Текст книги "Русский фронтир"

Автор книги: Алексей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

6

Вид стоявших в гавани кораблей разочаровывал. Среди множества самых разнообразных купцов взгляд задерживался разве что на нескольких крохотных корабликах под Андреевским флагом. По сравнению с ними собственный шлюп казался слоном в окружении мосек.

– Что вы хотели, господа? – оценил выражение лиц подчиненных Головнин. – Сами знаете, как обстоят дела с флотом.

– Главное – толковый министр, – хмыкнул молоденький мичман Врангель.

Впрочем, молодыми являлись большинство офицеров «Камчатки».

– Не все зависит от маркиза. Сколько знаю, предписание всячески экономить исходит отнюдь не от него, – справедливости ради поправил Головнин. – Да и здесь – не все же сразу.

– Зато начальник порта – контр-адмирал, – вновь не удержался офицер.

– Господа, – предостерегающе произнес капитан. – Критиковать легче всего. Могу лишь сказать – вся эта мелочь довольно неплохо несет службу в здешних водах. При обилии островов и островков хороший ход и маневренность часто значат намного больше, чем размеры и вместительные трюмы. Вряд ли при прочих условиях мы сумеем догнать посреди архипелага какой-нибудь из местных корабликов. В открытом море – дело другое. Да и скоро придет эскадра, и тогда положение вмиг переменится.

Авторитет Головнина среди его офицеров был бесспорен. Да и их ворчание имело в основе патриотизм. Молодым мичманам и лейтенантам очень хотелось, чтобы русский флот уже сейчас был сильнейшим в мире.

Но капитан был прав во всем. Не так давно закончившаяся война заставляла все внимание обратить на армию, и флот поневоле несколько зачах за прошедшие годы. Нет, он тоже принимал участие в боях, сначала – в обороне Риги, затем – в блокадах Гамбурга и Данцига, да еще в крейсировании совместно с англичанами в Северном море, просто на фоне подвигов сухопутных войск это поневоле терялось, казалось не столь значимым.

Сейчас положение медленно менялось. Удлинившиеся коммуникации, далекие земли – все поневоле принуждало увеличивать корабельные силы. Дело дошло до того, что даже черноморских моряков, обычно стоявших несколько наособицу, переводили на спешно формируемый океанский флот.

– Ладно, господа. Сейчас я навещу Моллера, а потом уж станет ясно, чем придется заниматься в ближайшее время и долго ли продлится стоянка. Пока же разведите людей на работы. Вдруг адмирал решит посетить наш корабль? – И, предвидя возражения, Головнин заявил: – На берег сойдете вечером.

По части адмирала Головнин оказался прав. Даже больше, чем прав. Едва «Камчатка» встала на якорь, как от берега отвалила шлюпка под адмиральским флагом. Видно, Моллер скучал на берегу, а то и просто готовился взять под командование объявившийся корабль. Адмирал, а весь флот – несколько жалких посудин. Тут поневоле заспешишь на пришедший шлюп.

Настоящих моряков никакое стихийное бедствие врасплох не застанет, будь то непогода или визит самого высокого начальства. Пусть плавание было долгим, но перед прибытием в порт весь корабль был приведен едва ли не в идеальное состояние. Днище, разумеется, нуждалось в чистке, кое-какие детали требовали ремонта или замены, солонина в некоторых бочках протухла, а вода отдавала болотом, но палуба радовала глаз чистотой, словно дело происходило не на боевом корабле, а во дворце знатного вельможи, и даже кубрики были прибраны едва ли не до идеального состояния.

Несмотря на свой довольно солидный возраст, Моллер поднялся по трапу легко. Адмирал был в полной форме, при орденах и Анненской ленте через плечо, словно не он был важным визитером, а, напротив, проверяли его.

Свита главного командира порта была невелика. Пара адъютантов – вот и все, кого взял с собой самый старший морской начальник в здешних краях. Вполне возможно – по краткости пребывания в должности и лишь недавнему переходу порта под юрисдикцию Российской империи – просто не имел еще полагающийся для своей должности штат.

Вопреки ожиданиям осматривать шлюп Моллер не стал. После всех положенных по ритуалу приветствий он сразу повернулся к Головнину и спросил:

– Надеюсь, Василий Михайлович, в каюту вы меня пригласите?

Подобные вопросы в начальственных устах звучат словно приказ, и капитан склонил голову:

– Почту за честь, ваше превосходительство.

Если уж начальник встретил подчиненного сам, следовательно, существуют некие причины, которые подвигли его на это.

– Как дошли, Василий Михайлович? – спросил адмирал, когда они оказались в капитанской каюте вдвоем.

Каюта была небольшой, но оба моряка давно привыкли, что на кораблях не бывает просторных помещений.

– Хорошо, ваше превосходительство.

– Давайте без чинов, – махнул рукой Моллер.

– Слушаюсь, Антон Васильевич.

Вообще-то Моллера звали Беренд Отто, но его давно переиначили на русский лад, против чего моряк не возражал. Подобно многим своим соплеменникам, он искренне считал себя русским, и что с того, что думал порою на немецком языке?

– Я понимаю, Василий Михайлович, вам всем не терпится на берег, но есть дела, которые лучше обсудить сразу. – Моллер на правах старшего расположился в капитанском кресле, и его собеседнику пришлось за неимением другой мебели присесть на койку и всей позой изобразить предельное внимание.

– Видите ли, Василий Михайлович, ситуация складывается так, что я вряд ли смогу дать вам долгий отдых, – вздохнул Моллер.

– Антон Васильевич, я имею приказ морского министра сделать здесь остановку, а затем по возможности без промедления двигаться дальше. – Головнин сразу понял, что адмирал хочет оставить его корабль в своем распоряжении.

– Вот именно, что по возможности, – подчеркнул последнее слово адмирал. – А ее в данный момент, к сожалению, нет.

Он тяжело вздохнул и продолжил:

– В Санкт-Петербурге просто не понимают серьезности нашего положения. Мы приобрели огромную территорию, однако она, будем называть вещи своими именами, почти вся охвачена войной. Неудачные восстания не охладили горячие головы, а перемена метрополии не сыграла для них никакой роли. Еще до нашего прибытия некоторые предприимчивые и жадные до власти люди сформировали так называемое республиканское правительство, считающее все земли Мексики своей собственностью. Благо северный сосед с готовностью приютил самозваных правителей у себя. Теперь оттуда к нам сушей и морем постоянно вторгаются отряды бандитов самой разной численности. А сил у нас, увы, нет. Войск, несмотря на обещания, так и не прислали. Граница велика, и прикрыть ее нечем. Но нас, моряков, это не касается. Наше дело – защищать от вторжения побережье. И все – среди бесчисленных островов и островков, где весьма удобно укрыть не то что одинокий корабль, а целую эскадру. Вы же, надеюсь, помните, как здешнее море именовалось в сравнительно недавние времена. Помимо высадки десантов, которые мы обязаны пресекать, приходится иметь дело с самыми обычными пиратами. Нападения на купеческие суда – вполне заурядное явление в здешних водах. И чем бороться с напастью? Вы видели наш местный флот?

– Видел, Антон Васильевич, – кивнул Головнин.

Несмотря на звание, он был больше мореплавателем, чем собственно военным моряком, но теперь явно пришла пора вспомнить молодость. Головнин почти мальчишкой участвовал в сражениях на Балтике со шведским флотом, и никто не смог бы сказать, что юный гардемарин праздновал труса.

– Незадолго до вас должен был прийти галиот «Святой Антоний», однако… – Адмирал развел руками.

– Может, что-то помешало? – предположил Головнин. – Например, противный ветер, какая-нибудь поломка…

– Вам ветер сильно мешал? – спросил Моллер. – Конечно, может быть всякое, но что-то мне подсказывает: случилось гораздо худшее. Сильных штормов в последнее время не было, однако если бы все опасности ограничивались лишь штормами!

– Мы должны поискать галиот? – спросил капитан.

– Где? В архипелагах?

– А вдруг…

– Довольно безнадежная затея. Я уже послал половину имеющихся в распоряжении судов, и ваше участие не окажет на поиски особого влияния.

Было видно: адмирал, герой обороны Риги от наполеоновских полчищ, не питает иллюзий по поводу поисков.

– Тогда что же, Антон Васильевич?

– Задачи две. Первая – послужить охраной грядущим транспортным судам. И вторая, она же главная, – постараться найти, но не следы галиота, а место, где устроили базу пираты. Судя по их нахальству, там действует целая флотилия, и она не может отстаиваться в каком-либо из существующих здесь городов. При всем попустительстве к занятиям подобного рода даже власти Североамериканских Штатов стараются не иметь с пиратами прямых дел. Во всяком случае, на государственном уровне. На частном же – в том же Новом Орлеане местные жители охотно скупают у пиратов захваченное ими имущество. Вывод – пираты устроились на каком-нибудь островке, подходящем для стоянки, и уже оттуда нападают на наши и испанские суда. Да и английские с французскими, похоже, тоже. Это – море, тут никогда нельзя с уверенностью сказать, какой корабль стал жертвой пиратов, а какой – стихии. Живых же свидетелей морские разбойники не оставляют.

– А если шайка не одна?

– Возможно. Даже наверняка. Надо бы уничтожить их все, да только… – Моллер вторично развел руками.

– Когда прикажете отправляться? – буднично, будто не было позади перехода через океан, спросил Головнин.

Моллер посмотрел на него с непередаваемым выражением:

– Не так быстро, Василий Михайлович. Выгнать вас в море – не проблема. Надо прежде прикинуть: где же пиратское гнездо? Да и, может, Петербург успеет прислать нам еще корабли. У вас все же не фрегат, а шлюп.

Главными достоинствами шлюпов были высокая мореходность и большая автономность. Это были корабли для дальних переходов через моря и океаны. Ни особой скоростью, ни мощным вооружением они похвастаться не могли. И уж подавно не были рассчитаны на сражение в одиночку против флотилии.

– Ничего. Слава не в корабле, а в людях. Команда у меня отборная.

Адмирал одобрительно кивнул. Он сам не столь давно на небольших канонерских лодках не только ходил в рейды по лифляндским и курляндским рекам, но и даже сумел отбить у врага Митаву. Противник же был намного серьезнее всевозможных морских разбойников. Но в отличие от последних и не думал прятаться. Напротив, сам повсюду искал боя.

7

Степь – это не одни сплошные травы от горизонта до горизонта. Порою в них вклиниваются леса, небольшие рощи, да и земля – это не ровная морская гладь. На ней всегда хватает всевозможных балок, оврагов, холмов.

Подобный пейзаж для казаков был привычен с детства и напоминал бескрайные поля у родного Дона. Потому само преследование не представляло для детей степей особого труда.

Одинокий всадник всегда может затеряться в мире высоких трав. А вот отряду сделать это намного сложнее. После его движения обязательно остаются следы. Свежий конский навоз, примятая трава, отпечатки копыт там, где почва лишена растительности… Потому казаки двигались, словно перед ними был начерчен путь неудачливых налетчиков на имение дона Педро.

Разговоров практически не было. Палящее с неба солнце ощутимо давило, мучила нестерпимая жажда, накалялось оружие, и даже воздух, казалось, обжигал легкие. Земля тоже дышала жаром, и не было ветерка, который принес бы хоть подобие долгожданной прохлады.

Время от времени то один, то другой казак посматривал на небеса, проверяя, насколько склонилось к горизонту безжалостное светило. Оно вроде бы ощутимо приблизилось, намекая на свое грядущее исчезновение, но все же упорно не желало уступить место звездам.

Шедшие в головном дозоре казаки застыли, и Быкадоров немедленно послал коня в галоп, желая узнать, в чем дело.

Он быстро переговорил с подчиненными и так же быстро помчался обратно.

– Впереди засада, – оповестил сотник Муравьева и держащихся рядом с ним донов.

– Где? – Николай ни на секунду не усомнился в словах Быкадорова.

– Там чуть подальше как раз проход между оврагом и небольшим леском, – пояснил сотник. – Вот в леске они и укрылись. И небольшая часть, похоже, в овраге.

– Сколько? – уточнил Муравьев.

– Кто ж знает? – пожал плечами казак.

Капитан лихорадочно пытался составить хоть некое подобие плана. Он не привык к подобным стычкам.

Место засады было укрыто от остановившегося за холмом сводного отряда. Но и затаившийся противник не видел тех, кто шел по его следу.

– Тут как раз начинается небольшая балка. Надо послать по ней часть людей в обход леска и зайти с тыла, – подсказал привычный к подобным вещам Быкадоров. – Остальные пусть едут как ни в чем не бывало, а потом ударим с двух сторон сразу.

Уточнение плана заняло минимум времени. Еще меньше – распределение ролей в грядущем действе.

Мгновение – и Быкадоров во главе половины казаков скрылся в намеченной балке. Остальные выждали немного, а затем по сигналу Муравьева двинулись по прежней дороге. Точнее – по прежнему пути. Дорог в общепринятом смысле в степи не водилось.

Ехать оказалось неприятно. Взгляд поневоле старался заметить опасность пораньше, а пальцы – оказаться поближе к оружию. Практически все, и казаки, и люди дона Педро, словно невзначай перекинули ружья поперек седел. Ольстры тоже были предусмотрительно открыты, чтобы извлечь пистолеты сразу, едва в том возникнет нужда.

Отряд намеренно растянулся. Внешне все старались выглядеть невозмутимыми. Мало ли куда и по каким делам путешествуют люди! Едут тихо, никого не трогают, а что при оружии – так кто же ездит без него по степи?

За свои двадцать три года Муравьев не раз участвовал в самых разных сражениях, но оказалось, что стоять под выстрелами намного легче, чем дожидаться их. До опушки небольшой рощицы было шагов сто пятьдесят, до оврага с противоположной стороны – вдвое меньше. Ни там, ни здесь никто не появлялся, хотя у капитана не было оснований подвергать сомнению предчувствие казаков. Те сами много раз сидели во всевозможных засадах и знали толк в военных хитростях.

Тянуть дальше было уже нельзя. Муравьев без того выдерживал до последнего. Теперь в любой момент мог прозвучать залп, и никто бы не сказал, насколько он окажется удачным. Конечно, дистанция для прицельной стрельбы несколько великовата, но кто знает, насколько умелый противник наблюдает сейчас за небольшим отрядом? При некоторой удаче хорошие стрелки вполне в состоянии зацепить пулями если не половину, то четверть едущих, а там еще добавят от оврага…

– Вперед! – совсем не по-уставному выкрикнул Муравьев, повернул коня к лесу и дал ему шпоры.

Как и было условлено, большая часть отряда немедленно атаковала опушку, остальные – овраг. Почти сразу между деревьями вразнобой полыхнул дымок выстрелов. Однако сидящие в засаде республиканцы явно не рассчитывали на подобный оборот событий и не успели изменить прицел.

За спиной послышались выстрелы от оврага. Смотреть на их результативность времени не было. Лес стремительно надвигался навстречу, и между деревьями виднелись мечущиеся фигурки людей.

Будь на их месте профессиональные солдаты, скованные железной дисциплиной, они, возможно, еще смогли бы перезарядить оружие и встретить атакующих залпом в упор. Но никакой дисциплины не было. Повстанцев обуяла паника, и в свете изменившейся обстановки каждый все решал за себя. Большинство решений было однотипным. Разбойники бросились к укрытым до поры до времени лошадям. Главным их везением стало то, что коноводы не видели происходящего, ожидали выстрелов и потому спокойно оставались за кустами или группами деревьев.

Лишь наиболее отважные постарались повторно зарядить ружья. Делали они это довольно неумело, а вид несущихся прямо на них кавалеристов заставил позабыть о единственно спасительном ходе.

Кое-кто из казаков и людей дона Педро вблизи от леса выстрелил прямо с седла. Урона противнику стрельба с ходу нанести практически не могла, зато в души робких внесла еще больше паники. Пара же выстрелов от противоположной опушки, атакованной Быкадоровым, окончательно похоронила всякое организованное сопротивление. Теперь каждый из мятежников был только сам за себя.

Перед самым лесом кавалеристам пришлось сдержать бег лошадей. Пусть перед ними была не сплошная чаща, однако влететь наметом под сень деревьев в любом случае являлось весьма сомнительным удовольствием.

Прямо перед собой Муравьев увидел убегающего во все лопатки мужчину. Руки были заняты поводьями, да и не хотелось марать оружие непонятно о кого, и капитан просто сбил беглеца конем. Почти сразу рядом вырос верховой и торопливо выстрелил в офицера из пистолета.

Не стоило делать это на скаку. Если бы хоть прямо по ходу, а тут вообще вбок в движущуюся цель, да еще трясясь в седле самому… В следующий миг на пути всадника выросло дерево, и тот был вынужден сблизиться с Николаем хотя бы для того, чтобы не врезаться в препятствие.

Теперь у беглеца просто не оставалось выбора. Он выпустил ставший бесполезным пистолет, рванул из-за пояса саблю и сразу же нанес рубящий удар.

Клинки встретились. Муравьев остро пожалел, что не внял советам бывалых людей и взял в дорогу положенную по форме и должности шпагу. Действовать ею с седла было крайне неудобно, и еще счастье, что противник не слишком блистал умением в конных схватках.

Кони продолжали идти едва ли не в ногу, а всадники тем временем старались достать друг друга. Николай сумел изловчиться, и, когда противник, нанося очередной удар, перевесился из седла, капитан наклонился, пропуская саблю мимо, и в свою очередь обрушил клинок на беглеца.

Ткань на плече республиканца лопнула, брызнула кровь, а Муравьев воспользовался ранением противника и без перерыва нанес еще несколько ударов едва не наугад. Каждый раз чувствовалось, как шпага натыкается на человеческую плоть, и доносившиеся вскрики лишь добавляли азарта и желания рубить и рубить еще. Это и было тем, что обычно называется упоением боя. Наконец враг завалился, выпал из седла, и только застрявшая в стремени нога не позволила ему упасть на землю. Вместо этого он бился головой и руками обо все встречающиеся на пути корни, пеньки и неровности почвы.

То тут, то там из-за деревьев доносились редкие выстрелы и гораздо более частые крики. В последних звучали то боль, то ужас, то азарт, и было непонятно, чья сторона одолевает в яростном бою. Но чего понимать, если результат был предопределен в самом начале?

Кого-то из повстанцев порубили еще у опушки, многих положили в лесу, а наиболее торопливые и проворные нарвались на казаков Быкадорова. Только немногим счастливцам удалось выскочить из образовавшейся ловушки. Проскочивший лес насквозь Муравьев видел, как карьером уходят уцелевшие, а наиболее горячие из казаков и людей дона Педро преследуют их.

Самому капитану больше подраться не довелось. Не так много повстанцев устроилось в засаде. Быстрый подсчет дал примерную картину. Между деревьями и в овраге валялось три с половиной десятка тел. Полтора десятка оказались в плену, да вырваться удалось дюжине, и судьба их пока была под вопросом.

Среди казаков четверо оказались легко раненными, столько же – у дона Педро, да один из работников был убит в самом начале атаки. Учитывая понесенный мятежниками полный разгром – не такие уж большие потери.

Тут же начался допрос пленных. Народ попался, с точки зрения Муравьева, туповатый, хотя и наглый до чрезвычайности. Пощады они на словах не ждали, и в то же время было видно, что каждый надеется на лучшее. Если кто молчал – то по непониманию вопросов, большинство говорили, и бедой было только то, что ответы не совпадали.

Единственное, в чем они сошлись, – в засаде расположились далеко не все, кто напал на асиенду не желавшего поддаваться республиканскому правительству дона. Командовавшего армией Франсиско не было, как не было и губернатора, они решили, что операция слишком незначительная для личного присутствия, и потому поручили дело помощникам. Те же, в свою очередь получив отпор, решили оставить заслон на пути вероятной погони, а сами с основными силами повстанцев продолжали отступление.

– Мерзавцы! – выдохнул раскрасневшийся от боя Быкадоров.

Муравьев понял своего офицера. Конечно, приятно было разгромить оставшуюся часть банды, но упорно не желавшее уходить солнце изменило намерения и теперь висело у самого горизонта. Накатывалась ночь, и погоню поневоле необходимо было прервать. А за темное время суток беглецы уйдут далеко. Опасность позади – весьма неплохой стимул для движения. Попробуй догони их с такой форой!

Попытка узнать у пленных, где расположились главари повстанцев, оказалась безуспешной. По их словам, армия не стояла на месте, а почти непрерывно перемещалась по всем окрестным землям. Так республиканцы решали сразу две проблемы: безопасности и снабжения. Найти их и атаковать при таком раскладе было довольно трудно. Да и о питании мятежники могли не думать. Сегодня армию кормили одни жители, завтра – другие. Те, кто делал это добровольно, объявлялся другом свободы, те, кто пытался возражать, – врагом. Порою со всеми вытекающими из этого последствиями.

Зато дон Педро был доволен. Напавшие на него бунтовщики получили по заслугам – а что еще надо помещику? Он убедился в силе власти и теперь хотел поскорее отстроиться да жить в мире и покое, как и полагается сельскому жителю.

– Прошу всех вас в гости, господа! – пылко заявил дон. – Прошу прощения, что не смогу достойно разместить вас в связи с последними событиями, однако гарантирую хорошее угощение. Как только отстроюсь, знайте, вы всегда будете желанными гостями в моем доме.

Предложение в любом случае приходилось отложить. За время погони соединенный отряд успел отдалиться на порядочное расстояние, и проще было заночевать прямо на месте схватки, чем добрую половину ночи двигаться сквозь тьму. Ладно люди, но коням требовался отдых.

– Когда все успокоится, я познакомлю вас со своей семьей, – пообещал дон.

При этом он почему-то посмотрел на Муравьева так, будто тот был просто обязан воспользоваться приглашением.