Текст книги "Время отмщения"

Автор книги: Алексей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– А хоть бы и так! – поэт расправил худощавые плечи. – Ты представляешь, какое вдохновение можно испытать в бою, и сколько песен написать посреди суровых воинов!

– А если тебя там убьют? – с ноткой неподдельного трагизма произнесла женщина.

– Кто же посмеет убить меня? – не без самодовольства поинтересовался Юмис.

Для самодовольства у него были твердые основания. Начиная с того, что ни в какой военный поход он идти не собирался. Зачем срываться и переть куда-то далеко, когда здесь намного лучше? И по части женщин, и вообще…

Но Юмис действительно считался лучшим певцом любви, а ведь на войне любовь уступает место иным чувствам. Так зачем же?..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

22

– Были-то они здесь были, а дальше что?

Я разглядываю валяющийся на дороге халат. Больше ничего нигде нет. Словно одежда сама слетела сюда вниз с одного из склонов, и распростерлась на пути неким таинственным знаком.

Халат пробит пулями и пропитан засохшейся кровью. Судя по рваным отверстиям, его обладатель явно получил раны, как говорится, несовместимые с жизнью, но самого тела нигде нет. Бойцы исследуют небольшое ущелье. Вдруг где обнаружится небольшая горка камней, прикрывших свежий труп?

Никаких пещерок или хотя бы козырьков, способных укрыть людей от всевидящих взглядов сверху. В душе нарождается чувство, будто мы пошли по ложному следу, тем более, сказать, сколько валяется здесь тряпка, невозможно. Вдруг ее положили сюда задолго до налета на колонну, специально, чтобы сбить нас со следа?

Исключить подобное нельзя. Как и то, что духи действительно прошли здесь к какому-то укромному месту. Мог же халат просто соскользнуть, упасть так, что никто не заметил? Теоретически – мог. Хотя, на практике в подобное верится с некоторым трудом. Это же не спичечных коробок, с легкостью вываливающийся из дырявого кармана! Как же его надо нести!

Но хуже всего – это вилять из стороны в сторону, и я даю команду двигаться дальше. Ущелье почти сразу заканчивается, выводит нас на небольшое плато. Никого и ничего не видно. Судя по карте, впереди будет еще один мини-каньон, а затем – еще. Но чувство, что мы тянем пустышку, нарастает с каждым шагом.

На ходу вновь пытаюсь вглядеться в карту. В стороне, далеко справа, должна течь небольшая речушка. Не знаю, как кто, но я выбрал бы для отхода этот путь. Хотя бы с водой был, если учесть, что солнце жарит с небес вовсю, и во рту такая сушь, будто туда переместился какой-нибудь филиал пустыни.

– Здесь смотрели? – показываю я карту Долгушину.

– Конечно, – кивает тот.

Иногда даже небожители спускаются с небес на грешную землю, и топчут горные тропы наравне с обычной пехотой. Но система проверена. Хочешь поддержки с воздуха – заведи себе авианаводчика. Или те заводятся сами по мере надобности?

Мы проходим еще с пару километров, преодолеваем очередное небольшое ущелье. Проделанный путь вроде не слишком велик, но это же не равнина! Никаких следов по-прежнему нет. Дело между тем явно идет к вечеру.

Ох, вечер! Вспоминаю девушку с чудным именем Даша. Я же обещал ее проведать ближе к наступлению темноты! Поневоле возникает досада на весь белый свет, однако даже сплюнуть не получается.

Мысли поневоле обращаются к представительнице науки. Их-то сюда за какие провинности занесло? Умом понимаю, что пользы от ученых гораздо больше, чем от нас, но чувства возмущаются против безжалостного вывода. До тех пор, пока здесь обстреливают колонны и по горам шляются банды, женщинам делать нечего. Тем более – таким хорошеньким.

Как они хоть добирались до Врат? Пуля или мина не разбирает, военный ты, или штатский, и с какой целью пожаловал в негостеприимные края. Мы-то – иное дело.

Невыносимо тянет обратно в лагерь. С тем же успехом могу помечтать о возвращении на родину, или о полете на Луну.

– Наши уходят, – сообщает Долгушин, и «крокодилы» проносятся над нами в последний раз.

Идти дальше той же дорогой бессмысленно. Мне уже ясно, что мы обманулись. Зову к себе офицеров, и показываю карту.

– Надо сворачивать. Мне кажется, наиболее вероятное место – вот этот ручей. Туда и пойдем.

Возражений нет. Все уже поняли, что тянем пустышку, зря теряя время. Лишь Бандаев бросает красноречивый взгляд в сторону авианаводчика, словно говоря, не летуны вы, а Сусанины.

Теперь двигаемся в сторону и назад с расчетом выйти к тому месту, где ущелье с ручейком проходит ближе всего к месту боя. Конечно, насколько возможно в данных условиях. Прямых путей в горах нет.

А солнце клонится все ниже, и скоро небо украсится звездами, как всегда в горах, яркими и зовущими…

23

Небольшой костер в ложбинке дает уют. Ни с какой стороны его не видно, и лишь мы сидим у уютного огня. Неподалеку у других костров сидят уставшие солдаты. Другие залегли в дозорах, обеспечивая безопасность своих товарищей.

До ручья мы так и не дошли. Искать кого-то в темноте на незнакомой местности – занятие, весьма близкое к безнадежному, и потому рота устроилась на привал до утра.

Сидим, пьем чай, наслаждаясь ночным покоем и отдыхом.

– Если они такие развитые, откуда столько заброшенных земель? – в который раз спрашивает Птичкин. – Словно мы не проходили никаких Врат.

– Не проходили! – хмыкает Долгушин. – Да там, по сравнению со здесь заселено все. А тут летишь, а вокруг – никого и ничего. Лишь какие-то развалины мелькают иногда внизу.

Я ставлю рядом с собой недопитую кружку и извлекаю пачку «Ростова». Сигаретный дым невесомой струей поднимается к глубокому бездонному небу.

– Многие футурологи у нас представляли будущее именно так – все люди живут в гигантских мегаполисах. Были раньше статьи в «Технике – молодежи», – в детстве я постоянно читал этот журнал, и теперь делюсь с подчиненными почерпнутыми оттуда знаниями. – Уже сейчас в развитых странах процент городского населения высок, а что же будет в будущем?

– Но будет же кто-то обрабатывать поля, растить скот. Кушать хочется всегда, – замечает Тенсино.

– Автоматы. В принципе, любые физические работы могут выполнять роботы. Или есть еще вариант – продукты будут получать искусственным путем. Всякие синтезаторы, фабрики. Так можно прокормить гораздо больше народа.

– Пусть сами жрут свое искусственное. Да? – с чувством выдает Бандаев.

Сейчас он особенно похож на типичного кавказца, какими принято изображать их в анекдотах.

– Какая разница, гуляет мясо в виде баранов, или растет в специальном чане? – примирительно говорю я под общие смешки.

Бандаев темпераментно пытается возразить. Слов у него не хватает. Большинство тут же встает на мою сторону. Развитие цивилизации как бы само предполагает постепенный переход на новые технологии даже в питании. Другое дело, насколько мы действительно хотим дожить до этих дней?

– И вот тогда будет решена очередная продовольственная программа нашей партии, – посмеивается Тенсино.

Птичкин посапывает в ответ. Не сказать, будто он фанатично предан идеалам, и все-таки его несколько шокируют насмешки над тем, что объявлено в стране святым.

– Ладно, города-миллионеры я понимаю, – Долгушин подливает себе чая, и в ожидании пока чуть остынет, закуривает. – Но где обещанные сады кругом? Камни, пески… Где управление климатом, сплошная зелень, курорты, зоны отдыха?

Я лишь пожимаю плечами.

– Может, где и есть. Нас же боятся посвятить во все тонкости здешнего мироздания.

– А полеты в космос? – продолжает Долгушин.

– Дались тебе полеты! – подает голос Колокольцев.

– Между прочим, а это что по-вашему? – я показываю на ту часть неба, на котором нет звезд. Лишь сплошная тьма.

– В самом деле, что? – Колокольцев смотрит на меня так, будто я обязан знать ответы на все вопросы.

– Не знаю, но впечатление такое, словно там какое-то гигантское искусственное сооружение.

– Опять искусство! – восклицает Бандаев. – Сколько можно?

– Сколько нужно, – я достаю очередную сигарету. – Скажем, солнечные батареи, получающие энергию прямо от солнца и затем передающие ее на землю.

Долгушину идея явно нравится. Летуны вообще чуть лучше образованы и поневоле ближе к технике, чем обычная пехота. Хотя, артиллеристы, пожалуй, дадут им фору в качестве математиков.

– Кстати, почему бы не предположить, что где-то здесь находится космодром? У нас ведь тоже в районе Байконура никто не сажает садов, – вставляет Долгушин. – Тогда все эти пески да камни вполне объяснимы.

– Меня больше интересует другое, – говорит Колокольцев. – Раз местные такие-сякие, то почему гоняться за бандитами должны мы? Они что, сами не в состоянии? Представьте, если бы у нас, в России, вдруг объявились бы банды из другого мира. Мы что? Просили бы помощи?

– Обленились, – степенно объясняет Лобов. – Долгая спокойная жизнь не располагает ко всяким трудностям и опасностям. А тут появились какие-то дикари, готовые отработать обещанные подачки, вот нас и подключили.

– Да вы что? – возмущается Птичкин. – Люди будущего гармоничны и всесторонне развиты. Это же… – он не находит слов, какие они хорошие и прекрасные, и заходит с другого конца. – У них просто давно войн никаких нет. Это же коммунизм! Царство разума и гуманизма! Всеобщий мир и процветание в масштабах всей планеты. Это у нас противостояние двух систем, армии, а тут – счастливая жизнь.

Он пытается шпарить дальше как по читанному. Благо, всяких источников в училище прочитал гораздо больше нашего. На мой взгляд, научный коммунизм ничем не лучше научной астрологии или научного спиритизма.

Тенсино демонстративно лезет в спальный мешок.

Костер окончательно прогорел. Лишь редкие угли кое-как освещают собравшихся офицеров.

– Пойду, проверю посты, – я подбираю лежащий под рукой автомат, машинально провожу рукой по разгрузке, на месте ли запасные магазины, и встаю.

– Я сам, – подскакивает Колокольцев.

Сейчас его очередь дежурить.

– Так пошли, – соглашаюсь я.

Не то чтобы я не доверял своим взводным, но все-таки предпочитаю убедиться во всем самому. Я командир, с меня и спросится.

24

Ручей журчит внизу. Даже может не ручеек, а небольшая речка. Глубина небольшая, в сапогах перейдешь запросто, причем – не прыгая по разбросанным там и сям скользким от воды камням. А вот добраться до него трудновато. Вода не то проложила путь, не то воспользовалась готовым, по небольшому ущелью с весьма отвесными краями, и еще надо найти удобный спуск, чтобы не загреметь со всем навьюченным на нас снаряжением.

С дорогой ручей не пересекается, лишь немного сближаясь с ней, и затем обеими концами уходя далеко в сторону.

Наконец, место найдено. Всем спускаться не имеет смысла. По моему приказу к ручью направляется взвод Бандаева. Лобов со своими должен перебраться на другой берег и подняться на противоположный склон. Сам я тоже пока иду к ручью. Хочу своими глазами убедиться в обоснованности предположений, будто найти следы так просто и быстро.

Вода стремительно несется мимо, весело брызгаясь при ударе о большие камни, и скользя поверх маленьких. Конечно, нигде ничего нет, поэтому встает закономерный вопрос – куда же нам? Любая дорога и любая река имеют два направления, причем, они уводят в противоположные стороны. Вот и выбирай, как сумеешь.

Посылаю разведку, сам же пока выбираюсь наверх и в очередной раз связываюсь со штабом. Ничего нового мне не сообщают. Даже о вчерашнем проколе никто не сетует. Но и помощи не предлагают, лишь советуют не ошибиться с выбором, и туманно обещают в случае необходимости направить сюда вертушки, чтобы хоть часть пути мы совершили по воздуху.

– Товарищ старший лейтенант! – зовут меня снизу, и я второй раз спускаюсь к ручейку.

Костиков проводит меня чуть ниже по течению, и я без подсказки вижу, что обнаружили разведчики. В склоне ущелья виднеются отверстия двух пещер, причем, если одна не глубока и демонстрирует глухую противоположную стенку, то вторая темнеет провалом, не позволяя окинуть ее от входа целиком.

У отверстия сидит Коновалов с сигаретой в зубах, а рядом с ним валяется извлеченная мина.

– Нас дожидалась, – хмыкает сержант.

– Сколько раз говорить – без самодеятельности! А если бы рванула? – победителей не судят, но покойники мне не нужны.

– Если б да кабы, – взгляд замкомвзвода холоден и спокоен.

Саперов с нами нет, и мне становится не по себе, как только представляю, чем могло бы закончиться исследование пещеры. Судя по размерам «подарка», рвануло бы так, что только клочья бы полетели.

Подходит Бандаев. Он вместе с остальными бойцами держался на некотором отдалении, пока шел трудоемкий процесс обезвреживания мины, заодно исследуя все возможные подходы по сторонам.

Не надо быть следопытом, чтобы понять: в пещере останавливались. Присыпанные песком, там находятся пара окровавленных тряпок и большая, минимум на килограмм, банка из-под мясных консервов без этикетки.

– И куда они пошли? – спрашиваю в пространство.

Ясно, что духи прятались здесь, пока летали вертушки, а с ночной прохладой двинулись прочь.

Что нам стоило сразу направиться сюда?

Бандаев вздыхает. Четких указателей нет.

– Там еще мина, – кивает он в сторону.

– Где? – Коновалов вскакивает.

Руки у него золотые. Плужников уже несколько раз пытался перетащить его к себе, в саперы, но хорошие солдаты нужны всем.

– А ведь там – зеленка. Помнишь? – пока сержант возится с миной, спрашиваю у Бандаева.

– Тот большой лес, да? Думаешь там? – мгновенно понимает меня Абрек.

– Должны же они где-то жить! Врата перекрыты, среди камней от голода помрешь, а в лесу, может, какая дичь водится, – я кляну себя, что раньше не додумался до такой простой вещи. За ночь бандиты вполне моги отмахать километров тридцать, а то и больше, и сейчас или приближались к зеленке, или прятались где-то на подходах к ней.

Коновалов тем временем извлекает мину. На этот раз это хорошо знакомая пластиковая «итальянка». Убить такая не убьет, но ступню отрывает запросто.

– Летуна позовите, – говорю бойцам, и через некоторое время к нам спускается Долгушин.

Объясняю ему, в чем дело. Самое элементарное теперь – перебросить роту на вертушках поближе к зеленке. Старлей кивает и связывается со своими. Когда он отрывается от рации, лицо его выражает досаду.

– «Пчелки» в разгоне, и до обеда ничего не обещают, – сообщает авианаводчик. – Наверно, опять что-нибудь возят.

«Ми-восьмые» изначально создавались, как многоцелевые, и являются основными рабочими лошадками, как по ту сторону Врат, так и по эту.

– Ладно. Тогда – пошли, – я невольно вспоминаю, что дурная голова ногам покоя не дает. Как раз нынешний случай. – Всем внимательно смотреть под ноги. Если ноги еще не надоели.

На этот раз я иду низом. Бойцы двигаются гуськом, стараясь ступать след в след. Склоны по сторонам то расходятся, то, напротив, сужаются. Иногда они опускаются, становясь чуть ли не вровень с берегами, зато потом поднимаются едва ли не на десяток метров. То тут, то там попадаются расщелины, небольшие козырьки, пещерки. Идеальные укрытия с воздуха.

Где-то перемещаются на другую позицию самоходки. С прежнего места поддержать нас огнем им трудновато, и артиллеристы старательно выискивают более удобную стоянку. Им-то хорошо на гусеницах, а нам – все на своих двоих.

Увы, но мы просто пехота. Кто и когда мерил бесчисленные версты, протопанные солдатскими ногами?

 
Промокли насквозь мы от пыли и пота,
Считая потери, мы сбились со счета,
Затоптаны в пыль наши лавры почета.
Узнать бы, за что умирать?
 

25

Бой, как всегда, начинается неожиданно. Только что царила относительная тишина, если не брать в расчет шум воды, да наше тяжеловатое дыхание, и вдруг относительная идиллия разорвалась громкими пулеметными очередями.

Мгновение – и все залегли. Каждый при этом постарался перекатиться, уйти в сторону, обосноваться за каким-нибудь из камней, а кое-кто даже успел в ответ выпустить неприцельную очередь. Пуля – дура, не заденет, так хоть заставит уткнуть в землю голову, сделать паузу в стрельбе.

С паузой вышло не очень. Пули так и свистели над нами, с визгом отражаясь рикошетами от скал. Понять так сразу, откуда ведется огонь, было трудно. Попробуй, высунься, коль жизнь не дорога!

Отбитая крошка старалась ударить не хуже пули. Тело пыталось сжаться, уменьшиться в размерах, а руки сами делали привычное дело. Я высунул из-за камня автомат, послал очередь в сторону невидимого противника, и в ответ сразу же что-то ударило с той стороны по укрытию.

Сзади заговорил наш пулемет, и теперь пули летели над головой и спереди, и с тыла. Наконец, в сплошной трескотне наступила короткая пауза. Магазины и ленты не бездонны, что бы ни воображали по этому поводу доблестные кинематографисты всех стран. Время от времени любое оружие нуждается в перезарядке. Иное дело, что пока молчит один из стрелков, другой вполне может быть наготове и держать всех нас под прицелом.

Выглядываю из-за камня. Ущелье здесь идет почти по прямой добрых метров сто пятьдесят до следующего поворота. Там в склоне как раз виднеется расщелина – весьма удобная позиция для пулеметчика. Даю туда несколько коротких очередей. Стрелять приходится с левой руки, с другой стороны камня выглянуть труднее, но я настолько долго тренировался, что мне все равно – правой, левой…

Попутно успеваю оценить общую ситуацию, а затем противник вновь открывает огонь.

Главное я уже заметил. Наши враги совершили минимум две ошибки. Им бы подождать, пока мы выйдем все, да подойдем поближе, и можно было бы положить кого-то почти в упор. А так основные силы взвода оказались невидимыми для стрелка за изгибом ущелья, а здесь лежат те, кто шел головными. Коновалов, Костиков, Тугаев, я, да выскочивший к нам на подмогу Костя Андохин со своим пулеметом. Задет ли кто, не понять. Вроде, пока все живы, но это – пока.

Если бы здесь по сторонам натыкали мин, то пока мы падали, да уходили перекатом, кто-нибудь наверняка бы подорвался на терпеливо ждущем сюрпризе. Но духи проворонили великолепную возможность, или же у них просто не осталось смертоносных подарков.

Все это проносится в голове молниеносно. Я еще успеваю обернуться и рявкнуть Бандаеву:

– Назад! Не высовываться!

Абрек как раз подгонял отставших солдат, и потому теперь оказался за безопасным поворотом. Но зная склонность взводного к риску…

Пули с противным звуком проносятся над головой. Несколько штук врезаются в мой камень-хранитель, и рикошетом устремляются прочь. Я вновь на мгновение выглядываю, даю короткую очередь по расщелине, и торопливо прячусь от ответа.

Пулями достать врагов отсюда трудновато. У меня с собой есть «Муха», но кто-нибудь когда-нибудь стрелял из гранатомета лежа? Встать же на колено под градом пуль способен только самоубийца. Корректировка тоже ничего не даст. Расстояние между нами довольно мало, карты несовершенны, и артиллеристы вполне могут угостить парой снарядов своих.

Правда, у нас есть козырь. Надеюсь, Лоб и Колокольчик уже сориентировались в ситуации, и сумеют воспользоваться положением. Пока же остается лишь отвлекать внимание. Все равно отползти за поворот не получится.

Выглядываю с другой стороны камня и даю несколько очередей. Не попасть, так хоть прижать, в бою порою важно и это.

И снова успеваю вовремя спрятаться. Пули так и бью камушки рядом, взмывая крошку живописными фонтанчиками.

Сколько мы тут уже лежим? Минуту? Две? В бою время течет иначе, и вести его счет невозможно.

Дух вновь занялся перезарядкой. Высовываюсь и старательно, по два патрона на очередь, посылаю в расщелины пули. Рядом коротко отзываются автоматы бойцов. Зло и долго бьет ПК Андохина. Безрезультатно. Дух вновь отвечает, заставляя нас прятаться за случайными укрытиями.

Даю еще одну очередь, и автомат захлебывается, сухо щелкая бойком. Переворачиваю связанные изолентой магазины, дергаю затвор, а сам все думаю: «Ну, когда же?!»

Гулко гремят гранаты. Кто-то, Лобов, или Колокольцев, пробежались верхом, и теперь закидывают тот конец ущелья лимонками. Мы старательно стреляем по ущелью, а там все вспухает дым разрывов.

Тишина наступает как-то сразу, резко, и лишь в ушах еще звучит эхо промелькнувшего боя.

Опять меняю магазины, и громко спрашиваю:

– Ребята, целы?

– Целы, – почти кричит Коновалов.

– Зацепило, мать так! – отзывается Костиков.

– Сильно?

– Вроде, нет. В руку.

Черт! Но, может, и вправду, несильно?

Прикидываю дальнейший путь. Рядом плюхается Бандаев и выставляет вперед автомат.

– Прикройте, – распоряжаюсь я.

Самое трудное – сделать первый шаг. Собираюсь с духом и рывком выскакиваю наружу. Торопливо бегу, ежесекундно ожидая очереди, а затем падаю у намеченного камня.

Тишина. Неужели, в самом деле все? Неподалеку залегает Коновалов, затем приходит черед Андохина. Остальных уже не дожидаюсь, и опять делаю рывок вперед.

Так, постепенно, добираемся до расщелины. Виднеется задранный к небу ствол пулемета. Пермяков был прав – старый советский «дегтярев», оставшийся с неведомых времен.

Душман был один. Весь перебинтованный, раненный очевидно еще при налете на колонну, оставшийся прикрывать отход, а заодно – в последний раз поквитаться с неверными. Лицо его превратилось в кровавую маску, и не понять, молодой был, или старый? Почему-то кажется, первое.

Вокруг валяются стрелянные гильзы и три пустых диска от пулемета. Отщелкиваю с «дегтеря» магазин. В нем – с десяток патронов, которые так и не улетели в нашу сторону.

Один за другим подтягиваются бойцы. Молча смотрят на убитого, и отходят в сторону.

– Как Костиков? – спрашиваю у Бандаева.

– Повезло. Понимаешь, да? В сорочке родился. Пуля по лифчику ударила, и прямо в магазин попала. Вторая по руке прошла, но вскользь. Царапина. Сейчас перевяжут, – возбужденно сообщает Абрек. – Там Андрюха старается.

Портных – мой тезка. Но хорошо иметь при себе медика!

Вскользь, или нет, раненого надо срочно эвакуировать.

– Товарищ старший лейтенант, у вас кровь, – говорит мне Коновалов.

– Где?

– На лице.

Я провожу тыльной стороной руки. На самом деле заметна красненькая полоска, но слабо.

– Наверно, камнем поцарапало, – говорю и поворачиваюсь к Долгушину. – Вызывай вертушку. Передай, у нас трехсотый.

Пулемет мы выволакиваем, как трофей. Начальство во всем любит наглядность, и оружие в его глазах – главный аргумент успешности подчиненных. Плохо, что основная часть банды ушла. Но как догнать духов при такой форе?

И как искать их в зеленке?

26

– Ни фига себе! – шепчет лежащий рядом Тенсино и вновь приникает к биноклю, словно не веря собственным глазам.

Я тоже не верю. Лес стоит на горизонте, как ему и положено, но перед ним далеко раскинулись возделанные поля, в которых неторопливо копошатся несколько мужчин в чалмах. На опушке же виднеется поселение. Типичный кишлак с его дувалами, каких много раскидано по ту сторону Врат. Вплотную к лесу дома из дерева смотрелись бы логичнее, но…

Ненаселенный край, ненаселенный край!

Будь это в привычном мире, решение бы напрашивалось само собой, но здесь мы повязаны по рукам и ногам. Ни на какие действия я просто не имею права.

– А вы куда смотрели? – спрашиваю Долгушина, который тоже присоединился к нам.

– Мы здесь не летали, – виновато вздыхает авианаводчик.

Летуны нам так и не помогли. Единственный пришедший борт забрал раненого Костикова, трофейный пулемет, доставил нам воду, наши литровые фляжки порядком опустели, и сразу улетел к полку. Насколько мы смогли понять, вертушки заняты поддержкой десантно-штурмового батальона, который где-то бродил сам по себе, а сейчас вляпался в неприятности. Говорят – столкнулся с нашими старыми знакомыми, но не теми, кого преследуем мы, а, так сказать, с конкурирующей фирмой. Или с тем же успехом – дочерним филиалом или головным предприятием.

Пришлось нам весь путь проделать на своих двоих. К счастью, больше никаких сюрпризов не было, а натруженные ноги – не самое страшное, что случается на войне.

– Наблюдайте, – произнес я, и отполз в тыл.

Рота расположилась вне поля видимости из кишлака. Бойцы отдыхали, обедали, кто-то устало судачил о новых обстоятельствах, да гадал, что бы значил кишлак на опушке.

Связываюсь с полком и требую командира. В ожидании выкуриваю сигарету. Мыслей никаких нет. Устал за день. Да и толку от размышлений при недостатке данных?

Наконец, к рации подходит полкач. Я коротко докладываю об увиденном, и жду ответа.

Ответ приходит сразу же, причем, именно тот, на который я рассчитывал.

– Что? Какой кишлак? – ревет подполковник.

Он явно хочет спросить, не перепил ли я часом, но каким-то образом воздерживается от рвущихся с языка слов.

– Обычный. Дувалы, узкие улочки. Перед ним – поля.

Некоторое время полкач переваривает информацию.

– Стрельба там есть? – с некоторой надеждой спрашивает смирившийся командир.

– Все тихо. В полях даже идет работа.

Собственно, отсутствие стрельбы ничего не значит. Наших крестников там могут принимать, как дорогих гостей. Но повода для вмешательства теперь нет. Хотя, трудно сказать, был бы он, если бы стреляли? Мы ведь даже не в состоянии опознать местных. Так сказать, отделить агнцев от козлищ.

Только козлы на мой взгляд – как раз местные. Что им, трудно поделиться с нами хотя бы минимумом сведений во избежание ошибок? Мало ли что…

– Я разберусь, – сообщает полкач. – Пока же отдыхайте. Ведите наблюдение, но скрытно. Оцепить сможешь?

Угу, рассредоточиться вокруг, да еще частью по лесу, чтобы потом бойцов резали тепленькими! Потому твердо говорю:

– Нет.

– Хорошо, – вздыхает полкач. – Будьте на связи.

Наблюдение тоже сомнительно. Наступает вечер, и что мы толком разглядим затем в темноте? Так, для облегчения совести…

Подождем-с.