Текст книги "Русский фронтир"

Автор книги: Алексей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

3

– Землица тут знатная. – Ситников размял в руке комок почвы.

– Да и у нас на Дону не хуже, – отозвался Исаев.

К полудню жара усилилась, и о продолжении работы говорить было трудно. Понятно, почему местные не работают, а отдыхают в тенечке, пока солнце не пройдет высшую часть своего пути по бледному небу.

Тенечек, между прочим, еще тоже найти надо.

Где теперь привычный и родной Дон?

Линия только намечалась, и грядущие станицы существовали большей частью в зародыше. Или в младенческом возрасте, если уж сравнивать возраст поселения с возрастом человека. Да и разве это линия? Станицы разбросаны на таком расстоянии, что перекрыть промежутки заставами почти невозможно. А еще степь… Если бы была река! А тут если что и есть, так болота, и то поближе к морю.

Все-таки худо-бедно, но из времянок казаки перебрались в постоянные дома, да и самое главное – храм уже устремился к небу своими увенчанными крестами куполами. Пусть он еще не был богат внутри, однако дорогие оклады еще приложатся. Была бы вера!

Именно вид церкви мирил казаков с переселением, напоминал им о далекой родине, служил связью с нею…

– Ничего, вот чуток обживемся… – успокаивающе вымолвил Ситников.

Он относился к числу тех, кто с легким сердцем покинул родные края, и теперь вовсю старался устроиться в некогда чужих, а ныне ставших своими землях. Большинство казаков и их семей воспринимали перемену в жизни гораздо хуже, вплоть до тлеющего бунта в самом начале, который едва удалось погасить. Да и сейчас слишком многие жили надеждой когда-нибудь вернуться на Дон. В отличие от них Ситников даже радовался возможности повидать места, о которых не столь давно и слыхом не слыхал.

Люди тоже бывают разными. Кто-то готов всю жизнь прожить на одном месте, а кого-то постоянно гонит ветер странствий.

Но в чем был Ситников прав – земля была действительно богатая. Ничем не хуже прославленных южных черноземов. Да и зимы, как говорили, здесь не бывает. Чудно!

Может, к лучшему? Пройдет несколько лет, все обустроится, придет достаток, и уже дети воспримут землицу своею, родной, а внуки будут считать, что так все и должно быть…

Кто-то же должен начинать! И строиться, и возделывать землю, и защищать ее… Почему не мы?

4

– Что ж, Иван Петрович, надо подумать, где лучше использовать ваши таланты. – Граф встал и несколько раз привычно прошелся по кабинету.

Сидевший напротив офицер сделал было попытку подняться, но был остановлен жестом наместника.

Только что прибывший молодой подполковник был по случаю представления начальству в полной парадной форме при Владимире в петлице, Анне на шее и Золотом оружии. В противоположность ему граф был одет вполне по-домашнему, в сюртуке без каких-либо орденов и знаков отличий.

– Готов исполнить любое поручение вашего сиятельства, – произнес установленную форму подполковник.

– Не сомневаюсь. В присланной характеристике вы охарактеризованы как инициативный и наделенный разнообразными способностями офицер. Признаюсь, несколько смущает ваша склонность к бретерству. Помнится, в первой экспедиции у нас был один бретер… – Граф замолчал.

По иронии судьбы сидевший офицер являлся одним из немногих, кто знал эту позабытую в связи с последующими событиями историю. Граф Федька Толстой во время русско-шведской войны был его приятелем, и потому факты подполковнику были известны из первых рук. Разумеется, в трактовке пострадавшей в том давнем деле стороны. Художества Федьки довели графа до того, что бывший гвардии поручик и офицер по особым поручениям первой русской кругосветной экспедиции был высажен на Алеутских островах и в итоге был вынужден добираться до родины самостоятельно, попутно заработав в определенных кругах прозвище Американец.

Но это Федя. Его дважды разжаловали за проделки в рядовые, зато на войне он быстро рос в чинах и закончил службу полковником. На этот раз – с твердым решением все оставшееся время провести в отставке. Ивану Петровичу за очередную дуэль тоже грозило нечто подобное, да начальство решило, что ссылка в Тьмутаракань пострашнее любых отставок. Напрасно. Для человека предприимчивого отдаленность от столиц гораздо лучше службы на виду у властей предержащих.

– Иногда, ваше сиятельство, у честного человека не остается иного выхода, кроме как встать к барьеру, – неопределенно ответил подполковник. Было в ответе и чувство собственного достоинства, и в то же время – некоторая дистанция от тех, кто вызывает всех встречных-поперечных без причины.

Сам офицер к возмущению начальства дрался часто, но по собственному мнению – всегда по достойной причине.

– Надеюсь, здесь никто не сможет дать вам соответствующего повода, – заметил наместник. – Положение без того достаточно сложное. Вы ведь знаете ситуацию в общих чертах? Определенные силы в последнее время лелеяли планы отделения колонии от ставшей бессильной метрополии. Присоединение здешнего края к России практически не изменило их стремлений. Выгод от случившегося пока не заметно, вот они и желают воспользоваться открывшейся возможностью. Сил у нас на данный момент практически нет, приходится использовать местные войска, а последние не всегда достаточно надежны. Да еще сосед попался беспокойный. Не успел толком утвердиться, как уже поглядывает по сторонам и ищет, где и что плохо лежит. Вы знакомы с Муравьевым?

– С которым? – закономерно осведомился подполковник.

Муравьевых было столько, что запутаться в них было немудрено.

– С Николаем Николаевичем, капитаном гвардейского генерального штаба, – уточнил граф.

– Знаком, – кивнул Иван Петрович.

– Он прибыл в мое распоряжение незадолго до вас. Пришлось отправить его на рекогносцировку. Необходимо окончательно решить, где расположить казачью линию. Несколько станиц уже основаны, но если места не слишком подходящи, лучше переместить их сейчас, чем когда люди освоятся. Вот только казаков у нас тоже маловато. Меньше двух тысяч служивых плюс семьи, прибывшие с ними. Признаться, я надеялся, что пришлют побольше и можно будет использовать хотя бы часть из них во внутренних делах. Увы, пока ничего не получается.

– Насколько я слышал, ваше сиятельство, сюда собираются прислать четвертую дивизию. Полки Тобольский, Волынский, Кременчугский, Минский, Четвертый и Тридцать четвертый егерские, – поделился информацией подполковник.

– Странно, мне еще ничего не сообщали… – Лицо графа озарилось радостью.

– В момент моего отплытия это были еще разговоры. Но, думается, в данном случае они окажутся правдой. Вы же понимаете – переброска целой дивизии является немалой проблемой, а меньшее количество просто нет смысла посылать. Но обстановка сейчас позволяет, потому главное – набраться терпения и дождаться прибытия войск.

– Все равно приятная новость. Хотя бы удастся поставить гарнизоны в наиболее важных пунктах. Сила мятежников не в их численности, а в нашей общей слабости.

В какой-то момент Ивану Петровичу показалось, что граф сожалеет о той настойчивости, которая была проявлена в поддержку предложения испанского короля. Не секрет – и русский двор, и сам император не видели особой выгоды в присоединении далеких земель даже за весьма смехотворную цену. Но граф сумел убедить несогласных и теперь получил новые заботы на свою голову.

Вопреки ожиданиям подполковника, ни о чем сожалеть граф явно не собирался. Он принадлежал к той породе людей, которые в любых препятствиях видят лишь вызов и возможность лишний раз испытать собственные способности. Сейчас наместник уже прикидывал, как лучше использовать давно чаемое прибытие войск. Территория огромна, а дивизия – это всего лишь восемнадцать батальонов да тридцать шесть пушек. Вот и решай, как занять ими земли, превосходящие по площади любое европейское государство…

Пришлось вежливо кашлянуть, напоминая, что помимо глобальных дел наместнику предстоит решить судьбу вновь прибывшего офицера.

– Извините. – Граф сразу понял намек. – Может, у вас есть какие-нибудь пожелания? Скажем, служить по квартирмейстерской части, подобно своему знакомому? У нас острая нехватка людей на едва ли не любых должностях.

– Хотелось бы делать то дело, какое в данный момент нужнее всего, – дипломатично ответил Иван Петрович.

– Есть у меня одно поручение, однако оно требует определенных свойств. – Граф выжидающе посмотрел на собеседника. – Даже не знаю…

– Какое? – заинтересовался подполковник.

– Видите ли, Иван Петрович…

5

С очередного небольшого холма казачьему отряду открылся вид на горевшую усадьбу и крохотные из-за расстояния фигурки людей, мельтешивших вокруг в кажущемся беспорядке.

Причина пожара стала ясна. Для этого даже не требовалось всматриваться в открывшуюся картину. Редкие выстрелы словно кричали на весь мир, что случившееся вполне рукотворно, причем приложившиеся к сему делу руки не являются добрыми.

Там тоже явно заметили казаков. Часть людей торопливо вскочила на находившихся поблизости лошадей и галопом пустилась прочь. Фора у них была такова, что успешность погони сразу оказалась под вопросом.

Будь у казаков свежие кони, вполне можно было бы потягаться с противником, но переход выдался долгим, и ни о какой скачке речь сейчас не шла.

Дети далеких степей привычно раскинулись широким потоком и быстрой рысью двинулись к пожару. Оружие уже было в руках, а по части сноровки потомственным воинам не было равных ни на одном из известных континентов.

Драться не пришлось. От оставшихся у усадьбы людей отделились двое и торопливо пошли навстречу приближающемуся отряду. Остальные тем временем старательно пытались затушить огонь. Словно можно что-то сделать, когда пламя вошло в полную силу и жадно пожирает сухое дерево!

Собственно, большей частью уже пожрало. Крыша усадьбы рухнула, подняв рой искр, и лишь стены продолжали держаться посреди вакханалии огня. Подойти к ним было немыслимо из-за жара, и люди просто старались подскочить поближе, насколько позволяла выдержка, и плеснуть воды в бушующее пламя. Словно несколько ведер могли справиться со стихией!

Тушили пожар не все. Кое-кто из мужчин продолжал сжимать в руках ружье да смотреть туда, куда ускакали поджигатели.

– Капитан генерального штаба Муравьев! – Николай подъехал к мужчине, чей наряд казался ему побогаче.

Богатство в данном случае было относительно. Одежда была прокопчена, покрыта пылью, порвана на локте, шляпа куда-то подевалась, но все же изначально костюм мог принадлежать лишь человеку не простому и не бедному. Да и манеры незнакомца говорили о том, что среди погорельцев он является если не самым главным, то по-всякому – одним из них.

Дон Карлос перевел представление с французского на испанский.

Офицер в очередной раз подумал, как плохо не знать языка. Чувствуешь себя, словно глухонемой. Ладно, кое-кто из знати владеет французским, но простонародье слыхом не слыхивало ни о каких иных языках. Да и многие дворяне в здешних краях никогда не утруждали себя светскими науками.

– Дон Педро Мигуэль де Кастантбадо, – услышал в ответ Николай, а дальше уже пришлось воспринимать перевод. – Здешний помещик.

– Что здесь было? На вас напали?

– Да. Люди Франсиско Минья.

– Кто это? – Недавно прибывший Муравьев еще не знал многих деятелей здешних краев.

– Один из местных разбойников. Он называет себя командующим республиканской армии освобождения, – подсказал дон Карлос. – Есть еще Луи д’Ори, тот вообще считает себя губернатором Тешаса.

– Француз? – обратил внимание на фамилию капитан.

Он как-то считал само собой разумеющимся, что весь этот край еще год назад принадлежал исключительно испанцам.

– Здесь попадаются представители разных наций, – пожал плечами дон Карлос. – Среди республиканцев, во всяком случае.

Тем временем дон Педро разродился целой речью. Статный, еще не старый по возрасту, он при каждом слове помогал себе руками, словно иначе говорить не мог.

Помещик темпераментно рассказал предысторию случившегося.

Впервые посланцы республиканцев объявились здесь больше месяца назад. Они пылко обвиняли и старые, и новые власти во всех мыслимых и немыслимых грехах. В ухудшении жизни, в дороговизне, в том, что заморская торговля стала настолько опасной, что практически исчезла.

– Насчет торговли правда? – тихонько уточнил Муравьев у Карлоса.

Прочее не вызывало в нем сомнений.

– Конечно. Д’Ори – известнейший пират и разграбил столько судов, что товаров хватило бы на несколько стран, – хмыкнул его спутник и помощник.

– Как? – В представлении Николая борцы за свободу всегда должны были отличаться высокой нравственностью.

Дон Карлос лишь в очередной раз пожал плечами. Он родился и вырос здесь и на разбой, что морской, что сухопутный, смотрел как на вполне заурядное явление, обыденное, словно случавшаяся порой непогода.

Да и Муравьеву пока некогда было разбираться с причинами, когда прямо перед глазами было следствие.

Посланцы самозваного правительства призывали помещиков и всех простых людей почувствовать себя не подданными далекого императора, а гражданами независимой страны, свергнуть ненавистное иго и завоевать в борьбе столь необходимую свободу. А помимо борьбы и вместе с ней – обеспечить армию освобождения необходимыми продуктами, деньгами, а по возможности – и вооружением.

– Я сказал, что принес присягу на верность и не собираюсь нарушать данное перед Богом слово, – гордо сообщил дон Педро.

Усы на его грязном лице, покрытом потеками пота, воинственно встопорщились, а глаза сверкнули.

Мятежники пообещали обрушить самые страшные кары на всех противников свободы. В ответ помещик вооружил своих людей и стал ждать возвращения посланцев.

Те не появлялись довольно долго. Угрозы стали казаться чем-то нереальным. Мало ли страшилок придумывают люди и мало ли кар обещают обрушить на тех, кто не внял их посулам? Жизнь сравнительно недалеко от границы с северным соседом давно приучила дона Педро к опасностям. Всевозможный сброд частенько вторгался в эти земли, угонял скот, грабил, убивал. Да и местных, жаждущих поживиться, ничего не производя, всегда хватало с избытком. До вице-роя далеко, гораздо проще рассчитывать на собственные силы.

Кастантбадо лишь под надуманным предлогом отослал в столицу супругу и дочь. Счастье в бою переменчиво, и мужчина обязан позаботиться о безопасности женщин.

Но при всех приготовлениях мятежники умудрились ударить внезапно, когда их уже перестали ждать. Почти все работники находились в поле, дон Педро сам как раз отправился туда же, когда большой отряд налетел на усадьбу.

Бой разгорелся при самых неблагоприятных условиях. Налетчиков было больше, они почти сразу прорвались к усадьбе, а людям дона Педро пришлось держаться у хозяйственных построек, да еще у края поля – там, где застали их обстоятельства.

– Вы уверены, что это были повстанцы, а не обыкновенные бандиты? – спросил Муравьев.

Уроженец России, он и о бандах-то слышал разве что в рассказах глубоких стариков. Территория империи была свободной от разбоя. Нет, попадались порою воры, да и беглые крестьяне могли озоровать, но все это было несерьезно, а уж о нападении со стрельбой нельзя было и помыслить. Даже после наполеоновского нашествия, когда на руках могло остаться какое-то оружие. Тут все было с точностью наоборот, и повсюду господствовало право силы. Словно на дворе не девятнадцатый век, а глубокое Средневековье с его лихими нравами.

Дон Педро взглянул на офицера с изрядной долей снисхождения:

– С ними было знамя. Еще хорошо, что повстанцы не взяли с собой артиллерию.

К беседующим подъехал командовавший конвоем сотник Быкадоров, здоровенный казачина лет тридцати, подобно многим сынам Дона выбившийся в офицеры благодаря недюжинной отваге.

– Что будем делать, Николай Николаевич?

Дом практически догорел. В стороне работники дона Педро складывали убитых – своих и отдельно чужих. Мертвецов было не так и много, однако они были подданными императора и оставлять случившееся безнаказанным Муравьев был не вправе.

Совсем не так представлялась молодому человеку революция. Победоносное шествие войск, всеобщее ликование общества и населения, счастье без границ и без края…

Ничего подобного здесь он не видел. Работники дона Педро, те самые, которые в ближайшем времени вполне могли бы жить в свободной республике, были суровы и явно готовы рвать повстанцев голыми руками. Дон Педро, судя по всему образованный и неглупый человек, не желал никаких выборных властей, хотя не имел от законной власти даже нормальной защиты.

Что-то было явно не так.

– Надо преследовать разбойников, – без особой решительности вымолвил Муравьев.

– Коням бы чуток отдохнуть, Николай Николаевич, – по-своему понял его колебания сотник. – Хотя бы пару часов, а уж там от нас никто не уйдет.

Помещик старательно вслушивался в незнакомую речь, пытаясь понять, о чем разговаривают офицеры.

– Мы постараемся догнать налетчиков и уничтожить, – через дона Карлоса заявил Муравьев. – Лишь дадим коням небольшой роздых.

Быкадоров уже распоряжался среди своих людей. Казаки проворно расседлывали четвероногих помощников, осматривали им спины, давали хоть какую-то возможность краткой передышки от бесконечного движения.

Брички тоже уже были здесь, и неподалеку от сгоревшей усадьбы вырос крохотный военный лагерь.

– Не советую, господин капитан, – произнес дон Педро, оценивший силы отряда. – Налетчиков было не меньше двухсот человек. Кроме того, Минья тоже может находиться где-то поблизости, а с ним не менее двух тысяч войска.

Колебания Муравьева были вызваны иной причиной. Юношеские мечтания вступили в противоречия с присягой и долгом офицера. Наверное, потому схватка между ними продолжалась недолго. Налетчики нарушили покой мирных жителей, и поэтому их необходимо было наказать. Соотношение сил не играло при этом ни малейшей роли.

– Со мной казаки, а с этими воинами не страшен никто, – улыбнулся Муравьев.

За два долгих военных года он, тогда офицер квартирмейстерской части, успел неплохо изучить сильные и слабые стороны русского иррегулярного воинства. Донцам было трудно справиться с хорошо обученной пехотой, однако в скоротечных стычках с конными вражескими отрядами им не было равных. По части индивидуальной подготовки казаки намного превосходили кавалеристов любой страны, а тут речь вообще шла не о войсках в полном смысле этого слова, а о каких-то разбойниках, людях, объединившихся ради определенной цели и в любом случае не привыкших к оружию с самого раннего детства.

– Я оставлю часть людей для защиты имения, а с остальными присоединюсь к вам, – объявил дон Педро. – Заодно поможем вам сориентироваться в степи.

А вот последнего мог бы не говорить. Чувство ориентации было у казаков в крови, тем более когда речь шла о степи. Не родные, лежащие вокруг Дона, но все равно чем-то похожие. Заблудиться в них – позор, от которого потом не отмыться.

Была еще одна возможность – сообщить о случившемся в ближайшую воинскую часть, только Муравьев не очень-то считался с местными формированиями. Да и где они, эти подразделения бывших испанских, а ныне по наследству русских войск! Спешно возводимая линия была поближе, уже не говоря, что реагировали казаки намного быстрее, но все же… Пока доберешься, пока вернешься, налетчики растворятся среди трав, и попробуй их найти!

Существуют вещи, которые не терпят отлагательства, и погоня – одна из них.

– Я пойду отдам необходимые распоряжения и заодно попробую оценить понесенный ущерб. – Дон Педро удалился в сторону дымящихся развалин.

– Вы что-нибудь можете сказать об этом Минье? – тихонько спросил Муравьев. – С его компаньоном более-менее понятно, но кто этот главнокомандующий?

– Тут таких командующих объявляется иногда по трое в год, – хмыкнул дон Карлос. – Во всяком случае, если д’Ори – личность достаточно известная, особенно на побережье и в среде торговцев и моряков, то Франсиско взялся невесть откуда. Вроде бы участвовал в восстаниях, но точно не знаю. Просто на такие посты обычно выдвигают за какие-нибудь заслуги перед главарями. Следовательно…

– Хорошо, а д’Ори? – Пират не давал Муравьеву покоя. – Почему он с ними? Вернее, почему ему доверяют?

– О, Луи в глазах революционеров – самый главный сподвижник. Он один повлиял на экономическое положение, как не сумели бы они все вместе взятые. В сытых странах не бывает недовольных. Следовательно, первый долг борца за свободу – максимально ухудшить жизнь всех жителей и уж затем призвать к грядущему светлому будущему. Так что пират – самое подходящее занятие для революционера.

Капитан смотрел на спутника в некотором изумлении. Хоть они путешествовали вместе не первый день и даже не первую неделю, он не подозревал в доне Карлосе подобных склонностей к политическим рассуждениям.

– Не смотрите так на меня. Я все-таки закончил иезуитский пансион в прежней метрополии и лишь затем вернулся сюда согласно воле отца. А уж при графе состою с самого его возвращения, еще когда он был представителем компании в Калифорнии, а отнюдь не наместником императора.

– Вы – иезуит?

– Да что вы! Деятельность ордена была прекращена в Новом Свете еще в прошлом столетии. Я лишь обучался у них и, как видите, оказался не самым худшим учеником у этих вечных рыцарей интриг и обмана. Последователи Лаойлы знали толк не только в религии, но и в умении управлять людьми.

Лишь теперь Муравьев в полной мере сумел оценить самые лучшие рекомендации, которые граф дал своему чиновнику по особым поручениям. Не то чтобы услышанное повлияло на взгляды капитана, заниматься их ревизией было некогда, просто на некоторые явления поневоле пришлось взглянуть с иной стороны, а это уже немало.

Но главным сейчас были не мысли, а действия. Раз на территории действует банда, долг офицера призывает как можно скорее покончить с нею.