355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Искенов » Вымышленные и подлинные истории Алекса (СИ) » Текст книги (страница 8)
Вымышленные и подлинные истории Алекса (СИ)
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 20:10

Текст книги "Вымышленные и подлинные истории Алекса (СИ)"


Автор книги: Алексей Искенов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Бизнесмен Александр Тимошин, дальний родственник Раисы Костомаровой, прежде не поддерживавший с ней никаких родственных отношений, купил Васькину квартиру и, въехав в неё, сделал дорогой ремонт. Пластиковые окна и балкон, дорогая мебель, ковры, навесной потолок с цветными лампами, двойные двери с рифлёным стеклом в комнаты – да многим чем приукрасил своё новое жильё состоятельный мужчина. Вот только семьи у него не было и детей. Вернее, конечно, были когда-то, но потерял в одночасье. Александр Валерьевич выкупил кафе, в котором работала Раиса, обзавёлся нужными связями, подружился с некоторыми соседями по дому и новым шефом городской полиции полковником Смирновым. Те рассказали Тимошину про все страсти, включая и бывших жильцов купленной бизнесменом квартиры. Казалось бы, живи-не горюй, деньги плывут сами в руки, дела идут успешно. Но Александра вдруг начали преследовать ночные кошмары: сорокалетний мужчина атлетического телосложения, побывавший на горячих точках и много повидавший за свою жизнь, не мог спокойно уснуть на новом месте.

Будучи порядочным человеком, он решил разузнать, где находятся Рая Костомарова и её дети. Большого труда это ему не составило – помогла дружба с Фёдором, и Тимошин на роскошном джипе поехал в загородную психбольницу. Бизнесмен представить себе не мог, какие люди в этой лечебнице находятся. Конечно, будучи человеком образованным и начитанным, он вполне допускал, что в жизни может случится что угодно, никто ни от чего не застрахован. Однако увидеть настоящих психически больных людей ему доводилось впервые.

Сразу у ворот, едва Александр Валерьевич припарковал машину и, выйдя из неё, направился к проходной, к нему навстречу выкатился инвалид на коляске, в больничной полосатой пижаме.

– У меня папа – генерал! – похвастался, как пацан, колясочник и показал бизнесмену язык.

Разумеется, Тимошин был человеком мудрым, и кривляния покалеченного судьбой больного человека в штыки не принял. Он улыбнулся и шутливо ответил:

– Ну, если у тебя отец генерал, то у меня – губернатор! Тебя как звать-то, боец?

– Скворцов Владимир Анатольевич, 1974 года рождения, инвалид Чечни. Воевал у генерала армии Геннадия Трошева. Попав под миномётный обстрел, лишился обоих ног. Чудом выжил.

Александр Валерьевич с восхищением посмотрел на парня в инвалидной коляске и удивлённо спросил:

– А как же ты, Володя, здесь оказался?

Владимир Скворцов ничего не ответил, лишь вынул папироску из пачки.

Тимошин чиркнул дорогой зажигалкой, давая собеседнику прикурить, и сам закурил, вынув сигарету из пачки "Парламент".

Они молча курили, каждый думая о своём, но догадливый бизнесмен уже начинал понимать, что за "папаша" этого несчастного.

Раиса лежала в наблюдательной палате психиатрической лечебницы женского отделения со дня поступления в стационар. Костомарову то и дело привязывали к шконке – несчастная женщина истошно выла и орала:

– Отдайте мне моих детей! Развяжите меня! Ну пожалуйста! Умоляю вас!

Гадюшный персонал с его "шестёрками", слабоумными алкоголичками, безжалостно скручивал Раю и жестоко избивал. Медсёстры закалывали болючим аминазином. Её жизнь превратилась в кромешный ад с того самого дня, когда покойный муж запил и при очередном дебоше зверски убил Веру Васильевну, маму Раисы. Здесь же, в психушке, легче не стало. Санитарки наплевательски относились к несчастной жизни пациентки, да и к другим пациентам тоже. Заведующая, она же единственная врач в отделении, тоже не вдавалась в подробности и никакого понимания и сочувствия не находила. Она прописала Костомаровой нейролептики в инъекциях большими дозами и спокойно сидела у себя в кабинете, не обращая внимания на крики и плач больных. Обходы она делала редко, более того, это была дочь того психиатра, которая когда-то также пыталась "залечивать" покойного Семёна Воронцова, когда он был детдомовским пацанёнком.

Варвара Григорьевна курила в кабинете, просматривая истории болезни. У неё не было никакой личной жизни, замуж она, в отличие от своей покойной матери, не вышла – так и осталась в пожилом возрасте старой девой. Однако выкуривала по пачке, а иногда даже больше, голос давно огрубел, лицо сделалось морщинистым и дряблым.

Сверкая очками в золотой оправе, старуха-девственница чуть ли не строевым шагом направлялась к палате в сопровождении нескольких медсестёр, включая и старшую.

– Ну, как самочувствие? – важным тоном спрашивала она сразу у нескольких больных, наскоро заправивших свои шконки. Ей было все равно, что ей ответят, кроме откровенного хамства, которое заведующая, несмотря на свою выдержку, не переносила.

В тот день Раису развязали, женщина позавтракала, сходила в уборную, привела себя в порядок. Ей, как и другим пациенткам, выдали больничный халат и панталончики.

Оставались всего какие-то доли минут, прежде чем врач-психиатр зайдёт из коридора в наблюдательную палату. Но едва заведующая и её подчинённые вошли в "надзорку", Костомарова, разбив стёкла в окне с решёткой и схватив один из осколков, устремилась на пожилую очкастую тётку.

Опешивший от ужаса медперсонал застыл в растерянности, Варвара Григорьевна попыталась что-то крикнуть, но осколок острого стекла врезался ей в шею, напрочь пробив сонную артерию. Врачиха, истекая кровью, упала на пол, оставляя на нём целую лужу. Персонал убежал за подмогой в соседнее отделение, забыв, что подвергает этим опасности всех больных женщин.

Через полчаса бездыханное тело заведующей унесли на носилках, а дюжие мужики-санитары скрутили Раису, завязав крепко-накрепко и обмотав широким бинтом.

Целый месяц отделение находилось без врача, пока по распределению не прислали молодого мужчину-психиатра из областного центра. Костомарову больше не били, но по распоряжению главного врача и вскоре назначенной экспертной комиссии определили в самую строгую специализированную психбольницу с интенсивным наблюдением.

Тимошин сидел в кабинете у главного врача, пожилого психиатра Павла Андреевича, толстого, краснощёкого мужчины. Александр Валерьевич уже выделил средства на нужды больницы, чему главврач был очень рад и премного удивлён щедрости бизнесмена.

– Ну, теперь вы, Александр Валерьевич, наш меценат и спонсор! – почтенно отозвался о Тимошине толстяк в белом халате.

– К сожалению, с Раисой Костомаровой я вам ничем помочь не могу – она убила очень уважаемую мной женщину, своего лечащего врача, так сказать... И в итоге оказалась особо опасной пациенткой всех психиатрических заведений. Поэтому мы приняли меры относительно её принудительного лечения в специализированной психиатрической больнице со строгим режимом и интенсивным наблюдением. Поверьте, такой случай у нас очень редкий, всего лишь второй за время моей здесь работы.

– Да, я понимаю, – грустно вздохнул бизнесмен. – Однако все мы люди. Кстати, вы не в курсе, а где её дети?

– Они в специализированном интернате сейчас находятся, посёлок Вольский, сорок километров отсюдова, – вежливо ответил главный врач.

Через несколько дней подросшие Иван и Анна Костомаровы ехали в машине бизнесмена из интерната домой. Тимошин надеялся подзаработать ещё денег и подлечить своих подопечных за границей, в какой-нибудь немецкой клинике. А пока он наймёт детям сиделку и охранника, которые будут за ними присматривать, пока он на работе.

Ведь Александр Валерьевич всегда в жизни старался делать только добро.

* * *

НЕ ТВОЯ

(рассказ старого пьяницы)

В привокзальном кафе «Ветерок» никогда не бывало мало народа. В небольшое помещение на два десятка столиков сбегалась вся окрестная шпана. Пьяницы и местные алкоголики толпились ещё с раннего утра у входа. Толстая, нафуфыренная Зойка, женщина лет сорока пяти, стояла на раздаче, наливая в кружки свежего «жигулёвского» пива, а её дочка Нюрка, барынька-сударынька, ловко разливала из бутылок в стаканы водку или красное креплённое вино, что у нас в народе называлось «бормотухой». Анюта только закончила торговый техникум, собиралась дальше учиться, но надо было помогать матери, поскольку та страдала целым букетом хронических заболеваний. Девчонка была в теле, из летней футболки, которую она носила в жару, виднелись упругие, большие груди, а лицо было круглое, добродушное.

Нюра приветливо улыбалась посетителям заведения, и в каком бы подпитии те ни были, они обращались с девушкой культурно и вежливо.

– Эй, голубоглазая! Плесни-ка ещё винца! – просили её, и она наливала.

– Нюрочка! Налей ещё водочки! – подходил к ней интеллигентный пьяница-очкарик, лет тридцати пяти – высокий, видный мужичок. Голубоглазая, русоволосая девушка тут же услужливо наливала сто пятьдесят грамм сорокоградусной.

Выяснять отношения пьяные мужчины выходили на улицу и, завернув за угол, где никто не ходит, жестоко дрались, размахивая руками и ногами. В кровь избитых, полуживых нарушителей правопорядка подбирала подъезжавшая к закрытию кафе ментовка, увозя "бедолаг" в медвытрезвитель, расположенный в центре города. Там их обирали, оставляя только мелочь, загоняли под холодный душ, а кто был с тяжёлыми травмами – отправляли в больницу. Кого-то вывозили уже на труповозках... Также ментами возбуждались уголовные дела о бытовых пьяных ссорах, но в основном вопрос пытались уладить миром. Окрестные в обиду не давали никого. Мало ли что бывает по пьяной лавочке?..

Вот так и я, сорокасемилетний Александр Соснов, со своим совсем ещё юным другом Васей Рыбкиным, стали завсегдатаями нашего привокзального "Ветерка".

Учась ещё в школе, заканчивая седьмой класс, приучился я с ребятами к спиртным напиткам. Бабка с дедом в деревне гнали самогон, из яблок делали вино, из ягод, лечебных трав и корневищ хрена – разные настойки. Мамка работала дояркой на ферме, батька сидел в управе. В войну отец ушёл на фронт – так и пропал без вести. Я был тогда ещё малолеткой и вырос в деревенских условиях. Первый раз я напился с одноклассниками после школы, находившейся в соседней деревне. Едва закончились уроки, мы втроём – я, Игнат Набоков и Колька Парфёнов – побежали на полянку у леса, где я спрятал сворованную ещё утром у бабушки с дедом бутылку со сливовой наливкой. Быстро осушив из горла бутыль сладкого и крепкого напитка, мы чего-то не поделили и подрались. Проходившие мимо со стадом коров пастух дядя Артём со своим старшим сыном Вовкой Гореловым разняли нашу пьяную потасовку и прогнали всех троих домой. Разгневанный дед избил меня так, что я неделю не мог спокойно сидеть на уроках, ёрзая и кривясь от нестерпимой боли. Учителя не одобряли таких телесных наказаний и снисходительно, кое-как, тянули мою неуспеваемость. Я же, назло деду, стырил ещё бутылку, уже самогона. Упившись с теми же дружками по классу, мы едва не захлебнулись в собственной блевотине, так и не дойдя до своей деревни, упали у берега речки и вырубились. На сей раз дедушка меня не стал бить – понял, что бесполезно, не забивать же до смерти... Бабушка крестилась в углу у икон, а матери, уставшей от тяжёлой работы, было не до воспитания. Почему у меня не было ни сестёр, ни братьев, как у многих, так и осталось на всю жизнь загадкой.

– Закуривай, Соснов! – подошёл ко мне Парфёнов, вытаскивая из пачки и протягивая папиросу. Попыхивая горьким дымом, мы тянули из банки бражку. Хмелея от неё, утопали в каком-то необъяснимом блаженстве. Мимо нас прошли, хихикая, две одноклассницы.

– Валька! Сонька! Стойте! – крикнул пьяным басом Колька и, отшвырнув окурок недокуренной папиросы, помчался за девчонками. Не раздумывая, я припустил за ними. Парфёнов, догнав одну из девок, в наглую загнул ей подол и потянул за резинку трусов. Сонька заверещала, попыталась вырваться, но Колька повалил её на траву и, насильно раздев, упивался с ней в страсти. Я же, подойдя к Вале, немного растерялся.

– Что смотришь? – спросила девица. – Не нравлюсь? Санька, лучше не приставай! Я не Сонька! Батьке своему скажу – он тебя убьёт.

– Да не боюсь я батю твоего! – пьяно выкрикнул я и, завалив Валю, сделал тоже самое, что и Колька.

Девчонки визжали, кусались, но всё-таки сдались. Вчетвером, после любовных оргий, мы возвратились в деревню. Парфёнову за Соню ничего не было, вероятно её мать ничего так и не узнала, а обесчещенную мной Валю её родители мне не простили.

Не знаю, как узнал отец Валентины, но на следующий вечер он, взбешенный, ломился к нам в избу. Перепуганная бабушка закрылась со мной в чулане, мать была на работе.

– Выводи своего змеёныша! – кричал рассвирепевший Валькин папаша. – Я его убивать сейчас буду.

Здоровый мужик размахивал своими двухпудовыми кулачищами, выбивая в сенях дверь.

Дед вышел и принял за меня удар. Сначала он попытался миром погасить конфликт, но мужик его доводы отверг и потребовал меня на расправу. Дедушка кинулся с ним в драку и, будучи в годах, проиграл. Валин отец забил старика до смерти. Когда до него дошло, что старый человек мёртв, здоровяк остыл и велел сбежавшейся на шум толпе вызывать милицию. Отец Валентины сдался властям сам, отсидел большой срок, моего дедушку похоронили всей деревней. На поминках я напился так, что едва не ушёл вслед за дедом...

Вспоминая себя, я сидел с рыжеволосым Васей в кафе, распивая бутылочку «Столичной» и прихлёбывая свежим пивком. Моему другу едва исполнилось 19 лет, в армию его пока не взяли, дав отсрочку. Круглолицая девица весело крутилась у стойки, помогая своей матери на раздаче. Мы похрустываем сухой воблочкой, улыбаемся друг другу. Мой собеседник неторопливо рассказывает, как встретил вчера девушку, длинноволосую брюнетку с серыми глазами, в фарцовых джинсах и розовой блузке. Они познакомились у ларька «Мороженое», и Васька, щедро купив четыре порции, наелся сам и накормил свою спутницу. Он предложил ей встречаться у него дома, потому как мать его жила отдельно, предоставив сыну самостоятельную жизнь. Полина (так звали девицу) предложение парня приняла благосклонно и ушла, на прощанье чмокнув его в щёку. Василий, казалось, влюбился с первого взгляда! Он вертелся на стуле как юла, возбуждённый от страсти и спиртного, быстро пьянея и краснея.

– Васька, хорош! – сказал я и, взяв под руку вконец захмелевшего юнца, повёл его к выходу. Скоро приедут менты и начнут устанавливать свои законы, а нам с другом вовремя надо сматывать удочки. Мы вышли на свежий воздух, где близилось к закату весеннее солнце, на деревьях только распускались листочки, а начало мая выдалось таким тёплым! Самое время любви и дружеской попойки. Вася пьяно мычит – он просто бредит своею ненаглядной, а я, пошатываясь, вёл своего спутника, думая о своём прошлом...

После обучения в школе я покинул деревню, уехал в город и поступил в училище. Учился, проходил практику на электромоторном заводе и проживал в общаге, где пропивал почти всю стипендию, собираясь в комнате с шумной компанией однокурсников. Мы тискали местных девок, затаскивая их в постель, иногда из-за них выясняли отношения, бывало, дрались. Но это была счастливая жизнь, я радовался каждому моменту, пока не призвали в армию, а затем, отслужив во внутренних войсках и вернувшись, мне пришлось устроиться на тот же электромоторный завод по специальности. Профком выделил комнату в коммуналке, где я прожил много лет, а затем, встретив на том же заводе стройную, светловолосую деваху, работавшую табельщицей, вскоре женился. Мы долго жили в раздорах и вечных скандалах из-за моих пьянок и её гулянок, пока не разошлись, как в море корабли. Слава Богу, детей мы не нажили, с электоромоторного меня выгнали, хорошо не по статье. Теперь я живу в малосемейке, потому как давно умершие бабушка с мамой передали мне по наследству их домик в деревне. Чтобы получить благоустроенную квартиру в городе, я должен был подарить этот дом государству, что и сделал. Теперь можно было жить спокойно, а работу я почти сразу нашёл после увольнения с завода на овощной базе №2. Там, сколачивая ящики под консервы, я и познакомился с голубоглазым рыжиком Васей Рыбкиным.

Шёл 1983-ий год...

Вася Рыбкин работал со мной на одном предприятии, на погрузчике. Развозил из вагонов поездного состава фрукты и овощи в склады, а оттуда в мешках и ящиках грузил в фургоны автомашин, которые везли товар в овощные магазины по городу и чуть ли не всей области, кроме деревень и сёл. Парня часто оправляли работать в консервный цех, откуда он мог иногда унести банку маринованных огурцов или помидор. Охранник на проходной смотрел на это сквозь пальцы – начальство вывозило такой «груз» машинами. Однако любая пьянка на рабочем месте строго пресекалась – всё же андроповские времена! Подвыпивших мужиков вылавливала инспекция по надзору и отводила лично к директору или главному инженеру нашей базы. Те, вызвав непосредственного начальника или кладовщика, кому нетрезвые рабочие подчинялись, и давали всем взбучку. Руководителям влетало больше – они лишались стопроцентой премии на целый квартал; проштрафившихся тунеядцев и пьяниц выгоняли – бывало, и по статье.

– Санька! – позвали меня за угол склада, – давай на троих!

Костя Троицкий, сорокалетний грузчик, вынимал из-за пазухи пол-литровку "андроповской", самой дешёвой по тем временам – по 4 рубля 70 копеек, и наливал в стакан. Васька подъехал на своём погрузчике как раз в тот момент.

– Налить ему пятьдесят грамм? – спросил меня второй компаньон, двадцатипятилетний Эдик Полуэктов, состоявший на учёте в психоневрологическом диспансере. Он тоже работал грузчиком, ранее был пару раз судим, затем ему психиатры поставили вялотекущую шизофрению, освободив тем самым парня от уголовной ответственности. По сравнению со здоровым в теле Константином, Эдуард был высоким и худощавым, но жилистым. Васька перед ними был вообще птенец.

– Нет! – запротестовал я. – Он ещё молодой.

И, обернувшись к Васе, виновато сказал:

– Поезжай, Васёк, поработай. Тебе в рабочее время лучше не надо. После вмажем. Не обижайся.

Рыбкин послушно поехал к своему месту работы, а Костя налил мне первую порцию в стакан. Я выпил, закусив квашеной капустой. Потом налил себе Константин, затем выпил и Полуэктов. Мы закурили, завели неторопливый разговор. До конца рабочего времени оставалось ещё долго. О Васькиной влюблённости я умолчал.

Три дня после этого случая мы не общались с Васей, делая вид, что каждый занят своими делами. На четвёртый, в получку, парнишка сам пригласил меня в наше излюбленное место – привокзальное кафе «Ветерок».

– Саня, пойдём отметим! – вкрадчивым голосом сказал он мне, держа в руке сеточку с банкой маринованных огурцов.

– Ну пойдём! – хлопнув рыжеволосого парня по плечу, весело ответил я.

Мы поехали по привычному пятому маршруту троллейбуса к вокзалу, уставшие и вымотанные майской жарой на работе. Полученные восемь червонцев под расчёт приятно грели внутренний карман ветровки, а Васька и вовсе радовался, поскольку получал ещё больше. Теперь он точно замутит со своей девушкой, и та обязательно ответит ему взаимностью!

В кафе мы едва нашли два места в уголке. Несмотря на жару, местные пьяницы и не думали расходиться. Аннушка была сегодня одна: мама заболела и слегла после очередной ссоры с сожителем. Совсем не было покоя от отчима и девушке. Но она умела справляться с трудностями, не подавать виду другим и по-прежнему улыбалась посетителям. Местные ханыги лезли без очереди, однако пришёл Пашка-лютый, быстро поставив всех на место. Это был тридцатилетний блатняга и главшпан Вокзальной. Сильный и упитанный, в модном костюме, молодой человек вежливо попросил у стойки девушку дать бутылку марочного, две кружки разливного пива и шампанского. Одна из подвыпивших компаний быстро уступила место авторитету, покинув помещение. Мужчина выпроводил стоявших в очереди пьяниц на улицу и пригласил Нюрку к себе за стол.

– Работа твоя подождёт, – спокойно сказал он, – давай лучше познакомимся поближе.

Девушка, подчинившись местному авторитету, села рядом с ним. У них завязался долгий разговор, в процессе которого наливались в бокалы, специально приготовленные для блатного, марочное и шампанское вино.

Мы сидели, удивлённо поглядывая на эту странную пару – казалось, давно знакомых, близких людей, как-то быстро нашедших общение меж собой.

– А знаешь, Саня, мне вчера не повезло... – задумчиво произнёс Вася.

– Почему, дружище? – настороженно спросил я.

– Полина пришла, вытянула из меня последние три червонца, которые я хранил ей же на подарок, и ушла.

Я был шокирован наглостью юной брюнетки – в мои времена девушки были проще. А Вася продолжал.

– Она меня даже не поцеловала, как тогда, на прощанье. Я хотел её обнять и прижать к себе, но Поля вырвалась, сказав "потом", и убежала.

– А зачем ты ей денег дал? И вообще, зачем ты дал знать, ещё не разобравшись, что она за девушка, что у тебя есть деньги? – вдруг на повышенном тоне возмутился я.

– Саня, мне кажется, я люблю её... – виновато ответил мне Васька.

Я взял со стола бутылку "пшеничной", разлил по стаканам.

Мы выпили, захрустев огурцами из банки. Напротив продолжала общаться Нюрка с местным авторитетом. Нетрезвая девушка громко смеялась, а Паша-лютый уже вовсю прижимал её к себе.

– Саш, у тебя деньги есть? – спросил через два дня после получки Вася.

– Ты же получил чуть ли не вдвое больше моего! – удивился я. – Что, уже всё прогулял со своей девицей?

Васёк тяжело вздохнул и промолчал.

– Сколько тебе надо? – добродушно сказал я и улыбнулся своему другу.

– Давай после работы в "Ветерке" поговорим! – ответил Василий и пошёл к своему погрузчику.

Я поскрёб у себя в бумажнике, пересчитав бабло. Да, не густо! Но теперь моя очередь угощать – как-никак, друзья.

После работы, надев очки, я пошёл с Васей на троллейбусную остановку. Как назло, "пятёрки" не дождёшься... Поехали на "единичке" до вокзального спуска, спустились по лестнице.

В кафе, как всегда, было многолюдно и жарко. Нюрки не было – за стойкой пыхтела одна толстая Зойка. Мы дождались своей очереди, и я взял четыре кружки тёмного "бархатного" и пол-литра "андроповской". На закуску лишь две порции салата и пару кусочков подпорченной полукопчёной колбасы. Прихватил ещё несколько кусочков чёрствого хлеба. Мы уселись за свободный стол.

– Рассказывай, что опять за беда у тебя? – тихо сказал я.

– Понимаешь, Сань... Полина пришла на следующий вечер после получки. Ты тогда проводил меня, я тебе очень благодарен!

Мой юный друг обнял меня и, выпив со мной "на посошок", продолжал:

– Она сняла с себя платье, осталась только в розовых трусиках... Ты не представляешь, как я возбудился на неё! А потом легла на диван. Я погладил её смуглое тело и хотел было залезть под трусики. Но она резко одёрнула мою руку.

– Полина, ты что? Полиночка!..

– Слишком быстро всё хочешь! – съязвила девушка. – У тебя деньги есть?

– Да, Полюшка, я вчера заработал. Но ты...

– Сначала бабки гони! – приказным голосом ответила Поля.

– И что дальше? – нетерпеливо перебил своего друга я.

Васька рассказал, как он почти все деньги отдал своей возлюбленной, оставив себе лишь червонец на жизнь. Но Полина, взяв деньги, быстро оделась и ушла.

– Как? – возмутился я, – и ты опять "лоханулся"?

Вася, выпив ещё и запив водку холодным пивом, расстроился не на шутку. Опять придётся провожать парня...

Мне было жаль его, и я решил проследить за аферисткой, благо город у нас небольшой. У Нюрки, гуляющей вовсю со своим кавалером Пашей, я разузнал, что эта за «штучка» и где живёт. Оказалось, совсем недалеко от Васьки, всего-то через две остановки. Доехав до центрального парка, прогулявшись, я присел на лавочке. Затем достал из авоськи бутылочного пива и, прижав к твёрдой деревяшке, откупорил. Со стороны смотреть – ну попить захотел человек после работы, жажда. Однако я создавал лишь видимость, что отдыхаю. Парк находился в ста метрах от дома Васькиной возлюбленной. А значит, она непременно выйдет из дома вечерком погулять. Через час с небольшим я заметил темноволосую девушку, в той же блузке и джинсах, которые можно было купить в те времена только у спекулянтов. Стройная и очень красивая сероглазая брюнетка шла с каким-то очень странным типом и совсем непривлекательным. Парень был чуть ли не вдвое старше её, прыщавый и с противным выражением лица.

– Знаешь, Алик, я такого лоха встретила... – начала она рассказывать ему.

"Вот падла! Я на месте Васьки гнал бы такую поганой метлой, если бы вообще не пришиб!" – с нарастающей злостью думал я и, дождавшись когда пара уйдёт, швырнул пустую бутылку на тротуар. Стеклянная посуда вдребезги разбилась об асфальт, распугав проходивших мимо пожилых женщин.

– Ну нет, ты посмотри, Глафира, хулиган какой! – не удержалась от возмущения одна из них. – В таком возрасте, и так озорует! Надо милицию или дружинников позвать. Это что же он себе позволяет?..

– Я тебе сейчас позову ментов! – угрожающе зашипел я, ещё больше напугав старух. На меня стали оборачиваться прохожие. Пора уходить...

– Хам! – выкрикнула старая баба. – Ничего, сейчас милиция подъедет!

Я быстро ретировался, обогнав "сладкую парочку", зло плюнув им чуть ли не под ноги, и направился к остановке пассажирского транспорта. Теперь всё понятно. Пользуется доверием одного, а влюблена в другого. И нет бы симпотный какой был, как мой друг Василий. А нет, какой-то прыщавый, противный на рожу и на столько лет старше! Ох, бабы вы, бабы... Одно слово...

К концу месяца нам на овощаге выдали аванс, а заодно и премию за хорошую работу. Начальство пребывало в хорошем настроении, директор закрывал глаза на подвыпивших к концу смены работяг. Инспекция по надзору куда-то в этот день исчезла. Несмотря на такой весёлый день, брать с собой Ваську в привокзальное кафе я не решился. Да и он не напрашивался, поторопившись с работы домой. Мне как-то нехорошо стало на душе. Пересчитал купюры, по привычке надев очки, направился в ближайший «штучный отдел». Взяв большую бутылку красного «вермута», не торопясь пошёл в свою малосемейку. Дома включил телевизор, наскоро приготовил ужин. Налив в стакан креплёного вина, я задумался о Ваське. Под ногами мурлыкнул мой домашний «зверёк», уже несколько лет живший со мной. Я нежно погладил доброго кота и накормил его. Затем выпил вино и поел сам.

По телику ничего интересного, какой-то скучный фильм про одностороннюю любовь... Вот так же и с Васей... Эх, Вася, Вася... Не твоя эта девка! Не твоя...

Я выпил ещё стакан и пошёл в ванну мыться. Жалко парня. Наверно, мне в жизни повезло больше.

На следующий день мне работы привалило. Приходилось как можно быстрее сколачивать один ящик за другим: грузчики вовсю возились с подгнившими овощами, надо было быстрее продать к началу лета, чтобы предприятие получило выручку.

Ваську я на работе почему-то не увидел. К концу смены вымотался: столько тары отремонтировал! Захотелось в привокзальную кафешку, освежиться холодным пивком. Доехав на троллейбусе до нужной остановки, зашёл в заведение.

У дверей заведенья народа скопленье,

Топтанье и пар...

Вот уж точно! К такому кафе подходят именно такие слова. Все места заняты, народу – хоть отбавляй, Зойка и Нюрка крутятся на раздаче. Я долго ждал очереди, а заодно и когда освободится хоть какой-то столик.

– Саня, – подошла ко мне сама Нюрка, – посмотри, как твой дружок упивается. Даже на работу сегодня не пошёл, а ввалился к самому открытию. Его два раза отсюдова вышвыривали, моя мать даже ментов хотела вызвать – я еле её отговорила.

Увидев своего друга в дальнем углу, взяв пару кружек холодного пива, я подошёл к его столику. Вместе с ним сидели ещё трое: похоже, он изливал свою душу о неудачной любви. Васька обливался пьяными слезами, осушая одну стопку водки за другой. Я вежливо попросил троих молодых освободить мне место, доходчиво объяснив им, что я его друг и все проблемы друга касаются только нас двоих.

– Слушай, дядя, а не шёл бы сам отсюдова! Сегодня мы парнишку угощаем, а ты пей своё пивко где-нибудь в сторонке.

Вася был почти в неадеквате: он вдруг закричал, а затем, испугав троих хамов, сидевших с ним за столом, рванулся было к Аннушке.

– Сейчас возьму её и уведу! Она точно согласится со мной! Нюрка – не Полька, она добрая. – Рыжий встал и рванул было к стойке, но я, заломив ему руку, сам вывел буяна на улицу. Васька пытался вырваться и ударить меня кулаком в лицо – он рвался к Анне с такой силой, что мне нелегко было с ним справиться. Рыбкин дурил по-чёрному.

– Да не твоя она, Полина! – тряся обезумевшего Васю, кричал я, – А Анна, или как её ещё называют, Нюрка, и вовсе не твоя! Хочешь от Паши-лютого звездюлей получить? Опомнись, дурак!

– Я хочу её! – кричал рыжий, вырываясь из моих рук.

– Кого?

– Полину. Или эту, Нюрку...

– Васька, уймись! Добром тебя прошу, в последний раз! – я развернул пьяного истерика и посмотрел в его глаза. Большие, голубые глаза, отчаянные и безумные.

– Какая Нюрка? Пашка-лютый тебя убьёт! Он на днях в пьяной драке чуть не зарезал одного. Тоже на неё охоч был... Пойдём, зайдём в бакалею, я ещё возьму пол-литровку. Неуёмный ты наш!

Я взял Василия под руку, и мы с ним поспешили убраться от греха подальше. По дороге закурили – Вася, кажется, начал успокаиваться. У входа в гастроном мне пришлось оставить Ваську на улице. Конечно, рискованно – вдруг сорвётся и удерёт... Но в магазине могут быть переодетые менты или дружинники, да и продавцы бывают вреднющие. Снова выстоял очередь. Ну так и знал!

– Мужчина! Вы выпивши! – придралась ко мне женщина-продавец средних лет. Она стояла в белом халате, высокая и строгая. Вот стерва!

– Я сказал, мне бутылку "русской"! – надрывисто ответил я ей.

– Вызвать милицию? – женщина нахмурила брови, посмотрев на меня сверху вниз.

Я и впрямь смотрелся перед ней каким-то карапузом. Сто лет таких стропил не видел!

– Зём, давай я тебе возьму! – нашёлся коренастенький мужичок, завсегдатай нашего излюбленного "Ветерка". – Дай только мне полтинник, на "бормотуху" не хватает.

С радостью поделившись с хорошим человеком мелочью, я спрятал пузырёк пол-литровки за пазуху. Мужчина пожал мне руку и вышел со мной из магазина с бутылкой портвейна. К счастью, Васька никуда не ушёл – молча стоял, покуривая.

Положив другу руку на плечо, я завернул с ним за угол. Мы нашли укромное местечко возле старого заброшенного здания.

– Во что разливать-то будем? – спросил меня Васёк.

– Оп-ля, – радостно сказал я, достав из бокового кармана ветровки "дежурную" стопку и пропел, – ах, Васёчек, мой дружочек, водки наливай-ка, мы с тобой на посошочек выпьем-ка давай-ка!

Распив водку, мы оба, пьяные, в обнимку и с песнями, бродили весь вечер по дворам. К счастью, ни одного мента или дружинника нам навстречу не попалось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю