Текст книги "Код розенкрейцеров"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Не сосуд, а чаша…

– Пускай чаша. Помню, помню… Вагнеровские оперы, Лоэнгрин… Парсифаль… Как будто рыцари давали обет найти этот сосуд во что бы то ни стало.

– Чашу!

– Да, чашу. Они колесили по свету и каждого встречного спрашивали: не видал ли тот Грааль. Даже термин такой был: «граалить».

– Это вы Марка Твена начитались – «Янки при дворе короля Артура».

– Возможно. То-то я думаю: тамплиеры, розенкрейцеры, а теперь еще и Грааль.

– Ваш скепсис мне понятен, и все же извольте выслушать.

Но Олегова понесло.

– В поисках Грааля неведомый Пеликан залетел в Россию. Идет война, весь мир перевернулся, а он ищет… Что ж. У каждого своя стезя. Но, как я догадываюсь, не находит чудодейственной чаши. Иначе война бы прекратилась, настал бы мир и всеобщее благоденствие. С горя несчастный граальщик бросается под поезд, предварительно описав свои злоключения. Но тут появляется еще один соискатель, – Егор выразительно посмотрел на своего спутника. – Этот, так сказать, рыцарь… печального образа, – Егор ехидно ухмыльнулся, – решает продолжить дело Пеликана, а мне, как я полагаю, отводится роль Санчо Пансы. Но я не хочу граалить. Я…

– Молчать!!! – вдруг рявкнул Коломенцев, да так страшно, что Олегов от неожиданности вздрогнул и действительно замолчал.

Коломенцев побелел, ноздри его раздувались от гнева, глаза сверкали.

– Я не позволю… – чуть сбавив тон, произнес он. – Я слушал вас. Извольте выслушать, а потом иронизировать.

Олегов и сам понял, что наговорил лишнего. Его речь действительно звучала оскорбительно. И чего завелся?

– Извините, – произнес он в сторону.

– Принимаю. – Голос Коломенцева зазвучал как обычно. – Присядем. – Он указал на довольно ветхую скамейку перед могильным крестом, на котором было написано: «Ефросинья Егоровна Морянина. Вдова».

– Отдохнем от бессмысленных споров возле усопшей Ефросиньи, упокой, Господи, ее душу. Наберитесь терпения, мой друг, и послушайте. Как я уже говорил, из записок Пеликана следует, что он и, видимо, еще несколько человек сопровождали детей до Тихореченска. Откровенно говоря, я действительно не понял, для чего была организована эта экспедиция. Пеликан пишет об этом весьма туманно. Якобы на поиски Грааля – именно так написано в тексте, хотя это и вызывает у вас смех. Но сначала – что такое этот самый Грааль. Вы совершенно правы, когда вспоминали, что Грааль – чаша, в которую была собрана кровь распятого Господа. Собрал ее Иосиф Аримафейский, тот самый, кто снял тело Иисуса с креста. Другими словами, это главная реликвия христианства. В западноевропейских средневековых легендах говорится, что эту реликвию безуспешно искали многочисленные рыцари, в частности, рыцари Круглого стола. Местонахождение Грааля – таинственная гора Монсальват и не менее таинственный замок Карбоник. Называют и монастырь в Гладстонберри, в Англии, где якобы похоронен король Артур.

– Но ведь речь всегда идет либо о Западной Европе, либо о Ближнем Востоке, – перебил его Егор.

– Погодите. Понятие «Грааль» может означать вовсе не конкретную чашу Иосифа Аримафейского. Грааль – символ, который никогда не будет доступен непосвященному, но и посвященному, достойному, он приоткрывается лишь после невероятных испытаний, да и то не всегда. То есть я хочу сказать: розенкрейцеры зашифровали под понятием «Грааль» нечто в высшей степени таинственное и недоступное.

– Но что?!

– Не знаю, но надеюсь узнать. Слушайте дальше. Вместе с рукописями и книгами вы отдали мне квитанции денежных переводов. Покойный Пеликан отправлял деньги на адрес неких Десантовых. Я, естественно, поинтересовался этой фамилией. В живых остались только брат и сестра Десантовы. Внимание! Именно брат и сестра! Близнецы! Родители их репрессированы в конце сороковых годов, тетка умерла три года назад.

– И что в этих близнецах необычного?

– Да в общем-то ничего, – замялся Коломенцев, – рядовые судьбы. Брат несколько раз судим, сестра работает в больнице, замужем… Но вот что настораживает. Они родились 6 июня 1936 года.

– Что же тут странного? Родились и родились.

– Странная дата, шестое число, шестой месяц и третья шестерка – последняя цифра года. 666.

– Я не совсем понимаю.

– Число зверя. Из Апокалипсиса. «И грядет зверь с числом 666, имя ему Антихрист».

Олегов хмыкнул.

– За точность цитаты не ручаюсь, однако суть передаю правильно.

– Но ведь тысячи людей родились в этот день, а есть и другие числа: 6 июня 1946 года, 56 года и так далее.

– Согласен. Возможно, простое совпадение. Но в дате рождения фигурирует и цифра 36, для розенкрейцеров имеющая магическое значение… Теперь обратимся непосредственно к фамилии. Десантовы… Звучит не очень-то по-русски.

– Почему? Десантники… Части специального назначения.

– Конечно, возможно происхождение фамилии от этого понятия, но слово «десант» появилось в русском языке относительно недавно… Короче говоря, я предположил, что фамилия Десантов – русифицированная итальянская фамилия Де Санти. Если допустить такой поворот, то очень легко выяснить, кто такие эти самые Де Санти.

– Ну и кто?

– Первый Де Санти появился в России в 1798 году, куда прибыл вместе с многочисленной депутацией рыцарей Мальтийского ордена. Как вам известно, император Павел I в свое время был избран Великим магистром Мальтийского ордена. Шло противостояние Франции и России, и мальтийские рыцари стали одной из карт в этой игре.

Егор кивал головой и рассеянно смотрел по сторонам, ему было нестерпимо скучно от всех этих исторических реминисценций. Он мельком глянул на надгробье Ефросиньи Моряниной. А знала ли вдова, что существует остров Мальта? Скорее всего, нет. Скорее всего она не прочитала ни одной книги и гнула спину спозаранку и дотемна в колхозе, на станции и дома, получала тумаки от пьяницы мужа, но все равно вопила в голос, когда он помер. Она растила детей, молилась Богу и жила простой, почти растительной жизнью, не подозревая, что существуют какие-то розенкрейцеры и Пеликаны. Но, что страннее всего, этот таинственный Пеликан лежит где-то рядом с ней, человек из другого мира, непостижимым образом заброшенный сюда, в глубь России.

– Вы меня не слушаете? – неожиданно спросил Коломенцев.

– Почему же, слушаю, конечно… Ваши гипотезы очень интересны. Де Санти… Потомки мальтийских рыцарей, и, само собой, розенкрейцеры…

– Вот именно это я и хотел сказать.

– А теперь позвольте мне. У меня на этот счет есть своя гипотеза. Правда, менее романтизированная. Некий чех, или кто он там, бежит из оккупированной Праги. Бежит не один, а с детьми, которых он по какой-то причине не хочет бросить. Он попадает сначала во Львов, а потом, когда территория Западной Украины становится советской, дальше – в Россию. Таких, как он, – десятки тысяч, если не сотни. Почему он бежит от немцев, я не знаю. Скажем, он – еврей или дети – евреи. Но ничего таинственного в этой истории нет, уверяю вас. Дальше детей приютили добрые люди, возможно, родственники. Он остается один. После войны возникают разные сложности, в силу которых возвращение на родину невозможно. От нечего делать он начинает вести дневник, хотя на самом деле это вовсе не описание реальных событий, вернее, переплетение реальности и вымысла. Допускаю, что дома, в Праге, он имел отношение к какому-то оккультному кружку, именно это и легло в основу его бредовых писаний. Потом этот человек умирает. Спустя годы я нахожу рукописи и, вместо того чтобы попросту их сжечь, заинтересовываюсь и знакомлюсь с вами… Меня эти бумажки заинтересовали от нечего делать, а вас увлекли всерьез. Но я не верю ни в какие числа, ни в каких розенкрейцеров и мальтийцев.

В двадцатые, тридцатые, сороковые годы перетряхнули страну так, что даже если они и существовали, то просто не могли уцелеть. Но самое главное – наличие сверхъестественных сил предполагает сверхъестественные ситуации. Ничего подобного, как вы подтверждаете, нет.

– А может быть, мы просто о них не знаем? – сказал Коломенцев.

– Возможно. Но вот когда узнаем, тогда я и поверю вашему рассказу.

– Значит, вы отказываетесь распутать эту историю вместе со мной.

– Отказываюсь. По натуре я не сыщик. Придется влезать в чужую жизнь, расспрашивать, приставать к совершенно незнакомым людям. Для чего? Чтобы удовлетворить свое любопытство? Но мне это не нужно! Мне и так хорошо. Без розенкрейцеров и рода Де Санти! Я отдыхаю…

– Понимаю, – сказал Коломенцев, – тогда позвольте откланяться. Вы, конечно, совершенно правы. А я, старый дуралей, действительно сую нос куда не следует. Еще раз прошу прощения.

– Возможно, и я был не совсем тактичен.

– Довольно реверансов. Прощайте!

– Вы что же, не зайдете к нам?

– Передайте мои искренние извинения вашей очаровательной жене и детям, жаль, что не доведется вновь увидеться.

– Почему же? Приезжайте. Мы всегда рады.

Коломенцев насмешливо и одновременно грустно усмехнулся и приподнял шляпу.

– А где же Игорь Степанович? – удивленно и растерянно спросила Людмила, когда муж вернулся домой один.

– Уехал, – односложно ответил Егор.

– И даже не зашел попрощаться? На него это не похоже. Ты что, обидел его?

– С чего ты взяла?

– Говорю, не может воспитанный человек ни с того ни с сего уехать вот так, не прощаясь.

И тогда Олегов, запинаясь и путаясь, рассказал про разговор на кладбище, прибавив собственную оценку Коломенцева.

– Дурак ты! – неожиданно резко сказала жена. – Все из себя идейного корчишь. Не наш… не советский… боюсь связываться… Может, человеку просто тоскливо одному, вот он и приехал в гости, детей порадовал, меня… Торт вон привез. А вся эта псевдоисторическая галиматья – просто повод для визита.

Олегов поморщился. В словах жены явственно звучал упрек, и упрек, видимо, справедливый. Однако он был рад, что избавился от подобного знакомства. Пускай проводит изыскания самостоятельно.

ГЛАВА 7

Выскочив из дома, где произошли столь странные события, Валек побежал куда глаза глядят. Он бегом пересек поселочек, выскочил на обширный пустырь, заросший бурьяном, и только тут остановился и перевел дух.

Карманы пиджака, набитые золотом, оттянулись книзу, грозя лопнуть. Но добыча сейчас нисколько не интересовала Валька, он думал только об одном: как бы поскорее добраться до дома, упасть на раскладушку и забыться.

«Что же произошло? – вновь и вновь повторял он про себя. – Как могло случиться, что мертвые собаки, более часа валявшиеся без движения на солнце, вдруг ожили и набросились на Ушастого и почему не тронули меня?» А последние слова старого вора: «За что?» Ведь они были обращены к нему – Вальку.

Передохнув, он вновь хотел броситься бежать, но опомнился, поняв, что, передвигаясь таким образом, привлекает к себе внимание, и перешел на обычный шаг. Сейчас бы закурить. Он сунул руку в карман, но сигарет там не оказалось, зато нащупал продолговатый предмет и вытащил его. Бритва! Валек открыл ее. Лезвие ярко блеснуло на солнце. Совершенно чистое, без единого пятнышка.

Валек размахнулся, собираясь закинуть бритву в бурьян, но почему-то передумал и снова сунул опасную вещицу в карман. На него вдруг нашло странное отупение: наподобие того, какое он пережил после визита к старухе. Происшествие в доме, страшная смерть Ушастого – все вдруг ушло в самый темный уголок сознания и затаилось там. Отношение к только что пережитому резко изменилось. Все случилось вроде бы не с ним, а с кем-то посторонним.

Валек вовсе забыл о своем желании добраться до постели и поскорее уснуть. Он сел на трамвай, доехал до центра и пошел в кино. В буфете кинотеатра выпил кружку пива, потом в фойе разговорился с какой-то девицей, потом в темном зале сел рядом с ней, благо на сеансе народу оказалось немного. Фильм назывался «Исправленному верить» и рассказывал об освободившемся из тюрьмы уголовнике. Тот встал на трудовой путь, полюбил хорошую девушку и даже помог разоблачить своих бывших товарищей-воров. Тема, казалось, должна была заинтересовать Валька, но он остался к фильму совершенно равнодушным и смотрел на экран лишь время от времени, большую часть сеанса стараясь вплотную познакомиться с упомянутой девицей. Та, впрочем, не возражала. После кино Валек отправился в гости к девице, жившей в общежитии. Короче говоря, Валек вернулся домой только утром следующего дня. В квартире никого не было: сестра и ее муж ушли на службу. Сам Валек работал во вторую смену. Он перекусил, почитал какую-то книжонку и завалился спать. Проснувшись в два часа дня, он вновь поел и отправился на смену. Пиджак он не надел, а про золото, лежащее в нем, забыл начисто. Выйдя из проходной после смены, он остановился, пригладил ладонью мокрые после душевой волосы. Что-то назойливо долбило сознание изнутри, досаждая словно больной зуб. Но что, он никак не мог вспомнить. Валек медленно побрел домой по ночному городу.

Было тепло и тихо. Совсем недавно прошел дождь, и мокрый асфальт поблескивал в тусклом освещении уличных фонарей. Пахло прибитой пылью, травой, ночными цветами. В такую ночь хорошо сидеть в каком-нибудь парке на скамеечке и обнимать хорошую девушку. Валек вспомнил о своей знакомой, но для визита к ней было уже слишком поздно.

– Эй, земляк, огонька не найдется? – услышал он рядом и, мельком глянув на темный силуэт, машинально полез в карман за спичками. В тот же миг в голове у Валька как бы лопнула лампочка, и он потерял сознание.

Валек открыл глаза и понял, что находится в каком-то полутемном душном помещении наподобие подвала. Да к тому же связан. Нестерпимо болела голова. Он снова закрыл глаза.

– Вылей на него ведро, – услышал он чей-то голос.

Его окатили водой, потом кто-то сапогом больно пнул по ребрам.

– Эй, придурок, вставай!

– Да как он встанет? – сказал другой голос. – Он же связан.

– Так помогите ему! – повелительно произнес первый голос.

С двух сторон Валька грубо схватили и поставили на ноги.

– Очухался? – спросил первый голос. Валек открыл глаза и разглядел, что перед ним стоит немолодой невысокий плотный человек, показавшийся смутно знакомым. Рядом с ним находились еще два здоровенных детины.

– Узнаешь меня? – спросил плотный.

– Не-а, – через силу произнес Валек.

– Неужели?! А мне кажется, ты меня знаешь. А?

Валек промычал что-то нечленораздельное.

– Не понял? Придуривается, сука! Сеня!..

Один детина что есть силы врезал Вальку по почкам.

От нестерпимой боли Валек согнулся пополам, но упасть ему не дали.

– Еще? – поинтересовался плотный.

– Не надо, – промычал Валек.

– Надо или не надо – мне решать. Станешь хорошо себя вести, особо мучить не будем. Ты понял? А теперь начинай говорить.

– Что?

– Что?! – и плотный с силой ударил Валька по лицу, отчего голова больно стукнулась о стену. – Что, спрашиваешь?! Кто залез в мой дом? Перевернул все сверху донизу! Не ты ли? Кто увел золото и деньги? Не ты?! – Его снова ударили, на этот раз в живот. – Твоя фамилия – Десантов? Валек Десантов?

– Да.

– Молодец! Вчера ты и твой подельник, которого ты замочил, – Ушастый, залезли ко мне в дом. Говори, тварь!

Валек кивнул.

– Ушастого я нашел во дворе с перерезанным горлом. Твоя работа?!

– Не-а…

– Сеня!

Искры посыпались из глаз Валька.

– Ну!!!

– Я… Я…

– Чего ты якаешь? Семен, тащи коловорот.

– Видишь? – перед глазами Валька потрясли здоровенной железякой. – Отличный коловорот. Дырки делает только так. Сейчас мы в твоем брюхе дыру вертеть будем. Сначала одну, потом другую. Посадите его на стул.

Валька подняли как пушинку и кинули на стул.

– Привяжите, чтоб не свалился!

Это было исполнено.

– Значит, так, – сказал плотный коротышка, – последний раз спрашиваю! Дальше будем оперировать.

– Я не знаю…

– Что ты не знаешь?!

– Кто убил Ушастого… Это собаки…

– Какие собаки! Собак вы прирезали. Сначала дали отраву, а потом ножичком по горлу. Да и какая мне разница, кто замочил твоего дружка. Или с вами еще были люди?

– Только я и он, – сказал Валек.

– Так. Уже лучше. Кореша своего ты прирезал, но почему-то не взял деньги. Они в мешке возле трупа валялись.

– Я испугался.

Присутствующие захохотали.

– Пугливый он, – сказал коротышка. – Горло резать не боится, а деньги взять, видишь ты, испугался. Ладно, трусишка. С деньгами все ясно, а где золото?

«Золото, – пронеслось в голове у Валька, – оно так и осталось в пиджаке. Если сказать, то они сейчас нагрянут к сестре. Что же ответить?»

– Я его спрятал.

– Где?

Валек молчал.

– Ладно. Сеня, начали!

Холодное жало сверла уперлось в живот чуть выше пупка. Сеня крутанул коловорот, и страшная боль пронзила все тело.

– Ори сколько угодно, – сказал коротышка, – никто тебя здесь, кроме крыс, не услышит. Вот крысы – те, конечно, заинтересуются твоими воплями. Потому что очень скоро ты станешь для них обедом… и завтраком, и ужином. С недельку они тобой попитаются. Будешь говорить?

– Буду.

– Давай. Сначала, кто навел на хату?

– Рыба.

– Он же чалится в домзаке?

– Ушастый с ним сидел…

– Ясно. Рыба, значит. Ладно! И тому недолго жить осталось. Там же, в лагере, его и замочим. Это он так за доброту мою отплатил. Замочим, замочим… не беспокойся. Дальше.

– Чего дальше?

– Как вы меня пасли, откуда про тайники узнали? Про них и Рыба не знал. Говори, откуда!

– Нашли.

– Врешь, падла! Их не так просто было найти… Ну, допустим… Теперь главное – где золото.

– Я его спрятал.

– Где?

– В цеху.

– В цехе? Врешь. Кто же там прячет? Столько народу… Сейчас поедем и проверим. Если врешь, то коловорот покажется тебе детской игрушкой. Долго мучить будем… А вообще вы, конечно, артисты. Думали обчистить старика Русичева, меня то есть. Артисты! Ушастого каждая собака знает. Да и тебя… И в пивнушке, и на базаре вас вместе видели. Но зачем ты его кончил? Не поделили? Тогда почему не взял деньги? Непонятно.

– Не убивал я…

– Тогда кто?

– Не знаю… Собаки…

– Опять он про собак!… Ладно. Ушастого твоего мы схоронили, правда, без поминок обошлись, а скоро рядом с ним и тебя положим. Если, конечно, золото не отдашь, а если отдашь – отпустим. Живи, гнида.

«Как же, ты отпустишь, – подумал с тоской Валек, – только отдай ему золото, сразу кранты. Ладно бы только ему. А Катя, зятек?.. Их тоже скорее всего пришьют».

– Так на заводе, говоришь, золото спрятал. А где именно?

– В старом колодце.

– Проверим, прямо сейчас и проверим. Рисуй, где колодец?

– Вы без меня не найдете.

– Ты нарисуй, а там посмотрим. Развяжите ему руки.

Соображай, Валек! Так. Сейчас освободят руку. Дадут карандаш, бумагу… Как же выиграть время? Допустим, нарисует он схему местонахождения несуществующего колодца. Сколько на это уйдет времени? Самое большее – полчаса, если, конечно, придуриваться, что никогда в жизни не держал карандаша в руке. Дальше. Сколько поедет проверять? Один? Скорее всего отправятся вдвоем. Одному хозяин не доверит столь щекотливое дело. Поедет, надо думать, сам. Его – Валька – опять свяжут. Долго ли будут ездить? Час, два?.. А потом? Будут пытать дальше. До тех пор, пока он не скажет, где золото, его не убьют. Интересно, который сейчас час. Когда вырубили, было почти двенадцать. Везли, тащили, ждали, пока очухается. Значит, часа два ночи. Он сможет протянуть время в лучшем случае до пяти утра. В лучшем! Потом снова будут бить. Не смертельно, конечно, чтобы боль и страх остались. Так или иначе, он скажет. Тогда они отправятся в квартиру сестры. Это и есть самое главное. Сестра работает с восьми, до своей больницы добирается за полчаса, перед этим отводит ребенка в ясли. Выходит обычно в семь. Зять отправляется на работу одновременно с ней. После семи их уже не будет дома. Вот тогда можно и сказать, где золото. Они явятся в пустую квартиру, заберут цацки, а его, конечно, кончат. Но только его! Ни сестры, ни ее семьи не будет, а значит, нет и свидетелей. Тогда их скорее всего не тронут. Попробую протянуть.

– Сколько сейчас времени? – спросил Валек.

– А тебе зачем? – откликнулся коротышка.

– С трех до половины четвертого рабочие идут в столовую, народу в цехе почти не остается, тогда проще незаметно подобраться к колодцу. А может, меня с собой возьмете? Тогда мы мигом обернемся.

– Нет уж. Сиди тут. Оставляю тебя с Сеней. А, Семен?

– Можно, – пробурчал громила, подав голос в первый раз за все время.

– Ты сейчас нам нарисуешь план, – продолжил главный, – и упаси тебя нечистый взять нас на понт. Тогда тебе точно вилы!

Принесли карандаш и школьную тетрадку в косую линейку.

– Давай, корябай, – сказал Русичев.

– Я и рисовать-то не умею, – пробормотал Валек.

– Чего?! Ты эту придурь брось! Я тебя что, картину заставляю малевать? Рисуй, урод!

– Ага. – Валек взял карандаш. Он поплевал на грифель и приготовился чертить.

– Ты чего это, придурок, на карандаш плюешь, – окрысился хозяин, – он не химический, а обыкновенный.

– С зоны привычка, – начал оправдываться Валек, – там только химические… Ладно, – он изобразил прямоугольник. – Это цех. Тут вот пути. Понятно?

– Давай-давай.

– Это переезд.

– Ты что же, план всего завода рисовать задумал?

– Зачем всего? Не волнуйся, начальник, все будет нормалек. Тут вот стоит будка. Железная. – Валек, высунув язык, стал изображать будку и что есть силы надавил на карандаш. Грифель хрустнул и сломался.

– Ой, – удивился Валек, – карандаш крякнул. – И тут же получил мощный удар по голове и слетел со стула.

Вдогонку последовало несколько увесистых пинков.

– А теперь вставай, урод, – сказал Русичев, – и если еще раз сломаешь школьную принадлежность, снова будем дырку в тебе сверлить. Въехал?

Минут десять Валек изображал невероятное усердие. Ему не мешали. Наконец он сказал:

– Все.

– Который колодец? – спросил хозяин.

– Вот он, – ткнул карандашом в план Валек. – На самом дне слева от скобы есть ниша, она заложена двумя кирпичами, выньте кирпичи, там золото. Только без фонаря делать нечего.

– Разберемся. Иван, поехали. А ты сиди здесь. Сеня, отвечаешь головой!

Когда они ушли, Валек наконец как следует огляделся. Он находился в небольшом подвале, освещенном двумя керосиновыми лампами. Кроме стола, на котором стояли лампы, пары стульев, в помещении ничего не было. Сеня снова связал Вальку руки и оставил лежать в углу.

– Ты бы мне хоть тряпку подложить дал. Каково на бетоне прохлаждаться…

– Ничего, – равнодушно сказал Сеня, – не успеешь заболеть.

– Этот Русичев, он кто?

Сеня молчал.

– Пахан ваш?

Сеня сплюнул и взял лежащий на столе коловорот.

– Будешь впустую базарить, дырку сделаю.

Валек замолчал и задумался. Все. Кранты! Через час приедут, тогда держись. Он незаметно для себя задремал.

Проснулся Валек от звука голосов. В помещении находилась все та же троица. Русичев непрерывно матерился.

– Всю ночь по этому… заводу лазали… Ты понимаешь, Сеня, как какие-то сантехники… по колодцам… шныряли… Я… руку себе ободрал, Ивану… крышкой палец… придавило. В один залезли – ни… в другой – ни… Не, ты понял! Этот петух… нас за фраеров держит!

– Кончать его? – равнодушно спросил Сеня.

– Какой… кончать, а золото?! А золото, я тебя… спрашиваю, коту под хвост?!! Нет, погодь кончать. Мы его сначала до такого состояния доведем, что любо-дорого смотреть будет. Ты, Сеня, коровушек освежевываешь, а с него шкуру снять можешь?

– А чего, – все так же равнодушно произнес Сеня, – запросто.

– Слышал, урод?! – обратился хозяин к Вальку. – Сеня у нас мастак. Освежует, что твоего барашка. И учти, ты после того как с тебя шкуру снимут, еще жить будешь. То есть, конечно, недолго, но для тебя время вечностью покажется. У тебя один выход: расколоться. Скажешь, где рыжье, – прикончим без мучений. Не скажешь – пеняй на себя! Для начала, Сеня, сними с него кусок шкуры со спины, чтобы понял, какие будут ощущения.

Сеня вышел из подвала, но скоро вернулся, неся в руках какие-то поблескивающие штучки. Русичев выхватил у него из рук одну – небольшой серповидно изогнутый нож.

– Вот, смотри. Остер, что бритва.

«Бритва!» – пронеслось в мозгу у Валька. Почему тогда у старухи он не смог ее найти, и вдруг она оказалась у него в кармане? Ведь этого просто не может быть. Почему в сознании всплыло лицо сестры? Бритва?! Как же это так? Бритва!!! «За что?» – умирая, спросил Ушастый, и в тот миг бритва тоже была в руках у Валька…

Бритва… и Катя?! Но какая связь? Или?..

– Иван, посвети, – произнес Сеня. Он приблизился к Вальку, перевернул его на живот и с треском сорвал рубашку.

Иван был рядом и высоко держал в руках керосиновую лампу. Рябое лицо абсолютно ничего не выражало. Неожиданно лампа выскользнула у него из рук и с мелодичным звоном упала на пол. При этом штаны Ивана занялись неярким пламенем.

– Ты что делаешь, идиот!!! – заорал Русичев.

Сеня отпрянул от Валька и недоуменно смотрел на происходящее. Иван между тем, ничего не предпринимая, остолбенело стоял на одном месте. Пламя поднималось все выше, а он то ли не чувствовал боли, то ли пребывал в ступоре.

– Семен, туши его!!! – орал хозяин, бестолково мечась по подвалу.

– Чем?

– Не знаю!!! Он же сгорит!!!

Но ни песка, ни тем более огнетушителя в помещении не имелось.

– Беги наверх за одеялом! – заорал Русичев, обращаясь к Сене. В этот миг до сих пор стоявший столбом Иван вдруг неистово рванулся и свалил стол, а вместе с ним и вторую керосиновую лампу. У лампы почему-то не был завинчен колпачок наливного отверстия. Керосин выплеснулся, попал на одежду Русичева, и тот тоже загорелся.

Валек лежал в своем углу и с огромным удивлением наблюдал за всем происходящим. Неожиданно его осенило: ведь можно бежать. Руки, конечно, связаны, а ноги ведь нет. Опираясь спиной на стену, он попытался подняться.

– Куда?! – заверещал Русичев, бросаясь к Вальку.

Ударом головы в живот он сбил Русичева с ног.

– Семен! – завопил Русичев. – Мочи этого урода!!!

Но Семен куда-то исчез и не показывался.

Между тем огонь, хотя и медленно, полз вверх по одежде хозяина. Русичев захлопал по телу руками, пытаясь сбить огонь. Высвеченное пламенем лицо искажалось от боли, он что-то нечленораздельно кричал, потом упал и стал кататься по полу. Иван, загоревшийся первым, был весь охвачен огнем. Он уже не метался, а рухнул на пол и полыхал, словно автомобильный скат, жирным, коптящим пламенем.

Валек снова поднялся на ноги. Он хотел было бежать, но, пораженный невероятным зрелищем, застыл, созерцая, как горят его мучители. Но почему?! С какой стати они загорелись? Сколько в лампах керосина? Мизер! А полыхают они, словно на них вылили по нескольку ведер.

Но размышлять было некогда. Он, несмотря на связанные руки, бегом поднялся по ступенькам и оказался в уже знакомом помещении. В комнатах горел электрический свет, к которому примешивались какие-то странные отблески. Валек, несмотря на критичность ситуации, заглянул за полуоткрытую дверь и увидел Сеню, который неуклюже ворочался на полу, тоже весь охваченный огнем. Загорелась уже и мебель, находившаяся в комнате. Потом Валек услышал истошный женский крик и, не дожидаясь появления нового персонажа, рванул что было сил прочь.

На улице уже рассвело. Он обернулся на дом. В окнах были видны языки пламени.

«Туда вам и дорога», – удовлетворенно подумал Валек и устремился прочь через уже знакомый пустырь.