Текст книги "Русь книжная"

Автор книги: Алексей Глухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Остановимся подробнее на двух книгах, которые долгое время (исчисляемое столетиями!) хранились в монастыре. Но ценность их не только в древности. Это так называемая Геннадиевская библия и «Хождение за три моря» Афанасия Никитина.

…В связи с обострением идеологической борьбы русской православной церкви потребовался полный текст библии, – до сих пор на Руси в обращении были ее отдельные фрагменты. Перевод библии (всех книг Ветхого и Нового завета) на славянский язык решил выполнить новгородский архиепископ Геннадий в конце 80-х годов XV века. У него, конечно, было личное книжное собрание, но явно недостаточное для столь грандиозного замысла. Архиепископ разослал грамоты монастырям и церквам. Он запрашивал, есть ли у них нужные ему книги, и просил, если есть, прислать их в Новгород. По мнению советского исследователя М. И. Слуховского, «это – первый в истории русского культурного строительства случай обдуманного подхода к выявлению книжкой наличности».

Книги, которых обнаружить не удалось, были вновь переведены, притом некоторые не с греческого, а с латинского, древнееврейского и немецкого.

В результате упорного труда Геннадия и его помощников в 1499 году была составлена Геннадиевская библия. Она стала своего рода образцом, каноном. В 1573 году по просьбе князя Константина Острожского и с разрешения Ивана Грозного выдана во временное пользование в город Острог. Текст ее явился основой первой славянской печатной библии, изданной в 1581 году Иваном Федоровым. Позже рукопись была помещена митрополитом Варлаамом в коллекцию Троице-Сергиева монастыря.

В тексте книги, по-видимому, впервые употреблено слово «библиотека». Слово это для русских людей было еще непривычно, поэтому против него на полях стоит пояснение – «книжный дом».

Из переводных сочинений можно упомянуть отдельно «Хронику» Георгия Амартола – византийского историка X века. Наряду с другими она попала к нам в середине XI века. Древнейший дошедший до нас лицевой список относится к самому началу XIV века, а некоторые исследователи считают, что он еще старше, и датируют его концом XIII века. Создан этот список в Твери, в приписке указано: «Многогрешный раб божий Прокопий писал». Уместно напомнить, что по совету И. И. Срезневского, оканчивая Педагогический институт, Добролюбов выбрал тему – «О древне-славянском переводе Хроники Георгия Амартола».

В книге свыше ста миниатюр; на первой, великолепно выполненной, изображен заказчик – тверской князь Михаил Ярославич и его мать Оксиния. Профессор Д. Айналов так оценивает оформление: «Ни одна русская иллюстрированная рукопись, за исключением, пожалуй, Сильвестровского сборника, не дает такой сложной картины средневекового быта и миросозерцания, как Хроника Георгия Амартола. Эта рукопись с ее иллюстрациями перекидывает мост между Древней Русью и Византией в понимании мировой истории, и нигде более нельзя встретить в таком ярком и многогранном отражении образа средневековой Руси с ее верованиями, с ее легендами, поучениями, назиданиями, чудесами, гаданием, волхованием, идолами, баснословием о чудесных странах и людях, о диковинах мира и чудесах его, как здесь».

Из других шедевров отметим псалтырь XIV века – вклад Ивана Грозного. Радует взгляд белоснежный пергамент прекрасной выработки, четкий шрифт, написанный черными чернилами, текст обильно наполнен крупными золотыми точками, золотые – и заглавные буквы.

Подлинное произведение прикладного искусства – переплет псалтыри: доски обтянуты итальянским бархатом, посередине помещена шестиугольная серебряная розетка, по краям – четыре угольника того же стиля. Анализ имеющихся двух миниатюр позволил ученым высказать предположение, что книга родилась в Новгороде, откуда ее вывезли в качестве добычи в 1570 году.

А вот вклад царя Михаила Федоровича – евангелие, украшенное изумрудами, сапфирами, рубинами и эмалью. [9]9
  сейчас хранится в Оружейной палате в Кремле.


[Закрыть] Павел из Алеппо, посетивший лавру в XVII веке, был поражен: «Что касается евангелия, то мы не видывали подобного по обилию чистого золота и драгоценных каменьев и по его искусной отделке, приводящей ум в изумление».

Сделал вклад и Дмитрий Пожарский, который находился после тяжелого ранения на излечении в монастыре. Остался его автограф: «Книгу Григория Богослова дал в Троицкий Сергиев монастырь князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский».

Для характеристики внешнего облика рукописей приведем описание академика Ф. И. Буслаева, посвященное псалтыри второй половины XV века: «Перелистывая драгоценную рукопись, мы любовались неожиданными переходами из одного почерка в другой, от одного стиля в украшениях к другому, и с интересом отгадывания загадок или шарад увлекались в распутывании перепутанных нитей хитросплетенного письма, добираясь в нем до смысла отдельных букв и целых речей». Говоря далее о работе писца, Буслаев замечает: «То он вводит строки из длинных голенастых заглавных букв, которые, как великаны, поднимаются из приземистого строя обыкновенных строчных букв, то расширяет их не в меру, так что они теряют характер кирилловского письма, получая стиль письма арабского или какого другого восточного. То он пишет самым тонким мелким шрифтом, замаскировывая славянское письмо крючковатою скорописью греческого…»

И конечно, особого разговора заслуживает уже упомянутая книга, замечательный памятник русской средневековой литературы – «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. Рассказ о путешествии в Индию, которое тверской купец совершил в 1466–1472 годах. Известно, что Афанасий Никитин скончался в дороге, на пути к Смоленску. Современники оценили значение его записок. Их доставили в Москву и включили в летопись. Во вступлении летописец объясняет, что он «обрел написание Афанасия Никитина купца», что тетради умершего были привезены «гостями» и переданы дьяку Василию Мамыреву.

Постепенно о записках Афанасия Никитина забыли, они затерялись в летописях, выпали из круга чтения…

Создатель «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин часто пользовался сокровищами монастырских библиотек, где ему иногда удавалось обнаружить уникальные документы, редкие рукописи светского содержания.

Этот раз он отправился в Троице-Сергиев монастырь, чтобы там, в тихой келье, действительно «пыль веков от хартий отряхнув», прочитать старинные сказания. В некогда богатой книгохранительной палате лавры неутомимый историк просматривал древние фолианты – на бумаге и на телятине [10]10
  так иногда называли пергамент.


[Закрыть], облаченные в бархат, украшенные драгоценными камнями и обтянутые простой кожей.

К тому времени значение монастырских библиотек резко упало, да и отношение к старинным книгам изменилось. Так, в описи начала XVIII века они уже не выделялись каждая в отдельности, а указывались суммарно: «16 книг письменных разных, ветхих», «135 книг письменных разных, ветхих». Не отмечались даже такие, как «Осадное деяние Троицкого монастыря» Авраама Палицына. Очевидно, и оно оказалось в числе «ветхих».

…Вот Карамзин берет объемистый сборник – без малого четыреста страниц. Как потом выяснилось, он относится к концу XV – началу XVI века. Открывается книга Ермолинской летописью, той самой, которую составляли для архитектора и книжника В. Д. Ермолина, жившего в XV веке. Затем идут отдельные записи, список русских князей, сочинения Епифания, Иоанна Златоуста, патриарха Геннадия, «Пчела». И наконец, последняя, четвертая часть содержит «Хождение за три моря» Афанасия Никитина (листы 369–392). С этих листов для Карамзина сняли копию (сейчас она – в Государственной публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина).

С волнением, наверное, листал историк своеобразный дневник-путеводитель от Твери до Кафы (Феодосия). И, потрясенный открытием, писал: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индиго принадлежит России Иоаннова века. Индийцы слышали о России прежде, нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин Афанасий Никитин уже путешествовал по берегу Малабара».

В шестом томе «Истории государства Российского» Карамзин сделал первую публикацию памятника. Он широко использовал цитаты из записок Л. Никитина. С тех пор вплоть до наших дней исследователи вновь и вновь обращаются к этому блестящему труду. Ему посвящены сотни научных статей, десятки книг, а о самом путешественнике созданы повести и романы. Переведена на современный язык и прокомментирована каждая страница, каждая строка повествования Никитина.

Впоследствии установили, что Троицкий список, попавший в руки Карамзину, с летописью связан лишь косвенно. В качестве отдельного произведения он включен в сборник, где имелась летопись В. Д. Ермолина. И сама эта редакция «Хождения» восходит не к летописи, а к «тетрадям» Афанасия Никитина. Состав сборника дает возможность предположить, что «Хождение» могло храниться у Ермолина, большого любителя книги.

…Как уже отмечалось, впервые в нашей стране художественно оформленные экслибрисы появились в библиотеке Соловецкого монастыря. И книжники Троице-Сергиевой лавры тоже применяли экслибрисы. К ним относится, в частности, тот, что обнаружен сравнительно недавно Я. Щаповым на списке Стоглава 1600 года. Здесь заставка-«цветок» и орнаментированная листьями рамка для записи выполнены в старопечатном стиле. В рамке владельческая запись полууставом: «Сия книга Стоглав Троецкого Сергиева монастыря келаря старца Авраамия Подлесцова. 7108» (то есть 1600 год). Сам текст Стоглава написаны скорописью.

В заключение упомянем еще и об… арабских рукописях. В работе «Арабские рукописи в русских монастырях» академик И. Ю. Крачковский приводит сведения, взятые из сборника Ю. Альтмана, который утверждает, что видел большое собрание восточных трудов в Троице-Сергиевой лавре (и в некоторых других монастырях). Видел Альтман и переводы их на древнеславянский язык. Любопытно, что приводятся номера рукописей. Академик Крачковский считает, что всякая мистификация исключается. Однако при проверке на месте рукописей не оказалось. Это дало возможность снабдить работу подзаголовком: «Библиографическая загадка». И все-таки значение монастырской библиотеки, монастыря как центра культуры не следует преувеличивать. Дело, в основном, ограничивалось перепиской книг, их собиранием, учетом и сбережением. Читателями на протяжении многих десятилетий были монахи, случаи выдачи литературы на сторону крайне редки. Свой фонд книгохранители знали плохо, сочинения общеобразовательного характера брали неохотно. Основная заслуга монастырских собраний в том, что здесь были сохранены для нас многие памятники древнерусской письменности.

* * *

Сейчас большинство рукописей этого монастыря находится в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина. Здесь их не просто берегут, а тщательно изучают – историки, художники, искусствоведы и другие специалисты. Встречи с этими сокровищами оставляют неизгладимое впечатление. Татьяна Маврина, лауреат Государственной премии и Международной премии имени Х.-К. Андерсена, вспоминает: «В 1958 году в поисках сказочных чудес я попала в хранилище рукописей Ленинской библиотеки… Держать в руках даже простую вещь, которой 500 лет, и то удивительно, тем более хрупкую книгу. И не только держать, а еще ставить на пюпитр, прижимать колышками, перелистывать, еле касаясь пальцами страницы (в верхнем углу) старого пергамента, и разглядывать ритмично написанные листы с узорными буквами и миниатюрами.

Началось мое путешествие по лицевым рукописям.

Хороши особенно были два евангелия: „Хитрово“, дар боярина Хитрово Троице-Сергиевой лавре, как написано в дарственной, „ради древнего письма“. Боярин, наверное, не хотел держать у себя такую драгоценную рукопись и отдал ее в монастырь, чтобы за надежными стенами она сохранилась в веках. Она там и сохранилась в своем дорогом переплете, уже XVII века из рытого бархата – красного с желтыми цветами, писанная на пергаменте с миниатюрами и украшениями…

В этой рукописи – и знаменитый, хорошо известный по репродукциям ангел рублевского письма. Вот я его вижу живого, натурального. Он мастерски вписан в золотой круг. Но я была несколько разочарована глухими и тусклыми красками, мне показалась эта миниатюра, тонкого и очень искусного письма, по сравнению с иконами Рублева, не очень интересной…

Заставки же и особенно раззолоченные заглавные буквы, вроде ювелирных изделий, вклепанных в листы пергамента, хорошо живут на страницах рукописного текста, везде разные, очень смелые, иногда объемные. Особенно поражают буквы с „голубыми дракончиками“.

Весь этот декор повторяется с еще большей смелостью, с более густым интенсивным цветом в тех же „голубых дракончиках“, с тем же выпуклым неразгаданным золотом в стеблях букв в другой рукописи того же времени – евангелии Кошки (по имени боярина Кошки).

Два славных имени Феофана Грека и Андрея Рублева связывают с этими великолепными книгами. Я, конечно, чувствовала себя именинницей, держа их в руках».

Эти воспоминания Татьяна Маврина написала по просьбе «Альманаха библиофила». Редакция просила ответить на вопрос: «Ваша наиболее памятная встреча с книгой». Среди книг, которые «поразили в сердце за последние годы», Татьяна Маврина назвала две средневековые рукописи из монастырской библиотеки.

Там, где хранилась «Задонщина»

На далеком севере, вокруг древнего Белого озера, вдали от городов, а главное, в безопасности от врагов возникло несколько монастырей и скитов «заволжских старцев». Редкое чувство красоты было свойственно нашим предкам, позволявшее им возводить обители в удивительном единении с природой.

Сказочно хорош на вологодском просторе Кирилло-Белозерский монастырь. С горы Мауры, что недалеко от озера, открываются необозримые дали. В сизой дымке – суровые густые леса, уходящие к горизонту. Кое-где проглядывают синие глади озер; изумрудно просвечивают низинные луга. Над тихими водами поднимаются мощные стены, граненые башни и купола церквей. Весь этот неповторимый ансамбль создавался на протяжении столетий талантом и непревзойденным мастерством древнерусских строителей… Свыше пяти веков стоит этот богатырь – северный форпост Руси.

В самом конце XIV века, в 1397 году, в эту лесную глухомань пришли два монаха московского Симонова монастыря – Кирилл и Феропонт. Они решили, как говорится в одном жизнеописании, «далеко от мира удалиться».

Кирилл, прежде боярин Кузьма, на берегу озера, на холме вырыл землянку-келью. Летопись повествует:

«Место же оно, идеже святый Кирилл вселился, бор бяше велии чаша и никому же от человек тоу живоущоу. Место оубо гнало и кругло, но зело красно всюду яко стеною окружено водами».

Однако «безмолвствовать», как выразился сам Кирилл, пришлось ему недолго, сюда стали стекаться богомольцы и единомышленники.

Монастырь имел огромное значение для Московского княжества. И не только потому, что отсюда начинались все важнейшие пути, по которым шла торговля Новгорода с северными русскими вотчинами. Здесь же брал начало и путь к Уралу (к «Камню», или к «Каменному поясу») и в Сибирь. Важно было и то, что белозерские земли вклинивались в новгородские владения, а это давало возможность Московскому княжеству получить удобную позицию для наступления на Новгород. Кроме того, монастырь – это крепость, прикрывающая Русь с севера от посягательств Швеции и других государств.

Понимая все это, Кирилл стал активно собирать земли, присоединять их к монастырю – и дареные, и принадлежащие крестьянам. Но далеко не мирно шла колонизация края, как ее изображают в житийной литературе. Крестьяне смотрели на возникновение нового духовного центра как на бедствие. Известно, что местные жители несколько раз пытались поджечь кельи, чтобы помешать дальнейшему расширению обители.

Монастырь, пользуясь поддержкой князей и бояр, жертвовавших ему земли, делавших денежные и другие вклады, жаловавших соляные копи, – рос, укреплялся. Со своей стороны, он оставался верным союзником московских князей и в колонизации края, и в той борьбе, которая разгорелась в середине XV века за московский престол.

Не остался монастырь в стороне и от бурных идеологических схваток в различных слоях общества, был он и местом ссылки противников Ивана Грозного.

…Постепенно Кириллов монастырь набирал силу.

Вскоре началось широкое строительство. Уже через сто лет после прихода Кирилла высится величественный Успенский собор – крупнейший монумент своей эпохи. Собор был сооружен двадцатью вызванными из Ростова «стенщиками» и каменщиками во главе с Прохором Ростовским всего за пять месяцев. Летописец назвал ого «церковью великой». На диво приходили смотреть люди отовсюду, ведь Север еще почти не знал каменных построек… Со временем монастырь окружается мощными крепостными стенами и башнями.

С первых же дней существования он стал знаменит и как крупный культурный центр. Здесь работали прославленные иконописцы, такие, как Дионисий Глушицкий (ему принадлежит прижизненный портрет Кирилла), мастера фресковой живописи: Любим Агеев, старец Александр и его ученики. Из года в год накапливались книжные богатства, процветала книгописная палата, велось летописание, появлялись литературные памятники, переводились иностранные произведения. Рано стала складываться и библиотека редчайших древних рукописей. Основание книжному собранию положил Кирилл, который еще в Симоновом монастыре до прибытия в «пустыню» занимался списыванием книг.

За крепкими стенами, в тиши келий, трудились писатели. Среди них и такие талантливые, как Нил Сорский, идеолог «нестяжателей», и Пахомий Серб, составивший «Житие Кирилла».

Оригинальные сочинения проникнуты идеями необходимости централизации Руси. К ним относятся прежде всего послания самого Кирилла к московскому князю. В них он излагает свое представление о высшей власти: «Князь должен беречь своих людей, суды бы судили правдой, посулы бы судьи не брали».

Библиотека неуклонно увеличивала свой фонд. Создание книгохранительницы связывают с деятельностью старца Ефросина, одного из писателей XV века, человека исключительной начитанности. Он усердно переписывал книги, редактировал их, делал пометки. Они-то, эти замечания, и дают нам возможность судить о его знаниях, о его осведомленности в литературных источниках.

Ефросин имел, например, хорошее представление о книголюбах древнего мира. Так, царя Соломона – книгописца и собирателя – он сравнивал с «Исидором книголюбцем» и с «Оригеном-еретиком». Исидор – это, по-видимому, архиепископ севильский, представитель позднеантичной культуры, который был настоящим книговедом. Ориген – александрийский богослов и философ, стремившийся соединить христианское учение с античным идеализмом.

Оставил Ефросин и такую пометку: «Некто Дмитрей книгохранитель, яко суть книг собрано пол шесты тмы (5500) и еще посла в Иерусалим о книгах». Трудно сказать со всей определенностью, кого имел в виду в данном случае Ефросин. Предполагают, что это – Дмитрий Фалерский, библиотекарь Александрийской библиотеки. Именно ему поручал Птолемей II наладить перевод древнееврейского пятикнижия на греческий язык. Александрийцы тогда же обратились в Иерусалим с просьбой прислать оригиналы и переводчиков… Эти примеры показывают высокую образованность Ефросина.

Любил он и составлять всевозможные сборники из выдающихся произведений светской литературы. Одно из них – «Сказание о Дракуле-воеводе» – имеет пометку: «В год 6994 (1486) февраля в 13 день списал я это впервые, а в году 6998 (1490) января в 28 день еще раз переписал я, грешный Ефросин».

Считают, что автором «Сказания» был русский посол в Венгрии и Молдавии Федор Курицын. В основу произведения он положил цепь эпизодов-анекдотов о воеводе Мунтьянской земли – Владе. Автор приводит ужасные картины жестокости Влада, прозванного Дракулой (т. е. дьяволом), жестокости, не вызываемой никакой необходимостью. Вместе с тем он любуется находчивостью своего героя, показывает его ненависть ко всякому злу и несправедливости. Этим «Сказание» отличается от немецкого варианта. Стоит отметить, что писатель не осуждает Дракулу за его коварство и своеволие. Лишь однажды прорывается у него огорчение – когда Дракула принимает латинскую веру, чтобы получить утерянное воеводство. Ценой измены православию он не только восстановил себя в правах, но и получил в жены сестру короля.

Переписал Ефросин также и «Сказание о Соломоне и Китоврасе», принадлежащее к числу апокрифических сочинений, и тем проявил явное вольнодумство. Еще в XIV веке «О Соломоне цари басни и кощюны и о Китоврасе» включались в списки запрещенных книг. Эти «басни и кощюны» относились к народной «смеховой» литературе, не разделяющей своих героев на положительных или резко отрицательных… В двух словах о содержании «Сказания». Мудрому иудейскому царю Соломону служит «дивий зверь» Китоврас. Этот дивий зверь, проницательный и остроумный, дает царю всевозможные полезные наставления, но он же, чтобы показать свою силу, забрасывает Соломона на край земли обетованной. И мудрецам и книжникам приходится его разыскивать. Надо признать, что жизнерадостным человеком был этот Ефросин.

Из книжной мастерской монастыря во второй половине XV века вышло и «Сказание об Индийском царстве», которое в средневековье играло такую же роль, как в наши дни – фантастика. Рукою Ефросина написаны древнейшие списки «Задонщины», «Хождения» игумена Даниила, «Александрии».

Значение сборников, подготовленных Ефросином, конечно, в том, что они сохранили нам наиболее древние тексты важнейших памятников.

Круг интересов его чрезвычайно широк. На полях рукописей встречаются заметки астрономического, географического, исторического характера. В одном месте он отмечает, что с момента «боя за Доном» прошло сто лет, в другом – говорит о затмении солнца. Он любит хронологические таблицы, разъясняет, например, что «Иерусалим старей Рима лет 500 без 30 лет, а Рим старей Византии лет 30», с удовольствием делает выборку необычных мер и денежных единиц. Привлекают его иностранные слова, он дает название месяцев по «римьски, египетски, еврейски, еллиньски» и прибавляет, что на Земле «языкь человеческыхь 72» при случае поясняет, что «бомбак» – бумага «по-грецки» и т. д.

При Ефросине, ужо в конце XV века, в монастыре составляется опись библиотеки. Она считается прекрасным для своего времени библиографическим документом. Видимо, знакомство с деятельностью книжников древности – Соломоном, Исидором, Дмитрием Фалерским не прошло для Ефросина даром. Ведь еще в Александрийской библиотеке, например, были удачные каталоги. Поэт и ученый Каллимах, оставивший после себя свыше 800 разнообразных произведений по истории, грамматике, поэзии, создавший новое, так называемое александрийское направление в поэзии, – прославился не только этим. А тем, что составил «Каталог писателей, просиявших во всех областях образованности, и трудов, которые они сочиняли». Каталог состоял из 120 томов. Каллимах рассказывал и о книге, и о ее авторе; если автор был неизвестен, он пытался установить его. Словом, это было основательное библиографическое исследование. Правда, оно не сохранилось, но во многих работах есть ссылки на него. Вполне возможно, что Ефросин где-то слышал или прочитал об этом каталоге. Во всяком случае первый на Руси подобный опыт принадлежит Кирилло-Белозерскому монастырю.

Легко представить себе, как книгохранитель бережно брал в руки каждую рукопись и тщательно просматривал. Что она собой представляет? Как называется? Кем написана? На чем – на бумаге или пергаменте? Каков формат? И только после этого неторопливо заносил самые важные сведения. Строка за строкой идут перечисления: устав, евангелие, минея, пролог, апостол, патерик. А вот и особые приметы: Новый Богослов – «горелый»; псалтырь – «ветха, на хартии», псалмы – «ветхи, на бумаге». Пожары были страшным бедствием по преимуществу в деревянной Руси. В огне гибли многие ценности, хотя люди стремились их спасти, в том числе и книги… Действовало на книги и неумолимое время; десятилетие за десятилетием находятся они в употреблении, и вот оказывается, что корешок порвался, листы на углах загрязнились, иные совсем потерялись, нет начала, сломаны застежки, коробится деревянный переплет, истлели края страниц. И появляется против таких книг приписка – «ветха».

Описание состоит из двух разделов (и в первом и во втором последние листы утрачены). В первом – 212 книг. Эта часть напоминает обычный инвентарный список. Особого внимания заслуживает раздел второй. В нем выбраны 24 сборника из общей инвентаризации. Составитель перечисляет все входящие в сборник статьи и все главы каждой статьи. При этом отмечаются: название статьи и ее начальные слова, затем начальные слова всех глав, число листов, занятых каждой главой.

Для удобства пользования описанием применяются довольно удачные приемы оформления. Заглавие и первые слова статей начинаются с новых строк, заголовок и буквица выделены киноварью. Нумерация глав (киноварью) и число листов (чернилами) обозначены на полях. Этим достигается исключительная наглядность и обозримость описания. Во втором разделе – 957 статей!

Обнаружил «Описание рукописей Кирилло-Белозерского монастыря» в 1880 году профессор Н. С. Тихонравов в сборнике самого невзрачного вида. Переплет – деревянный, доски от времени разбились, кожаный корешок пришел в негодность. 264 листа небольшого формата (10х16 см) перепутаны, несколько вырезано. Видимо, сборник служил записной книжкой, в ней – выдержки из византийских и русских сочинений, известия летописного характера и заметки личного плана.

Но более трети объема занимает «Описание».

Вскоре после «открытия» оно было издано Н. К. Никольским, который не мог не признать: «Употребленные здесь приемы в своей совокупности… и доселе удерживаются при научном описании старинных рукописей и показывают, что мы имеем дело не с обычным каталогизатором монастырских библиотек, а с выполнителем выдающегося для своего времени библиографического труда».

В описании, повторяем, дано свыше 200 книг. Среди этого наследия есть подлинные шедевры книжного искусства. Выдающимся мастером был Феодосии Изограф, сын Дионисия. Еще в 1486 году артель художников, в которую входил Феодосии, расписывала одну из церквей Иосифо-Волоколамского монастыря. Их уже тогда называли «хитрыми живописцами». Артель после этого работала в Феропонтовом монастыре. В начале XVI века Феодосии Изограф по праву считается ведущим живописцем Московской Руси. Достаточно сказать, что он автор фресок Благовещенского собора в Кремле, который служил домовым храмом великих князей.

Много сил отдал Феодосии оформлению рукописей. Одна из них оказалась в библиотеке Кирилло-Белозерского монастыря – это «Евангелие Гурия Тушина». Ее владелец, Гурий Тушин, непродолжительное время был здесь игуменом (1485 год). Книга написана полууставом на французской бумаге по заказу великого князя Василия Ивановича. Он-то и сделал вклад в монастырь, о чем свидетельствует надпись на последнем листе: «Сие Евангелие дал князь великий Василей Гурию Кирилловскому Тушину». Художник смело нарушает устоявшиеся каноны. Примечательны в этом отношении миниатюры. Исследователь евангелия Е. Л. Немировский отмечает, что жемчужина убранства кроется в орнаментальном обрамлении фигур евангелистов… «Феодосии Изограф впервые широко вводит в миниатюру орнамент. Игра узоров занимает его гораздо больше, чем передача внутреннего состояния евангелиста, его дум и помыслов. Здесь наш художник – великий мастер. Он словно любуется причудливыми извилинами линий, сочетанием цветовых пятен, игрой узора на белом листе бумаги».

Феодосий применяет тонкотравный и цветочный орнамент. Мы видим веточки, полосы раздвоенных и тронных лепестков, с завитками и спиралевидными розетками, яркие цветы и шишки, связанные между собой мохнатыми ветками. Феодосии не только вводит в миниатюру орнамент, но и вносит изменения в облик рукописной книги, упорядоченности подвергается последовательность размещения заставок, количество листов в тетради, в книге появляются предохранители, оберегающие миниатюру или заставку от повреждений и загрязнений. Изготовляли их из двух склеенных между собой бумажных рамок, между которыми вставлялась ткань – тафта, шелк, холст.

Некоторые орнаменты, впервые намеченные Феодосией, – например, цепочка с раздвоенными лепестками – впоследствии использовал сам первопечатник Иван Федоров в одной из заставок «Часовника» 1565 года.

И все же, как считают другие исследователи, оформление этого евангелия не может принадлежать кисти Феодосия. Вот доводы Н. Н. Розановой. Датируя евангелие по водяным знакам бумаги временем, близким 80-м годам XV века, Е. Л. Немировский не обратил внимания, что тогда Василий III еще не был великим князем, а значит, миниатюры вклеены в более старую книгу. Главное же заключается в том, что сходство миниатюр рукописей Гурия Тушина и Феодосия проявляется только в орнаменте, а фигуры евангелистов написаны совершенно иначе. Вероятно, книга переделывалась в «преславном городе Москве» в мастерской монастыря Николы Старого. Конечно, художественное убранство «Евангелия Гурия Тушина» великолепно. Все украшения в нем хорошо согласованы по цвету и по расположению на странице, даже вставленная между листами тафта гармонирует с миниатюрами. Но делал все это, видимо, другой мастер.

Словом, «Евангелие Гурия Тушина» – довольно приметная веха в истории русской книжности, и сберег его для нас брат-книгохранитель монастыря. Рукопись сохранилась в переплете, покрытом выгоревшей итальянской камкой, все миниатюры отделены шелковой тафтой. Обращались с книгой очень бережно, – несмотря на преклонный возраст, на ней нет ни пятен, ни загрязненных углов.

Примечательны и книги светского содержания, вошедшие в опись.

Один из белозерских сборников – «Странник со иными вящьми» – предлагал своим читателям статьи: «О стадиях и поприщах», «О широте и долготе земли», «О земном устроении», «О расстоянии между небом и землею».

Составлен он в 1412 году, что определяется не только точной датой, но и расчетами лет от сотворения и до «конца мира». На 299-м листе указано: «От Адама лет 6920, а поновлений изошло 173, а до конца миру отселева два поновления». «Поновлением» автор называет сорокалетний цикл (6920: 173). Что это значит? По его мнению, за 40 лет обновлялся состав человечества. По античным представлениям, человек достигал своего апогея в 40 лет. Но если до «конца мира» оставалось «два поновления», то есть 80 лет, то «Странник» создан в 1412 году (1492 – 80). Писал его, по преданию, сам основатель монастыря Кирилл…