Текст книги "Тайна костяного гребня"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава вторая
С археологами

На следующее утро мы собрались знакомиться с археологами. Отец отправился проверять заповедник и взялся высадить нас по пути. Топу в этот раз мы с собой не взяли – зачем безобидный народ пугать? По словам отца, вчера он напугал их чуть ли не больше отцовского ружья – этакий лохматый зверюга с оскаленной пастью! Расскажи им, каким добродушным и покладистым Топа может быть со своими, – они бы не поверили.

Мы проплыли через все наше озеро, вышли по каналу в соседнее, поменьше, и взяли в сторону устья Удолицы. Еще издали мы разглядели, что на берегу, на пологом удобном месте, разбит лагерь в несколько палаток. В лагере виднелось всего две фигуры: две девушки колдовали над большими котелками, стоящими на костре.

Заслышав тарахтение мотора, девушки сначала испуганно подскочили, потом, узнав отца, приветливо замахали руками.

– Здорово, красавицы! – сказал отец, вылезая на берег. Мы с Ванькой тоже вылезли. – Вот, прошу знакомиться, мои сыновья – Борис и Иван. Интересно им стало, как археологи копают, я их и привез. А где остальные?

– Как раз и копают, – ответила одна из девушек, светловолосая и в очках. И застенчиво протянула нам руку. – Таня.

– Оксана, – представилась другая. Тоже светловолосая, она была пониже и поплотнее. – А мы вот кашеварим. Сегодня наша очередь.

– И давно они копают? – спросил отец, поглядев на часы. Было около девяти утра. Мы выехали довольно рано.

– С шести утра, – ответила Оксана. – Хотят побольше успеть сделать до самого солнцепека, чтобы в середине дня передохнуть, а к вечеру, когда жара спадет, еще немного повозиться. Август стоит жаркий – просто жуть! – добавила она.

– Это точно, – согласился отец. Он потянул носом. – Ужасно вкусно пахнет!

– Уху варим, – объяснила Таня. – Вы ж разрешили нам наловить рыбы… – поспешно добавила она.

– Разрешил, – дружелюбно кивнул отец. – Ладно, не буду отрывать вас от работы. Сам отведу и представлю моих огольцов, – он оглянулся и кивнул нам: пошли, мол, за мной.

И мы пошли к старому устью Удолицы.

– Кошмар!.. – шепнул мне Ванька. – Ведь мы подходим к оврагу впервые… Впервые после этого! – он имел в виду историю, которую я пересказал в «Тайне утопленной рамы». – И хоть мы и знаем, что никакого трупа не было, мне все равно нехорошо. А как вспомню ту вонь!..

И, выразительно скривившись, он двумя пальцами зажал нос.

Я кивнул. Историйка тогда вышла еще та, было, что вспомнить.

Наконец, мы подошли. Археологи копали на самом склоне оврага и на подступающих к нему прогалинах. Мы разглядели пятерых молодых археологов – студентов-практикантов – и двух постарше, с седеющими волосами. Они больше что-то объясняли и показывали, чем сами копали, хотя тоже держали в руках специальные лопатки, больше похожие на скребки.

– Доброе утро всем! – окликнул их отец. – Можно поздравить с удачей – или пока рановато?

Профессора обернулись, а молодые археологи подняли головы.

– Пока рановато, – ответил один из профессоров, мужчина с восточными чертами лица. – Доброе утро, Леонид Семенович.

– Примете моих сыновей к себе в работники? – спросил отец. – Очень они рвутся.

– Почему не принять? – улыбнулся все тот же профессор. – Лишние руки всегда пригодятся.

– Вот и отлично! Борис, Иван, это – Левой Гургенович, а это – Станислав Борисович, – он указал на второго профессора. – Молодые, работающие наверху, слева направо – Александр, Дмитрий, Сергей, Алла и Виктор. Все правильно я запомнил?

– Совершенно правильно, – закивал Станислав Борисович.

– Что ж, тогда не буду задерживаться и вас отвлекать, – сказал отец. – У всех работы полно. Когда мне заехать за ребятами?

– Да когда хотите! – ответил Левон Гургенович. – Могут хоть прожить с нами все три дня, которые мы здесь пробудем.

– Я готов! – заявил Ванька. – Лично я буду сидеть здесь до тех пор, пока не найду говорящий череп!

– Ага, отец вам кое-что рассказал? – засмеялся Левон Гургенович. – Но, если хочешь знать, всякий череп – говорящий. Профессиональному археологу любой череп может рассказать столько, что посторонним это волшебством кажется. Да что там череп – глиняный черепок!..

– В общем, я загляну ближе к вечеру, – сказал отец. – А дальше – как они сами решат. Сыновья у меня ребята самостоятельные. Всего доброго!

И он направился назад, к катерку.

– Что ж, самостоятельные ребята, давайте браться за дело, – сказал Станислав Борисович. – И помните, что для археолога главное – осторожность. Мы работаем очень аккуратно, чтобы не повредить мелкие находки, которые могут оказаться в земле. Ну, мы вам все покажем…

– А мы знаем, как надо копать, – важно заявил мой братец. – Мы уже помогали археологам, и сами кое-что находили. Костяные иглы, там, монетки разные.

– Вот как? – сказал Левон Гургенович. – Интересно было бы взглянуть. Иногда находки, которые кажутся незначительными и не заслуживающими внимания, на самом деле оказываются потрясающими…

– Мы можем привезти их, чтобы вам показать, – сказал я. – И еще мы можем показать вам хорошее место для раскопок. Правда, там мало что осталось, потому что основную часть затопили, когда прокладывали канал и расширяли наше озеро. Это место возле монастыря, под которым польское войско надолго застряло. Поляков там полегло видимо-невидимо. Сам монастырь взорвали, чтобы он судоходству не мешал, и над ним теперь наше озеро, но вдоль берега, где раньше было целое поле, до сих пор можно найти самые замечательные вещи. Там даже старинные польские сабли находили, наконечники стрел и всякую амуницию.

– Да, здорово было бы взглянуть, – сказал Станислав Борисович. – Но, к сожалению, нельзя объять необъятное. Я не знаю, удастся ли нам охватить и тот объем работ, который мы наметили. Понимаете, нас интересует определенная эпоха, а поход Яна Сапеги – ведь ты этот поход имеешь в виду, надо понимать? – относится совсем к другой эпохе. Может быть, не менее интересной, но руки до нее у нас просто не дойдут… Ладно, пошли, познакомлю вас с ребятами – и за работу.

Мы поднялись по склону оврага, и Станислав Борисович торжественно провозгласил:

– Позвольте представить вам Бориса и Ивана, наших добровольных помощников… – он окинул взглядом всю картину начатых раскопок. – Конечно, здесь мы вряд ли что найдем, но попытаться стоит.

– Почему вы думаете, что здесь мы ничего не найдем, Станислав Борисович? – спросил парень, которого, насколько мы запомнили, звали Виктор.

– Потому что здесь самое очевидное место, и многие, судя по всему, рыли здесь до нас, – ответил Станислав Борисович. – Я бы скорей заинтересовался вон тем взгорком – или, наоборот, сделал бы неожиданный ход, спустившись к самому берегу озера.

– Почему? – спросил другой студент – Сергей.

– Потому что именно там семь лет назад нашли очень редкие женские украшения – украшения с языческими мотивами в узорах, – сказал Станислав Борисович.

– По-прежнему считаешь, что это не случайность? – вступил в разговор Левон Гургенович.

– По-прежнему считаю, что это не случайность, – кивнул Станислав Борисович. – Не забывай, первое городище было уничтожено в двенадцатом веке. Может быть, мы найдем наконец объяснения, почему это произошло. И расположено это городище было вон там, чуть дальше от озера…

– Гм-гм, – покачал головой Левон Гургенович. – Что ж, попытай счастья… Я первым поздравлю, если что.

Мы не очень поняли, в чем суть и спорами сомнений Левона Гургеновича, но нам и не до того было. У нас руки чесались приступить к работе.

– А где нам работать? – спросил я.

– Насколько понимаю, твой младший брат хочет исследовать все взгорки и холмы, – сказал Левон Гургенович. – Вот пусть и произведет предварительную разведку местности вместе с кем-нибудь из ребят. Хоть с Александром. Они могут все обойти и наметить перспективные места для раскопок. Заодно Александр может объяснить Ивану, как определяются такие места: по узнаваемым очертаниям остатков древних городских валов и рвов, по рельефу, характерному для наросшего культурного слоя, по многому другому. Можете даже взять наш электромагнитный прибор, засекающий металлы, и попробовать поискать, нет ли где кусочков металла под землей. Благодаря такому прибору было сделано много открытий. Ведь, скажем, наличие в земле таких следов обитания человека, как колечко, монетка, наконечник копья подсказывает, что в этом месте стоит копнуть поглубже…

– Ух ты! – восхитился Ванька. – И мне тоже можно поработать с этим прибором?

– Разумеется, можно, – улыбнулся Левон Гургенович. Он повернулся к одному из студентов. – Все слышал, Александр? Давай, сгоняй за нашим магнитом – и отправляйтесь вместе с Иваном на разведку окрестностей.

– Есть, Левон Гургенович! – весело откликнулся Александр. И умчался.

А Станислав Борисович положил руку мне на плечо.

– Пошли, я покажу тебе твой фронт работ.

Он прихватил один из брезентовых рюкзачков с принадлежностями для раскопок и повел меня за собой. Мы спустились к самому берегу озера и прошли метров сто ниже по течению.

– Вот здесь, – остановился Станислав Борисович. – Видишь, какой удобный заливчик образуется? И, судя по характеру пород, приблизительно таким он был и в древние времена. Изменения береговой линии происходили не очень большие, – он прищурился. – Давай подумаем. Вот если бы тебе надо было пробыть здесь ночь, а может, и не одну – где бы ты разложил костер, чтобы он был не слишком заметен?

– Я?.. – я задумался. – А сколько со мной народу?

– Верный вопрос! – рассмеялся Станислав Борисович. – Скажем так: точное количество неизвестно, но надо думать, что много. Довольно много. Так что может понадобиться несколько костров.

– Тогда… – еще немного подумав, я указал на ровную площадку, вроде полянки, возвышавшейся метра на полтора над песчаной полоской пляжа. – Я бы, пожалуй, остановился там.

– Что ж, там и начнем, – согласился Станислав Борисович. – Теперь смотри. Вот колышки с циферками, вот складной метр. Всю полянку делим этими колышками на равные квадраты, как раз метр на метр. Составляем схему, на которую наносим точное расположение колышков, вместе с их номерами. Потом надо будет эту схему соотнести с крупномасштабной картой, как можно точнее.

– А потом? – спросил я.

– А потом, когда ты начнешь копать, ты сможешь зафиксировать точное место каждой находки. Иногда это бывает очень важно. Например, ты что-то откопал во втором квадрате. Ты помечаешь это место крестиком на своем плане, и еще записываешь: «Квадрат 2-3-5-6. Расстояние от стороны 2–3 48 сантиметров, от стороны 3–5 36 сантиметров, от стороны 5–6 52 сантиметра, от стороны 6–2 64 сантиметра». И делать это надо как можно тщательнее. Копать можно начинать вот этой лопаткой, а если ты наткнешься на что-нибудь интересное, то лучше пользоваться вот этим плоским совочком или вот этим скальпелем. В крайнем случае, если тебе кажется, что ты наткнулся на что-то очень интересное и что ты можешь что-то испортить одним неловким движением, счищаешь землю вот этой кисточкой. Справишься?

– Справлюсь! – заверил я. И огляделся. – Так я буду здесь работать один?

– Один. И сильно нас выручишь. У нас рук не хватает, и время поджимает. Мы и так собирались обследовать это место, но это означало бы задержку в день. Теперь ребята смогут с толком довести до конца другие работы. А если здесь найдется что-нибудь безумно интересное, то можно и задержаться, чтобы поработать всем вместе.

И он ушел, а я взялся за дело.

Прежде всего, я составил схему на миллиметровой бумаге, стараясь как можно точнее воспроизвести очертания берега и все расстояния. Я даже стал мерить складным метром землю от самого берега, чтобы точно знать, где будет находиться первый колышек. Мерил я и ширину песчаной полоски пляжа в разных местах.

Словом, за дело я взялся очень серьезно.

Только записав все измерения и нарисовав карту моего участка в довольно точном масштабе, я стал забивать колышки, разделяя всю полянку на метровые квадраты, и каждый квадрат нанося на ту же карту-план, с обозначением номеров колышков.

Неудивительно, что я провозился часа три. К тому времени, как я присел на бугорок передохнуть, раздумывая, с какого квадрата начинать раскопки, всех стали выкликивать к обеду. Меня тоже позвали. Я поднялся, собрал всю амуницию – колышки, естественно, оставив вбитыми – и пошел к палаткам и костру.

По мискам разливали уху, и Ванька уже был там – сидел рядом с Александром, довольный-предовольный. Похоже, им повезло в их поисках.

– Присаживайся и бери миску и ложку, – приветствовал меня Станислав Борисович. – Как дела?

– Пока никак, – ответил я. – Только-только успел составить подробный план и забить колышки.

– Уже неплохо, – сказал Левон Гургенович. – В археологии дела быстро не делаются. А бывает и так, что провозишься несколько дней, а результат – ноль. Но отрицательный результат – это тоже результат, так что постепенно привыкаешь не огорчаться.

– Вы хотите сказать, у меня, скорей всего, отрицательный результат будет? – с подозрением спросил я.

Левон Гургенович пожал плечами.

– Станислав Борисович уверен, что там мы что-то найдем. А у меня есть сомнения. Мы, так сказать, придерживаемся разных теорий.

– Что за теории? – заинтересовался я.

– Теории, почему первое поселение – первое городище, – возникшее на этом месте, было разрушено. А потом появилось другое, сгинувшее позже, в начале пятнадцатого века. Его сожгли в результате всяких междоусобиц, набегов и войн.

– Так почему первое поселение было разрушено? – встрял Ванька.

– Я-то считаю, что люди просто нашли более удобное место. Переместились туда, где речным судам было сподручней причаливать и где вокруг пристани стал расти городок, живущий на обслуживании проходящих судов и на торговле. Там, где выгодней, поселились, вот и все. Теория Станислава Борисовича покрасочней, конечно. Но… – он примолк, как бы показывая этим, что красочность теории вовсе не означает ее истинность.

– Красочная? – мы с Ванькой повернулись к Станиславу Борисовичу. – Какая?

Станислав Борисович кашлянул, несколько застенчиво, но и лукаво.

– Что ж, если до того дело дошло… Развлеку вас за обедом. Хотя ребята, конечно, знают. Но пусть послушают еще раз. А может, и свое слово вставят. Так вот…

Глава третья
Эхо древней трагедии

Станислав Борисович примолк ненадолго, потом опять заговорил.

– Не знаю, известно ли вам, что такое русалии. Про Ивана Купалу вы знаете. Русалии – это, естественно, от слова «русалки». Так назывались языческие обряды и праздники, которые сопровождались купанием и поклонением воде. Разумеется, главные русалии приходились на Ивана Купалу, но русалии справляли и на святки – время водосвятия смешалось с христианской традицией, и на Троицу… Ну, в самом названии «Купала» вы слышите происхождение от слова «купание». Справляли по-разному. В некоторых областях сжигали чучело русалки, в некоторых, наоборот, проточным водам кланялись и зарекались в это время рыбу ловить. Но общим было купание – особенно в дни летнего солнцеворота. Эти дни очень много значили для всего годового цикла возделывания земли, а, следовательно, и для языческой мифологии. Христианская церковь всегда осуждала эти празднества, считая, что «во время оных мерзость творится», и преследовала их участников. Еще в одиннадцатом веке митрополит Иоанн жаловался в своей грамоте, что «приносят жертву бесам, и зверям, и водам». Вот против «жертв бесам» и боролись. Боролись, как вы понимаете, очень жестоко. Точно по Джерому Джерому, в его «Праздных мыслях лентяя», – усмехнулся Станислав Борисович. – «Если пещерный человек говорил, что он «раздавил своего оппонента», то родные и друзья оппонента больше оппонентом не интересовались, потому что это значило, что на оппонента сброшен кусок скалы весом килограмм этак в пятьсот». И казнили по-всякому, когда ловили, и сжигали. Если вы видели фильм Тарковского «Андрей Рублев», то помните, конечно, эту сцену, когда на Ивана Купалу идут русалии – пиршество на берегу – и все жгут костры, и купаются нагишом, а потом нагрянувшие невесть откуда монахи и сопровождающие их воины ловят купальщиков и казнят… В фильме есть исторические неточности, но, по сути, все верно изображено. Так вот, главное, чему сопротивлялся народ при введении христианства, это запрету на русалии, и люди продолжали устраивать русалии еще долго, как за это ни карали. И если мы поглядим на расположение первого городища – то увидим, что находился он немного на отшибе, так, чтобы никакая власть не достала. Здесь корабельщики могли останавливаться для ремонта своих судов и для перетаскивания их волоком через перешеек, пока самый первый канал между озерами еще не появился. Значит, на корабельщиках можно было заработать и жить безбедно и спокойно, потому что вряд ли какие духовные власти и карательные отряды сквозь леса добрались бы незамеченными. И само место – берег озера на впадении реки – очень хорошее для празднования русалий. Словом, с какой стороны ни погляди – получается, что поселение, скорее всего, было основано людьми, ушедшими на «вольные выселки», чтобы жить как вздумается и без помех отмечать традиционные для них празднества. И, надо думать, на эти празднества народ собирался издалека, зная, что на Ивана Купалу они здесь найдут и стол, и кров, и уже зажженные костры…

Так вот почему вы меня о кострах спрашивали! – осенило меня.

Именно поэтому, – кивнул Станислав Борисович. – Мне думается, тот изгиб озера был идеальным местом для русалий, и какие-то следы должны были остаться, если там Ивана Купалу отмечали двести лет подряд, из года в год. Но, естественно, такое поселение не могло существовать вечно. С усилением христианского государства его, конечно, должны были в итоге прихлопнуть. И вот, в двенадцатом веке – скорей всего, на Ивана Купалу, чтобы побольше еретиков и безбожников подловить – сюда добрался-таки карательный отряд…

– И поселение сожгли, и всех убили? – подсевшим голосом спросил мой братец.

– Кого просто убили, кого сожгли заживо, – ответил, кивнув, Станислав Борисович. – В домах заперев или прямо на берегу, на кострах… Такова моя теория. Но вот Левой Гургенович считает по-другому. Он полагает, что все происходило естественней и проще. Что люди переместились туда, где им стало удобней и выгодней. Особенно после того, как провели первый канал между озерами и корабли стали останавливаться в большом озере, не задерживаясь в малом.

– Так оно и было! – буркнул Левон Гургенович.

Студенты захихикали. Видно, спор между профессорами был настолько привычным, что стал для них чем-то вроде известного всем профессионального анекдота.

– Так ли, не так ли, а сейчас в наших силах найти доказательства истинности одной из теорий, – сказал Станислав Борисович.

– Послушайте! – сказал Ванька. – Но, если Васька Буслаев проезжал через эти края, он ведь тоже мог участвовать в этих самых русалиях?

– Мог, – кивнул Станислав Борисович. – А может, наоборот, как раз он и истребил весь местный люд. Ведь он ехал на богомолье в Иерусалим и мог посчитать своим долгом, долгом правоверного христианина, покончить со всеми язычниками и их «бесовскими игрищами». Ну а как дружина Васьки Буслаева умела сносить все на своем пути, мы из былин знаем.

– Станислав Борисович у нас приверженец исторического направления, – заметил Левон Гургенович.

– То есть? – не поняли мы с Ванькой.

– Ну, он из тех людей, которые верят, что в песнях сказителей и в древней литературе всегда отражались реальные исторические события. Что был такой могучий богатырь Илья Муромец при князе Владимире, что Садко – это реальный новгородский купец Сатко Сытинич и так далее.

– Шлиман тоже относился к исторической школе, – напомнил Станислав Борисович. – И Трою нашел. Все твердили, что, мол, Троя – это сказки, никогда ее не было, все это Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» сочинил – а он взял, поверил Гомеру и, следуя географическим указаниям, рассыпанным в его поэмах, взял и откопал великий древний город. И установил, что Троя действительно была взята штурмом и сожжена.

– Допустим, Шлиману повезло, – кивнул Левон Гургенович. – Но я все-таки сторонник фактографической школы. Пока не подержу доказательство в руках и не пощупаю – ни за что не поверю!

– Но погодите! – вмешался Ванька. – Если Васька Буслаев тут похозяйничал, всех порубал и огнем спалил, то вот вам и еще одно доказательство, что и сам он должен был башку сломить в здешних местах! Потому что смотрите, что получается. Если этот череп говорящий – череп человека, которого он чем-то обидел, то все логично! И скорей всего, он обидел его тем, что убил его, и так и бросил, без похорон. А когда назад ехал, то тело уже в череп и кости превратилось, а как череп заговорил, так Васька Буслаев от изумления и кувыркнулся с коня! То есть погибнуть-то он должен был в тех местах, где перед этим сам напакостил, разве нет?

Теперь уже все засмеялись.

– Ты получаешься еще большим приверженцем исторической школы, чем я! – сказал Станислав Борисович. – Однако все, что ты говоришь, – это уже чистые домыслы. Теорию можно строить, когда есть хоть малюсенькое доказательство, а мы даже малюсенького доказательства пока не нашли, что Василий Буслаевич – если он существовал – сложил голову именно в этих краях!

– Ну, доказательства мы найдем, – проворчал Ванька. – А может, и уже нашли. Ведь мы кое-чего откопали, с этим вашим электромагнитом.

– Да ну?.. – Левон Гургенович отставил миску, которую он очистил сначала от ухи, а потом от отварной картошки с огурцами и сметаной. Да и все за разговором управились с обедом подчистую. – Спасибо, Оксана, спасибо, Танечка… Так вкусно все приготовили, что прямо пальчики оближешь. Теперь можно чайку попить и на находки взглянуть.

Оксана и Таня стали разливать по эмалированным кружкам чай из большого чайника. Чай этот пах дымком костра. Александр пододвинул к себе рюкзачок.

– Мы собирали все, – с улыбкой сообщил он. – Как только магнит пищал, мы рыли землю, и все откопанное складывали в рюкзачок, чтобы потом разбираться. Вот и будем выкладывать все по порядку. Во-первых… И он выложил ржавую консервную банку.

– Интересная банка! – провозгласил Станислав Борисович. – Очень интересная! А, Левон?

Левон Гургенович кивнул.

– По форме и по всему – лендлизовская банка. Как раз в таких банках американцы поставляли нам тушенку во время войны. То есть с сороковых годов эта банка в земле лежит. И ее, получается, вполне можно считать исторической реликвией.

– Мы тоже так подумали! – выпалил Ванька.

А Александр выложил следующий предмет.

– Скорей всего, это относится к современной культуре. Копать не пришлось, обнаружилось в высокой траве.

Это был зажим для волос в виде божьей коровки.

– Ой! – обрадовался я. – Это ж зажим Фантика! Помнишь, Ванька, она его потеряла, когда мы тут суетились из-за этих щук?

– Помню, – кивнул мой братец.

– Замечательно! – сказал Станислав Борисович. – Установить не только время изготовления, но и владельца предмета – это большое дело в археологии.

– Очень большое, – согласился Левон Гургенович.

– Следующая находка, – провозгласил Александр, – представляется более ценной, хотя, возможно, мы и ошибаемся.

И он выложил из рюкзачка потемневшую трехкопеечную монету образца сороковых годов.

– Прекрасно! – сказал Левон Гургенович. – Монеты – лучшие свидетели любой эпохи, замечательно отражающие ее характер.

– А если это монета одного из тех годов, когда на монетном дворе денег чеканилось мало, – добавил Станислав Борисович, – то она и стоит не дешево. Надо свериться по справочникам, за монетами каких лет гоняются коллекционеры.

– А вот ради этого нам пришлось повозиться и даже землю просеивать, – сказал Александр, доставая рыболовный крючок и демонстрируя его на ладони.

– Тоже вещь, – одобрили профессора.

– И последнее, – Александр запустил руку в мешок. – Совсем завалящая вещица, совсем никчемная, но мы решили ее все-таки прихватить, потому что ради нее землю пришлось копать основательно, и жалко было ее бросать…

И он, открыв ладонь, продемонстрировал темный от времени перстень с печаткой, которая не очень была различима.

Профессора подскочили на ноги.

– И это… И это… – возопили они. – И это ты не показал сразу? Это ж вещь невесть какого времени, может, и одиннадцатого века!

Студенты тоже заахали.

– Так мы ведь договорились, что все находки будем рассматривать после обеда, спокойно, тщательно и без суеты, – Александр с деланным равнодушием пожал плечами. – Вот мы и ждали…

Я так понял, все в этой компании археологов готовы были малость разыгрывать друг друга, даже студенты профессоров.

А Ванька сиял.

– Вы хоть пометили то место, где нашли перстень? – спросил Станислав Борисович.

– Спрашиваете!.. – возмущенно откликнулся Александр.

Станислав Борисович изучал перстень, бережно держа его в двух пальцах.

– Две рыбы, – сказал он, изучая перстень. – Безумно редкий символ. Я не помню, чтобы когда-нибудь его встречал на печатках. И это, кстати, подтверждает мою теорию…

– Почему подтверждает? – осведомился Левон Гургенович. – Две рыбы – символ христианства. Этот перстень вполне мог принадлежать какому-нибудь священнику…

– Вовсе не обязательно! – заспорил Станислав Борисович. – Рыбы – это символ воды, текущей воды. И погляди на их очертания! Они похожи на те узоры, которые мы видим на украшениях, связанных с язычеством, где вода обозначается особыми линиями! Я больше скажу – этот перстень вполне мог служить для обряда «отпирания воды», связанного с началом и концом русалий. Погляди, как рыбы направлены!..

– Ну, это ты хватанул! – сказал Левон Гургенович. – И вообще, нельзя делать никаких выводов, пока возраст перстня не будет точно установлен. Может, он к шестнадцатому веку относится…

– В шестнадцатом веке были другие технологии, – возразил Станислав Борисович. – И формы у перстней другими стали, ведь сменилась мода, сменились понятия красоты… Нет, я точно вам говорю, что этот перстень – эхо древней трагедии!

– Что ж, докажи, – язвительно хмыкнул Левон Гургенович. – Тебе кто угодно скажет, что этот перстень имеет отношение к христианству и только к христианству. И незачем притягивать за уши свою теорию, указывая на якобы особенные очертания и прочее.

– А может… – вмешался Ванька, – может, этот перстень христианский, но не просто христианский? Вдруг это перстень Васьки Буслаева? Ну, понимаете, ведь должен он был прихватить из Иерусалима всякие сувенирчики, вот этот перстень и был у него на пальце! А если это его перстень – то и его могила должна быть где-то недалеко, и говорящий череп тоже!

Профессора переглянулись сперва между собой, потом со студентами.

– Предлагаю принять эту версию за основную, – с самым серьезным видом сказал Станислав Борисович. – Иначе мы все передеремся. Итак, кто за то, что на перстне – христианская символика, но при том перстень принадлежал Ваське Буслаеву, порубавшему здесь язычников? Прошу голосовать.

Все подняли руки, даже Левон Гургенович.

– Все «за»? Единогласно? Очень хорошо! – тем же серьезным тоном продолжил Станислав Борисович. – А что отсюда следует? Отсюда следует, что мы должны продолжить раскопки на том месте, где был найден перстень, чтобы либо найти могилу Василия Буслаевича и подтвердить эту теорию, либо найти что-то другое и эту теорию опровергнуть.

– Ура! – закричал Ванька. – В путь!

– Сейчас двинемся, – сказал Левон Гургенович. – Вот только чай допьем.

– А я, пожалуй, вернусь на то место, где я начал работу, – сказал я. – Там, наверно, от меня больше толку будет.

– Тебе что, неинтересно найти могилу Васьки Буслаева? – удивился мой братец.

– Интересно, – ответил я. – Но ведь вы там все навалитесь, не протолкнется. А на своих раскопках я буду полным хозяином.

Честно говоря, мне не верилось, что они найдут что-нибудь ценное. Шутливый энтузиазм Станислава Борисовича и Левона Гургеновича казался мне именно шутливым. Хотя, разумеется, археологи просто обязаны покопаться вокруг того места, где сделана ценная находка. Но при этом я очень проникся теорией Станислава Борисовича, я поверил, что городище было уничтожено карательным отрядом под руководством монахов и все его обитатели приняли жуткую смерть во время этих самых русалий. А где ж еще искать следы зверской расправы, как не на берегу, где они жгли костры, прыгали через них и купались, когда неожиданно обрушились вооруженные люди? То есть берег реки, где я установил разметку, казался мне более перспективным.

Вот так после обеда все направились в глубь леса, а я вернулся на свою площадку.

Присев на бугорок, я задумался, с какого квадрата мне начать. Не придя ни к какому решению, я развернул на земле мой план и подкинул над ним копеечную монетку. На какой квадрат упадет монетка, с того и начну, решил я.

Монетка упала на квадрат 14-15-20-21, и я взялся за дело.

Надо сказать, солнце припекало довольно сильно. Когда я работал здесь до обеда, кусты, прикрывавшие площадку с востока, давали довольно хорошую тень. Но теперь солнце переместилось на запад, и спрятаться от него было негде. Оно, можно сказать, било по площадке прямой наводкой. К тому времени, когда я снял слой дерна и в нескольких местах углубился сантиметров на тридцать, оно здорово напекло мне спину.

Я сделал паузу, чтобы искупаться, потом вернулся к работе. Так я и продолжал – работал и окунался где-то раз в полчаса, чтобы совсем не зажариться.

Мне не попадалось ничего интересного, ну совсем ничего, и я уже подумывал о том, чтобы засыпать получившуюся яму и перейти к следующему квадрату. Тем более, что я наткнулся на очень противный корень, непонятно откуда взявшийся. Но потом я стиснул зубы и решил углубиться немного дальше. Ведь сколько времени прошло! Восемьсот лет, а то и поболее – это вам не хухры-мухры! Любые предметы того времени могли уйти очень далеко в землю.

Я решил еще раз окунуться, перед тем как взяться за корень со свежими силами и одолеть его. Вода прогрелась за день и была очень приятной. Я плескался с огромным, удовольствием и вдруг услышал тарахтение мотора – не нашей моторки и не Гришкиной, а какой-то совсем другой незнакомой моторки. Уж один мотор от другого я умею отличать на слух!

Я вынырнул и оглянулся. Метрах в пятнадцати от меня притормозила моторка, в которой сидели два грузных мужика с удочками. Явно не из местных.

– Привет! – окликнул меня один из них. – Не знаешь, где тут ночной клев самый хороший?

– Да он всюду неплохой, – ответил я. – Только вы заплыли на территорию заповедника, где охотиться и ловить рыбу запрещено. Лучше вам отплыть вон за тот мысок, – я показал рукой, – если вы не хотите, чтобы вас оштрафовали.