Текст книги "Мацумура Сокон («Великие мастера карате»)"

Автор книги: Алексей Горбылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Интересное и неожиданное подтверждение рассказам о подвигах Мацумуры в Пекине обнаружилось в высказываниях крупнейшего мастера стиля Синъи-цюань Шан Юньсяна: «Искусство боя мечом японцев поистине ужасно: застывают на месте недвижимо, а победу решают в одно мгновение. Но чтобы достичь такого мастерства, по сравнению с ушу, тренироваться нужно в десять раз больше. Поэтому мастеров у них немного. Некогда среди рюкюсцев, приезжавших в Пекин, был один мастер, использовавший технику японского меча, и не было никого, кто смог бы его одолеть в поединке. Однако сам этот рюкюсец поделился, что его мастерство не превышает среднего уровня».

Известно, что после возвращения на родину Мацумура переменил последний иероглиф в своем имени. Если ранее его имя Сокон означало «Потомок патриарха», то теперь оно стало означать «Шест патриарха». Фудзивара полагает, что это имя было пожаловано Мацумуре самим «И Ва». Возможно, что и свое китайское имя – У Чэньда (яп. Бу Сэйтацу), которое означает «Постигающий воинское искусство», Мацумура получил во время пребывания в Пекине, однако никакие подробности на этот счет неизвестны. Фудзивара высказывает предположение, что Мацумура по своей природной скромности вряд ли мог сам выбрать себе такое горделивое имя, и скорее всего, им одарил его какой-нибудь китайский мастер ушу или высокопоставленный чиновник, восхищенный его выдающимся мастерством. Раз уж речь зашла об именах Мацумуры, скажем, чтс у него, помимо «Буси», было еще два прозвища: «Унъю» – «Облачный герой», «Буте» – «Глава боевого искусства».

Следующая дипломатическая миссия с Окинавы во главе с полномочным послом Рин Конэн, по данным китайской летописи «Сюань-цзун шилу», прибыла в Пекин в начале июня 1837 г. и отбыла на родину в последней декаде марта 1838 г., добралась до Фучжоу в первой декаде июня, а прибыла в порт Наха – в первой декаде июля. Таким образом, если предположение Фудзивары верно, Мацумура прожил в Пекине 1 год и 3 месяца – с декабря 1836 по март 1838 г., а всего провел в Китае около двух лет. Кэмпо он, вероятно, всерьез занимался около года. Основным его учителем был, видимо, наставник ушу восьмизнаменной армии «И Ва», но вполне возможно, что он посещал и другие залы в Пекине.

По возвращении на Окинаву Мацумура снова стал служить телохранителем короля и занимал этот пост приблизительно до 1860 г.

Ученики Мацумуры

Еще в бытность свою телохранителем короля Мацумура начал преподавать боевые искусства. Первыми его учениками, как полагает Фудзивара, были высокопоставленные чиновники Итарасики (Макиси) Исиминэ Тётю (1818-1863) и Куваэ Тёцу (1814-1880). Существует версия, согласно которой Мацумура попал в опалу из-за связей с его любимым учеником Итарасики Тётю, павшим жертвой интриг, и по этой причине был вынужден оставить службу. Но вполне возможно, и что Мацумура ушел в отставку просто по старости лет, чтобы иметь больше свободного времени, в том числе и для занятий каратэ.

В преклонные годы Сокон преподавал каратэ многочисленным ученикам на площади дворца Утяя удон – дачи королевского дома Сё – в Сакияма в Сюри. Об этом месте Нагаминэ Сёсин пишет следующее: «Во время королевства в Этом месте самураи оттачивали своей искусство в чайной церемонии, стрельбе из лука, в воинских искусствах».

В этот период его учениками были многие видные мастера каратэ конца XIX – начала XX вв.: Адзато (Асато) тикудон-но пэйтин Ан-ко (Ясуцунэ; 1827-1906/1828-1914), Итосу Анко (Ясуцунэ; 1832-1916), Тинэн Санда (1829-1915), Киндзё пэйтин (1832-1918), Исиминэ буси (1835-1889), Кян Тёфу (1835-1889), Сакихара пэйтин (1838-1918), Тибана Тёсе (1839-1919), Кюна (Киюна) тикудон-но пэйтин (1845-1920), Мацумура Набэ (Наби; 1850-1930), Тавада тикудон-но пэйтин (1851-1907), Куваэ Рёсэй (1853-?/1858-1920), Ябу Кэнцу (1866-1937), Фунакоси Гитин (1868-1957), Ханасиро Тёмо (1869-1945), Кян Тётоку (1870-1945).

Обращает на себя внимание, что учениками Мацумуры были исключительно высокопоставленные чиновники королевского двора (Итарасики Тётю – главный смотритель за торговыми операциями королевства Рюкю, Адзато Анко – советник короля Сё Тай, Итосу Анко – личный секретарь того же государя) и др., а также отпрыски знатных дворянских семей. Это позволяет предположить, что к занятиям кэмпо Мацумура допускал лишь представителей дворянского сословия. В этом – особенность Сюритэ, стиля окинавской элиты.

Старейший трактат каратэ

Через несколько лет после окончания второй мировой войны Нагаминэ Сёсин узнал, что с Тайваня на Окинаву вернулся Куваэ Рёкэй, старший сын Куваэ Рёсэя, одного из старших учеников Мацумуры. До него также дошел слух, что у Рёкэя хранится свиток, писанный великим мастером каратэ собственноручно. Естественно, Нагаминэ очень захотел познакомиться с этим ценнейшим документом и при первой же возможности в 1951 г. посетил дом Куваэ под предлогом сбора материала для книги по истории каратэ.

Оказалось, что у него и вправду хранится свиток кисти Мацумуры. Хозяин радушно продемонстрировал его Нагаминэ и даже позволил сделать с него фотокопию. Сочинение Мацумуры Нагаминэ впоследствии опубликовал в своей книге. «Этот свиток является старейшим текстом, посвященным каратэ, написанным на Окинаве – родине этого боевого искусства. И, конечно, уже одно то, что это подлинник, написанный собственноручно Мацумурой, делает его авторитетным источником», – пишет исследователь. Познакомимся же с этим интереснейшим текстом, написанным великим мастером в возрасте более 70 лет, в переводе с японского языка:

«Ты должен знать подлинный смысл занятий боевым искусством. Посему я решил изложить то, что сумел постичь, ты же тщательно изучи то, [что написано здесь].

Итак, у гражданского и воинского Путей – один принцип. И гражданский, и воинский [Пути] разделяются на три Пути.

Три гражданских Пути суть Учение об изящной словесности, Учение о толковании [канонов], Учение о Пути [конфуцианского] ученого.

Учение об изящной словесности ограничивается сплетением слов в сложные выражения, составлением слов и предложений, умением высчитывать жалование, полагающееся знатным людям в соответствии с их титулами; Учение о толковании [канонов] состоит в постижении смысла канонов, обучении [канонам] других и собственном постижении их, но их нельзя назвать причастными Пути. Два этих учения дают славу лишь в литературном искусстве и потому их нельзя назвать подлинными учениями. Учение же о Пути [конфуцианского] ученого причастно Пути, оно [ведет] к постижению «вещей», делает мысль правдивой, «сознание» – правильным, благодаря этому семья приводится в порядок, страна усмиряется, и наступает мир. Вот это подлинное учение, Учение о Пути [конфуцианского] ученого.

Три воинских Пути (будо) суть воинское искусство ученых (гакуси-но бугэй), воинское искусство только по названию (мёмоку-но бугэй) и воинское искусство воинского пути (будо-но бугэй).

Что касается воинского искусства ученых, то [его последователи] полностью меняют методику тренировки, их мастерство поверхностно, [их воинское искусство] лишь доставляет хлопоты и превращается в подобие танца, как способ обороны оно не годится, а [его последователи] – все равно, что женщины.

Что касается воинского искусства только по названию, то [его последователи] не реализуют его на практике, мечутся из стороны в сторону, говорят лишь о победах, ссорятся или чинят вред людям или же причиняют себе травмы, а порой посредством [своего «искусства»] позорят родителей и братьев.

Что же касается воинского искусства воинского пути, то [его последователи] не витают в облаках, а посредством упорной непрестанной работы над собой (куфу; кит. гунфу) достигают мастерства, сохраняя покой, они выжидают, пока враг сам поднимет шум, и, захватив «сознание» врага, одолевают его. Их мастерство совершенствуется, и выявляется чудесно-мельчайшее, хотя они в состоянии совершить великое множество вещей, они не склоняются к ложному. Они также не затевают ссор. Храня верность и сыновнюю почтительность, они естественно проявляют мощь лютого тигра и скорость орла, птицы, они способны сокрушить любого врага.

Это воинское искусство запрещает насилие, управляет оружием, хранит людей, предопределяет заслуги, утихомиривает народ, усмиряет простой люд, приносит богатство. Это называется Семью добродетелями воинского искусства (бу-но сититоку), в книгах я встречал даже [места, где эти добродетели] восхваляют святые. Таким образом, у гражданского и воинского Путей – один принцип, посему воинское искусство ученых и воинское искусство только по названию бесполезны, а потому должно знать, что нужно овладевать воинским искусством воинского пути, видеть «момент» и откликаться на «изменения» и посредством этого подавлять [врагов]. Без утайки изложив то, что я должен тебе передать, я искренне желаю, чтобы ты помнил о необходимости тренироваться, следуя изложенным выше указаниям.

На этом заканчиваю..

Мацумура Бутё

[Написано] в 13-й день 5-й луны

[Адресовано] мудрому ученику Куваэ».

Стиль Мацумуры

Оценивая роль Мацумуры Сокона в развитии каратэ и уровень его личного мастерства, историки не скупятся на похвалы. Его именуют «окинавским Мусаси», сравнивая с величайшим японским фехтовальщиком. Весьма верную, на мой взгляд, оценку Мацу-муре дал Нагаминэ Сёсин: «Мацумура Сокон, с одной стороны, занимал важные посты при королевском дворе Рюкю, а, с другой, глубоко изучил не только рюкюсское боевое искусство (каратэ), но и китайское кэмпо, а также японское искусство меча, обрел путь культивации сознания в конфуцианстве и, благодаря этому, овладел сущностно глубоким будо, в котором были слиты воедино „сознание“, „техника/умение“ (ги) и „тело“ (тай)».

Мацумура осуществил синтез староокинавского боевого искусства тэ, китайского кэмпо и японского будзюцу, выведя окинавское боевое искусство на новый уровень развития – уровень будо.

Особого внимания заслуживает влияние японского фехтования на каратэ – факт, до сих пор не оцененный в полной мере. Это влияние сказалось и в технике, и в тактике, и в методике, и в духе «китайской руки» столицы Окинавы Сюри.

В акценте Сюритэ на одном, смертоносном ударе явно просматривается родство этого стиля с Дзигэн-рю. Уверен, что не многие отечественные каратэки, любящие щегольнуть выражением «иккэн хиссацу» – «одним ударом – наповал», знают, что выражение это не окинавское, а японское, что пришло оно в каратэ из японского фехтования, где слово «кэн» записывается не иероглифом «кулак», как в окинавской традиции, а иероглифом «меч».

Обращают внимание исследователи и на тот факт, что в Китае такой важнейший тренировочный снаряд каратистов как макивара – столб, обмотанный соломой, на котором отрабатывают удары руками и ногами, – практически не встречается. Зато тренировка с макиварой сильно напоминает татикиути Дзигэн-рю – и по форме, и по сути. Не из японской ли школы фехтования пришла эта практика?

Ученик Мацумуры Итосу Анко создал серию из 5 ученических ката «Пинъан» («Хэйан» – «Мир и покой»). Эти комплексы пронумерованы, но не так, как в китайском ушу, где к обозначению комплекса – «синь»-»форма» или «лу»-»дорожка» – просто добавляют порядковое числительное. У Итосу к названию комплекса примыкает числительное с добавлением слова «дан» – «ступень»: седан – букв. «начальная ступень», нидан – «вторая ступень» и т.д. Полагают, что и в этом сказалось влияние Дзигэн-рю. Дело в том, что именно в этой школе фехтования процесс обучения разделяется на 4 «ступени»: седан, нидан, сандан, ёдан. Причем на уровне «сандан» изучаются ката «Пин» («Хэй» – «Мир») и «Ан» («Покой»), иероглифами которых и записал Итосу названия своих комплексов.

Многие ученики Мацумуры переняли у него в той или иной степени и искусство меча. Полагают, что в полной мере освоили Дзигэн-рю Итарасики Тётю и Адзато Анко. Прекрасно владел мечом и Ябу Кэнцу.

Помимо боя пустыми руками Мацумура преподавал своим ученикам и технику боя шестом, в которой он был очень хорош – не случайно ведь его прозвище – «Шест патриарха». О происхождении техники щеста Мацумуры среди историков идут споры. С одной стороны, «кон», по-китайски, «гунь», – китайский термин для обозначения палки, что, вроде бы, должно указывать на китайские корни палочного искусства мастера. С другой, базовые движения, боевые изготовки, перемещения техники Цукэнбо, которую он практиковал, точно такие же, как в искусстве боя палкой Дзигэн-рю. Вообще, сочетание каратэ и кобудо – отличительная черта именно традиции Сюритэ, в Нахатэ Хигаонны и в Уэти-рю Уэти Камбуна ученики изучают кобудо только дополнительно и по другим стилям.

Мацумура стремился привить своим ученикам стиль боя на средней и дальней дистанции с преобладанием молниеносных дальнобойных прямых ударов руками и ногами, стопорящими блоками, относительно низкими и растянутыми стойками, с использованием «входа» прыжком с дальней дистанций и ставкой на один разящий удар.

В традиции Мацумуры особое внимание уделялось прямым ударам кулаком – цуки. Существовала специальная методика тренировки, позволявшая развить высочайшую: скорость этих ударов (см.: «Додзё», № 6, с. 33-36). В Сюритэ цукй наносится по кратчайшей траектории – строго по прямой линии к мишени – и поражает самые близкие и наиболее уязвимые точки противника: солнечное сплетение и подбородок противника. Этот удар должен быть незаметным. Для этого цуки начинается с движения кулаком, и только в последний момент, когда кулак уже находится в паре сантиметров от цели, в движение включаются бедра и плечи. У такого удара есть одна слабость – он недостаточно силен в начальной фазе, когда движение совершаетодна лишь рука. Решение проблемы таково: каратист из Сюритэ держит противника на дальней дистанции, постоянно маневрируя и пресекая его попытки сблизиться встречными ударами. В защите он использует либо жесткие травмирующие отбивы, либо стопорящие, давящие и выводящие из равновесия блоки, которые вынуждают противника остановиться в его рывке вперед и остаться на удобной для каратиста дистанции. Характерно, что в Сюритэ защиты предплечьем снаружи и изнутри выполняются с нажимом вперед. В правильном исполнении они не только отводят бьющую руку противника в сторону, но и через нее воздействуют на его позвоночник, выводя из равновесия;'|Возможно, на выборе такой тактики и техники Мацумуры сказались его физические данные: мастер имел довольно высокий по окинавским меркам рост в 170 см и вес 70 кг.

Предполагают, что Мацумура преподавал своим ученикам такие ката, как Найфанти, Кусянку, Усэйси (Годзюсихо), Сэйсян, Тинто и Пассай. О происхождении этих ката практически ничего неизвестно. По стилистике лишь можно сказать, что большая их часть имеет северокитайские корни. В частности, крупнейший японский специалист по китайскому ушу Касао Кёдзи видит в Кусянку «типичное, богатое различными изменениями ката кэмпо категории „длинные мосты, большие кони“, включающее такие приемы как два последовательных удара обеими ногами в прыжке, позиции с припаданием к земле, коренным образом отличающее от стандартных ката южного цюаньфа». Касао считает, что, судя по особенностям техники ката, велика вероятность его принадлежности к какому-то хэбэйскому или шаньдунскому стилю ушу.

Легенды о мастере Мацумуре

Фунакоси Гитин в своей автобиографической книге «Каратэдо» вкладывает в уста Мацумуры историю, рисующую его взаимоотношения как наставника каратэ с учеником – правителем острова. По словам мастера, правитель оказался безразличным учеником, пренебрегал совершенствованием техники, которая, несмотря на все его усилия, оставалась весьма слабой. Однажды Мацумура отметил некоторые из его слабостей и предложил ему нападать со всей силой. Король немедля атаковал двойным ударом ногами нидан-гэри – ударом, весьма опасным для применения в бою с опытным мастером, спосбным воспользоваться малейшим раскрытием противника. Мацумура решил воспользоваться этой ошибкой ученика, чтобы дать ему хороший урок. Он остановил его нидан-гэри рукой-мечом и заставил растянуться на земле. Правда, прежде, чем государь действительно ударился о землю, мастер подставил свое тело под него, от чего тот отлетел от него на три метра. Рассерженный и напуганный правитель на некоторое время лишился дара речи, а потом велел Мацумуре немедля покинуть дворец и не появляться до дальнейших указаний. Несколько месяцев Мацумура провел в отчаянии – король не посылал за ним. Но позже, осознав свою ошибку, он простил мастера и продолжил тренировки с ним.

Другая история изображает мастера обладателем едва ли не сверхъестественных способностей.

Однажды Мацумура (у Фунакоси это еще молодой человек, Фудзивара Редзо пишет, что ему было уже около 70, здесь изложена версия Фунакоси), находясь в Нахе, зашел в лавку гравера Уэхары, мастера каратэ и бодзюцу. Уэхаре было уже за сорок, но он все еще был в расцвете сил. У него была мощная бычья шея, под короткими рукавами его кимоно вздувались и перекатывались мышцы. Это был настоящий силач, известный и в Нахе, и в Сюри.

Мацумура был бледен и выглядел расстроенным, его голос звучал подавленно – дело было вскоре после инцидента с правителем, о котором шла речь выше. Он сказал граверу, что хотел бы заказать рисунок на медной чашке своей курительной трубки. Гравер взял трубку и, стараясь быть вежливым, спросил: «Да простит меня господин, но не Вы ли мастер Мацумура – учитель каратэ»?

– Да, – последовал лаконичный ответ, – что вам угодно?

– Я знал, что не мог ошибиться! Я уже давно мечтаю заниматься каратэ у Вас. Ответ молодого мастера был краток:

– Сожалею, но я больше не преподаю.

Гравер, однако, стал настаивать. Мацумура вновь отказался и поинтересовался, откуда у гравера такой интерес к занятиям у него. Оказалось, Уэхаре просто любопытно, что представляет собой каратэ мастера. Обстановка накалилась, и в итоге гравер бросил Мацумуре вызов на поединок. Было решено схватиться на следующий день в пять часов утра на кладбище возле дворца Кимбу.

Ровно в пять часов двое уже стояли лицом к лицу на расстоянии каких-нибудь десяти метров друг от друга. Гравер двинулся вперед, покрыв почти половину разделявшего бойцов пространства. Он опустил левую руку вниз в позицию блока гэдан-бараи, а правый кулак отвел к правому бедру. Мацумура же остался стоять на месте в естественной позе, положив подбородок на левое плечо. Сбитый с толку стойкой противника, гравер подумал, не сошел ли Мацумура с ума, так как тот выглядел совсем беззащитным. Уэхара приготовился атаковать. Как раз в этот момент Мацумура широко раскрыл глаза и посмотрел прямо в глаза граверу. И тут, остановленный молниеподобной силой,исходившей из его глаз, силач попятился. Мацумура даже не пошевелился, он стоял на том же месте, что и раньше.

Лоб гравера покрылся испариной, по телу потек пот; он чувствовал, как его сердце бьется непривычно часто. Уэхара сел на ближайший камень. Мацумура сделал то же самое.

– Что же случилось? – пробормотал гравер себе под нос. – Откуда этот пот? Почему сердце бьется так часто? Ведь мы не обменялись еще ни единым ударом!

Тут он услышал голос Мацумуры:

– Эй! Давай! Солнце поднимается. Может, наконец, начнем!?

Каратисты встали, и Мацумура принял прежнюю стойку. В этот раз Уэхара был преисполнен решимости завершить атаку и двинулся к противнику. И вот их разделяет уже не десять метров, а восемь, шесть, четыре. Тут гравер снова остановился не в состоянии продвинуться дальше, парализованный необычайной силой, сверкавшей в глазах Мацумуры. Его собственные глаза потеряли блеск, он стоял в оцепенении от исходившего из глаз Мацумуры сияния. В то же время силач не мог отвести взгляда от противника, где-то глубоко внутри он знал, что, если сделает это, то произойдет что-то ужасное. Что же ему следовало предпринять в этой, более чем странной, ситуации? Неожиданный громкий крик Уэхары – «Я-а-а!» – разнесся по всему кладбищу и эхом отразился от окружающих холмов. Но Мацумура по-прежнему стоял неподвижно. Увидев это, гравер отпрянул назад в полном смятении. Мацумура улыбнулся.

– В чем дело? – спросил он. – Почему ты не нападаешь? Ты же не победить одним только криком!

– Не знаю.., – ответил гравер. – Я никогда прежде не проигрывал поединки. Но сейчас…

После минутной паузы он поднял голову и тихо сказал Мацумуре:

– Да, давай продолжим! Результат поединка уже предрешен, но нужно покончить с этим. Если мы этого не сделаем, я потеряю лицо – а я предпочитаю смерть. Предупреждаю тебя, что буду драться до конца.

– Хорошо! – сказал в ответ Мацумура. – Давай!

– В таком случае, прости меня, если можешь, – сказал гравер, бросаясь в атаку.

Но в тот же миг из горла Мацумуры вырвался крик, который поразил гравера, как гром. Он парализовал его. Уэхара почувствовал, что не может пошевелиться, сделал последнюю попытку атаковать и рухнул на землю. В нескольких шагах от него солнце осветило золотым светом голову Мацумуры. Распростертому на земле граверу он казался одним из древних божественных царей, которые побеждали демонов и драконов.

– Я сдаюсь! – сказал бедный гравер. – Я сдаюсь!

– Как!? – воскликнул Мацумура. – Не подобает мастеру говорить такие вещи!

– Я был глупцом, когда бросил Вам вызов, – сказал гравер, поднимаясь на ноги. –

Результат был очевиден с самого начала. Мне очень стыдно. Между моим искусством и Вашим нет никакого сравнения.

– Вовсе нет, – снисходительно ответил Мацумура. – Твой бойцовский дух превосходен, и, я подозреваю, ты достаточно искусен. Если бы мы дрались, то, возможно, я был бы побежден.

– Вы мне льстите, – сказал гравер. – Правда в том, что, только взглянув на Вас, я почувствовал себя совершенно беспомощным. Я был так напуган вашим взглядом, что утратил весь боевой дух.

Голос Мацумуры стал тихим.

– Возможно, – сказал он. – Но я знаю вот что: ты был полон решимости победить, а я был полон решимости умереть, если проиграю. Вот в чем была разница между нами. Послушай, – продолжал он. – Когда я зашел в твою лавку вчера, я был очень расстроен. Когда ты бросил мне вызов, я беспокоился и по этому поводу тоже, но как только мы стали драться, все мои волнения внезапно исчезли. Я осознал, что меня мучили сравнительно незначительные вещи – оттачивание техники, способность преподавать, лесть государю. Я был поглощен мыслями о том, как удержаться на своей должности. Сегодня я мудрее, чем вчера. Я – человеческое существо, а человеческое существо – уязвимое создание, которое не может быть совершенным. После того, как оно умирает, оно снова возвращается к первоэлементам – земле, воде, огню, ветру и пустоте. Суть в пустоте. Все суета. Все мы похожи на стебли травы или деревья леса – создания Вселенной, Вселенная не ведает ни жизни, ни смерти. Суета – вот единственное препятствие жизни.

Сказав это, он замолчал. Уэхара также хранил молчание, размышляя над бесценным уроком, который был ему преподан. И когда в последующие годы он рассказывал об этом происшествии своим друзьям, он в самых ярких выражениях описывал своего бывшего противника как человека истинного величия. Что же касается Мацумуры, то он в скором времени вновь был возвращен на свою прежнюю должность наставника короля.