Текст книги "В Флибустьерском дальнем море"

Автор книги: Алексей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Да вот Кабанов удумал напасть на пиратов и захватить у них корабль. Совсем из ума выжил, – хмуро ответил он на наш вопрос. – Тут надо спрятаться получше и не высовываться, пока разбойнички не уберутся подальше. Полководец хренов! На свою жизнь наплевать, так о других бы подумал!

– Вот он о других и думает, – отозвался подошедший Николай. Думаешь, удастся отсидеться? Да за одно сегодняшнее побоище пираты прочешут весь остров! А в плен, сам знаешь, они никого не берут. А если и уцелеем... С голодухи здесь подыхать собрался, или голыми руками ковчег построишь? Кабанов прав. Захват корабля – наш единственный шанс выбраться с острова.

– Захватит он его, как же! – недовольно пробурчал Ардылов. Пуговицу подарить? Пришьешь на лоб, будешь губу пристегивать.

– Пошли! Не веришь – вешайся сразу. Тебе мучиться не придется, а мне твое нытье выслушивать. – И Коля едва ли не силой увлек приятеля за собой.

Мы двинулись следом за ними и скоро заметили группу мужчин.

– Значит, ждете от нас вестей до полудня, – услышали мы негромкий голос Кабанова. – Нет, часов до десяти. До полудня может быть поздно. Соберитесь заранее, чтобы потом не терять времени. Вещи, оружие, продукты. Не дождетесь – Слава отведет вас на новое место, здесь оставаться уже опасно. Там ждите сутки. Если никто из нас не придет и туда, придется вам выкручиваться самим. Но будем надеяться на лучшее.

– Всем ни пуха, ни пера, – пожелал кто-то на прощание, и Кабанов отозвался привычным:

– К черту!

И отряд без дальнейших церемоний растворился во тьме, оставив на месте двоих.

– Думаешь, что-то может получиться? – По голосу я узнала Рдецкого. – Ведь авантюра чистейшей воды.

– Тут только авантюра и годится, – ответил второй, желавший Кабанову удачи. – Если у Сергея не получится, тогда труба дело.

– А вы что здесь делаете, барышни? – Рдецкий наконец заметил нас.

– Услышали голоса и решили узнать, в чем дело. Или нельзя? сказала Юленька.

– Можно. Все можно. И много узнали? – поинтересовался Рдецкий. – Удовлетворили, так сказать, любопытство?

– Удовлетворили, – кивнула я, сомневаясь, что в такой темноте можно заметить кивок.

– Тогда идите-ка вы спать, – не то приказал, не то посоветовал Рдецкий. – Только не говорите никому, что Кабанов покинул нас и забрал с собой почти всех своих людей, а то кто-нибудь сдуру в панику ударится. Хоть до утра продержимся без жалоб и воплей.

Мы покорно двинулись прочь, но я еще услышала слова второго оставшегося, прозвучавшие с откровенным упреком:

– Зачем же так говорить? По-моему, вы такими фразами наоборот вызовете панику. Или упадок духа.

– Пусть знают, каков их спаситель, – равнодушно бросил Рдецкий. – Все равно утром увидят.

...Мне снился наш белоснежный "Некрасов", родная каюта, мы с Юленькой снова ласкаем друг друга, и тут входит Сергей в военной форме, смотрит на нас пристальным мужским взглядом, уверенно направляется к нам...

Продолжения я не помню, но у меня все произошло прямо во сне.

Было раннее утро. Сквозь расступающиеся облака пробивались ослепляющие лучи солнца. Тут и там просыпались наши подруги по несчастью, кое-кто вертел головами, не соображая спросонок, где же мы. В отдалении зазвучал веселый детский голос, чей-то взрослый резкий вскрик – и ребенок затих.

С сосредоточенным видом прошли двое мужчин со старинными ружьями за спиной, а потом откуда-то выскочила Рита, объявила, что есть важные новости, и мы (я имею в виду женщин) покорно сбились в кучу.

Новости для всех прозвучали откровением. Лишь мы с Юленькой уже знали о случившемся, и потому были спокойнее остальных.

– Ты не волнуйся, мама! Папка покажет этим паршивым пиратам! авторитетно заявил мальчуган своей заметно нервничающей мамаше. В матери я узнала жену Ширяева, бывшего сослуживца и нынешнего помощника Кабанова.

– Вот видишь! – воскликнула она в ответ. – Твоему папе до нас дела нет! Ушел и даже не попрощался, а мы выкручивайся сами!

– Спокойно! – Рита тоже услышала их короткий диалог. – Все вы должны понять, что другого выхода у нас нет. Нам так или иначе необходимо покинуть остров, поэтому мужчины решили рискнуть. Пошли только самые опытные бойцы и все моряки, чтобы в случае удачи сразу отвести корабль в заранее условленное место. Старшим в лагере остался Рдецкий. Человек он опытный, знающий. Если что, сумеет вызволить нас из беды. Кроме него с нами тридцать мужчин и десантник с автоматом. Оснований для паники нет никаких. В десять часов мы все уходим отсюда, поэтому прошу к этому часу быть готовыми.

Насчет опасений Рита хватила через край. Наверняка даже младенцы поняли, что от нас ушли самые боеспособные мужчины во главе с весьма популярным Кабановым. Сомнительно, что кто-либо всерьез рассчитывать на оставшихся защитников. Думаю, возьми мы оружие сами, и эффект стал бы примерно тем же. Поэтому понятно, что общее настроение нельзя было назвать радужным.

Ожидание тянулось необыкновенно долго. По мере того, как время приближалось к условленному часу, безумная надежда стала все больше уступать место глубокому отчаянию. Что касается меня, то я понимала, что смерть Кабанова с его людьми – это пролог нашей гибели. Странно только, что собственная гибель воспринималась отстраненно, а вот Серегина вызывала такую душевную боль, точно я думала о самом дорогом для меня человеке. Последний час я буквально не находила себе места от тревоги.

Время ожидания подошло к концу, и Рдецкий вместе со Славиком объявили подготовку к выступлению. Как обычно, все оказались не готовы и принялись в спешке собирать немудреные пожитки. Когда же сборы были с запозданием закончены, то оказалось, что уже поздно.

Прежнего наблюдения за окрестностями под конец уже не вели, и пиратов заметили совершенно случайно. Большой отряд разбойников, намного больше вчерашнего, поднимался с той же стороны и скоро должен был достигнуть вершины. Ни о каком отпоре не могло быть и речи. Мы все столпились в ложбине, словно бараны, не зная, что предпринять. Галдеж стоял такой, что его наверняка было слышно за километр, но в нем были сплошные сетования на судьбу и обвинения в адрес ушедших.

– Надо разбегаться в разные стороны! – перекрыл общий гвалт голос Рдецкого. – Всех не переловят, и хоть кому-то удастся спастись!

– Ни в коем случае! – возразил ему Славик. – Нас тут тридцать мужиков, неужели мы не сможем оказать сопротивление?

– Какое сопротивление? – выкрикнул Лудицкий. – Нас тут всех перебьют!

– Тогда надо отослать женщин и детей, а один десяток прикроет их отход, – предложил Славик.

Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из наших мужичков согласился войти в число этой десятки! Они были готовы броситься в бегство первыми, но тут неожиданно грянул знакомый голос:

– Отставить!

Во всеобщей сумятице никто и не заметил, как среди нас объявился Кабанов в сопровождении одного из своих бойцов.

– Всем слушать команду! – В голосе Сергея звенел металл. – Мы захватили пиратскую бригантину. Сейчас она укрыта в бухте, километрах в восьми отсюда. Это два, от силы два с половиной часа ходьбы по лесу. Всем организованно и без паники двинуться на корабль! Проводник и ответственный за марш – Грушевский. Он указал на своего спутника. – Его заместитель – Чертков. Выступить немедленно, никому не отставать, в дороге соблюдать осторожность! Самые крепкие мужчины понесут детей. Вопросы есть? Нет? Тогда вперед! Я прикрою отход.

Он забрал у Славика автомат, парой слов пресек все возражения и взглянул на нас так, что мы без дальнейших слов и проволочек поспешили выполнить его приказания. Мы торопливо двинулись к противоположному склону, уже на ходу вытягиваясь в колонну.

Сергей с полминуты стоял позади, глядя нам вслед, а потом повернулся и решительно двинулся навстречу пиратам.

Через некоторое время сзади защелкали выстрелы. Порою они звучали часто, порой замолкали на некоторое время, снова гремели и умолкали опять. В эти моменты мы понятия не имели, жив ли еще Кабанов, а только шли и шли по бесконечному лесу к ожидавшей нас бригантине.

Потом позади нас окончательно и бесповоротно воцарилась зловещая тишина...

35. ИЗ ДНЕВНИКА КАБАНОВА

...К сожалению, это не решало главного. Я отнюдь не был уверен в успехе нашей авантюры, и люди по-прежнему оставались в лагере на горе. Надо было как можно скорее привести их сюда и со спокойной душой убраться с острова, пока нас не перехватил фрегат. Да, мы могли бы встретить его залпом, даже повредить, но потопить этими пушками даже такие лохани достаточно трудно. А это означало одно: дело кончилось бы неизбежным абордажем, и исход его был предрешен заранее.

Все решали быстрота и удача. Я решил отправиться за людьми сам. С собой я взял только Гену – он был единственный, кто знал кратчайший маршрут. Да нас и было не настолько много, чтобы мы могли передвигаться крупными группами. С другой стороны, нельзя было полностью исключить возможность по дороге встретиться с пиратами, и посылать Гену одного я не рискнул.

Добрались мы благополучно, но, как выяснилось сразу же, буквально в последний момент. Флибустьеры уже карабкались на вершину, и было их на сей раз больше полусотни. Наши горе-вояки не имели мужества встретить их достойно, а сплотить их Славик не сумел. Впрочем, нам сейчас было не до боя. Главная задача заключалась с ином – спасти как можно больше людей. Нам осталось лишь немедленно отступить, оставив минимальный заслон против подступившего вплотную противника.

Положиться на ополченцев я не мог. Рдецкий тоже отпадал. Оставались мы трое, но один из нас должен был повести людей к кораблю. Я на секунду заколебался, подумал, кого из ребят оставить с собой, но карабин был на бригантине, а автомат тольео один. Поэтому я приказал уходить всем. Ни Славе, ни Гене не хотелось этого, однако приказ есть приказ.

У меня был автомат с парой связанных магазинов, четыре десятка патронов россыпью, да револьвер. Хотелось верить, что один "калашников" стоит полусотни мушкетов, и я смогу задержать пиратов хотя бы на полчаса. Большего и не требовалось. Два, а то и три километра – достаточная фора при разделяющем корабль и гору расстоянии. Тем более, что подгоняемые страхом пассажиры будут спешить изо всех сил.

Я не собирался записываться в покойники. Правила войны тоже совершенствуются со временем, и стоило сыграть в игру по тем, что будут приняты в конце двадцатого века.

До противника оставалось полторы сотни метров, когда я залег на заранее выбранной позиции, перевел автомат на одиночную стрельбу и привычно поймал на мушку рослого загорелого головореза, чуть опередившего других.

Четырнадцатью патронами я свалил тринадцать нападающих, и лишь тогда остальные сочли за благо отступить, скрыться в кустах. Все это заняло минуту, от силы полторы, и сидеть здесь мне оставалось до безобразия долго.

Понесенные пиратами потери невольно заставили их призадуматься. Даже самым глупым из них стало ясно, что взять вершину нахрапом у них не получится. Какое-то время они покорно сидели в кустах, прикидывая дальнейшие действия. Воспользовавшись паузой, я дозарядил магазин и не спеша покурил. Изредка то один, то другой смельчак пытался высунуться, оценить обстановку. Я им не мешал. Одним больше, одним меньше – существенной разницы не было. Моей задачей было задержать флибустьеров, а убивать их при этом или нет, это уже детали. Лично я не возражал против нейтралитета минут на тридцать, а там бы со спокойной душой мог отправиться восвояси, но противник решил иначе.

Их тактика не блистала оригинальностью, но придумать что-то лучшее было трудно. Сразу две группы направились в обход с флангов, в то время как часть пиратов осталась на месте, изредка постреливая в мою сторону.

Я не отвечал, экономил патроны. Лишь когда вконец обнаглевшая парочка попыталась подобраться ближе, я двумя выстрелами уложил обоих. Увлекся, выстрелил в приподнявшегося разбойника и промахнулся.

Полчаса уже миновало, но отходить стало опасно. Надо было прежде отвадить пошедших в обход, и я вогнал в магазин три недостающих патрона, незаметно покинул позицию и переместился влево.

К тому времени пираты почти успели завершить маневр. Передним оставалось до вершины каких-то семьдесят метров, но несколько прицельных выстрелов и четыре новых трупа мигом умерили их пыл и заставили отступить. Я сразу же бросился в другую сторону.

На этот раз мне повезло гораздо меньше. Я не успел добежать, как сразу три пирата оказались на гребне прямо передо мной, и три мушкетных ствола уставились в мою сторону, готовясь изрыгнуть смертоносный свинец.

Я опередил их на какую-то долю секунды. Очередь с бедра почти в упор срезала всех троих. Я подскочил к гребню и едва не столкнулся с карабкающимся наверх подкреплением. Четверо были совсем рядом, еще трое порядком отстали на крутом в этом месте склоне. Выстрелы предупредили их о моем приближении, и сразу двое ближайших флибустьеров пальнули в меня из мушкетов.

Меня спасло только то, что в конце семнадцатого века стрельба еще не была искусством и оставалась прелюдией к рукопашной. Будь моим противником кто-либо из моих современников – и мне не пришлось бы записывать в дневник воспоминание об этом бое. Одна из пуль просвистела совсем рядом, а, когда я одной короткой очередью срезал двоих, стоящих слишком близко друг к другу, еще одна пуля ударила меня в левую руку в районе локтя.

Инстинктивно я бросился в сторону, упал, откатился подальше. Затем двумя короткими – по два патрона – очередями убрал обоих уцелевших ближних, вновь перевел автомат на одиночную стрельбу, но последняя троица, не дожидаясь своей порции свинца, сломя голову мчалась вниз. Стрелять вдогонку я не стал.

Теперь пора было отходить. Оборонять обширную вершину сразу с трех сторон я не мог. Левый рукав быстро пропитывался кровью, а кровь – это в первую очередь силы. Я еще мельком подумал, что и тут повезло: рана в ноге могла оставить меня здесь навсегда. Я уже поднялся, чтобы бежать, и тут увидел забравшихся на гору с фронта и левого фланга пиратов.

Заметив мое движение навстречу, некоторые из них выстрелили, и правое плечо обожгло сильной болью.

Это вообще никуда не годилось. Я плюхнулся на колено и с левой руки тремя патронами поразил троих. На четвертый раз боек предательски щелкнул – магазин опустел.

Я сменил магазин и передернул затвор, потратив секунды три. Выстрел, еще одно безжизненное тело, но остальные поняли, что жизнь дороже любой бравады, и торопливо попадали на землю.

Я не стал дожидаться, пока они сообразят, что стрелять можно и лежа, и это даже удобнее. Вряд ли кто-нибудь из моряков умеет хорошо бегать, тут на моей стороне были все преимущества, и я припустил так, словно в конце дистанции меня ждал ценный приз.

В принципе, так оно и было. Продолжай я бой, два с половиной десятка уцелевших джентльменов удачи имели достаточно много шансов убить меня. Дело не в трусости. Я был обойден с трех сторон, и флибустьерам ничего не стоило замкнуть кольцо. Стрелял я намного лучше их, о превосходстве "калашникова" перед их оружием я уже и не говорю. Там, где я служил, учили крепко, со знанием дела, но никакое мастерство не поможет пополнить запас патронов. Стоит расстрелять последний магазин, и автомат превратится в бесполезный кусок железа, а набить его мне бы уже не дали.

Я выполнил свою задачу. По времени люди должны были находиться на полпути к бухте, и догнать их пираты уже не могли. Лишний десяток перебитых англичан не давал нам решительно ничего, а сам я еще был нужен товарищам по несчастью, да и автомат мог пригодиться в какой-нибудь чрезвычайной ситуации.

Короче, пока флибустьеры приходили в себя, я успел добежать до дальнего склона и скрыться с их глаз. На всякий случай я взял правее пути, по которому должны были следовать пассажиры, и производил по дороге немало шума.

Обернувшись уже внизу, я увидело на вершине нескольких противников, махнул им на прощание зажатым в левой руке автоматом и помчался дальше в лес. Я бежал быстро, стараясь оторваться от возможной погони, а сам прикидывал, где в данный момент могут находиться мои современники. Бой в общей сложности длился пятьдесят восемь минут, без малого час, и по идее пассажиры могли уже преодолеть около половины расстояния.

Пробежав пару километров, я выбился из сил и был вынужден устроить себе кратковременный отдых.

Индивидуальным пакетом (они входили в комплект аварийного снаряжения корабельных шлюпок) я кое-как перевязал раны, забил в магазин последние патроны, перекурил и двинулся дальше. Локоть был едва задет – большая кровоточащая царапина, – но с плечом дело обстояло намного хуже, и я еле шевелил правой рукой. Пуля застряла во мне, я чувствовал чужеродный кусок металла и мог только радоваться, что он не засел где-нибудь в сердце.

Усталость, бессонные ночи, раны, – все это здорово давало о себе знать, и, доведись мне столкнуться с полудюжиной пиратов, я стал бы для них не самой грозной добычей. Мир вокруг потерял четкость, порой я балансировал на грани потери сознания, но всякий раз приходил в себя и все шел, шел, шел...

Фортуна от меня не отвернулась. Я никого не встретил по пути, и наконец увидел перед собой долгожданную бухту со стоящим на якоре кораблем – нашим кораблем! – и спешащую ко мне лодку. И только тогда сознание на время покинуло меня, и я рухнул на песок...

36. НАТАША. В ЛОВУШКЕ

Это было странное шествие. Более полусотни мужчин, женщин, детей, обуреваемых одним-единственным желанием – спастись! Кто-то нес детей, кто-то продовольствие, кто-то тащил свои вещи. Вдобавок и одеты мы были кто во что горазд, и со стороны напоминали толпу беженцев, лишенных последнего пристанища.

Впрочем, так оно и было. Мы действительно потеряли все, даже больше, чем все, ведь к числу потерь относились не только наши дома и вещи, а у многих и состояния, но и само время. Наше время. Пусть для кого-то зыбкое, неустойчивое, однако, как оказалось, до боли свое. Теперь мы мыкались в чужой и чуждой эпохе на затерянном где-то у берегов Америки необитаемом островке, и вздрагивали при одной мысли о пиратах, известных прежде лишь по фильмам и книгам.

Мы шли, и постепенно наше шествие становилось все более упорядоченным.

Впереди, указывая дорогу, шагал Гена, а за ним Рдецкий с несколькими мужчинами. Далее следовали женщины, дети, мужчины с поклажей, включая тех же детей, а сзади нас прикрывали несколько человек во главе со Славой. Он же следил, чтобы никто не отстал, но даже самые слабые шли без малейших жалоб, понимая, что любая задержка грозит смертью.

Позади давно смолкли выстрелы. Может, мы отошли слишком далеко, а может, уже некому было стрелять. Лишь тот же лес тянулся и тянулся, и не было конца и края пальмам, кустарнику, траве...

Я уже давно выбилась из сил и шла как заведенный автомат. Но вот впереди мелькнул просвет, другой, и мы вышли к долгожданной бухте. А вскоре мы оказались на корабле.

Я проходила в море больше года, но даже представить себе не могла, что на судне может быть такой бардак. Палуба была залита недавно пролитой кровью, но она и перед этим была самым натуральным образом грязной. Повсюду валялись объедки, тряпки, деревяшки, пустые бутылки и прочий мусор, настил был скрыт под слоем грязи, а запашок стоял такой, что привокзальный гальюн показался бы благоуханным раем. Не лучше было и в немногочисленных каютах и кубриках. Создавалось впечатление, что в них жили не люди, а самые натуральные свиньи, не имевшие о чистоте ни малейшего понятия.

Кроме того, бригантина оказалась тесноватой. Даже на палубе свободного места было совсем немного. Вдоль бортов стояли пушки, ближе к середине – какие-то бочки, сверху свисало множество различных веревок и канатов, и ходить среди них было трудно, как в тропическом лесу.

И все-таки это был корабль, и он мог унести нас прочь от этих страшных мест, где постоянно приходилось опасаться за свою жизнь, и где не было элементарнейших удобств. На бригантине с удобствами дело обстояло не лучше, иначе говоря, их не было совсем, но мы и не собирались долго на ней оставаться. Добраться бы до более цивилизованных мест, а там как-нибудь проживем.

Только бы Сергей вернулся живым и невредимым! Он самый сильный, самый умелый и просто не имеет права погибнуть! Лучше пусть кто-нибудь другой! Сколько их здесь, ни на что не годных! Так почему?...

...А наши злоключения и не думали заканчиваться. Второй пиратский корабль шел вдоль берега, и мы, не успев даже толком распределиться по кубрикам (каюты, за исключением капитанской, были отданы детям), включились в жаркий спор: что же теперь делать?

– Надо, пока еще не поздно, уходить из этой ловушки, громогласно объявил Рдецкий. – Фрегат далеко, и у нас есть все шансы удрать. Но делать это надо быстро!

– Какие шансы? – возразил Валера. – Против нас опытные мореходы. По сравнению с ними мы жалкие дилетанты. И потом, у них в команде полный комплект, а у нас семь человек, когда надо раз в пять больше. Мы не выдержим состязания с пиратами ни в скорости, ни в маневренности.

– Значит, хреновые вы моряки, раз ни черта не умеете и не можете! – Рдецкий сказал это другими, более резкими словами. А нет людей, так вот же они! – Он указал на пассажиров. Неужели ради собственного спасения они не помогут вам управлять этим корытом?

– Любому делу хоть немного учиться надо, – мрачно изрек Валера. – Окажемся с этой спешкой на дне морском.

– И потом, мы должны дождаться Кабанова, – напомнил Ширяев. Бросить его на острове было бы подлостью.

– Сам виноват, – отмахнулся Рдецкий. – Что дороже – семьдесят жизней или одна? Я уже не говорю про то, что его наверняка и в живых-то нет.

– Сволочь ты, Гриф, и больше никто, – бросил ему Ширяев. Давить таких надо как клопов!

– Уж не ты ли давить быдешь? – угрожающе выдохнул Рдецкий, делая шаг вперед. – Мало я тебя учил?

– Хватит, отучился! – отрубил Григорий. – Кончилось твое времечко, Гриф! Лет уж двести, как кончилось.

За спиной Ширяева, словно невзначай, оказались остальные ребята Кабанова, и их вид не сулил Рдецкому ничего хорошего. Да и кое-кто из пассажиров не выдержал, присоединился к ним. Грифу не осталось ничего другого, как пойти на попятную.

– Что было, то было, ни к чему ворошить прошлое. Недаром говорят – кто его помянет, тому глаз вон. Но у меня два вопроса. Как долго мы будем ждать Кабанова? Учтите, что он, возможно, давно убит. И второе. Стоило ли захватывать корабль, раз все боятся выйти на нем в море?

– Придет время – выйдем, – отозвался Николай. – А захватывали мы его не для игры в морской бой.

– Пусть так. Ставлю вопрос шире. Кто нами сейчас руководит? Я не противник демократии, но если мы будем устраивать диспуты по любому поводу, всем нам скоро придет конец. До тех пор, пока мы находимся в таком сложном положении, вся власть должна быть сосредоточена в руках одного человека. Только тогда мы сможем спокойно вздохнуть, а в конечном итоге – спастись.

– У нас уже есть командир – Кабанов. Другого нам не надо, твердо заявил Григорий, и многие одобрительно загудели.

– Вы меня не поняли. Кабанов наш, если так можно выразиться, главнокомандующий. Он самый опытный военный среди нас, но нам нужен именно Руководитель, на все случаи жизни.

Наверное, лишь идиот не понял бы, куда гнет Рдецкий.

– Сергей именно такой руководитель и есть, – поддержал Ширяева Гена. – На все случаи жизни. А на корабле власть принадлежит капитану.

Он кивнул в сторону нашего единственного штурмана. Ярцев промолчал, и этим снова воспользовался Гриф.

– Тогда не понимаю, кто из них главнее: Кабанов или Ярцев? Иными словами, десантник, или моряк?

– А еще на это место претендует вор в законе, так что есть из кого выбирать! – во всеуслышание объявил Григорий.

Их взгляды встретились. Если бы ненависть могла испепелять, от обоих остались бы кучки пепла.

– Позвольте, – начал вдруг Лудицкий. – Мне кажется, что мы подходим к делу не с того конца. Существуют законы...

– Законы остались в прошлом, точнее – в будущем, – сказал Валера. – Руководитель у нас и в самом деле один – Кабанов, а я всего лишь управляю кораблем.

– Я не умаляю его заслуг. Мы ему обязаны очень и очень многим, но если его и в живых нет? – спросил Рдецкий.

– Так вот же он! – воскликнул кто-то из пассажиров, указывая на недалекий берег.

Все, как по команде, бросились к борту. У самой кромки воды стоял Кабанов, пошатывающийся, перевязанный, но живой. Живой...

Одна из шлюпок оставалась на воде, и туда сразу прыгнули несколько человек: гвардейцы Кабанова, моряки, и – неожиданно для себя – я.

Ребята выкладывались не хуже спортсменов на соревнованиях, и лодка не плыла, а летела по спокойным водам бухты. Никто меня ни о чем не спросил – видно понимали мои чувства. А может, просто было не до праздного любопытства.

Шлюпка с разгона уткнулась в песок, и мы сразу бросились к ждущему нас Кабанову. Сергей вдруг покачнулся и упал. Ребята подхватили его, уложили в лодку и сразу пустились в обратный путь.

Голова Сергея лежала у меня на коленях. С невольным изумлением я поняла, что мне до безумия дорог этот сильный человек, без малейших колебаний готовый рисковать жизнью ради спасения других, дважды спасший меня, а теперь потерявший сознание от ран. Он был совсем некрасив, если говорить о том, что обычно понимают под мужской красотой, и одновременно прекрасен, как спустившийся с небес бог. Наше положение оставалось трагичным, раны Сергея могли оказаться опасными, но его голова лежала на моих коленях, и я была по-своему счастлива.

Беспамятство Кабанова длилось недолго. Глаза его приоткрылись, скользнули по сторонам, задержались на мне, и он спросил:

– Все дошли?

– Так точно, то... Сергей, – ответил Григорий. – Все люди на борту, раненных и отставших нет. Сильно вас зацепило?

– Ерунда, заживет. – Лицо Кабанова едва заметно сморщилось от боли. – Сейчас поднимусь.

Он действительно сел, и даже по шторм-трапу поднялся сам, помогая себе одной рукой.

Пассажиры – даже те, кто не особенно жаловал Кабанова, встретили его с восторгом. Само его присутствие, пусть раненого, вселяло в людей уверенность в благополучном исходе. Можно было сколько угодно ворчать на введенные строгости, однако нельзя было не признать, что именно Сергей отводил от нас беду. А что до его методов, так ведь и процессом лечения мало кто бывает довольным. Но лечатся же, сознавая, что иначе будет во много раз хуже.

На палубе Кабанов снова превратился в требовательного начальника, мгновенно вошел в курс последних дел и одобрил решение оставаться в бухте.

– В открытом море пираты будут сильнее нас. На их стороне умение, привычка, огромный опыт. Я уже не говорю о превосходстве в артиллерии. Кстати, вместо никчемных словопрений лучше бы поучились парусному делу. Раз мы вынуждены пользоваться такой техникой, то должны усвоить: семь человек физически не в состоянии управлять бригантиной. Все мужчины должны как можно скорее овладеть азами морского дела. Лишь в этом случае мы сможем добраться до других берегов. Хватит считать себя пассажирами. Ярцеву сейчас же разбить людей по вахтам и приступить к обучению. Всем бывшим десантникам и спецназовцам организовать непрерывное наблюдение за морем и берегом, а также заняться освоением артиллерии. Женщины, как всегда, пусть подсчитают запасы и приготовят обед. Пока все.

Люди стали послушно расходиться. Лица многих мужчин выражали недовольство, но возражать против распоряжений Кабанова не посмел никто. Да и как возражать, когда речь идет о собственном спасении? Приказы Сергея были элементарны и очевидны. Даже странно, что до этого не додумались раньше. Или споры о власти были важнее?

– Давайте осмотрим ваши раны. – Петрович подошел к Кабанову с видом человека, занятого своим делом.

– Валяйте, – после краткого раздумья согласился Сергей. – Как ни странно, сегодня я у вас единственный пациент.

До флота я почти полгода проработала санитаркой в больнице, да и всевозможные курсы по оказанию первой помощи проходила не раз. Сообщив об этом, я быстро набилась в ассистентки к нашему эскулапу. Не скажу, что мне был приятен вид крови, но надо же было хоть чем-нибудь помочь Сергею!

Рана на левой руке оказалась пустяковой. Пуля прошла вскользь, сорвав по кожу и слегка задев мышцы. Петрович ее быстро обработал и перевязал. Зато рана плечо оказалась гораздо серьезнее. Пуля не смогла пробить тело насквозь, и застряла в теле. Петрович, хирург по образованию, предложил удалить ее, но Сергей попросил подождать до подхода фрегата.

Всех занимал один вопрос: заметят нас или нет? Деревья на косе частично скрывали мачты, все паруса были убраны, и только случайность или особо острое зрение пирата-наблюдателя могли раскрыть наше присутствие. Если нас не обнаружа, то с уходом фрегата мы сможем покинуть бухту и бежать на все четыре стороны.

Почти все занимались какими-то делами. Мужчины терпеливо изучали искусство ставить и убирать паруса. Рита с добровольными помощницами старательно исследовала содержимое трюмов и погребов. Кто-то наблюдал за берегом, кто-то заканчивал приготовление нехитрого обеда. Каждый старался найти в делах кратковременное забвение, но мысли то и дело возвращались к фрегату. Заметит или нет?

Не заметил. Не сбавляя хода и не меняя направления, парусник прошел вдали от берега и стал медленно удаляться к югу. Пираты успели поставить на него третью мачту, и он шел при полном параде, окутавшись парусами – не белоснежными, как я представляла, а грязновато-серыми.

Вообще говоря, реальность имела с книгами мало общего. Одна лишь грязь на бригантине стоило многого. Не представляю, как пиратам самим было не противно плавать на такой помойке? Раньше я была более высокого мнения о своих древних коллегах и предполагала наличие хоть каких-то бытовых удобств. На бригантине не было даже бани, словно никто и никогда здесь не мылся. Примитивный гальюн да грубые нары в кубриках без всякого белья и без матрасов – вот пожалуй и все, чем обходились моряки. В каютах, правда, были более удобные постели, но кают было раз-два и обчелся, да и чистотой они почти не отличались от кубриков. Если же учесть, что народа на бригантине было больше, чем нас, оставалось загадкой, как они вообще могли здесь разместиться.

Между тем расстояние до фрегата потихоньку увеличивалось, и Сергей согласился на операцию. С юта прогнали всех посторонних, устроили примитивную лежанку и приступили к делу. Ни о каком наркозе не могло быть и речи. Еще хорошо, что у Петровича оказались с собой кое-какие инструменты. Их старательно протерли трофейным ромом. Целый стакан этой гадости Сергей принял внутрь вместо обезболивающего и спокойно лег на "операционный стол", в нарушении всех правил покуривая сигарету. На работу Петровича он не смотрел и старался делать вид, что происходящее его вообще не касается. Но несколько раз лицо Сергея морщилось от боли, а на лбу выступали капельки пота.