Текст книги "Код розенкрейцеров"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА 8

– Вы к кому?

Валерий Яковлевич Жданко остановился и оглянулся.

Спрашивала женщина, сидевшая в небольшой нише за маленьким столиком с телефоном и настольной лампой-грибком.

В руках у привратницы было вязание.

– К Донским, – ответил Валера.

– По какой надобности?

«Ишь ты, какие строгости, – про себя удивился Валера, – прямо как в обкоме партии». Тут он вспомнил, что дом ему обозначили именно обкомовским, и усмехнулся.

Женщина по-своему поняла его улыбку. Лицо ее окаменело, губы сжались в ниточку.

«Сейчас достанет револьвер и пристрелит», – еще шире улыбаясь, решил Валера. Он снисходительно посмотрел на строгую привратницу.

– Я вас спрашиваю, по какой надобности идете к Донским? – ледяным тоном повторила женщина.

– Мне назначено.

– Минуту, – она сняла телефонную трубку и набрала номер.

– Елена Сергеевна, тут к вам молодой человек пришел. Как ваша фамилия, юноша?

– Жданко, – ответил Валера, оценив презрительное «юноша».

– Проходите, да не по лестнице. У нас в доме лифт имеется. Или вы на лифте никогда не поднимались?..

«А сейчас я ее… – злорадно решил Валера. – Будет знать свое место».

Он приблизился к столику, за которым сидела суровая стражница, достал из кармана красную книжицу с золотым тиснением и поднес ее к глазам женщины.

– Комитет государственной безопасности!

Лицо привратницы колыхнулось, словно желе на блюдце. Она судорожно сглотнула:

– Слушаю вас.

– Донские здесь давно живут?

– Дайте-ка посмотреть ваш документик, – женщина, видать, была битая-перебитая.

Валера развернул удостоверение и поднес прямо к ее носу.

– Ну да, ну да, конечно… Извините, если обидела невзначай. Давно живут. Давно… Что вас еще интересует?

Валера сурово нахмурился и направился к лифту, спиной чувствуя злой взгляд привратницы. Он был доволен. Перепугал наглую тварь. А может, и свалял дурака. Ведь ясно, если кагэбэшник идет к людям, он скорее всего выяснил всю их подноготную, а уж как давно они здесь живут – знает наверняка.

И действительно, перед тем как отправиться по адресу, который фигурировал в анонимном письме, Валера навел справки о Донских. В принципе, а почему он должен верить анонимкам? И чему, собственно, верить? Ведь названы только адрес и фамилия. Мол, это те, кого вы ищете. Но он и сам точно не знал, кого ищет. А аноним, выходит, лучше его осведомлен об объекте поиска?

Итак, Донские. Первая же справка, выданная в паспортном столе, насторожила. Елена Сергеевна и Станислав Сергеевич Донские проживали… Адрес он уже знал. Брат и сестра. Близнецы. Обоим по 23 года. Уроженцы Тихореченска. Дата рождения: 6 июня 1936 года. Вот! Он сразу обратил внимание. Дата рождения Донских совпадает с датой рождения Десантовых. И те и другие – близнецы. Совпадение? Возможно. Но уж больно невероятное. С другой стороны, возможно, именно из-за совпадения сроков рождения аноним и навел на Донских. Допустим, желает отвлечь внимание от Десантовых. А кроме даты рождения, что еще подозрительно? Родители Донских погибли три года назад в автомобильной катастрофе. Отец – крупный хозяйственник, руководитель машиностроительного завода, мать – домохозяйка. У «Победы», в которой они ехали, внезапно отказали тормоза, и она рухнула с моста в реку. Дети остались сиротами. Впрочем, они были уже взрослыми. Елена Сергеевна – медик, работает в городской больнице после окончания Тихореченского медицинского института. Еще одно совпадение: Екатерина Десантова тоже работает в городской больнице. Ее брат Станислав – инвалид с детства, парализован вследствие перенесенной инфекционной болезни.

Последний, к кому обратился за справками Валера, был участковый – молодой улыбчивый лейтенант милиции.

– Донские? – переспросил он. – Не знаю, что и сказать… Понимаете, дом, в котором они проживают, да и весь квартал населяют, как бы выразиться… большие люди, – нашел он подходящее слово, – разные начальники: промышленные, партийные, торговые… Словом, хозяева. – Он сделал ударение на последнем слоге. – Конечно, не только они. Простых тут намного больше, но все равно отношения в этом квартале не такие, как всюду. Простой народ – вроде пришибленный. – Он смутился, видимо, тотчас пожалев, что подобрал не совсем уместное определение. – Не то что пришибленные, а, так сказать, смирные. Если выпьют, то потихоньку, без битья стекол и танцев под гармошку. По стеночке ходят… Пытались тут некоторые права качать: мы, мол, рабочий класс. Укоротили. У нас умеют. Но, скажу откровенно, и начальство всякое бывает… Не будем тыкать пальцем. Но есть! Все есть! И пьянство, и бытовое разложение. Но про Донских ничего особенного сказать не могу. Я тут четвертый год, на этом участке то есть. Помню, только заступил на должность, а тут у этих самых Донских ЧП. Свалились с моста в реку. Сам-то Сергей Сергеевич, отец ихний то есть, большой человек был… Тут я впервые на них внимание и обратил. На детей то есть. Дочка… – Он остановился, видимо, ища подходящие слова. – Очень красивая девка, а может, баба… Не замужем. Вы знаете, просто картинка. На похоронах вся в черном, на лице ни кровинки… Я потом дня два о ней думал… Хотя и женатый человек, – смущенно закончил он. – Сын Станислав. За гробом его в инвалидной коляске везли. Уж так мне их жалко стало. Она – красоты огромной, он – калека. За родителями жили как за каменной стеной. А тут такое горе! Ведь красоту порушить любой может, а калека – какой защитник, его самого щелчком убить можно. И в толпе, помню, все охали да ахали: «Как же… что же…» И вот я стал за ними присматривать, вроде шефство взял. Раз зашел, другой… Спрашиваю: «Не надо ли чем помочь… Не обижает ли кто?» Сама Елена Сергеевна со мной очень вежливо. «Нет, – говорит, – все у нас в порядке, не беспокойтесь». Потом я со старухой несколько раз поговорил. Старуха у них живет. Вроде домработница, а может, родственница какая дальняя. Хозяйство ведет, по магазинам ходит. А вечерами Станислава на коляске по двору катает. К ней подошел… Говорю: «Если кто пальцем тронет, сразу ко мне». Старуха, я бы сказал, довольно нелюдимая женщина, тоже вежливо поблагодарила. «Не беспокойтесь, говорит, понапрасну, все у нас в порядке». Я ходить к ним перестал, но все равно приглядываю. И вы понимаете! Что-то у них не так…

– То есть?

– Не знаю. Не могу четко сформулировать. Ей, Елене, значит, двадцать четыре года, а до сих пор одна.

– Не так уж много, – шутливо сказал Валера.

– Правильно! – горячо заговорил участковый. – Но ни с кем не встречается. Никто ее до дому не провожает. Уж я бы знал. Допустим, не до романов. Брат – калека, родители недавно померли. Старуха еще эта… Кормить всех нужно. А врачам не так уж много платят. Значит, на две ставки, дежурства там… разное прочее. Но работает она мало. Едва ли на ставку. Потом, одевается, я вам скажу! Прямо как в заграничном кино! Откуда деньги? От родителей остались? – он пожал плечами. – Не знаю… Возможно. Допустим, вещи в скупку носит? Нет этого! Опять же уезжают они с братом два-три раза в год. В Москву или еще куда…

– Вы что же, за ней следите?

– Не слежу я, дорогой товарищ, а присматриваю. На то я и участковый, чтобы о жильцах своих все до нитки знать. Должность такая.

Беседа с бдительным участковым ничего не прояснила, а еще больше запутала.

По правде говоря, Валера был заинтригован. И поэтому не стал тянуть с визитом. Вот только как объяснить свое появление?

«А скажу-ка я правду, – решил Валера, – не всю, конечно, а основные данные». На том и порешил.

Обитую кожей дверь украшала медная табличка с гравированной надписью «Сергей Сергеевич Донской». Прежний хозяин, понял Валера, и нажал кнопку звонка.

Дверь тотчас открылась, на пороге показалась пожилая женщина со строгим лицом, она молча кивнула головой, предлагая заходить.

Валера последовал приглашению и оказался в огромной прихожей. Пожилая сразу же исчезла за тяжелыми бархатными портьерами, а вместо нее вплыла другая – высокая и молодая. В прихожей было полутемно, и Валера не сразу различил черты ее лица.

– Здравствуйте, – произнесла она низковатым, мелодичным голосом. – Это вы мне звонили?

Валера ответил утвердительно.

– Тогда проходите.

Жданко вошел в очень большую комнату и с некоторым смущением огляделся.

До сих пор он считал, что подобные квартиры существуют только в Москве, да, может, еще в Ленинграде, но никак не в провинциальном Тихореченске.

Прежде всего, конечно, размеры. Потом обстановка. Старая, но идеальной сохранности мебель сверкала в лучах предзакатного солнца ореховыми боками. Громадный синий с бледно-розовым ковер лежал на полу, маленький рояль из красного дерева занимал угол, на стенах развешаны картины в дорогих рамах. Валера немного интересовался живописью и сразу определил, что перед ним полотна старых русских мастеров, конечно, копии, но весьма хорошего качества. О том, что это подлинники, он и подумать не мог.

Но вся обстановка меркла перед красотой хозяйки, которую наконец он разглядел как следует.

Перед ним стояла высокая стройная брюнетка с бледным лицом и огромными глазами. Бледность ее кожи скорее казалась матовой, чем мучнистой. Небольшой прямой нос с ноздрями, вырезанными чуть больше обычного, и маленький подкрашенный светлой помадой ротик завершали облик красавицы.

– Садитесь. – Она кивнула на небольшой кожаный диванчик. – Так зачем вы пришли?

– Видите ли, – неуверенно начал Валера, – я, собственно…

– Вы из органов?

– В некотором роде.

– Что значит – в некотором роде? – голос хозяйки звучал суховато и отчужденно.

– Я сотрудник одного из подразделений Комитета государственной безопасности Валерий Яковлевич Жданко.

– Елена Сергеевна, – представилась хозяйка и протянула руку.

Валера не совсем понял, что нужно делать: пожать ее или поцеловать. Поцеловать он не решился и пожал очень осторожно, точно стеклянную.

– Итак, Валерий Яковлевич?..

– Обстоятельства службы привели меня в ваш город, – туманно начал Валера.

– Так вы не из Тихореченска?

– Я из Москвы.

– Вот как! – В голосе Елены Сергеевны послышалось сдержанное любопытство.

Она отошла к окну, достала из стоящей на рояле шкатулки сигарету и закурила. Падающий из окна свет обрисовал ее стройную фигуру и чеканный профиль.

– Я расследую одну давнюю историю, – сообщил Валера, оторвавшись от созерцания хозяйки и переведя глаза на висевшую прямо перед ним картину, изображающую даму в амазонке, сидящую верхом на арабском скакуне.

– Похоже на Брюллова, – кивнул он в сторону картины, – хорошая копия.

– Вы разбираетесь в живописи?

– Немного. В детстве родители часто водили в Третьяковку, а потом мы всегда выписывали «Огонек», и тамошние репродукции…

– Но это не копия, – перебила его хозяйка, – а подлинник.

– Неужели?! – изумился Валера. Он всегда считал, что картины подобных художников находятся только в музеях.

Хозяйка молчала, терпеливо ожидая восторгов, но Валера перевел разговор в старое русло.

– Не знакома ли вам такая фамилия – Десантовы?

Хозяйка минутку подумала:

– Нет, не припоминаю. А кто это?

Она стояла лицом к окну и курила, но если бы Валера мог видеть ее лицо в момент своего вопроса, то понял бы, что она лжет. Легкая презрительная гримаска исказила ее губы.

– Вот за этим я и пришел.

– Но почему ко мне?

– Есть косвенные данные, что вы располагаете некоей информацией.

– Косвенные данные? – Елена обернулась к Валере и усмехнулась. – Поясните, пожалуйста, свою мысль.

– История довольно запутанна. Во время войны в ваш город прибыли беженцы. Один старик по фамилии Пеликан и дети: мальчик и девочка – близнецы.

– Так вы что же, всех близнецов в Тихореченске посещаете? – Она насмешливо усмехнулась.

– Не всех, конечно, а только тех, чьи даты рождения приблизительно совпадают с известными нам. Таких, собственно, не так уж много.

– Хочу огорчить, но я и брат родились в Тихореченске и ни к каким беженцам отношения не имеем.

– Я знаю, но, уж извините, проверяем мы всех. – Валера говорил веско и почти сурово, напирая на слово «мы», чтобы подчеркнуть значимость порученного ему дела.

– А вот вы назвали такую странную фамилию… птичью…

– Пеликан?

– Да-да! Мне кажется, я знала человека с такой фамилией. Хотя я считала, что это прозвище.

– Неужели?

– Несколько лет назад, по-моему, года три… да, именно три, в тот год, когда погибли родители, я получила письмо… – Она замолчала, задумалась. – Как бы поточнее выразиться, не совсем обычное. Хотя письмо находилось в почтовом ящике, но оно не имело штемпеля. Так вот, в нем некий человек, подписавшийся «Пеликан», настоятельно просил о встрече. Какова причина, он не сообщал, только писал, что речь идет о жизни и смерти. Именно так высокопарно. Он умолял приехать к нему.

Она снова замолчала, точно обдумывая уже сказанное.

– На станцию Забудкино. Это в двух часах езды от Тихореченска. Сначала я просто хотела выбросить письмо, все было слишком подозрительно. Ехать куда-то к совершенно незнакомому человеку. Если он жаждет встречи, то почему не придет ко мне? Я долго думала… И все же решила отправиться в Забудкино. Понимаете, в тот момент я находилась в ужасном состоянии, только что погибли родители, и мне казалось, что их смерть – не случайна…

– Вы подозревали, что их убили?

– Погодите! Так вот. Я предупредила знакомых, где искать меня в случае, если я не вернусь в тот же день, и отправилась. Нашла я этого человека довольно легко и, увидев его, поняла, что никакой опасности он не представляет. Пеликан оказался совсем дряхлым стариком. Мы с ним недолго поговорили, и я уехала.

– О чем же вы беседовали? – с живейшим интересом спросил Жданко.

– Знаете, я бы не хотела говорить на эту тему. Речь действительно шла о моих родителях… Но к факту их смерти отношения не имела. Очень щекотливая история интимного свойства. Так сказать, семейная тайна.

– Но ведь я не частное лицо, пытающееся удовлетворить свое любопытство.

– Я же сказала: это семейная тайна. И не пытайтесь на меня давить! Я бы вообще могла вам ничего не рассказывать.

– Ну хорошо. – Валера решил подойти с другого боку: – А как он выглядел, этот самый Пеликан?

– Этот самый Пеликан, – передразнивая его, сказала хозяйка, – очень пожилой, я бы сказала, старый человек, Он не русский, поскольку говорил с акцентом. По-моему, немецким или прибалтийским. Жил он в ужасающей нищете, хотя, несомненно, знавал лучшие времена.

– А что было потом?

– Мы поговорили, и я уехала. Больше я его не видела.

– Так он жив или умер?

– Вот этого не знаю.

– А как мне его найти?

– Очень просто. Пойдете на вокзал, сядете на пригородный поезд, доедете до станции Забудкино, там спросите. Деревушка маленькая. Все всех знают. Именно таким способом нашла его я.

– Спасибо, – сказал Валера, поднимаясь. – Я вам оставлю свой телефон, если появится еще какая-нибудь информация или желание увидеться со мной, позвоните.

Елена Сергеевна несколько иронически кивнула, на этом они и расстались.

«Значит, – размышлял Валера, возвращаясь в гостиницу, – между Пеликаном и Донскими действительно есть какая-то связь. Аноним не солгал. Но какая? Почему эта красотка не хочет рассказать о своем разговоре с Пеликаном? Семейная тайна… Что уж за страшная такая тайна? Короче говоря, нужно завтра ехать в это Забудкино, будь оно неладно».

Валера сошел на пышущий жаром гравий, оступился и чуть не упал. Он в сердцах чертыхнулся: тоже мне – станция, даже перрона не имеется!

Солнце стояло прямо над головой и палило нестерпимо. Очень хотелось пить. Два часа, проведенные в душном, на три четверти пустом вагоне, тоже не улучшали настроения. Станция – невысокий беленый домишко – производила впечатление убогости. Кругом никого. Вместе с Валерой сошел только пожилой гражданин, по виду рыбак. На это предположение наталкивали связка удочек, высокие резиновые сапоги и клеенчатый пыльник.

«Не жарко ему в таком облачении?» – не без раздражения подумал Валера и сглотнул слюну.

Рыбак пошел своей дорогой, не обращая на него внимания, а товарищ Жданко в растерянности завертел головой, ища, кого бы спросить о местонахождении неведомого Пеликана.

Из здания станции вышел человек в промасленной робе и равнодушно скользнул взглядом по Валере.

– Скажите, – обратился тот к промасленному, – где тут проживает гражданин Пеликан?

Промасленный искоса глянул на Валеру, и в глазах его мелькнула насмешка.

– Утки тут проживают, – отозвался он, – гусей полно, но вот пеликанов отродясь не видывали.

Валера хотел отругать нахала, позволившего себе зубоскалить представителю органов, наделенному к тому же особыми полномочиями, но предпочел не связываться с деревенщиной. Скажи ему, кто перед ним, небось в штаны наложит. Пусть себе идет.

– Вы ищете Пеликана? – услышал он за спиной и живо обернулся.

Перед ним стоял старичок с удочками. Интересно, как он услышал вопрос, ведь находился далеко впереди?

– Именно, – свысока глянул на него Валера, подозревая новую насмешку.

– Но он давно умер, – как бы сожалея, произнес старичок.

– Как давно?

– Года как три, – старичок повернулся и пошел прочь.

– Погодите! – закричал Валера. – А после него… Родственники…

– Никого у него не было, – обернувшись, сказал старичок. – Дом пустовал какое-то время, а потом там дачники поселились.

«Ну вот, приехали», – горестно подумал Валера. Какого черта он тащился по жаре в эту дыру…

– А дачники? – спросил он, ни на что не надеясь. – Как бы их увидеть?

– Пойдемте, я провожу, – охотно предложил рыбак. – А вы что же, из собеса?

– Нет, не из собеса, – веско ответствовал товарищ Жданко, – но тоже по государственной надобности.

– О! – удивился старичок. – Тогда конечно… Пойдемте, государственный человек.

Они двинулись по каким-то закоулкам, едва заметным тропкам, заросшим мокрецом и усеянным гусиным пометом. Из-под ног Валеры, испугав его до полусмерти, выскочила громадная жаба и шмякнулась в траву, словно котлета. И внезапно, к своему глубокому удивлению, товарищ Валера испытал на несколько секунд ощущение абсолютного счастья. Все это: дырявые покосившиеся плетни, петляющие тропки, заросли неведомых городскому человеку растений, а главное, сверкающий, словно капля росы на лепестке розы, летний день во всем своем великолепии – на мгновение оглушило пытливого сыщика, и он вдруг понял, что, если даже ничего не обнаружит, никогда не забудет эту станцию, старика с удочками, торчащие в небо колодезные журавли…

– Пить хочется, – ни с того ни с сего сказал он, обращаясь к спине рыбака.

Тот живо обернулся.

– Пи-ить?! Это мы сейчас. Эй, хозяйка! – крикнул он куда-то за плетень. – Дай-ка напиться.

– А пожалуйте, батюшка, – высунулась из-за редких прутьев полная женская рука с деревянным почерневшим ковшом.

– Пейте на здоровье, государственный человек, – умильно сказал старичок, протягивая Валере ковш.

Валера глотнул ледяной, ломящей зубы воды и почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. В голове зазвенели отдаленные скрипки на одной ноте, выводящие печальную руладу. Он покачнулся, но тут же пришел в себя и глубоко вздохнул.

– Бывает, – сказал старичок, распознав его состояние, – если на жаре ледяной воды хлебнуть… Бывает… Ну ничего, вот-вот придем.

И действительно, вскоре они поравнялись с крайним домиком, стоящим почти в лесу.

– Здесь и коротал остаток жизни вышеозначенный Пеликан, – сказал проводник. – А сейчас тут живет один ученый со своей семьей. Прощевай, государственный человек, я пошел на озеро. – Он кивнул Валере и отправился восвояси.

Государственный человек обошел забор и остановился перед невысокими воротами, прибитыми прямо к двум высоченным соснам. Не заходя внутрь, он заглянул через ворота и увидел весьма соблазнительное зрелище.

Полуголая молодая женщина мыла голову. Перед ней на столе стояли деревянный ушат и два ведра с водой. Женщина намылила голову, потом окунула ее в ушат и в довершение облилась из ковша. Мокрые длинные пряди облепили спину. Крепкое загорелое тело, маленькие, чуть увядшие груди, покатые плечи, полноватые бедра сверкали под солнечными лучами.

Валера отпрянул, опасаясь, что его присутствие сейчас обнаружат и обвинят в непристойном поведении. Он с минуту постоял, переводя дыхание, потом снова глянул за ворота. На этот раз женщина отжимала мокрые волосы, скрутив их в узел. Единственная ее одежда – голубенькие трусики насквозь промокли, и она была все равно что голая.

Во рту у государственного человека вновь пересохло. Он отошел от ворот и заходил между соснами, ожидая, когда закончатся водные процедуры.

Наконец ему надоело ждать, он вновь заглянул через ворота. На этот раз двор был пуст.

Тогда товарищ Жданко что есть силы постучал в ворота и заорал:

– Есть кто дома?

Калитка скрипнула: перед ним предстал высокий сутуловатый гражданин, несмотря на изрядную лысину, еще довольно молодой. Не здороваясь, он вопросительно глянул на Валеру.

– Здесь проживал гражданин Пеликан? – что называется, беря быка за рога, без предисловий начал Валера.

Лысоватый молодец, как показалось Валере, слегка растерялся. В глазах его мелькнул мгновенный испуг, он неопределенно пожал плечами и спросил:

– А в чем, собственно, дело?

– Вы мне не ответили! – выдерживая наступательный тон, сказал Валера. – Я спрашиваю вас не из праздного любопытства, а по долгу службы.

– В таком случае – представьтесь.

– Да, конечно. Сотрудник Комитета государственной безопасности Жданко, – с достоинством произнес Валера, демонстрируя уже знакомую красную книжицу.

Лысоватый непроизвольно провел ладонью руки по лицу, как бы пытаясь отогнать наваждение.

– Заходите, – притушенным шепотом произнес он, точно внезапно осип.

«Чего он испугался?» – удивился про себя Валера.

Из дома вышла давешняя купальщица в полузастегнутом халате и вопросительно посмотрела на Валеру.

– По поводу прежнего жильца, – поспешно пояснил лысоватый.

– Вот именно! Так что вы мне можете рассказать о нем?

– Извините, молодой человек, – спокойно сказала женщина, – но ничего сказать о нем мы не можем, поскольку он умер три года назад, а мы поселились здесь только этим летом. А зачем вам Пеликан? – полюбопытствовала женщина.

– Он из КГБ, – косясь на ворота, произнес лысоватый.

– Ну и что? – женщина оставалась совершенно спокойной.

– Как что?! – воскликнул лысоватый молодец. И тут же, видимо, смутился своей реакции.

– Проводим расследование, – со всей серьезностью, на какую был способен, сказал Валера. – А вы… Как ваша фамилия?

– Олеговы, – поспешно произнес лысоватый.

– Место работы?

– Тихореченский педагогический институт. Кафедра истории КПСС.

– Замечательно! Мы, безусловно, найдем с вами общий язык.

– Егор, – удивленно сказала женщина, – ты как-то странно себя ведешь.

– Ничего странного, – безапелляционно заметил Валера. – Он ведет себя именно так, как и подобает члену партии.

– Я кандидат, – сконфуженно произнес лысоватый.

– Тем более. – Валера покосился на женщину с мокрыми волосами. – Ваша жена? Боюсь, что она нам помешает. Разговор достаточно конфиденциальный. Нужно побеседовать наедине. Вы, гражданка, не могли бы где-нибудь погулять?

Женщина с мокрыми волосами фыркнула и бегом бросилась в дом. Через минуту она выскочила оттуда с упирающимися детьми и исчезла за воротами.

– Итак! – с напором сказал Валера, когда они уселись за еще мокрый стол, стоящий во дворе. – Выкладывайте. Только не крутить!

– Что выкладывать? – робко спросил Олегов.

– Про Пеликана.

– Но я с ним не был знаком.

– Предупреждаю, не крутить!

– Я правда его не знал. И даже не предполагал, что он существует. И только сейчас… – Он замялся.

– Дальше! – рявкнул Валера. Он так вошел в роль, что не только перестал конфузиться, напротив, обрел доселе несвойственную нахрапистость и наглость.

– Видите ли… Я нашел на чердаке этого дома, – Олегов кивнул в сторону своего обиталища, – кое-какие бумаги.

– Бумаги?

– Принадлежавшие Пеликану.

– Где они?

– Я их отдал.

– Отдали?!

Олегов горестно кивнул головой, подтверждая свой промах.

– Кому?

– Некоему Коломенцеву.

– Но зачем?!

– Он, видите ли, интересуется подобными вещами. Мистикой. А записки имели явственно мистический характер. Поскольку мне они были не нужны, я и отдал. А что, разве нельзя?

– М-да! – задумчиво сказал Валера. – Однако!.. Кто такой этот самый Коломенцев?

– Я не знаю… Работает инженером на хлебозаводе. По-моему, приехал в нашу страну не так давно. Эмигрант…

– Час от часу не легче. И такому человеку вы беспрепятственно отдаете документы, возможно, представляющие угрозу безопасности страны. И это коммунист!

– Я всего лишь кандидат, – еще раз попытался объяснить Олегов.

– Ваш кандидатский стаж вполне может прерваться. И тогда… – Валера покрутил пальцем перед носом Олегова. – Вы же понимаете, что случится, узнай в институте о ваших выходках. Дело может иметь далеко идущие последствия.

– Но я ничего не сделал!

– Возможно, но я в этом не уверен. Давайте адрес Коломенцева и расскажите подробно, о чем вы беседовали.

И через минуту Олегов, запинаясь и повторяясь, поведал о своей встрече с Коломенцевым и обо всем, о чем они говорили. Все это время Валера тщательно записывал рассказ бедолаги-историка.

– Итак, – сказал он, когда монолог был окончен, – прочитайте и распишитесь.

Олегов дрожащими руками взял листок и, перебегая глазами с пятого на десятое, принялся читать свои показания. Он никак не мог сосредоточиться.

– Вроде все верно, – дрожащим голосом сказал он, подписывая бумажку. – Но вы не сообщите в институт?

– Посмотрим, – процедил Валера, – все зависит от результатов встречи с этим мукомолом-мистиком. А пока продолжайте отдыхать. В случае необходимости мы вас вызовем повесткой.

– Какой уж тут отдых! – удрученно махнул рукой Олегов.

Валера почти бегом двинулся на станцию. Душа его ликовала. Похоже, он напал на след.

Значит, рапорт эсэсовцу от агента по кличке Аргонавт подтверждался. Дети действительно были перевезены в Тихореченск. Теперь оставалось выяснить, зачем. И тут, Валера был уверен, поможет таинственный Коломенцев, у которого наверняка имеется дополнительная информация. А ловко удалось прижать этого сморчка. Он вновь вспомнил загорелое тело жены историка и усмехнулся. Придурок придурком, а жена – ничего себе и с характером. Надает сегодня по лысой черепушке, и правильно сделает. С трусами нельзя по-другому. Показал ему красные корочки, а он уже и лапки кверху. Бздун!

Валера возвращался в Тихореченск под вечер, и на этот раз в вагоне было довольно много народу. Напротив сидел немолодой потертый обтрепанный мужичонка и, не обращая внимания на окружающих, ел вяленую рыбу. Он чистил ее заскорузлыми потрескавшимися пальцами, сдирая чешую цепкими сине-черными ногтями, и бросал ее на пол вагона. Потом с треском отделял полупрозрачное красноватое мясо от костей, жадно запихивал в рот и смачно жевал. При этом на его губах набухали и тут же лопались мельчайшие капельки слюны.

Время от времени оборванец делал глоток из стоявшей рядом с ним захватанной бутылки. При этом едкий кисловатый дух распространялся по вагону. Может, в бутылке было прокисшее пиво, а скорее всего – обычная бражка. На лице его было написано блаженство. Валера брезгливо смотрел на мужичонку, но постепенно брезгливость переходила в жалость. Сколь немного нужно человеку для счастья!

И тут он снова вспомнил про Олегова.

Подленькая радость сменилась неловкостью, а потом и стыдом. Он вспомнил, как понурившись сидел за столом лысоватый дачник, как униженно просил не сообщать в институт. Чего он, собственно, боялся? Ну, нашел старые бумаги, так что из этого? Но нет! Лысый аспирант испугался. Как бы чего не вышло. Ох уж это «как бы не вышло». А он, Валера, почуяв в человеке слабинку, куражился над ним, потеряв всякое чувство меры.

Но ведь Олегов сам избрал тон беседы, оправдывал себя Валера, сам пошел на попятную. Ой ли?! – укоряла совесть. Не покажи ты ему красную книжку, не козыряй своей причастностью к КГБ, вряд ли Олегов стал бы пресмыкаться. Страх перед органами вбивался в народ десятки лет, немудрено, что историк «перебздел». Но ведь его жена повела себя совершенно по-иному. Она-то не испугалась. Просто Олегов трус. И нечего его жалеть. Он – Жданко – делает свое дело, и делает его неплохо. Во всяком случае, добился определенных результатов. И прекрати разводить нюни! Цель оправдывает средства.

Успокоив себя таким образом, Валера стал раздумывать, как будет действовать дальше.

Несомненно, первым делом нужно посетить Коломенцева и изъять записки Пеликана. А потом? Почему-то его не оставляло чувство, что Елена Донская – еще одно звено в цепочке. Она, несомненно, скрывает нечто важное.

На следующий день следопыт без труда узнал всю имеющуюся в городском управлении КГБ информацию о мукомоле Коломенцеве. Его дело – довольно пухлая папка – представляло определенную пищу для размышлений.

Как и говорил Олегов, Коломенцев оказался одним из тысяч русских людей, вернувшихся на родину после десятилетий скитаний и жизни на чужбине. Ни в чем подозрительном Коломенцев не был уличен, напротив, всеми информаторами он характеризовался весьма положительно. В одном из донесений указывалось, что в годы оккупации Китая он вел себя независимо и даже имел по этому поводу неприятности с японцами. Другой документ констатировал высокую профессиональную подготовку Коломенцева. Имелось и еще кое-что. В досье упоминалось о связях Коломенцева с масонами. Указывалось, что он был членом двух лож – знаменитой «Астреи», видимо, перекочевавшей в Китай вместе с эмигрантами, и чисто харбинской ложи «Звезда Востока». «Астрея», – вспомнил Валера, – одна из самых известных российских лож. Существовала с 1827 года. Обряды и ритуалы «Астреи» пересекались с обрядами российских рыцарей розового креста. В ложе «Звезда Востока» Коломенцев достиг высокого градуса посвящения. Правда, в досье упоминалось, что большая часть харбинской интеллигенции состояла в той или иной масонской ложе. То, что Коломенцев был масоном, в принципе объясняло его интерес к оккультной тематике.

Теперь необходимо с ним встретиться. Валера позвонил Коломенцеву на службу. Там сообщили, что тот отсутствует на работе. Он поспешил к мукомолу домой. Но и здесь соседи сказали, что не видели Коломенцева уже дня два. Все это казалось весьма странным. Почему именно сейчас Коломенцев исчез? С чем это связано? Может быть, с разговором, который произошел между мукомолом и Олеговым?

По спецсвязи Валера сообщил в лабораторию о развитии ситуации и попросил дальнейших указаний. Ему обещали перезвонить в гостиницу. Уже к вечеру в душном номере раздался телефонный звонок – на проводе был сам шеф. Валера напрягся, ощущая всю важность момента. Вот он, звездный час! Во всяком случае, первая его минута. Но шеф особого восторга от проделанной работы не выразил. Он приказал ничего экстраординарного не предпринимать, вести себя тихо, а главное – найти Коломенцева и записи Пеликана во что бы то ни стало.