355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Константинов » Коррумпированный Петербург - Документальные очерки » Текст книги (страница 12)
Коррумпированный Петербург - Документальные очерки
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 14:17

Текст книги "Коррумпированный Петербург - Документальные очерки"


Автор книги: Алексей Константинов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Удивительно ли, что по роду своей деятельности Александр Букаев был знаком с большинством руководителей "Ленвеста"? Поначалу они воспринимали Букаева как "некомпетентного в вопросах деятельности СП, неграмотного и бестактного сотрудника милиции, пытающегося вмешиваться в производственный процесс". Они даже поднимали вопрос перед руководством УБЭП о замене Букаева другим сотрудником. Жаловались они и Крамарову (тогдашнему начальнику ГУВД), и Собчаку, и в газеты, грозя внешнеполитическими осложнениями с объединенной Германией. В русло этого противоборства укладывалась и статья корреспондента "Часа Пик" Льва Корсунского в номере за 6 мая 1991 года, рассказывающая о "наезде" Букаева на "Ленвест".

Однако постепенно напряженность в отношениях спала. Настолько, что Букаев стал обращаться к руководству СП (в основном к Аскерову) с личными просьбами. Хотя неприятностей у ленвестовского начальства хватало. То в УБЭП попадают материал о незаконном получении президентом "Ленвеста" квартиры (состава преступления не оказалось, и дело было закрыто). То "о сомнительной законности строительства коттеджей для руководства СП в Лужском районе" (были подозрения; что строительство идет за счет сферы соцкульбыта "Ленвеста"; расследование прикрыли только потому, что, по закону, в случае преобладания в уставном фонде частного капитала дело можно было возбудить лишь по заявлению одного из учредителей), и Букаев лично выезжал проводить обыск у Аскерова (он проводился с личным участием Букаева за несколько дней до исторического заседания профкома по выделению квартир). То против родного брата Аскерова возбуждали дело по подозрению в даче взятки (позже дело было прекращено за отсутствием состава преступления). Одним словом, верхушка "Ленвеста" имела возможность убедиться, что от Букаева "зла может быть много, и такого человека лучше иметь в друзьях". (Примечательно, что такое положение дел следствие сочло "постановкой Аскерова в такие условия, когда он не мог не выполнить просьбу Букаева". Суд, правда, в этом со следствием не согласился.)

До руководства УБЭП нехорошие слухи о "взаимоотношениях" Букаева с "Ленвестом" доходили. У одного из сотрудников Управления Карпова имелось на руках даже так называемое "подозреваемое дело" о получении квартиры Ковалевой и роли в этом событии Букаева. Сам Букаев к тому времени фактически возглавлял 9-й отдел УБЭП, курировавший область. Стоило слухам об этом деле дойти до Букаева, как он в гневе явился к Карпову и стал выговаривать, что под него-де кто-то копает. Самому Карпову, в общем-то, было уже все равно – он дорабатывал в УБЭПе последние дни.

Примерный семьянин

Примечательно, что на момент выделения "Ленвестом" Татьяне Альбертовне квартиры, сам Букаев к г-же Ковалевой формально отношения не имел, поскольку еще в январе 1992 года брак между ними был расторгнут.

– Александр узнал, что я ему изменила с моряком из БМП, – объясняла Татьяна Альбертовна причину развода следователю.

И вообще, по ее словам, к получению ею квартиры бывший супруг не имел отношения.

– Все сделал отец. Он, как "чернобылец", ходил к руководству "Ленвеста" и договаривался о квартире. Если бы не он, не видать бы мне квартиры... – уверяла Ковалева следственные органы.

Такому отцу остается только позавидовать – мало того, что к "Ленвесту" он не имел ни малейшего отношения, так еще и умудрялся приезжать в Питер ходатайствовать за дочь, будучи разбит параличом. Просто чудеса медицины!

Некоторые детали заставляли усомниться, что между разведенными супругами так уж все было безвозвратно кончено. Сперва борец с экономическими преступлениями прописал к себе тестя (случилось это восемь месяцев спустя после официального развода). Свидетельство о расторжении брака Ковалевой было получено еще до оформления развода. А в "ленвестовскую" квартиру вместе с Ковалевой и их сыном Сергеем въехал и сам Букаев – именно этот адрес был им оставлен в УБЭПе для срочного оповещения как домашний. (Хотя сам он в январе 1993-го получил однокомнатную квартиру в ЖСК фабрики им. Веры Слуцкой. Квартиру ему выделили по ходатайству ГУВД на вполне законных основаниях.) Многие их знакомые утверждали, что, несмотря на развод, бывшие супруги продолжают вести совместный образ жизни. Да и сама Татьяна Альбертовна не отрицала этого. Как уверяла Ковалева, на окончательный разрыв они не шли из-за боязни травмировать психику сына. В целом же, в дела бывшего мужа она якобы не совалась.

Кстати, строгость в морали у г-на Букаева оказалась несколько односторонней. Не простив супруге "измены", он сам в течение нескольких лет обманывал Татьяну Альбертовну с... ее младшей сестрой Натальей. Девушка жила вместе с ними под одной крышей. Ну, и как-то все, в общем, так и получилось, как пишут иногда об этом в газете "СПИД-Инфо"... Произошло это еще в Брянске в 1987 году и с тех пор так и тянулось. Девчушка всерьез увлеклась бравым милиционером, а жена, как это часто бывает, не видела, что творится у нее под носом, и до самого последнего момента была уверена, что Александра с Натальей связывают "чисто дружеские отношения".

Именно эти "чисто дружеские отношения" оказались заснятыми на видеокассете, которую обнаружили 11 апреля 1994 года при обыске в сейфе Букаева. Несмотря на надпись: ""Путешествие в Америку". Брак пленки, портит магнитофон, не включать", пленка хранила на себе любовные утехи бравого убэповца со своей свояченицей – как в домашних условиях, так и в интерьерах служебного кабинета. Именно эта кассета, происходящее на которой эксперт оценил как порнографию, стала основой для обвинения Букаева в изготовлении порнографической продукции. Обвинение, однако, в суде отпало, поскольку никому, кроме себя, это свое "творчество" любвеобильный сотрудник УБЭПа демонстрировать не собирался.

Да и сама Наталья не отрицала своей связи с мужем старшей сестры. То, что он одновременно жил и с ней, и с Татьяной, Наталью ничуть не смущало. Кстати, и она подтвердила, что после развода никуда он из семьи не ушел, продолжал жить так же, как и до этого.

Нам-то какое дело, кто с кем спит? Да, в общем-то, никакого – это частное дело каждого, лишь бы за рамки закона не выходило. Но и о второй своей любимой женщине г-н Букаев проявлял нежную заботу. Подарки ей дарил, на работу устраивал. То в фирму "Мэрилен" продавщицей – это при том, что и жена его в то же время там трудилась главным бухгалтером. (Как же было не устроить двух протеже сотрудника УБЭП, когда тот возбуждал уголовные дела против сотрудников этой фирмы, а, живя рядом с фирмой, то и дело туда захаживал "при исполнении", оказывая "психологическое давление"?) То на завод им. Радищева работницей участка технических кожевенных изделий. То на кожевенную фабрику "Марксист".

На завод им. Радищева Наталью взяли по просьбе Букаева в начале 1991 года, а уже через несколько месяцев девушка попыталась получить от завода комнату в коммуналке. Администрация ей навстречу не пошла, хотя Наталья Ковалева и обладала справкой жительницы зоны чернобыльского заражения. Тогда (при посредничестве все того же Букаева) девушка перешла на работу на "Марксист", где и получила комнату в коммуналке на Васильевском острове.

Может быть, она была передовицей кожевенного производства или молодым специалистом? Нет. Высшего образования у Натальи на тот момент не было, да и работницей, по воспоминаниям коллег, она оказалась так себе – часто опаздывала, неоднократно имела замечания. Забавно, что ратуя за трудо– и жилищеустройство любовницы, Букаев выдавал себя за ее дядюшку.

12 апреля 1994 года Александра Букаева арестовали. По воспоминаниям очевидцев, вел он себя несколько странно: то извинялся, то принимался откровенно хамить и даже откровенно угрожать. В изоляторе 45/4 ему пришлось несладко – уже через четыре дня до его жены дошли слухи, что арестант пытался вскрыть себе вены или повеситься. Попытка суицида оказалась единственной – уверившись, что никто не обращает на него особого внимания, заключенный успокоился. В камере его прихватила гипертония, и вскоре бравого полковника было не узнать – одним махом он постарел лет на десять. Сам он предъявленные обвинения напрочь отвергал, заявляя, что к получению жилья ни своей женой, ни любовницей отношения никакого не имеет.

Суд да дело

К 29 июля следствие по делу было закончено, и собранные материалы направили в Петербургский городской суд. Спустя два месяца его принял к производству судья Федор Иванович Холодов. Тогда еще Холодов считал, что и доказательств для рассмотрения дела собрано вполне достаточно, и что отсутствуют обстоятельства, из-за которых дело можно было бы приостановить или прекратить.

Начало процесса назначили на 31 октября 1994 года Администрация "Ленвеста" теперь рвала и метала, требуя вернуть квартиру назад, в чем и предъявила гражданский иск. (Постановление прокуратуры об аресте спорной квартиры было вынесено еще 12 мая 1994 года.)

Вот тут-то и начались странности. Многие свидетели стали говорить совсем по-иному, нежели на предварительном следствии. Теперь, по их словам, выходит, что и Татьяна Ковалева принята была уборщицей на совершенно законный основаниях, и обязанности свои с честью выполняла. (Правда, оформлявшая Ковалеву сотрудница отдела кадров "Ленвеста" и здесь осталась верна своим показаниям, что увольнение ее было связано с регулярными невыходами на работу.) Члены профкома, дружно жалуясь на плохую память, вспомнили, что вопрос о Ковалевой все-таки обсуждался и даже по инициативе Аскерова. Вот только так и не упомнили, как же голосовали сами при обсуждении ее кандидатуры. Сам Аскеров теперь утверждал, что и знать не знал, что Ковалева – супруга Букаева, да и помочь ей с жильем его просил, якобы, некто Наклонов: некогда коммерческий директор "Ленвеста", а в то время работник мэрии. (Наклонова пытались вызвать в суд, однако он в него так и не явился. Несколько позже этот господин был убит при довольно странных обстоятельствах. Пропали бесследно и еще кое-кто из свидетелей.) Аскеров в суде не мог припомнить, чтобы когда-нибудь Букаев вымогал у них взятку в любом виде или предъявлял "Ленвесту" какие-либо незаконные требования. Напротив, теперь выходило, что подсудимый оказывал им "неоценимую помощь в наведении порядка на предприятии". (Кстати и сам Аскеров не задержался в России после окончания суда – ныне он вполне благополучно проживает в Германии.)

Как свидетельствуют работники прокуратуры, подобные проявления "склероза" для свидетелей по такого рода делам – не новость. Тем более, что ответственности за такие изменения показаний никто не несет – уголовное преследование возбуждается крайне редко. А программы защиты свидетелей у нас нет...

Чем же объяснял г-н Аскеров столь разительные противоречия в своих словах на следствии и в судебном заседании? На следствии, мол, на него бессовестным образом давили и заставляли "сгущать краски, чтобы утопить Букаева", обещая в противном случае засадить за решетку самого Аскерова.

Той же линии поведения придерживалась в суде и председатель профкома "Ленвеста" г-жа Петрова. Мол, рассматривали кандидатуру Ковалевой на профкоме, жилье она получила вполне правомерно, и ничьих прав при этом ущемлено не было. А что на следствии сказала по-другому, так просто растерялась тогда и наговорила не то, что нужно. Да и президент "Ленвеста" утверждал в суде, что Ковалева получила квартиру без ущерба для предприятия. (Странная позиция, особенно если учесть, что иск за эту самую квартиру "Ленвест" так и не снял...)

Примерно то же самое говорили и представители "Марксиста", выделившие комнату Ковалевоймладшей. Получила-де она ее правомерно, как лицо, пострадавшее от Чернобыльской аварии, и Букаев к этому отношения не имел.

Сам подсудимый заявил, что жилье и его женой, и его любовницей, и им самим получено было на вполне законных основаниях, а сам он стал жертвой борьбы за власть в УБЭП между тогдашним начальником УБЭП Ботузовым и одним из его заместителей Даниловым. (Ботузова-таки уволили с формулировкой "за покровительство Букаеву".)

Под занавес уходящего 1994 года судья Холодов отправил дело Букаева на доследование, поскольку "не были приняты все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела". По мнению судьи, "обвинение не содержало, какие противоправные действия или бездействия, связанные со своим служебным положением, совершил Букаев",

Наверное, Федор Иванович имел основания на такое мнение – судья он опытный и с большим стажем. Можно сказать, осторожный, Ведь именно судебная коллегия под его председательством сочла обвиняемых по делу Малышева виновными в чем угодно, только не в бандитизме. (Но уж тут сам прокурор обвинение по этой статье снял, разве против прокурора попрешь?) И никто другой, как Федор Иванович, отправил на доследование другое "бандитское" дело – Валерия Дедовских, после чего с сего гражданина, обвинявшегося в организации вооруженной группировки, вымогательстве, организации убийства и подцепке документов, чуть было не были сняты все обвинения. Еще раз фамилия Холодова всплыла в связи с одним из скандалов вокруг дела Якубовского, когда, по версии правоохранительных органов, именно этот почтенный юрист пытался через адвоката Евгения Тернов скоро получить около сотни тысяч долларов за "нужный" вариант решения по делу (впрочем, это совсем другая история). Одним словом, Федор Иванович перестраховался, сняв с себя ответственность, и, как показало время, по-человечески не ошибся.

До доследования дело Букаева не дошло: Верховный суд счел, что неполнота следствия – еще не повод для повторного проведения следствия. В апреле 1995-го состоялось повторное рассмотрение дела, уже судьей Почечуевым. На этот раз процесс тянулся долго – свидетели болели и в суд являться не спешили. А когда являлись, то всячески отрицали то, что подсудимый "вымогал у них взятки".

Тем не менее, в июле 1995 года Санкт-Петербургский городской суд признал полковника Букаева виновным в использовании служебного положения. Почечуев посчитал, что "взяткой" действия Букаева назвать все же нельзя, поскольку проверок "Марксиста", где получила комнату его любовница, он не проводил, а была ли поездка Букаева на обыск у Аскерова его личной инициативой, установить не уд ал ось. Но и при таком раскладе суд выразил мнение, что и Аскеров, и Есипов (директор "Марксиста") опасались пусть не конкретных действий Букаева, сколько его служебного положения (в том числе и с расчетом на будущее). Мотив действий Букаева суд увидел не в его "корыстных побуждениях", а "в другой личной заинтересованности". Говоря языком не юридическим – квартирами хотел обеспечить не себя лично, а своих близких. Остальные же деяния Букаева, по мнению суда, выходят за рамки уголовного законодательства и заслуживают лишь определенной морально-этической оценки.

Таким образом, решением горсуда Букаева приговорили к двум годам лишения свободы условно с испытательным сроком. К тому моменту как раз случилась амнистия, под которую подсудимый и попал, вчистую освободившись от отбытия наказания. Но и этим г-н Букаев не удовлетворился и подал кассационную жалобу в Верховный суд, требуя отменить приговор.

Высшая судебная инстанция пошла ему навстречу. Приговор отменили, поскольку сочли, что Букаев действовал как частное лицо, а не сотрудник УБЭП. (Честно говоря, как-то странно, может ли выступать сотрудник правоохранительных органов во взаимоотношениях с поднадзорным ему предприятием как частное лицо?) Букаева восстановили в должности. Правда, под давлением обстоятельств он вынужден был подать в отставку "по собственному желанию". Теперь он судится с журналистами, имевшими неосторожность написать в свое время о его "подвигах"...

Такое вот правосудие.

Чадолюбивый Еременко

11 сентября 1996 года прокурор Санкт-Петербурга Владимир Еременко назначил "стрелку" начальнику Военно-медицинской академии генералполковнику медицинской службы Юрию Шевченко. Шевченко ехал по городу в служебной "Волге", когда в его машине зазвонил сотовый телефон. Собеседник – а им оказался г-н Еременко – предложил срочно встретиться. Через несколько минут в районе Дворцовой площади рядом с "Волгой" генерала остановилась "вольво", закрепленная за прокурором. Владимир Еременко, не мешкая, пересел на заднее сиденье машины начальника ВМА, а шофер "Волги" вышел размяться. Вскоре на переднее сиденье автомобиля приземлился еще один персонаж, доселе Юрию Шевченко неизвестный. Владимир Иванович представил незнакомца, но генерал не запомнил имени, хотя позже предположил, что третьим собеседником мог быть директор "Северного завода" Герман Гардымов.

Г-н Еременко поведал жуткую историю о том, как под него "копает" УБЭП в связи с квартирой, полученной его дочерью, и попросил у г-на Шевченко помощи и дружеского участия. (В 1993 году дочь прокурора Елена Малярова, получившего тогда назначение в Петербург, несколько месяцев работала санитаркой в ВМА). Участие г-на Шевченко по предложению прокурора заключалось в том) что на бланке академии был изготовлен оформленный задним числом текст ходатайства о выделении квартиры г-же Маляровой. Увы, в спешке авторы "липы" немного ошиблись: фальшивка была датирована декабрем 1993 года, а отпечатана при этом на бланках ВМА, поступивших в обращение только в 1996 году.

По долгу службы прокурору Санкт-Петербурга Владимиру Еременко часто приходится сталкиваться с материалами уголовных дел, фигуранты которых ворочали миллиардами ворованных рублей, десятками квартир и умопомрачительным количеством автомобилей престижных марок. Между тем его должностной оклад невелик (даже скопить на приличную квартиру в Петербурге можно только лет за семь – и то если все эти годы покупать продукты в самых недорогих магазинах и обедать по случаю в какой-нибудь студенческой столовой).

Российская действительность настолько очевидно несправедлива, что трудно предположить, что г-н Еременко ни разу не задумывался о тяжкой прокурорской доле. Возможно, к этим раздумьям прибавлялись размышления о судьбе дочери, избравшей нелегкий путь врача и вышедшей замуж за офицера (офицеры, как известно, тоже не самая обеспеченная часть российского общества). А уж поскольку г-н Еременко с фамилией прибыл в Санкт-Петербург только в 1993-м, то перспективы обустроиться в городе на Неве должны были казаться ему достаточно призрачными. А ведь простые способы разом решить все свои жилищные проблемы миллион раз описывались в материалах тех самых уголовных дел, с которыми по долгу службы прокурору приходилось знакомиться. Кто будет корить его за то, что он не устоял перед искушениями?

Итак, у дочери петербургского прокурора (врача) и ее мужа (офицера) не было ни приличной квартиры, ни перспектив обрести приличное жилье во второй российской столице. "Ну, сами подумайте, разве может сейчас врач или офицер получить квартиру?" – с горечью вопрошал журналистов прокурор на одной из своих пресс-конференций. И лукавил, ибо его собственная практика доказала: квартиру получить может кто угодно, если его родители обладают "весом в обществе", должностью и необходимыми контактами в деловых кругах.

В 1993 году петербургское государственное предприятие "Северный завод" (кстати, то самое, где собирают знаменитые теперь на весь мир ракетные комплексы С-300), возглавляемое депутатом городского законодательного собрания Германом Гардымовым, решило построить жилой дом на земельном участке, который специально для этой цели выделил город. Городу предприятие должно было предоставить 10 процентов квартир в построенном доме, а остальные заселить работниками "Северного завода", которые стоят в городской очереди на улучшение жилищных условий. Выгода города, по задумке, должна была быть двойной: во-первых, за счет очередников из числа работников "Северного завода" сокращалась давно замершая городская очередь; во-вторых, город получал квартиры, чтобы облагодетельствовать еще десяток давно ждущих улучшения жилищных условий семей.

Однако, когда дом был уже достроен и "Северному заводу" пришло время расплачиваться с городом, г-н Гардымов показал себя настоящим рачительным хозяином, искренне озабоченным проблемами родного предприятия: он попросту отказался отдавать городу какие бы то ни было квартиры. Жилищный комитет мэрии возмутился было действиями генерального директора АО и обратился в прокуратуру. По существующей практике, прокуратура должна была бы, действуя в интересах города, обратиться в суд с иском в порядке общего надзора о признании действий г-на Гардымова незаконными. Но этого почему-то не случилось; "Северный завод" сделался собственником всего дома.

И практически тут же две квартиры из дома, построенного на средства "Северного завода", были переданы на баланс по договору инвестирования товариществу с ограниченной ответственностью "Винланд". ТОО, в свою очередь, не стало даже ставить квартиры на свой баланс, а использовало по наилучшему назначению, продав одну из них дочери прокурора Санкт-Петербурга за 2 миллиона (!) рублей.

На самом деле договор инвестирования существовал лишь на бумаге. "Винланд" никакого отношения к строительству не имел, а занимался поставкой на завод продуктов питания. Тем не менее, на основании этого договора ТОО получило в Жилищном комитете справку о собственности на квартиры и уже 4 февраля 1994 года заключило договор купли-продажи с дочерью прокурора. Вторая квартира была включена в обменную цепочку и использована при получении еще двух квартир, одна из которых в итоге досталась свояченице петербургского мэра Анатолия Собчака Ларисе Усовой, а другая – сыну самого г-на Гардымова: коммерсанты никого не забыли и никого не обидели. Разумеется, г-н Гардымов не ставил в известность об операциях с недвижимостью сотрудников своего предприятия, которые в крайнем случае могли бы претендовать на две квартиры, использованные для нужд родни всяких высокопоставленных людей.

История с квартирой для дочери прокурора попала в поле зрения членов оперативно-следственной бригады Генеральной прокуратуры, расследующих в Петербурге уголовное дело по фактам взяточничества и других злоупотреблений со стороны чиновников. Судя по всему, интерес, проявленный оперативниками к его скромной персоне, всерьез обеспокоил Владимира Еременко. Последовала роковая встреча у Дворцовой площади, в ходе которой, говоря юридическим языком, прокурор подстрекал начальника ВМА к изготовлению фальшивого документа.

Руководителем оперативно-следственной группы было направлено письмо на имя Генерального прокурора с просьбой о выделении дела в отношении г-на Еременко в отдельное производство, но какой-либо реакции из Москвы не последовало. Депутаты Госдумы Тельман Гдлян и Эдуард Воробьев, справлявшиеся у Юрия Скуратова о ходе проводимого в Петербурге расследования, также не получили вразумительного ответа. Прокурор Еременко, несмотря на двусмысленность положения, в котором он оказался, по-прежнему остается на своем посту, с высоты которого, кстати, может оказывать влияние на следствие. Как сообщают в своем запросе депутаты Госдумы, "Еременко дает прямые указания не являться на допросы", а "сотрудники городской прокуратуры отказывались выдавать необходимые следствию документы... ссылаясь на прямой запрет Еременко".

Более того, в рамках расследования уголовного дела, возбужденного городской прокуратурой по фактам злоупотреблений некоторых сотрудников УБЭП, обыскам подверглись служебные кабинеты и сейфы участников как раз той оперативно-следственной группы, которая занималась деятельностью самого г-на Еременко. Разумеется, прокурор города опасался за свою репутацию, которую могло здорово подмочить уголовное дело, где фигурировало его имя. Не исключено, кстати, что не только уголовное дело.

Может быть, до приезда в Петербург в 1993 году г-н Еременко и не подозревал, какие возможности для улучшения жизни своей семьи и своих близких дает прокурорская работа. Документальная история об этом умалчивает. Короче, неизвестно, был ли г-н Еременко бедным человеком, когда приехал в Петербург.

Зато доподлинно известно, что его личная квартира располагается в знаменитом доме 96 по Невскому проспекту – том самом доме, где обзавелись апартаментами бывшая руководительница ГТРК "Петербург – 5 канал" Белла Куркова со своим бывшим заместителем Михаилом Сыроежиным, укравшим у государственной телекомпании не один миллион долларов, и директор фирмы "Ренессанс" Анна Евглевская, обвиняемая в даче взяток высокопоставленным должностным лицам администрации Петербурга. В 1996-м прокурору удалось завершить ремонт в собственной квартире, который, по свидетельствам очевидцев, имеющих отношение к строительному бизнесу, должен был обойтись семейству г-на Еременко во многие десятки тысяч долларов. По странному стечению обстоятельств, квартиры в этом же доме достались сыну Гардымова и Ларисе Усовой.

Во всяком случае, так и не добившись от г-на Еременко вразумительных ответов на вопросы, связанные с обстоятельствами покупки квартиры его дочерью, следователи даже не стали пытаться спросить его об остальной недвижимости. А по собственной инициативе г-н Еременко об этом никому не рассказывает, зато принародно обвиняет в продажности журналистов, которые пытаются рассказать о некоторых, не очень афишируемых фактах его биографии.

Нужный человек, или Король питерских коррупционеров

Александр Евгеньевич Ефимов родился в Ленинграде 5 ноября 1958 года, в семье рабочих, никогда не знавшей особого достатка. В середине 1990-х он стал одним из богатейших людей в городе на Неве, где его знали, в основном, как "Ефима" или "Фиму" – лидера одного из направлений знаменитого сообщества тамбовцев. Путь Ефимова к богатству и "успеху" был труден и не прост. Он потребовал от Александра Евгеньевича огромных морально-психологических и физических затрат – в этих словах нет никакой иронии. Общеизвестно, что без труда нельзя выловить никакую рыбку из пруда, а Ефим умел ловить весьма и весьма жирных "карасей"...

Его трудовой стаж начался в 1983 году. Фима тогда устроился буфетчиком третьего разряда в обычный скромный кинотеатр "Охта" и числился в Тресте столовых Красногвардейского района. В 1984 году он становится швейцаром (а проще говоря – вышибалой) бара-столовой номер шесть все того же района, любовь к которому он пронес сквозь бурное время перемен.

Ефимов особых результатов в спорте никогда не показывал, но парнем был достаточно крепким, способным при необходимости "решать вопросы". Именно тогда, в середине 1980-х, вокруг него постепенно сплачивается дружный "коллектив", который время от времени начинают привлекать серьезные люди для вышибания карточных долгов и других, оперативно возникающих надобностей. У Ефима появляются деньги – достаточно значительные по тем временам. Он мог бы уже и не работать официально, но тогда еще преследовали за тунеядство, вот и приходилось Александру Евгеньевичу "подвешиваться" все в той же сфере обслуживания. (Опять же, он никогда не ленился за "лишней копейкой" наклониться, справедливо полагая, что она, копейка эта – рубль бережет.)

Недолгое время в 1985-м он "потрудился" буфетчиком в том же баре, где был швейцаром, но через несколько месяцев круто поменял профиль – оформился слесарем-сантехником в бане N25. В эту баньку любили захаживать и теневые дельцы, и бандиты. Фима всех встречал радушно и среди клиентов имел даже кличку "Банщик". Не брезговал он принимать и сотрудников милиции – в скором времени его ближайшей связью станет офицер из отдела Управления угрозыска Алексей Никулин (позже на базе именно того отдела, где работал Никулин, будет создано знаменитое шестое управление – то самое, которое должно было бороться с организованной преступностью). У Ефимова вообще было очень много знакомых милиционеров, с которыми он поддерживал тесные контакты, справедливо полагая, что "все хотят кушать". Именно благодаря его широким связям в милиции и родился позже миф о том, что сам Ефимов служил когдато участковым инспектором в Куйбышевском РУВД. На самом же деле Фима не служил даже в армии, а в Куйбышевском РУВД у него было просто очень много знакомых. Знакомства эти он позже уже в 1990-е – будет использовать очень и очень эффективно, его не будут тревожить такие "понятия" (принятые, например, среди московских воров), что с "ментами", мол, дела иметь "впадло". Ефим всегда считал, что нормально иметь дела с теми, с кем их выгодно иметь.

Надо сказать, что его "трудовая биография и понимание текущего момента" очень походили на биографии таких известных питерских бандитских лидеров, как Степаныч, Кумарин, Дедовских, Малышев – они тоже трудились в свое время в меру сил в сфере обслуживания швейцарами, вышибалами и барменами. В Москве такие факты биографии, например, помешали бы успешной "карьере". В Питере же это было в порядке вещей, в городе на Неве складывались постепенно свои традиции и тенденции. Именно благодаря этим тенденциям Петербург и будут позже называть "бандитским", в отличие от "воровской" Москвы. (Правда, в 1996-м возникло еще одно определение для Петербурга. Московская "братва" говорила: "Да, Москва – воровская, а Питер – город ментовской, потому что там менты борзые, крыши держат, через ментов больше половины вопросов решается, есть и такие ментовские команды, которые даже в общаки платят".)

Однако при всех многочисленных связях с представителями правоохранительных органов, Ефимов не чурался и уголовной среды. Его, например, поддерживала достаточно авторитетная "братская бригада", состоявшая из чистых уголовников, выходцев из Братска... В 1986-1987-х годах Ефимов числится гардеробщиком столовой N4, однако там он уже почти не появляется, у него возникают совсем другие "темы". Он близко сходится с Владимиром Кумариным, лидером тамбовцев, хотя и не высовывается, предпочитая оставаться в тени "Кума". Коллектив же самого Ефима начинает постепенно облагать налогами торговцев в Красногвардейском районе, предоставляя "охрану" спекулянтам и фарцовщикам. И вот что интересно – известно, как торгаши относятся к рэкетирам. Они их, мягко говоря, не любят и при случае всегда "сольют" в ту же "ментовку". Но... Ефимов никогда не привлекался к уголовной ответственности, вплоть до 1996 года. Он умел находить с торговцами общий язык, можно даже сказать, "дружил с ними". (А ведь в то же самое время воры пытались взять в Ленинграде инициативу на себя: в частности, тогда был направлен в Питер некто Савва Николаевич Попандупалло, уроженец Чимкента. Этот Попандупалло имел "лицензию" от московских воров на сбор "общака" – он тряс валютчиков и кооператоров на Невском, его поддерживали дагестанцы. Однако среди тогдашних городских авторитетов Попандупалло, опиравшийся на судимых, поддержки не нашел – победили "спортсмены", люто ненавидимые ворами. Савва Попандупалло продержался не более трех месяцев – был арестован и на этом свою активную деятельность по сбору средств в общак прекратил. В то же самое время Ефимов и Кумарин "росли, как на дрожжах".)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю