Текст книги "Лестница в небо"

Автор книги: Алексей Федорочев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ор-лов! Ор-лов! Ор-лов! – скандирует многотысячная толпа, и мы вместе с ней. Племянник моего надзирателя является фаворитом состязаний, в третий раз защищая свой титул чемпиона. Кстати, увидел в толпе и самого Гришку. Одетый с иголочки, он ничуть не вписывался в свой привычный образ и плохо представлялся в нашей обычной убогой обстановке. Среди своих клановых он смотрелся гораздо органичнее, отличаясь лишь отсутствием источника: только по этой примете и узнал его среди братьев.

Вообще странно получается: пока он был страшилой и калекой – я относился к нему с симпатией, а как вылечил – на дух не переношу. Теперь, будь у меня возможность, с удовольствием допросил бы его по своей методике, но, увы, поезд ушел.

– Смотри-смотри! – хватает меня за руку Маша. – Смотри, как он его!

Несмотря на название соревнований, возможности спортсменов были сильно ограничены. Светлым разрешалось применять только водометы, а темным – лишь молнии. Огромные металлические дубины, которыми пользовались вдобавок к силе бойцы, дали ответ на давнюю загадку поединка с кусками рельсов в руках. Вот, оказывается, откуда идет традиция.

Ба-бам! Звон полученного удара неприятно отдается в голове. Это противник Орлова замешкался и пропустил плюху.

Ба-бам! Дезориентированный гвардеец падает на колени от второго, не менее смачного удара. Вряд ли его доспех теперь подлежит восстановлению.

Вжих! Мощная струя воды окончательно сбивает проигравшего на песок арены.

– Да!!! – ревет толпа. Победитель откидывает забрало, победно вздымает руки и проходит круг, красуясь перед трибунами. Женщины визжат, мужчины орут. Мы с Машкой, поддавшись всеобщей эйфории, тоже вскочили с мест и восторженно вопим, размахивая руками. Что ни говори, а парень крут и заслужил свой триумф.

Просмотрев до конца награждение, идем к букмекерам забирать выигрыш. Он невелик, потому что Осмолкин-Орлов изначально был фаворитом, но как малые дети радуемся полученным рублям.

Вечерний прохладный воздух приятно холодит разгоряченные головы, и мы с разрешения охраны отправляемся в особняк пешком. Идти недолго, и по освещенным улицам, так что происшествий не ожидается.

Накаркал.

Толпа фанатов, идущая с футбольного матча, отсекает нас от двойки охраны. Одни возбужденные люди встречаются с другими, не менее взбудораженными. Головы бы оторвать тому, кто придумал провести оба мероприятия в один день и поблизости! В единый миг пространство вокруг нас вспыхивает драками. Схватив Машку покрепче, прорываюсь сквозь толпу, прикрывая девчонку от особо активных хулиганов.

Наперерез нам устремляется пятерка молодчиков с цепями в руках. Поняв, что прорваться нереально, останавливаюсь на минутку. Но тут девчонка обливает неосторожно приблизившегося к нам мужчину слабой водной струей. Большая, большая ошибка! В отличие от меня или Шамана, вода у нее не особо развита, плюс она напугана, так что вместо водомета получается пшик.

– Бей клановых! Вон они! – Мокрый мерзавец орет на всю улицу, перекрывая крики толпы.

– Давай! – подхватывают окружающие, сжимая кольцо вокруг нас.

А полиция, как всегда, опаздывает. Второй мир, а бардак тот же.

– Бей!

Как там: «Нет эмоций, есть только покой»?

Три вдоха-выдоха возвращают мне концентрацию.

– Бей!

Жаль, что нет доспеха, накопители бы не помешали.

Только что кричавшие люди оседают вниз, как сломанные куклы. Подхватываю на руки заснувшую княжну. Так и двигаюсь с ней на руках вперед, перешагивая через тела. Просвистевший рядом с головой булыжник заставляет поторопиться, но, слава богу, агрессивных фанатов было не так много, как казалось, а те, что не попали под технику, благоразумно смылись с моего пути: со стороны же не видно, что люди просто засыпают. Сзади слышатся нарастающие лязг и шум. Оглянувшись, вижу подразделение гвардии, гонящее водометами остатки толпы обратно в мою сторону. Увеличиваю выброс силы, надо продержаться еще чуть-чуть.

Как ни стараюсь, но первый гвардеец успевает вступить в сферу действия техники до того, как я ее убираю. По закону подлости это оказывается нынешний чемпион – Леня Осмолкин-Орлов. К моему счастью, грохнувшись, он тут же просыпается, так что со стороны кажется, что он просто споткнулся в поврежденном доспехе. Осторожно приблизившись, гвардейцы недоуменно оглядывают живописно разложенные тела. Отдельные уснувшие начинают шевелиться и поднимать головы, создавая впечатление начавшегося зомби-апокалипсиса.

– Они просто спят, сейчас начнут просыпаться! – пресекаю панику, признаки которой вижу у парочки вновь прибывших.

– Кто такой? Что за девушка?

– Егор Васин, дворянин. Княжна Задунайская – моя спутница.

– Оставайтесь на месте. Горин, поторопи полицию, пусть упаковывают всех здесь.

– Есть!

– Молчанов, следить за обстановкой!

– Есть!

Откуда-то из-за спин военных вывинчиваются охранники княжны. Оба сильно помятые, у одного разбита бровь и разорван рукав. Взяв на себя переговоры с гвардейцами, они освобождают меня от живой поклажи и необходимости отвечать на вопросы.

– Что с ней?

– Спит. Если не будить – проспит до утра.

– Почему, остальные ведь шевелятся уже?

– Вадим, не путай теплое с мягким. Этих я на расстоянии прикладывал, а Марию Кирилловну на руках держал. Если надо – могу разбудить.

Оглядев руины, совсем недавно бывшие нарядной улицей, охранник качает головой:

– В особняке разбудим.

– Тебе видней.

Опять сижу напротив князя в его кабинете.

– Вам, Егор, следует присвоить звание Машиного ангела-хранителя. Второй раз спасаете мою дочь.

– Если б я хотя бы на секунду мог представить, чем обернется решение пойти на состязание, взял бы в оперу абонемент до конца жизни.

Машка уже давно носится по дому, рассказывая о наших приключениях. То, что она проспала самый драматичный момент, ничуть ей не мешает выдавать все более фантастические подробности моего противостояния с толпой.

– Бросьте, к обеду Маша дожала бы меня, и я отпустил бы ее на этот чертов финал всего лишь с гувернанткой. Так что спасибо.

– Я сделал то, что должен был.

– Страшно было? – внезапно интересуется хозяин.

– Да не особо. Сконцентрироваться было трудно, это да, а так…

– Я бы хотел, чтоб вы научили этой технике мою охрану; это возможно?

– Из меня плохой учитель, сам только осваиваю. Но любой целитель владеет этим приемом; может, вам лучше в медакадемии кого спросить? Это просто целительский сон, растянутый на площадь. Никакого секрета.

– Обычный целительский сон? Оригинальное вы нашли ему применение. Тогда действительно проще в академии договориться. И Егор, надеюсь, вернувшись в Петербург, вы станете частым гостем в нашем доме. Я умею ценить людей.

– Спасибо, Кирилл Александрович, это честь для меня.

Три последних дня проводим все так же насыщенно. Детский праздник, на который сопровождаю Машу, проходит мирно и скучно. На улицах прибавилось полиции, а так ничто не говорит о вчерашнем происшествии. Потом большой прием у хозяев, обошедшийся без визитов монарших особ. Те же танцы, те же развлечения, что и на других балах; выделяться, видимо, не принято. Я уже не новичок, поэтому уверенно лавирую между гостями, останавливаясь перекинуться парой слов с недавними знакомцами. Один банкир специально даже разыскал меня, чтоб предложить работу, пришлось мягко отказать, пообещав дать несколько консультаций частным образом. Вполне неплохой задел. Успел заключить несколько предварительных контрактов на работу «Кистеня» – как в Москве, так и в Питере. Еще и сам Задунайский пообещал порекомендовать мое агентство своим партнерам и подкидывать нам что-нибудь время от времени, так что внакладе точно не останусь.

Сопровождая Задунайских, еще несколько раз видел измененных животных. Дважды это были собаки и трижды – кошки. По непонятной причине эти твари, в отличие от обычных собратьев, сразу же проникались ко мне любовью и следовали буквально по пятам. Доходило до того, что приходилось возвращаться в особняк перед следующим визитом, чтоб сменить костюм: настолько угваздывался в шерсти. Про памятного Шера вообще молчу – этот, едва завидев меня, все так же рвался навстречу, из-за чего в конце концов был сослан во двор на привязь.

Но, боже мой, какое счастье было припереться в номер к Земеле, плюхнуться в кресло и закинуть ноги на стол, впервые за долгое время ни о чем не думая. Олег только сочувственно посмотрел, а у меня не было даже сил промычать что-то членораздельное. Если я так вымотался, то представляю, каково это выносить той же принцессе, чей досуг жестко регламентирован. И даже не хочу знать, как выносит это императорская чета, с утра до ночи мотавшаяся по Питеру с одного мероприятия на другое.

– Есть будешь? Заказать в номер? – посчитав, что я достаточно отдохнул, спрашивает Олег.

– Угум. Попроще чего-нибудь только, чтоб с сотней вилок не возиться.

– Что, достало так?

– Ты даже не представляешь насколько. У меня этот «хруст французской булки» поперек горла стоит, – характерным жестом показываю, как именно.

– При чем тут булка? – не въезжает Земеля.

– А-а… Не бери в голову! Присказка для одного меня, – вовремя вспоминаю, что ни «Белый орел», ни их хит про упоительные вечера тут неизвестны.

Сделав заказ, Земеля садится обратно на диван и опять начинает меня разглядывать.

– Такое ощущение, что ты не с праздника, а с марш-броска вернулся, причем в полной выкладке и под блокираторами, – слегка недоумевая, озвучивает он свой вердикт.

– Хуже; под блокираторами вполне можно жить. С жизнью, по крайней мере. А тут… Зря вообще на это подписался.

– Мм? – Олег выразительно приподнимает бровь.

Пересилив себя, отрываю зад от кресла и принимаюсь переодеваться в привычный простой костюм, хранившийся до этого у Земели. Будь я в Москве – вообще бы в любимую джинсу влез, но штаны и рубашки из грубой хэбэ еще не стали универсальной одеждой всех слоев населения, так что подходили только для домашней носки. А я еще не настолько осмелел, чтобы ломать вековые устои, расхаживая по столице в бедняцком прикиде.

– Не мой уровень изначально, – немного поясняю мысль.

– Ты ж из их братии, у тебя это все в крови должно быть?

– Олег, вот ты вроде взрослый человек, а иной раз такое ляпнешь! Какое «в крови»? Чтоб там своим быть, надо и воспитание соответствующее, и крутиться в этом с детства. Хорошо бы еще представлять из себя хоть что-то или хотя бы поддержкой клана пользоваться. А у меня из всего перечисленного только семья Яминых-Задунайских за спиной была.

– Подожди, ты ж внук Васильева-Морозова, а он вроде как графом был? И всю жизнь при дворе?

– Он граф, а я графин! – резко отвечаю на дурацкий вопрос. – Графский титул Митьке перейдет при совершеннолетии. А богатств особых у Елизара Андреевича не было, вопреки всеобщему мнению. Плюс не забывай – я родился, когда он уже в ссылке был, да и с родством нашим не все там гладко.

– Это как?

– Тебе какую версию: общеизвестную, официальную или мою?

– А их даже несколько? Любопытно все послушать.

– Имеющий уши да услышит. Итак, общеизвестная. Кто такой и чем знаменит Елизар Андреевич, рассказывать надо?

Земеля отрицательно мотает головой.

– Женился Елизар Андреевич поздно, когда ему уже пятый десяток шел, и то под давлением родни и императора. Семью ему при его работе заводить было некогда, а может, и сам не хотел, при его-то количестве врагов. Женился на клановой, которую ему подобрали; любовью, понятно, там никакой не пахло. Через положенное время родился сын Николай. Жена через год отравилась до смерти и, что характерно, грибами, которые отродясь не ела. Но это так, к слову.

Мимикой Олег демонстрирует неподдельный интерес к рассказу. Такие подробности личной жизни знаменитого царедворца вряд ли были доступны широкой общественности.

– Николай рос при мамках-няньках, видя отца только изредка, зато пользуясь всеми привилегиями своего положения. Не забываем, он еще и клановым был, так что мальчик – дважды золотой. Особых талантов не проявил, но в гвардейские части попал. Так бы и служил он ни шатко ни валко, но грянул теракт, и Елизар Андреевич со всех постов слетел. И внезапно стало некому продвигать карьеру его сыночка, а многие еще и отыграться на Николае захотели. Тут даже Морозовы особой защиты дать не могли. Так что когда началась очередная заварушка на Кавказе, напросился туда оказывать, так сказать, интернациональную помощь братским народам. – Земеля уже привык к моим оборотам, так что не переспрашивает, а я продолжаю: – Оттуда привез себе жену – прекрасную Диндилю, что очень не понравилось Морозовым, так как его тут уже давно ждала невеста. Все еще интересно?

– А как же! Прям как в детстве сказку слушаю.

– Дальше сказка получилась не очень. Данила Морозов, чью дочку прокатили, сильно осерчал, на кого надо надавил, и Николая из клана исключили. Из армии он еще раньше уволился. И внезапно никому оказался не нужен. Промотав остатки приданого матери, Николай практически на последние деньги отправился в имение к отцу. Может, ждал, что тот как-то поможет, может, просто в тишине пожить хотел – сейчас уже не узнать. Митьке в тот момент два месяца было. Но рейсовый автобус, который вез молодую семью, попал в аварию. Николай погиб, выжили мать и Митька. А я родился восемь с половиной месяцев спустя. Как мы росли и учились – неинтересно, опустим. Учителя у нас были обычные, из Рязани. Разве что в отличие от детства Николая времени у Елизара Андреевича было навалом, поэтому воспитывал он нас сам.

– А почему ты отца все время по имени зовешь? – прицепился к словам Олег.

– До этого еще доберемся. Когда мне было почти одиннадцать лет, дед умер. Ему к тому времени хорошо за девяносто было, так что умер просто в постели после болезни. И так мать ему почти три года жизни подарила, больше не смогла – сердце сильно износилось. А дальше начался цирк. Усадьба наша стояла на клановой земле и принадлежала не лично деду, а клану. Остальное имущество наше вдруг тоже клановым оказалось. Еще и со счетами какие-то заморочки стряслись, мол, деньги снять только наследник сможет, когда в полные лета войдет.

– Морозовы?

– Они, но не совсем. Бывшая невеста Николая постаралась. Это я потом уже узнал окольными путями, когда попытался в этой истории разобраться. Бросься мать в ноги к главе клана, тот бы, может, и помог, хотя бы в память о деде, но она не стала. На это, видимо, расчет и был. Так и оказались мы с братом в училище, а потом наши пути разошлись. Дальше ты примерно знаешь. Как тебе сглаженная версия?

– То есть ты что-то недоговариваешь?

– В рамках общеизвестного варианта – не очень. Но есть некоторые подробности, которые я опустил. Например, что Николай – тот еще негодяй был. И только папина тень его и прикрывала, пока он свои художества выделывал, слишком многим по любимым мозолям потоптался. И если б не смылся на Кавказ – жить бы ему считаные дни оставалось; удивительно, что там не достали. И из армии он не сам ушел, а чуть ли не с позором выгнали. А еще, что к деду он ехал, вполне вероятно, разводиться, если не похуже. И невесту свою бывшую морозовскую он еще до Кавказа оскорбить успел, так что разрыв помолвки был только формальным поводом для изгнания из клана. Вот и прикинь, стоит ли такое родство афишировать, если его выходки до сих пор многие помнят.

– Сглаженная версия мне нравилась больше, – комментирует мои откровения Олег.

– Мне тоже.

Заказанный ужин подоспел как раз к окончанию рассказа, так что перерыв весьма кстати. На сытый желудок историю продолжать не хочется, но Земеля требует:

– Ты сказал, есть еще версии.

– Есть еще официальная. Кстати, первая – тоже вполне официальная: если надо, я ее всеми бумагами подтвердить могу.

– И в чем подвох?

– В том, что бьют не по паспорту, а по морде.

Пилоты уже как-то слышали от меня этот бородатый в прежнем мире анекдот, так что объяснять не требуется.

– И что не так с твоей мордой? Лицом то есть?

– Посмотри сам. – Из панки с документами, хранившимися во избежание ненужного любопытства Задунайских в Олеговых вещах, извлекаю две фотографии. На одной – Николай Васильев, на другой – Павел Потемкин.

– Это твой отец, тут и гадать нечего, а это кто? – вертит в руках Земеля снимок Николая.

– А это Николай Васильев. – Полюбовавшись на недоуменное выражение лица Земели, подтверждаю: – Да-да, тот самый, сын Елизара Андреевича.

– Не понял… а это тогда?.. – кивок на фото моей взрослой копии.

– Как ты сам сказал – мой отец.

– ?..

– В автобусе, который ехал в Рязань, было две Дарьи: одна – бывшая Диндиля, которую при крещении так назвали, другая – моя мать. Может, и еще были, имя-то распространенное, но нам они неинтересны. И так случилось, что в момент аварии Митька оказался на руках у абсолютно посторонней девушки, и у нее же – сумочка с документами. Никакой мистики – просто помогала перепеленать, вот и вызвалась подержать. Так и вылетела в окно с чужим ребенком и бумагами, а Николай и Диндиля погибли.

– И ты хочешь сказать, что женщин перепутали? Ерунда какая-то…

– Автобус загорелся, осень сухая была – лес вокруг тоже вспыхнул. Так что многие тела сильно обезображены были, в закрытых гробах потом хоронили. Диндилю дед до этого в глаза не видел, волосы у матери подгорели, сама она чумазая, босая. Зато в Митьку от шока вцепилась и на Дарью отзывалась. Еще и документы все целы, хоть и помяты сильно. Так что когда Елизара Андреевича вызвали, все уверены были, что это его невестка.

– И бывший глава Тайной канцелярии ни о чем не догадался?.. – с заметным сарказмом интересуется Земеля.

– Эй-эй, полегче! Догадался, конечно; это в больнице, куда пострадавшие попали, разбираться не стали. Если б не гибель сына, он бы наверняка сразу же понял, а так только после похорон неправильность уловил. Это мне мать так рассказала, сама она вообще от шока три дня молчала, не в себе была. Женщин в доме не было, всего трое слуг из ветеранов его обслуживали, так что осталась мать при Митьке нянькой. Дальше все как в старой истории, за исключением того, что мать он удочерил, когда мне лет шесть было, а меня ввел в род по всем правилам.

– То есть мать твоя не невестка ему, а приемная дочь, получается? Погоди, в бумагах было написано, что она Дарья Дамировна, а ведь тогда она Дарья Елизаровна должна быть?

– Глазастый! При удочерении в таком возрасте отчество не обязательно менять. Хотя она вообще не Дамировна, а Ивановна – чистокровная русская. Зачем это деду надо было – не спрашивай, я до сих пор не во всем разобрался.

– А кто твой отец?

– Нет у меня отца. До недавнего времени Николая Васильева отцом считал, а Митьку – родным братом.

– А это? – жест в сторону снимка.

– А это – отдельная песня… Вполне возможно, именно из-за него меня Задунайский и пригласил.

– Что, известная личность?

– Павел Александрович Потемкин собственной персоной.

Олег изумленно присвистывает, потом берет в руки снимок и сравнивает с моей физиономией.

– Надо же, одно лицо. Действительно, с таким родственником выдавать себя за внука Васильева-Морозова как-то…

– Нормально. Причем, заметь, я себя не выдаю, а являюсь им по факту. Документы об удочерении у матери имеются, есть записи в гражданских и церковных книгах, есть свидетели. – Не уверен, что Гришка подтвердит, если что, факт удочерения, но в том, что он знал, почти не сомневаюсь. Раз мать видела его у деда, когда училась, значит, еще тогда эта история завязалась.

– А третья версия?

– А третья версия – это копия второй, но с дополнениями, похожими на правду. Причем все дополнения – это исключительно мои домыслы, особых фактов у меня нет.

– Озвучишь, раз начал?

– Озвучу, куда денусь. Только сказочка еще загадочнее, чем предыдущие, получится, – вздыхаю, делая паузу перед последним, самым неприятным рассказом.

– Начну издалека. Есть такой городок, Коломна, аккурат между Москвой и Рязанью расположен. И вот туда-то и прибыл семнадцать лет назад молодой князь Потемкин знакомиться с будущей женой. А совсем юной девушке Даше страшно любопытно было посмотреть на наследника клана. Посмотрела. Результат сидит перед тобой. Если учитывать, что Павлу в тот момент двадцать шесть было, а Даше – семнадцать, то, как все происходило, надеюсь, объяснять не надо? – Земеля молча мотает головой. – Родители девушки сделать ничего обидчику не могли, а позора не хотели, поэтому отсекли дочь от рода и отправили подальше, в Рязань, к родственникам. Какими соображениями они руководствовались – сказать не могу, меня, как понимаешь, еще на свете не было. Мне и это-то нанятые люди раскопали с трудом, мать всего раз про Коломну обмолвилась, когда я маленьким был. Автобус, как я уже рассказывал, попал в аварию и сгорел, а неопознанный женский труп передали родителям, те похоронили и забыли. – На этом месте делаю перерыв, давая собеседнику переварить предысторию.

– Дальше все без изменений: мать – в няньках у Дмитрия, я – на подходе. Примерно в три-четыре года у меня начались выбросы силы. Вот тут-то дедуля и заинтересовался, кто мой отец. Про то, что у матери источник нестандартный, он и раньше знал, ей вдобавок к обычному светлому треугольнику огонь достался и молния капелюшку. – Олег удивленно вскидывается. Про то, что моя мать – лекарь от бога, уши я прожужжать всем успел, а вот про темную часть источника не упоминал ни разу. – У меня, ты видел, есть полный набор, просто светлый дар гораздо мощнее. Глава Тайной канцелярии, хоть и бывший, – это не я, ему мать раскололась быстро. Это мне пришлось угадывать папашку, благо добрые люди помогли. – Мой черед кивать на снимок. – Дальше ты знаешь: мать удочерили, а я стал Васильевым.

– Подробности, конечно, неприятные, но ничего особо страшного для тебя не вижу… Подожди, дай договорить! – просит Земеля, видя мои опасно сузившиеся глаза. – Как там сложилось у твоих родителей, точно ты не знаешь, может, это она его соблазнила? Могло же такое быть?

«Со своей колокольни» он прав – не знаю. Но несколько раз видел, как она от мужиков шарахается. Одному Шаврину удалось к ней как-то ключик подобрать, потому и терплю, хоть и не в восторге от него.

– Но, допустим, ты прав. Тебе я верю больше, так что примем это как данность. Но ты-то есть! Умный, одаренный, пробивной. Везучий, наконец! Такому не зазорно помочь, даже если не все гладко вначале случилось. В чем проблема?

– Про то, что случается с незаконнорожденными детьми Потемкиных, мы поговорим как-нибудь отдельно, – не к месту вспомнились мне некоторые подробности из документов, собранных Арешиной, – проблема в том, что дед ненавидел Потемкиных. Люто, до дрожи! Ты его не знал, поэтому бесполезно тебе это рассказывать, просто поверь на слово. А тут вдруг их ублюдка, давай называть вещи своими именами, не просто вырастил, а в род принял. И воспитывал наравне со своим внуком так, что я про него только хорошее вспомнить могу. Как тебе такое?

– Может, смягчился к старости? – Олег немного растерян. Даже у него слова «смягчился» и «глава Тайной канцелярии» с трудом укладываются в одном предложении, а что уж говорить обо мне, знавшем деда лично?

– Ну-ну! Мы точно об одном и том же человеке говорим?

– Какая разница, что ему в голову взбрело на старости лет! Он уже умер! Или ты в этом не уверен? – горячится друг.

– Умер, я сам на гроб землю кидал, тут без вариантов. А вот единомышленники его живы и здоровы. Гришка Осмолкин – из их числа; возможно, есть и другие где-то вокруг меня.

– А паранойи у тебя, часом, нет?

– Даже если у вас есть паранойя, это не значит, что за вами не следят, – назидательно цитирую старую шутку. – Я ему был нужен, чтоб свалить Потемкиных, – продолжаю уже серьезно. – Как – не знаю. И даже не уверен, что это лично его идея, не один же он планировал эту месть.

– И кто, по-твоему, мог указывать бывшему главе Тайной канцелярии?

– Есть варианты… – уклоняюсь от ответа. Ведь Земеля и сам знает ответ, но не принимает его – слишком уж тот фантастичен: только один человек мог потребовать от Васильева-Морозова что-то. Какое-то время Олег ждет продолжения, но все, что хотел, я уже рассказал. После нескольких минут тишины возвращаюсь к началу разговора:

– Собственно, история моя сейчас роли никакой не играет, просто сходство с Потемкиными в дальнейшем может боком выйти. А что касается всех этих торжеств и балов… Ну посмотрел я, как высшее общество поживает; впечатлился. Мне до такого – как пешком до Китая. Только, сам понимаешь, я им исключительно как игрушка Задунайских интересен был. Может, через несколько лет и сам по себе смогу, а пока… – не закончив фразу, машу рукой.

– Ладно, понял. – Не знаю, что он там понял, но тему закрываем. – Кстати, о Китае, точнее – китайцах. Я тут нашим звонил, так вот: У и Чжоу пропали.

– Как «пропали»? – не на шутку переполошился я.

– Просто одним утром ушли и не вернулись.

– Так, и что?

– Борька у Ли спросил, тот ответил, что волноваться не надо, уехали но делам.

От сердца немного отлегло, непонятки продолжаются, но, похоже, это никак не связано с моими перипетиями. По крайней мере, их не похитили, не убили, а ушли они добровольно. Обидно, конечно, но переживу это.

– Уехали – значит, уехали, – устало откликаюсь, – вольную им подписал, так что свободные люди, имеют право. Все равно отсюда ничего не сможем сделать. Еще что наши говорят?

– Ждут нас: они, похоже, след похитителей фур взяли. Я не все понял, Костин шифровался по телефону, но вроде как есть кого расспросить, дело за твоими талантами.

– Хорошая новость. Еще что?

– У них больше ничего. Я пару вариантов для нас присмотрел, но решение за тобой. Ваньку проведал – поселился в общежитии, но хочет потом квартиру снимать. Тебе привет передает, ждет в гости. Предлагаю завтра утром склады посмотреть, Метлу навестить – и в Москву, если дел больше нет.

– Есть у меня одно дело. Так что ты – в Москву, а мне задержаться придется еще на день-два.

– Фуры могут уйти, – предупреждает Олег.

– Плевать, мое дело важнее.

Земеля внимательно смотрит на меня и веско произносит:

– Я с тобой тогда.

– Вряд ли тебя туда пустят, но если останешься, буду благодарен. Мне спокойнее будет.

– Плохие предчувствия? – всерьез интересуется пилот.

– Нет, ничего такого. Хочу просто поговорить кое с кем.

Мне уже надоело, что многие вокруг знают обо мне больше, чем я сам.

Не пора ли узнать причину?

ИНТЕРЛЮДИЯ ТРЕТЬЯ

Жарко. Стены монастыря давали прохладу, но при любом выходе наружу ряса липла и путалась в ногах, напоминая о принятом сане. Нет, старик не тяготился своим монашеством. Лет ему было немало, жена давно скончалась, упокой Господь ее душу. Да и молодым стоило дать дорогу…

– Господин… к вам посетитель. – Постучавшийся послушник доложил как-то неуверенно, что сразу привлекло внимание.

– Ко мне? – Мало ли кто мог приехать, но именно сегодня никаких визитеров не ожидалось.

– Он сказал – к монаху лет семидесяти восьми, принявшему сан в июле тысяча девятьсот девяносто шестого года и обладающему влиянием.

– Любопытно…

– Из всей братии только вы подходите под определение. И еще он передал это, – послушник развернул грубоватую ткань, являя на свет старинную золотую чашу с вложенным документом, – мы все проверили: чаша чиста, бумага тоже.

Лист бумаги гласил, что чаша датируется концом шестнадцатого века и с большой долей вероятности принадлежала первому в династии Романовых – Михаилу Федоровичу. Экспертное заключение было подписано директором Петербургского Государственного музея и имело все необходимые печати и отметки об экспертизах. Приложенная к официальной бумаге записка гласила: «Я подумал, вам будет приятно вернуть имущество вашего предка. С всемерным уважением, Егор Васин (бывш. Васильев)».

– Наш пострел везде поспел… – скрипуче пробормотал себе под нос монах. – Еще что-нибудь было?

– Нет, господин, только это.

– Ну что ж, уважим дарителя. Он еще здесь?

– Да, господин. Прикажете просить?

– Проси. Но не сразу. Пусть ко мне сначала Урский подойдет.