Текст книги "Отряд-4. Битва за небеса"

Автор книги: Алексей Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Свем повернулся и снова принялся наблюдать за кромкой далёкого леса, откуда вот-вот должны были появиться «термиты».

Влад почувствовал, что краснеет.

Чёрт, кажется, наш охотник решил, что мне страшно. Что ж, возможно, и не без оснований. Возможно.

Он закурил и покосился влево – на стоящих в спокойном ожидании солдат-киркхуркхов.

Да, с имперскими десантниками планеты Дрхена всё ясно. Участие в экспедиции автоматически повышает их статус в наших глазах и даёт шанс на то, что в будущем мы, люди, примем их, как партнёров, а не бывших врагов. Хотя бог знает, о чём на самом деле они думают. Да и я хорош. Чего, спрашивается, рефлексирую? Бери вон пример со Свема и бравого имперского десанта. Стой, наблюдай, кури и жди атаки. Тем более что, наверное, уже недолго осталось.

– Вот они, – негромко сказал Свем.

И тут же со сторожевой башни разнёсся тревожный и резкий сигнал горна – зрение дозорного по остроте мало уступало зрению охотника.

Влад поднёс к глазам бинокль.

Из леса сплошной шевелящейся массой вытекали пришельцы. Даже на первый взгляд «термитов» было гораздо больше, нежели вчера. В разы.

– Нас тьмы, и тьмы, и тьмы, и тьмы, – пробормотал Влад. – Попробуйте, сразитесь с нами.

– Что ты говоришь? – спросил Свем.

– Да так, не обращай внимания. Многовато их, а, как ты думаешь?

– Много или мало – какая разница? Сражаться всё равно надо.

– Что ж, значит, будем сражаться, – вздохнул Борисов, убрал бинокль, ещё раз проверил деструктор, в две затяжки докурил сигарету и щелчком отправил окурок за стену. Судя по скорости, с которой приближались к городу враги, ждать оставалось недолго.

11

– И каков же ваш вывод? – после непродолжительного молчания поинтересовался Хельмут Дитц, когда я вкратце, но по возможности полно и чётко обрисовал создавшееся положение и поведал о тех событиях, которые ему предшествовали.

– То есть?

Было в этом обер-лейтенанте нечто… лишающее иллюзий, что ли. Помнится, как-то смотрел я телевизионный документальный фильм о малоизвестной широкой публике битве за Ржев, длившейся около года – с начала 1942 и вплоть до 43-го. Два наших фронта – Западный и Калининский – пытались тогда одолеть немецкую группу армий «Центр», державшую оборону на Ржевско-Сычёвском направлении. Несколько раз пытались. В конечном счёте им удалось потеснить врага, но народу положили… Впрочем, речь не об этом. Присутствовали в том фильме непосредственные воспоминания ветеранов, участников сражений, как с той, так и с другой стороны. И один из них – немец, командовавший в те времена пехотной ротой, произвёл на меня большое впечатление. Ветерану было изрядно за восемьдесят, но этот ледяной взгляд, твёрдая осанка, отрывистая и в то же время не лишённая какой-то особой притягательности, чёткая речь сразу давали зрителю понять, почему советские войска не смогли быстро и с малыми потерями взять Ржев. Если такие командиры рот не были в группе армий «Центр» исключением из правил, а они, судя по всему, не были… Нет, не скажу, что Дитц так уж сильно напомнил мне того ветерана. Но что-то общее у них явно было. И уж не знаю, насколько сильно это общее относилось к национальной или там идеологической принадлежности, но одной встречи с полярной голубизной глаз обер-лейтенанта было достаточно, чтобы осознать: этот саксонец пойдёт до конца в том деле, выполнение которого сочтёт своим долгом.

Впрочем, и остальные члены удивительного отряда производили яркое впечатление одним своим видом. И дело тут состояло не только в военной форме времён Второй мировой войны, в которую были облачены мужчины (сразу становилось ясно, что эти люди носят свои куртки, гимнастёрки, брюки и сапоги не первый год и привыкли к ним, словно ко второй коже). Просто каждый из них, даже те, кто пока не произнёс ни слова, выглядел… личностью. Не больше не меньше. А все вместе – единым целым. Такой вот, с позволения сказать, парадокс. При этом мужчины, несмотря на явную молодость (все они, по моему мнению, были примерно одного возраста с Машей, Никитой, Женей и Мартой), казались гораздо старше своих лет. Было в их глазах что-то такое… очень взрослое.

– То есть, отчего, по-вашему, это всё происходит? – уточнил Дитц. – Все эти неприятности… э-э… во вселенной? Мы, кстати, были о них предварительно информированы, а теперь вот и вы данную информацию подтвердили и дополнили.

– Ну, во вселенной – это, наверное, сильно сказано, – ответил я. – Пирамида отслеживает в основном нашу галактику Млечный Путь. Ещё соседние – Большое и Малое Магелланово Облако. Частично. Да, я помню, вы говорили об этом… как его… Распорядитель? Некто вроде бога на побегушках?

– Ха, образно сказано, – ухмыльнулся долговязый обер-лейтенант. – Бог на побегушках… Что-то в этом есть. Мне нравится.

– Если тебе от этого легче, – сказал Александр Велга, – то пусть так и будет. Хотя еще надо посмотреть, кто у кого на побегушках – он у нас или мы у него? Как я понимаю, – он посмотрел на меня, – вы сейчас находитесь в состоянии, которое точно описывается нашей русской пословицей «взялся за гуж – не говори, что не дюж».

– Верно, – согласился я. – Пирамида – это нечто вроде… галактической диспетчерской, скажем так. И добровольно оставить такое место было бы неразумно. По меньшей мере. Вот мы и не оставляем. Но нас, как видите, мало.

– Ага, – отозвался невысокий ладный парень с бедовыми синими глазами и забавной фамилией Стихарь. – Я бы тоже в жизни не оставил. Разве что ради Ростова-папы... Нет, но каковы свароги!? Я прямо в недоумении. Говорил нам Древний, но я, если честно, не сильно хотел ему верить. Мы ж столько сил положили, чтобы вытащить их из задницы, а они что же? Снова готовы сделать друг из друга полную рыбную солянку?

– Да, кажется, всё идёт к этому, – подтвердила Маша. – И не только у сварогов. К величайшему сожалению.

– Не постесняюсь спросить ещё раз, – сказал Дитц. – Значит, кто-то специально это затеял? Или случайность? Карта так легла?

– Не представляю себе, кто бы мог затеять подобное, – подал голос Женька Аничкин. – Чтобы по всей галактике одновременно у разумных рас начались столь серьёзные неприятности. Вплоть до полной катастрофы, как это случилось с киркхуркхами. И, что очень вероятно, может случиться с остальными. Тут, знаете ли, всемогуществом попахивает.

– Ну прямо уж и всемогуществом, – усмехнулся черноволосый крепкий «шютце» (чёрт знает, из каких глубин подсознания всплыло у меня это слово, значащее в переводе «стрелок», и которым называли в годы войны немецких рядовых пехотинцев). – Знаем мы этих всемогущих. Встречались. Гонора много, а толку мало.

– Как бы там ни было, – сказал я, – а сейчас перед нами стоит конкретная задача: вернуть домой наших товарищей. И желательно, как можно скорее. Потому что неизвестно, что там с ними происходит.

– Надо, значит вернём, – улыбнулся лейтенант Велга. – Правда, Хельмут?

– Никаких сомнений, – заверил Дитц и потянулся всем телом, хрустнув костями. – Но сначала ещё один простой вопрос.

– Задавайте, – сказал я.

– Как у вас тут обстоит дело с обедом?

– М-да, – я глянул на часы. – Извините. Действительно, давно пора. Не говоря уже об элементарных законах гостеприимства, которые мы самым неприличным образом игнорировали.

– Ерунда, командор, не расстраивайтесь, – утешила Нэла. – Прежде чем следовать законам гостеприимства, надо убедиться, что перед тобой друзья. Надеюсь, мы вас убедили.

– Во всяком случае, не разочаровали, – сказала Оля Ефремова. – Я бы почувствовала.

– Мы тоже, – улыбнулась Нэла.

– Хватит, а? – попросил я. – Оля, Маша, Марта, за вами меню и стол. А мы пока проведём для наших гостей короткую познавательную экскурсию. Если они не против, разумеется.

– Только «за», – сообщил Дитц, вставая. – Короткая познавательная экскурсия перед обедом – это то, что нужно. Сначала пища для ума, потом для тела.

Обед удался.

Девушки постарались, проявили фантазию, и наши гости, как мне показалось, остались довольны. Хотя и не удивлены. Как пояснил Саша Велга, с подобным способом появления (во всех смыслах) еды они уже сталкивались в будущем одного из альтернативных миров.

За послеобеденным коньяком – проявлять гостеприимство так проявлять! – приступили к составлению и обсуждению ближайших планов. Для начала нужно было определиться с тем, кто отправится на звездолёте за Владом и остальными, а кто останется в Пирамиде. Первыми, как ни странно, высказались женщины.

– Я остаюсь в любом случае, – сказала Аня. – Не брать же с собой Лизку. Маленькая она ещё для таких путешествий.

– Правильно! – поддержала Маша. – Нам лишний «щупач» не помешает. А уж девочке твоей (как-то незаметно для меня девушки перешли на «ты») полный уход и пригляд тут будет обеспечен.

– А кто такой «щупач»? – спросила Аня?

– Это мы с тобой, – пояснила Оля Ефремова.

– Ясно…

– Тогда я отправлюсь с мужчинами, – сказала Нэла. – Если они не против. Им тоже «щупач» нужен. Я, как фея по рождению, вполне подойду на эту роль.

– Как это – фея? – не понял Женя Аничкин. – В каком смысле?

– В прямом, – ответила Нэла и обворожительно улыбнулась. – Как-нибудь расскажу. При случае.

– Возражений нет, – сказал Дитц. – Ты как, Саша?

– Не против, – откликнулся Велга. – Пока всё разумно.

– А мы как?

– Всем лететь нерационально.

– Да. Но раньше мы не разделялись. И, может быть, только поэтому нам везло.

– Ага. Особенно нам повезло в Замке, когда мы столкнулись с Воронкой Реальностей.

Я понимал не всё, о чем говорили два лейтенанта, но следить за их диалогом было интересно. Вот что значит чувствуют люди друг друга с полукасания…

– В конечном счёте, всё равно повезло, – Дитц пожал плечами и закурил. – Мы живы.

– Если бы не тогдашний Распорядитель…

– Я не понял, кто из нас русский, Саша?

– При чём здесь это?

– Ну, это же мы, немцы, рациональны донельзя. А вам, русским, свойственно, наоборот, полагаться на авось и верить во всякие там приметы. Тебе не кажется, что мы поменялись ролями?

– Угу, поменялись… А как же ваш мистицизм? Немцы – прожжённые мистики. Это всем известно.

Дитц захохотал. Засмеялись и остальные.

– Не обращайте внимания, – улыбнулся мне Саша. – Это мы так расслабляемся. На самом деле, мы всё решили ещё во время нашей экскурсии.

– Вот как? – удивился я. – А я и не заметил.

– Ну… это не обязательно замечать.

– Так что же вы решили?

– Мы оставим здесь Сергея Вешняка и Карла Хейница. Сержант Вешняк самый опытный из нас, обстоятельный и хозяйственный. Его почти невозможно сбить с толку. Надёжен, как сама рязанская земля, на которой он родился и вырос. С ним, что называется, не пропадёшь.

– Ишь ты, – хмыкнул Вешняк. – Спасибо, товарищ лейтенант, я аж чуть не зарделся, словно красна девица.

– Не за что, товарищ сержант. Правду говорить легко, и она не требует благодарности. – Велга посмотрел на Дитца.

– Что же касается ефрейтора Карла Хейница, – продолжил Хельмут Дитц, – то когда-то он был студентом, учился в Берлине, и только война помешала ему стать настоящим учёным. Впрочем, она же сделала из него отличного фронтового разведчика.

– Это сильное преувеличение, герр обер-лейтенант, – пробормотал худой и веснушчатый Хейниц (он и впрямь напоминал чем-то студента отличника, хоть и не носил очков).

– Не скромничай, Карл, – усмехнулся Дитц. – Ты и впрямь самый образованный из нас, и тут, в Пирамиде, тебе самое место. Займётесь с сержантом тщательным изучением технических возможностей этого чуда инопланетной мысли и обстановки в целом, – Дитц ответил Велге похожим взглядом. Видимо, таким образом лейтенанты как бы передавали друг другу эстафету в разговоре.

– Остальные, если вы не против, включая меня и Хельмута, отправятся с вами, – закончил Александр.

– Я не против. Значит, получается… – я быстро посчитал в уме. – Вас семеро и нас трое. Всего десять.

– Отделение, – усмехнулся Велга. – И вот ещё что…

– Да?

– О субординации можете не беспокоиться. Вы здесь командор, значит, мы подчиняемся вам. До определённой степени, разумеется.

– И до какой же именно? – поинтересовался я.

– Пока нам не покажется, что вы совершаете серьёзную ошибку, – объяснил Хельмут. – Всё-таки мы не в армии и не на войне.

– И к тому же люди опытные, – добавил Велга. – Сами ошибаемся редко. Хотя бывает. Но и свои ошибки признать всегда готовы. Жизнь научила.

Старт назначили на завтра.

– Удивительно всё-таки, – высказался по этому поводу Аничкин. – На Земле подготовка к любому космическому полёту занимает месяцы, а иногда и годы. Мы же, словно нанести визит в соседний двор собираемся. Нет, я, конечно, понимаю, что Клёнья надёжен и вообще он не просто звездолёт, а чуть ли не эдакий космический дельфин по своим умственным и прочим качествам, но… – Женька с сомнением хмыкнул и покачал головой.

– А что ты предлагаешь? – не без иронии поинтересовался у друга Никита. – Сначала досконально изучить Клёнью вкупе с принципами космонавигации?

– Да всё я прекрасно понимаю, – махнул рукой бывший журналист. – Просто мне, наверное, самому с вами хочется, а приходится оставаться. Вот и ворчу.

– Не переживай, Женя, – утешила его Марта. – Ваша задача важнее нашей. Сберечь дом в целости и сохранности труднее, чем совершить подвиг в далёкой стороне. Поверь мне. Я женщина и знаю, что говорю.

Остаток дня и вечер ушли на сборы и подготовку. После непродолжительного обсуждения было решено «Ганса» и «Машу» взять с собой – Клёнья обладал весьма обширным трюмом, в который оба вездехода были доставлены грузовым антигравитационным лифтом.

– Теперь этот звездолёт можно смело переименовывать в «Наутилус», – заметил по данному поводу Велга.

– Почему? – удивился Никита.

– И я не понял, – признался Женька.

– «Mobilis in mobile», – догадалась Оля Ефремова. – Подвижное в подвижном. Именно этот девиз был начертан в «Наутилусе» – подводном корабле капитана Немо.

– Молодец, Оля, – похвалил я.

– А, «Двадцать тысяч лье под водой», – кивнул Дитц. – Читал когда-то. Занимательная книжка. Но глупая.

– Это ещё почему? – удивился Велга. – Отличная умная книга.

– Конечно, глупая, – уверенно повторил обер-лейтенант. – Этот Немо вообще весь какой-то дурак. В его руках была такая сила, что весь мир на колени поставить можно. А он ею не воспользовался.

– Вам бы только весь мир на колени ставить, – хмыкнул Велга. – А как же гуманизм?

– Гуманизм следует проявлять только по отношению к тем, кого любишь, кому веришь и кого знаешь. То есть, к своим. Все остальные должны бояться и, следовательно, уважать. А этого добиться можно только силой. Ничего, Саша, когда-нибудь с годами ты это поймёшь. Обещаю.

– Никогда я этого не пойму, – помотал головой Велга. – Потому что человек гуманен по своей природе. Разве не так? И только воспитание, среда и соответствующие обстоятельства заставляют его вершить зло. Взять вас, немцев…

– Ой, вот только этого не надо, – поморщился Хельмут. – Мы с тобой сто раз на эту тему говорили. Я был и остаюсь при своём мнении. А именно. Наш национал-социализм и ваш коммунизм если и отличаются друг от друга, то ненамного.

Я понял, что подобные разговоры действительно велись между Дитцем и Велгой, а возможно, и остальными членами отряда не раз. И разговоры эти, что удивительно, не перерастали в серьёзный спор, который в свою очередь мог бы довести оппонентов до полной конфронтации. Вплоть до мордобития и хватания за оружие. В конце концов, они же враги, думал я. И не просто враги, а враги смертельные. Судя по тому, что я читал о Великой Отечественной войне, а также рассказам ветеранов, включая моего деда по матери, едва выжившего на Курской дуге и дошедшего до города Потсдам, ненависть к немцам жила в сердце почти каждого советского солдата. Иначе они просто не смогли бы одержать в той войне победу. Скорее всего, не такие сильные, но похожие чувства испытывали и немцы к русским. Хотя, вероятно, были случаи временного примирения. И даже действий сообща. Война – штука непредсказуемая, всякое могло случиться. Одна история о совместном бое пятнадцати советских разведчиков и немецкого морского десанта против десяти советских же «тридцатьчетвёрок» на острове Рюген 8 мая 1945 года, закончившимся поражением танкистов и уходом оставшихся в живых русских и немцев на шведском пароходе то ли в Испанию, то ли в Португалию, чего стоит. Правда, это именно что история. Нечто вроде легенды. Документов, её подтверждающих, как водится, почти не осталось.

И всё-таки удивительно, как бывшие враги могли превратиться в друзей. И, судя по всему, не просто друзей, а боевых друзей. Спаянных общей кровью, целью, жизнью и даже смертью (я хорошо запомнил рассказ Велги о том, как все они погибли, спасая вселенную от жуткой Воронки Реальностей, а затем были возвращены к жизни неким Распорядителем на планете-санатории Лоне).

Да, удивительно.

То есть, умом я всё понимаю, но вот сердцем ещё не принял. Впрочем, ничего странного. Мы знакомы всего несколько часов, а за это время и обычного-то человека не всегда до конца раскусишь. Что уж говорить об этих. Нет, всё-таки бог или судьба на нашей стороне. Стоило нам испытать серьёзные трудности с кадрами в решении сложнейших вопросов галактического бытия, как появился отряд. Очень вовремя и то, что нужно. Совершенно не ангажированные опытнейшие люди и бойцы. Пока, во всяком случае, мне так кажется. А дальше… что ж, дальше жизнь покажет.

– Нет, – сказала Оля, – для Клёньи этот девиз капитана Немо не подходит. Во-первых, он имел в виду океан и свой корабль. Мы же говорим о нашем корабле и том, что или кто внутри корабля. А во-вторых, само слово «подвижный» здесь не совсем уместно.

– А как тогда? – спросил Велга. – Мне, честно говоря, понравилась сама мысль начертать на стенах нашего корабля девиз. Есть в этом что-то правильное и, я бы даже сказал, внушающее оптимизм.

– Ну, не знаю… – мне показалось, что под пристальным взглядом лейтенанта Оля смутилась. – Я не очень сильна в латыни. Может быть, «живое в живом»? Vivum in vivo. Кажется, так. Но надо будет ещё проверить и уточнить.

– Браво! – воскликнул Дитц и зааплодировал. – Живое в живом. Vivum in vivo. Ничего лишнего. А, командор, как вы считаете? – обратился он ко мне.

– Неплохо, – согласился я. – Внутренне организовывает. Впрочем, как и любой хороший девиз. Осталось уточнить Олин перевод, красиво начертать его на бронзовых табличках и поместить в каютах и рубке Клёньи.

– Я займусь, – кивнул Никита. – Это недолго.

Ужин прошёл в душевной обстановке. Не знаю, с чем это было связано. Возможно, с нашими надеждами на будущее, которые с появлением отряда приобрели новые краски. Или хорошее вино согрело сердца, прежде незнакомые люди потянулись друг к другу и сами не заметили, как первые ростки дружбы и привязанности проклюнулись сквозь привычную кольчужку вежливой отчуждённости.

– Хорошие они все какие-то, правда? – улучив момент шепнула мне на ухо Марта. – Хорошие и надёжные. С ними не страшно.

– А со мной? – осведомился я.

– Ты – совсем другое, – сказала она. – Не ревнуй, ага? Сравнения здесь совершенно неуместны.

И в доказательство своих слов нежно коснулась губами моей щеки.

12

Они называли себя каравос Раво – скитальцы Бога. Но чаще просто каравос.

Романтичное название, которое, как и многие иные названия подобного рода, несло в себе изрядную долю лукавства и давно не соответствовало истине.

Когда-то, больше миллиона лет назад по земному исчислению, у них, как и у всех разумных, была своя планета, своё солнце и звали они себя иначе – галады, что значило «люди». Жили и развивались галады на своей планете нормально, не хуже и не лучше иных двуногих прямоходящих разумных рас во вселенной. Воевали, мирились, открывали законы природы и новые моря и земли, верили в разных богов, совершенствовали орудия труда и орудия убийства, создавали произведения искусства, строили и разрушали города и цивилизации. Затем, как и многие до них, вышли сначала в ближний, а потом, после того, как додумались до принципа гиперперехода, и в дальний космос.

И кто знает, как сложилось бы их дальнейшая судьба, если бы в один крайне печальный момент родная планета галадов не взбесилась.

В прямом смысле этого слова, учитывая известную и весьма распространённую среди галактических разумных рас теорию о том, что планеты, на которых присутствует жизнь в любом её проявлении, сами по себе являются живыми существами.

Что-то пошло не так в ядре планеты. Геологические процессы различного рода бешено активизировались и ускорились. Невиданной силы наводнения и засухи обрушились на материки. Разрушительные землетрясения и цунами шли подряд, словно атаки многочисленного и безжалостного врага на измученный гарнизон последней крепости. Тысячи прежних и десятки тысяч новых вулканов сжигали вокруг себя города и селения, которым не повезло оказаться рядом с ними, и вскоре превратили день в ночь. Ураганы, чья мощь возросла многократно, обращали цветущие прежде страны в пустыни, полные страха и горя тех, кто остался в живых.

Хуже всего было то, что конца этим катаклизмам видно не было. Наоборот, с каждым годом они лишь усиливались, унося новые сотни тысяч и миллионы жизней.

Единое правительство планеты, на формирование которого пришлось пойти перед лицом всеобщей беды, ничего не могло сделать. И даже ничего более или менее утешительного пообещать. Потому что самые талантливые учёные умы, вплотную занимающиеся данной проблемой, в один голос заявляли: процессы в ядре пошли в полный разнос, атмосфера ведёт себя совершенно непредсказуемо, дальше будет только хуже, и всё через несколько лет закончится тем, что планета сама себя разорвёт на куски.

«Через сколько именно лет и какова вероятность данного исхода?» – вопрошало правительство.

«А хрен его знает, – честно отвечали учёные умы. – Может быть, лет десять ещё протянем. А может быть, и через полгода уже всем настанет полный каюк. Что же касается вероятности, то можете даже не сомневаться. Так и будет».

«И что же делать? – задало, наконец, правительство единственный полезный в данной ситуации вопрос. – Хоть какой-то выход у нас есть, или будем все тупо готовиться к смерти?»

«Выход один. Строить межзвёздные корабли – столько, сколько можем пока ещё построить, и сваливать из родной системы куда подальше. Потому что солнце, если честно, тоже ведёт себя как-то странно, и есть у нас подозрение, что все наши беды и несчастья случились из-за него».

Рассказ о том, как галады строили звездолёты и покидали родину, занял бы слишком много времени, и мы его опустим. Скажем только, что вовремя оставить планету и спастись удалось далеко и далеко не всем…

Но определённая часть галадов всё-таки сумела это сделать.

Следует заметить, что к этому времени будущие каравос Раво не успели обзавестись более менее приемлемыми для жизни колониями за пределами своей системы. То есть, парочку кислородных планет они открыли, но одна представляла собой практически сплошной океан, а на второй уже была разумная жизнь. В довольно примитивной начальной форме, но была. Галадам бы проявить чуть больше терпения, поискать ещё (имелись варианты, имелись), но они только что потеряли родной мир, были напуганы и обозлены на всё и вся, а потому приняли решение обосноваться на той планете, где было достаточно суши для их проживания.

Но очень быстро выяснилось, что двум разумным расам трудно ужиться вместе на одной планете. Особенно, если одна из них технически развита, а вторая только-только начала себя осознавать, как нечто отличное от прочего животного и растительного мира. К тому же примитивный разум хозяев оказался заключён отнюдь не в знакомую гуманоидную оболочку. Это были гигантские насекомые, которые жили крупными общинами, имеющими чёткую иерархическую структуру. Что дало пришельцам некую видимость морального права считать себя по отношению к хозяевам ничем не обязанными.

Насекомые, они есть насекомые, рассуждал средний галад, верно? Мало того, что на вид мерзкие, так ещё и жить спокойно не дают – нападают на наши селения, фермы и заводы, разрушают всё, что могут разрушить, убивают всех подряд и съедают нашу еду. А то и нас самих. Говорят, были случаи, а просто так народ трепать языком не станет. Да, мы, не спросясь, заняли немного их земли. И что? Трудно было потесниться? Ну, сожгли ещё в самом начале пару-тройку их общин. Почти случайно. Так они сами были виноваты – зачем было детей пугать своим видом? И вообще, ещё неизвестно, кто наш домашний скот резал и жрал по ночам. А то, что учёные головы об их разумности талдычат, так чепуха это всё. Придумали, понимаешь. Как может быть разумным насекомое? Смех один. Сложные инстинкты – вот и всё. На родине тоже были такие, только маленькие. А эти же ужас какие – оторопь берёт при одном взгляде… Откуда разум у эдакой мерзости? Чистый инстинкт. Ну и хитрость, конечно. Животная. Хищники млекопитающие, вот, тоже куда какие хитрые бывают, так что ж теперь их всех в разумные записать? Ага, сейчас.

Но если даже и есть в них какие-то зачатки сознания, то что? Это дела не меняет. Потому что нам деваться некуда, и мы отсюда никуда не уйдём – это раз. Мы сильнее – это два. И вообще пусть все умники идут лесом – это три.

В принципе, обычная психология колонистов, ничего особенного. Да только вылилась она в полное непотребство. А именно: вместо того, чтобы всё-таки попробовать как-то ужиться с гигантскими разумными насекомыми или, в самом уже крайнем случае, попросту соперника уничтожить, галады сделали их своими рабами. Запрограммировав зачатки их разума на полное подчинение при помощи генных технологий и достижений электроники. Уж на что на что, а на это науки галадов вкупе с материальными и техническими возможностями вполне хватило… Нет, разумеется, протестующие голоса раздавались. И даже громко. Но мало их было. И не имели они того влияния на общество, которое по гуманистической идее должны были бы иметь.

Отличные рабы получились. Неприхотливые, сообразительные, бесстрашные, и трудолюбивые. И никаких капризов – полное подчинение хозяевам и постоянная готовность выполнить любой приказ. Лучше всяких роботов. Галады называли их вельхе – «прожорливые» (те и правда были вечно голодны и могли жрать любую органику – от древесины, до трупов животных или даже самих галадов).

А затем, когда галады уже прочно обосновались на новой родине, построили города, в разы увеличили народонаселение (выросло целое поколение, которое знало о прежней родине только по рассказам родителей и учителей, книгам и видефильмам) и решили, что жизнь, не смотря ни на что, наконец-то налаживается, случилось нечто поистине мистическое.

Их новая планета взбесилась. Точно так же, как когда-то взбесилась та, с которой им пришлось бежать. Землетрясения, ураганы, бешеная вулканическая деятельность, наводнения, смерть и хаос. История повторялась.

«Вы можете хоть как-то это объяснить?» – обратились правители галадов к учёным.

Те только руками развели. Вероятность повторения данной ситуации по их подсчётам равнялась один к десяти в тридцать первой степени. То есть, на самом деле приближалась к полному нулю, хотя все нули одинаково полные, а если ноль не полный, то он уже не ноль, а пусть и ничтожное, но число.

Нашлись, впрочем, учёные – те же самые, кто предупреждал о недопустимости бесчеловечного генетического эксперимента с вельхе, приведшего к полному порабощению последних, которые немедленно объяснили происходящее. С их точки зрения галады ещё на старой родине пошли по неверному пути развития, нещадно эксплуатируя планету, чем довели её до натурального самоубийства. И теперь, на новой родине, вместо того, чтобы извлечь урок и вести себя прилично, снова наступили на те же грабли.

«Мы, – объясняли гуманистически настроенные учёные и просто хорошо образованные и воспитанные галады, – предупреждали общество, что жестокий эксперимент с вельхе может привести к непредсказуемым последствиям. То есть, аукнется так, что мало не покажется. Вот он и аукнулся. Сами вельхе себя от нас защитить не смогли, вот их планета-мать и решила взять на себя эту миссию. Как и всякая хорошая мать, которая любыми способами пытается спасти своих детей».

Следует заметить, что на этот раз часть галадского общества, включая некоторых представителей власти, прислушалась к сказанному. И решила, что следует повернуть оглобли и сделать всё так, как было. Пусть даже это потребует чудовищного напряжения сил и даже, возможно, жертв.

«Мы ошиблись, – провозгласила эта часть общества, – и обязаны исправить свою ошибку. Это единственный выход».

«А вот и не единственный, – ответила им другая, большая, часть. – Галад – царь природы. А царь добрым быть не обязан. Стоит нам один раз отступить, те же вельхе немедленно сочтут нас слабаками и, в конце концов, уничтожат. Кто сильный, тот и прав. Это закон той самой природы, на которую вы, пораженцы, ссылаетесь. В конце концов, галактика большая и кислородных планет в ней много. Если эта не успокоится, найдём другую. Нам не впервой. И вельхе с собой заберём. Уж больно хорошие рабы из них получились, мы к ним привыкли, жалко будет потерять».

По сути, столкнулись две философии, два образа жизни, две системы ценностей. И столкнулись жёстко и даже жестоко. Лоб в лоб.

Ничем, кроме гражданской войны, закончиться это столкновение не могло. И война не замедлила полыхнуть.

Естественно, гуманистически настроенные галады потерпели сокрушительное поражение. Чем ещё больше укрепили сторонников теории «галад – царь природы, а царь добрым быть не обязан» в своей правоте. Впрочем, уходить со сравнительно недавно обретённой родины всё же пришлось. Благо и прежние корабли на металлолом предусмотрительно пущены не были и новые успели настроить в достаточном количестве.

И начались скитания галадов вместе с рабами-вельхе по галактике.

Со следующей подходящей планеты их выгнали хозяева, которые оказались сильнее.

На третьей, где не было разумной жизни, на галадов обрушилась эпидемия смертельной болезни, против которой они не смогли найти вакцины. Пришлось убраться в космос, где болезнь исчезла сама собой.

Четвёртая им просто не понравилась по многим причинам.

Пятая….

Постепенно галады привыкли к тому, что нигде им вместе с их вельхе нет покоя и уверились в том, что грабить чужие планеты – те, разумеется, которые можно было безнаказанно ограбить – а затем лететь дальше – это и есть настоящая жизнь, которая высшими силами предназначена для их расы. Вот тогда они и перестали называть себя галадами. Отныне они были каравос Раво – скитальцы Бога.

Но сколько верёвочке не виться, а платить за те или иные деяния и образ жизни приходится всегда.