355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Слаповский » Пыльная зима (сборник) » Текст книги (страница 3)
Пыльная зима (сборник)
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:54

Текст книги "Пыльная зима (сборник)"


Автор книги: Алексей Слаповский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА 10

Проблемы, однако, начались сразу же, в вестибюле гостиницы, которую таксист рекомендовал как «люксовая». Во-первых, за барьером с табличкой «Администратор» оказалась не администраторша (заранее почему-то представлялась полнолицая блондинка взыскующих лет), а именно администратор, симпатичный молодой человек, странно, до приторности благопристойный, похожий на комсомольского работника, профессиональное лицемерие которого перешло в новое качество и стало неискоренимым убеждением в истинности социализма. Как к такому подступиться? Но раз вошел с вещами, то не торчать же у двери, нужно подойти, спросить. Неделин подошел, спросил, администратор вежливо и корректно – и даже, кажется, без скрытого презрения! – ответил, что мест, к сожалению, конечно, нет и как таковых не бывает, только по брони, по предварительным заказам, заявкам и т. п. И даже, заботясь о Неделине, администратор посоветовал ему не ходить по гостиницам, толку не будет, лучше сразу подыскать комнату или койку.

Но мимо прошел человек в спортивном ярком костюме, прошел по-хозяйски, кивнул администратору, вызвал лифт и уехал куда-то в прохладу гостиницы, и Неделину захотелось так же: среди вещей Вити, взятых в дорогу, есть, кстати, и спортивный костюм ничуть не хуже, чем у этого бездельника.

– А если постараться? – доверительно спросил он.

– Старайтесь, – не был против администратор.

Неделин досадовал на себя: ведь только что совершил поступок, после которого, кажется, и черт не брат, облил площадь на глазах у всех из природного неприличия, – но вот опять стоит и мнется. Да скажи ты ему прямо, что он, съест тебя, что ли? Не возьмет – и ладно, пойдешь в другую гостиницу, где будет администраторша-блондинка взыскующего возраста.

– Я тебе денег дам, парень, – сказал Неделин. – Мне очень нужно.

– Зачем вы? – сделался строгим администратор. – Зачем вы глупости говорите?

– Какие же глупости? Сколько, ты скажи? Сто? Двести?

– До свидания, – сказал администратор.

– Тысячу! – И Неделин бросил перед администратором пачку десятирублевых купюр в тугой банковской упаковке. – Сто листов, можешь проверить.

Тот посмотрел на деньги с неестественным равнодушием.

– Уберите.

Он мне не верит, понял Неделин. Он меня считает… бог весть кем, вряд ли даже проверяющим, проверяющие не действуют так в лоб, он просто понял, что я НЕ ТОТ, – это по его глазам видно: я для него не тот, не из его системы понятий, я странный, а он, очевидно, странных людей боится, да и кто их любит?

А может, действительно нет мест? Может, этот человек в самом деле не берет взяток? Да нет же, невероятно это! – вон в газетах пишут: сплошные безобразия на почве нехватки гостиничных мест даже в провинции, что уже говорить о столицах и курортных городах.

– Слушай, парень, – сказал Неделин. – Ты не подумай. Мне эта гостиница нравится, вот и все. Я из Воркуты, шахтер, деньги есть, хочу отдохнуть нормально, понимаешь?

– Все понимаю, ничего не могу сделать.

– Дерьмо ты в таком случае.

– Вероятно, – спокойно сказал администратор.

– Дерьмо! – Голос Неделина граждански зазвенел. – Честного из себя строишь, а сам… Скажешь, не берешь, да? Не берешь?

– Беру, – сказал администратор и посмотрел в зеркало на свою гладко причесанную голову.

– Ну и возьми, не кобенься!

– У тебя не возьму. Не нравишься ты мне.

– Врешь! Две тысячи! Три! А?

Неделин в азарте досчитал до пяти, администратор все разглядывал свою голову и равномерно отвечал: «Нет. Нет. Нет», – и вдруг, утратив весь свой лоск, рявкнул простецки:

– Отвали, мужик, в зубы дам!

И зря он это произнес, потому что Неделина его фраза словно подбросила, и администратор сам незамедлительно получил в зубы, да так крепко, что отлетел к ящику с застекленной дверкой, где висели ключи, ударился головой о стекло, стекло посыпалось на пол, администратор осел.

Неделин перегнулся через барьер, увидел полулежащего администратора, по щеке его полз ручеек крови. Неделин перепрыгнул через барьер, стал поднимать его говоря: «Извини, парень. Черт, неприятность… Не больно?»

Рана оказалась небольшой, в сущности – царапина, администратор провел пару раз ваткой, смоченной в одеколоне, и остался только тоненький красный след, на одежду кровь не попала, так что материального ущерба не было, кроме разбитого стекла. Администратор молча смел осколки и вывалил в ведро. Выглянула из какой-то двери тетка в цветастом платье (между прочим – блондинка взыскующего возраста), администратор махнул ей рукой, она скрылась. После этого он еще раз внимательно оглядел себя в зеркало.

– Извини, – сказал Неделин и взял чемоданы. – Извини, у меня, брат, нервы не в порядке.

– Бывает, – сказал парень.

Неделин уже открыл дверь, чтобы уйти – администратор его окликнул.

– Чего? – издали спросил Неделин. Администратор поманил его пальцем. Он вернулся.

– Есть одно бронированное место. С утра должны занять, не заняли. Но учти, если человек появится, освободишь.

Судя по его искреннему лицу, это была явная ложь, никакой человек не должен появиться.

– Ты не сердишься? – спросил Неделин.

– Будем вселяться?

– Конечно. Ты скажи прямо – сколько?

– Нисколько.

– Ну за стекло хотя бы?

– Стекло? Рублей десять, не больше. Уплатишь потом, под расписку.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

Смутно, плохо было на душе у Неделина, когда он ехал с ключом от номера на двенадцатый этаж, думая о загадочности администратора. За что он его ударил? – и так быстро, не успев даже пожелать этого, рука сама поднялась и ударила; тут Витино наследство сказывается, не иначе.

ГЛАВА 11

Для него настали дни свободы и одиночества, он был волен делать все что заблагорассудится и первое время ничего не делал: лениво валялся на пляже, лениво читал газеты и журналы, купленные в киоске, и размышлял, что бы такое учудить. Хотелось – необычного. Например, отбить телеграмму Лене на адрес ресторана «Россия» с приглашением в Сочи. Но – не поедет. Да и влюбленность помешает, ведь он в нее, если признаться, все еще немного влюблен, а хочется чего-то без влюбленности, легкого, пусть даже и развратного, но без утомительности, которая всегда сочетается с настоящим развратом. Чего-то похожего на эту вот обложку журнала, где красавица в купальнике у берега моря. Есть море, есть красавицы, есть деньги, нужно выбирать.

– Смотри, Вася, какая баба!

– Баба классная!

Такой разговор услышал Неделин на пляже и обратил внимание на объект обсуждения. Сказанное было правдой. Но было сказано и еще:

– Это, Вася, не про нас.

– Почему?

– Я ее сто раз видел, это проститутка валютная. Только с иностранцами.

– Уж прям! Дай ей пару сотен – и с тобой пойдет.

– Дай попробуй.

– Заразы боюсь. И у меня Люська есть, мне хватает.

– Твоей Люськи троим хватит.

– Гы. – (Счел за комплимент.)

Неделин встал и пошел к ней, медленно переступая длинными волосатыми ногами, он, кстати, понемногу стал привыкать уже к чужому телу, особенно после того, как порезал на пляже ногу, смазывал ее йодом, искал для ног в магазинах резиновые тапочки. Но на полпути свернул, кругом, кругом вернулся к своему месту, оделся и, расстроенный, ушел с пляжа.

Он отправился выпить. У кафе, где всегда было приличное сухое вино, стоял понурый гражданин лет сорока. Неделин не раз уже встречал его здесь, всегда пьяного, полупьяного или с похмелья, всегда в дешевых джинсах, ширинка которых застегивалась на одну пуговицу, всегда в одной и той же серо-зеленой рубашке в клеточку. Не раз уже он подходил к Неделину, дрожа и говоря откровенно: «Мужик, дай сколько-нибудь. Умираю. Хоть двадцать копеек». И Неделин давал – сколько рука из кармана захватит мелочи. Подошел гражданин и теперь.

– Ты вчера у меня просил, – напомнил Неделин. Пьяница посмотрел на него с обидой, грустно сказал:

– А сегодня я что, уже не человек?

– Пойдем в кафе, – пригласил его Неделин.

– Зачем?

– Посидим, выпьем.

– Кончай шутить.

– Кроме шуток.

– А зачем тут сидеть? – оживился пьяница. – Тут дорого, зачем это? Хочешь нормально выпить, так?

– Так.

– Тогда пошли, все тебе будет.

И он повел Неделина и через минуту привел в какой-то двор, они поднялись на второй этаж двухэтажного дома, прошли сквозь квартиру, которая казалась брошенной, нежилой, на просторный балкон с чугунными, старого литья перилами, балкон устилали грязные подушки, два или три засаленных одеяла, засоренные крошками, бумажками; стаканы и бутылки из-под вина тут же лежали. Убрав стаканы и бутылки, пьяница поднял одеяло, встряхнул и положил обратной стороной. Стало относительно чисто и даже своеобразно уютно.

– Давай башли и жди, – сказал пьяница.

Через полчаса они пили, полулежа, глядя в листву дерева, нависшего над балконом, и – сквозь листья – в синеву неба. Неделин рассказывал о себе. Он рассказал все: кем был, кем работал, как жил, как влюбился в ресторанную певичку, как превратился в ее хахаля непонятным образом, как попал сюда, как тут тоже влюбился в валютную проститутку и не смеет к ней подойти. Пьяница попросил описать ее, и оказалось, что это его двоюродная сестра и он хоть завтра устроит им встречу, можно здесь, можно в номере у Неделина, договорились, завтра же! – и тоже рассказал о себе.

– Я был капитаном КГБ и МВД, – сказал он. – Я убивал, но меня тоже убивали. У меня не было личной жизни. Я сижу в театре. Опера. Вдруг открывается дверь. И на весь театр. Там Борис Годунов поет. Но на весь театр: «Майор Куролапов (это моя фамилия), майор Куролапов, на выход!» А я с любимой тоже девушкой. Говорю ей прости и еду. Срочно. Еду. Дом. Подвал. В подвале вооруженный преступник. Вооружен ножом и пистолетом Макаров. Знаешь? Нет? Двадцать шесть патронов непрерывного боя. У меня тоже пистолет Макаров. И фонарь. Это главное. У меня фонарь, а у него нет. Я иду. Он стреляет по слуху. Пули бьют возле головы. Я ориентируюсь и посылаю ему в глаза луч света. Он слепнет. Стреляет наугад. А я прицельно. Как в тире. В середину лобной кости. Сразу. С одного выстрела. Выхожу. Усталый. Смотрю, у входа лежит Сеня. Лейтенантик. Корешок. Шальная пуля. Я так плакал. Я железный человек, но я плакал. Он мне был как сын. Я его хотел женить на своей дочери. У меня была дочь-медалистка, золотая медаль за школу. Плавала в море… И не вернулась. Никто не знает. Я второй раз в жизни плакал. Больше никогда. Сейчас плачу – это не то. Это не слезы. Это пот души. Слезы – пот души, ты это знаешь? Плакать полезно и нужно. Мне врачи посоветовали: плачь. Я плачу. Могу плакать полчаса – на бутылку. Спорим? Я на коньяк один раз плакал полтора часа без перерыва. Ручьем лилось. Могу и сейчас, если на коньяк. Полтора часа.

– А почему ушел со службы? Выпивать стал?

– Ни в коем случае. Ты думаешь, ты один такой? Я тоже превратился.

– Брось.

– Не веришь? Все не верят! А я тоже. Догонял алкаша. По линии КГБ. Обратно сижу с девушкой в кино. «Фантомас». Открывается дверь, билетерша орет ее убирают. Кричат: «Старший лейтенант Куролапов, на выход!» Я бегом. Пистолет Макаров всегда при мне. Тридцать два патрона, автоматическая стрельба. Приказ: алкаш ограбил овощную палатку, унес ящик марочного вина, выпил и в пьяном виде совершил налет на продавщицу газировки, отнял деньги. Вооружен гранатой. Итак, я в погоне. Я догоняю. Он поворачивает на бегу свое звериное лицо, заросшее безобразной щетиной. Я бегу ровно, как на дистанции, бегу с достоинством, одет по форме, в белой рубашке с галстуком. Смотрю, это не я бегу, а на меня бежит ментяра, а я держу гранату. Ты понял? То есть как у тебя. А все не верят. Ты-то веришь?

– Верю.

– А я доказать не могу. Я на самом деле подполковник Куролапов, подполковник МВД, ты понял? У меня универсальные права: от мотоцикла до вертолета могу управлять всеми видами транспорта. И пистолет именной. Показать?

– Покажи.

– Ничего подобного! Обязан хранить в полном секрете. С какой целью засланы в город? Кто с тобой работает? Кто с тобой работает? Признавайся, кто с тобой работает?!

– Опять орешь, Куролапов? – раздалось снизу. – Милицию вызвать?

Куролапов угомонился, отвалился от Неделина, которого уже вознамерился душить слабыми пьяными руками, – Неделин, смеясь, отпихивал, – и упал на подушки, захрапел. А Неделин долго еще лежал, попивая вино, глядя на темнеющее небо и проявляющиеся звезды, и мечтал о завтрашнем свидании с валютной проституткой.

Проснувшись, он нашел Куролапова бодрствующим, веселым: вино со вчерашнего осталось. Неделин напомнил Куролапову о двоюродной сестре.

– А что? – удивился Куролапов.

– Ты же обещал меня с ней познакомить.

– А-а-а… Обещал так обещал. Если Куролапов обещал, это железно. Тебя когда познакомить? Прямо сейчас?

– Вечером.

– Тогда в семь часов вечера здесь же. Подкинь деньжат, чтоб я не скучал!

Неделин оставил денег столько, чтобы можно было на них выпить, но не напиться, а сам отправился в гостиницу, где принял ванну, побрился, поспал – и оказался в полной боевой готовности.

Ему всегда было неловко проходить через вестибюль и видеть администратора. Хотелось еще раз извиниться перед ним, сказать что-то. Но когда он набирался решимости сделать это, администратора не оказывалось на месте или была не его смена, а когда администратор появлялся – исчезала решимость. На этот раз Неделин сумел, подошел, сказал просто и задушевно:

– Парень, ты все-таки на меня сердишься, да? Извини дурака.

– Да бросьте вы! – улыбнулся администратор. – С кем не бывает. У всех нервы! – И вздохнул, сожалея о всеобщей нервности, сожалея как патриот, как человек.

ГЛАВА 12

Неделин помнил, что дверь в квартиру Куролапова, если это обиталище уместно назвать квартирой не запиралась, поэтому не стал звонить или стучать, а пошел прямо на балкон.

Куролапов возлежал на подушках в окружении трех красавиц. Подобным народ дал прозвище «синюхи» или «синеглазки». Первое прозвище оправдано синевой их подбитых своенравными кавалерами скул, синевой также, но уже с багровым оттенком, их алкогольных носов и щек, синевой дешевых косметических теней, которыми они густо намазывают веки, а второе – тем, что они в действительности в большинстве своем почему-то синеглазы. Красавицам было: младшей – около тридцати, старшей – не менее сорока. Средняя выглядела одновременно и на тридцать, и на сорок, и дело тут не во внешности, а в том, что глаза ее смотрели тускло, вне момента, как бы из всей прожитой жизни разом. Устало.

– Альберт пришел! – закричал Куролапов. (Какой еще Альберт ему приснился?) – Сейчас выпьем! Альбертик, дай денежку. Сейчас, девчонки! – и вытеснил собой Неделина в комнату, закрыв двери на балкон.

– Ты кого привел? – спросил Неделин.

– Я не понял! – возмутился Куролапов. – Ты просил бабу, а я тебе сразу трех! В чем претензии?

– Мы говорили о двоюродной сестре. Которая это самое. Проститутка.

– Все правильно! Любка и Сонька, сестры мои двоюродные, они проститутки, как заказано. А Нинка, иха подруга, она не проститутка, но выпить любит, а если захочешь, то пожалуйста. Все со справками, никогда не болели. Отличные женщины, я тебе говорю!

– Валютная проститутка, – напомнил Неделин, уже понимая, что Куролапов наврал.

– Можно и без баб обойтись, – сказал Куролапов. – Что нам, умным людям, поговорить не о чем?

– Беги за вином, – сказал Неделин.

Он улегся на балконе среди подушек, не стесняясь разглядывал красавиц, изумляясь их уродству, их нелепым потасканным нарядам, их жадности к вину, их мутному хмелю, их грязным загорелым рукам, их беззубым ртам, их попыткам говорить при постороннем культурно, но попытки эти не удавались, дамы срывались то и дело на привычный мат. Куролапов, мигом обернувшийся, блистал, рассказывая срамные анекдоты.

– Музыки нету, – пожалела Нина, старшая. – Зачем проигрыватель пропил, Куролапов?

– Я сам музыка! – сказал Куролапов и принес из комнаты гитару, на которой уцелело только три струны.

Женщины, однако, отнеслись к гитаре серьезно, сели поудобнее, но и строже: приготовились.

– На Муромской дороге! – сказал Куролапов и стал нащипывать струны, верно и чисто выводя мелодию песни. Начала тихим грудным голосом Нина, подхватила Соня, средняя, тоже тихо и глубоко, а на припеве высоко, но без баловства и лишнего ухарства, как это бывает в пьяном застолье, вступила младшая – Люба. Куролапов аккомпанировал, сам не пел, только изредка вплетал в песню низкую басистую ноту, он глядел на женщин внимательно, а они старательно, как школьницы, следовали указаниям его головы, он дирижировал ею, показывая и такты, и необходимую высоту звука.

Песня кончилась, и только тогда женщины дали себе волю – заплакали. Куролапов зарыдал. Неделин почувствовал, как щиплет в глазах.

– Вы, – сказал он Любе, взяв ее за руку и проникая в ее синие глаза, – кто по профессии?

– Минетчица! – ответила за нее Нина.

– У вас есть дети? – не обратил внимания Неделин.

– Детей топим в унитазе! – опять ответила за нее Нина.

Куролапов ударил ее гитарой по затылку (струны загудели):

– Не лезь, дай человеку пообщаться!

– А чего тут общаться? – сказала усталая Соня. – Шли бы в комнату. Любка, видишь, мужчина не терпит. Не динамь.

– А я что? – Любка шустро подхватилась, потащила за руку Неделина. – Пойдем, любимый! – кричала она. – Пойдем, золотой! Сю-сю-сю, холосенький маль-сик! Ся-ся-ся! Бу-бу-бу! Ня-ня-ня!

И потащила, повалила в комнате на какой-то топчан, заскрежетавший пружинами, стала грубо лапать и хотеть. Неделин отворачивался от ее мокрых губ.

– Бабы, он отлынивает! – хохоча, закричала Люба.

Хохоча, вбежали Соня и Нина, тоже стали хватать, тормошить, стаскивать штаны и прочее. Куролапов, стоя в балконной двери, громко одобрял.

– Не хочу я! – закричал Неделин.

– Он не хочет! – закричал Куролапов и закрыл дверь. – Бабы, он не хочет. Мы ему поможем! Ты не хочешь?

– Нет!

– Момент! Бабы, держи его!

И он возник перед Неделиным, которого бабы распяли на топчане, держа в руках ножницы.

– Ты… что? – выговорил Неделин.

– Ты же не хочешь? Мы тебе раз – и нету!

– Что за шутки! – заорал Неделин.

– Какие уж тут шутки! – заплакала, заголосила Нина, лаская и теребя. – Какие уж тут шутки!

Неделин рванулся, но женщины держали крепко, особенно Соня, лицо которой стало сосредоточенным и злым.

– Чик – и нету! Чик – и нету! – бодро кричал Куролапов и щелкал ножницами все ближе, ближе. Неделин вырвал одну руку и стал бить кулаком по синеглазым лицам, расшвырял, бросился на Куролапова, неистово ударил его несколько раз – и побежал из квартиры, на ходу натягивая штаны.

ГЛАВА 13

Два дня он пролежал в номере, выходя только в буфет взять минеральной воды и бутербродов: боялся чего-то. На третий день стало стыдно собственного малодушия, оделся в легкое и светлое, пошел к морю. По пути купил местную газету, где прочитал заметку, называющуюся «Городу-курорту – моральное здоровье». В этой заметке туманно говорилось (времена были еще подцензурные) о необходимости оздоровления кое-где в отдельных случаях нравственного климата как среди отдыхающих, так и среди местного населения. Есть случаи спекуляции. Есть случаи пьянства, ведущие к последствиям. Например, в квартире нигде не работающего гражданина К. произошло совместное распитие спиртных напитков вместе с женщинами, что привело к драке, участники получили взаимные побои, ворвался некто незнакомый и тоже пьяный, причинил увечье хозяину квартиры: сотрясение мозга с временным расстройством рассудка. Госпитализирован. Пусть это будет всем уроком.

Чтоб ты сдох, мстительно пожелал Неделин Куролапову.

Весь день он ходил по пляжу, разыскивая валютную женщину, но безрезультатно. Причем Неделину не хотелось от нее чего-то определенного и плотского, он хотел просто поговорить с ней, просто побыть вместе, он ей расскажет о себе, и оба поймут, почему так недовольны жизнью.

Лежать и жариться на солнце не хотелось, купаться тоже. Неподалеку катер катал всех желающих на водных лыжах. Красиво, заманчиво, Неделин раньше видел такие катания только по телевизору и всегда завидовал, но теперь, когда мог сам испробовать это изящное морское удовольствие, не было охоты, к тому же он еще не доверял вполне телу предшественника, боялся, что в какой-то момент оно выйдет из-под контроля, и это может кончиться плохо: вон с какой скоростью лыжники скользят по волнам, так недолго и голову свернуть. И вообще, хрупок человек, страшно сказать: любой шальной камень, попавший в висок, может прекратить жизнь. Ходячий мешок крови. И как нелепы эти руки, эти ноги, как, в сущности, нелепо все устройство человека, как он уродлив, если вдуматься! И привык к своему уродству. И совершенствует его – как этот вот лежащий вверх животом дядя, наевший, кроме живота, и щеки, и шею, и три подбородка, все тучное, белое, но уже схваченное кое-где первым красным загаром. Толстый человек убрал газету с лица, и Неделин увидел Андрея Сергеевича Гаралыбина, заместителя директора учреждения, в котором он работал. Он чуть было не поздоровался с ним и уже улыбнулся – независимой от службы улыбкой, простосердечной, ему приятно было встретить здесь, среди чужих людей, кого-то своего.

– Вы мне солнце загораживаете, – сказал Гаралыбин сварливо.

– Я вас спасаю, – сказал ему приязненно Неделин. – Вы обгорите.

– Это мое дело, – сказал Гаралыбин. – Отойди, говорят.

Привык грубить, подумал Неделин. Но тут тебе, брат, не учреждение, тут подчиненных нет.

– Не отойду, – сказал он.

– Хамство какое-то, – сказал Гаралыбин вполголоса, так как кругом люди, зачем привлекать внимание.

– Сам хам, – озорничая, срифмовал Неделин. Подцепил ногой камешек, камешек скакнул на живот Гаралыбина, спружинил и упал на лежащую рядом женщину.

– Вы чего это бросаете? – подняла женщина сонное лицо.

– Это не я, – сказал Гаралыбин. – Это тут какие-то идиоты ходят.

– Это он, – сказал Неделин и присел возле Гаралыбина. – Молчи, Гаралыбин, – шепотом произнес он. – Ты разоблачен!

– Вы кто? Я вас не знаю.

– Зато я тебя знаю. Пока ты тут отдыхаешь, там, – он указал пальцем в небеса, – решается вопрос о твоем снятии с заместителей. Тебя хотят сделать рядовым работником, а потом сплавить на пенсию. Ты обречен. Стой, слушай дальше. Ты сам виноват. Зачем ты развалил работу? Почему ты такой невежливый, Гаралыбин? Почему ты не здороваешься с сотрудниками низового звена? А они ведь издали, издали с тобой раскланиваются. Понимаешь ли ты глубину своего падения, Гаралыбин?

Гаралыбин, приподнявшись на локтях, ошалело слушал Неделина, жевал губами, но когда Неделин сделал паузу, предоставив ему возможность что-то сказать, он молчал, только все жевал губами.

– Нечем крыть? Ну отдыхай, Гаралыбин. Набирайся здоровья перед пенсией. Будь счастлив. – И похлопал ладонью по гаралыбинскому налитому животу.

Оставив Гаралыбина, который так и не вымолвил ни слова, Неделин пошел искать свободное место. Он блуждал между тел, и ему было нехорошо. Зачем-то обидел человека. Ну, положим, сказал-то правду, Гаралыбин никогда не отвечает на приветствия, будто не замечая здоровающихся с ним людей, но, может, он просто сосредоточенный человек, может, думает о чем-то важном, производственном или научном, он ведь кандидат наук. Однако будь ты хоть доктор наук, ты хотя бы по должности обязан замечать людей. Их оскорбляет твое невнимание. И вообще. Нет, все правильно, дураков надо учить. И вообще…

Неделин представил: Гаралыбин возвращается в учреждение. Возможно, он сегодня же возьмет билет. Вернувшись, он как человек прямолинейный в лоб спросит: кто и за что его собирается перевести в рядовые работники и отправить на пенсию? Выяснится, что – недоразумение. И это недоразумение могут связать с исчезновением Неделина, со странным случаем, наверняка ведь об этом случае говорит весь город, наверняка Неделина уже ищут по приметам Виктора Запальцева, который в обличье Неделина был, вероятнее всего, задержан в ресторане милицией и все рассказал. То есть, значит, Неделин идиотским образом обнаружил себя. То есть нужно срочно, сегодня, в крайнем случае завтра уезжать из Сочи. Поэтому нужно немедленно найти валютную женщину, он не может уехать, не встретившись с ней. Нет, тут не влюбленность, говорил себе Неделин, а черт знает что, – да и разбираться не буду, что это, отчет я давать никому не обязан, в том числе и себе самому. На фиг, на фиг, некогда и неохота!

Валютную женщину он увидел в одиннадцатом часу возле интуристовской гостиницы. Она была в красном платье, в красных ажурных колготках, в красных туфлях, с красной помадой на губах, ослепительно красивая, но без похабства в лице, наоборот, с чистыми лукавыми девичьими глазами. Изредка проходили группами иностранцы, валютная женщина их не трогала. Но вот от группы приотстал господин средних лет в клетчатом пиджаке, женщина тут же подошла, что-то сказала, мило улыбаясь. Иностранец вдумчиво нахмурился, слушая, а потом воскликнул, оттолкнул женщину и ушел. Она улыбалась ему вслед незамутненно.

Неделин стоял неподалеку за декоративной кустарниковой оградой. Оглядев себя (одет вполне модно, сойдет и за иностранца), он прогулочно направился к входу в гостиницу. Но валютная женщина не подошла, не окликнула. Неделин остановился, медленно обратил внимание на женщину. Подойти к ней и сказать что-нибудь с иностранным акцентом. С английским. Даром, что ли, в школе и в институте учил? Неделин подошел и, глядя в лицо женщины с простодушной бессовестностью, сказал вдруг вовсе не с английским акцентом:

– Паслушай, дарагая, пойдем со мной?

– Чего? – изумилась женщина, вперившись в славянское лицо Неделина, соображая, почему это славянское лицо заговорило с южным акцентом.

– Ми шутим! – сказал Неделин. – И уже без акцента: – Ночь, говорю, скоротаем?

– Отвали, – сказала женщина.

– Советскими деньгами не берем, значит?

– Никакими не берем. Я подругу тут жду. Ясно?

– Послушайте, – сказал Неделин. – Мне от вас в общем-то ничего не нужно. Просто посидеть, поговорить. Но я заплачу сколько положено.

– Отвали, мусор!

– Вы думаете, я, как бы это сказать… провокатор. Вы ошибаетесь. Я из Воркуты, работаю на шахте инженером. Деньги есть, а пообщаться не с кем.

– Засунь себе в задницу свои деньги.

– Почему вы так? – мягко сказал Неделин. – Вы же не такая. Вам самой уже надоело, правда? Вам хочется человеческого общения, ведь так? – чтобы к вам отнеслись как к человеку, а не орудию удовольствия. А я как раз это и предлагаю.

– Да хоть в ванной с шампанским меня искупай, все равно… – и тут она запнулась. И вдруг сказала: – А в самом деле, мальчик! Искупай меня в шампанском, тогда сговоримся. А, Вася?

– Я не Вася.

– Это без разницы, Вася. Искупаешь?

– Наверное, какую-нибудь вашу подругу искупали, и вам тоже хочется? – предположил Неделин.

– А что, слабо? Не жмись, если нравлюсь. Слабо? Только без дураков, шампанское водой не разбавлять!

– Нет, но где я вам его возьму? Поздно.

– Давай считать, – оживилась валютная женщина. – Бутылка – червонец, дешевле не найдешь. Десять бутылок – восемь литров. Для ванной нужно литров сто, так? Сколько бутылок?

– Так… Сто бутылок – восемьдесят литров… Плюс еще двадцать литров…

– Бери десять ящиков – не ошибешься, – подвела итог валютная женщина. И отвернулась.

– Думаете, я не смогу? – спросил Неделин.

– Отвали.

– Нет, вы только подскажите, где шампанское взять.

Валютная женщина, смеясь и все еще не веря, отвела его в ресторан, там говорила с официантами, Неделину было предложено заплатить за шампанское и за работу две тысячи (рублей), он выложил, через полчаса к нему в номер потянулись веселые шустрые ребята с ящиками, в ванной слышались беспрерывная пальба, шипенье и бульканье. Неделин не участвовал, поглядывал на часы: женщина обещала быть ровно в полночь. Шустрые ребята, веселея на глазах, управлялись быстро.

– Готово, хозяин! – наконец услышал Неделин.

Выпроводив шустрых ребят, он зашел и увидел ванну, наполовину заполненную шампанским. Светло-желтая жидкость шипела, пузырилась, источала густой запах, ударяющий в нос, и запах, надо сказать, не такой уж приятный. Неделин представил валютную женщину в этой жидкости, заволновался.

Женщина пришла. Заглянула в ванную, восхищенно выругалась и, не обращая внимания на Неделина, быстро разделась (он хотел выйти, но передумал), упала в ванну, заплескалась, забилась, как большая рыба, легла, отпила глоток, крякнула:

– Годится! Вася, ты гений! Ты – человек! Я тебя даже люблю. Слушай, это такой кайф, это такая балда, это… – Она отпила шампанского, и еще, еще.

– Как я тебя полюблю! Ты заслужил, Вася! Иди ко мне. Ну!

Неделин пошел к ней. Залезая в ванну, поскользнулся, бухнулся, волна шампанского окатила женщину, она радостно завизжала, стала плескать в Неделина, и он тоже стал плескать, и они долго дурачились, обдавая друг друга брызгами шампанского. Голова кружилась.

Хлопнула дверь. Послышались шаги.

На пороге ванной стоял администратор. Его лицо закоренелого комсомольца было спокойно и неотвратимо.

– Вы знаете, что после одиннадцати часов вечера принимать гостей у нас запрещено? – спросил он.

– Вася! – закричала женщина. – Лезь к нам!

Вошли шустрые ребята, те же, что носили шампанское, молча и деловито помогли женщине выбраться из ванной, она, уже в стельку пьяная, ругательски ругалась, выпроводили ее, а потом стали не спеша, толково издеваться над растерявшимся и даже не пытавшимся подать голос Неделиным: окунали его в шампанское, били по щекам, драли за волосы. Долго.

Устали.

– Значит, мстишь? – спросил Неделин наблюдавшего администратора.

– Сейчас я позвоню в милицию, – сказал администратор. – Дебош в гостинице. Купание в шампанском с проституткой. И так далее.

– Не надо, – сказал Неделин.

– Тогда завтра чтобы я тебя тут не видел, падла.

– Хорошо, – сказал Неделин.

– Пожалуешься – прибьем, – сказал администратор.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю