Текст книги "Русь книжная"

Автор книги: Алексей Глухов

Встречаются на берестяных грамотах загадки и ребусы, упражнения по арифметике и избирательный бюллетень, отчет о судебном заседании и хозяйственные распоряжения, жалобы на семейные неурядицы, список повинностей, литературный текст…

Как правило, по форме, по внешнему виду грамоты представляют собой один «лист», один кусок коры бересты. Но однажды нашим археологам попалась и целая берестяная книжка! И хотя число страниц в ней невелико – всего лишь 12 – это была настоящая книжка с текстом и с виньеткой…

Наконец, археологи смогли связать авторов и адресатов писем с конкретными историческими лицами. Впервые это случилось 6 августа 1953 года, когда они извлекли письмо сыну новгородского посадника Онцифора – Юрию. Это событие Л. В. Янин считает самым значительным после открытия берестяных грамот. И объясняет: «Эта находка впервые слила воедино два мира, до тех пор лишь соприкасавшихся друг с другом, – мир летописных событий русской средневековой истории и мир вещественных, археологических источников».

Потом на стол исследователя легло письмо и самого Онцифора Лукинича – «Челобитие ко госпожи матери от Онсифора…». Он был интереснейшим политическим деятелем XIV века. Его род восходит к знаменитому Мише – соратнику Александра Невского. Онцифор прославился и как военачальник, и как правитель – им была предложена и проведена реорганизация системы управления боярской республикой. После этого, по словам летописца, «отступился посадничества Онцифор Лукин по своей воле».

Прошли века… И только лаконичные строки летописи хранили сведения об этой яркой личности. Письма Онцифора теперь позволили установить живые черты характера бывшего посадника, человека беспокойного, привыкшего вникать в каждую мелочь, все предусматривать. Из челобития мы узнаем, что кто-то должен отправиться в Торжок. Так вот, по приезде в этот городок коней следует кормить добрым сеном, к житнице приложить собственный замок, а на гумне нужно самолично наблюдать за молотьбой и т. д.

Кстати, установить местонахождение древней боярской усадьбы Онцифора помогла… книга, не адресная, конечно, а богослужебная. Это «Пролог», на последнем листе которого есть пространное разъяснение. Из него следует, что «Пролог» был написан в 1400 году при великом князе Василии Дмитриевиче и новгородском архиепископе Иване для церкви Кузьмы и Демьяна, что на Кузьмодемьянской улице, «повелением боголюбивых бояр Юрия Онисифоровича, Дмитрия Микитинича, Василья Кузминича, Ивана Даниловича и всех бояр и всей улици Кузмодемьяне». Эта приписка и помогла ученым определить, где жил Онцифор. Потом патриарх Никон вывез эту книгу (наряду с другими) в свою библиотеку; сейчас она – в Историческом музее.

…«Письма из прошлого» – берестяные грамоты приносят нам сюрприз за сюрпризом. Вот уже несколько лет в одном из раскопов археологи изучают обширную усадьбу, принадлежавшую в XII веке Олисею Петровичу Гречину – священнику и крупному политику. Этот знатный новгородец, как показали летописи, дважды домогался должности архиепископа. Большинство найденных здесь берестяных грамот были в основном поминания прихожан. Но вот в руках исследователей оказалась береста (ей присвоили номер 549), где какой-то поп Мина просит Гречина написать иконку. Она начиналась словами: «Поклоняние от попа ко Гречину…» Другая, более поздняя грамота «От попа от Мины ко Гречину» содержит просьбу прислать готовые иконки к Петрову дню. Были найдены эскиз будущей иконы на обороте грамоты, деревянные заготовки, остатки окладов, горшочки со следами краски. Это позволило ученым сделать важный вывод о том, что на территории усадьбы находилась художественная мастерская, а Олисей Гречин был чуть ли не первым русским живописцем. Он творил за двести лет до Андрея Рублева…

В одной грамоте приводятся цифры от единицы до сорока тысяч, в другой – начало цифрового ряда. Эта береста – типично детские «упражнения» – с рисунками, а материалом для нее послужило донце туеска. Находки такого рода, пишет Р. А. Симонов в своей книге «Математическая мысль Древней Руси», «осветили процесс обучения грамоте… о чем конкретно было известно крайне мало».

Всевозможные письма – «от Грикши к Есифу», «от Синофонта ко брату Офоносу», «от Петра к Марье», «от Терентия к Михалю» (оно пришло в Новгород из Ярославля) – раскрывают повседневные дела и заботы наших далеких предков, удивительные жизненные мелочи, о которых не сообщают ни летописи, ни официальные документы.

Познакомимся еще с одной – самой примечательной для нас – берестяной грамотой, получившей порядковый номер 271. Исполненная в XIV веке, изящным почерком, она гласит:

«Поклон от Якова куму и другу Максиму. Купи мне, пожалуйста, овса у Андрея, если продаст. Возьми у него грамоту. Да пришли мне чтения доброго…»

Итак, кроме овса, который следует купить у Андрея, Яков хочет еще и «чтения доброго» – интересную книгу. Какую же? Послушаем по этому поводу В. Л. Янина, одного из руководителей Новгородской экспедиции: «Здесь не может подразумеваться книга богослужебная. Если бы Якову нужна была книга для церковной службы, он точно указал бы ее название, потому что выбор таких книг был строго регламентирован. Якову нужно какое-то занимательное чтение. Может быть, летопись. Или воинская повесть. Или переводная повесть. Или житие какого-нибудь военного, святого, которое для средневекового читателя было тем, чем для современного – приключенческие романы. Максим знает вкусы своего кума и друга Якова и сам решит, какую книгу он выберет, чтобы она понравилась Якову».

Далее в своем произведении «Я послал тебе бересту…» В. Янин продолжает:

«Впервые из этой грамоты мы убедились, что грамотность, широко распространенная в Новгороде, развила у некоторых людей вкус и охоту к чтению. И, между прочим, познакомились с результатами этого процесса. Письмо Якова написано свободно, живым, не связанным языком, изобличая в нем человека интеллигентного. Но это письмо дает важные материалы для характеристики и нашего Максима. Человек, который мог выбрать для своего друга интересную книгу, несомненно, должен был располагать библиотекой таких интересных книг. А это незаурядная деталь».

В Новгороде были найдены письма, поступившие и из других городов. Терентий прислал послание из Ярославля, а Гордей – из далекого Смоленска (начало XII века). Особенно интересна грамота Гордея, который наказывает родителям: «…продав двор, идите сюда в Смоленск или в Киев. Дешев хлеб. Если же не идете, – заканчивает Гордей письмо, – то пришлите мне грамотицы, здоровы ли вы». Исследователи рассматривают этот документ как иллюстрацию к сообщениям летописей того времени о частых недородах в Новгородской земле. От неурожая и голода Гордей отправился на юг, где «дешев хлеб», и зовет родителей, после продажи двора, присоединиться к нему в Смоленске или сразу уезжать в Киев. Дальнейшая судьба Гордея, его отца и матери нам неизвестна, но ясна невеселая картина из жизни новгородцев.

Здесь уместно процитировать стихотворение доктора географических наук Ю. Ливеровского «Новгородская береста», посвященное А. В. Арциховскому.

 
…Кто первый в Новгород свою послал бересту?
Кто первый врезал буквенный узор
не тушью черною на бархатный пергамент,
где золото заставками звенит, —
кору березы, положив на камень
под елями, летящими в зенит?
Не князь, не воевода, не посадник,
не многомудрый черноризец-поп —
простой дружинник, новгородский всадник,
рыбак, охотник, пахарь и холоп!
И сотни лет в объятьях влажных тлея,
Земля хранила бережно для нас
Онфима, Купры, Дмитра, Фалалея
в бересте запечатанный рассказ.
 

Потом обнаружилась грамота в Смоленске: «Вывезли бревна, пошли Остатка к плотнику». В древнем Пскове первую грамоту отыскала экспедиция П. Г. Гроздилова. На бересте, которая дотла до нас из Старой Руссы, запечатлено начало завещания: «Се аз раб…». Возраст ее 600 лет.

В Витебске при случайных обстоятельствах – во время строительных работ, а не археологических раскопок – на глубине трех с половиной метров попалась записка на березовой коре. Это послание «От Степана к Нежилу». Записка неплохо сохранилась, хотя некоторые буквы едва заметны. По подсчетам ученых, ее следует датировать XIII–XIV веками.

Специалисты сумели расшифровать текст и перевести его на современный русский язык. Вот как все это выглядело первоначально: «ожеесипро далопортыакоупимицентаза в гривеноалицеголсинепро далоапослимилицемаалиеси продазая оброс твор ту коупимижита». Не так-то просто человеку, далекому от науки, догадаться, о чем здесь идет речь, тем более что старорусский текст дан без разбивки на слова, нет никаких знаков препинания. Перевод гласит: «Если ты продал одежды, то купи мне на 6 гривен ячменя. А если чего-либо (из одежды) ты не продал, то пошли мне в наличности. Если же продал, то, сделай милость, купи мне ячменя». Видимо, Степан оказался в беде, а может быть, он – ремесленник и поручил Нежилу продать свои товары, а на вырученные деньги купить хлеба…

Всего же берестяные грамоты найдены в пяти древних русских городах: Новгороде, Витебске, Смоленске, Старой Руссе, Пскове. И еще более чем в сорока городах нашлись стерженьки – «писала». Среди них – Москва, Киев, Минск, Старая Рязань, Чернигов, Новогрудок, Старая Ладога. Следовательно, и здесь применялась береста.

Кроме того, известно, что в Таллине до Отечественной войны хранилась грамота с немецким текстом (1570 год); близ Саратова в 1930 году была «раскопана» золотоордынская берестяная грамота XIV века.

Наконец, в Швеции, в Упсальской библиотеке, в течение четырех столетий берестяная грамота пролежала в древней книге и использовалась в качестве закладки. Правда, текст выполнен чернилами – какой-то монах записал на бересте свои стихи. Однако «натолкнувшийся» на грамоту шведский ученый О. Одениус считает, что буквы все-таки чаще процарапывали, а не писали чернилами.

Возможны находки берестяных грамот и в других странах Скандинавии, в Англии, Польше…

При публикации первых грамот профессор А. В. Арциховский предсказывал: «Чем больше будут раскопки, тем больше они дадут драгоценных свитков березовой коры, которые, смею думать, станут такими же источниками для истории Новгорода Великого, какими для истории эллинического и римского Египта являются папирусы».

Надежды советского ученого оправдались в полной мере.

Заботами Сергия Радонежского

В начале сентября 1380 года князь Дмитрий Донской отправился в поход против полчищ Мамая. Достигнув Дона, Дмитрий заколебался: идти ли ему за реку навстречу орде или ждать здесь? И в это время князь получил грамоту, которую доставил ему «борзоходец»: «Без всякого сомнения, господине, с дерзновением пойди противу свирепства их…» Эти слова принадлежали Сергию Радонежскому, основателю Троице-Сергиевой лавры, ближайшему советнику и политическому союзнику Дмитрия Донского. Сергий во многом способствовал великой победе на Куликовом поле своими патриотическими проповедями.

Известно, что, перед тем как выступить в поход, князь Дмитрий заезжал в монастырь к Сергию, который предсказал ему успех и отпустил с войском двух иноков – Пересвета (того самого, что перед битвой вступил в единоборство с Чилибеем) и Ослябю.

Блестящий исход Куликовской битвы развеял представление о непобедимости монгольских завоевателей.

Сергий Радонежский – человек широкого кругозора и большой государственной прозорливости – энергично способствовал объединительной политике московских князей, внес большой вклад в развитие культуры того времени… В «молодом» монастыре возникла вскоре библиотека. Начало ей положил сам Сергий, который в возрасте 23 лет пришел сюда, в дремучий лес – «в пустыню» – с двумя книгами. Историк русской церкви Е. Голубинский заметил по этому поводу: «Нот сомнения, что очень не велика была библиотека четьих книг преподобного Сергия… (псалтырь и евангелие)». В том, что монастырь находился в дремучем лесу (в 60 км от Москвы) – нет преувеличения. В дарственной грамоте Дмитрия Донского говорится, что монахам позволяется беспрепятственно ловить в реке Воре выдру, бобра и всякого зверя.

В начале основания монастырь был весьма беден. Общий облик его так описал В. О. Ключевский: «В самой ограде монастыря первобытный лес шумел над кельями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами; вокруг церкви торчали свежие пни и валялись неубранные стволы срубленных деревьев; в деревянной церковке за недостатком свеч пахло лучиной; в обиходе братьев – столько же недостатков, сколько заплат в сермяжной ряске игумена; чего ни хватись, всего нет… случалось, вся братия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба. Но все дружны между собою и приветливы к пришельцам, во всем следы порядка и размышления. Каждый делает свое дело…»

Монастырь образовался в то время, когда непрестанные распри удельных князей терзали русскую землю, а монгольское иго тяжелым бременем лежало на плечах народа. Великокняжеская Москва, ставшая инициатором объединения страны, боролась против феодальной раздробленности, собирала силы для отпора врагу. И Москва искала помощи у богатой церкви, поддерживала строительство монастырей. Между 1340 и 1440 годами на Руси основано до 150 новых обителей.

Надо прямо сказать, что красочная картина, нарисованная В. О. Ключевским, могла относиться к самому раннему периоду Троицкого монастыря, первым его годам. И не был он отгорожен от бурных событий. Напротив, активно вмешивался в политику, постоянно был на стороне Москвы. Сергий Радонежский, например, для того чтобы уладить конфликт между великим князем и князьями местными, специально ездил в Ростов и Нижний Новгород. Он же мирил Рязань с Москвой…

И бедность монастыря продолжалась недолго.

Первые привилегии он получил от Дмитрия Донского.

С тех пор стал постоянно расширять свои владения, по останавливаясь перед захватом общинных земель. Уже в XV веке этому феодалу принадлежали обширные территории: пахотные участки, крестьянские дворы с огородами, заливные луга, соляные варницы, рыбные промыслы. Разумеется, братия не могла своими силами вести такое обширное хозяйство – все трудовые повинности легли на плечи закрепощенных крестьян. А к XVIII веку монастырю принадлежало почти 17 тысяч крестьянских дворов, больше, чем имели Романовы и патриарх. Зависели от монастыря и жители близлежащих слобод.

Быстро множились денежные богатства – монахи успешно торговали хлебом, рыбой, солью. Все это лишний раз показывает, что обитель была далека от правила «проводить жизнь в посте и лишениях».

С увеличением экономического могущества монастыря рос и протест угнетенных крестьян. В середине XVIII века волнения проходили во всех его вотчинах.

Вместе с тем лавра становилась и значительным культурным центром, местом производства рукописных книг…

Ефим Дорош в очерке о Загорске указывает, что уже при Сергии в монастыре было по меньшей мере около пятидесяти томов. Любимыми авторами были «писатели, которых следует считать поэтами среди церковных писателей», и можно вообразить «листочки бересты со стихами Григория Богослова, питомца Александрии и Афин, или витиеватыми аллегориями синайского отшельника Иоанна Лествичника».

Сергий одобрял чтение монахов, заботился о приобретении и об изготовлении книг. Постепенно складывалась библиотека, которая особенно быстро стала расширяться при преемниках Сергия. Здесь уместно привести слова В. Лазарева – советского ученого, который заметил, что «культура русского монастыря XV века была далеко не такой примитивной, как это казалось старым исследователям. Творения Василия Великого, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Дионисия Ареопагита внимательно читались и тщательно комментировались. Отсюда в русскую церковную литературу проникали элементы античной философии – платонизма и новоплатонизма».

В монастырях собирают и переписывают книги, переводят с греческого, болгарского, сербского языков, создают летописные своды.

Не удивительно, что люди, склонные к искусству, философии, литературной деятельности, находили здесь хорошие условия для творчества.

В начале XV века при Троице-Сергиевой лавре действовала специальная мастерская – книгописная палата. Книги украшались заставками, золотыми и киноварными буквами, изящными миниатюрами. Переплеты – тоже подлинное произведение искусства. Например: «Евангелие в десть писменое, на бумаге, поволочено бархатом рытым, цка верхняя серебряна, чеканная, золочена, а на ней четыре камени, два яхонта лазоревы, да кора яхонтовая червчата, да изумруд в гнездах… а застежки на червчатом бархате низаны жемчугом…»

В мастерской выработался специальный «Сергиевский» почерк. Отсюда книги расходились по всей Руси.

Сохранился рисунок-миниатюра в рукописи «Житие Сергия Радонежского» XVI века. За длинным широким столом на скамьях с подножьями сидят монахи-переписчики. Перед ними на столе две чернильницы, нож, свернутые свитки и книги. Слева Епифаний – автор «Жития».

К тому же времени относится примечательный документ, раскрывающий «технологию» книгопроизводства, хотя митрополит Макарий ставил себе совсем другую цель. В одной из рукописей Боровского Пафнутьевского монастыря он составил перечень расходов на изготовление одной богослужебной книги. Вначале идут цены на материалы, а потом – плата мастерам. Вот некоторые строки:

«…Доброписцу чернописному, сиречь книжному, сдано две тысящи сребренец противу трудов его в московское число, живописцу иконному четыреста сребренец, златописцу же, заставочному писцу и статейному писцу тысяща сребренец и четыреста в московское число… Златокузньцем же и среброкузньцем и сканному мастеру тысяща сребренец и четыреста сребренец московским же числом».

Над книгой, следовательно, трудились: доброписец чернописный, который воспроизводил основной текст; статейный писец – он воспроизводил вязь киноварью; заставочный писец – его обязанность рисовать заставки и буквицы; живописец иконный – он рисовал миниатюры; златописец – этот покрывал золотом «статии», заставки и отдельные части миниатюр; три мастера – златокузнец, среброкузнец и сканный – оформляли оклад.

Пользовались птичьими перьями.

Для чернил составляли сложнейшие рецепты, чтобы чернила были «добрые». В ход шли чернильные орешки, дубовая или ольховая кора, вишневый клей или камедь, квас или кислые щи, пресный или кислый мед и, наконец, гвозди или ржавое железо. Согласно одному способу «чернильного становления» – он приводится в рукописи XV века из библиотеки Троице-Сергиевой лавры – рекомендуется мелко истолочь чернильные орешки и просеять их через сито, затем полить кислым и пресным медом и смешать с вишневым клеем, после этого в раствор опустить 12 пластинок железа и поставить сосуд в теплое место на три дня. При этом смесь следует трижды в день размешивать, испытывая ее сладость языком, и процеживать.

История сохранила некоторые имена учеников Сергия, неутомимо занимавшихся «изданием» книг. Например, Афанасий «в божественных писаниях зело разумен и доброписания многа руки его и доныне свидетельствуют». [6]6
  «доныне» – до 1642 года.


[Закрыть] Другой ученик – Исаак Молчальник [7]7
  умер в 1388 году.


[Закрыть] написал «Евангелие в десть, на бумаге» и «Псалтырь в полдесть, на бумаге». На бумаге! До той поры был пергамент. Значит, монастырь покупал бумагу сразу же, как только этот материал проник в русские земли. Самый древний документ на бумаге датируется 1350–1351 годами. Это договорная грамота великого московского князя Семена Ивановича, сына Ивана Калиты, с братьями. А древнейшая из рукописных книг – «Поучения Исаака Сирина» – относится к 1381 году. Она создана в Троице-Сергиевом монастыре.

Книги, принадлежавшие перу (в буквальном смысле) Молчальника, тоже очень древние!

Известны и другие имена. Так, «рукою многогрешного инока Антония» переписаны «Поучения аввы Дорофея» (1414 год); «рукою раба божия Иосифа» – «Диоптра» Филиппа философа (1418 год), «рукою непотребного во инацех Елисея» – «Служебник» и «Требник»; «рукою грубого и худого» инока Варлаама – «Лествица» (1412 год), а вот евангелие 1531 года подписано так: «письмо грешного инока Исаака Бирева».

Но в те далекие времена встречались не только самоуничижительные эпитеты. В книге Иова с толкованием писец Чудова монастыря Александр не без хвастовства бросил вызов: «Да рука то моя люба лиха, и ты так не умеешь писать, и ты не писец» (1394 год). На другой рукописи читаем: «Господи, помоги рабу своему Якову научитись писати, рука бы ему крепка, око бы ему светло, ум бы ему острочен, писать бы ему золотом».

Образ русского древнего писца и летописца дал А. С. Пушкин в трагедии «Борис Годунов»:

 
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд, усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет…
 

Заботами игуменов, трудами мастеров-книжников постепенно пополнялась библиотека монастыря. В 1616 году здесь была «многобогатая божественных писаний книгохранительница».

Польские интервенты пытались взять монастырь, который уже превратился в грозную крепость. Много месяцев длилась осада. Но незначительное число защитников выдержали ее. В противном случае вряд ли что осталось бы от «многобогатой книгохранительницы».

…Вначале книги располагались в южном отделении алтаря, под присмотром дьяконов. Потом появилась необходимость в особом помещении. По описи 1642 года библиотека находилась при ризничной палате. В XVIII веке на планах лавры она обозначена в башне… В 1783 году переведена в купол трапезной церкви.

К рукописям были приставлены старцы, которые назывались книгохранителями. Должность эта на Руси имеет весьма почтенный возраст и в XVI веке уже довольно распространена. В 1514 году в псковской Елизаровой пустыни был «книгохранитель Осаф», в Кирилло-Белозерском монастыре – «книгохранитель Афонасий». В Троице-Сергиевой лавре это иеромонах Каприан, инок Корнелий, инок Иоаким, инок Константин (все XVI век). Один из библиотекарей – Дорофей [8]8
  умер в 1614 году.


[Закрыть] «оставил по себе многи книги своея руки». Антоний Крыло в 1620 году был определен в книжные оправщики при Патриаршей типографии.

Имелось в монастыре и наставление книгохранителю, дошедшее до нас в сборнике XVII века. В этом наставлении говорится: «Прими книгу и прочитай часто знаемое, а неведомого иди к мудрейшим себе вопрошати… Подобает тебе, книгохранителю, по часту книг дозирати и в них разумеваемая чести и досматривати, да еще кто его не ведаешь, и ты вопроси у высшего себе разумом и учением. Та бо мудрость не по старости дается».

При книгохранителе Иоасафе Кирикове в 1642 году была составлена опись 742 рукописям.

Число это весьма значительное для того времени. И библиотека по праву считалась одной из лучших монастырских библиотек.

О богатстве ее фондов можно судить и по косвенным данным, которые подтверждают, что в распоряжении читателя была весьма разнообразная литература.

Наиболее характерный пример тому – жизнь и творчество выдающегося писателя конца XIV – начала XV века Епифания, прозванного Премудрым. Он дружил с Феофаном Греком, написал «Житие Стефана Пермского», «Житие Сергия Радонежского» и, как предполагают, – «Слово о житии и преставлении Дмитрия Ивановича». Большая часть его жизни прошла в стенах Троице-Сергиева монастыря – 31 год. Из них 17 лет – при Сергии. Монастырь этот с богатой книжной культурой был его духовной школой, здесь получил он образование, которое только пополнил на Афоне. По словам Епифания, выдающегося деятеля Московской Руси, «они с мужами книжными и мудрыми проводили ночи до утра, вникая в смысл различных писаний».

«Житие Стефана Пермского» возникло на рубеже XV столетия. Любопытно отметить, что его автор – сам большой любитель книг – подчеркивает образованность своего героя. Так, уже в Устюге, где протекало детство Стефана, тот выучился грамоте и прочитал все книги, которые смог достать в городе. Подросши, он постригся в монахи в Ростове, чтобы иметь доступ к монастырской библиотеке. Беседовал с каждым «книжном» мужем и «разумничнем» старцем. В монастыре изучил греческий язык и читал греческие книги.

Через десять лет Стефан отправился проповедником в пермский край, где составил азбуку для зырян, не знавших до того письменности, чем и заслужил славу просветителя. И главное в «Житии» – высокая оценка заслуг Стефана на этом поприще. Епифаний указывает, что пермскую грамоту «един чернец сложил, един сочинил… един в единое время», тогда как греческую, рассуждал он, многие философы эллинские в течение многих лот собирали и создавали…

Свыше четверти века работал Епифаний Премудрый над другим своим произведением – «Житием Сергия Радонежского», продемонстрировав необычайное искусство слова.

«По цитатам в трудах его видно, – заключал В. О. Ключевский, – что он читал хронографы, палею, лествицу, патерик и другие церковно-исторические источники, также сочинения черноризца Храбра. В житии Сергия он приводит выдержки из житий Алимпия и Симеона Столпника, Феодора Сикста, Ефимия Великого, Антония, Феодора Едеского, Саввы освященного, Феодосия и Петра митрополита по редакции Киприана; наконец, характер изложения обличает в Епифаний обширную начитанность в литературе церковного красноречия».

С этой литературой, представлявшей благодатную почву для развития культуры, Епифаний мог ознакомиться только в Троице-Сергиевом монастыре и в Москве.

Сочинение Епифания о Сергии встречается обыкновенно в списках XVI и XVII веков.

С Троице-Сергиевым монастырем было тесно связано и творчество великого Андрея Рублева… В 1918 году в «Известиях» за подписью В. И. Ленина был опубликован список лиц, которым следует поставить памятники. В разделе «Художники» первым значится Андрей Рублев.

Некоторое время Рублев помогал суровому и мудрому Феофану Греку, который поражал москвичей умением украшать книги. Есть предположение, что творец прославленной «Троицы» возглавлял книгописную мастерскую. Ему же приписывают создание прекрасной по оформлению рукописи «Евангелие Хитрово». Название она получила по имени боярина Б. Хитрово, которому эту книгу «пожаловал» царь Федор Алексеевич. Боярин в свою очередь передал ее в Троице-Сергиеву лавру – «Ради древнего письма».

Исследователь творчества Андрея Рублева Н. Демина констатирует: «Все изображенное, от юношески сильного, задумчивого ангела с книгой в руках (символ человека в его стремлении к знанию)… до голубой цапли, как бы размышляющей над кротко взирающим на нее змеем, до подвижных букв из гибких стилизованных растительных элементов, полно ясности, силы и всеобъемлющей ласковости».

Епифаний Премудрый и Андрей Рублев жили в монастыре в одно время…

Много лет провел в лавре и первый наш писатель-профессионал Пахомий Логофет. За свою долгую жизнь он создал множество различных произведений, в том числе обработал «Житие Сергия Радонежского». В библиотеке сохранилось девять списков редакций Пахомия, относящихся к XV веку. Но главный труд его – «Хронограф» (1442 год) – книга по всемирной и отечественной истории. Рождение «Хронографа», как определил А. А. Шахматов, вызвано подъемом общерусской исторической мысли, связанным с формированием русского централизованного государства и его новой международной ролью. Установлены источники, на основании которых составлен этот памятник.

Начиная со 167-й главы – «О словенском языце и русском» – Русь показывается полноправным участником мирового исторического процесса. В последующих главах Великое княжество Московское выступает как Великое княжество русское.

В первоначальном виде «Хронограф» до нас не дошел, первая его редакция относится к 1512 году. В ней есть такие слова: «Наша же Российская земля расте и младеет и возвышается».

В отличие от «Повести временных лет» «Хронограф» не расчленен по годам – это «сквозное» изложение событий и идей. Такой грандиозный труд требовал и таланта, и эрудиции.

Вскоре Пахомий бросает литературное поприще и становится простым переписчиком. В 1443 году его рукой сделана книга Симеона Богослова, а в 1459 году – псалмы Давыдовы по поручению монастырского казначея…

Непродолжительный период игуменом монастыря был Артемий – знаменитый публицист XVI века, пропагандист знаний. Это он сказал: «И до смерти учиться подобает». По просьбе Артемия к нему в обитель из Твери перевели Максима Грека, где он много лет пребывал в заточении. Максим Грек жил у Артемия «в великой чести и похвале». О высокой образованности этого человека, нашедшего на Руси вторую родину, говорит то, что он упоминает в своих работах Гомера, Пифагора, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Диодора, Фукидида, Плутарха. Значит, и русские читатели из произведений Максима Грека узнавали об этих именах.

В лавре Максим Грек встретил бывшего митрополита Иосафа, большого любителя книг. Достаточно сказать, что в библиотеке имелось до 23 рукописей (кроме богослужебных) прекрасного письма, принадлежавших Иосафу. Он же сохранил один из лучших списков сочинений Максима Грека. Это тем более знаменательно, что до начала XVII века его сочинения считались запрещенными.

Келью Максима Грека посетил Иван Грозный (1553 год), существует мнение, что они беседовали и о книгопечатании. Доводы Максима Грека окончательно убедили царя в необходимости организации этого дела в стране.

Порой можно еще встретить утверждение, что монастырские книгохранилища содержали, как правило, церковную литературу. Один исследователь называет книги «набором служебных пособий… имеющих прикладное значение, подобно „иконам, лампадам“». Это далеко не так.

По описаниям XV–XVII веков книги церковно-богослужебные составляли треть общего числа книжных собраний.

В монастырях хранились летописи, хронографы, «Еллинский летописец», «Историко-иудейской войны» Иосифа Флавия, «Александрия», различные хождения, повести. Имелись книги по географии и медицине, художественная литература.

И в Троице-Сергиевом монастыре только исторических книг было 16 (в том числе «Троя», «Пленение Иерусалима», «Временник», «Хронограф»). Кроме того, юридический сборник «Мерило праведное», написанный уставом XIV века. Этот сборник дорог нам тем, что в него включен текст «Русской правды».

«Христианская топография» Козьмы Индикоплова (плавателя в Индию) сообщала легендарные сведения об устройстве Вселенной, попутно автор (он жил в Александрии в VI веке н. э.) говорит о некоторых животных и растениях Индии и Цейлона.

В библиотеке монастыря имелся роскошный список XVI века. Ранее им владел боярин Иван Григорьевич Пушкин – предок поэта. На 60-м листе запись гласит, что «1627 года февраля 14 день продал сию книгу Козьмы Индикоплова Иван Григорьевич Пушкин». Продал он ее крестьянину Фоме Лукьянову, который пожертвовал ее в 1628 году в монастырь. В художественном отношении – это самый замечательный из известных списков «Топографии».