Текст книги "Тайна костяного гребня"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава вторая
Арест преступников

Сперва я решил, что этот шум мне снится, потом – что это ветер так свистит и грохот колес отдается эхом. Но затем я понял, что этот шум все-таки доносится из соседнего купе.

– Ты уверен, что слежки не было? – спросил мужской голос.

– Совершенно! – ответил голос помягче и побархатистей. – Я ж два поезда сменил, прежде чем перехватить наш. Так что не волнуйся. Такие петли заложил, что никакие гончие не достанут.

– Твоими бы устами… – проворчал первый голос. – Ладно, показывай, дай полюбоваться.

Вот это да! У меня дыхание перехватило.

Я осторожно глянул вниз. Мама спала. Это хорошо, что на нижней койке была мама.

Отец, с его чутким слухом, мог бы проснуться и тоже услышать голоса. А мне хотелось, чтобы пока что, хоть какое-то время, я один был владельцем потрясающей тайны. В том, что это – тайна и что она – потрясающая, я не сомневался.

Думая об этом, я продолжал прислушиваться.

Что-то звякнуло – будто замки «дипломата» открылись, потом послышались шелест и шорох.

– А видик у нее не очень! – хмыкнул первый голос. – И из-за этой загогулинки такой шорох?

– Не просто загогулинка, – ответил второй. – Говорят, двенадцатого века. И что поценнее она вот этого. Всего вместе.

– Вот этого? – обладатель первого голоса присвистнул. – В этом-то я разбираюсь! И это… – он примолк. Видно, внимательно что-то изучал. – Это я даже не знаю, на сколько потянет…

– Так вот представь себе, что все это – лишь довесок к загогулинке, – сказал второй голос.

– Придется поверить, – проворчал первый. – Ладно, раз нам именно за это деньги платят, то так тому и быть. Значит, так. Нам надо еще до Москвы расстаться. Дело такое, что на всех направлениях могут землю рыть. А ты, как я понимаю, наследить все-таки успел.

– Это пусть тебя не волнует! – усмехнулся второй. – У меня-то билет не в это купе, а через вагон. Товар у тебя, я к себе сейчас удалюсь. Если меня и засекут – то я чист. А про тебя никто не знает. Если, сходя с поезда, увидишь, что меня ждут или что я иду в сопровождении кого-то, – встречаемся потом не по первому, а по второму варианту. Я-то отбрехаюсь, ведь при мне ничего не найдут.

– Угу… – проворчал первый. Видно, он что-то обдумывал. – Да, нормально… Ладно, давай за удачу – и разбежимся.

– Давай! – согласился второй. – А у тебя, я гляжу, губа не дура, – добавил он после паузы. – Отменный коньячок взял!

– Еще бы! – отозвался первый.

Больше я утерпеть не мог. Услышав, что один из преступников – что я слышал именно преступников и что они украли нечто очень ценное, было совершенно ясно! – собирается удалиться в свое купе, я понял, что должен хотя бы мельком его увидеть. Я тихо спустился с полки, нащупал тапочки и так же тихо выскользнул в коридор, не забыв прихватить полотенце: мол, в туалет иду.

В коридоре никого не было: естественно, почти три часа ночи. И, разумеется, преступники никак не предполагали, что кто-то может услышать их разговор. Но все равно, говорили они достаточно тихо, и если б не мой острый слух и не хлипкие стенки, то и я бы не разобрал, о чем идет речь.

Теперь надо было решить, в какой конец вагона двигаться, к какому туалету. Второй голос сказал «через вагон» – но в какую сторону? Я могу пройти к туалету со стороны купе проводников – и увидеть только его спину, что будет очень обидно. Но точно так же я могу увидеть только его спину, отойдя к туалету со стороны курилки.

В конце концов я решил пройти к туалету со стороны курилки. Из простого расчета вероятностей: наш вагон был пятым, а всего в поезде было пятнадцать или семнадцать вагонов (я точно не запомнил). То есть впереди (а купе проводников было по ходу поезда) было только четыре вагона, а позади – не меньше одиннадцати. Выходит, вероятность, что обладатель второго голоса пойдет назад, а не вперед, была, считай, в три раза больше.

Вот я и прошел назад и встал у самой двери туалета, где стенка коридора образует угол, и из-за этого угла можно наблюдать за всем коридором так, что тебя самого не заметно. Приоткрыв дверь туалета, я стал ждать. Я решил, что, как только таинственный собеседник пассажира соседнего купе выйдет и пойдет по коридору, я громко хлопну дверью туалета – будто как раз вышел – и, зевая, пойду ему навстречу.

А если мне не повезет и он все-таки пойдет в другую сторону – что ж, я хотя бы постараюсь запомнить его сложение, особенности походки. И потом постараюсь опознать его среди пассажиров, выходящих в Москве.

Итак, я стоял и ждал.

В подобных случаях пишут, что «мое ожидание было вознаграждено». Но я бы не рискнул использовать эту фразу. Да, в конце концов таинственный собеседник таинственного владельца купе вышел, но пошел он в другую от меня сторону. Так что в полной мере мое ожидание вознаграждено не было.

Я постарался хотя бы запомнить, как он выглядит со спины. В сером костюме, несет перекинутое через руку пальто, в той же руке у него небольшой чемоданчик-«дипломат»… Среднего роста, плотный – даже, пожалуй, толстоватый – покатые плечи, на затылке лысина намечается, идет чуть переваливаясь… И забрезжили у меня смутные воспоминания, особенно когда я его походку увидел… Где-то, показалось мне, я встречал этого человека – но когда и где?

А может, он садился на поезд вместе с нами, и я краем глаза заметил его на перроне?

Да, вероятней всего.

Но если я и на перроне почему-то его отметил – значит, есть в нем что-то особенное, и в Москве я его тоже узнаю.

И потом, владельца соседнего купе я обязательно увижу – ведь выходить он будет вместе с нами, никуда не денется. Вот и еще одна зацепка.

Признаться, я не знал, зачем мне все это нужно… То есть, понятно, для того, чтобы разоблачить преступников. Но как я сумею их разоблачить, как сумею догадаться, что они натворили, если буду знать их внешность, и ничего больше?

И тут меня осенило! Ведь в билетах всегда пробивают имя, фамилию и номер паспорта пассажира, а билеты сдаются проводнику! Если я сумею завязать разговор с проводником и заглянуть в его кожаную книжицу, то я смогу узнать о нашем соседе практически все!

Да, но как это сделать?..

Торчать в коридоре больше не имело смысла, и я вернулся в купе, продолжая думать. Признаться, у меня глаза совсем уже слипались.

Я еле забрался на полку. Но и засыпая, я продолжал размышлять. И одна интересная мысль пришла мне в голову! Я заснул, думая о том, что, кажется, знаю подход к проводнику!..

Когда я проснулся, было еще совсем темно. Но при этом возникало четкое ощущение, что наступило утро. Я включил ночник, поглядел на часы. Полседьмого утра.

Отец – разбуженный, видимо, включенным мной светом – заворочался и приподнял голову. А я свесил с верхней койки свою.

– Доброе утро, – сказал я.

– Доброе утро, – ответил отец. – Что это ты проснулся? Сколько времени?

Разговаривали мы шепотом, чтобы пока маму и Ваньку не разбудить.

– Полседьмого.

– Что ж, скоро приедем, – зевнул отец. – Пора потихоньку вставать.

– Так, может, я пока схожу к проводнице? Чай закажу?

– Сходи, – согласился отец. – Только тихо. Пусть мама и Ванька еще немного поспят.

Я тихо спустился вниз, вышел из купе и прикрыл за собой дверь. Перед тем как отправиться к проводнице, я оглянулся на соседнее купе.

К моему удивлению, дверь купе была приоткрыта.

Я сделал два шага назад и осторожно заглянул.

В купе было пусто. Ничего и никого. И даже постель уже собрана… Что в купе ехал всего один человек, было понятно сразу: три матраца так и оставались скатанными в рулоны, как их скатывают проводники, и только один, на левой нижней полке, был развернут, и на нем лежала подушка… Если бы преступник ехал в купе не один, он бы не сумел так свободно и спокойно общаться со своим сообщником…

Но к чему сейчас все эти выкладки! Ведь преступника я упустил – он сошел на какой-то из предыдущих остановок!.. Я готов был локти себе кусать! Как же я так глупо лопухнулся? Но я ведь слышал их разговор про то, что обоим сходить в Москве… Или это я так решил – а на самом деле они вовсе не Москву имели в виду?..

И тут меня осенило! Часто бывает, что пассажиры отказываются от билетов – если билеты не нужны им в оправдание командировочных расходов или для чего-то подобного – и билеты остаются у проводника! Этот тип, сходя посреди ночи, вполне мог оставить свой билет у проводницы, отмахнувшись, зачем он, мол, ему! Не очень большой шанс – но стоит проверить.

И я направился за чаем. Проводница уже встала и раскочегарила титан, чтобы кипяток для чая был вовремя.

– Доброе утро, – сказал я. – Будьте добры, четыре чая в шестое купе.

– Сейчас сделаю, – добродушно кивнула она. – Что-нибудь еще? – это она спросила, увидев, что я замешкался.

– Да, – сказал я. – Мне… мне просто интересно. Я обратил внимание, что человек, который ехал в соседнем с нашем, в седьмом купе, ехал совсем один. Он что, все четыре места купил?

– Да, все четыре места, – она поглядела на меня с непонятной мне настороженностью. – А почему ты спрашиваешь?

– Ну… Потому что откупать целое купе, под себя – это ж огромные деньги! Такое только самые крутые могут себе позволить! Вот я и подумал, что, наверно, это может быть какой-нибудь известный человек – может, например, я по телевизору мог его видеть…

– Видеть ты его вряд ли мог, – усмехнулась проводница. – А вот что скоро, очень скоро можешь увидеть – это вполне вероятно.

– Да ну? – сказал я. – Откуда вы знаете? По какой программе?

– В криминальной хронике, – и проводница не смогла сдержать торжествующую улыбку, увидев, как у меня челюсть отвисла.

– В… криминальной… хронике?.. – пролепетал я.

– Да, – проводница понизила голос до шепота. – Его сегодня арестовали.

– Ой, расскажите! – взмолился я.

– А что тут рассказывать? – усмехнулась она. – Незадолго до последней перед Москвой остановки объявилась у меня в купе опергруппа угрозыска. Все свои документы показали, все как положено. И велели мне сидеть тихо, потому что они будут брать опасного преступника. Я только из своего купе смотрела, как они тихо вошли, отперев дверь специальным ключом, и, видно, покрутили его «без шума и пыли», что называется, потому что ни звука оттуда не доносилось. Задержались они там совсем недолго – наверное, только для того, чтобы купе обыскать, не спрятал ли он где чего. Потом его вывели в наручниках, его вещи один из оперативников нес, высадили на той станции. Он шел тихо и спокойно, не пытался ни сопротивляться, ни кричать. А я выглянула в окно и увидела, что из соседнего вагона другая опергруппа выводит еще одного человека, тоже в наручниках. Это, выходит, их двое было, и они по разным вагонам ехали, для конспирации. Перед тем как поезд тронулся, я еще успела увидеть, что их обоих в милицейский микроавтобус сажают и увозят. Я сразу к Люське – мол, у тебя, оказывается, тоже пассажира арестовали, как зовут? И он что, тоже ехал в отдельном купе, как и мой? Нет, говорит она, с ним были и другие пассажиры, но оперативники этого Бронькова, выволокли так быстро, что остальные пассажиры даже не проснулись! Ну, точь-в-точь, говорю, как моего Мохнатова!..

– Так фамилия этого типа Мохнатов? – спросил я.

– Мохнатов, Мохнатов, – закивала проводница. – Во всех четырех билетах фамилия Мохнатов стоит, и номер паспорта, так что не ошибешься.

– А у вас его билеты остались? – спросил я.

– Остались, – ответила она. – Оперативники ими не интересовались, забирать не стали. А что?

– Мне бы один билет – на память, – сказал я. – Ну, знаете, если это уголовное дело известным окажется, то я ребятам из класса доказать смогу, что в соседнем купе с преступником ехал… и все такое. Может, расскажу им, что сам видел, как его арестовывали. До чего обидно такое упустить! – мне, и правда, волосы рвать хотелось от досады. – А я-то еще удивлялся, когда увидел пустое купе, почему он до Москвы сошел! Мне казалось, что человек, который целое купе покупает, только в Москву ехать может – в столицу, где самые крутые дела решаются! Выходит, он и в самом деле ехал в Москву – только не дали ему доехать… Но как же я мог такое проспать!

– Все проспали, – утешила меня проводница. – Я ж говорю, они так тихо и быстро сработали, что никто ничего не заметил. И я бы не заметила, если бы мне не по должности полагалось быть на ногах. Я потом только белье этого Мохнатова собрала…

– Так можно мне один из его билетов? – спросил я.

– Можно, почему нельзя. Он их теперь наверняка не востребует, а у меня еще три останется, тоже на память… Ой, в поездах такого насмотришься!.. Ладно, ступай, а то сейчас все пассажиры подниматься начнут и у меня самая запарка пойдет. А чай я вам принесу, через минутку.

И я вернулся в купе, поосновательней спрятав в карман драгоценный билет. Ванька и мама уже проснулись и, вместе с отцом, раскладывали на столике наш завтрак.

– Чай сейчас принесут, – сообщил я.

– Это хорошо, – отозвался отец. – А чего ты так долго?

– С проводницей заболтался, – ответил я. – Оказывается, в нашем вагоне оперативники среди ночи арестовали преступника и увезли в наручниках. Мужика, который ехал в соседнем с нами купе. Вот в этом, – я указал в сторону седьмого купе.

– Да ну?! – подскочил мой братец. – Как это было?!

Я рассказал. Ванька слушал, затаив дыхание. Родители тоже слушали очень внимательно. Как раз когда я заканчивал рассказ, проводница постучала в дверь купе и вошла, неся подносик с четырьмя стаканами чая.

– Вот, приятного аппетита, – сказала она.

– Спасибо, – поблагодарил ее отец. – А в вагоне, оказывается, большие события происходили, пока мы спали?

– Происходили, – улыбнувшись, кивнула проводница. – Ваш пострел вам успел рассказать?

– Ужас! – сказала мама. – Подумать только, что, может быть, мы ехали рядом с убийцей!

– Да нет, на убийцу он не похож, – возразила проводница. – Я так поняла, что он, скорее, мошенник. Только очень крупный. Похоже, за ним по всей России охота шла. Но это мне начальник поезда объяснил, когда я поинтересовалась, а он, похоже, и сам не очень точно знает. Оперативники и с ним были не очень разговорчивы.

– В общем, сегодня надо смотреть выпуски криминальной хроники по всем каналам, – сказал я. – И «Криминал», и «Дежурную часть», и прочие. Если известного преступника взяли, то об этом скажут. Кстати, его фамилия – Мохнатов.

– Будем иметь в виду, – сказал отец.

А проводница заторопилась к другим пассажирам: все уже вставали, потому что до Москвы оставалось меньше часа.

Мы спокойно позавтракали, вернули проводнице стаканы, сдали белье, рассчитались за чай и, приготовившись к выходу, стали глазеть в окно. Намечался рассвет, и зимние сумерки были серыми-серыми, и в этих сумерках уже замелькали предместья.

– Через час у Женьки будем, – сказал отец. – Немного передохнем – и можно по городу пошляться.

– Куда мы пойдем? – спросила мама.

– А ты куда хочешь?

– Я бы по Варварке прогулялась, а оттуда, через переулки, к Яузским воротам и к Николоямской. Говорят, там многое отреставрировали, перестроили, есть, на что поглядеть.

– Значит, так и поступим, – кивнул отец. – Давненько мы в тех местах не бывали.

А поезд уже замедлял ход. Мы оделись и, взяв наши сумки и рюкзаки, направились к выходу.

Уже было вполне светло, и день, похоже, намечался хороший.

Ехать нам было совсем недалеко, несколько остановок по кольцу. По заснеженному перрону мы направились в сторону метро… И тут мне сделалось как-то неприятно – знаете, наверное, это ощущение, когда чувствуешь лопатками и затылком, что кто-то пялится тебе в спину.

Я быстро оглянулся – и прямо застыл на месте. Мимо нас промелькнула знакомая мне фигура – плотная, покатые плечи, походка чуть вперевалочку. Тот самый человек, который, судя по тому, что я знал, был арестованным Броньковым, сообщником Мохнатова!..

Или не тот же самый?.. Промелькнувший мимо был в плотном пальто того же темного цвета, как и у человека в коридоре. И «дипломат» был такой же. Но и темные плотные пальто, и «дипломаты» – все это довольно стандартно, миллионы людей так ходят. Если бы я мог разглядеть форму головы промелькнувшего мимо и посмотреть, есть ли у него намечающаяся лысина, я бы мог сказать определенней. Но промелькнувший был в меховой шапке.

Но ведь пялился он на меня – именно он, а не кто-то другой!

С другой стороны, зачем ему на меня пялиться? Ведь он меня не знал и уж никак не мог засечь – на что угодно можно было поспорить, – что я следил за ним в коридоре поезда. Он удалился, не оглядываясь.

Выходит, мне все это почудилось, решил я в конце концов. А взгляд… Что ж, кто угодно мог посмотреть нам вслед. Может, мой рюкзак ем-то привлек внимание. Едва войдем в метро, подумал я, надо проверить, не расстегнут ли рюкзак и не потекла ли в нем одна из банок с домашними консервами, которые мы везли в подарок тете Жене и Егоровым.

И на том я забыл о мимолетной встрече на перроне.

Глава третья
За нами следят!

У тети Жени нас ждал прямо-таки праздничный завтрак: со свежеиспеченными пирогами, всякими закусками вроде рубленой селедки и перетертого с красным перцем творога и прочим. Нашлось за этим столом место и нашим дарам: тетя Женя и ее муж сразу же нарезали ломтиками один из кусков кабаньей ветчины и открыли банку нашей домашней овощной икры. За столом шли всякие разговоры, расспросы, кто как жил те месяцы, что мы не виделись, что у кого произошло. Хоть мы и перезваниваемся, и письмами обмениваемся, но ведь в письмах и по телефону никогда всего не расскажешь.

Потом взрослые задержались за столом, чтобы выпить кофе и еще поболтать, а мы с Ванькой ушли в отведенную нам комнату, передохнуть перед большой прогулкой по городу.

– Жаль, не повезло нам и мы не увидели, как арестовывают преступников! – сказал ой братец, едва мы остались одни. Видно мысль об этом глодала его с тех самых пор, как он услышал о ночном происшествии.

– Ну, мне немного повезло… – протянул я.

– Что ты имеешь в виду? – сразу напрягся мой братец.

– Я ведь взрослым не все рассказал, понимаешь? Так вот, слушай. Только не вздумай орать, по своей привычке, когда будешь меня о чем-нибудь спрашивать. А то еще услышат… А я хочу, чтобы это было нашей тайной, ладно?

– Лады! – согласился Ванька.

И я стал рассказывать ему обо всем. И как проснулся от невнятного шума, и как мне удалось услышать кусочек разговора, и как потом я пытался проследить за одним из преступников.

– Получается, тот, кого я видел, был Броньков, потому что в купе рядом с нами ехал Мохнатов, – закончил я. – Ну, что ты об этом думаешь?

– Думаю? – Ванька почесал кончик носа. – Я думаю, они украли что-то очень ценное. И старинное, кстати. Ведь говорили они о загогулинке двенадцатого века, которая на вид не ахти, но стоит колоссальных денег. Думаю, и все остальное у них такое же древнее. Скорее всего, они ограбили какой-то крупный музей. Ограбили по заказу какого-то подпольного коллекционера, раз у них уже есть покупатель… Ну, получается, они заранее знали, кому нести украденное. Вот только интересно, что это за загогулинка?

Я пожал плечами.

– Что угодно может быть. Вспомни всех археологов, с которыми мы общались. Да хотя бы тех, которые этим летом приезжали. Как они радовались самым неожиданным и никчемным на вид вещам! Позеленевшая, изъеденная временем монетка оказывается редчайшей, а так далеко на севере ее вообще никогда не находили. И получается, что она стоит колоссальных денег, которые за нее с удовольствием отдаст любой коллекционер. Или этот гребень – мол, такой узор на гребне никогда не встречался. А перстень с печаткой? Еще разговор был, что такой перстень может стоить подороже бриллиантового… Поэтому загогулинкой может быть любая бытовая мелочь, если это – раритет, существующий в наши дни в единственном экземпляре.

– Это да, – кивнул Ванька. – Но все-таки интересно было бы знать поточнее.

– Тогда нам надо более внимательно следить за всеми выпусками криминальной хроники по всем программам, – сказал я. – Если раскрыта крупная кража в крупном музее, то об этом обязательно расскажут.

– Факт! – живо согласился мой братец. – Но… – он озабоченно нахмурился. – Но как же мы сможем следить за программами, если мы будем гулять по городу?

– Преступников арестовали в ночь, журналисты узнают об этом утром, а то и ближе к середине дня. Поэтому вся история попадет только в вечерние выпуски, – успокоил я его. – А гулять мы будем никак не дольше, чем до шести вечера.

– Тоже факт, – согласился Ванька и с этим. – Значит, сейчас собираемся на прогулку, а уж вечером будем гоняться за криминальными новостями по всем программам.

И на том мы вместе с родителями минут через сорок вышли в город. Проехали на метро, и прогулку начали с Красной площади. Прошли по Варварке, поглядели и палаты бояр Романовых и другие интересные здания, спустились к Китай-городу, оттуда вышли к Солянке, прошли через Подкопаев переулок, где маленькая, но очень красивая церковь Николая Чудотворца на Подкопае… Да если я стану рассказывать обо всем, что мы посмотрели, то это слишком много места займет!

Церковь Николая Подкопая, как ее иногда запросто называют, нам очень понравилась.

– Очень славный храм, – сказал отец служительнице – просвирне, по церковному. – И много сил понадобилось, чтобы его восстановить?

– Ой, много, миленький! – вздохнула она. – Ведь до того, как храм приходу передали, здесь химический завод был.

– В таком красивом старом храме – и химический завод?! – ахнула мама.

– Он самый, – ответила просвирня. – Да еще по производству каких-то особо ядовитых веществ. Небольшой заводик, но вредный. Так что можете себе представить, что здесь творилось…

Она продолжала рассказывать, но я отвлекся. На секунду мне померещилось, что в дверях храма мелькнул человек, очень похожий на Бронькова – с такой же грузной фигурой и с такой же немного смешной походкой!.. Я обернулся быстрее молнии. И сразу понял, что ошибся. Никакого Бронькова – в храм входил молодой человек.

Да и откуда было взяться Бронькову, если он арестован?

«Ну, ты совсем чудиком становишься, – сказал я себе. – Еще немного, и тебе вообще всякая чертовщина мерещиться начнет».

Молодой человек оглядел храм, потом встал неподалеку от нас, разглядывая прилавок с церковной литературой, иконками, свечками и прочим.

Закончив разговор с просвирней, мы вышли из церкви и отправились гулять дальше.

Удовольствие от нашей прогулки мы получили огромное. А часа через три, проголодавшись, мы решили зайти в ближайшее кафе.

Мы дали заказ официантке, и, в ожидании заказа, болтали о том, куда можно пойти и что нам больше всего понравилось в нынешней прогулке. Ванька лениво обозревал кафе, а потом начал вертеться, и извертелся так, что отец сделал ему замечание:

– Иван Леонидович! Что с тобой? Сиди спокойно.

Ванька успокоился, но ненадолго. Теперь он начал толкать меня ногой под столом и скашивать глаза: мол, погляди вон в ту сторону!

Я поглядел, но не увидел ничего особенного. В другом углу, довольно темном, сидел за столиком молодой человек и меланхолически обедал в одиночестве.

– Ты чего? – спросил я Ваньку шепотом.

– А ты погляди внимательнее! – тоже шепотом ответил Ванька. – Ведь это тот самый парень, который толкался возле нас в Николае Подкопае!

– Может, и тот самый, а может, и нет, – ответил я. – Его отсюда трудно разглядеть. Я не уверен.

– А я уверен! – сказал Ванька.

– Ну и что с того, если даже и он? – сказал я. – Осматривая Москву, люди гуляют по приблизительно одинаковым интересным маршрутам.

– А вот и нет! – зашипел мой братец. – Они…

– Больше двух – говорят вслух, – строго сказал отец, прерывая разговор с мамой. – О чем треплетесь?

– Да так, ни о чем, – ответил я.

– Ну, ладно… – возможно, отец и еще что-нибудь спросил бы, но тут принесли наш заказ, и мы принялись за еду.

Больше мы молодого человека не обсуждали, пока не вышли из кафе. На улице мы чуть поотстали от родителей, и Ванька вернулся к этой теме.

– Как же это ты его не узнал? У тебя ж всегда глаз – алмаз! Прямо этот самый, Зоркий Сокол!

– Послушай, – ответил я, – сегодня я боюсь кого-нибудь узнавать. Мне уже два раза казалось, что я узнал преступника, арестованного в поезде! С меня хватит! Так ведь и спятить можно!.

– А я тебе точно говорю, что это он! И ты не прав, когда говоришь, что все ходят по приблизительно одинаковым маршрутам! Все, кто приезжает в Москву, идут смотреть самые известные места – Кремль, там, с его Грановитой палатой, Красную площадь, Третьяковку, ГУМы-ЦУМы и прочее! А чтобы вот так взять и отправиться бродить по красивым переулкам в центре, такое мало кто делает! И чтобы еще один человек пошел таким же путаным и необычным маршрутом, как и мы – такого быть не может! Я уверен, он следит за нами!

– Зачем ему за нами следить? – возразил я.

– А кто его знает! Может, он вор. Может, он решил, что, раз люди приехали Москву посмотреть, значит, у них большие деньги при себе, и теперь придумывает, как бы деньги незаметно вытащить! В общем, надо держать ухо востро!.. И еще, – продолжил мой братец после небольшой паузы. – Я поглядел, что он заказал. Он взял только салат, бутерброд с красной рыбой и сок – ничего горячего. То есть то, что его не задержит, и что он в любом случае съест быстрее нас! Чтобы можно было сразу рвануть за нами, когда мы выйдем. И в кафе он вошел сразу вслед за нами – когда я в первый раз глянул в тот угол, там никого не было! И если ты будешь оглядываться, то, спорить готов, в какой-то момент засечешь, что он продолжает за нами идти!

– Эй! – окликнул отец. – Чего вы там отстали?

– Вот на этот дом залюбовались! – ответил Ванька. – Не надо их пока волновать, – сказал он мне с важным видом.

Мы догнали родителей, и дальше пошли все вместе, но на душе у меня сделалось немного беспокойно. А вдруг Ванька прав? Вдруг этот парень и впрямь за нами следит, с какими-нибудь темными намерениями?

Я периодически оглядывался – и раза два-три успел уловить взглядом фигуру молодого человека, двигавшегося за нами чуть в отдалении. Сначала я сомневался: не принимаю ли я разных людей за одного? К тому же уже стемнело – зимой ведь темнеет рано, – и люди в отдалении стали превращаться в неясные силуэты. Но когда наш преследователь попадал под самый свет фонаря или приближался метров на десять, разглядеть его можно было вполне хорошо. В общем, к тому моменту, кода мы прошли по Николоямской улице до самых Яузских ворот и стали подниматься к метро «Таганская», все сомнения отпали. Да, тот молодой человек и правда шел за нами неотступно – он за нами следил!

– Все точно! – шепнул я Ваньке, когда мы пять отстали от родителей. – Этот тип прется за нами! Только интересно, зачем?

– Да ясно, что не за чем-нибудь хорошим! – ответил мой братец. – Интересно, спустится ли он за нами в метро?

Теперь мы оба смотрели вовсю. В метро нам сперва показалось, что он больше нас не преследует. Но потом я увидел его, когда мы делали пересадку! Он подобрался довольно близко, боясь потерять нас в толпе!

– Идет! – шепнул я Ваньке. – Как приклеенный.

– Вот сволочь! – возмутился Ванька.

После пересадки он вошел в соседний вагон, встав в самом торце вагона, у бокового окна, чтобы не упускать нас из виду. Видимо, он проделал то же самое и тогда, когда мы ехали по кольцу, но тогда мы этого трюка не раскусили.

И только когда мы вышли из метро, нам показалось, что он наконец отстал.

– Может, все-таки сказать родителям? – пробормотал я.

– Не надо! – воспротивился Ванька. – Зачем нам лишняя буча? И потом, похоже, он отвалил.

Я быстро оглянулся. Почудилось мне, что мелькнула какая-то тень, исчезнув за углом, или наш преследователь продолжал идти за нами, проявляя теперь двойную осторожность? Точно сказать я не мог и решил промолчать.

Я оглядывался еще раза два, но ничего особенного не увидел. К тому же во дворах, на самом подходе к дому, было темнее, чем на улицах, поэтому одного человека от другого практически невозможно было отличить, тем более в отдалении.

Пожалуй, решили мы, можно передохнуть. Скорей всего, за нами шел очень настырный карманный вор, который усвоил наконец, что ему ничего не светит, и отправился искать другие жертвы.