Эберман сошлись быстро, и к концу мая оба клиента зажмурились, как полагается: наглухо и с уведомлениями.

Вот только облегчения Эберману это не принесло. Опасения потерять тритона росли и множились. Ему казалось, что Скальберг слишком пристально за ним наблюдает, иногда в окне напротив Леннарту Себастьяновичу мерещилось лицо сыскаря. Шурка и вправду проявил беспокойство: передал через Эвальда, что Ванька-Белка, по всей видимости, пронюхал про артефакт и всем сейчас грозит опасность.

Леннарт Себастьянович занервничал – неужели Скальберг догадался? Эвальд, расценив переживания дяди как страх перед Белкой, сказал:

– Дядя Леннарт, ты что, не понимаешь? Ты сейчас вообще в полной безопасности. Если к тебе до сих пор никто не пришел, значит, Куликов и Сеничев не проболтались. Жаль, сбежать за границу не успели, так бы можно было слух пустить, что они с собой тритона увезли, поди проверь. Ну да ладно, Скальбергу скажем, что вернули предмет на место, и все снова станет по-старому.

Ну конечно! Если Скальберг исчезнет, все подумают, что он и украл предмет! На него ведь падало уже подозрение! Дядя Леннарт радостно потер руки.

Услышав имя Скальберга, Баянист сначала усомнился. Скальберг слыл неприкасаемым – еще никому не удавалось застать его врасплох. Но Леннарт Себастьянович сказал, что сам приведет его.

Шурка клюнул сразу. Еще бы – дядя Леннарт чуть ли не на коленях к нему приполз просить прощения за упрямство и рассказал, что разговаривал с девицей, которая работает на Белку, и эта девица сильно обижена из-за несправедливого дележа и готова сдать пахана.

На встречу Скальберга повел сам дядя Леннарт. Конечно, адрес Шурке не понравился, но он был переодет, с повязкой на щеке и с накладной бородой.

– Последний этаж, квартира прямо, – сказал Эберман, открывая дверь в подъезд. – Как зайдешь – махни через окно. Если не махнешь – сразу за милицией побегу.

Шурка покачал головой – мол, дядя Леннарт, какую чепуху ты несешь – и скрылся в подъезде. Больше Эберман его не видел. Однако кошмар для дяди Леннарта на этом не закончился. Утром Эвальд, который давно уже жил у дяди, – тот боялся оставаться один – выглянул в окно.

– Чекисты шумят, – еле слышно сказал он. – Наверное, записку нашли.

– Чекисты? Какую записку? – не понял спросонья дядя.

– Которую я от тебя Скальбергу передавал, помнишь? С приглашением на встречу. «Шурка, приходи завтра в 8 часов вечера на Таиров переулок, дом 3, где ты получишь важный материал по интересующему тебя большому и таинственному делу». У тебя, дядя, настоящий талант.

– Ты прочитал?

– Конечно. Дядя Леннарт, ну неужели ты думаешь, что тебе самому пришло в голову, что надо избавиться от Скальберга и тех двоих?

Эвальд не был похож на самого себя. До сих пор он выглядел мягким и нежным, но вдруг стал твердым и грубым. Он смотрел дяде в глаза и не моргал.

– Ты? Что ты сделал? – испуганно пролепетал Леннарт Себастьянович.

– Я? Ничего. Я только подсказал тебе, как следует поступить, чтобы стать невидимым. Ты, как умный человек, правильно воспринял мои намеки, и вуаля – мы теперь одни.

– Ты меня заставил!

– Нет. Ты все решил и сделал сам, я лишь подсказал тебе направление.

– Но зачем?

– Дядя, рано или поздно все, что знают хотя бы двое, становится известно всем. Я просто решил сократить риски. Я ждал три года, надеясь, что Советы загнутся. Похоже, что они пришли надолго. Опытные генералы и солдаты не могут сокрушить безграмотное быдло, видимо, эти перемены нужны кому-то, кто выше всех нас. Я хочу провести конец времен в уютной и благоустроенной стране, ни в чем себе не отказывая. Я даже вас готов забрать. Отдайте мне тритона. Я скопирую в музее какое-нибудь золотое кольцо или камень, все, что угодно, и мы будем богаты до конца своих дней.

Была в словах племянника такая сила, что сердце Леннарта Себастьяновича дрогнуло, и он отдал артефакт племяннику. Удивительно, но ему стало легче. Будто таскал на себе тяжкий груз и вдруг освободился. А потом вновь затосковал.

– Баянист, – сказал он.

– Что – Баянист? – спросил Эвальд.

– Если его поймают, он меня сдаст.

– Не сдаст.

– Почему?

– Во-первых, пока его еще поймают. Во-вторых, даже если поймают, что он скажет? Вас кто-нибудь видел вдвоем?

– Н-нет.

– А раньше вы были знакомы?

– Тоже нет.

– Его слово против твоего. Я всегда подтвержу, что ты никогда не встречался с этим баянистом. Ну, а в-третьих, очень скоро мы уедем, и никто нас не найдет.

– Правда?

– Конечно. – Эвальд вновь стал таким, как был, – мягким и нежным. – Я уже приготовил несколько вещичек, довольно компактных, чтобы можно было вынести из музея. Мы уедем в Финляндию, а оттуда нам весь мир будет открыт.

Леннарту Себастьяновичу ничего не оставалось, кроме как верить племяннику. У племянника же были совсем иные планы, и спасение любимого дяди в них не вписывалось. К этому времени он почти подготовился к бегству. Но все же, чтобы уголовка не вышла раньше времени на дядю Леннарта, Эвальд побывал в пивной и передал Баянисту записку: «Если попадешься – держи язык за зубами, плачу вдвойне. В Крестах есть свой человек, он выведет».

В бывшую «Асторию» Эвальд ходил не просто так – потешить самолюбие. Он ждал именно иностранца, чтобы украсть у него документы. Опоить какого-нибудь венгра или американца, стащить документы, вклеить свою фотографию и пересечь границу. А за границей все решает золото. Он станет богатым и переплюнет даже Астора, в честь которого названа гостиница. Да что там – он купит и Астора, и его алмаз «Санси», он будет богаче Креза, Мидаса и Соломона!

Иностранцев долго не было. Приходилось иметь дело со всякими командирами и совдепами, ждать, пока они напьются вусмерть, раздевать догола, а утром щебетать – «ух, какой ты!» и убегать. Воровать он не решался – ему нужен был постоянный доступ в «Асторию», а попавшись на воровстве, можно было забыть о пути на свободу.

В тот день, когда Богдан его выследил, Эвальду повезло – он с ходу подцепил англичанина, изрядно уже нализавшегося. Они мило щебетали друг другу всяческие скабрезности, и англичанин предложил уединиться.

Язык его уже заплетался, и Эвальд решил – вот он, шанс. Он помог горе-кавалеру дотащиться до номера на третьем этаже, и тут кавалер вдруг ожил, начал позволять себе лишнее и случайно обнаружил, что Эвальд не совсем то, чем кажется. Иностранец впал в ступор. Он ждал чего угодно, но такой пассаж сбил его с толку.

– What is this? – спросил иностранец, глядя на бутафорский бюст.

– Surprise! – Эвальд жалко улыбнулся и бросился бежать.

Молодой человек, отмазавший Еву от чересчур бдительного швейцара, оказался навязчивым, но небезынтересным. Он был не тем, за кого себя выдавал. Эвальду даже почудилось, что незнакомец его караулил. Особенно подозрительными показались разные глаза спасителя – зеленый и голубой, которые он старательно прятал за цветными стеклами пенсне. Необходимо было выяснить, кто этот парень и чего хочет.

Такого количества спиртного, которое выдул за один вечер разноглазый, на памяти Эвальда еще никто не мог выпить. Парень мешал всё подряд, глотал самогон, ликеры, вино и водку и никак не падал. Как бы не пришлось и от него драпать, думал Эвальд, уводя разноглазого в комнату. Но любопытство брало свое.

Выяснить удалось только то, что у незнакомца тоже имеется артефакт. Эвальд некоторое время боролся с желанием снять амулет, но побоялся разбудить. Чтобы хоть как-то компенсировать потерянный вечер, он забрал весь выигрыш кавалера и ретировался.

Утром он собирался бежать. Подозрительная активность вокруг раздражала, и следовало менять место обитания. Махнуть в Москву, туда все перебирались. А там, глядишь, и иностранца охмурить можно будет или фальшивый паспорт справить... Эвальд пришел в музей и стал выгребать из закутка в картотеке скопированное за четыре дня золото. Хм, за золото можно и не фальшивый, а очень даже настоящий паспорт сделать!

И вдруг такое разочарование – не успел. И чутье ведь не подвело – ментом оказался вчерашний спаситель. Пришлось вести его к дяде. Может, там получится отбояриться...

Богдан разливался соловьем. Он понимал – найти малину в Лигово невозможно. Иванов – единственный, кто знает, где хаза бандитов. Нужно было во что бы то ни стало расположить к себе поручика, чтобы он привел Богдана к банде.

– ...А когда он от Белки узнал, что ты его дядю прихлопнул, но на квартиру не заглянул, наш друг сразу понял – ты побежал за ним, в Эрмитаж. Да что-то задержался. Ты где несколько часов мотался?

– В Эрмитаже снова комиссия была из чека, – ответил Иванов. – Долго ждать пришлось, пока они там все обследуют. У Бенуа снова истерика – чекисты ищут такие же предметы вне коллекции. Дзержинский какой-то особый отдел организует по изучению этих артефактов. Он сначала не поверил, что Ева – вовсе не Ева. А потом рассказал, что ее жених увел. Это ты жених?

– Я.

– И что делать будем, жених?

– Тебе нужен тритон? Забирай, мне его к делу не пришить. А мне нужен этот клоун ряженый и Белка.

– Откуда я знаю, что ты меня ментам не сдашь?

– Ниоткуда. Мы прямо сейчас едем к Белке, вдвоем.

– Я и один справлюсь.

– Нет.

– Странный ты какой-то, – сказал Иванов. – Мне бы тебя придушить, но слишком любопытно, что ты дальше делать будешь. Идем.