Текст книги "Серая Слизь"

Автор книги: Алексей Евдокимов

Соавторы: Александр Гаррос
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Нам тогда здорово дало по мозгам. Я думаю, всем. Мне, по крайней мере, дало. При том что совсем уж близкими приятелями мы с Костяном не были, – но когда я услышал о случившемся, ощущения были: словно тебя предельно жестко, мордой об стену, поставили перед неким непреложным и совершенно безнадежным фактом. Наверное, фактом, что нет и не может быть никакой реальной свободы…

Черт его знает, чего он съел и выпил в тот раз. Видимо, и съел, и выпил – представимого качества и в достаточном количестве. Достаточном, чтобы, будучи в бессознательном состоянии, захлебнуться рвотными массами. Как, говорят, Джими Хендрикс. Хотя даже до хендриксовских (моррисоновских, джоплиновских) двадцати семи он не дотянул нескольких лет.

Часть вторая

11

Угорь копченый – почти метровые черные прямые батоны. Угорь в желе – скрюченные силуэты в коричневом студне. Угорь в желе в банках (запаянных). Угорь мороженый, в опушке сероватого инея. “Угорь маленький”, mazais zutis – змейки в ладонь, твердо-кривоватые, как сухие корешки. Угорь ломтями – грязно-белые лоснящиеся срезы. Угорь живой, шевелящий перышками жабер, вяло извивающийся между статичными утюгами карпов в красном пластиковом ящике.

– На встрече с читателями вы обронили лестную для Риги фразу о том, что наш рынок достоин войти в призовую тройку европейских рынков. А кто два остальных ее члена?

– Остальные? Ну, не по размеру… он по размеру очень сильно уступает рижскому… но мой любимый рынок – венецианский Риальто, – вежливый Вайль пытается одновременно вглядываться в прилавки, оборачиваться к собеседнику (ко мне) – и при этом не выпадать из поля зрения камеры. – …Второй – флорентийский рынок Сан-Лоренцо. А?… Ну да, оба итальянские. Может, просто потому, что я страну эту очень люблю. Хотя замечательный рынок есть в Стокгольме, замечательны рынки уличные в Париже – то, как они вписаны в красивые улицы, – особая прелесть! Но Рига, определенно, на очень достойном месте… А угря – можно?

Эгил делает мне бровями: это снимать? Торопливо киваю. “Бетакам” прилежно протоколирует общение Петра Вайля с продавщицей:

– …Этот – холодного копчения.

– А как отличить правильного угря? Научите!

– Девочка вам сейчас выберет надежного, хорошего угря.

Вайль (бородатый, полноватый, благообразный) церемонно раскланивается. Гротескная наша компашка перемещается к соседнему прилавку:

– А половину его можно взять? Угря. Вы мне его для перевозки… А еще можно как-то завязать его?… А, вы знаете, я еще что хотел… Такой… сильно закопченный лосось. Есть? Небольшой кусок, пожалуйста. Потолще который…

Розовые, розово-оранжевые обширные спилы с бледными прожилками – кажется даже, что с всамделишными годовыми кольцами. Лосось сырой, лосось слабой соли, лосось соленый, лосось копченый всех стадий и способов копчения, лососевая икра – опять же свежая, подсоленная, просоленная основательно, опять же копченая по-всякому, – лососевые хребты по смешной цене в поллата кило (а супчик из них выходит улетнейший, совершенно не жирный, но оченно притом наваристый и пахучий – Никин копирайт).

– Это вы домой закупаетесь? – снова суюсь к Вайлю. – В Прагу?

– Мы оба с женой вообще больше всего на свете из еды любим рыбу. А тут такие козыри… Мясо есть и в других местах, а рыбы такой больше нигде нет. Тут солят и коптят все, что плавает, ползает и летает.

Выложенная в лотках тушка к тушке маслянисто-золотая скумбрия похожа на артиллерийские снаряды в ящике. Кажущаяся мятой салака – на пулеметные патроны.

– А насколько латвийская… э-э… стратегия в отношении рыбы схожа с общеевропейской?

– Если совсем просто, то все европейские соленья – это маринады. Это уксус. То, к чему мы, выросшие здесь, не привыкли. А здесь найден некий замечательный баланс между европейским и русским вкусом… Империя для кухни оказалась очень полезной!…

Острый дух солений-маринадов. Серебристые сверточки рольмопсов в кадках.

Подходим к закутку, явно высмотренному Вайлем еще накануне:

– Здрасьтe! Я тут вчера разговаривал насчет миног… Их нужно упаковать таким манером… Вот можно в коробочку штук восемь? Крупненьких… Все главные козыри русской кухни – из-за пределов России. Кавказский шашлык, грузинское сациви, узбекский плов, еще более ранние колониальные приобретения – украинский борщ, уральские пельмени. Все нерусское! Собственно в русской кухне я могу назвать только один шедевр – это уха. Но прямо противоположную роль империя сыграла в напитках. Она ввезла водку во все те места, где о ней не слыхали, – и споила Азию. Кавказ не удалось споить, потому что на Кавказе было вино. Там водка в него уперлась, и они отбились. А Средняя Азия, северные малые народы – там полная катастрофа! Водка была самым страшным орудием империи! Более страшным, чем пушки.

Тетка трамбует миноги в пластмассовую коробку, я сдвигаюсь в сторонку, а безответный Эгил запечатлевает для вечности спонтанную беседу профессионалов о способах упаковки данного позвоночного:

– …В банках – огромная разница! Огромная! Я покупал – совсем не то… Очень хорошо… В вашем ведении что еще есть?…

Окунь (горячего копчения). Рассматривается и отвергается. Скумбрия (холодного копчения… запеченная в сыре – развернутая, как пергаментный протограф, расплавленный и застывший сыр обрел рельеф изрытого ветром песчаника…).

– А чем она от этой отличается? Дайте, пожалуйста, одну такую и одну такую… А эта чем отличается?

– Это королевская скумбрия, она суховата немножко…

– Суховата? Не надо!

Veja zivis (буквально – “ветровая рыба”): острые шиловидные рыла, частые-частые, мелкие-мелкие зубы – как край почтовой марки. Saules zivis (буквально – “солнечная рыба”): густого коньячного цвета круги с вырезанным треугольным сегментом. Обжаренная тресковая печень – сердечки калибра от кошачьего до медвежьего. Загогулины креветок (лохмы усов). Бежевые торцы палтуса. Мокрые листы камбалы. Luci – желтоватые страшноватые черви. Окровавленный breksis. Громадный – метра полтора – судак с обалдело раззявленной пастью. Вобла, плотными пучками вбитая в прозрачные пластиковые ведерки. Угловой прилавок – лобное место: ящик с нарубленными рыбьими бошками. Кафельные квадратные бассейны с бурно булькающими и шевелящимися в воде шлангами.

Прогулку по рыбному павильону Рижского рынка (в девять утра!) предложил сам Вайль – и исключительно из-за нехватки времени: сегодня уже он улетает к себе в Прагу, вояж за рыбицей запланировал заранее и лишнего часа на ответы перед камерой у него не было. Пришлось соглашаться. Полевая работа, конечно, отдельная запара (для Эгила, бедняги, в первую очередь – потаскайте, блин, эту бандуру на плече, да еще в толчее!) – но я уже вижу: получится лучше любой срежиссированной съемки. Вайль, Петр Вайль, бывший рижанин, потом нью-йоркер, потом пражанин, блистательный эссеист, автор близящегося к гениальности культурно-кулинарно-географического “Гения места” – in actu: умности на фоне вкусностей. В десятку.

На канале “Россия” затеяли “Ближний круг” – серию коротких фильмов про столицы бывших союзных республик, про знаменитых выходцев оттуда, про то, что там делается сейчас и насколько это радикально отличается от того, что творилось некогда. И – бонусная выгода постберлинского пиара: получилось законнектиться с кучей московского теленарода… Так что сюжет про Ригу делаю я.

Я им наделаю…

– Кстати об империи… В вашей последней книге “Карта родины”… да и в ваших с Генисом “60-х”… проводится мысль, что нация советских людей все-таки существовала…

Мы уже бредем по замусоренной набережной замусоренного городского канала – в сторону автовокзала. Справа сменяют друг друга гигантские бигуди эксклюзивных наших рыночных павильонов, когдатошние ангары для дирижаблей.

– Есть влиятельная точка зрения, что не было никакого советского человека; я считаю, что, конечно же, был. В рекордно короткие исторические сроки удалось создать совершенно новое явление…

– Но мы, вероятно, говорим сейчас о явлении все-таки в основном идеологическом… А если взять “советского человека” именно в национальном аспекте? Не кажется ли вам, что Советский Союз как государство распался как раз в тот момент, когда в имперском котле готова была синтезироваться новая нация? Или даже сверхнация?

– А это очень интересно! Очень может быть, что тут именно какие-то силы… исторического процесса, или силы провидения… в этот-то момент и вмешались, чтобы не получилось некоего уродливого исторического явления.

– Может быть, это проявление – на своем уровне – закона неубывания энтропии? Возникновению сверхнаций препятствуют основы физики?

– Ну да, так же, как работают механизмы саморегулирования – когда, скажем, возникает угроза перенаселения; рост населения идет по экспоненте, взрывным образом, – и начинается эпидемия чумы. Или СПИД. Который можно счесть бичом божьим, а можно – проявлением работы этого вот механизма саморегулирования. Может, и с имперской сверхнацией так…

Я оборачиваюсь к Эгилу: как оно – пишется? Все пишется. Вот оно, главное для моей безумной идеи…

Отцом этой идеи – как минимум наполовину – был ФЭД (так что, строго говоря, ему с меня пузырь – если сюжет получится… и если мы с ним где-нибудь когда-нибудь пересечемся). Заочным. Просто в силу своей этнической эклектики. А также юридического аспекта биографии. Родившийся в конце июля 1975-го Федька первый свой паспорт – еще стандартный советский – получил в начале августа 1991 года. Где-то так числах в десятых. За несколько дней до известных событий. Благодаря которым закончился Советский Союз. Так или иначе, но – единственное государство, признавшее его, казаха с немецкой фамилией и русским именем, своим гражданином.

Во всех далее получаемых им – как, кстати, и на четыре года отставшим от ФЭДа мною – ксивах (исправно вводящих в ступор работников всех европейских таможен и отелей) значится то же, что в титрах голливудского ужасника: alien. Чужой.

Чужой – и этой долбаной без пяти минут евросоюзовской стране, где еще физически имею место я, и уже давно не имеет (к счастью для него) Федька. И – в не меньшей степени – чужой государству ЭрЭф, которое начало свое существование как государства с того, что сдало и меня, и ФЭДа, и двадцать пять миллионов “соотечественников” новоиспеченным этнократиям (а теперь дерет с “защищаемых” им нас бешеные бабки за российскую визу, ур-роды)…

Как там было у Аксенова? Мы не лабусы по национальности, мы не русские по идеологии. Наша национальная и гражданская принадлежность (по боку идеология!) – советские люди.

Когда-то мы базарили об этих материях с ФЭДом и решили, что мы оба – я, родившийся на Украине и болтавший некогда по-грузински, и он, kazahs Deutsch, блондин с монголоидными скулами – принадлежим к одной нации. Несуществующей нации. Точнее – существующей лишь в незначительном количестве опытных образцов (то есть нас). Образцов, не пошедших в серию.

Какая разница, что при семи (если я правильно помню) Федькиных и четырех моих кровях – ни одной общей у нас нет? Если оба мы – апатриды, лица без гражданства, этнические миксы с родным русским языком, нероссийского места рождения и места жительства, нероссийского образа мышления и поведения (ибо не только тяжкое недоумение сопровождает каждый просмотр мною тамошних теленовостей, но и четкое отчуждение – каждый визит даже в Москву и Питер)… В конце концов, за последнее частичное спасибо Риге.

…На Элияс, в монтажной ЛНТ (телевизоры, телевизоры, телевизоры) просматриваю еще одно сделанное для “ближнекруговского” сюжета интервью. В Москве три недели назад. С Артемием Троицким, хроникером “советской народной электрической музыки”, первым “рулевым” русского “Playboy” и “арбитром вкуса”. Хоть и не рижанином, но человеком, городу этому не чуждым, постоянно сюда наезжающим (на “Новую волну”, например, попсовейший юрмальский фестивальчик).

“– …Вообще в Риге я был в первый раз в шестьдесят пятом году, мне было десять лет, но я ее совершенно не помню, поскольку большую часть времени проводил в Юрмале с бабушкой и дедушкой. А вот Ригу восьмидесятых помню очень хорошо. Насколько она изменилась? Начнем с архитектуры хотя бы… У новой Риги стиля нет. Вот все эти стандартные европейские универмаговские стекляшки и гостиницы построили… Все эти новоделы в Старой Риге, то ли под готику, то ли под раннее барокко… Мне кажется, новая застройка Риги очень хаотична и абсолютно не является цельной с точки зрения стиля. У меня такое ощущение, что нет ни малейшей идеи, концепции какого-то единого архитектурного развития…”[5]5
  Авторы благодарны своему коллеге Андрею Шаврею, чье интервью, взятое у А. Троицкого для газеты “Час”, они использовали.


[Закрыть]

(Ну да, ну да, как говаривал мой друг Серега. Интеллигентнейший Артемий Кивович еще мягко выражается…

То, как изуродовали наш с ними общий город братья лабусы всего за несколько лет новейшего строительного бума, тот наглый, предельно циничный пофигизм, с которым они бесповоротно гадят в своей собственной, черт побери, столице, то, в какое безобразно-эклектическое фуфло на глазах превращается изначально стильная и оттого требующая особо осторожного к себе отношения Рига – мое растерянное опупение от всего этого – и было, между прочим, одним из основных “исходняков” для идеи, которую я пытаюсь в сюжете своем артикулировать…

Нет, я все понимаю… Цены на земельные участки в историческом центре. Стоимость подрядов. Взятки. Воровство. На одном “восстановлении” Ратуши, раскуроченной в сорок первом немецкой артиллерией до такого состояния, что после войны было решено, мол, смысла ее воспроизводить по новой нет, тем паче что и историко-архитектурная ценность здания была невелика… – но все же отстроенной стахановскими темпами несколько лет назад (причем с ненавязчивыми отступлениями – совершенно дикообразными – от оригинального облика!), украли, по некоторым сведениям, порядка двух миллионов латов… И так далее…

Но черт вас дери… Патриоты, блин! Мастурбаторы на национальную идею! Так любящие поорать, что эта страна и эта столица у вас одна и другой не будет… Что вы, блин, с ней делаете?! Почему я, почитаемый вами оккупантом, я, который, скорее всего, здесь не задержусь, – почему Я дергаюсь, когда ВЫ ради воровства очередных нескольких тыщ латей в самой сердцевине Старого города клепаете эту неизвестно кем и с чьего разрешения спроектированную дичайшую пошлятину? Почему вам всем так дружно насрать на место, где жить вашим, блин, детям, внукам, блин, и прочим правнукам?!.

Я даже знаю, почему. Не только потому, что вы, несмотря на скорое вступление в Евросоюз, – самые обыкновенные безответственные совки, которым покласть вообще на все, кроме собственных бабок. Но еще и потому, что вы не ощущаете этот город своим. А не ощущаете потому, что он и в самом деле – не ваш.

Он – вовсе не плоть от плоти этой страны. Он не соприроден ей и не сомасштабен… Это – часть несравнимо более амбициозного проекта… Сюжет мой будет и про это тоже.)

Так. Мотаем Артемий Кивыча. Не то, не то…

Стоп… Вот!

“– …Вы наверняка помните Андрея Левкина, у которого публиковались в знаменитом рижском журнале «Родник»?

– Конечно. И Колю Судника из вашей группы «Зга», который незадолго до Левкина уехал из Риги – правда, в Питер, а не в Москву…

– Мне в интервью перед отъездом Левкин говорил, что в Риге конца восьмидесятых была какая-то эйфория, все ожидали тут чуть ли не второго Берлина периода двадцатых-тридцатых или хотя бы уровня Праги… Этого не произошло, и…

– Я понял вас. И отчасти могу разделить досаду. Я бы даже сказал о более раннем времени – середине-конце восьмидесятых, времени так называемой перестройки. Я у вас тогда еще «Видеоритмы» на ЛТВ вел. Рига тогда на самом деле превратилась едва ли не в культурную столицу бывшего Советского Союза. Это проявлялось в самых разных вещах. Тут происходили раз в год Makslas dienas, «Дни искусства», и это было нечто такое, чего больше нигде не было. Действительно – на несколько дней в году наезжали какие-то художники, анархисты, концептуалисты и прочая богемная братва, и они становились хозяевами города. Я помню, что тогда привозил сюда каких-то английских журналистов, которые были в полном обалдении и говорили, что вообще это фантастика, ведь ни в каком Лондоне, Берлине и Париже вообще такого не было… Бруно Бирманис делал потом «Ассамблею неукрощенной моды», это было совершенно уникальное событие не только для экс-USSR, но и для всей Европы. А может, и для всего мира. Это был полуфестиваль, полухеппенинг, куда приезжали какие-то дизайнерские радикалы со всего мира, прекрасно себя чувствовали… Опять же это все происходило с большим размахом, с какими-то фейерверками в центре и уличными парадами. Это было и этого теперь нет. То есть у Риги определенно был человеческий и художественный энергетический потенциал для того, чтобы стать очень мощным культурным центром. К тому же этот потенциал был до некоторой степени оправдан с географической точки зрения, потому что Рига действительно находится как бы по пути из России в Западную Европу. Тут и ганзейские традиции, и все такое прочее. Почему этого не произошло – не у меня надо спрашивать. Пусть уж сеньор Бирманис сам объяснит, почему загнулась «Ассамблея…» или почему Makslas dienas из события международного масштаба превратились в маленькое и локальное. Не знаю… Может быть, дело в деньгах, может, в администрации или в чем-то еще…”

Я знаю, в чем дело. И в деньгах, конечно, и в администрации – но это все частности. На самом деле (по-моему) проблема куда шире и интересней. И безнадежнее.

Рига, я говорю, – это круто задуманный и с треском проваленный проект. Точнее, не проект даже. А часть проекта. Весьма небольшая. Но дьявольски показательная.

…Если сюжет получится, все-таки одному человеку я пузырь проставлю – Джефу, благо он-то вполне в пределах досягаемости (благо со мной же он тот пузырь и выпьет). Потому что на вторую половину идея сюжета родилась из моих базаров с Женькой.

Когда-то Джеф писал большую байку про рижскую улицу Яуниела. Знаменита эта улочка Старого города тем, что на ней снята куча культовых советских фильмов. Например, Бейкер-стрит из масленниковских “Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона” – это Яуниела. А также бернская Блюменштрассе, Цветочная улица из “Семнадцати мгновений” – и бедняга Плейшнер прыгал из окна дома как раз напротив не чужой мне Киногалереи (в Риге вообще “Мгновения” отсняты на огромный процент). Так вот, Джеф написал про все это – да и задумался. Каких только городов не сыграла Рига – и как редко она при этом играла саму себя!

Стал думать дальше – уже в компании моей и пивасика-вискарика: почему не написано ни единого реально состоятельного литературного текста, действие которого происходило бы в Риге? Ну да, у местной русской диаспоры традиционно небогато с талантами – да и те, что становятся хоть сколько-нибудь востребованы за пределами нашей ганзейской провинции, немедля сваливают в метрополию, Москву ту же. А пропо, и “Белая гвардия” написана Михал Афанасьичем не в Киеве, и “Золотой теленок” не в Одессе, и “Одесские…” даже “…рассказы”… Про Ригу же не пишут ни в ней сидючи, ни вне ее…

А вот неинтересно про нее писать. Хоть и красивый город (был!), и немалый, и портовый. И больше – окраина империи (была опять же), место стыковки какого ни есть Востока с каким ни есть Западом… Ан – при всех бонусах, нет у этого места своего лица.

Засада – в несоответствии того города, который в результате всех исторических пертурбаций получился, тому городу, каким Рига должна была стать по сути своей. Она должна была стать городом, без дураков, великим. Но не столицей, нет – проходным двором. С Востока опять же на Запад и обратно. Ну да, ну да – из России в Европу.

Собственно, и генетически Рига, крепость, построенная Ливонским орденом на землях совершенно диких еще балтийских племен в начале тринадцатого века, – восточный форпост Запада. Каковой после Петра Великого, отбившего Ригу уже у шведов, стал западным форпостом России.

И в этом именно качестве Рига почти-таки стала реальным мегаполисом, средоточием жизни экономической и культурной. Причем дважды. И оба раза – почти.

И оба раза все обломилось.

Первая попытка была – перед революцией, когда на фоне общеимперской индустриализации-капитализации Рига со своими “Руссо-Балтами”, со своей космополитической смесью немецкого наследия, русского вливания и пробуждающегося латышского национального самосознания действительно была одним из самых динамичных городов гигантской страны, одним из главных ее портов и культурных центров. И эта вот Рига кончилась вместе с Российской империей, пережила экономический обвал и мощнейший людской отток – и на несколько десятилетий ухнула в прозябание столицы мелкого провинциального государства в зоне санитарного кордона Европы у границ страшного ЭсЭсЭсЭра.

Второй заход – времена позднего совка. ВЭФы, РЭЗы, “Радиотехники”, западная витрина, прибалтийский культурный либерализм. Население приближалось к лимону, для строительства метро уже делали пробы грунта. Про то, что творилось в культурной жизни, вон г-н (сеньор) Троицкий как красочно говорит… И снова все кончилось – вместе с империей. И снова – что мы имеем? Столицу мелкого провинциального этнократического государства с изоляционистской идеологией и хуторским образом мышления в зоне санитарного кордона НАТО (население сокращается, про метро все забыли). В утиль.

Вот она, концепция сюжета. Рига, безусловно, была проектом имперского масштаба. Двухсерийный крах этого проекта – это облом двух редакций империи. Мне жалко этого проекта: ей-богу, он виделся импозантным. И мне, черт побери, жалко этой империи – вовсе не потому, конечно, что я ностальгирую в кулачок по Православию-Самодержавию, по Его Императорскому Величеству на белом кобыле, по парадам на Ред-Сквер, выводку зомбаков на мавзолее и прочей государственнической херне, которую я видал не то что в гробу – осиновым колом проткнутой (никогда меня не очаровывали атрибуты никакого государства и никакой власти – это, наверное, уже специфика личного опыта человека, выросшего на фоне многоступенчатого государственного развала и государственного предательства). А потому что я, как и было сказано, – гражданин этой империи в силу национальной принадлежности.

И город, в котором я живу, и сам я, как представитель своей нации – мы такие “каспийские монстры”, советские экранопланы, одни из последних масштабных высокотехнологичных имперских разработок. Здоровенная была штука, диковинная на вид и дерзостная по замыслу, с беспрецедентными возможностями…Так и не успели ее толком реализовать. А ведь классно, мать вашу, было придумано!…

Может, слишком классно. Не случайно же закон неубывания энтропии среагировал именно на нас?…