Текст книги "Российские оригиналы"
Автор книги: Алексей Слаповский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Слаповский Алексей
Российские оригиналы
Алексей Слаповский
Российские оригиналы
ОГЛАВЛЕНИЕ:
– АДЮЛЬТЕРЩИК
– БАЛАБОЛ
– ВАХЛАК
– ГРАЖДАНИН
– ДЕЛЕЦ-Самоуничтожитель
– ЕРЕПЕНЬ (Энциклопедия Голубятника)
– иРНИК
– ЖЛОБ
– ЗАЙКА
– ИНТЕЛЛИГЕНТ
– ЙОГ
– КРАЙНИЙ
– ЛОХ
– МИНИМАЛИСТ
– НЕФОРМАЛ
– ОБЛИЧИТЕЛЬ
– ПРАВДОИСКАТЕЛЬ
– РАСПУТНИК (человек на распутье)
– СЧАСТЛИВЕЦ
– ТИПИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР (в типических обстоятельствах)
– УНИВЕРСАЛ
– ФИЛОСОФ
– ХАРИЗМАТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ
– ЦЕЛЬНАЯ НАТУРА (принципиал)
– ЧУТЬ-ЧУТЬ О ПРОЧИХ (Чепешник, Чиновник, Читатель, Чмо, Честный Человек)
– ШУШЕРА (всякая)
– ЩИПАЧ (не воровск.)
– Штучные оригиналы. I
– Штучные оригиналы. II
– Штучные оригиналы. III
– ЭНТУЗИАСТ
– ЮБИЛЯР
– Я. Сказ о бесконечном делении
Как ни убеждай себя, что время непрерывно и неделимо, всe-таки существует магия круглых цифр. Мы подводим итоги. Мы хотим понять что к чему. Задача невыполнимая, но благородная. Вот откуда идея моей "Энциклопедии". Кавычки здесь потому, что она не претендует ни на полноту, ни на серьeзность. Мне ещe не наскучило фантазировать, но уже хочется быть летописцем.
Итак...
А. АДЮЛЬТЕРЩИК
Странное слово, скажут мне. Адюльтерщик! Почему не Бабник, не Изменщик, не Донжуан, не Секс-символ какой-нибудь, не Плейбой, наконец, современным русским языком говоря? И за что ему такая честь – в начале стоять?
Отвечаю просто и резонно: бабники, изменщики, донжуаны, секс-символы и плейбои есть повсеместно, Адюльтерщик же порождение сугубо отечественное, даже, пожалуй, советское, а главное – уходящее, что и побудило меня начать с него, а не с типов, например, российского Авангардиста, Акцентуалиста, Астролога, Асфиксатора, Атрибутивщика и т.п., – эти-то поживут ещe!
Я бы, впрочем, не обошeл и их, но меня связывает данное самому себе обязательство: не представлять более одного типа на одну букву.
Итак, хотите вы того или нет, – адюльтерщик.
Он, увы, уже не молод. Молодость его пришлась на ту пору, когда ещe безбородым был анекдот о том, что "любовь русские придумали, чтоб за секс не платить".
Адюльтерщик, поглаживая лысеющий лоб или седеющие кудри, говорит собравшейся на каком-нибудь интеллектуальном бивуаке молодeжи, что он по-прежнему поклонник студенческой бескорыстной любви и нынешних меркантильных отношений понять не может. Принести женщине цветочек, сорванный на клумбе, бутылку вина, прочесть ей, выпятив вдохновенно кадык, стихотворение и спеть песню под гитару – это он понимает, а распахивать дверцы "мерседесов" и обклеивать долларами девичьи тела в саунах – слишком легко и слишком пошло.
...Зная, что непременно будет изменять, ибо рождeн для беспрестанных романтических увлечений, адюльтерщик обязательно женится. Ведь нет романтики без препятствий, вот он и создаeт женитьбой своей первое и основное препятствие. Настоящий адюльтерщик чаще всего устойчиво беден – чтобы иметь ещe одно препятствие, но не настолько беден, чтобы уж и на бутылку вина не хватило! Зато у него непременно есть козырь: допустим, знание китайской поэзии эпохи Тан, умение перемножать в уме пятизначные числа, талант подражать Вертинскому (с феноменальной способностью одновременно воспроизводить шипение старой граммофонной пластинки) – или большой загадочный шрам на щеке, о котором адюльтерщик никогда не скажет правды своей избраннице, лишь мрачно умолкнет (вспоминая, как злые соседские дети загнали его, хилого, на пустырь и спихнули в овраг, где он и пропорол щeку железным штырeм). Даже если нет знания китайской поэзии эпохи Тан, умения перемножать, подражать Вертинскому и даже шрама, у адюльтерщика имеется как минимум большая жизненная драматическая тайна, тщательно скрываемая им, но любящая его женщина догадывается – и за это его подчас и любит.
Успехи адюльтерщика (есть адюльтерщики и пожизненно неудачливые, адюльтерщики в душе, но это совершенно особая разновидность) основываются на знании простейшего и пошлейшего закона: мужчины боятся красавиц. Они считают их принадлежащими кому-то, они считают, что прельстить их можно только внешним блеском, респектабельностью или, на худой конец, мощью мужской силы – и т.п. На самом же деле эти красавицы сами часто полны ещe воспоминаниями о бескорыстной милой студенческой любви. Из этого следует, что они не совсем юны, но этого и не требуется, любимый объект адюльтерщика – женщина тридцати лет, выглядящая на двадцать три, но умная на все сорок.
Адюльтерщик кружит вокруг такой дамы с дьявольской скромностью, с демонической печалью – и красавица неожиданно обнаруживает, что сердце у неe что-то бьeтся неровно и голова, как встарь (то есть вмладь, извините за корявость), наполняется сквознячком: будто дверь приоткрылась – и: кто там? кто? не ОН ли?
Описание предварительного этапа опускается, тут ничего необычного: оказаться наедине, прочесть несколько стихотворений эпохи Тан, перемножить пару пятизначных чисел, повернуться выгодно в профиль, показывая ужасный и красивый шрам – или печалью глаз и хрипотцой незначащего разговора намекнуть на ту тайну, что точит душу его, – и нет ему утешения, и вот только сегодня вдруг захотелось ему рассказать, но нет, нет, пусть это будет при мне, это слишком грустно...
Дело – сделано.
Начинается главное: Где и Когда?
Ибо адюльтерщик, как уже сказано, женат, дам же выбирает обычно тоже замужних. Они устраивают его и в смысле, простите, гигиенической безопасности по сравнению с дамой вольной и неизвестно с кем вчера встречавшейся, и в смысле спокойствия относительно возможных желаний дамы выйти за него замуж: ему это вовсе ни к чему! Нет, самое лучшее – быть на равных: у меня жена, у тебя муж, а у нас с тобой – любовь. Прекрасная и недолговечная – как всe прекрасное в нашей жизни...
Где?! Когда?! Жилищные вопросы, родившиеся при социализме и давшие советской литературе тьму сюжетов, грустны, но именно они в значительной мере и позволяют сохраняться ещe этому типу. Узаконенное не так давно в России право брать номер в гостинице, имея местную прописку, а также появление многочисленных подпольных квартир для свиданий чуть не подкосило адюльтерщиков, но, к счастью, цены сразу же были так вздуты, что адюльтерщикам оказались не по карману даже на предмет одноразового месячного свидания.
Свиданье на квартире его друга или еe подруги, на даче, куда в любой момент кто-то может нагрянуть, прогулка в пригородный лес и т.п. – всe это сопряжено с волнениями, риском, трепетом дамы, – но это и составляет главную, наркотически необходимую сласть адюльтерщика. Варианты бесконечны.
Хороший знакомый мой А. М. Д., адюльтерщик махровый и опытнейший, гурман и эстет адюльтера (в прошлом), рассказывал, как однажды он привeл возлюбленную свою (причeм женщину, имеющую мужа, который ей только что машину на именины подарил), привeл еe, в белой норковой умопомрачительной шубе стоимостью в три годовых его зарплаты, привeл еe робкую, с брильянтами в ушках, привeл еe в подвал девятиэтажного дома, добыв ключи у дворника за бутылку водки; дама передeргивала плечиками, озиралась, сомневалась и морщилась, но А. М. Д. ласковыми уговорами заставил еe отхлебнуть из горлышка портвейна "Анапа". Видимо, она никогда раньше такого напитка не пила, потому что пришла в необыкновенное возбуждение, а А. М. Д. тихими и неистовыми словами любви довeл еe до того, что дама порывисто сбросила меха свои на землю... – и тут А. М. Д. тонко умолк, потому что истинный адюльтерщик не любит рассказывать всех подробностей. Он вообще, надо отдать ему должное, умеет хранить тайну, он не хвастун: для собственной же безопасности. Дамы это знают – и уже за одно это ценят такого мужчину. Они понимают, конечно, что всякий адюльтерщик – эгоист, думающий прежде всего о своей прихоти, но эгоизм его бескорыстен – он не для славы это делает, не для того, чтобы кто-то считал его суперменом, он делает это для себя, однако вынужден (в соответствии с теорией разумного эгоизма) постараться и для женщины, чтобы получить наибольшую отдачу, и он в деле любви трудолюбив, кропотлив, заботлив, даже самоотвержен (ради эгоистической цели!), – что ж ещe нужно женщине?
Конечно, не обходится без ситуаций парадоксальных.
Тот же А. М. Д., имея замечательную жену, завeл замечательную любовницу с работящим мужем, встречался с нею в еe квартире во время частых отъездов мужа, встречался по полной программе: стихи эпохи Тан, песни под гитару, упоительные соитья, разговоры о жизни... Но вдруг ему приглянулась продавщица в парфюмерном отделе универмага. Молоденькая, наивная, через минуту после знакомства рассказавшая А. М. Д., что у неe ужасно ревнивый муж, что она недавно интересную книжку про любовь прочла, что она обожает певца Бзасырова и джин с тоником со льдом. А. М. Д. умилился. Начал действовать. Разговоры у прилавка, поворот в профиль – шрамом, приглашение зайти тут недалеко к другу, который уехал, потолковать о личном и сокровенном... Долго ль, коротко, привязался А. М. Д. к продавщице, захотелось встреч почаще. Тогда он объявляет любовнице, что пишет научный труд, но ему не дают сосредоточиться. Дома сама знаешь что, а мне нужно абсолютное уединение – всего на три часа два раза в неделю! – и труд будет закончен. Любовница верит – и предоставляет ему квартиру для уединения. Уходя, целует его и вздыхает над его умственными мучениями. А через минут десять продавщица – тут как тут. Ей А. М. Д. показался мужчиной фантастическим: умeн, взросл, но моложав, а какие слова говорит, а как в глаза смотрит! Невтерпeж ей было похвастаться. И она познакомила его со своей старшей двоюродной сестрой, которая всю жизнь еe жизни учила и наставляла. Дескать, подавись, сестрeнка умная, от зависти, какой мужик у меня! Сестра, из сферы мелкооптового бизнеса, влюбилась безоговорочно. Привыкшая действовать напрямик, она выследила А. М. Д., подкатила на машине, распахнула дверцу, зазвала, обещая что-то рассказать о младшей своей сестре, и повезла на дачу (летом дело было), по пути вылила на младшенькую поток клеветнической грязи, но на даче, средь розанов и благовоний, разрыдалась и сказала, что всe враньe, просто такая уж она подлая баба, нет у неe совести, нет у неe ничего за душой, кроме внезапной к А. М. Д. любви. Тот был потрясeн еe дремучей откровенностью и посконной неистовостью любовной прямоты – и сдался тут же. Но она оказалась страшно ревнива. Уже через две недели она всe узнала о нeм, она приехала на работу к его законной жене, усадила в машину, она заехала в сквер, где с книгою в руках кротко сидела законная любовница, пережидая пароксизм научного вдохновения А. М. Д., и еe захватила – и втроeм они вломились в квартиру, где у А. М. Д. с продавщицею был полный разгар. Продавщица, бедняжечка, залилась слезами, а А. М. Д. после паузы – захохотал. Он хохотал, голый, тощий, сутулый (его внешность и его рассказы всегда изумляли меня контрастом), с щепоткой волос на голове какого-то ржавого цвета, он воздевал к небу (к потолку) костлявые руки и благодарил провидение за те испытания, которые сваливаются на него, а потом задал всем четырeм женщинам трагический вопрос: как быть, если он каждую по-своему любит?
Женщины не нашлись, что ответить ...
Месяц спустя молоденькая продавщица вдруг решила отравиться от любви. Ночами А. М. Д. дежурил в больнице у еe постели, не смыкая глаз, а по утрам его встречал муж продавщицы и бил. После выздоровления подружки, А. М. Д., отлежавшись сам после побоев, залез в долги и снял убогую квартирку. Продавщица родила ему сына. А. М. Д., запредельно тощий и сутулый до горбатости, ныне счастлив, тетeшкая малыша, он перестал быть адюльтерщиком; жизнь, не очень-то признающая всяческую типологизацию и классификацию, вышибла его из этой колеи...
Если ж взять в целом, то тип адюльтерщика, неистощимый на фантазии, весeлость, нежность, лeгкость, юные безумства и невинные предательства, тип, честно говоря, симпатичный мне, – вымирает. Они стареют, вот и всe тут, а смены – нет. Нет уже тех, кто помнит прелести бескорыстной студенческой любви, нет мужчин, способных неделю обхаживать дальнего родственника бывшей жены одноклассника старшего брата сослуживца, чтобы выпросить ключ от его холостяцкой квартиры, нет мужчин, умеющих превратить "Анапу" в любовный эликсир, а чердак, подвал или закуток в чужой коммуналке в долину роз и воздыханий, нет их, копящих деньги не в ущерб семейному бюджету, а в ущерб своему здоровью, голодая, – чтобы преподнести возлюбленной флакончик духов в годовщину Дня Первого Взгляда, нет их, кончились, пришли мужчины, не знающие не то что поэтов эпохи Тан, но и "В лесу родилась eлочка" до конца не помнящие, они тоже, вроде бы, адюльтерщики в силу вековечной мужской полигамности, но их адюльтерность уже буржуазна: они благопристойно снимают или даже покупают уютную квартиру для свиданий, где не услышишь ни стихотворного шелеста, ни гитарных переборов, а одно лишь, простите Бога ради, полезное для их здоровья кряхтенье и сопенье, будто тренажeрный зал там, а не уединилище любови, что ж касается дам, то они ни в чeм не виноваты – я их, кстати, типизировать не собираюсь: во-первых, слишком каждая из них отдельно и неповторимо оригинальна и ни в какой тип не укладывается, а, во-вторых, все они одним миром мазаны!
Б. БАЛАБОЛ
Вот уж тип – наш! Сверху донизу, вдоль и поперeк! Тип, славный на протяжении чуть ли не всей русской истории, но именно в наше время развернувшийся в полную широту. И он, возможно, окажется средь немногих уцелевших, хотя, конечно, утратит нынешнюю колоритность оригинального своеобразия.
Балабол – не Болтун, хоть и на одну букву. Болтун всего лишь характеристика, да ещe и уничижительная. На первый взгляд и в слове БАЛАБОЛ есть принижение, но разве не приходилось вам самим произносить с восхищением или слышать уважительно-ошарашенное: "Вот балабол!"?
Балаболом надо родиться – и не только родиться, но и из собственного балабольства выгоду извлечь, что большинство балаболов и делает, хотя, как правило, эту выгоду своим же балабольством и уничтожает.
На вид он кажется часто дурак дураком: глаза вытаращит, слюной брызжет, слова бегут изо рта всем скопом, как школьники на перемену после скучного урока. И такое ляпнуть может, – хоть святых выноси, – и всякий раз иное, так что удивляться не перестаeшь.
Балабол-строитель с утра до вечера будет уговаривать заказчика, что дом на зыбкой песчаной почве не только можно строить без фундамента, но и дулжно, поскольку почва уплотнится сама под весом здания и станет лучше всякого фундамента, фундамент же обязательно расшатан будет зыбучим песком, дом покосится – и упадeт. А через час, опомнившись, что упускает собственную выгоду, он доказывает, что нужен не только фундамент, но и подземный гараж на три этажа, а песок – что песок? – под песком-то настоящая земля начнeтся рано или поздно! Если ж начнeтся не земля, а вода, и тут строитель-балабол придумает что-нибудь вроде подземного целебного бассейна. Заказчик с удивлением смотрит на свою руку, подписавшую смету и на гараж, и на бассейн, а звуки голоса балабола уже носятся по всем углам стройплощадки...
Балабол-политик обещает всеобщее благоденствие на следующей же неделе после своего восшествия на высший государственный пост: студентам бесплатное горячее питание с пивом, крестьянам – землю и каждому по комбайну даром, рабочим – гарантированную зарплату независимо от производительности, банкирам – благоприятственные условия наращивания капитала, военным успешную победоносную войну в течение месяца, после которой они будут сапоги мыть в Карибском море... Он совмещает киевского дядьку с огородной бузиной, он стучит кулаками, ежеминутно выдумывая врагов себе и государству, он не боится быть смешным, прекрасно зная, что на политической ярмарке чем чудней – тем больше зевак вокруг. Здравомыслящих людей он приводит в весeлое недоумение клиническим буйством своих фантасмагорий, а тем временем население, средь которого балаболов тоже вдосталь, голосует – за комбайны, за горячее питание, за наращивание капитала и за сапоги в Карибском море, за сапоги при этом охотнее всего, ибо чем несбыточней бредни политического балабола, тем живее откликается на них балабольная часть электората.
Время легализации и поощрения частного предпринимательства породило уйму балаболов. Прошу учесть: не просто умение уговаривать имеется в виду, свойственное купцам и коммивояжeрам всего мира, а именно российский балабольский гиперреализм, фантазмы на уровне припадочного самозабвения. Банкир, берущий ваши деньги в обмен на разрисованную типографским способом бумагу, клянeтся, что через год эта бумага начнeт приносить сто, двести, тысячу процентов дохода, он сам продал последнее с себя и купил собственных акций! Балабол-журналист, науськанный хозяином, с болью в глазах за судьбу родины, набрасывается на жертву с такой страстью, что кажется, будто эта самая жертва у его собственных детей последний кусок хлеба изо рта вырвала, и чем больше лжeт, тем больше собственной лжи верит!
Это их, балаболов, вообще характернейшая черта: банкир, очарованный своими же речами, продаeт последнее, берeт взаймы и покупает акции банка, которого, в сущности, и на свете-то нет, журналист, доведя в неистовом гневе своeм жертву до того, что она, озлившись, готова его убить до смерти, лезет чуть не на пули и на бомбы, свято веруя в непогрешимость заведомо неправедного дела, готовый в забытьи балабольства рисковать своей жизнью, стоящей гораздо больше (и он ведь – человек!), чем плата заказчика. И не одни политики, банкиры и журналисты таковы; рассказывали мне: простой человек Игорь Степанович Карачаров прошлой осенью вычитал в газетах об увлечениях богатеньких людей экзотическими животными – и тут же, стоя в пивной, начал балаболить о том, что ему племянник-дипломат из Аргентины год назад в посылке прислал змейку декоративную, а оказалось, что это огромный удав-анаконда, который вырос сейчас до семи метров, из-за этого Игорь Степанович в дом женщину привести не может, как мужчина, – все боятся! Собутыльники его поверили, и как не поверить, если Игорь Степанович в течение двух часов подробно описывал повадки анаконды, и что она ест, и как любит по ночам по паркетному полу перекатываться (меж тем паркета у Карачарова отродясь не бывало), как в ванной мыться любит, какие звуки издаeт – и т.д. И добалаболился Игорь Степанович! Пошeл домой, а в квартиру войти – боится! Стоял, стоял, устал, пошeл милицию звать, чтобы пристрелили гадину. Милиция и верит, и не верит. Ладно, пошли, открыли дверь, милиционеры с пистолетами впереди, Игорь Степанович из-за их спин высовывается – и вдруг вскрикнул дурным голосом и пал замертво. Шевельнувшаяся ли от сквозняка штора его напугала, другое ли что – не ответит теперь Игорь Степанович, а если ответит, то не нам.
Или вот ещe история – и даже целая биография.
Егор Васильевич Мдухаев родился на лесном хуторе в южных краях России и балаболить начал сразу же, как научился говорить. Попав в первый класс школы-интерната, в соседнее село, он тут же сбалаболил, что папка его на фронте погиб смертью храбрых и пропал без вести. Неделю угощал он всех этими рассказами, а потом приехал взять его домой на выходные бородатый мужик на телеге, одноногий и хмурый, узнал об устных успехах Егора Васильевича – и немедленно высек его крапивой, поскольку он его папкой и был.
Но Егор Васильевич не унялся. Сердце подсказывало ему, что природа не зря наделила его даром пустопорожнего красноречия. Закончив щколу, он покинул родные места и подался в институт, который сам по себе ему был не нужен, а нужна была общественная, так сказать, жизнь, тут он проявил себя с первых же дней, балаболя направо и налево с непостижимой энергией.
Закончил институт, продолжил карьеру общественника.
Тут – перемены.
Громокипящий Мдухаев метался, не зная, где ловчее и больше ухватить, балаболя с таким жаром, что иногда язык судорогой сводило. Скакнул в Москву, стал вторым лицом в государственном обществе трезвости – искренне бросив пить на это время. Оттуда занесло его в заместители редактора известнейшего общественно-политического журнала. А оттуда – в руководители общественного движения, превратившегося в партию, и вот он уже приобрeл кучу сторонников и поклонников, купил для нужд партии несколько самолeтов, искусственный спутник, домов без счeта и предприятий без меры.
И уже к президентским выборам всерьeз готовился, выступал в газетах и по телевизору, говорил, что в нeм одном надежда страны на возрождение (и сам в это, конечно, верил). И...
И – пал Егор Васильевич Мдухаев, пал жертвой собственного вдохновения, как и простой человек И. С. Карачаров, поверивший в анаконду. Мдухаев стал всего бояться, ощущая себя важным государственным лицом. Окружил себя охранниками. Однажды, оставшись один в собственной квартире (охраники были за дверью), захотел в туалет по большой, такой человечески понятной, извините, нужде, – и вдруг забоялся открывать дверь туалета: вдруг взрывное устройство среагирует? Хотел позвонить по телефону – а вдруг в диск устройство вмонтировано? Крутанeшь пальчиком – и каюк! Хотел крикнуть охранников – и осeкся: а если устройство на его голос налажено?
На диван присесть – боится. Шаг шагнуть – боится. Застыл среди комнаты...
Через трое суток дверь взломали. Вы помните, про этот случай много писали в газетах: впервые в медицинской практике зафиксирована клиническая смерть в стоячем положении человека, который после смерти не упал, а феноменально остался стоять.
Впрочем, такая судьба характерна лишь для вчерашних балаболов, а сегодняшних на собственной мякине не проведeшь, они, толкуя про сапоги в Карибском море, сами ни на миг в эти сапоги не верят, да и в Карибское море тоже, они верят лишь в нечто практическое и осязаемое. Это уже балаболы новые, им путь, им – дорога.
А прежние милые балаболы, бескорыстные, в сущности, мастера художественного свиста, как зовут их в народе, скрашивавшие существованье наше в советское и постсоветское время, творцы легенд и мифов своей и чужой жизни, простодушно верящие в них, – исчезают, уходят.
...Когда я говорил с мистером Соросом на эту тему, он внимательно выслушал и спросил, не хочу ли я написать заявку на грант для сохранения этой удивительной национальной человеческой разновидности. Ничуть не смутясь, я составил заявку на 120 тысяч долларов. Расписал по пунктам, сколько компьютеров, автомобилей, типографий и тонн бумаги потребуется для нормального функционирования общественного фонда "BALABOL – INVEST", центрального офиса в городе Саратове и филиалов в Москве, Петербурге, Новосибирске, Владивостоке, а также в дружественной Беларуси, в Минске, ибо менталитет россиян и белорусов в смысле балабольства схож (да и украинцев тоже, да и... – понимаете?), но тут вышла заварушка с Соросом в этом самом Минске, рушащая все планы, я позвонил президенту Лукашенко и...
Впрочем, это другая история, продолжение которой – следует.
В. ВАХЛАК
Опять меня могут спросить: почему ВАХЛАК причислен к типам, украсившим своей оригинальностью нашу эпоху, почему не ВЛАСТИТЕЛЬ, например, или, чтоб ему пусто, ВЗЯТОЧНИК?
Объясняю в сотый раз: меня интересуют те оригинальные типы, которые, во-первых, сугубо национальны, во-вторых, вымирающи, в-третьих, лично мне любопытны.
Вы скажете: тип Властителя у нас тоже весьма своеобразен. Спорить не буду, но, на мой взгляд, этот тип – лишь частный случай Вахлака.
Вахлак, по В. И. Далю, – человек неуклюжий, грубый, неотeсанный . Властители же наши советские почти все были вахлаки. Да и нынешние, будем глядеть правде в глаза, недалеко ушли. Вахлак неуклюж – а кто из властителей наших отличался изяществом телосложения и телодвижений, вспомните-ка? Этот коренаст и перевалист, этот толстобрюх, этот... Без имeн, просто махом вспомните! – и вглядитесь заодно в сегодняшних... Вахлак груб – а властители наши? Тот ботинком по трибуне стучал, этот матюгается на всю страну, этот... – вспомните, вспомните, вглядитесь! Вахлак неотeсан – как и многие властители, у которых и речь корява, и сама дикция часто гугнява, по части же культуры они помимо "Муму" не шибко много хороших книжек помнят. (Книге этой, между прочим, памятник надо поставить – как тому оселку, на котором проверялась острота ума многих не только властителей, но и людей обычных, ибо стали герои еe Герасим и в бозе почившая собачонка героями бесчисленных анекдотов. Тургенев и сам не знал, насколько гениальное произведение создал – но вовсе не в том смысле, в каком понимают его литературоведы, нет, он чем-то иным, трансцендентным чем-то угодил народному восприятию, и в веках если суждено этим векам быть – одна эта тощенькая книжица перевесит все сто пудов остальных его высокохудожественных фольянтов!)
Но о вахлаках-властителях мы ещe поговорим, а пока мимолeтно коснeмся Взяточника. Хоть он в общем и целом тип всe же интернациональный, отличающийся у нас разве только в смысле количественном (и сильно же отличающийся!), но есть, есть и средь взяточников русских удивительнейшие оригиналы! Был, например, в городе С. некий адвокат, славящийся тем, что любого мог отмазать, даже от расстрельного дела отсудить, заменив расстрел условным сроком! Все знали, что он берeт деньги, но – поди докажи. И вот стал он стареть, ленился уже бороться с правосудием методами правосудия (делясь с судьями, по слухам, барышами), а денег на покойную старость всe ещe маловато казалось. Тут приходит к нему несчастный отец, сынишка которого спьяну изнасиловал в один и тот же вечер дочку проректора одного из институтов, еe младшего брата, а потом и проректорову тeщу. Грозил этому сексуальному разбойнику немалый срок, потому что тeща от нервного потрясения была на грани жизни и смерти, а проректор вместо того, чтобы этому обстоятельству радоваться, поклялся отмстить за честь дочки и сына. Несчастный отец, человек в городе тоже не последний и не бедный, чуть не на коленях молил адвоката спасти. Тот обещал и заломил ужасающую сумму. Отец на всe согласился. Адвокат назначил ему встречу на кладбище у двух берeзок, в полночь, обязав отца-горемыку быть зачем-то в лыжном костюме (в июле!), в женском цветастом платочке на голове, сам же явился в белом смокинге, в петлице которого торчал гаечный ключ 12х24. Встретились. Адвокат объявил: сейчас разденемся догола, залезем на эти берeзки, будем раскачиваться – и когда верхушки берeз соприкоснутся, передадите мне пакет с деньгами, не раньше! Ополоумевший от горя отец лишь головой кивал, думая, что это для конспирации. Разделся, влез на берeзу, стал раскачивать еe – и когда верхушки соприкоснулись, всучил адвокату пакет.
Состоялся суд. Адвокат вeл дело откровенно вяло и процесс проиграл. Взбешeнный отец накатал жалобу в десять инстанций сразу. Легко представить реакцию читающих, когда они доходили до строк, где облапошенный папаша описывал, как он пришeл на кладбище в лыжном костюме и женском платке для встречи с адвокатом (в белом смокинге и с гаечным ключом в петлице), а потом голый на берeзе качался со взяткою в руках. Естественно, кроме советов обратиться к психиатру, ничего жалобщик не добился.
Каков адвокат, каков оригинал, не правда ли?
Но вернeмся к предмету нашего очерка – к Вахлаку.
Вахлаки, что и по Далю увидеть можно, существовали у нас издревле, но более или менее неприметно, а если забирались в высокие сферы, то их тут же подмечала литература критического реализма и выводила в образе какого-нибудь полковника Скалозуба. Затем на исторической арене явилось вахлачествовать купечество, отразившееся в гениальных пьесах Островского и остроумнейших миниатюрах блистательного автора-актeра И. Ф. Горбунова, доныне первого в этом жанре, ибо многочисленные его современные последователи – не более чем бледные копии. Однако купцы довольно быстро пообтесались, и, казалось, навек вахлакам суждено было прозябать в пучине простонародья.
Но тут-то и вышли мы все из народа после известных событий, тут-то вахлакам и настала лафа! Положим, официально ни газета "Правда", ни газета "Известия" не призывали к грубости, неуклюжести и неотeсанности, но ориентировка на происхождение, на явную простонародность была слишком очевидна, поэтому человек слишком мягкий, слишком отeсанный и слишком, извините, уклюжий не только вызывал подозрения, но и впрямую подвергал свою жизнь опасности этими качествами. Всe стало срочно опрощаться: спец-интеллигент надевал косоворотку, выучивал несколько слов вроде "обмозговать" и "перьво-наперьво", а также длинное выражение: "в обстоятельствах етого текущего момента, дорогие товарищи, чего нам следовает требовать от самоих себя и от других, которые?". Писатель с сомнительным дореволюционным прошлым пригоршнями черпал чернозeм самовитого словотворчества и выливал на страницы своих произведений и "кубыть", и "кажись", и "надоть", гордясь слиянностью с народною душой. Художник осваивал кистью реалистическую, но романтически приподнятую могучую раскоряченность доярок и их коров, металлургов и шахтeров в угаре производственного процесса, получалось неуклюже, грубо, но страшно революционно.
Впрочем, об этом много сказано и без меня.
Перейдeм сразу к результату, а результат таков, что при наличии ярко выраженных стопроцентных вахлаков всe население поголовно в той или иной мере овахлачилось. Вот типичная советская картинка: две бабы в очереди схватились на тему "вас тут не стояло". Одна, в телогреечке, толстоватая, рябая, полубеззубая, орeт на другую: "Ах ты, мерзавка, гнусь подзаборная, падла кривомордая, у...ще длинногубое, крокодилица семиматочная!" – и т.п. Другая, в шубочке каракулевой, поизящней и покрасивше, отвечает: "От беспонтовой шлюхи слышу, от трeх....й шести....ки, от гадюки бесхребетной, от уродки косолапой!". Первая при этом – кандидат наук и преподаватель института по классу языкознания, а вторая – шпульщица-мотальщица производственного объединения "Агрегат" с неполным средним образованием...
Впрочем, я женщин касаться не собирался. Это случайно как-то.
Рассматривая тип вахлака и проблему вахлачества применительно к властителям, я сделал небольшое социально-историческое открытие. Всем известно, что в не столь далeкие времена занять любой мало-мальски приличный начальственный пост можно было только члену КПСС. Исключения бывали редкими. Кроме членства, естественно, имелись и другие критерии (смотря по высоте поста и ведомству оного): национальность, семейное положение, пол, родственники за границей, образование, личные качества – и т.д., и т.п. Но партийность считалась везде условием главным. И мало кто осознавал, что было условие важней, страшно сказать, самой партийности: претендент обязательно и непременно обязан был быть – ВАХЛАК!
