Текст книги "Долгая дорога в АД"

Автор книги: Алексей Курилко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

29

–

Положим, что так. Но сути дела это нисколько не меняет. Что касается вашего вопроса –

я отвечу прямо. Я только недавно понял, чего я хочу на самом деле. А раньше… Сначала я даже не

задумывался об этом. Потом я искал острых ощущений. И довольно долго. (Хотя я уже

разочаровался в слове «долго». Слово «долго» потеряло для меня свой первоначальный смысл.

Слишком ДОЛГО я испытывал на себе его значение. И в хорошем и в плохом. Произошёл

внутренний сбой) А потом я попытался обрести счастье. Захотел попробовать спокойной семейной

жизни.

–

И?

–

Давайте выпьем ещё по рюмочке, и я вам расскажу.

–

Наливайте.

–

А где же ваша рюмка?

–

Да вот же.

–

Отлично. Полную?

–

Нет, половинку.

Запись 013

–

Я решил осесть, остепениться… Пожить тихо и мирно. Вдали от больших городов и

селений. С женой, детьми… Мне представлялся большой дом на берегу моря. Ну, в общем, всё

знакомо и понятно… И вроде ничего сверхнеобычного. Но мне понадобилось четырнадцать лет, чтобы найти ту девушку, с которой мне захотелось создать семью. Четырнадцать лет! Я не шучу!

Зато что за девушка была… Красивая, добрая, умная… Хозяйственная. Не скажу, будто любил её, но относился к ней тепло и трогательно. Такие редко встречаются. И таких, как правило, невозможно сразу заметить и оценить по достоинству. Но зато как же будет счастлив тот, кто

разглядит и оценит…

Я приобрёл огромный участок земли, построил своими руками дом у реки. Мы повенчались. Её

звали Адель. У неё были дивные каштановые волосы и большие тёмно-карие глаза. Характера она

была кроткого. Мне кажется, я смог вызвать в ней чувство любви. Во всяком случае, каждый раз, когда я возвращался с охоты, она искренне радовалась мне, с удовольствием хлопотала по дому, а

по ночам отдавалась мне с бешеной и самозабвенной страстью, которой при свете дня нельзя было

заподозрить в этой милой и хрупкой на вид девушке.

Мы прожили вместе три года… Да, три. Детей у нас не было. Хотя я очень хотел, но… Это

огорчало меня, но всё же не сильно. Потому что нам было хорошо вдвоём. По вечерам после ужина

мы сидели у жаркого камина, я курил трубку, а она читала мне какую-нибудь интересную книгу

вслух… Возможно, это и было счастьем? Не знаю. В то время я не думал об этом. Нам было

хорошо, и всё.

–

Иди-ий!.. Простите. Идиллия… Хоть и с мещанским уклоном.

–

Меня полностью устраивало то состояние безмятежности и покоя, в котором я пребывал.

Даже лёгкая хандра, этакий беспричинный сплин, обволакивающий душу, был приятен до истомы.

Словно сытый кот, греющийся под лучами весеннего солнца, я глядел на весь мир сонным

безучастным взглядом. Меня гложило лишь одно. Беспокойное предчувствие того, что всё это

ненадолго. И уж тем более – не навсегда. Не умеет человек в полной мере наслаждаться настоящим: призраки прошлого и видения будущего не дают нам покоя. Как бы там ни было, предчувствие

меня не обмануло. Адель тяжело заболела и спустя несколько недель умерла. Она попросту сгорела

у меня на глазах. Медицина тогда находилась на примитивном уровне. Спасти Адель не

представлялось ни малейшей возможности. И только после её смерти я понял, какую страшную

потерю я понёс. Так часто и бывает.

–

С-согласен.

30

–

Вы когда-нибудь теряли близкого человека?

–

Конечно.

–

Тогда ещё один вопрос. Вы когда-нибудь теряли близкого человека, которого по-

настоящему любили и в котором нуждались?

–

Вы же сказали, что не любили её…

–

Сказал, что вначале не любил, но за три года я прикипел к ней всем сердцем. И самое

главное – она любила меня. Для эгоиста нет большей утраты, чем потеря человека, заботящегося о

тебе наравне с тобой, а подчас и намного лучше и больше твоего.

–

Неплохо с-сказано!

–

Вы в порядке?

–

В полном. Наливайте.

–

Мне кажется, вас немножко развезло.

–

Кого? Меня? Нет! Ну, может, самую малость.

–

Да, меня тоже слегка укусило. Но вы опьянели заметно. И что удивительно, так скоро. А

выпили-то пустяк.

–

З-знаете, что я подумал? Несправедливо, что вам предоставлена такая …ий!.. Простите, такая уникальная возможность – жить вечно, а вы … Только не обижайтесь!

–

Не собираюсь.

–

Вам предоставлена такая уникальная возможность – жить вечно, а вы – никто. То есть не

то чтобы никто, но вы довольно посредственная личность. Этакий примитивный, среднсти…

среднестачи… серый вы!

–

Я не в обиде.

–

Ведь это мог быть… э … Леонардо да Винчи, например. Вы представляете, сколько бы

он мог всего сделать? Наливайте. Наливайте!

–

Не факт.

–

Что – не факт?

–

Осознание того, что ты не вечен, гораздо эффективней мотивирует творца. Не Творца с

большой буквы, а творца. Художника. Мастера. А в процессе работы ничто так не стимулирует, как

нехватка времени. Зачем человеку торопиться, если у него в запасе целая вечность. Самое главное в

жизни всегда можно отложить на завтра. Вы не согласны?

–

Ну…Вам, конечно, видней.

–

Предлагаю выпить на брудершафт.

–

Легко!

–

Да вы гусар, батенька.

–

Я не служил…

–

Да?

–

У нас была военная кафедра.

–

Тоже неплохо.

–

А скольких людей вы убили за свою жизнь?

–

Я не считал. Берите рюмку.

–

Мгу…

–

Поехали. (Пауза. Звук троекратного поцелуя) Переходим на «ты».

–

Уже.

–

Так куда удобней.

–

А Сталина ты видел?

–

В кинохронике.

–

А что так?

–

В смысле?

–

В живую не видел?

–

Нет.

–

Чего?

–

Не пришлось.

31

–

А Чингисхана?

–

Нет, не видел.

–

Тоже тот ещё был зверь.

–

Тоже?

–

Ну вы ведь далеко не святой.

–

Ты.

–

Что – ты?

–

Мы перешли на «ты».

–

Ну да. Ты не святой.

–

Не святой. А кто без греха?

–

Ой, не начинай! Веришь ты в Бога или нет – значения не имеет. Есть какие-то общие

нравственные ценности, но для тебя человеческая жизнь – пустой звук… Я тебя вижу насквозь…

Ты для меня – раскрытая книга! И знаешь что? Неинтересная книженция. Да! Неинтересная, злая и

гадкая книженция! Без картинок. Я не встречал человека более безра…безнравственного и

циничного.

–

Циником обычно обзывают того, кто ко всему относится здраво и честно. Слышишь

меня? Честно.

–

Честность – слабое оправдание совершённых преступлений!

–

Ты полагаешь, я преступник?

–

А кто? Пасхальный заяц?

–

Мне казалось, мы стали друзьями…

–

Твои друзья, любезный, в овраге лошадь доедают. Ты зверь! Зверюга! У тебя и взгляд

голодного мерзкого хищника. Таких как ты и отстреливать не жалко. А то неровен час –

набросишься.

–

Коньяк сделал тебя агрессивным.

–

Чего?

–

Ничего.

–

Ий! Дурацкая икота.

–

В разное время разные вещи считались преступными. Подчас совершенно…как сказать?..

Противоположные…

–

Убийство невинных людей – всегда преступление.

–

Невинность – понятие относительное.

–

Очень даже конкретное… в конкретной ситуации.

–

А как тебе такое:

«Преступник тот, кто преступил черту.

Не как другие поступивший в чём-то.

И большинство людей черту ту чтут.

Лишь единицы посылают к чёрту.

К чертям собачьим, чёрт меня дери!

Чужое чуждо мне нравоученье.

Не зря Господь сознаньем одарил –

Мне самому давать оценку и значенье».

Что скажешь?

–

Это что?

–

Это стихи. Те самые, что лишь на меня произвели впечатление в момент своего

рождения. Мои стихи.

–

Корявые стишата.

–

Может быть. Но мысль точная.

–

От скромности ты не умрёшь.

–

Звучит как тост.

32

–

Я не стану с тобой пить!

–

Почему?

–

Не хочу. Ясно? Я выпью сам. Вот так!

–

Ладно. Тогда я тоже выпью сам.

–

Да пожалуйста. Сколько угодно.

–

Стало быть, ты меня не уважаешь?

–

А кто ты, собственно, такой, чтобы тебя уважать? Кто? Учитель младших классов? Или, может, врач-реаниматолог? Что хорошего ты сделал в жизни? Я не говорю, что нужно обязательно

быть выдающейся личностью, дабы снискать уважение, нет. Вот, скажем…Моя мать, к примеру.

Тридцать четыре года она проработала на ткацкой фабрике простой рабочей… Тридцать четыре

года – ни одного прогула, ни одного опоздания… Многие скажут – гордиться нечем. А я уважаю…

Я бы не смог…

–

Ты засыпаешь, дружище…

–

…Да, уважаю… Она, конечно, не Герой Социалистического Труда… У неё не было

никаких особых достижений… Хороший человек – и только…

–

Как насчёт того, чтобы вздремнуть?

–

Работа и моё будущее – вот и всё, что её волновало… Она… она…

–

Я приду утром. Отдыхай.

–

…Она мечтала видеть меня юристом… Хотела гордиться мной… Больше гордиться было

нечем… Что уж тут… Жизнь… А я… В жизни…

–

Спи.

–

…такое дело… куда уж мне… оправдать…

–

Надо же.

Запись 014

(Неразборчиво. Какое-то невнятное борматание. Затем – храп)

Запись 015

–

В первую очередь я хотел бы извиниться за своё вчерашнее поведение. Как хозяин дома я

не имел права так себя вести.

–

Не понимаю. Всё было здорово. В рамках приличий. Ничего такого, за что требовалось

бы просить прощения.

–

Нет-нет, я утром прослушал вчерашнюю запись. Моё хамское поведение… Я вёл себя

отвратительно.

–

Не заметил.

–

Я вёл себя самым неподобающим образом. Это непростительно. То, что я говорил… Вы

извините…

–

Мы же вчера перешли на «ты».

–

Да, я помню. Помню. Но всё-таки мне удобней так.

–

Как хочешь. А я, с твоего разрешения, сохраню за собой право обращаться к тебе на

«ты». Не сочти за амикошонство, но мы пили на брудершафт.

33

–

Ничего не имею против.

–

Вдобавок я как-никак малость постарше, не правда ли?

–

Постарше – не то слово. А вы действительно не обиделись?

–

Нисколько, мой друг. Обычно обижаются на правду, которую не желают признавать. А я

признаю.

–

Вот как? Это интересно.

–

Доля истины в твоих словах безусловно присутствовала. И доля весомая. Я никто. Но я

был вынужден оставаться никем. Чтобы не выделяться. Оставаться в тени. Лишний раз привлекать

внимание к своей персоне в моём положении безрассудно и рискованно. Также справедливо и то, что гордиться мне особенно нечем. Сам по себе я, наверное, личность заурядная… Я всего лишь

солдат. Две трети своей жизни я провёл в армии. Одна война сменялась другой. История мира – это

сплошные войны. У мира… Как сказать? Infra dignitatem! Дурная репутация. Да? Я – дитя этого

мира. Всё верно. Но кое в чём ты сильно заблуждаешься. Я немало сделал для этого мира.

Например. Я спас молодого Микеланджело от голодной смерти. Я не дал пропасть в забвении

рукописям со стихами и балладами Франсуа Вийона. Я предотвратил попытку самоубийства

генерала Слащёва. Это не так уж мало. И наконец, я вернул миру на сто дней поистине великого

человека.

–

Боюсь предположить. Кого вы имеете в виду?

–

Императора Наполеона.

–

Должно быть, увлекательная история.

–

Ещё бы! Рассказать?

–

Спрашиваете?! Я весь превратился в слух.

–

Как ты, наверно, знаешь, после возвращения из России Наполеон выигрывал все битвы,

но тем не менее войну он проиграл. Вчерашние союзники один за другим предавали его и

становились врагами. Шестая коалиция была самой многочисленной: Англия, Россия, Австрия, Швеция, Пруссия… Ну ты знаешь! Его бывшие маршалы и соратники тоже переметнулись в стан

врагов. Бернадотт, Мюрат, Моро – все они предали своего императора. Да что маршалы! Почти

весь французский народ отвернулся от Наполеона. Люди устали от бесконечной войны. Народ и

армия не всегда едины. Солдаты в большинстве своём хранили верность великому полководцу. Но

армия в целом была обескровлена. Более двухсот тысяч не вернулись из России. Во Франции в

который раз объявили досрочный набор новобранцев. Набирали уже совсем юнцов, почти

подростков. Их ещё надо было обучить. Не хватало обмундирования, оружия, провизии… Во всём, во всём был недостаток. Однако Наполеон верил в свою счастливую звезду, верил в свой гений, и

эта вера передавалась его солдатам… И они были готовы умирать за него… Умирать, воскресать и

снова умирать. Солдаты боготворили его!

–

Не стоит так уж идеализировать…

–

Отнюдь, мой друг. Я знаю, что говорю. Мне рассказывали, что однажды – в тринадцатом

году – Моро пересёкся с одним старым французским солдатом, взятым в плен, попытался

заговорить с ним, но тот, узнав французского полководца, воюющего теперь в стане врага, отступил

от Моро и воскликнул: «Да здравствует Республика!» И отвернулся. Отвернулся с презрением.

Демонстративно.

–

И? О чём это говорит?

–

Солдаты не разбирались в политике, и для них воевать за Наполеона – значило воевать за

Республику, хотя самой Республики давно уже не было, была империя. И эта империя находилась в

опасности. Наполеон разбивал одну армию за другой. Но враги поступили коварней. Избежав

встречи с армией Наполеона, русская армия вошла в Париж. Город сдали без единого выстрела.

Узнав о взятии столицы, Наполеон лишь грустно проговорил: «Отличный шахматный ход». И

умолк. Словно обессилел.

–

А это правда, что когда одна девица в полнейшем восхищении от Александра Первого

спросила – отчего же он так долго не приезжал в Париж, то он ответил: «Меня несколько задержала

храбрость ваших солдат»?

34

–

Не знаю. Больше похоже на байку. С другой стороны, вполне допускаю, что это имело

место быть.

–

Продолжайте.

–

Я закурю.

–

Курите.

–

Император собрал совет. Он предлагал тотчас идти на Париж. Маршалы угрюмо

отмалчивались. Это молчание красноречивей каких-либо слов говорило о том, что маршалы и

генералы вовсе не рвутся в бой, они не верят в победу, дело кажется им проигранным

окончательно. Набравшись храбрости, один из маршалов предложил императору отречься от

престола в пользу своего сына. Ради спасения Франции. В конце концов тот был вынужден

согласиться. Другого выхода не оставалось. Он понял, что упорствовать не имеет смысла. Одно то, что они осмелились ему такое предложить, уже о многом говорило. Предложить такое… Ему!

Великому императору и солдату!

–

Всё равно что предложить тигру отказаться от мяса и стать вегетарианцем.

–

Стало быть – ты способен оценить, насколько тяжёлым был для него этот выбор.

–

С ним обошлись довольно мягко. Его сослали на остров Эльба.

–

Для великого человека унижение хуже смерти.

–

Если хуже, то отчего ж он не лишил себя жизни?

–

Соблазн был. И соблазн был велик. Но в таком случае весь мир бы считал, что он

признал себя бессильным и побеждённым. А это было не так. Он чувствовал себя не побеждённым, а преданным.

–

Я так понимаю, вы хорошо его знали?

–

Нет, но я служил ему верой и правдой, пройдя нелёгкий путь от Аустерлица до Ватерлоо, от рядового до командующего батальоном императорской гвардии. Знаешь… есть легенда, будто

Бонапарт знал множество солдат по имени. Это, мягко говоря, преувеличение. Даже для его

феноменальной памяти. Но свою старую гвардию он знал превосходно. И необычайно дорожил ею.

Поэтому он не пожелал расставаться с гвардией, отправляясь на Эльбу.

–

Дайте и мне сигаретку.

–

Великий был человек.

–

Вы рассказывайте, а я покуда удержусь от комментариев.

–

Ваше право.

–

Передайте пепельницу.

Запись 016

–

Невероятно! Вместо великой империи, которую он тринадцать лет собирал и которую

расширил до небывалых размеров, Наполеон получил в своё владение маленький остров Эльба

площадью в двести квадратных километров, находившийся в полусотне километров от Корсики –

родины Бонапарта. Это было унизительно. Но не смертельно.

Его новое королевство было до смешного маленьким, бедным и малочисленным – около

двенадцати тысяч жителей. Чем заняться бывшему владыке Европы на таком крохотном острове?

Деятельному, энергичному, ещё не старому человеку, привыкшему работать по восемнадцать

часов? Вроде как нечем. Однако к безделью он не привык. Первым делом он придумывает флаг для

своего маленького королевства. Затем обустраивает скромный дом. После чего разбивает перед

домом небольшой садик. А дальше его бешеная энергия распространяется на благоустройство всего

королевства. Несмотря на ограничение в средствах, он строит дороги и мосты. Он прокладывает

канализацию и систему орошения, он вкладывает деньги в развитие горного дела… Он как может

занимает себя и других, обдумывает план написания будущих мемуаров… Неоднократно повторяет

35

приближённым: «Я не вижу ничего великого в том, чтобы покончить с собой, как в пух

проигравшийся игрок. Надо иметь гораздо больше мужества, чтобы жить».

Он на разные лады повторяет эту мысль, потому что наверняка не раз задумывался о бегстве.

Только не мог решить – совершить ли ему побег из жизни или с острова. Скорее всего, он

задумался об этом уже через неделю. Но со стороны казалось, что Бонапарт смирился со своей

долей и решил обосноваться на Эльбе надолго, если не навсегда.

К нему приехала сестра, потом мать… Приезжала Мария Валевская с сыном… В отличие от

австриячки, которая, видимо, и не собиралась приезжать. Не приехала к нему и его первая жена, но

у Жозефины имелась уважительная причина – она умерла. Получив эту печальную весть, Наполеон

на несколько дней превратился в печального угрюмого затворника.

Понятное дело, я никогда не вёл с ним задушевных бесед на личные темы. Не пришлось. Ну, как-никак, субординация и прочее… Но всё же, думаю, я не сильно-то и ошибусь, предположив, что её – Жозефину – он единственную из женщин по-настоящему любил. Развод был необходим.

Время пришло. Ему нужен был наследник. Прагматизм взял верх над эмоциональной стороной

дела. Жертва была принесена. Остальное – история. Читая впоследствии о его невесёлом финале на

острове Святой Елены, я не удивился, узнав, что последние слова Наполеона перед кончиной были

«Франция… армия… авангард… Жозефина…». Хотя, возможно, молва лишь приписывает ему эти

слова.

Да… Как бы император себя ни занимал, скука подкрадывалась и, окружив, сжимала кольцо.

Днём он ещё худо-бедно себя чем-нибудь отвлекал. Но по ночам, когда Наполеона одолевала

бессонница, он мучился и томился более всего. В ночное время он иногда отправлялся на прогулку

по острову, и нередко мы сталкивались на гребне утёса, носившего название Чёртов Рог, поскольку

и я по ночам любил там прогуливаться или сидеть в глубоком раздумье над бушующим морем под

звёздным безмолвным небом.

Иногда он заговаривал со мной первым, а иногда проходил мимо, делая вид, будто не заметил

меня.

Однажды он спросил:

«Что, старина, опять не спится?»

«Ничего, сир, я уже привык».

«Вот, значит, как? – удивился он. – А к унылому времяпрепровождению здесь ты, стало быть, тоже привык?» -

«Человек, – ответил я, – ко всему привыкает».

«Ко всему, – согласился он, – кроме скуки».

Эх, знал бы он, что такое скука!

Кстати, это поразительно. Мне всегда казалось, что скука – удел простых людей; сложный

человек не может скучать, поскольку слишком занят собой. Конечно, все люди эгоисты. Но у

простого человека и запросы попроще. На всех уровнях. Не таков человек сложный. Он, например, готов стать самым богатым человеком в мире, чтобы довольствоваться малым. Или вести борьбу с

религией, чтобы стать ближе к Богу.

Я не знаю, как и когда Наполеон решился на эту последнюю и самую сумасшедшую в своей

жизни авантюру. Но, по-видимому, его мучили сомнения до последнего дня. Но в конце концов, он

решился!

Однажды, в конце февраля, мы снова встретились у Чёртового Рога, и он попросил:

«Давай-ка поболтаем, старина. Если, конечно, у тебя нет никаких других срочных дел. Ты не

против?»

«Никак нет, мой император. Я совершенно свободен».

«Я тут вот подумал, – сказал он, как всегда, с едва заметным акцентом, – а не вернуть ли нам

всё, что принадлежит нам по праву? Мне говорят, это невозможно. Но я давно вычеркнул слово

«невозможно» из своего словаря».

Если ты скажешь, что он всего лишь играл передо мной, как он обычно играл на публику, то я

отвечу следующее: очень может быть. Может, он и играл, но как величественна была его роль. И

36

если избитое изречение моего друга «Весь мир театр, а люди в нём актёры» верно, то главное в

этом мире – достойно доиграть выпавшую тебе роль до конца.

Я ему сказал:

«Что бы вы ни выбрали – мы, ваши верные солдаты, останемся с вами».

Знаю, знаю, можешь понапрасну не кривить лицо и не строить кислую мину. Циничные дети

этого пошлого времени, что вы знаете о верности и чести? Вам претит всё благородное и высокое.

Вы только естественные потребности возвели в норму, а всё, что выходит за рамки, – в ту или иную

сторону – для вас ненормально и дико.

Ладно, сейчас не об этом.

«У тебя есть монета?» – спросил Наполеон.

Я вытянул золотой, который хранил с прусской кампании.

«Бросим жребий. Пусть сама судьба решает. Орёл – возвращаемся во Францию, решка –

остаёмся здесь покрываться плесенью. Бросай».

И я бросил. Кувыркаясь, монета взлетела вверх и упала к ногам, потом отскочила и покатилась

в сторону…

«Что там?»

Я наклонился и, подобрав монету, сообщил:

«Орёл».

«Ну что ж, – тихо промолвил император, – повторим вслед за великим Цезарем: «Жребий

брошен»».

И круто развернувшись, он зашагал прочь от меня…

Спустя несколько дней после этого разговора мы покинули остров. Нас было чуть больше

тысячи человек: пятьсот пятьдесят гренадёров, восемьдесят польских уланов, остальные – жители

острова, пожелавшие вступить добровольцами в нашу маленькую армию.

Первого марта одна тысяча восемьсот пятнадцатого года наша убогая флотилия, состоящая из

полудюжины утлых судёнышек, причалила к французским берегам. Перед высадкой в бухте Жуан, капитан флагмана флотилии, по приказу императора спустил флаг Эльбы и под восторженные

крики солдат поднял французский триколор.

Наполеон никогда не славился ораторским мастерством. Но его первую после самовольного

возвращения из ссылки публичную речь я помню до сих пор. Она была яркой и немногословной.

Наполеон объявил, что он, суверенный государь острова Эльба, вернулся на родину с одной-

единственной целью – отнять у короля Францию и вернуть её французскому народу. Он также

сказал, что поскольку французский народ верит в него и эта вера придаёт ему сил, то он, располагающий всего шестью сотнями солдат, готов атаковать короля Франции, имеющего

шестьсот тысяч солдат.

Непостижимо! Я до их пор не перестаю поражаться. Откуда этот человек черпал силы,

решимость и уверенность в победе? Ведь задача была сама по себе безумная. У него всего тысяча

человек, а против него – армии. Я не то чтобы преклоняюсь, но… Согласитесь, это достойно

уважения.

Через несколько дней на дороге, ведущей в Гренобль, у деревни Лаффрэ мы столкнулись с

батальоном под командованием майора Делассара. Наполеон приказал нам оставаться на месте, а

сам пошёл навстречу батальону, преградившему нам путь. Пошёл один. Майор Делассар отдал

приказ приготовиться к бою, и батальон стоял, выстроенный в боевом порядке, готовый в любой

момент ударить ружейными залпами. Наполеон спокойно шёл навстречу смертельной опасности, и

только нервный шорох гравия под его твёрдой поступью нарушал наступившую тишину. Все

зачарованно глядели на идущего. Наполеон шёл медленно. С непокрытой головой, в простой

полковничьей шинели…

Ты можешь представить себе эту картину?! А я видел её…

Он остановился перед строем метрах в тридцати и обратился к солдатам громким сильным

голосом без дрожи:

«Солдаты пятого полка! Вы узнаёте меня? Я – ваш император!»

В этот момент раздался истеричный крик одного из офицеров:

37

«Пли!»

И тогда император, распахнув шинель, шагнул вперёд и выкрикнул:

«Кто? Кто из вас посмеет стрелять в своего императора? Я сам становлюсь под ваши

выстрелы».

Солдаты дрогнули… И вот они уже с криком «Да здравствует император!» бросают ружья и

бегут к Наполеону, падают перед ним на колени...

Затем к нам присоединился седьмой линейный полк, выступивший из Гренобля под

начальством полковника Лабедуайера. А за солдатами навстречу императору вышли простые

гренобльские жители и принесли обломки городских ворот.

«У нас, – сказали они, – нет ключей от города, поэтому мы, император, принесли тебе его

ворота».

В Лионе, где императора тоже встречали не выстрелами, а восторженными криками, Наполеон

вызвал меня к себе и сказал:

«Как видишь, дружище, мы обманули судьбу. Армия в массовом порядке переходит на мою

сторону. А это значит, что ты поступил правильно».

«Не понимаю…» – забормотал я, всем своим видом выражая растерянность и недоумение.

«Не придуривайся, – прервал меня он. – Я прекрасно видел, что монета упала решкой. Но ты

сказал «орёл», и я окончательно утвердился в своём решении. Если уж мои ветераны наперекор

судьбе верят в меня, то имею ли я право сомневаться? Ни секунды! Благодарю за службу, полковник».

В ответ на присвоение очередного звания я выкрикнул привычное:

«Да здравствует император!»

Короче, безумная авантюра великого полководца удалась, и я горжусь, что имел к этому

отношение.

Запись 017

–

То есть вы солгали Наполеону, бросая жребий?

–

Солгал. Каюсь. Мне было тошно на Эльбе.

–

Стало быть, вы пошли на хитрость ради себя?

–

В данном случае наши интересы совпали. Ведь Наполеон явно готовил побег. И довольно

давно. Мой поступок был лишь последней каплей.

–

Вы сказали, что гордитесь тем, что подарили миру «сто дней»?

–

Горжусь, что имею к этому отношение.

–

Я вам удивляюсь. Наполеон был тираном. Вы ослеплены личным знакомством с ним. Но

мы – глядящие на прошлое объективно – мы видим: Наполеон – это диктатор и тиран.

Цивилизованный, образованный, талантливый, но диктатор и тиран.

–

Кто спорит? Но сколько он дал миру! Он давал миру, хотя мир упорно сопротивлялся. А

он давал!

–

Да что он дал? Бесконечные войны?

–

Франции он дал новую Конституцию. А что касается бесконечных войн, то он же сам

когда-то сформулировал, в чём именно состояла его миссия. Не берусь процитировать дословно, но

сказал он примерно следующее: я хотел создать такую Европу, в которой все граждане были бы

свободными, и имели бы одну национальность, и могли бы перемещаться из одного конца Европы в

другой с одним только паспортом. Единое государство без границ – разве это плохо? Социальные

инновации во Франции…

–

Да бросьте! Он стремился лишь к мировому господству! Мания величия и любовь к

власти – вот и всё, что им двигало.

–

Не стоит утрировать.

38

–

А что же им двигало, по-вашему?

–

Это совершенно не важно.

–

Что вы имеете в виду?

–

Возьмём для примера наше Солнце. Оно себе горит… Допустим, что оно хочет только

одного. Гореть. Хуже того. Оно хочет сжечь всё живое. Но благодаря этому всё живое существует.

Происходит смена дня и ночи. Одна пора года сменяется другой.

–

Это благодаря вращению Земли. Вокруг Солнца и вокруг собственной оси.

–

Ну правильно. Солнце горит. Земля кружится. Дождь льёт. Реки текут. Каждый

выполняет свою функцию. И всё это вместе взаимодействует… и противодействует… Одно

невозможно без другого. Тут тебе и первый закон диалектики – единство и борьба

противоположностей. Мужчины и женщины лучше всего иллюстрируют это положение. И если

есть ангелы, то рано или поздно должны были появиться демоны. И когда рождается Сет, рождается Гор.

–

Но ведь вы ошиблись. Судьба всё-таки сокрушила Наполеона. Каких-то три месяца – и

Ватерлоо.

–

Битва под Ватерлоо была страшной. У Наполеона было семьдесят тысяч человек, у

Веллингтона почти столько же. Но к Веллингтону шёл на помощь фон Блюхер с

пятидесятитысячным корпусом, а Наполеон ждал маршала Груши с тридцатью шестью тысячами

человек. Об этой битве написаны тысячи книг. Я не стану подробно разбирать это сражение ещё и

потому, что был там лично, но всей картины не видел и не имел о ней полного представления.

Сражение началось в одиннадцать дня и длилось до восьми часов вечера. Силы были равны. И

Веллингтон, и Наполеон понимали: к кому первому прибудет подмога, тот и одержит

окончательную победу. Фон Блюхер подошёл первым. Дело было проиграно. Но Наполеон

продолжал верить.

В семь часов Наполеон пустил в дело свой последний резерв – императорскую гвардию. Мы

стояли насмерть. Пруссаки уже пришли на подмогу англичанам, но мы бились, хотя всё говорило о

разгроме.

Я, кстати, слышал крик английского полковника «Храбрые французы, сдавайтесь!», но слышал

и знаменитый ответ моего любимого генерала Камбронна – «Дерьмо! Гвардия умирает, но не

сдается!»

А маршал Груши, которого император ждал до последней минуты, так и не подошёл. Битва

была проиграна. Не только битва, но и вся война.

–

Странный вы человек.

–

Разве? Вроде как обыкновенный.

–

Просто в ваших речах я уже заметил некое противоречие.

–

Потому что на практике не всё так однозначно, как в теории.

–

Вы не солдат.

–

Да?

–

Вы скорее философ.

–

Это побочный эффект длинной жизни.

–

Злой и циничный философ.

–

А каким должен быть философ?

–

Вам бы надо книгу написать.

–

Зачем?

–

Ну, а зачем пишут книги?

–

А чёрт его знает. По-разному. Но я не хочу ни денег, ни славы: я не желаю умничать и не

получаю удовольствия от складывания слов в предложения. И ко всему – я не вижу смысла. Чужой

опыт и знания почти ничему не учат. А просто развлекать людей мне скучно. В последнее время

мне и читать неинтересно. А когда-то… давно… я много читал… я любил читать… Жизнь,

настоящая жизнь была не столь интересна, как жизнь книжная… Знаешь, что такое эскапизм?

Стремление человека уйти от мрачной действительности в мир иллюзии. Книги способствуют

39

этому. Но это было давно… Всё меняется… Люди тоже меняются… Я сильно изменился… Я уже

не тот…

–

Слушайте!

–

Что?

–

Есть гениальная идея!

–

Так…

–

Вы что-нибудь слышали о знаменитом опроснике Марселя Пруста?

–

К сожалению, нет. Или к счастью?

–

Не имеет значения. Вернее, замечательно! Опросник состоит из трёх десятков вопросов.

Считается, будто сам Пруст ответил идеально. Лично я не понимаю, почему так считается. Да и

могут ли быть идеальные ответы? Идеальные для всех? Бред.

–

Так что делать?

–

Да просто искренне отвечать на вопросы. И всё.

–

Ну, давай попробуем.

–

Одну минуту, я только найду этот список вопросов. Или составлю свой. Вопросов десять

я помню точно…

–

Давай.

–

И ещё предлагаю позавтракать. У меня появился аппетит.

–

Поддерживаю.

–

И тогда уже приступим.

–

Как скажешь.

Запись 018

–

Ну-с, приступим?

–

После такого плотного завтрака хочется вздремнуть, но с другой стороны, в таком

расслабленном сонном состоянии лучше всего думается. Голодный человек думает быстро, остро, но не всегда верно, оттого что спешит, не допускает роскоши анализировать. У голодного даже

мысли хищные, злые, зубастые… Сытый человек более духовный, потому как может себе

позволить поразмышлять не о насущном, а о вечном, о высоком, об абстрактном… Правда, вот

беда, я растекаюсь мыслью по древу, но я постараюсь формулировать ответы лаконично. Насколько

смогу.

–

Нет, вы отвечайте, как вам заблагорассудится.

–

Но ведь Пруст, небось, был крайне краток?

–

Заполняя анкету – да.

–

Ну вот.

–

Но Пруст – отнюдь не показатель. Это моё личное мнение.

–

Всегда недоумевал: для чего люди добавляют в эту фразу слово «личное»? Личное надо

держать при себе. К чему эта демонстрация? Как понятно нам, когда человек говорит: «Это мои

личные вещи». И вдруг! Не просто «это моё мнение», а именно «моё личное мнение». В смысле – не