Текст книги "Тайна костяного гребня"
Автор книги: Алексей Биргер
Жанр:
Детские остросюжетные
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Глава шестая
Великий день Фантика
На привокзальную площадь мы приехали где-то без десяти одиннадцать. Дядя Сережа уже ждал нас. Он стоял у своей машины и поглядывал в сторону станции и здания автовокзала, где парковались прибывшие автобусы. Увидев нас вылезающими из жигуленка, он удивился:
– Ба, как это вы так?
– Знакомые подбросили, – сказал отец. – Здорово, Серега!
– Здорово, Ленька! – они обменялись крепким рукопожатием. – Перегружайтесь в мою машину.
– Спасибо вам огромное, – обратилась мама к Мише. – Ради нас пришлось ехать в такую даль…
– Что вы, мне нравится быть за рулем! – весело ответил Миша. – Хлебом не корми, дай покататься. И потом, я своего тоже не собираюсь упускать. Раз уж я здесь, погляжу выступления фигуристок.
– Надеюсь, это не из-за нас… – начал отец.
– Нет, нет, – поспешно заверил Миша. – Просто я очень люблю фигурное катание. Надеюсь, билетик еще можно достать? – обратился он к дяде Сереже.
– Вроде да, – ответил дядя Сережа. – Народу полно, но дворец огромный, так что билетов хватает.
– Вот и замечательно! Вы ко дворцу? Тогда я поеду вслед за вами!
Мы перенесли вещи в машину дяди Сережи, сели в нее и поехали. Миша тронулся следом, стараясь не отставать.
– Кто это? – полюбопытствовал дядя Сережа.
– Работник угрозыска, – хмуро ответил отец.
– Вот как? – дядя Сережа присвистнул. – Ребята опять какую-то кашу заварили?
– Угу, – ответил отец. – Но, слава Богу, ничего особенного. Потом расскажем.
Мы подъехали ко дворцу, и дядя Сережа провел нас со служебного входа, предварительно объяснив Мише, где билетные кассы.
– А мы проходим бесплатно, как родители одной из главных конкурсанток, – сказал дядя Сережа. – Мы и наши друзья. И места нам отведены замечательные! Давайте зайдем к Фантику, вы ее поприветствуете. Только ненадолго, она вся на взводе.
Фантик сидела в комнате для конкурсанток, серьезная и сосредоточенная. Она была уже в костюме для выступлений, зеленом с золотом, который ей очень шел. Только коньки она еще не надела, а держала в руках. Она беззвучно шевелила губами, будто повторяя про себя то, что ей ни в коем случае нельзя забыть.
Увидев нас, она искренне обрадовалась.
– Привет! Как здорово, что вы добрались!
– Привет! – сказала мама. – Забежали пожелать тебе успеха!
– Спасибо! – сказала Фантик. – Я… я уж постараюсь!
– А под какую музыку ты будешь выступать? – с подозрением спросил Ванька.
Фантик была без ума от «Титаника», и говорила, что будет выступать под мелодию песни из этого фильма. Учитывая, что этой мелодией она нас летом просто извела, постоянно ее напевая, беспокойство Ваньки было вполне оправданным. Он успел возненавидеть эту мелодию до глубины души и ни за что не пожелал бы услышать ее еще раз.
– Не под «Титаник», не беспокойся, – улыбнулась Фантик. – Мы с тренером, Надеждой Сергеевной, еще в сентябре решили, что слишком это расхожая сейчас мелодия. Мы подготовили две композиции. Одну – под музыку из «Щелкунчика», ведь там все дело на Рождество происходит, и музыка самая что ни на есть рождественская, как раз к случаю. И вторую – на музыку очень хорошего танго, чтобы, как она говорит, «повеяло знойной Аргентиной посреди русской зимы». Надежда Сергеевна считает, что контраст будет впечатляющим и очень выигрышным. Вот за танго я больше всего волнуюсь. Резковатая получилась композиция, а мне резкие движения даются хуже, чем плавные. Жутко волнуюсь, честное слово!
– Да все у тебя будет хорошо! – сказал я.
Тут появилась тетя Катя – мама Фантика.
– Мы пойдем, – сказал отец. – Не будем докучать Фантику. После выступлений полно будет времени, чтобы все пообщались.
Дядя Сережа отвел нас на наши места, потому что уже начинались выступления.
На противоположной стороне мы разглядели Мишу и помахали ему рукой, а он помахал в ответ.
Заиграла музыка, по громкоговорителям объявили начало выступлений. Сначала нам показали «Ледовую феерию».
Это был целый спектакль в исполнении взрослых артистов! Дед Мороз собирался в путь, в окружении медведей, зайцев, лис и других своих друзей. Сделано все это было очень здорово и красочно, и мы хлопали от души.
После «Ледовой феерии» выступали клоуны, потом акробаты, потом дрессированные медведи.
В общем, удовольствия мы получили кучу. Но, конечно, мы с нетерпением ждали гвоздь и завершение программы: выступления юных фигуристок, учениц знаменитой местной школы. И вот великий миг настал!
Диктор объявил, что начинается финальная часть конкурса юных фигуристок и назвал имена восьми финалисток, которые будут сражаться за главный приз.
Все восемь финалисток выехали в центр ледовой площадки и встали в ряд. На белом ледяном пространстве все они казались такими маленькими, тоненькими и хрупкими! И каждая была в красивом костюме. Все костюмы были разных цветов, так что настоящая радуга в глазах сияла.
И вот, после приветствий и представления фигуристок, начались выступления.
Такие вещи бывает трудно описывать. Это, наверно, как танцы: чтобы их хорошо описать, надо сочинять стихи, а обычными словами пойди, расскажи, что это такое. Одно могу сказать: выглядело это здорово, и девчонки крутили самые сложные фигуры с такой легкостью, как будто летать умели.
Фантик была настоящей феей – или зелено-золотой, невесомой как снежинка, рождественской елочкой, когда порхала под музыку Чайковского, и действительно ощущалось, что она на волшебном празднике, и что по всей земле люди радуются Рождеству.
А потом Фантик исполнила танго. Она остановилась в центре, сосредоточилась, пристукнула одним коньком, будто каблучком – и закружилась.
Ох, это было танго так танго! Фантик неслась в каком-то ошеломительном ритме! Потом, когда я пытался вспомнить ее выступление, у меня перед глазами стоял только зеленый огонь ее костюма, летящий так, как будто Фантик и не касалась льда.
…И вот она замерла, вскинув голову и подняв руку.
Пауза, потом аплодисменты. Потом опять пауза – жюри размышляло, и все ждали его решения.
А потом члены жюри стали поднимать таблички. Мы с Ванькой бешено считали в уме средний результат.
Фантик на пять сотых балла опередила основную соперницу и взяла главный приз! Потом три победительницы выехали на коньках в центр ледовой площадки, и им вручили призы. Фантику – большой хрустальный кубок, остальным девочкам – кубки поменьше; и всем – по хорошему фотоаппарату и по большому новогоднему набору конфет в коробках в виде Деда Мороза.
– Теперь, наверное, можно пройти и поздравить Фантика, да? – спросил я у взрослых.
– Разумеется! – ответил дядя Сережа. – Пойдемте, я вас отведу.
Фантик сидела, сняв коньки и держа в руках кубок. Фотоаппарат и конфеты лежали рядом с ней. На мир вокруг она смотрела совершенно пустыми глазами. По-моему, она была и ошеломлена, и растеряна, и до сих пор не могла уразуметь, что с ней произошло. Тренер стояла рядом, поглаживала ее по спине и говорила ласковые слова.
– Поздравляем, Фантик! – кинулись мы к ней.
А папа и мама Фантика подошли к тренеру.
– Поздравляем вас, Надежда Сергеевна! Спасибо вам! Это и ваша победа! И ваша, наверно, больше, чем Фантика!..
– Да что вы!.. – стала отмахиваться явно довольная Надежда Сергеевна. – Если бы не она…
А Фантик подняла на нас глаза и сказала:
– Получилось!.. Вы представляете, у меня получилось!..
– Еще бы у тебя не получилось! – сказал Ванька. – Ты у нас такая молодчина!
– И вы тоже, – сказала Фантик. – Я не знаю, удалось бы мне станцевать так здорово, если бы вас не было в зале…
– Конечно, удалось бы… – уверенно сказал я.
– А какой красивый кубок! – сказала мама.
– Да, – проговорила Фантик. – Очень красивый. Это копия одного из самых престижных мировых кубков… Руководство школы расстаралось, заказало…
– Копия? – переспросил я.
– Ну да, – кивнула Фантик. – С отличиями, конечно. Ну, смешно было бы, если бы копию сделали совсем точной… – она вздохнула. – В общем, это главный приз в моей жизни.
И она прижала кубок к груди. А Ванька поглядел на мое изменившееся лицо и спросил обеспокоено:
– Что с тобой?
– Со мной… со мной ничего, – ответил я. – Со мной все просто замечательно! Только мне надо побыстрее найти этого Мишу! Или – позвонить Николаю Михайловичу, если мы его не найдем!
– Ты догадался о чем-то важном? – с энтузиазмом спросил мой братец.
– Догадался! Слово «копия» замкнуло цепочку, понимаешь? Оно давно во мне скреблось… И я еще раньше должен был догадаться… Но никак не всплывало, а тут всплыло!
– Что всплыло? – отец повернулся ко мне. – О чем ты догадался?
– Потом объясню! – сказал я. – Сейчас мне надо срочно Мишу найти!.. Этим коридором я выйду в фойе? – спросил я у дяди Сережи.
– Выйдешь, – несколько удивленно ответил он.
А отец подмигнул ему: мол, все в порядке!
– Тогда я побежал! Если что – ждите меня на улице, возле машины! – сказал я, уже стартуя.
– И я с тобой! – крикнул Ванька, срываясь мне вдогонку.
Мы пробежали через коридор, сделали несколько поворотов, попали в фойе. Я стал оглядываться – и увидел Мишу, который у стойки кафе покупал кофе и бутерброды.
– Миша! – заспешил я к нему. – Миша!
Он повернулся к нам.
– А, вот и вы уже. А я решил вас тут подождать, и заодно перекусить. Да, замечательная у вас подруга. Всем утерла нос! Поздравляю! Я тоже за нее болел!
– Это ж Фантик, а не кто-нибудь! – сказал я. – Но, Миша… Тут дело в другом! Я, кажется, догадался, что произошло и почему «рыбак» затеял слежку за нами, вместо того, чтобы поскорее смыться. То есть, я думаю, он уже смылся… Понимаешь, мне надо было о копиях вспомнить, чтобы разобраться, что к чему. То есть, может я и не прав, но ты ведь сам говоришь, что вам все нужно, любые идеи и подсказки…
– Погоди, погоди, – остановил меня Миша. – Отдышись и приди в себя. Давай отойдем вон за тот столик, присядем, и ты спокойно все расскажешь.
Мы отошли за отдаленный столик, присели, и я начал объяснять.
Глава седьмая
…И мой великий день
– Значит, так, – сказал я. – Мы все думали, зачем «рыбаку» затевать слежку за мной, вместо того чтобы взять и поскорее смыться. Самые разные были догадки. И что ему отступать некуда, поэтому он должен переть напролом, чтобы понять, насколько я для него опасен. И что, возможно, он замышляет устранить меня.
– Да, – кивнул Миша. – Но многое не складывается. Непонятно, какой смысл тебя устранять, если и фоторобот уже есть, и подельщики «рыбака» наверняка скоро расколются, поняв, что нам о нем известно. Куда ни кинь – вроде, правдоподобно, а начнешь разбирать по косточкам, и множество неувязок возникает. Следить за вами – это такая дурость, что за ней определенно ощущается какой-то очень хитрый план.
– Вот, вот, – закивал я. – Но какой?
– Какой? – спросил Ванька, опережая Мишу.
– А такой, что вдруг он затеял все это ради того, чтобы в итоге его схватили как человека, укравшего гребень, и вернули этот гребень в музей?
– То есть? – Миша нахмурился. – Хочешь сказать, он нам помогает, из каких-то своих интересов?
– Вовсе нет! – сказал я. – Старается поосновательней вас запутать. Дело в том, что гребень будет не тот.
– Как это – не тот? – удивился Миша.
– Копия. С этого гребня было сделано несколько абсолютно точных копий, в интересах науки. Чтобы иногда копией оригинал подменять, даже в выставочном зале. Все воспроизведено, до последней щербинки. Археологи писали мне об этом, но я забыл. А сейчас – вспомнил, и все встало на свои места.
– Хочешь сказать, когда мы арестуем вора, то изымем у него копию, и, ничего не заподозрив, вернем эту копию в музей как оригинал? – недоверчиво спросил Миша.
– Вот именно! И археологи ничего не заподозрят. Точный возраст изделия можно установить только с помощью спектрального и радиоуглеродного анализов. Но кто будет делать эти анализы, если один раз они уже были сделаны?
– Никто не будет, – подумав, согласился Миша.
– Ну вот! Экспонат просто положат на место – и все.
– Да, но ведь вор сядет в тюрьму… – возразил Миша.
– Сколько он получит за эту кражу? – поинтересовался я. Миша прикинул.
– Трудно сказать. Максимум, лет на семь потянет. А минимум… Он вообще может отделаться полутора годами, если это будет его первая судимость. Или если он окажет добровольную помощь следствию, или у него окажется хороший дорогой адвокат и так далее, – он вздохнул. – Были у нас случаи, когда люди, виновные в хищении или контрабанде культурных ценностей, отделывались минимальным наказанием. При его изворотливости и здесь может такое произойти.
– А сколько стоит гребень? – поинтересовался я.
– Опять-таки трудно сказать, – ответил Миша. – Застрахован он на пятьдесят тысяч долларов. Но, разумеется, его рыночная цена может быть намного выше страховки. Надо полагать, какой-нибудь американский миллионер, собиратель древних раритетов, и двести тысяч долларов за него выложит.
– Ну вот! Стоит ради двухсот… пусть даже ста тысяч долларов отсидеть года три? Я средний срок беру, не большой и не маленький. А когда он выйдет и достанет из тайника подлинный гребень, он обратиться к такому миллионеру: мол, делайте любой радиоуглеродный анализ и убедитесь, что я предлагаю вам подлинник.
– Но почему ему просто не смыться с этим гребнем? – спросил Ванька.
– По нескольким причинам, – ответил я. – Во-первых, если он имеет официальное отношение к музеям, то смываться ему особо некуда. Все равно очень скоро его вычислят и поймают, раз такой материал на него накоплен. Во-вторых, допустим, сейчас он смоется. Но ведь это значит, что он всю жизнь будет числиться в розыске, ему до конца своих дней придется убегать и прятаться, и, скорее всего, в конечном итоге, он попадется. А так, он отсидел свой срок за совершенное преступление – и чист. Второй раз сажать его за кражу гребня и других ценностей нельзя, он вполне официально может вернуться домой, продать подлинный гребень, и жить припеваючи, ни от кого не скрываясь. По-моему, ясно, что лучше три года тюрьмы, а потом спокойная и богатая жизнь, чем целая жизнь в подполье. И, конечно, он надеется получить не три года, а по минимуму, года полтора. У него наверняка есть планы, как он сумеет снизить срок.
– Тогда – следующий вопрос, – сказал Миша. – Вплоть до сегодняшнего дня «рыбак» был убежден, что о нем никто ничего не знает, и что сообщники его, конечно, не выдадут. Во-первых, чем больше людей в организованной преступной группе, тем строже приговор. Во-вторых, «сидельцы» будут знать, что на воле их ждет человек с их деньгами и закладывать его – это собственные деньги потерять! Когда же он успел переиграть свои планы?
– На ходу! – ответил я. – Думаю, про арест сообщников «рыбак» узнал почти сразу же – ведь про арест преступников весь поезд гудел. Он ждет, когда и его придут арестовывать – но никто не приходит, и он сходит в Москве. В Москве, рано утром, он видит меня на перроне и узнает. Видимо, у него хорошая память на лица. Вплоть до этого момента он и правда был уверен, что о нем никто ничего не знает и что его имя никогда не всплывет на следствии – но теперь-то он засомневался! И не мог поверить, что единственный мальчишка, который мог его опознать и подтвердить его контакты с Броньковым, чисто случайно оказался в поезде на момент ареста всех сообщников «рыбака». С другой стороны, самого-то «рыбака» не арестовали, дали ему сойти с поезда, никто не явился его опознавать! Значит, считает он, милиция крутит какую-то свою хитрую игру, и решила пока оставить «рыбака» на воле, чтобы проследить его контакты. И при этом настолько уверена, что «рыбак» у нее под колпаком и никуда не денется, что дает ему погулять. А меня привлекут для опознания, когда его, «рыбака», наконец задержат. И потом, раз милиция знает о его существовании, то, конечно, кого-нибудь из арестованных обязательно растрясут на показания против него, «рыбака». То есть, гулять на свободе «рыбаку» остается день-два от силы и уйти ему не удастся. Выходит, надо свести к минимуму вредные последствия ареста. Что и как ему для этого делать? Он начинает лихорадочно соображать – и прежде всего решает проследить за нами, чтобы узнать, что мы будем делать в течение дня. Пройти за нами до дому он сумел так осторожно и незаметно, что мы и не почуяли слежку. Когда мы вошли в дом, он, продолжая наблюдать за нашим подъездом, вызвонил себе на подмогу этого Аркадия Желтовского и в церкви Николая Святителя окончательно передал нас Желтовскому. И, кстати, тут ему никаких обвинений не предъявишь, ведь никто на нас не нападал, никто к нам не приставал, а ходить по городу следом за кем-то – это не преступление. Ну да, скажет «рыбак», попросил дальнего знакомого чуть-чуть проследить за этими людьми, потому что перепугался. Ну, и в чем, мол, дело? Знакомый малость проследил – и успокоил меня. Ведь так?
– Так, – согласился Миша. – За это к ответственности не привлечешь.
– Не привлечешь?!.. – возмутился Ванька.
– Не беспокойся, – улыбнулся Миша. – Ведь его можно привлечь за многое другое. Но давай послушаем дальше твоего брата.
– Возможно, – продолжил я, – «рыбаку» сразу пришла в голову идея навести милицию на самого себя, и поэтому он выбрал Желтовского. Во-первых, зная, что такой человек аккуратно проследить не сможет, где-нибудь да засветится, и мы забьем тревогу. Во-вторых, зная, по каким делам Желтовский известен милиции, и какие выводы она сделает, установив, что следит за нами именно Желтовский. «Рыбаку» надо, чтобы за ним пришли и арестовали бы его, а для него бы это оказалось «полной неожиданностью». Явка с повинной была бы для «рыбака» психологически неверным ходом, она бы удивила милицию, вызвала бы множество вопросов и, вероятно, милиция начала бы копать в те стороны, которые «рыбаку» нежелательны. Ведь «рыбак» «не должен» подозревать, что его засекли и идут по его следу. А пока Желтовский мотается за нами по городу, «рыбак» прячет настоящий гребень в надежном месте, а у себя в квартире, или в гостиничном номере, или в «дипломате», который при нем, оставляет копию. Вопрос только в том, где он взял одну из копий. Получается, он – человек, близкий к музейным кругам… Но я спорить готов, если вы, когда его арестуете, поглядите на гребень и скажете ему: «Это же копия! А где оригинал?» – «рыбак» расколется. Он же считает себя хитрее всех, и для него станет полным шоком, когда раскусят его обман!
– Интересная версия, – сказал Миша. – Очень интересная! Не знаю, насколько она близка к истине, но проверить ее стоит. Если этот тип и впрямь собирается отделаться от нас, подсунув нам копию, то это дело мы пресечем.
– Правильная версия, – сказал Ванька. – Абсолютно правильная!
– Почему ты так считаешь?
– Потому что у Борьки неправильных версий не бывает! – ответил мой братец.
Миша засмеялся.
– Хорошо, коли так. Что ж, тогда мне тем более надо спешить поделиться этим предположением с Николаем Михайловичем. Привет родителям, всего доброго, и, надеюсь, до встречи!
И, допив последний глоток кофе, он заспешил к выходу. Мы проводили его до машины, а потом нашли машину дяди Сережи и стали ждать возле нее.
– Слушай, класс! – сказал Ванька. – Как ты все раскрутил!
– Теперь главное, чтобы все это оказалось правильным, – сказал я.
Наши родители и Фантик со своими родителями появились буквально через пять минут. Фантик уже отошла, и вся сияла. В свой огромный шарф она завернула кубок и теперь бережно несла этот сверток в руках.
– Поехали? – весело сказал дядя Сережа. – Значит, так. Мы с Ленькой сядем спереди, а женщины и дети – сзади.
Мы набились в машину как сельди в бочку и поехали.
– Так поделись, чем ты огорошил Мишу? – повернулся ко мне отец. – Почему он так быстро умчался?
– Ой, он так огорошил, так огорошил!.. – возбужденно и восторженно заговорил Ванька. – Ты ж знаешь, Борька у нас гений, настоящий гений! Во всяких расследованиях он просто дока и спец! И когда он Мише сказал, что «рыбак» хочет, чтобы его арестовали, потому что подсунет милиции копию гребня, а оригинал оставит себе, и поэтому «рыбак» весь шурум-бурум вокруг нас навел, или, как там, тень на плетень, то Миша просто отпал. Ну и помчался докладывать Николаю Михайловичу все Борькины догадки, и, я думаю, там теперь такое будет, что этому «рыбаку» несладко придется…
Отец вздохнул.
– Понял только то, что Борьку посетила очередная гениальная догадка. «Рыбак» хотел всех надуть, а Борька его раскусил… Ладно, остальное дома расскажете, толком и по порядку.
– Лишь одно скажите, – вмешалась мама, – за нами больше не будут следить?
– Ни в коем случае! – торжественно заверил я.
– Фу, слава Богу! – мама с облегчением перевела дух.
– Послушайте, да что у вас происходит? – не выдержал дядя Сережа. – Слежка, милиция… Во что вы опять угодили?
– Все расскажем, – сказал отец. – По тому, что прежде бывало, ничего особенного. Так, мелкое приключение.
– Ребята, у вас опять было приключение? – Фантик повернулась к Ваньке – Без меня?..
– Подумаешь, приключение! – поспешил успокоить ее Ванька. – Главное приключение у тебя было: твой конкурс – и твоя победа! Мы бы тоже так хотели!
– И все равно немного обидно, что я в это же время и с вами не могла быть, раз у вас происходило что-то интересное, – сказала Фантик.
– Всюду не поспеешь, – философски заметила тетя Катя.
К дому Егоровых мы подъехали около шести вечера.
– Выгружайтесь! – сказал дядя Сережа. – А я поставлю машину.
Забрав свои вещи из багажника, мы вместе с тетей Катей и Фантиком прошли в дом.
У Егоровых было очень славно и уютно. Дом у них, конечно, не такой большой, как у нас, но тоже вполне вместительный.
– Фантик, покажи ребятам их комнату, – сказала тетя Катя, – а я покажу Леониду и Тане, какая комната отведена для них.
– Пойдемте, ребята, – кивнула нам Фантик.
Она провела нас в очень симпатичную комнату в конце коридора.
– Вот, устраивайтесь здесь. А я тоже пойду переоденусь, и потом у нас – праздничный ужин.
Егоровы накрыли стол заранее, с самого утра, поэтому теперь им оставалось только достать из холодильника салаты и закуски и включить духовку, чтобы разогреть жаркое: гуся с картошкой и яблоками. Гусь, торжественно сообщил дядя Сережа, их собственный, и картошка с яблоками тоже.
В центр стола поставили завоеванный Фантиком кубок.
Тут и Фантик появилась, переодевшаяся в свое роскошное платье, пышное и длинное, совсем как бальные платья девятнадцатого века.
– Фаине Егоровой – троекратное «ура»! – провозгласил отец.
– Ура!.. Ура!.. Ура!.. – прокричали мы.
Фантик зарделась от удовольствия и смущения.
– А у нас для тебя подарок, к этому великому дню и в честь твоей победы, – мы с Ванькой вручили Фантику сверток в подарочной упаковочной бумаге, красной с золотыми разводами.
– Ой, что это? – спросила Фантик, принимая сверток.
– Посмотри – узнаешь, – ответили мы.
Она зашуршала бумагой, распаковывая подарок, а потом завизжала от восторга.
Мы подарили ей нечто вроде скульптуры из дерева: фигуристка на коньках, с большим бантом, кружащаяся на одной ноге. Я говорю «нечто вроде скульптуры», потому что мы не сами это вырезали, а это был такой корень дерева. Вы знаете, у деревьев бывают корни причудливой формы, которые напоминают и людей, и животных, и птиц.
– Ой, красота! – Фантик глаз не могла оторвать.
– Потрясающая вещь! – согласились ее родители.
После этого мы сели за стол, и начался очень веселый ужин. Егоровы потребовали от нас отчета, что за история с нами произошла. Мы в подробностях рассказали им все, вплоть до моей последней догадки, и все они ахали, а Фантик жутко переживала, что упустила это приключение. После ужина мы стали смотреть выступления Фантика, которые дядя Сережа заснял на видео.
И тут зазвонил телефон.
Дядя Сережа прошел к телефону, взял трубку, потом вернулся, удивленный:
– Спрашивают Бориса Болдина.
Я поспешил к телефону, догадываясь, кто это может быть.
И точно, это был Николай Михайлович.
– Борис? Поздравляю! Твои догадки с блеском подтвердились! Этот тип и впрямь думал подсунуть нам копию, а потом отделаться минимальным сроком. Считал, видимо, что у него есть, кого заложить и на чем сторговаться со следствием. И что, может, он вообще обойдется одним годом отсидки, а потом станет богатым человеком. Когда мы заявили ему, что нечего подсовывать нам копию и пусть возвращает оригинал, он весь побледнел и у него челюсть отвисла. Такого он никак не ожидал! Так что еще раз мои поздравления – и мое восхищение твоей сообразительностью!
– Ура!.. – не выдержал я. И спросил. – А кто он такой?
– Некий Ершов, чиновник из питерского управления музеями. Возможности у него, по должности, были большие. И, судя по всему, он давно помогал контрабандистам и похитителям предметов искусства. Наши питерские коллеги еще года полтора назад нам говорили, что за всеми преступлениями, связанными с произведениями искусства и предметами старины, они чувствуют одного паука, к которому сходятся нити всей паутины. Но никак они не могут этого паука выследить, уж больно он ловкий, хитрый и осторожный. Что ж, вот и попался… Разумеется, он был из тех людей, которые легко могли получить в руки одну из копий. Или, побывав в запасниках, забрать одну из копий так, чтобы она считалась потерянной. А взяли мы его в московской гостинице.
– Вы пока не выясняли, почему он вместе с Броньковым плыл следом за археологами? – поинтересовался я.
– Пока нет. Но дойдем до этого, своим чередом. Ясно, что-то дурное было у них на уме, и даже приблизительно понятно, что. То ли опередить археологов, то ли выяснить, не нашли ли они каких-нибудь ценных вещей и спереть эти находки – ведь обворовывать полевую экспедицию всегда легче, чем обворовывать музей. Вспомни «Джентльменов удачи»! Убедились, что никаких интересных находок у археологов пока нет, и уплыли… Но это, по сути, и неважно. Ты скажи лучше, не подумываешь пойти к нам в угрозыск, когда вырастешь?
– Даже не знаю, – ответил я. – Все говорят, что мне надо в финансовый лицей идти, что у меня все задатки хорошего бухгалтера или финансового директора. Может, я так и сделаю. А может, я буду книжки писать…
– Погоди! Так ты – тот самый Борис Болдин, автор приключенческих книг?
– Он самый.
– Да ну! Как же я не сообразил! Будет, что рассказать и детям, и сослуживцам!
– Хотите, я вам книги пришлю? – спросил я.
– Ты лучше все нынешнее дело опиши, и пришли мне эту книгу. Идет?
– Идет!
– Хорошо. Тогда, до встречи. Ещё раз спасибо – и удачи тебе!
– И вам спасибо!
И я положил трубку.
Когда я вернулся в столовую, Ванька разом все понял: видик у меня, наверно, был – умереть! Я знаю, как я выгляжу в такие моменты. Глаза сверкают, как у психа, глупая улыбка до ушей…
– Ну? – подскочил Ванька. – Все подтвердилось?
– Все подтвердилось, – кивнул я. – Это был некий Ершов, крупный чиновник из управления музеев. Он действительно думал подсунуть милиции копию и, отсидев годик-другой, выйти на свободу чистеньким – и обеспеченным на всю жизнь!
– Ура! – заорал Ванька. – Я всегда в тебя верил!
– Ура!.. – присоединились остальные.
– Да, – сказал отец, – сегодня у всех великий день. И у тебя, и у Фантика – и, следовательно, у всех нас, ваших родных.
И остальные согласились с ним.