Текст книги "Вспять: Хроника перевернувшегося времени"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

5 октября, пятница

ПРОПАВШУЮ ПОД НОВОСИБИРСКОМ ДЕВОЧКУ ИЩУТ ОКОЛО 300 ДОБРОВОЛЬЦЕВ

ЖУРНАЛИСТАМ ПОКАЗАЛИ УБИТОГО БУТАФАНИ

ПРОПОВЕДНИК ДЖ. БРИДС ИЗ ТЕХАСА НАЗНАЧИЛ КОНЕЦ СВЕТА НА СЕГОДНЯ

ВОДКА И СИГАРЕТЫ ПОДОРОЖАЮТ В ДВА РАЗА

«СЛАВИЯ» – «СПАРТАК» – 2:2

Илья проснулся с тяжелой душой, но его утешало, что сегодня воскресенье, не надо идти на работу и ловить на себе сочувственные взгляды. И дежурства сегодня нет. Хотя, надо сказать, родное предприятие он патриотически любил, и было за что.

ГОП «Рупьевское» построили десять с лишним лет назад, и это стало счастьем для погибающего города.

А на погибель Рупьевск был обречен чуть ли не с самого основания, как и многие русские города и городки, возведенные по бывшим пограничным рубежам. Они устраивались не потому, что люди в ходе естественного перемещения находили удобное, приятное и выгодное место для жизни, труда и торговли, а обычным российским административным порядком втыкались то сям, то там в виде крепостей с гарнизоном и обслугой. Но границы быстро отодвигались на восток, а люди в городах оставались. Приходилось заводить какие-то ремесла, торговлю, а окрест продавались за бесценок земли на вывод – для переселения крестьян из других волостей. При этом земли были скудны (а то бы землепашцы, губа не дура, сами раньше заняли), дороги плохи, но все же какое-никакое хозяйство в новоявленных поместьях завязалось, а в городах завелись мукомольные, кожевенные, маслобойные, винокуренные и другие предприятия, связанные с сельской продукцией. Так оно все и прозябало, а во времена становления советской империи почти везде построили так называемые градообразующие предприятия, которые вернее было назвать градооправдывающими: город есть, люди есть, а чем жить? Там кирпичный завод возвели, там ликеро-водочный, там текстильную фабричку, но больше всего было оборонных предприятий и филиалов. Города не расцвели, но зажили более или менее полнокровно.

Когда империя рухнула, рухнули сначала оборонные предприятия, а за ними и остальные: новая страна, существуя за счет продажи природных ресурсов, предпочитала не вкладываться в заводы и фабрики, все необходимое покупалось за границей. В Рупьевске остались мельница, лесопилка, еще кое-что по мелочи, зато появилось множество магазинов с недоступными ценами и почему-то впятеро выросло количество аптек: было две, а стало десять.

Как и многие другие населенные пункты, Рупьевск стал городом, если можно так сказать, жительским. То есть обитают там люди, а для чего, если рассматривать в государственном масштабе, – непонятно. Огороды и сады, козы и куры, а у кого и корова, это само собой, это как всегда, но пользы для страны от города не было, поэтому и деньги из федерального бюджета выделялись по минимуму, лишь бы ноги не протянуть. Рупьевск хирел, пустел, ветшал и напоминал не очень еще старого, но заболевшего человека: и умирать рано, и жить тяжело.

И тут в окрестностях, в овраге, где всегда был небольшой щебеночный карьер, нашли минерал креозолит, который встречается крайне редко и незаменим при производстве высокоточных приборов для космической и другой сложной техники. Руководство Рупьевска даже испугалось находки, и не зря: деловые люди разного масштаба и пошиба из областного и республиканского центра немедленно начали борьбу за подряд на разработку ценного месторождения; тут как тут подоспели и бандиты новой формации, которые, в отличие от своих буйных предшественников, почти никого не убивали и не пытали – разве только для напоминания о себе, а спокойно выжидали, кто будет хозяин, чтобы с него безмятежно брать покорную дань. События разворачивались бурно, одни претенденты сменялись другими, кто-то, выиграв торги и конкурсы, тут же проворовывался, двое или трое человек попали под суд, один был похищен и не найден до сих пор, пару раз ночью испуганные жители слышали непривычную для себя стрельбу… Но, как ни странно, добыча креозолита в результате все-таки была налажена. Хотели назвать производство комбинатом, но постеснялись: на краю карьера торчит длинное кирпичное строение, гордое имя комбината ему никак не идет. Поэтому решили: ладно, предприятие. Горно-обогатительное. Правда, и здесь некоторое лукавство: обогащать креозолит не требуется, только выбрать из руды, промыть и слегка почистить. Выход готового минерала достигал в год пятидесяти килограммов, что составляло половину мировой добычи – вот насколько он был редок.

Через пару лет все вошло в нормальную колею, кого надо устранили, кого надо нейтрализовали, а кого надо ввели в состав правления акционерного общества. Директором прислали из Москвы Игоря Анатольевича Столпцова, он тут же отстроился и выписал семью: жену и дочь.

И Рупьевск зажил стабильно и уверенно. ГОП кормил всех: хоть выход креозолита из руды был скудным, зато половина трудоспособного населения занималась различными подготовительными и сопутствующими работами. Одни рыли, грузили, сортировали, другие обеспечивали процесс, третьи понадобились для создания в городе так называемой инфраструктуры, то есть прибавилось магазинов, кафе и, естественно, дополнительных аптек, торжественно открыли новый детский сад и даже восстановили городскую библиотеку, в здании которой десять лет до этого существовал культурно-досуговый центр «Радуга», проще говоря – игорный зал, еще проще – казино, где азартные рупьевцы проигрывали последние деньги.

Дошло до того, что тротуары всех центральных улиц замостили бетонными кирпичиками разных цветов, положенными не просто в ряды, а узорчато – где шашечками, а где елочкой, насадили деревьев, ежегодно красили бордюры белой краской, а работники ГОПа, причем не только руководящие, взяли привычку регулярно летать на отдых в Турцию.

Вот на ГОПе и трудился, как уже было сказано, Илья Микенов, но сегодня был рад, что идти на работу не надо: выходной.

Он сладко и сильно потянулся стройным телом, до струнного дрожания жилок и мышц, чтобы напомнить себе, что он молод, здоров и вся жизнь впереди, включая новую любовь, о которой он просто еще не знает.

Отодвинув занавеску, в комнатку-спаленку заглянула Ирина Ивановна Микенова, женщина не старая, но рано увядшая и подурневшая из-за долгой болезни мужа Геннадия, отца Ильи, который отмучился и был похоронен две недели назад. Ирина Ивановна все никак не придет в себя, не осознает его смерти, вскакивает среди ночи, чтобы посмотреть: как там муж? Видит пустую постель и плачет…

– Разоспался? – улыбнулась она. – Тебе на работу разве не надо?

– Воскресенье же.

Глаза матери опечалились: она понимала, почему у сына в голове такая путаница. Сама она тоже не чувствовала времени. Раньше было просто и четко: в семь утра Геннадию белье менять, кормить его, в восемь лекарства давать, к девяти на работу бежать, в двенадцать отлучаться (начальство разрешало), чтобы опять покормить, сменить, переложить… – и так до вечера, у каждого часа было свое назначение. А потом она потеряла часы и дни, ей стало все равно, но радио и телевизор напоминали. Вот и сегодня с утра кухонный приемник сказал:

– Здравствуйте, сегодня пятое октября, пятница. В эфире радио России. С выпуском новостей вас познакомит… – и диктор назвала того, кто должен был познакомить с выпуском новостей. Мужской голос начал знакомить. Голос этот слегка подрагивал и даже как бы прерывался. Раньше, в пору бедности Рупьевска, это было обычное дело: радио трещало и шумело, телевизор рябил, да и свет отключали постоянно. Но сейчас все иначе, все налажено, поэтому Ирина Ивановна слегка удивилась, но задумываться об этом не стала.

– Пятница сегодня, сынок, – сказала она.

– Мам, кто из нас вчера пил?

– Не обижай меня, я вообще не пью. Вставай, а то поесть перед работой не успеешь.

Тут Илья тоже услышал радио. Что-то его насторожило. Он встал и вышел в зал, то есть единственную просторную комнату их старого дома традиционной среднерусской планировки советской поры: длинные, вдоль всего торца, сени, где хранилась всякая домашняя утварь и стоял мучной ларь (напоминание о прежнем быте, когда муку покупали мешками), потом вход собственно в дом, в кухню, где до сих пор стоит большая русская печь, и мать иногда в ней готовит, но чаще пользуется газовой плитой, из кухни дверь в большую комнату, ее и называют залом, а к залу примыкают две каморки: в одной спал Илья, а вторая, бывшая родительская спальня, пустовала. Отец, болея, предпочитал лежать в кухне, чтобы чаще видеть мать. И она с ним рядом спала на невысокой печке, откуда удобно быстро слезть, если что. И сейчас там спит, не переходит в комнату.

Стоя в одних трусах, Илья напряженно вслушивался в радио, а потом включил телевизор. Он нашел канал, где на экране показывались дата, а также время и температура воздуха.

– Пятое, – сказал он. – Как пятое? Мама, вчера же было шестое. Суббота вчера была!

– Не знаю, что у тебя было вчера, а сегодня пятое, пятница.

– Постой. Ты не торопись. Вчера свадьба была?

– Была, – грустно сказала мать.

– Второй день свадьбы, верно?

– Второй.

– А в пятницу, пятого, первый. То есть позавчера. Потому что вчера была суббота, шестое. И ты хочешь мне сказать, что после шестого пятое пришло, что сегодня – позавчера?

– Совсем ты меня запутал. Вот же тебе показывают: пятница, пятое! Что тебе еще надо?

– Но вчера-то суббота была! Шестое!

Тут и до матери стало что-то доходить.

– Действительно, – пробормотала она. – Я же вчера тоже на работе не была, не моя смена. И еще радовалась – гуляй два дня подряд, субботу с воскресеньем! А проснулась сегодня, смотрю, говорят – пятница. Подумала, что напутала. И на работу, между прочим, опаздываю! – Ирина Ивановна посмотрела на часы.

Она работала на почте, с девяти до девяти через день.

– Пойду, – сказала она. – А там разберемся.

А ты поешь и тоже иди к людям. Нельзя тебе одному сидеть сейчас.

Она ушла, Илья, умывшись, сел к столу, развернул полотенце, которым была обернута кастрюлька. В ней – картошка и котлеты. Он начал есть прямо из кастрюльки, глядя в телевизор.

Транслировалась утренняя информационно-развлекательная программа. Ее вели в паре мужчина и женщина. Они старались быть бодрыми и веселыми, но что-то сквозило в их лицах – странное. Диалог прерывался репортажами и информационными выпусками. Один из репортажей был о задержании в аэропорту некоего юноши с наркотиками.

Илья понял, что уже это видел. Точно видел – и этого молодого человека в капюшоне, и суету вокруг него.

А потом ведущая неуверенным голосом сказала, что сегодня День учителя и День работников уголовного розыска, православные поминают Иону, кроме этого, пятого октября родились такие замечательные личности, как изобретатель кинематографа Луи Жан Люмьер, актриса Инна Чурикова и президент Чечни Рамзан Кадыров.

После этого показали интервью с президентом.

И это интервью Илья тоже видел – именно в пятницу, пятого! Он помнит этот кабинет, большой стол, ковры, резное красивое кресло. Илья позавидовал – не Рамзану Кадырову (он вообще не умел завидовать людям), а этому дому. Он хотел бы иметь такой. И еще Илья помнит, что, когда смотрел, на него нахлынула тоска о неизбежности сегодняшнего дня – дня бракосочетания Анастасии с Анатолием. Если бы она вышла замуж за Илью, он обязательно построил бы для нее и детей такой дом, с кабинетом, книгами, с деревьями за окном.

Потом человек с черной бородой начал излагать гороскоп на пятое октября. Илья был Рак, родился 29 июня. Человек с бородой пророчил ему, как и прочим Ракам, что этот день несет с собой трудности и хлопоты. Вероятно, говорил астролог, сегодня вы получите известие от близкого человека, которое может на многое повлиять и в корне изменить ваше положение. Возможно, вам даже придется прийти ему на помощь.

И это тоже было! Илья помнит, как он взволновался: может, еще не все потеряно? «Известие от близкого человека» – а вдруг это Анастасия передумала, вдруг поняла, что любит Илью, вдруг она выходит замуж за Анатолия по каким-то причинам, связанным с чем-то таким, что обязывает ее?.. Например, ее отец, глава администрации Петр Сергеевич Перевощиков, имея общие дела с директором ГОПа Игорем Анатольевичем Столпцовым, замешан в чем-то криминальном или задолжал директору ГОПа, из-за этого вынужден пожертвовать дочерью? А Илья придет на помощь и спасет ее!

Это был, конечно, чистый бред, но он был, эти мысли – были, этот гороскоп – был!

А уж когда начался репортаж о днях российской моды во Франции и показали дефиле наших красавиц, у Ильи не осталось никаких сомнений: сегодня точно пятое и точно пятница. Он помнит, как увидел девушку, очень похожую на Анастасию, только похуже, похудее (недаром в русском языке слово «худоба» от «худа» происходит!), и ком подступил к горлу, и он выключил телевизор.

Сейчас выключать не стал, начал искать телефон, чтобы позвонить, еще не зная кому.

Но тут телефон сам зазвонил – он оказался в спальне, на тумбочке. В трубке зазвучал голос именно того человека, которому Микенов, скорее всего, и сам позвонил бы, – голос Влади Корналёва.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Владя.

– Нет, а ты?

– Я видел кино «День сурка», но это, во-первых, фантастика, а во-вторых, там повторяется один день одного человека. Одного! Другие даже не подозревают об этом! А мы, похоже, все попали в позавчера. Вернее, во вчера, если считать, что вчера было завтра. То есть если иметь в виду, что мы из шестого попали в пятое, то во вчера, а если из седьмого, какое должно было наступить сегодня, то в позавчера. Вопрос: куда мы попадем завтра? В четвертое? Или все восстановится и тогда сразу в восьмое?

– А еще был какой-то фильм про человека, который родился старым, потом начал молодеть и впал в детство, – сказал Илья.

– «Загадочная история Бенджамина Баттона», – тут же выдал справку Владя, который, благодаря своему теперешнему холостому положению, мог смотреть в Интернете фильмы в неограниченном количестве, хоть по три штуки за вечер. Он этим и раньше увлекался, что, кстати, было одной из причин развода с женой, хоть и не главной. – И этот фильм был, и «Портрет Дориана Грея», книга и фильм, и «Назад в будущее», и «Зеркало для героя», и… – Владя долго еще перечислял названия, которые Илье ничего не говорили, а потом заключил: – Но везде люди попадали в прошлое или будущее поодиночке или небольшими группами. А тут все, ты понимаешь? Все! И не в фантастическом кино или в книгах, а натурально, в жизни!

– С чего ты решил, что все? Может, это только у нас…

– А ты смотрел телевизор? Ты видел, как ведущих колбасит, они ведь наверняка уже что-то знают, но пока не говорят. Стоп! Похоже, сейчас сообщат. Включай!

– Уже.

– …временные сбои во времени, – нескладно говорил ведущий, глядя куда-то вкось. – Причины выясняются. Проведены консультации с ведущими учеными, политиками, экономистами…

Тут же появился ученый с раздраженным лицом на фоне необозримых стеллажей с книгами и на английском языке с переводом сообщил, что происшедшее с точки зрения всех известных современной науке законов и процессов абсолютно исключено. Мистические версии мы не рассматриваем, заявил ученый. Скорее всего, это массовый психологический феномен, природа и последствия которого, вероятно, потребуют глубокого и всестороннего изучения.

Потом на экране возник известный российский обозреватель, которому обычно доверяют комментировать самые важные международные события.

С приятной и отчасти злорадной ехидцей он что-то такое сказал о сговоре определенных сил с другими, тоже определенными силами, которые нет нужды называть, ибо их и без того все знают. Панику следует оставить как раз этим силам, рассчитывающим на деструкцию и дестабилизацию, сказал комментатор, а мы должны сохранять спокойствие.

Этого златоуста сменили сразу двое, разделенные на экране чертой, они вели диалог. Один был из США, второй наш. Оба говорили о том, что фондовые индексы имеют значения, соответствующие не ожидаемым на сегодня, а пятничным. Курсы валют тоже именно такие, какими были в пятницу. Как это получилось, никто не понимает, но оба экономиста сходились на том, что нас ждет очередная волна кризиса.

Слушая это, Илья и Владя не выключали телефоны, прижимая их к ушам.

– Ты чувствуешь? – спросил Владя. – Они все говорят вокруг и около, но никто не сказал, какое, блин, сегодня число, в конце-то концов! День какой?

– В телевизоре и без того обозначается.

– Обозначается, да, но они почему молчат?!

Выступали и еще какие-то специалисты, был даже священник, который объявил, что все во власти Божьей и происходящее следует принимать как Его волю.

– Он бы лучше сказал, на работу нам идти или нет! – сказал Владя.

Это был и для Ильи важный вопрос. Не пойдешь, сославшись на то, что пятницы после субботы не бывает, а другие возьмут и пойдут. А технолога нет. Будет повод у Столпцова-старшего привязаться. Да и Анатолий, молодожен, не упустит возможности уесть бывшего соперника. Хотя вряд ли он сегодня на работе.

Минутку! Но если сегодня все-таки пятница, утро, тогда Анатолий еще не молодожен! Они только готовятся пожениться! И значит, возможно, еще не все потеряно!

– Лучше все-таки пойти, – решил Илья. – На всякий случай. Мало ли. Да и вообще, там народ будет, вместе как-нибудь разберемся.

– Разве что, – согласился Владя. – Я пока один плюс точно знаю.

– Какой?

– А такой, что после вчерашнего у меня голова должна раскалываться, я же себя знаю. Мучаюсь всегда. А сейчас – ничего.

– Почему? – рассеянно спросил Илья, думая о своем, то есть об Анастасии.

– А потому что утром в пятницу у меня голова не болела!

Илья торопливо одевался, а сам гадал: что с Анастасией? Она тоже проснулась в пятницу? Значит – не с Анатолием? Не в супружеской постели? Одна?

Эта мысль омывала его сердце радостью.

Анастасия действительно проснулась одна и не в супружеской постели, а у себя дома, в любимой своей спальне. У нее их было две: на втором этаже и на третьем, в мансарде, под большим окном, вделанным в наклонную крышу, через которое в ясную погоду можно видеть звезды.

Сейчас, конечно, никаких звезд не было видно – рассвело.

Но почему она вообще здесь?

Они с Анатолием должны находиться, как и прошлой ночью, после первого дня свадьбы, в его доме, построенном Анатолию отцом, – двухэтажный особнячок умеренных размеров, но вполне просторный и с современным дизайном: без этих всяких башенок, завитушек, но и без лишнего стекла и бетона. Дом благородно простой, дышащий при этом солидностью и долговечием.

Ничего не понимая, Анастасия встала и умылась, чтобы освежить глаза: вдруг все изменится?

Ничего не изменилось.

Она взяла трубку радиотелефона (таких трубок от одной базы в доме было пять) и нажала на кнопку «2». Это цифра мамы Ольги Егоровны. «1» – папа, «3» – горничная тетя Люба, «4» – Григорий Павлович Стельный, мужчина, отвечающий за все техническое в доме и гараж, – обычно он готовил машину Анастасии к выезду, «5» – охранник в будке у ворот. Мама ответила сразу:

– Проснулась, Настенька?

– Я-то проснулась, но почему…

– Сейчас зайду, – торопливо сказала Ольга Егоровна.

И через минуту вошла в спальню.

– Ты только не волнуйся, доченька, – сказала она, хотя лицо у самой пылало красными пятнами. – Но как-то так получается, что сегодня у нас опять пятница, пятое. Папа в администрацию уехал, чтобы разобраться, а я…

Ольга Егоровна села на стул и, не сдержавшись, заплакала.

– А я не знаю, что делать. И ведь чувствовала, что это добром не кончится!

– Что?

– Да всё. Свадьба в том числе.

– Это почему же свадьба добром не кончиться должна? – обиделась Анастасия. – Потому что Анатолий тебе не нравится?

– Мне-то Анатолий нравится, – слукавила Ольга Егоровна, – я просто боюсь, что он тебе не подходит. Если подумать?

– Я его люблю без всяких «если подумать», – твердо сказала Анастасия. – И больше к этому не возвращаемся. Нет, но если пятница, то что тогда? Опять в загс ехать и опять свадьба, что ли?

– Зачем? С другой стороны… Понимаешь, Настюша, по телевизору говорят, что это аномалия. Что все должно вернуться. Но когда, никто не знает. Поэтому по всем каналам советуют поступать так, как будто ничего не произошло.

Действительно, к этому часу телевизор выдавал именно такую информацию. Растерянность в высших политических кругах, охватившая буквально все страны Земли, сменилась решимостью действовать. Начались переговоры, консультации – чтобы выработать единую стратегию. Руководители понимали, что, если пустить события на самотек, может начаться хаос. Люди перестанут работать, считая, что они свое уже за пятницу отработали, и во всех сферах экономики, транспорта, финансов и т. п. моментально возникнет коллапс. Когда выяснилось, что абсолютно всё находится именно в той точке, в которой находилось пятничным утром, решили от этой точки и двигаться вперед, надеясь, что к концу дня все восстановится, завтра будет хотя бы суббота, а в идеале лучше бы перескочить сразу в понедельник и жить дальше заведенным порядком. Правда, страны были в неравных условиях: первой испытала на себе феномен соскока времени Россия: как известно, новые сутки начинаются на долготе Берингова пролива, Сахалина и Камчатки, и там уже перевалило за полдень, а в обеих Америках день только начинался, зато жители этих континентов были предупреждены. Что, впрочем, сумятицы убавило ненамного. Оставалось только ждать, когда на Камчатке наступит новый день, и тогда будет что-то ясно.

Во все СМИ были спущены соответствующие рекомендации и указания, как освещать события и к чему призывать граждан. Тем не менее многие газеты и каналы, считающие себя независимыми, не захотели идти на поводу у властей, истерически нагнетали эмоции, обвиняли правительства своих стран во лжи и желании скрыть возможные последствия катастрофы. Первым результатом было то, что тиражи паникующих газет выросли, а рейтинги правдивых интернет-порталов и телеканалов взлетели. Узнав об этом, владельцы честных СМИ поняли, что поступают правильно, и продолжали в том же духе.

Однако нас в данный момент волнуют не мировые события, тем более что их все равно не охватишь и не опишешь даже в малой приблизительности, как не сосчитаешь количество пластиковых бутылок в Большом тихоокеанском мусорном пятне[3]3
  Eastern Garbage Patch, Восточный мусорный континент, или Pacific Trash Vortex, Тихоокеанский «мусороворот», – водоворот антропогенного мусора в северной части Тихого океана.


[Закрыть]; нас заботят судьбы конкретных людей.

– Значит, ты хочешь сказать, что опять замуж надо выходить? – повторила вопрос Анастасия. Она делала это всегда: переспрашивала и дважды, и трижды, чтобы потом, когда что-то выйдет не так, был повод припомнить матери ее настойчивость и обвинить ее в навязывании своего материнского мнения.

Однако Ольга Егоровна эту повадку дочери давно изучила.

– Вовсе я не хочу это сказать. Я просто рассуждаю: если сегодня почему-то каким-то образом неизвестно, с чего опять вышла пятница, то, может быть, свадьбы как бы и не было?

– Как же это не было, если она была?

– Я согласна, Настюша. Но после свадьбы жених с невестой становятся мужем и женой, они вместе, извини, конечно, за выражение, спят, а где твой Анатолий?

Это был неоспоримый факт: Анатолия не было.

Но тут раздался сначала турбинный рев мощной спортивной машины Анатолия, и почти сразу снизу послышался его голос; ему что-то ответила тетя Люба. И тут же стук в дверь:

– Можно?

– Конечно! – крикнула Анастасия, садясь на постель и прикрываясь одеялом.

И вошел Анатолий – в костюме, бодрый, свежий, веселый и энергичный.

Он выглядел таким уверенным, словно ничего особенного не произошло, и мать с дочерью обрадовались, хотя Ольга Егоровна действительно недолюбливала Анатолия.

Вообще-то Анатолий, если рассматривать его отдельно от дочери, нравился ей по всем статьям. Но у Ольги Егоровны было почти сверхъестественное чутье – возможно, от покойной бабушки, про которую говорили, что она безошибочно предсказывала будущее, видя его в тазике, где замачивала полынь, чабрец и кровохлебку, а затем вливала в воду несколько капель керосина и по радужным разводам легко растолковывала все, что требовалось. Ольга Егоровна, как только появился Анатолий, поняла, что он будет добиваться ее дочери и добьется. Она предвидела и дальше – что Анастасия родит ему двоих детей или даже троих. При этом безошибочным нытьем материнского сердца она чуяла, что через десять лет, а то и раньше, Анатолий бросит Анастасию. Пытливо изучала она лицо будущего зятя, когда тот общался с Анастасией. Как опытный разведчик перехватывает и разгадывает шифрованные сообщения, она прочитывала взгляды Анатолия. Вот он вроде бы любуется пышной грудью Анастасии, а в глубине зрачка читается: «Что же станет с этой красотой, любимая, через десять-пятнадцать лет? Увянет она, эстетически пожухнет, буду я, молодой и крепкий, стараться не глянуть лишний раз на нее, обнаженную, чтобы не отбить в себе охоту к супружескому долгу, изменю, пожалуй, тебе, а потом и вовсе брошу». Или, было дело, покупали вместе туфельки для невесты, красивые туфельки сорок первого размера, и опять Анатолий восхищался тем, как ладно они сидят на гладкой, слегка загорелой ножке Анастасии, но Ольга Егоровна видела, как тусклой точечкой покалывает в глазах Анатолия сумеречный отсвет будущего, и этот отсвет сигнализирует: «В молодости хороша, любимая, твоя крепкая стопа. Но начнет она мозолиться, трещинки пойдут по желтеющим пяточкам, милые выпуклости суставчиков вырастут в бугры, которыми ты будешь меня ночью задевать до боли, раскинувшись во сне. А я буду лежать, бессонный, думая о том, что кто-то нежится рядом с юным телом без признаков подагрической бугристости на стройных членах. Да, милая, ты сейчас кровь с молоком, но кровь варикозно загустеет, молоко юности твоей створожится и превратится в целлюлит… Нет, Анастасия, пожалуй, изменю я тебе, а потом и вовсе брошу».

У таких мужчин, как Анатолий, знала Ольга Егоровна, чувство самоуважения преобладает над умением любить. Когда человек любит, ему плевать на сорок первый размер и разные изменения в теле любимой. То есть не плевать, конечно, но возникает что-то такое… Сочувственное, что ли… Союзное, со-переживательное. Вроде того: ты жива еще, моя старушка, жив и я, привет тебе, привет, – вспоминала Ольга Егоровна известные стихи своей учительской памятью. Но это не для Анатолия. Для него и ему подобных нужно только самое лучшее и только самое свежее.

Вот и ее Петр Сергеевич такой. Довольно быстро остыл, охладел, а лет пять назад и целовать перестал, она какое-то время молча таила обиду, а потом все же завела об этом разговор, он слегка смутился и пробормотал: «Не молоденькие уже», – то есть на возраст списал. Однако, несмотря на возраст, завел себе подругу в городе Придонске, что быстро стало известно Ольге Егоровне. Месяц она мучилась, спала отдельно, оправдываясь гриппом и последующим осмыслением, плакала, думала: что делать? Решила: ничего не делать. Дочь надо растить и стараться, чтобы мужу в доме было хорошо.

Вырастили дочь, выдали замуж, и Ольга Егоровна ждала, что теперь Петр Сергеевич объявит: «Ну, Оля, а теперь слушай правду!»

Не объявил пока, но Ольга Егоровна приготовилась: вот-вот скажет, вот-вот. Почему-то думала, что сразу после свадьбы и скажет. Нет, промолчал. Дает, милосердный человек, время порадоваться хотя бы несколько дней. А уж потом – как обухом.

Анатолий об этих мыслях Ольги Егоровны не догадывался, он вообще не подозревал, что женщины способны мыслить так глубоко и подробно. Зато в американской высшей школе бизнеса, где он пробыл два года, его научили бесценному качеству: воспринимать все как есть, трудности считать временными, ориентироваться на коллектив, но полагаться на себя. А главное: что бы ни случилось, сохранять присутствие духа. Если ты чего-то не понимаешь или не знаешь, не спеши признаваться в этом. Делай вид, что все понимаешь и знаешь, при этом потихоньку старайся понять, узнать – и использовать.

Он был одним из немногих людей не только в Рупьевске или в России, но, возможно, и вообще в мире, кто лишь несколько минут был озадачен, а потом сказал себе: «Это произошло, теперь это так. Почему произошло и что именно, разберемся после. Пока же будем жить и действовать исходя из имеющегося».

– Что приуныли, дамы? – галантно спросил Анатолий.

После этого поцеловал Анастасию в щечку, а Ольгу Егоровну, играючи, в ручку.

– Приуныешь тут, – сказала Анастасия, в сердцах не заметив неграмотности, недостойной девушки, окончившей школу с золотой медалью и гуманитарный университет с красным дипломом.

Ольга Егоровна при женихе не стала делать ей замечание.

– А в чем дело? – удивился Анатолий.

– Ты не знаешь, что ли? Пятница почему-то вместо воскресенья.

– Бывает!

– Как это бывает, если никогда не было?

– Мало ли. Не было, а теперь есть.

– Но что делать, Толя? – спросила Ольга Егоровна, сейчас не думающая о том, какую несчастную судьбу уготовил ее дочери этот человек.

– Жить дальше!

– Будто ничего не произошло? – спросила Анастасия. – И мы все-таки женаты?

– Нет, – отверг Анатолий. – Не будем обманывать себя. Но и не будем подчиняться обстоятельствам. Сначала всё расставим по местам. Пойдем по конкретике. Например, позвоним в загс. И отцу Власию, который нас венчал.

– Зачем? – не поняла Анастасия.

Анатолий приподнял палец и слегка покачал им: подожди, вот буду говорить с загсом и отцом Власием, из этого разговора и поймешь, – к чему же тратить время на двойное объяснение?

В загсе Анатолию сказали, что бракосочетание, конечно, помнят, но казус в том, что в книге регистрации записей нет, фото и видеоматериалов, которые были подготовлены работниками загса, тоже нет, в общем, нет никаких осязаемых и наглядных свидетельств состоявшегося бракосочетания.

– Будут, – заверил Анатолий.

Отец Власий тоже не утешил: да, обряд венчания состоялся, вокруг аналоя водили, всё свершили как подобает, но вот какие странности: обручальные кольца, купленные в церкви, а также свечи, иконки и прочее вернулись на свои места, а вот деньги, за эти атрибуты венчания уплаченные, из церковной кассы, напротив, исчезли.

Услышав это, Анастасия глянула на свою руку (почему-то до этого не приходило на ум), увидела, что кольца нет. И на безымянном пальце Анатолия не было кольца. Анастасия заплакала. Заплакала и Ольга Егоровна, да так горько, будто все, что она предвидела, уже свершилось и Анастасия только что развелась с Анатолием.

– Спокойно, женщины! – сказал Анатолий голосом главы семьи. – Раз такое дело, придется повторить.

– А если потом опять вернемся в пятницу? – не успокаивалась Анастасия.

– Если вернемся, разработаем другой план. А если нет, будем жить дальше. Ну, будет пятница, и что?

– Как что? В одном дне все время жить? – спросила Анастасия.